Одинокие прогулки в лесу. Рассказ

 
Отпуск выдался на славу. Борис Фомич не поехал на дорогие курорты — и не прогадал. В уютном пригородном пансионате было тихо и спокойно. Шумным пляжам отпускник предпочитал чистенький бассейн, а дорогостоящим экскурсиям — пешие прогулки по лесу.
Гулял Борис Фомич в одиночку, постоянно меняя маршруты, о чем с увлечением рассказывал соседям по столику:
— Сегодня наткнулся на огромный куст калины. Смотрите, сколько ягод в одной грозди...
Или:
— Какую изумительную шишку я сегодня нашел. Это ведь еловая, правда?
Сотрапезники посмеивались над милым чудаком, а соседка слева — приятная дама бальзаковского возраста — прозрачно намекала на возможность совместных походов. Борис Фомич делал вид, что не понимает намеков...
От пансионата в город ежедневно ходил рейсовый автобус, но любитель пеших прогулок ни разу не воспользовался им:
— Я приехал отдыхать. В эти 24 дня город для меня не существует!
Километрах в трех от пансионата была железнодорожная станция. Побродив по лесу и убедившись, что никто за ним не наблюдает, Борис Фомич выходил на платформу, садился в вагон электрички, надвигал пониже кепку и дремал до самого города. На вокзале он спускался к камерам хранения, затем шел к таксофону и приглушенным голосом сообщал на тот конец провода номера секции, ячейки и код.
Они появлялись минут через пятнадцать: чернобровый крепыш лет двадцати и его сверстник — долговязый блондин с кадыкастой длинной шеей. Парочка бегом спускалась к камерам и вскоре возвращалась с оживленными лицами. Любят деньги, сволочи!
Борис Фомич “прикармливал” юнцов, как прикармливают рыбу в пруду...
— Как сегодня? Зреет ваша калина? — спрашивала его за ужином “бальзаковская” Жанна.
— Увы, я был в другой стороне, на бывших вырубках. Посмотрите, какой интересный корень нашел. На лешего похож, не правда ли?
После трех “подкормок” — каждый раз все больше — он, наконец, положил в ячейку давно приготовленный пакет: фотографию, адрес и — отдельной строкой — “сумму прописью”. Буквы и цифры были вырезаны из разных газет, купленных в разное время в разных точках города. Работал Борис Фомич в резиновых перчатках, так что никакая ниточка протянуться к нему не должна была. Правда, могли подвести ребята... Но вряд ли. Слишком легко доставались им эти деньги, чтобы отказаться от суммы неизмеримо большей.
— Что сегодня нашел наш следопыт? — продолжала кокетничать соседка по столу.
— А вот! — Борис Фомич высыпал на стол пригоршню лесных орехов, купленных на привокзальном рынке.
— Ой, какая прелесть! — воскликнула Жанна. — Борис Фомич, миленький, возьмите меня с собой! Я так люблю орехи...
Он посмотрел ей в глаза и понял, что не будет отвергнут. Сегодня уже можно...
Подходил к концу отпуск, и Борис Фомич стал регулярно смотреть местные телепередачи. “Пора приобщаться к цивилизации, — говорил он Жанне, — а то выйдем из лесу и будем на людей кидаться”. Она смеялась его шуткам, но уже невесело. Расставание было неминуемым: у него жена...
“Вчера вечером в нашем городе совершено новое заказное убийство, — сказал волоокий диктор озабоченным голосом. — В своем доме на улице Моторной застрелен директор фирмы “Эдем” Валерий Кокорин... Фирма занималась посреднической деятельностью... Прокуратурой возбуждено уголовное дело...”
— Что с тобой, Борис?! — испугалась Жанна.
Он судорожно глотал воздух, указывая трясущимся пальцем на экран.
— Это же Кока!.. Валерка... Друг мой!!!
Вскоре пришла вызванная им машина. Борис Фомич поцеловал Жанну в заплаканную щеку, обещал звонить и отправился в город. На пороге фирмы его атаковали журналисты. Телекамеры нацелились в лицо, как огромные бездушные глаза.
— Борис Фомич, что вы думаете по поводу убийства вашего директора? Кому это выгодно?
— Я думаю об этом непрерывно с той самой минуты, как услышал о злодеянии в теленовостях, — сказал он горестно. — Я тоже ломаю голову над вопросом: кому это выгодно? Скажу прямо: это не выгодно ни нашей фирме, которую основал господин Кокорин, ни лично мне, если это кого-то интересует. Я с самого ее основания был заместителем директора и собираюсь им остаться, если так будет угодно новому руководству. Деятельность нашей фирмы открыта и чиста, врагов у Валерия Степановича не было. Я, по крайней мере, о таких не знаю. Валерий не любил напрягать друзей своими личными проблемами, но мы уверены, что следствие найдет убийц этого чистого и светлого человека!
Ему разве что не аплодировали.
Потом он встретился с коллегами, со следователем, съездил на квартиру покойного, говорил слова утешения вдове и детям, а под вечер приехал в морг. Его пустили и даже оставили наедине с убитым. Борис Фомич глядел на заострившиеся черты компаньона без особого трепета: кровавая слеза не покатилась из глаз покойного. “Хватит, Кока, пожировал, — мелькнула теперь уже беззлобная мысль. — Сам в три глотки хапал, а другу крохи оставлял?”.
Оглянувшись по сторонам, он приподнял простыню. Пулевые ранения, отмытые от крови, казались простыми углублениями — будто пальцем ткнули.

Прошел без малого год. Борис Фомич, как и обещал публично, остался заместителем, посадив в директорское кресло молодого сотрудника фирмы, который руководил ею… под руководством Фомича: в пределах видимой части “айсберга”. “Подводная” часть отныне была целиком в руках всемогущего зама, и если там, “наверху”, все проводилось по счетам, открыто и гласно, то “внизу” дела делались за закрытыми дверями, и “черный нал” — тугие пачки денег — переходил из рук в руки тайно, тихо, минуя всякие налоговые сети.
Борис Фомич богател день ото дня, но открыто шиковать боялся: ездил на том же стареньком ВMW, жил всё в той же трехкомнатной квартире. Лишние деньги могли стать единственной уликой, и он прятал их, как сурок прячет зерно в урожайный год — про запас.
Гром грянул среди ясного неба. В ресторане “Берег” случилась перестрелка. Никого серьезно не задели, но стрелявшего милиция скрутила, и баллистическая экспертиза неожиданно выявила, что из “беретты” дебошира был убит и Валерий Кокорин — директор фирмы “Эдем”.
Полузабытое дело ожило, закрутилось. Вслед за дебоширом, трижды судимым Виляевым, были арестованы его подельники — чернобровый крепыш Топорков и долговязый блондин Мизюлин. Они во всем сознались. Сидя на мели, Виляев дал в газете объявление о “любых услугах”, и вскоре мужской голос предложил ему забрать на вокзале пакет из камеры хранения. В пакете оказались деньги. Так повторялось еще два раза, а затем незнакомец положил в ячейку фотографию в траурной рамке, адрес и указал сумму, которая будет выплачена по окончании “операции”.
Увы! За год ничего не сохранилось из посылок незнакомца: ни конвертов, ни портрета, ни тем более денег. Следователь прокуратуры Гиталов вызвал на допрос Бориса Фомича и долгих три часа ходил вокруг да около, пока допрашиваемый не взорвался:
— Да в чем вы меня подозреваете, скажите на милость?!
— В организации убийства, — искренне ответил следователь.
— А где улики?
Гиталов вздохнул:
— Были бы улики, вы бы уже сидели.

Во вторник позвонила Жанна.
— Борис Фомич? Вы меня помните? Пансионат...
— Как же, как же! — обрадовался он. — Что новенького, как жизнь?
— А меня следователь вызывал, — грустно сказала она. — По телефону рассказать?
— Не надо... Через час в кафе “Белый парус”. Годится?
-- Вполне.
Она почти не опздала.
— Что он спрашивал, милая? — лениво поинтересовался Борис Фомич.
— Где ты был такого-то числа и такого-то числа... Я, конечно, врала...
— Почему же врала?
— Говорила, что мы гуляли по лесу вдвоем. Хотя в то время ты еще один гулял.
— Но мы тогда были мало знакомы, милая… Да и какая, в принципе, разница — один или вдвоем?
Она вздохнула.
— Как сказать, дорогой... Я-то верю, что ты был в лесу, а следователь может и не поверить. Мне кажется, он тебя в чем-то подозревает.
“Были бы улики...” — вспомнил Борис Фомич.
— Ну и где же я еще мог быть?
Жанна затянулась сигаретой и выпустила вверх сизую струйку дыма. Глядя на нее, сказала:
— Да в город мог съездить. На электричке...
Глаза у нее были зеленоватые с желтыми искрами — “кошачьи”.
Он купил ей квартиру — уютное гнездышко для свиданий, которое она обставляла с какой-то неистовой страстью.
— Ой, Боря, какой я чудный ковер видела! Ты не поверишь...
— Сколько? — спрашивал он, вынимая бумажник.
Наконец-то его “закромам” нашлось применение.

Начался суд. Они оба следили за процессом с большим вниманием, но если он что-то мог пропустить, то она — никогда.
— Вчера случайно купила вот эту газетенку — сплошная гадость! Намеки какие-то...
Он выхватывал газету. В статье пересказывались мнения адвокатов и родственников подсудимых, которые напрямую обвиняли во всем таинственного “заказчика”, делали весьма прозрачные намеки, но до прямого указания имени дело не доходило. И то слава Богу!
Борис Фомич за эти дни заметно сдал, осунулся, стал невнимателен, чем не преминули воспользоваться клиенты. Дважды он крупно “прокололся”, и разницу пришлось возмещать из собственного кармана.
— Завтра приговор, — сказала Жанна, колдуя над его любимым вишневым коктейлем.
Борис не рассказывал ей о своих делах, да она и не настаивала, но оба понимали друг друга с полуслова.
— Ты много стал пить, Боря... Да еще за рулем. — Она подала ему коктейль и уютно устроилась возле его ног, будто кошка свернулась. — А вот если бы ты мне купил ма-аленькую машинку, то я возила бы тебя куда угодно.
На следующий день он подогнал к ее окнам изящную южнокорейскую малолитражку, оставившую в “закромах” заметный след.
Прошло еще полгода, и вновь Борис Фомич уехал в отпуск — на этот раз к морю, вдвоем с Жанной. За рулем она была неотразима. Он поглядывал на нее, то и дело прикладываясь к бутылке с шампанским, и пытался сосчитать, сколько его денег болтается в ее ушах, на запястьях, на пышной груди.
Она перехватила его взгляд:
— Нравлюсь?.. Давно хотела тебя спросить, Боря... Ну что ты держишься за свою старуху?.. Дети у тебя большие, обеспеченные. Кто нам мешает... узаконить наши отношения?
Его резануло слово “старуха”. Да, жена его старше Жанны лет на пятнадцать, но ведь они с супругой ровесники, студентами познакомились. Стало быть, и его эта золоченая кукла считает в душе стариком?! Еще лет пять, и она выкинет его, как обглоданную кость.
— А жену куда же? — спросил он глухо, накаляясь в душе.
— Разойдешься... Или придумаешь что-нибудь. Ты ведь мастер придумывать... всякие штучки.
Она подмигнула ему в зеркало, сказала заговорщицким голосом:
— Тогда и трехкомнатная тебе останется... Продашь — и построим коттедж с бассейном...
Он скрипнул зубами, всё потемнело в глазах... Очнулся, когда машина стояла уже на обочине, а Жанна лежала на рулевой колонке с проломленной головой.
Хмель моментально улетучился, мысль стала ясной и расчетливо холодной. Прежде всего он спрятал тело: выбрав момент, когда на дороге не оказалось машин, перенёс его в багажник. Мертвая Жанна оказалась тяжелее, чем в жизни. Не удержался и брезгливо сдернул с бывшей любовницы все украшения — тяжелую пригоршню золота и камней.
Затем уничтожил орудие убийства: проезжая через мост, выбросил зеленую бутылку в белопенную горную речку. “Век ищи — не найдешь, — подумал он удовлетворенно. — Пожалуй, и Жанну надо бы туда же... А впрочем, земля надежней. Заверну на проселок, выберу расселину, закидаю землей — сто лет никто не обнаружит”.
Но проселочной дороги пока не встречалось. Шел типичный южный серпантин: с одной стороны — ущелье, с другой — скалы. “Близких родственников у Жанны нет, с работы она давно уволилась, — думал Борис Фомич. — Пожалуй, надо будет инсценировать ее возвращение. Дам телеграмму ее подружке, этой Зинке вертлявой, куплю билет на имя Жанны... Паспорт ее у меня... Как она сказала?.. Ты же мастер придумывать всякие штучки...” Он коротко хохотнул.
Дорога сделала крутой поворот, открылась широкая площадка, на ней — патрульная машина и сотрудник ДПС с жезлом в руке. “Пронеси, Господи!” — успел подумать Борис Фомич. Но не пронесло. Полосатый жезл пригласил его остановиться.
Всё остальное слилось в один сплошной кошмар. Он круто объехал постового и устремился по дороге вниз, успев заметить в зеркало, как выруливает с площадки патрульная машина. Услышал сирену... У “кореянки” был хороший мотор, но преследователи гораздо лучше знали дорогу. Она была непредсказуемой, как вся наша жизнь, и кончилась так же неожиданно. На очередном повороте Борис Фомич привычно вывернул вправо, но дорога еще раз круто завернула за скалу, а он не успел этого сделать... “Кореянка” взлетела большой блестящей птицей и канула в пропасть, как в вечность.