Этот старик не вставал уже несколько лет. Никто о нем особо не заботился, всю жизнь – один, и в смерть тоже. Ноги поедал грибок – черный и глубокий. От колен до поясницы он был парализован. Лишай покрыл тело на спине и животе. На шее пестрели, создавая необычайно страшно-завораживающую мозаику, наросты и фурункулы. И всматриваясь в его лицо, невольно возникал вопрос: неужели он еще жив? Ни жив, ни мертв. Что-то среднее. Но то, что принято называть жизнью, еще теплилось.
- Дремучий лес! Как здесь можно жить? Не понимаю, - пищало существо, пробираясь через бурелом волос – волос старика. – Взять бы, да и вырубить это все под корешок! Тогда и пищу искать будет проще! Да и искать не придется!
- Дорогая моя, маленькая моя Конишу! – послышался голос сзади, - а где же мы будем выращивать таких, как вы, милых существ?
Она обернулась. Ее догонял, быстро перебирая своими тонкими ножками, черный с отливом темно-красного пыхтящий джентльмен.
- Здравствуйте, дядюшка Курдю. Я отправилась погулять, а тут одни бревна понатыканы, можно разойтись друг с другом в двух шагах. Только вон на той полянке и просторно! Жуть какая-то! Да и не погулять я пошла, а на встречу – свидание. – Сказала Конишу и зарделась.
- Вот неожиданность так неожиданность! Свидание! Выдумала! И с кем же, если не секрет? – заискивающе спросил дядюшка.
- Ну, вообще-то это страшная тайна! А вы никому не расскажете?
- Конишу! Милая моя! Как ты могла так подумать! Конечно же, нет. – Ответил Курдю и придвинулся поближе в надежде услышать имя счастливца.
- Ну…это Маргин. Маргин! – лицо Конишу застыло в счастливой улыбке.
- Маргин, Маргин, Маргин, – уныло повторял Курдю секрет, который ему ни о чем не говорил. – Маргин! – вдруг вскричал дядюшка. – Этот негодник с Паклинской 34?! Да?!
Счастливая улыбка Конишу сползла, превратив лицо в озадаченно-испуганную маску.
- Да. – Твердо ответила Конишу и, напомнив дядюшке про уговор, быстро перебирая своими ножками, побежала на место встречи. Вслед неслись выкрики дядюшки Курдю, который через несколько секунд тоже бежал, но в противоположную сторону – сообщить родителям Конишу столь пикантную новость.
А родители Конишу как раз в этот день принимали гостей – семейство Платянусов из Подмышечника – Охору и Казимуса.
Медленно прохаживаясь по их небольшому саду, Охора и Ицу – мать Конишу – разговаривали о детях. А над их головами виднелись маленькие творения Ицу и Зулума. Разговаривали тихо, чтобы не потревожить будущее потомство, слегка покачивающееся на волосах.
И Охора, и Ицу наперебой расхваливали своих чад, умалчивая многие детские шалости.
Казимус и Зулум в беседе не участвовали. Их интересовали более серьезные темы, нежели собственные отпрыски. Они сидели за небольшим столиком, недалеко от своих спутниц жизни.
- Да, с едой раньше было лучше. Нам не приходилось прикладывать столько усилий. – Говорил Казимус, внимательно рассматривая жидкость в своем стакане. – Да и вкуснее она была, не то, что сейчас.
- Что правда, то правда. Ни шахты, ни рудники, какие бы глубокие они не были, нас не спасут. Этот мир медленно нас губит. Так мы долго не протянем, - сказал Зулум.
- О чем только старейшины думают! – вдруг возмущенно воскликнул Казимус.
- Старейшины… - медленно протянул Зулум, являвшийся писарем при Совете. – Старейшины. Они собирались втайне ото всех эвакуироваться. Только куда? Хотелось бы мне знать.
- Брось ты… - удивленно и настороженно промямлил Казимус, - не могут же они нас всех тут бросить…
- Это было еще несколько недель назад. С тех пор Совет больше не собирался, а должен был. – Говорил Зулум Казимусу, который до сих пор не мог прийти в себя.
- Не может быть! Не может! Не может! Не может!!! Мы погибли! Это конец. – Бормотал Казимус, все больше и больше вытаращивая глаза на Зулума. – Почему ты их не остановил? – Казимус начал переходить грань между суетой и безумием. Зулум обнял его и тот притих.
Зулум гладил его по голове, пока Казимус не успокоился.
- Извини, Зулум, это все так неожиданно. Вот так живешь-живешь, думаешь, что все спокойно и хорошо, но что-то большое и сильное решает наоборот. И ты ничего об этом не знаешь. Ведь многие ничего не знают и умрут в спокойствии и тихом счастье. А я буду считать каждую секунду, думая, что она может оказаться последней.
- Не лучше ли наслаждаться каждой секундой, Казимус? – спросил Зулум и улыбнулся. – Впрочем, знаешь, есть один сумасбродный фокус, на который уповали старейшины.
- Како… - не успев договорить, Казимуса перебил беспардонно тонкий, пищащий голос с надрывом:
- Зулум! Зулум! Конишу! Зулум! Ицу! Конишу!
Курдю ввалился без приглашения в эту идиллию и был встречен вопрошающими взглядами. Но крики продолжались:
- Зулум! Ицу! Здравствуйте! – поприветствовал Казимуса и Охору, - Конишу! Дайте попить! Быстрее, пожалуйста!
Зулум налил ему свежей жидкости и протянул стакан.
- Что же случилось, Курдю? Что за спешка?
Вокруг Курдю собрались все присутствующие. Но он жадными глотками вливал в себя содержимое стакана, несмотря на нетерпение окружающих.
- Ох, спасибо! Не дали старику умереть! – начал распаляться Курдю и, ожидая бесчисленных вопросов по только что созданной интриге.
- Курдю! Не томи, что случилось с Конишу? – спросил Зулум, не отводя от него взгляда.
- Конишу? Какая Конишу? – вопросительно играя спросил Курдю и сам себе, отвечая, сказал, - ах, Конишу, моя маленькая девочка! Ах! Ах! Я прогуливался по лесу и встретил ее, наше очаровательное создание – рот, носик, глазки, ах! Красавица! И думаете, куда она направлялась? – проговорил Курдю и осмотрел присутствующих, - на свидание! Но это еще полбеды…Дорогая моя Ицу! Мне жаль, но она сошлась с прохвостом Маргином. Маргином с Паклинской!!!
- Ах! – пробормотала Ицу и медленно осела. Зулум подхватил ее.
- Это все? – спросил Зулум у Курдю.
- Тебе этого мало? Твоя дочь спуталась с проходимцем, а ты спрашиваешь: «Это все?» - залепетал Курдю, возмущенно передразнивая Зулума. Через секунду Курдю озирался, осматривая, чем еще можно было бы поживиться.
Ицу пришла в себя, но ее персиковая кожа утратила теплый оттенок. Охора и Казимус стояли рядом, не зная, что делать: то ли уходить, то ли остаться.
Между тем очаровательная Конишу, новость о которой так переполошила оба семейства, преспокойно встретилась со своим другом Маргином. Они заползли на самую высокую волосину и, разговаривая вполголоса, чтобы не разрушить открывшийся вид громкими звуками, любовались раскинувшейся перед ними картиной – больничной палатой – которая им представлялась целой Вселенной. Они рассматривали и восторгались белым, необъятным полем – телом старика под простынею, - удивленно взирали на бело-голубые сооружения, из которых лился нежно-золотистый дождь, на уходящие куда-то далеко-далеко вниз белые волны гор.
Они долго сидели и смотрели на всю красоту, их окружающую. Как вдруг, сначала очень тихо, потом с каждой секундой все громче и громче, раздался страшный раскатывающийся звук. Так гремит лавина. Так ревет шторм. Через мгновение все смолкло. Спустя минуту прошла нервная волна дрожи, одна, вторая, третья…
Отпустило.
Маргин и Конишу мчались к своим домам.
- Ну, вот и все, - сказал Зулум. - Все.
- Напиться и забыться, а завтра как всегда, как всегда, - лепетал Курдю, наливая себе бокал за бокалом пьянящей жидкости.
- Подожди, - спокойно сказал Казимус. – Старейшины говорили же, что есть какой-то выход. Ведь они как-то ушли?
- Это не факт.
- Что происходит? Что все это значит? Куда ушли Старейшины? И почему? – перебивая друг друга, говорили Охора и Ицу, ничего не понимая.
- Выход, выход, - продолжал Зулум, словно не замечая их вопросов. – Старейшины говорили, что наши предки умели летать – перемещаться по воздуху с помощью крыльев. Вот они и хотели их восстановить, потому что крылья у нас есть, у каждого. Вот, смотри! – Он подошел к Ицу, повернул ее спиной к Казимусу и показал очертания крыльев. – Их можно восстановить. Это наше единственное спасение. Но это и очень опасно. – Добавил Зулум после продолжительной паузы.
Повисло молчание.
- Я думаю, нужно рискнуть. Это выход. Мы спасемся! – Казимус, полный нервного энтузиазма, начал бегать вокруг стола в поисках ножа. – Только бы все получилось!
Зулум стоял и смотрел на Ицу. Она все еще молчала, но потом, встретившись с его взглядом, еле заметно кивнула. Охора тоже кинулась на поиски ножа, а всеми забытый Курдю только начал приходить в себя от обморока, в котором очутился после осознания всего услышанного.
- Предлагаю начать с Курдю, - сказал Казимус и засмеялся так, что было видно – он не шутит. После чего обмороковое состояние снова охватило Курдю своими цепкими лапками.
Очнувшись в следующий раз, он обнаружил необычность в своем теле, а за спинами Охоры и Ицу увидел небольшие прозрачные крылышки. Рядом носилась куча детишек с такими же крылышками. В том числе и Конишу с Маргином.
Пока Курдю отмечал про себя все изменения, произошедшие за время его бессознательности, по телу пробежал легкий холодок.
- Эк как похолодало-то, забегаешь еще не так, - пробормотал Курдю и стал оглядываться, в надежде чем-нибудь поживиться. Неподалеку он увидел столик с едой и медленно пошел к нему. Взяв стакан с жидкостью, стал медленно поглощать содержимое. Вдруг он остановился.
- Что за мерзость! Эй! Кто-нибудь! – кричал Курдю, стараясь обратить на себя внимание. Тут он заметил Зулума. – Эй, Зулум! Дружище! Что это? – спросил он у него, показывая свой стакан.
Зулум не спеша, подошел к нему.
- Не волнуйся! Это есть можно. Только попахивает чуть-чуть. Это все, что нам удалось добыть за эти несколько дней, - сказал Зулум, кивая на столик. – Еще немного, и мы отсюда выберемся. Не паникуй, Курдю.
Тут Зулума захватили в свои объятия многочисленные крылья, поднялся шум, который начал удаляться вместе с ним.
Тут из-за спины Курдю послышался шорох. Он обернулся.
- Вот видишь, дядюшка, что ты наделал. Это ты во всем виноват. Тот, кто что-то обещает и нарушает, платит за это, - неторопливо выговаривала Конишу. – Слово лжеца разрушило наш мир. И этот лжец – Вы, дядюшка!
- Конишу, ты еще маленькая, чтобы говорить мне такие вещи! Я это сделал тебе во благо! Во благо! И к тому, что мир рушится, слова не имеют никакого отношения. Это только твои придумки. – Курдю абсолютно не чувствовал себя виноватым. – Ну и где твой приятель? Шатается без дела, без пользы, также как и ты.
- Дядюшка! А ведь вы не только лжец, но еще и хам! – добавила Конишу и, неумело подергивая крыльями, помчалась прочь.
Курдю проводил ее презрительным взглядом. Тут его внимание привлек голос Зулума где-то неподалеку. Он, пытаясь лететь, направился на звук голоса. Движения получались непомерно размашистые, но он только на дюйм поднялся от поверхности, на которой стоял. Таким, еще во многом странном, способом передвижения он добрался до места, где выступал Зулум.
- Потерпите, друзья мои! Еще немного, и мы вырвемся на волю, найдем себе новый мир – теплый уютный богатый. Прежний погубил нас, а может быть, мы погубили его, как знать. – Зулум вещал на месте Старейшины. Чувствовал себя Старейшиной. И был счастлив как никогда. Рядом с ним стояла Ицу, как и подобает супруге Старейшины. Стояла и застенчиво улыбалась. – Итак, завтра мы покинем его. Навсегда. Завтра наше светлое будущее станет настоящим.
Народец тихо улюлюкал.
С этим улюлюканием, еще стоявшим в голове, Зулум засыпал. Проснувшись бодрым, полным сил, Зулум выбежал на место сбора и увидел, что многие уже были готовы. Его приветствовали. Подождав до установленного времени, Зулум сказал несколько прощальных слов:
- Мир! Спасибо, что гостеприимно нас принял! Нам было хорошо здесь, но ты нас больше не кормишь. Мы тебе не нужны! Прощай! Мы летим к счастью! – и Зулум взмахнул крыльями.
«Полет победы» - так про себя назвал Зулум это действо. В воздухе он чувствовал себя уверенно и спокойно, остальные быстро утомлялись, приходилось делать длительные привалы.
Темнота окутывала их во время полета, была неизменным спутником. Много времени они провели в поисках нового мира, но безуспешно. Счастливые…они не знали, что деревянная пасть уже проглотила их и начинала медленно переваривать с прежним миром.
На похоронах старика народу не было, если не считать двух-трех богомольных старушек. Когда гроб стали опускать на дно вырытой ямы, откуда-то появилось несколько еле уловимых точек. Но никто не обратил на них внимания.
- Мы спасены…спасены! – шептал про себя Зулум. После длительных скитаний их осталось немного. Восемь-десять пар крыльев мелькало за ним. – Давайте вон туда. – Прокричал Зулум, показывая на кудрявые заросли. – Передохнем немного. – Продолжал он кричать, приземляясь.
Поверхность для посадки была превосходная, но проникнуть внутрь было затруднительно. Хорошо обработанная лаком прическа не пропускала чужаков в свои недра. Отдохнув, они отправились в новый полет. Много голов-миров они повстречали. Голый мир встретил их огромным носовым платком - кто-то заботливо вытирал свое темя. Чуть не погибнув, они полетели дальше. Встречались миры, где жили похожие на них существа, но их негостеприимство не знало границ. Они, завидев летящих, начинали кричать на непонятном языке, кидая в них что попало.
Уже отчаявшись, Зулум увидел внизу белый островок шерсти.
- Приземляемся. Отсюда ни крылом. – Сказал Зулум, оглядываясь. – Кажется, здесь еще не освоено. Отдохнем, подкрепимся, сил наберемся, если не понравится, отправимся дальше. Возражений нет? – горстка выживших, но смертельно уставших, согласно закивала. – Вот и хорошо. – Сказал Зулум, лег и уснул. Остальные разбрелись, кто в поисках пищи, кто в поисках уединения и отдыха.
Проснувшись, Зулум увидел, что Ицу сидит рядом и задумчиво смотрит на него.
- Что с тобой? Что случилось? – спросил он у Ицу.
- Знаешь, наверное, мы зря предприняли этот полет. Новая еда непригодна для нас. Конишу и Маргин лежат без сознания. Ничто не помогает. Прежнего мира нет. Нас никто не ждет. Ото всюду гонят. Нам некуда идти. Полет победы закончился полным провалом. - Зулум закрыл глаза. Непонятная слабость окутала его. Вокруг кружились Конишу, Маргин, еще много каких-то детишек. Ицу ласково улыбалась и все радостные, довольные. Но тут картину как будто начали разрывать. Сверху появилась черная трещина, которая с каждой секундой становилась все больше и больше. Всех, кого Зулум видел, пожирала пустота. Кто-то пытался бежать, лететь, хоть как-то спастись от неизбежности. Но она догоняла всех. Догоняла и пожирала беспощадно, зло. Подобравшись к Зулуму, она раскрыла пасть и как будто задумалась. На секунду.
Пустота.