Глава 10. Темнота друг молодежи.
«…они стояли молча в ряд. Их было восемь.»
из Высоцкого.
Не в ряд, и не молча, но даже ежу было ясно, что тут мы хрен пройдем… Мысленно я костерила себя на чем свет стоит! Надо же было так вляпаться.
Танцы - развлечение так себе. Единственное, что я уяснила в тот вечер раз и навсегда – никаких недосказанностей с моим Бегемотом. Он решил, что на танцы хочу пойти я. Я же подумала, что это его желание. Ну, и приперлись.
Скукотища. Мальчики отдельно, девочки отдельно. Там и сям женихающиеся парочки. Или перестарки, или малолетки. И посредине мы, как два придурка, которым, в общем-то, ничего от остальных не нужно. Жара, толкотня, пыль от ног на деревянной танцплощадке. И хриплые вопли клубного проигрывателя, который выдает не поймешь что. Даже прижавшись губами к уху поговорить нельзя. Девки воображают из себя, строят салонных дур. Хотя и так понятно, что дуры они простые, не салонные. Я впервые поняла, что бешено ревную моего милого бегемота к любой сучке, припершейся на эту тусовку. Ни одна из них даже не заговорила со мной! Николенька обнимал меня рукой за плечи так, что у публики сомнений уже не оставалось, Шурку охомутали, да еще как крепко! Слава богу, он не придумал целовать меня при всех, иначе завтра уже вся деревня сплетничала, что он меня ссильничал, обрюхатил и завтра его непременно посадят. Мне показалось, что все отчаянно завидуют мне. А как же, «на деревню едет молодой моряк»! Никогда бы не подумала, что эта глупая песня так по жизни правдива. Бабы тянулись к моему полосатику как мухи на мед! А ведь он даже тельняшку не надел. Короче, тогда я впервые поняла, что такое ревность и с чем ее едят. А если бы он кому-нибудь разок улыбнулся?!…
И эта жара. Сарафан еще ничего, а вот плотные трусы натирали где-то справа так, что отчаянно хотелось почесаться. И еще, стащить их и натянуть на чью-нибудь ухмыляющуюся рожу. Придурки из пацанов иногда втихую сыпали на пол красный перец из пакетика и высматривали девчонок, которые после этого смывались с танцплощадки. Якобы так можно было определить, кто из нас ходит на танцы без трусиков. Дурдом, ох дурдом!!!
Короче, мы слиняли задолго до окончания, было до того противно, что даже целоваться расхотелось. Ну и рванули по короткой дороге, по тропинке. Вдобавок я еще и ногу зашибла, хорошо, что в туфлях была, а босиком запросто можно и палец сломать! Ну что за идиоты у нас живут. Надо ж додуматься, вколотить прямо посредине тропинки не то гвоздь, не то шкворень. Да еще так, чтобы торчало всего сантиметров пять. Пока я ойкала и потихоньку ругалась, мой бегемот запросто ухватил эту железку за коротенький конец, торчащий из земли, и выдернул. Ого, сантиметров тридцать ржавого железа неприятно царапали ладошку! Со злости я зашвырнула ее в кусты с такой силой, что, наверное, разогнала всех соловьев в округе. Ну вот, наконец, появился повод поцеловать моего избавителя. И вдруг нам обоим пришла мысль, что вполне можно заняться этим в более удобном и приятном месте. Полный вперед…
Они стояли не в ряд, и не молча, но даже ежу было ясно, что тут мы хрен пройдем… Перегаром и красулей воняло метра за три. Мысленно я костерила себя на чем свет стоит! Надо же было так вляпаться. И зачем я потащила Николеньку короткой дорогой!
Парни почти все не наши, леспромхозовские. А там все здоровенные и тупые, как чурки! С такими не договоришься. Сначала они будут просить денег, потом скажут, нет денег - надо драться… Они стояли, несли разную ерунду в тему и не в тему, но я уже чувствовала, что добром это не кончится!
Хуже всего, что мой полосатик, похоже, и не собирался ретироваться. Он препирался с этим хулиганьем, точно не видел, что все эти разговоры им только и нужны, чтобы завести себя и поскорее найти повод помахать кулаками. Да какими там кулаками! Если наши, сельские, еще более–менее, то леспромхозовские и ножи с собой таскали, цепями дрались. Не велосипедными, конечно, а от мотопилы! Меня уже втихую трясло, я как-то не подумала, что будет со мной потом, когда они уделают моего Николеньку! Тут мои ногти и зубы не помогут! Эх, железку бы мне, ту, которую я так необдуманно забросила в кусты! Вот этот плюгавенький гад точно полезет со спины, такие всегда сзади бьют. А эти двое будут хватать меня за руки и сразу поволокут в кусты. В полутьме мне казалось, что я даже вижу как они плотоядно облизываются, для таких ни трусики, ни ногти не помеха… Вот железкой бы в глаз этому кучерявому! Да что я на этой железке зациклилась! Откуда я знаю, умеет Николенька драться или нет. Я живо представила, что будет с ним после этой драки, и все время пыталась вылезти вперед, а он потихоньку задвигал меня за спину, точно мог прикрыть своей широкой грудью. А эти гады подметили, как мы пытаемся заслонить друг друга и радостно заржали, дескать обоим голубкам достанется, кому что… Смейтесь, смейтесь. Эх, папку бы сюда, он-то все умеет.
Однажды мы шли в воскресение с массового гуляния, это раньше были такие мероприятия, когда со всех колхозов в районный парк съезжался народ. Сначала речи там, концерты… Потом футбол, волейбол и прочие спортивные увеселения. Потом все под сосенками усаживаются, водка, закуска и понеслась. Так вот, к вечеру из под сосенок выползают все уже тепленькие. А некоторые чересчур буйные. Один такой прямо на улице бабе своей наподдал, случайному миротворцу тоже досталось на орехи. Толпа зевак вокруг собралась, но все больше на бесплатный цирк глазеют, а поучаствовать ни у кого желания нет. А этот амбал снова за свою бабу принялся и, похоже, что кроме фингала под глазом, меньше чем парой сломанных ребер дело не обойдется. Бабы визжат, мужики матерятся…
Папка спокойно подошел к этому бугаю, который от удивления даже бабу свою в покое оставил, взял его вежливо так за пальчики и как в кадрили рукой поводил туда–сюда, с улыбочкой. Бугай на коленки брекекекс, папка его еще за талию поддержать хотел, но куда там, мужичина на полголовы выше его и брюхо, как у Гаргантюа. Народ рты поразевал, смотрят, а мужик-то брык на бок, вроде бы как и спит! Точно, заснул, сопит в две дырки. Миротворец и побитая баба его под мышки и поволокли домой. Ну, тут еще толпа подвалила с гармонистом. И цирк плавно перешел в нестройное, но громкое хоровое пение. А поскольку я единственная трезвая была, то мне показалось, что папка его и не поддерживал вовсе. Уж больно у него странно рука двигалась.
Эх, папку бы сюда! Да и где ты, моя верная тень, Витька Сало-Масло?! Какой тебя черт понес в техникум поступать, когда твоей подружке так плохо! Я всей кожей чувствовала, что сейчас оно и начнется. Вот и плюгавенький вперед на полшага выступил. Ишь ты, залупается-то как, гад! Сейчас он точно заработает от Николеньки по соплям, а дальше пойдет махаловка…
- Леха!!!
Я отчаянно завопила, что есть мочи, прямо над ухом у Николеньки так, что он вздрогнул от неожиданности.
- Леха-а-а… Мой голос сорвался, почти перешел на визг, я поперхнулась и замолчала. Так тебе и надо, дура! Я затравленно озиралась по сторонам, услышав, как мой кот Матроскин даже фыркнул от возмущения. Нельзя же так унижаться.
Зато вся эта шушера сразу повеселела, некоторые даже закуривать начали. А чё, морду приятней бить, когда на душе весело, похоже, что с Лехой никто из них близко не знакомился. Кое-какое время я выиграла, только зачем. Этот тюлень, похоже, никогда не слышал любимую папкину поговорку о том, что лучший прием самбо - это бег! Плюгавенький опять выпендриваться начал, цигаркой помахивает гад такой…
- Ну-у, пацаны… Шуму много, драки нет.
Леха-а, мой Леха, мой славный, хороший Леха! Опять его плоские шуточки. Он вырос за их спинами, как не вовремя разбуженное привидение. И никто, никто, ни одна падла не сказала: «Иди отсюда паря, куда шел»! Ну кто из шакалов, собравшихся пообедать, будет делать замечание носорогу, решившему, что эта стая мелких собак мешает его уединению именно в этом месте. Мой славный Леха! Меня так и подмывало брякнуть: «А чего это вы тут ребята делаете, фильма-то кончилась»! Он затеял какой-то глупый разговор с леспромхозовскими и, спустя пару минут, мы уже не стояли на месте, а разговаривая хрен знает о чем, тихонько перемещались в сторону нашего дома. Несмотря на простодушный вид, Леха всегда молниеносно оценивал ситуацию. Они даже вида не подали, что такой расклад их не устраивает, но Лехин треп позволил им сохранить лицо, как говорят японцы, и в прямом и в переносном смысле.
Так бы и размазала этих сволочей! Но даже виду не подала, что обрадовалась Лехиному появлению. Теперь мы не просто перемещались, мы уже шли по тропинке, потому что нас становилось все меньше. Эти гады потихоньку растворялись в темноте. В конце концов, сзади нас шел только Леха, разговаривая неизвестно с кем. «Тихо сам с собою, тихо сам с собою я веду беседу». Ну почему я так устроена, вечно у меня смех сквозь слезы.
Наконец, исчез и Леха. Я всегда поражаюсь умению этого слона появляться и исчезать неожиданно для окружающих. А я так хотела поцеловать нашего спасителя. Пришлось поцеловать моего тюленя, моего бегемота полосатого. Здрассте, он дулся оттого, что не удалось помахать кулаками! Ах, эта флотская гордость, черт бы ее подрал. Он что, еще до сих пор не въехал, что мне куда приятней целовать и ласкать его красивое любимое тело, чем поливать его йодом и зеленкой, накладывать примочки и проливать слезы умиления в качестве верной сиделки. Обиделся, видите ли… Дурень такой! Я чуть не зашипела, как змея гремучая и, подталкивая в спину, направила прямо к своему дому. А то придумает обижаться и еще сбежит, а у меня не так уж и много времени, чтобы тратить его на выяснение «кто есть ху».
© Иван Басев