ius'
' - «право человека»;
Солнце освещало траву, камни, и едва различимые горы на горизонте. Вдалеке от поселения, названного Удийне, на холмах, говорили двое мужчин.
Один, средних лет, был некогда наделён немалой властью над людьми; имел вид человека, жившего в достатке и даже в роскоши, но не впадавшего чрезмерно в праздность. Он сидел, глядя на второго, лежащего рядом на спине.
Его собеседник, переходного возраста между зрелостью и старостью, выглядел, как человек, имевший не меньшие полномочия, вероятно, и власть над другими. Второй, насколько было известно первому, был совершенно равнодушен к богатству и всегда имел лишь то, что полагалось ему по статусу.
Они негромко спорили.
— Кармента поможет, — говорил первый.
— Нет, я ухожу. За горы…
— Я отнесу тебя.
— Не надо, — Догар мягко тронул руку Тигула, — не утруждай себя.
— Так всегда было, — возразил тот.
— Это *моя воля*, — настаивал Догар.
— Я её не принимаю! — выкрикнул всегда сдержанный Тигул.
— Не хотел я этого говорить… Это *моё право Судьи*, — чеканя каждое слово, проговорил он.
— Отказываюсь принимать, — упрямо мотнул головой первый.
— Тигул, мы и так нарушили больше, чем нам дозволено Матер-Матута!
— А Теллус?
— Теллус примет нас и такими, как тот… Безымянный… Преступник…
— Но ведь ты и сам сейчас нарушаешь всё, что было от века.
— Нет, Тигул. Больше нет. Теперь не важно, где ляжешь в землю. Я всегда действовал, как должно, а теперь не знаю, куда заберёт меня Морта. Она уже здесь. Будто у тебя за спиной.
— Но… — попытался возразить Тигул.
— Помнишь Первое Пророчество? — остановил его Догар.
Тигул умолк, задумавшись. Вскоре выражение его лица изменилось.
— Вижу, — кивнул Догар. — Ты вспомнил.
В ответ Тигул лишь грустно улыбнулся уголком рта.
Они молчали, думая каждый о своём, вместе с тем было похоже, что иногда ход их мыслей пересекается.
Тигул на мгновение закрыл глаза, и, открыв, глянул на Догара.
— Дай руку, друг, — слабым голосом проговорил тот.
— Не лги, Судья, — подавая, однако, руку, возразил ему Тигул, — я никогда не был твоим другом.
— Ты мне больше друг, чем те, кого я считал друзьями в Инкуйе.
— Я всегда говорил то, что тебя раздражало.
— Ты научил меня д у м а т ь, Тигул. Всегда учил. Я бы не был тем Догаром, которого любили… нет, вру… уважали… как нескромно звучит, — слабо усмехнулся он, — все, или, по крайней мере, многие в Инкуйе.
Они снова помолчали.
— Морта уже пришла, — Догар приподнялся на локте.
— Ну что ж. Прощай, друг, — ответил на неоконченную фразу Тигул.
Догар старался не замечать влажный блеск в глазах своего нового (или старого?) друга.
— Прощай, коротко выдохнул он.
Тигул встал на ноги и зашагал в сторону Удийне. Внезапно остановившись, он снова повернулся к Догару.
— Я пришлю землекопов, — прежним властным голосом пообещал он.
Догар коротко кивнул. Тигулу почудилось, что на лице справедливейшего судьи Инкудасы он видит радость, даже счастье. Он посчитал излишним что-то говорить.
Наконец, прощаясь, они подняли вверх: Тигул — руку, Догар — ладонь. Бывший наместник снова направился в Удийне. Друг смотрел ему вслед, из последних сил опираясь на локоть.
Соль-Ушту смотрел сверху на обоих, даря им одинаковое количество тепла и света.
***
На холме, за перелеском близ Инкуйи, присев на разогретые солнцем камешки радом с большой холодной глыбой, — со стороны могло бы показаться, что это стулья за столом, — до хрипоты спорили два мальчика-подростка.
— Ты сам виноват.
— Я зацепился за дерево.
— Дерево само никого не трогает. Ты виноват.
— За деревом напротив стоял кто-то зелёный и злой.
— Не перекладывай свою вину на других.
— Меня испугали.
— Ты испугался, а не тебя испугали. Сам виноват.
Один из спорщиков, более низкий и коренастый, отличался от своего приятеля, да и от остальных сверстников. Можно сказать, что вообще он был особенным, но все дети этого возраста примерно одинаковы. Другой был высоким, хоть и не самым рослым среди других мальчишек, и худощавым. Он тоже в какой-то мере был непохож на остальных ребят. Будучи старшим лет на шесть, казался, наоборот, младше.
Спор, начавшийся, когда обнаружилось, что на руке у одного из них сломался браслет амулета, прервался появлением на холме маленького мальчика. У него было удивительно красивое и чистое лицо. Такой вид часто бывает у совсем маленьких детей, но черты лица этого ребёнка напоминали о красоте не успевших уйти за горы.
— Сот, — тихо-тихо проговорил старший, — сын Морты.
— Не говори глупостей, Пон, — вполголоса возразил второй собеседник, — ты же знаешь, он болен. Филон говорит, Нона-Децима не хочет его отпускать, иначе сразу заберёт твоя Морта.
— _Не моя_, — буркнул Пон, — ты знаешь это, Тигул-Сит.
— Забудь о Сите. Ты давно получил бы новое имя, если бы не вёл себя, как малыш.
— Я не малыш, — окончательно насупился тот.
— Тогда скрепи свой браслет. Здесь и сейчас.
— Отец купил мне новый.
— Ты этого как бы не знаешь, забыл?
— Я не умею.
— И никогда не будешь уметь, ничего не будешь уметь, если ничего не делать. Всё равно он сломан…
— Амулет обидится, если я сделаю ещё хуже.
— Он уже обиделся, — засмеялся Тигул.
Пон положил амулет на глыбу-стол и принялся рассматривать браслет. Тигул отвернулся, не желая ни помогать, ни мешать.
На холм подошла мать Сота, совсем не напоминавшая парку смерти. Кивнув ребятам, взяла ребёнка на руки и пошла к перелеску.
— Готово, — через некоторое время проговорил Пон, демонстрируя руку с браслетом, — Думал, не выйдет.
— А я не сомневайся, что у тебя получится, — улыбнулся Тигул.
— Зачем ты говорил, что я ничего не могу? — обиженно спросил Пон.
— Ты же упрямый, — хитро прищурился Тигул, — упрямее меня.
К мальчишкам подошли Гардий, отец Пона, и дядя Тигула, Фладий.
— Пойдём, Пон.
— Пошли, Тигул, — почти одновременно проговорили они.
— Да, дядя, — отозвался Тигул, и они быстро зашагали по перелеску.
— Пап, — начал теребить Гардия Пон, — смотри, вот за этим деревом стояло зелёное чудище. Оно хотело меня убить. Я стукнулся в дерево и сломал браслет, а потом я его сделал.
— Пон, — иронично спросил Тигул, — тебе сколько лет?
— Не было никакого чудища, — уже серьёзным голосом сказал Пон, а про дерево и браслет — правда, — он посмотрел на Тигула, прося поддержки.
— Правда, — подтвердил он.
— Молодец, — взяв руку сына и осмотрев браслет, — сказал Гардий, — но я уже купил у Филона новый.
— Спасибо, пап.
— Я же не сказал «тебе», — вкрадчиво произнёс Гардий, но через мгновение засмеялся, — конечно, для тебя. Ты ведь давно знал?
— Знал, — не удержался Пон.
— Хитрюга. А ещё у тебя *завтра* будет новое Имя.
— Какое? Ну какое, па?
— Завтра и узнаешь.
— Скажи мне тихо _сегодня_. Ты ведь ещё не обещал молчать?
— Ещё нет. Ну ладно, — тихо, чтобы не слышали Фладий с Тигулом, ответил отец, — твоё новое имя — Догар.
Догар-Пон улыбнулся, легко и радостно. Сверху, глядя на своих детей, так же радовался Солнце-Ушту, или, как говорили деды, _Соль_.
fas''
''«право богов»;
Толпа издавала такой рёв, что Догар при всём желании не мог бы разобрать слова отдельных людей. Догар был в Инкуйе вроде священника, только здесь не было такого понятия. По-настоящему, его функции были ближе к судейским, но приезжие чаще всего принимали его за служителя неизвестного им культа. Всё же было в Догаре нечто, чем он напоминал священника.
Пробравшись внутрь, Догар понял, из-за чего возникла толпа. Даже у всегда невозмутимого Судьи перехватило дыхание от увиденного. У здания библиотеки, в луже собственной крови, нагая, лежала красавица Тогин, гордость Инкуйи. Рядом с ней сидел, закрывая глаза рукой, парень. Судья наморщил лоб, но не смог вспомнить его имя. По отдельным словам, которые удалось различить Догару, он понял, что этот парень совершил Преступление, равного которому ещё не было на всей Инкудасе. У Догара закружилась голова.
— Это… ты… совершил?… — с трудом прохрипел он.
Парень убрал руку от глаз. Взгляд, которым он _обдал_ Догара, сказал Судье о многом. Больше не было сомнений в виновности парня.
— Угадай, — тихо проговорил он. Догару послышалась издёвка в его интонации.
Судья вздохнул. Теперь он понял, почему не мог вспомнить имя парня. Пророчество. Оно начинает сбываться. Значит, многое из того, что делал Догар, станет ненужным.
— Отвечай на вопрос! — голос Судьи вновь обрёл властность.
— Да, я! —парень скривился в ухмылке.
Догар сразу понял, что это правда. Но не мог поверить в злой оскал на лице преступника.
— Суд! Суд Грой! Суд Грой! — выкрикивали люди, окружавшие их. Постепенно отдельные выкрики опять слились в сплошной рёв. Но в этот раз все кричали одни и те же слова, отчего Судье снова стало не по себе. Он слишком хорошо знал, *что* значило такое словосочетание. Но другого выхода у Догара не было.
— Суд Грой! — провозгласил он. Рёв толпы быстро стих.
— Что заслужил этот человек за содеянное им? — спросил Судья.
Снова шквал выкриков, не подлежащих расшифровке.
— Все знают, какие виды наказания предусмотрены нашим законом? Напишите свои имена, и положите на один из трёх камней, в зависимости от вашего решения.
Через некоторое время на каждом камне лежала кучка бумажек с именами. Судье показалось, что больше всего бумажек на ближайшем к нему. Догар не хотел раньше времени принимать решение, стремился оттянуть момент. Потому что, если ему не показалось, значит… Он тряхнул головой. Люди, немного отступившие назад, снова начали что-то кричать.
— Сейчас произойдёт подсчёт, — объявил Судья. — Полагается спросить: кто против того, чтобы судить этого человека Судом Грой?
Ответом Догару была тишина. Он вновь вздохнул. Покосившись на Преступника, заметил в его глазах *злобу*, которой ещё не было в глазах ни одного человека. Судья закрыл глаза. «… Оглашающий Приговор должен быть _свободен_ от гнева, зависти…» — по памяти прошептал сам себе Догар-Судья.
— Если никто не против, — нарочито медленно проговорил он, — зна… чит… начина…
— Стой, Догар! — послышалось из переулка за его спиной.
Замолчав, Судья оглянулся. К его импровизированной трибуне спешил… Конечно же, Тигул.
По правде сказать, Догар не очень любил Тигула. Его советы почти всегда усложняли ситуацию: приходилось находить более сложные решения проблем, Судья не любил излишних сложностей, решение наиболее сложных вопросов обычно доверял другим, следя, однако, за ходом их разрешения. Но сейчас Тигул был кстати, можно было ещё немного оттянуть Суд Грой. В последний раз этим правом пользовались лет пятьсот назад, в период _охоты на ведьм_.
— *Я* против!
— Чем ты объяснишь это, Тигул?
— Ты знаешь Пророчество, Догар? — спросил Тигул вполголоса, но от этого вопроса у Судьи зазвенело в ушах. — Внимательно читал?
Вместо ответа Догар смог только кивнуть.
— Ты не всё понимаешь, верно?
— Верно, Тигул, — хмуро ответил он своим обычным голосом Догара-не-Судьи.
— Ты знаешь, что это время Приговора, так?
Судья снова кивнул. Он понял, что Тигул хочет дать своё толкование Пророчеству. Но Догар не понимал, зачем это Тигулу, какое ему дело до Судьи и Преступника. Он теперь просто слушал, несколько настороженно, временами кивком давая собеседнику понять, что слушает внимательно.
— Ты ведь не хочешь Суда Грой, Догар?
— Не хочу.
— Но Преступник должен быть наказан, правда?
— Чего ты добиваешься, Тигул?
— Ничего, Догар. Просто иногда я вижу то, чего не замечаешь ты. Если не видеть проблемы, она не решится. Или возникнет снова через какое-то время. Правда, сейчас я и сам не уверен, что моё решение будет лучше твоего. Я сказал то, что хотел, а решать придётся тебе.
— Я так и не понял, — склонив голову, ответил Догар, — чего ты ждёшь от меня. Тем более не знаю, чего ждёт от меня Пророчество.
— Просто отмени Суд Грой. И вспомни строки Пророчества. Внимательно прочитай мысленно каждую строку. Ты *должен* _почувствовать_… Сейчас только ты, Судья.
Догар растирал левой рукой подбородок, глядя на толпу, которая вот-вот должна была потребовать оглашения Приговора.
«Нет слов для этого в законах земных, и не будет согласия с этим в сердцах людей. Но Оглашающий Приговор должен быть свободен от ложных традиций, ставших привычными, гнева, зависти, корысти, привязанностей…» «Приговор войдёт в сердце Оглашающего, чтобы через многие века выйти из сердца другого Оглашающего в сердце Проклятого…» «Многие века тень и часть плоти Проклятого будет бродить в пределах Инкудасы, пока Безымянный не примет Приговор в своё сердце…»
— Приговор! Приговор! Приговор! Приговор! — стала гудеть толпа.
Судья молчал. Он не знал Приговора. Ещё не почувствовал. «Толпа скоро приблизится, и тогда…» Догар не знал, что будет.
— Суд Грой отменяется! — коротко выдохнул Догар. Толпа замолчала, Судья понял, что он услышан, но никто не разобрал его слов.
— Суд Грой отменяется! — повторил он. — Приговор будет иным. Мало кто из вас знает последнее Пророчество. В нём сказано о сегодняшнем дне и о многих веках после него. — Догар оглянулся на Тигула. Тот коротко кивнул, и Судья понял, что Оглашающий — это он, Догар-Судья.
— Властью, возложенной на меня людьми Инкуйи, в 1543 году от сотворения Инкудасы, я, Судья по имени Догар, накладываю на Преступника Проклятье Вечности. Его не поймёт и не полюбит ни одна живая душа, он не сможет умереть, но жизнь не будет нужна ему. Пройдёт много веков, прежде чем Проклятый примет Приговор и сможет уйти из пределов Инкудасы.
— Ха! — сказал парень, — валяй, священник-судья, проклинай. Это всё пустые слова, а я могу сделать с тобой что захочу. Если я не умру, кому от этого хуже?
— Без смерти, без любви! — выкрикнул Судья таким голосом, какого не слышал ещё никто в Инкуйе. После этих слов из-под земли раздался такой рёв, что вздрогнул даже Преступник. Парень оказался над огромной расщелиной, которая разделила Судью и толпу. Но он не провалился. Из расщелины вырвался поток горячего воздуха, и Проклятый исчез.
Догар растерянно посмотрел на Тигула. Тигул слегка усмехнулся.
— Что произошло, может, ты мне объяснишь?
— Пророчество сбывается.
— Но где Преступник? Он же не должен был умереть.
— А он и не умер. Проклятый сейчас за много шагов от Инкуйи. В этой жизни ты о нём не услышишь, Догар. Никто из живущих не услышит.
— Приговор оглашён! — рёв толпы перекрыл мощный голос Судьи. — Всё могут расходиться!
Возмущённые люди и не думали расходиться, несмотря на, мягко говоря, непривычные события. И огромная щель между ними и Догаром уже никого не трогала, как и сам факт её появления, удививший даже самого Судью.
Но прошло полчаса, и толпа _рассосалась_. Это событие стало началом того, что сбылось из Последнего Пророчества.
*Ник Костелла: *
«Я знал, что Он придёт. Нет, не знал, — чувствовал. Иначе и быть не могло. Я почти физически ощутил присутствие Проклятого в тот вечер. Он стоял у противоположной стены часа два и молча смотрел на меня. Не знаю, кого Он видел: Никки, мистера Костеллу, просто человека, или Судью-Догара. Скорее всего, некую абстракцию, Огласившего Приговор.
Я не ощутил никакого страха, хотя мог бы. Даже удивления. Я знал: вот сейчас придёт Проклятый.
— Какой сейчас год? — спросил он, когда я, наконец, обернулся.
— 2032 по Глинну, — ответил ему, как старому знакомому, хотя в этом мире мы не могли знать друг друга.
— А какой это от сотворения…
— Инкудасы? Тебе неведомы названия таких чисел. Много лет прошло…
— Ты знаешь, кто я? — спросил он голосом, начисто лишённым каких либо интонаций.
— Знаю, — сказал я, — ты тоже?
Он не ответил на мой встречный вопрос. Я почти не видел его, но ощутил, что он глубоко задумался. На какое-то мгновение мне показалось, что я вижу лицо паренька из Инкуйи не искажённым той непонятной злобой, а… чистым, задумчивым. Я понял, что время действия Пророчества подходит к концу. Сложно было бы сказать, когда наступил этот конец: через неделю, или через пять столетий, — но уже звучали заключительные строки Последнего Пророчества.
— Ты знаешь, зачем я пришёл к тебе?
— Да.
— Ты мне поможешь?
— Только ты сам можешь себе помочь. Я могу дать информацию, что-то подсказать, но решать и действовать тебе.
— Я не понимаю, что мне нужно делать.
— Я тоже не всё понимаю. С самого начала многого не понимал, начинал понимать позже, когда что то сбывалось.
Он не проронил ни слова, пока я говорил. Я говорил шесть часов кряду. Я говорил, Он слушал. Я не знал, что говорить, не знал, что скажу. Не понимал, что говорю в каждый данный момент. Но мне показалось, что ему всё было предельно ясно, каждое слово могло иметь лишь одно толкование. Наконец, когда я, утомившись, потянулся за кружкой с водой, он спросил:
— Что я должен сделать в итоге?
— Принять Приговор в сердце.
— Из твоего?
— Да.
— Сейчас?
— Нет, ты ещё не готов. Ты понял Пророчество, но понял его… механически, только умом. Попробуй… постарайся понять его сердцем. Тогда ты сможешь *принять* Приговор.
— А потом? Я буду нормальным человеком?
— Нет, но ты сможешь… покинуть этот мир как нормальный человек.
— А потом?
— От тебя зависит. Можешь попасть и в… (как это называлось тогда?)… Земли Урри...
Он помнил это кажущееся ласкательным имя. И то, что крылось за ним. Мне показалось, что он… погрустнел, что ли.
— А можешь... — я кивнул в сторону гор.
— Я понял… начинаю понимать…
— Знаю. — Мне почему-то захотелось по-дружески потрепать его по плечу сказать что-то ободряющее. Но слишком много нас разделяло, и я понимал, что это невозможно… по крайней мере, здесь… в этом мире…
— Я ещё приду к тебе, — просто сказал Он, прервав мои размышления.
— Приходи, — так же просто ответил я, зная, что иначе не может быть, всё сказано в Пророчестве.
Он выступил из тени, и на какие-то секунды я увидел его теперешнее лицо. Он больше не был тем парнем, который совершил Преступление. Его лицо… таких миллионы по всей земле… в нём не осталось ничего индивидуального… Человек, которого знал Догар, *стёрся*. Наверное, что-то подобное произошло внутри, в его душе… или сердце, кому как больше нравится… Это был уже не Преступник, но всё ещё Проклятый.
Мы вместе вышли на улицу, шагая _в ногу_. Какое-то время молча двигались рядом. Потом я просто почувствовал, что Он ушёл.
Безымянный ушёл, чтобы найти свою Дорогу… или понять… принять в сердце Приговор?..
Благодаря своему безымянному посетителю… или гостю… я осознал, что Пророчество — не киносценарий. В жизни можно поступить по-разному в каждой ситуации. Возможно, Он узнал это задолго до меня. А я понял это, уже попрощавшись с ним… или сейчас, только что»?..
14-24 сентября 2003 г., с. Калиновка Джанкойского р-на АР Крым.
— 7–8 мая 2006 г., г. Боярка Киевской обл.
Правка – © 2003 Елизавета Киризий.
не окончено :)