1.К истории вопроса
Когда Кулемася была маленькая, на Руси еще правил царь. Митрофан Ясно Солнышко его звали. Ему все и всегда было ясно. А солнышко, потому что ни в чем отказа не имел. Как стукнет кулаком по столу, или, паче, в рыло холопское, а опосля спросит «ясно?»
- Ясно, солнышко, - тут же ответ ему готов.
Так и Русь крестил:
- Так, еб вашу мать. Кто в воду не полезет, того глаза лишу. Али еще какой генитальи. Это уж на мое усмотрение. Ясно?…
И лезли в воду мужики и бабы, боясь царского гнева. А вдруг елду отрежет?
Так что крестилась Русь дешево и сердито: вырубят прорубь, позовут песняров, те и стоят захерачивают: «Косил ясь конюшину, косил ясь конюшину». С песней легче было морозить в воде яйца и ****ы и тихо посылать Ясно Солнышко в одно место. Новообращенным наливали на халяву, а халява это ж страшное дело! Вот и нахуячивались пачками, а потом мерзли где попало намертво. А где пачка, там и десять. И пошел на Руси от этого недород, и никто не знал, что делать.
Одни северные края некрещеными остались, отгородились от Солнышка Китайской стеною, сидят себе тихонько. Долго сидели. Потом чувствуют по запаху, что надо на разведку сходить. А кого послать не знают. Решили самого умного. А из самых умных остались семья Симпсонов и Кулимася. Симпсоны сразу все на больничный пошли, типа от вьетнамцев ящуром заразились, а Кулемася не успела. Вот и послали ее…
2.Перелезла…
Перелезла он Китайскую стену, глядь, а там… помидоры в два раза дешевле, чем у них на севере. И кабачки, и синенькие на икру тоже дешевле!
- А что ж у вас все дешево так? – спросила она одну дачницу.
- Бяда ноне в этом году, женщина. Урожай уродился! Ой, бяда! Не знаем, что и делать с ним. Погниет же!
- А вы его вон туда через стену и продайте!
- Это кому? Нехристям этим? В проруби не купаются, халявы не признают, пачками в зиму не валяются. Не по-людски живут! Шоб они там околели, инопланетяне!
- Ой, запущено-то! – подумала Кулемася, и пошла в город.
А в городе ее встретила шайка-лейка. Два мужика и баба. Все лопоухие, пьяные и одноглазые.
- Налоговая инспекция. Вы церковную десятину задекларировали?
- Я еще маленькая декларировать. Киндер я. Кин-дер, ясно?
- Ты слышал? Она нашего Ясно всуе помянула! Штраф или пятнадцать суток!
- Ага, маленькая нашлась. На рожу вон все сорок с копейками! – поддержала разговор пропитая инспекторша в кокошнике из свиной щетины, глядясь в зеркало. Ща мы ее по 58 статье оформим. За антимитрофановщину. В казематы ее!
3.Сладкая парочка
Схватили Маську под белы руки и повели в казематы. Бросили в полутемный подвал, дали заячий тулупчик и пол-рогалика и наказали ждать. Может день, а может, месяц. А может, и год, кто ж его знает, когда Ясно Солнышко дело рассмотрит.
Огляделась Мася, видит, что там еще двое мужиков сидят, в карты дуются. Познакомились.
- Степан Емельяныч Радищев, топ-менеджер французской фирмы «Робеспьер и компания».
- Акакий Акакич Гоголь, прокуратор обеих Иудей и бренд-менеджер холдинга «Плюшкин Пикчерс».
Выбив из парика пару блошек, Радищев поведал непростую судьбу невольников.
- Мы сюда как туристы приехали. Только что во Франции неплохую революцию отгрохали, решили отметить. Конный тур по Руси с охотой на мумми-тролей и настоящей рыбацкой ухой. Уха - страшное дело, поверьте! Процесс долгий и неоднозначный, требующий крайнего уважения к партнеру! А вдруг не дольешь – значит не уважаешь! Мы с Акакий Акакичем уж так старались, так старались, что Акакий Акакич ночью всю палатку заблевали-с.
- Ну что ж уж вы так уж…- Акакий Акакич покраснел каким-то синим цветом, и громко высморкавшись, утерся лоснящимся рукавом. – Заблевали-с. Зато хорошо посидели-с.
- Да уж, - подумала Мася, вспоминая воблоградскую рыбалку.
- А с мумми-тролями неприятная история приключилась. Выследили одного, загнали на Заячий остров, пальнули… Оказалось, местный митек-лилипутик. Хорошо, что ранили только в палец. Месяц рисовать не мог. Зато как плясать научился! Его трансы к себе в местное варьете с руками оторвали. Говорят, большие деньжищи зарабатывает… Ногами, конечно. Наденет парик, встанет на шпильки и пошла душа в пляс!
- Да, умеют люди устраиваться, - вздохнул Степан Емельяныч. А я кроме революций и делать ничего не умею… Зато когда сделаю – отрываюсь по полной! Не представляешь, такой адреналин! Да и с командой приятно работать, люди тонкие, интеллигентные, Губайдуллину слушают.
- Да, блин, весело у вас. А как сюда загремели?
- По глупости. Спросили, где тут у них туалет. Оказалось - военная тайна. Никто не знает, что это и где находится, но все знают, что это военная тайна. Обвинили в шпионаже в пользу Гондураса, а это вышка.
- Фу, шняга какая. Пора отсюда сматываться.
Забила Мася косячок. Сидит, думает.
- Кажется, знаю…
4.Побег
Вечером стены каземата пронзили поистине нечеловеческие звуки. Решетки задрожали, стекла полопались, штукатурка отвалилась. Дворник Полкан, подрабатывавший по совместительству тюремщиком и немного палачом, кинулся в камеру к французам и Кулемасе. Он с ужасом увидел брюхатого Акакий Акакича, который тужился, дрыгал ножками и издавал истошные непередаваемые звуки.
- Господи Исусе, бородатая баба! - перекрестился Полкан и побег за водой и самогоном. Душа его требовала немедленной сатисфакции от увиденного.
- Мальчик, кажется! – прокричала ему вслед Кулемася.
Когда Полкан, добрый и потный от беготни и выпивки, прибыл на место, Акакий Акакич уже заботливо качал небольшой сверток, из которого доносились звуки новорожденного.
- Грудь хочет, - объяснил он Полкану, - а молока нету. Баю-бай! Не из чего перерабатывать. Баю-бай! Слышишь, налить просит!
Удивленный Полкан налил стакан и нагнулся над свертком. Тут-то Степан Емельяныч и дал ему по балде что есть силы. И помог ему в успехе этой акции неоценимый опыт революционера и гуманиста.
Друзья распахнули двери казематов и выскочили в сумерки вечернего Заднеграда.
- И что бы вы без моей мобилы делали! – ухмыльнулась Кулемася. А я ведь вопли Шараповой еще записывать не хотела!
- Да, знатная, наверно, монпасье твоя Шарапова! – Степан Емельяныч обтер самогонные губы и смачно прокашлялся. Ну-с, куда направимся?..
5.Шинок
Вечерний воздух Заднеграда был свеж и приятен. С разных сторон до беглецов доносились песни и ругань, ржание и хрюканье, и много прочих звуков, свойственных любому древнерусскому городу. Маршрутки уже не ходили, и друзья решили пройтись пешком. Особых планов у них не было, но всем безумно хотелось есть. Они опасались идти центральными освещенными улицами и пробирались тихими переулками.
Акакий Акакич все время молчал и чему-то улыбался. А Степан Емельяныч не в пример ему был даже болтлив.
- А все-таки что бы ни говорил в Питере Пал Петрович, Василь Василич крайне эффективный менеджер. Какая широта мысли и уверенность в себе! Аж зависть берет. Белая. Обязательно напишу про него в мемуарах. Только самое хорошее!
- Василь Василич?
- Робеспьер. Обвалить древнейшую европейскую монархию, пустив утку об импотенции короля! А как он держался на эшафоте!
- Король?
- Да нет же, Василь Василич! Я, помнится, когда донос на него писал, не мог сдержать слез. Уж так хорош человек, гадина… Что ж… Как говорится, чему быть, того не миновать. Зато теперь я вице-президент компании и не далек тот час…
- Ну наконец-то!
В одном из переулков Кулемася заметила вывеску: прохожих весело зазывал толстый усатый шинкарь.
Голод переборол чувство страха, и все трое, переглянувшись, двинулись внутрь.
В полутемном помещении было довольно накурено. Чернявая круглая хохлушка ладьею плавала меж столиков, таская горшки, стаканы и пивные кружки. Мужики ели, пили, говорили разговоры и пощипывали сидевших рядом барышень. Друзья нашли свободное местечко в углу около выхода и молча уселись.
- А денег-то и нет ни у кого!- весело проговорил Акакий Акакич, потирая руки. Не заложить ли нам… а вот хотя бы шейный платок Степан Емельяныча? Он у него такой… гламурненький.
- Кто сказал денег нет? – Кулимася хитро улыбнулась. - Пойду носик попудрю, ждите.
Через минуту она вернулась, держа в ручке тонко свернутый рулончик. Рулончик был аккуратно развернут, и свет увидели несколько неплохих купюр.
Не долго думая, беглецы заказали себе, все чего душа просила. А просила она свиных ножек и перцовки с пивом и солеными огурцами. Соседи оказались балагурами и любителями выпить и закусить. Опрокидывая стопку за стопкой, они горячо обсуждали свежие новости. Главной из них была объявившаяся в городе бородатая баба, кидавшаяся на людей и съевшая собственного младенца. После нее следовала рецидивистка, засланная с Северных Территорий. Утром она едва не убила мирно гулявшего Ясно Солнышко. Говорят, государь собственноручно повязал злодейку и отправил на перевоспитание в Тьмутаракань. Из экономических новостей было открытие в центре Заднеграда эконом-отеля «Хиросима» (стилизованные под отель руины гармонично сочетаются с чучелами государя и его любимого кобеля, символизирующими победу добра над злом) и выпуск нового горохового пюре – теперь со вкусом сушеной каракатицы.
В самом разгаре ужина к Степану подсел светлоглазый человечек с тонкой шейкой и мягкими кошачьими повадками. Голова его была похожа на огурец с бакенбардами, да и весь он напоминал не то кабачок, не то утицу, то и дело вытягивая шейку и кося беленькими глазками.
- Абноскин-Заднеградский, товарищ предводителя местного дворянства, - представился он, косясь на стопку с перцовкой. - Осмелюсь подчеркнуть, что фамилия наша пишется через «а», ибо происходит она от легендарного Абноса Хитрого, основателя Заднеграда. А также от сына его Абноса Жадного и внука Абноса Косолапого.
Человечек вынул из сюртука некую бумагу и стал тыкать ею в нос Акакию:
-На днях отстоял честь фамилии в суде. Пришлось дать городскому судье Чистоплюеву, - не хотел, змееныш, менять «о» на «а». Кстати, вон он сидит, - махнул он ручкой в глубь шинка. А интересно ли вам знать, господа, сколько нынче берут городские судьи? – при этом вопросе в глазах Абноскина появился нехороший зеленоватый огонек. А берут они… Ай-ай!!! – взвизгнул он и повернулся к Степану, сидевшему рядом. – Ты отдавил мне хвост, негодяй!...
- О-о-о… - протянула изрядно захмелевшая Кулемася. – Нахрюкалась до чертиков… Он сказал «хвост», или я брежу? – спросила она Акакия.
Лицо Акакий Акакича было весьма странным. Глаза его округлились и выражали не то удивление, не то ужас. Оглядываясь по сторонам, он сгреб Кулю в комок и вместе с ней спрятался под стол.
- Сиди и молчи. Пожалуйста, - произнес он, стиснув зубы.
- Ну уж фига!
Кулемася высунулась из-под стола. Ни Степана, ни Абноскина, ни прочих соседей за столом уже не было…
6.Суд да дело
На происходящее Куля смотрела во все глаза. А происходило вот что. Еще недавно бывшие милыми собеседниками, посетители шинка в одночасье превращались в наипоганейших бесов. Лица их прямо на глазах обрастали шерстью и обзаводились сизым чертячьим рылом: узкие – длинным и даже где-то изысканно тонким, толстые же – примитивными свиными пятаками. Особую форму обретали физиономии курносые: пятаки их едва не упирались в переносицу, бесстыже оголяя блестящие розовые десна и желтые клыки. Кто-то чавкая дожирал остатки еды. Кто-то глубокомысленно переглядывался с соседом, оборачиваясь по сторонам. Кто-то хватал волосатыми лапами полный стакан и, словно второпях, выхлебывал его в один присест. Кажется, они и впрямь торопились: по всему помещению шинка чувствовалось оживление, и черти мало помалу сходились на его середину.
А шинок между тем стремительно раздавался в размерах: стены его раздвинулись далеко назад и вширь, - так, что их стало не видно вовсе. А потолок вырос на три человеческих роста – и только по люстре - колесу с горящими свечами можно было определить, что он все-таки есть.
Меж тем, чертей уж собралась тьма тьмущая. Откуда-то появился огромный черный стул
Никто не обращал внимания на стол, где сидели наши, и, в конце концов, расхрабревшись, Куля вместе с Акакием тихонько уселись за столом снова. Не было только Степана Емельяныча.
-Хозяйка! Хозяйка! –послышались возгласы в толпе. Черти зашептались. Откуда-то из темноты, царившей за стулом, на небольшое возвышение, словно на сцену, выплыла толстая смуглая баба – Куля сразу узнала в ней хохлушку-разносчицу. Однако теперь та была в длинном ярко-розовом платье, а на плече ее сидел маленький вороненок. Раскосое лицо ее выражало усталость, присущую высокой начальственной особи, как минимум, директрисе продмага. Хозяйка взгромоздилась на стуле, поерзала попой, словно примеряясь, уместится ли между его ручек, и недовольно обронила в адрес одного из чертей:
- Жупел, я тебя еще в прошлый раз просила стул заменить! Где он? Молчишь? Я тоже не знаю. Где повестка дня? Фаня несет? Фаню только за смертью посылать.
Наконец хозяйке принесли нужную бумагу.
- Успокоились, коллеги! Мне трудно вас перекричать, я тоже весь день работала. Недельный отчет заслушаем?
- Заслушаем, заслушаем! – подхватили черти.
- Итак, уважаемые. По первому пункту. На этой неделе Заднеградским исполкомом партии «Бесовщина» обработано 38 душ. Из них искушены пятнадцать. В процессе искушения восемь. Из них: на стадии завершения процесса три, две в состоянии неопределенности, три с отрицательной перспективой. Остальные пятнадцать послали наших уважаемых коллег сами знаете куда. Где, по законам жанра, наши коллеги сейчас и находятся. Хозяйственный отдел уже обеспечил их вазилином. Да, Тяпочка? – повернулась она к вороненку.
- Да, мамочка, - ответил тот.
- Плохо работаем, коллеги, плохо. Мало работаем с людьми. Мало их понимаем. А зачастую и не хотим понять. А людям ведь много и не надо. Подошел, приголубил, налил, наобещал – и дал! И взял свое! Мне что, вас учить? А вот Разифаний, к примеру, – и она грозно посмотрела на плешивого бесика с тоненькими рожками – дать-то дал, а взять – забыл! А это для черта - огромная политическая ошибка! Нельзя разбрасываться впустую, исполкомовский фонд не резиновый! Ты понял, Разифаний?
Разифаний кивнул.
- Он понял, Тяпочка? Я тоже думаю, что не понял. Уйди, Разифаний, с глаз моих. И не забудь возместить представительские расходы.
Разифаний вновь кивнул и в миг испарился.
-Берите пример с Абноскина – встретился, поговорил с человеком, договорился. Теперь он - Абноскин, а человек – наш. Будем судить?
- Конечно! А как же! Мерзавец! – заверещали черти, и перед хозяйкой вывели Чистоплюева.
- Брал? – хозяйка насупила и без того тяжелые брови.
- Брал, брал, - охотно закивал Абноскин.
- Позвольте, так я же для благотворительного фонда брал! – Чистоплюев изобразил до боли честные глаза. – И сегодня же хотел их туда положить. В смысле, в фонд.
- И где твой фонд?
- Ну, пока дома… как раз завтра собирался перевезти его в этот, как его, черт… в детский дом.
- Внесите фонд!
Перед хозяйкой поставили огромную свинью-копилку, всю в цветах и голых толстых бабах. Судя по весу и звукам, она была неплохо набита денежками.
- Что же нам с ним делать, Тяпочка?
Тяпочка поежился.
- Я тоже так думаю. Так и быть. Пусть твои деньги останутся при тебе.
В тот же момент черти набросились на бедного Чистоплюева… В ход пошли ножи и вилки, а бедный судья орал нечеловечьим голосом и просил о пощаде. Кулемася в ужасе спряталась под стол, и только слышала продолжающийся рев и всхлипы и звуки разбивающейся копилки…
Наконец, зашив несчастному в брюхо все деньги, его унесли.
7.Явление Робеспьера
- Кто следующий? – хозяйка обвела взглядом присутствующих. Видимо, предыдущее действо вывело ее из состояния утомленности.
- А я туточки!
- Василь Василич? Какими судьбами? Это ж не Ваше региональное отделение. Но, признаться, рада Вас видеть. Как голова, не побаливает? Говорят, топор помогает. Простите плоскую шутку, работа нервная, с людьми работаем!
Мася увидела, как некий огромный чертина вывел перед хозяйкой поникшего Степан Емельяныча.
- Наслышана, наслышана о друге Вашем, Василь Василич. Мастер эпистолярного жанра. Грешит обилием эпитетов, любит сгустить краски, а в целом даже очень и очень… Ну, доносчик, что скажешь?
Степан забегал глазками и понесся галопом по европам:
- Да, я не отрицаю! Но это ж все во имя благой цели! Во имя, так сказать, прогресса!
- Ты кого обмануть хотел, дурень?! Ты черта обмануть хотел! – накинулся было на него Робеспьер.
- Ну здесь все ясно. Глаз за глаз, а, Василь Василич? – спросила Хозяйка.
- Решительно за! Ре-ши-тель-но.
- Глаз за глаз! - Завопили черти, - и человек, очень похожий на Полкана, принес харакерный топорик. Степан Емельяныча загнули раком, вознесли над его бедной головушкой топор и…
Куля опомнилась только когда ее имя громогласно зазвучало в стенах шинка.
- А где Кулимася?! Ну-ка подать мне ее немедленно!- возгласила Хозяйка.
Черти кинулись под стол и приволокли бедную Кулю пред очи бесовки.
- Перцовку пила? – Хозяйка подалась вперед настолько, что Куля расслышала луковый запах у нее изо рта.
- Пила, - пожав плечами, ответила она.
- Рассолу хочешь? – Хозяйка снисходительно улыбнулась, показав два ряда желтых зубов.
- Хочу.
Перед Кулемасей оказалась ярдань с самым настоящим рассолом. Зачерпнув ковшик, она отпила. Рассол показался ей очень вкусным. Он еще отпила. А потом еще и еще…
8.Устыдили
…С большим трудом Куленька разлепила глазки. На синем потолке комнаты среди фиолетовых тучек хихикали между собой два толстых ангелка, при этом один из делал свое гадкое дельце, направив струю прямо на бедную Куленьку.
- Кыш! – ну-ка кыш, блин! – замахнулась Куля на ангелочков. И те, сверкнув огромными окорочками, вспорхнули и исчезли в тучке на потолке.
Дверь в комнату приоткрылась, и в ней показалась овощная голова Абноскина.
- А вот и девочка проснулась!
- Вы кто вообще и что тут делаете? – произнесла Куля, превозмогая боль в тыковке.
- Я тут живу. Абноскин, Гомер Олекович. Вы меня вчера за черта приняли…
- Значит, так оно и есть! Первое впечатление – самое верное. Оййй… А че у меня голова так болит?
- Вы вчера изволили много выпить. Мы от вас все бутылки попрятали, а вы носик пошли попудрить и напудрились.
- У вас синяк под глазом. Вы тоже «напудрились», что ли?
- А вы свой почерк не узнаете? Кляксу-то вы поставили.
- Оклемалась? – в дверях появился Акакий.– Ну ты и отчебучила вчера! Сначала ниче-ниче, а потом, как махорки покурила, чертей стала гонять. Все баранку какую-то просила… «Где баранка, где баранка?!»
- Крендель, - поправил Аброскин.
- Во-во. Где баранка? Хозяйку за грудки трясла, она чуть жандарма не вызвала. С хохлом стала на спор горилку пить! Выиграла, однако… А когда уже стрип-рэп на столе погнала, мы тебя и подхватили. Тут Гомер Олекыч и получил свою дозу стихийного феминизма. В общем, выговор тебе. Вставай, поешь супчика горяченького, нас ждут великие дела.
- Какие? Очередная революция?
- Что-то вроде этого. Но тебя это не касается, ты к папе с мамой - за Стену, в Питер.
- Даже посмотреть нельзя?
- Посмотришь. Дома, в новостях.
- Не дадите посмотреть, я вас заложу!
- Не стыдно?
Куля подумала, стыдно ей или нет, но так и не пришла к выводу. Ей очень хотелось пить и жутко тошнило.
- Стыдно, а что делать, - на всякий случай ответила она, и, попросив мужчин из комнаты, стала одеваться.
9.Заднеград: история и факты
Достоинством комнаты было огромное, в пол-стены, окно, выходившее на небольшую брусчатую площадь. Главной достопримечательностью площади был пятнадцатиметровый шедевр известного зодчего Пальца, подаренный им Заднеграду на тысячелетие города. История памятника была примерно следующая.
Еще пять лет назад заднеградцы шумно отпраздновали трехвековой юбилей столицы. Всего за сто миллионов золотых червонцев власти города с любовью отреставрировали Хижину Доры – матери Абноса-Основателя. Молодой, но уже довольно государственный режиссер Сапа снял сериал про всех трех Абносов. Сериал назывался «Сладкая Красная Звезда» и рассказывал о том, что Абносы не были Хитрыми и Жадными, а совсем наоборот, отдавали последнее первому встречному. Это исторически верный факт, однако режиссер опустил маленькую деталь: в поисках первого встречного очередной Абнос ставил перед собой зеркало. Так что долго искать не было нужды.
На премьере фильма зрителям выдавали леденцы и слюнявчики. Последние собирались по окончании фильма и тщательно выжимались в позолоченное ведро. Ведро же, как свидетельство неутолимой любви к Абносам и их потомкам, было поднесено Ясну Солнышку, после чего государь выпил с Сапой медовухи на брудершафт и повязал ему на пупок орден «Свобода и Порядок» пятой степени.
Но тут произошло непредвиденное. Через неделю после фильма местная дачница нашла в своем огороде берестяную грамоту. Это была жалоба в милицию на соседей, чья собачка засрала весь подъезд. Единственным приличным словом в шедевре оказалась цифра, которую ученые приняли за дату написания. Филологи пришли к выводу, что собачка гадила ровно 1000 лет назад.
Очнувшиеся от празднования отцы города сказали: а че нам, кабанам?! И решили отметить тысячелетие Заднеграда. Обнаружилось, что Хижина Доры отреставрирована из рук вон плохо: двери скрипят, ставни плохо выкрашены! Правда, злопыхатели утверждали, что видели, как человек, очень похожий на бургомистра, тайком соскабливал со ставен краску и писал на стене «Здесь был Вася», но на то они и злопыхатели! Делать нечего, занялись повторной реставрацией. Короче, освоили и эту сумму. Да так увлеклись, что забыли про обещанный государю памятник.
Честно разворовав последний мешок денег, городской голова обнаружил, что из строительных материалов хватает только на пенопласт. Ученые вдруг выяснили, что материал этот едва ли не крепче гранита, морозо- и стрессоустойчив, эстетически безупречен и что Абносы вообще очень любили памятники из пенопласта. Так и появился на площади Высочайшего Прозрения пенопластовый Ясно Солнышко с любимым кобелем – Бионафтом. Как говорилось ранее, памятник символизировал победу Добра над Злом - Зло уже просто сдохло и его убрали, осталось одно Добро. Мася вгляделась в памятник. Лицо Солнышка показалось ей подозрительно знакомым, но вспомнить его ей так и не удалось.
Позади памятника стоял уже известный нам отель Хиросима. Особым шиком отеля считался выщербленный под старину пол и экзотические негадящие японские тараканы. Они постоянно росли, потому что все удерживали в себе. И все же временами их пучило. На этот случай жильцы отеля всегда имели при себе отличные японские противогазы и складные лестницы.
Дома на площади пестрели вывесками: «Поим», «Моем», «Броим», а также «Шашылык из мяса» и «Общество анонимных алкоголиков». Между двумя последними скромно ютилась табличка «Министерство государственного пафоса и сбычи мечт». Когда-то министерство находилось в Заднеградском Кремле, но однажды на государевом приеме министр по делам пафоса Бздин, объевшись до этого гороху, так «размечтался», что пафос в кремлевских покоях выветривался неделю. Инцидент сочли мелкой диверсией и предусмотрительно переселили Бздина подальше.
10.Домой
Куля осмотрела окрестности и только хотела отойти от окна, как вдруг увидела Степан Емельяныча. Тот подошел ко входу в министерство и взглянул на часы. Тотчас из дверей вышел толстый человек в бабочке, они обменялись словами, и человек передал ему белый пакет. Распрощавшись с толстым человеком, Степан направился к дому Абноскина. Кулемася тихонько открыла дверь и заглянула в другую комнату. Акакий и Гомер были так увлечены разговором, что не заметили этого.
- Я знаю это совершенно точно. – говорил Абноскин. Он никогда не сидит в ложе. Это исключено. Те более, что ее он захочет увидеть вблизи. Он просто влюблен в нее.
- Кха, кха! – Мася не вытерпела. – Я, блин, конечно, все понимаю, но вы же не дадите даме умереть?
- Да, да, пройди на кухню, суп тебя ждет.
- Мася прошла в следующую комнату, оставив дверь приоткрытой. Суп лез с трудом. На стол упал солнечный луч, подобрался к тарелке, лизнул кусок курицы и лег на графин с водой.
- А этот писака точно будет? Я слышал, он в запое.
- Будет. Об этом позаботятся наши друзья из конторы.
Меж тем, пришел Степан. Он сказал, что все идет по плану.
- А пива нет? Я суп съела.
- Нет, возьми молока в холодильнике.
- Сами пейте свое молоко. – Мася налила в стакан воды и выдула в один присест.
Вскоре все трое вошли в кухню. Степан подсел к Масе.
- Ты летишь домой. Немедленно. Здесь небезопасно.
- Только бизнес-классом.
- Он уже ждет тебя. Посмотри в окно.
Мася заглянула в окно, выходящее во внутренний двор. В аккуратном зеленом садике висел в воздухе огромный красивый шар в черно-белую полоску…
- Садисты! Гестаповцы! Больную девушку – на воздушный шар!
Минут через двадцать посадили они Кулемасю в корзину, смахнули с морщинистых заросших лиц скупые мужские слезы и говорят ей:
- Ну, прощай, добрая Кулемася. Спасибо за помощь и не поминай нас лихом.
- Да ладно, че там… - обреченно сказала Куля. Вы приезжайте к нам туда, за Стену. У нас интересно.
- Обязательно приедем, обязательно. А что это шарик не летит, Гомер? Степан заволновался.
- А-а-а! Так мы ж про груз забыли. Куль, ну-к выкини оттуда все мешки.
- Куля выкинула, но шарик остался на месте.
- Может, я все-таки вылезу?
- Нет, нет, сейчас северный ветер подует, он отнесет тебя прямо за Стену! А мы к тебе приедем, еще водки с тобой попьем!
И тут случилось чудо. При слове «водка» все естество Куленьки забурлило как белье в стиральной машинке и немедля ни секунды вырвалось на свободу! Шарик взвился и уже через минуту исчез из поля зрения наших заговорщиков, предоставив им замечательную возможность умыться и устроить хорошую постирушку.
11.Неожиданная встреча
А ветер и вправду усиливался. Как бы в Лапландию не улететь, - подумала, утираясь после очередного бурлеска, Кулемася. - Дед Мороз это неплохо, но только не сейчас. Ей ужасно хотелось домой – обнять Кренделя и Дусю и утонуть в своей теплой постели. Она икнула, а потом пукнула. Потом еще раз. Это была хорошая примета: жизнь потихоньку налаживалась. Кроме нее в корзине болталась еще бутылка пива, но выпить ее она решила только дома.
С высоты птичьего полета Заднеград был чудесен: башенки, купола всякие… Зелени много, речка какая-то… И все было бы ничего, не подлети она к Заднеградскому Кремлю в самый полдень. А там, как и в Питере, любили в это время из пушки бабахнуть.
О, какой шарик! – сказал в это время кремлевский пушкарь и зажег фитиль…
Полет в историческое сердце Заднеграда был недолог и малокомфортен. Упала Масенька прямо в кремлевский парк, в местный репейник. Подбежал к ней охранник, только повязать хотел, а ему тут бутылка пива сверху хряпс! Вылезла Мася из зарослей, одной рукой попку потирает, а в другой пиво держит. И видит: профессор Селезнев сидит на скамеечке, газетку читает. Подошла к нему сзади, закрыла руками его толстенные очки, и говорит: ку-ку!
- Марфа? Евдокия? Ефросинья? Фекла? Репа?
- Нет, профессор!
- Профессор?
- Куля ощутила, как по лбу Селезнева пошла мгновенная испарина.
Он отстранил ее ручки и повернулся. Удивлению Селезнева не было предела. Вместе с тем, оно было определенно сопряжено с испугом.
- Кулемася?
- Да, профессор! Хренофон оказался прав: мы снова увиделись! Вы не рады?
- Я… скорее удивлен. Как ты здесь оказалась? Это ж Древняя Русь!
- Ну да. Я тут живу. За Стеной. А здесь… на экскурсии. Назад летела, топлива не хватило. А вы?
- А я здесь работаю. Пашу аки конь, деточка, пишу докторскую. Здесь уникальный, скажу тебе, дендрарий в Кремле этом. Я таких пород нигде не видел, откуда и кто их занес – черт его знает. Но… есть своя теория.
- Государь, Ваше величество в порядке? – спросил у Селезнева возникший ниоткуда секьюрити.
- В порядке, Афанасий, ступай. Да, о чем я… Уникальные виды – цветущий папоротник! Говорящий дуб! Поющие лопухи!
- А почему он назвал вас государем?
- Тише. Ты – единственная в этом городе, кто знает про кабину времени. Не подвергай себя опасности. За себя-то я не боюсь, а тебе в случае чего все равно никто не поверит. Могут и в желтый дом сослать. Я даже не узнаю об этом и вызволить не смогу.
Да, Ясно Солнышко – это я. Вернее, теперь это я. Мы были вынуждены скорректировать ход событий, ставших для нас весьма и весьма неприятными. Опричнина, Северные территории, и так далее. Но самое страшное – настоящий Ясно Солнышко привез сюда на показ некий народец с Урала - мы в лаборатории навали их «длиннококус экстраординарис». У них короткие ножки и хозотдел прямо до земли. Поначалу их показывали в цирке и возили по деревням как некую диковину. С виду неловкие такие, смешные! А потом… То там баба от них забрюхатит, то там… Приведут ее в районную тайную канцелярию, спросят: ну что ты в нем нашла? Она зардеется вся, глазки опустит и в ответ: ай вы сами не ведаете?
К пятнадцатому веку страна стала необороноспособной: при все своей способности к размножению, они оказались никакими воинами и были почти полностью истреблены вместе с оставшимися русичами. Отдельные экземпляры до сих пор живут в нашей лаборатории в Москве. Так что я тут, чтобы никаких длиннококусов не пускать!
А тут еще кабина времени зависла – не могу связаться с нашими, проверить промежуточный результат.
- Профессор, а у меня ведь к вам дело! – Куля вспомнила про Сему Крокодилова.
- Пойдем, отдохнешь и все расскажешь. – Селезнев взял Кулю под руку и повел в царские покои.
- Как же вас не рассекретили?
- А я похож очень. К тому же родственников у Солнышка не осталось – кто в боях с хазарами погиб, кого отравили, кто сбежать успел. Так что работается достаточно комфортно.
- А где настоящий Митрофан?
- У нас. Проходит курс социальной реабилитации. Мозги вправим и вернем на место.
Во дворце Масенька все рассказала ему про Сему. Профессор задумался.
- Вообще-то, я не имею права вмешиваться в такие события. Но ты вернула мне хренофон – а это дорогого стоит. Я в долгу! Придется помочь! Что-нибудь придумаем!
Кстати! Сегодня огромное событие! Приехала великая Коко Марлен! Вечером дает единственный концерт. Весьма рекомендую. Есть лишний билетик. Но посадить тебя рядом, увы, не могу! Пойдешь?
- Конечно, пойду, почему и нет. Она у нас в Питере как-то была, меня прям вставило!
Профессор выделил Куле комнату, где она смогла выспаться. Вечером он распорядился, чтобы ее отвезли в театр на персональной машине. Куля посмотрела на оставшуюся нетронутой бутылку пива и хотела уже уйти без нее, как вдруг некая служанка напомнила ей:
- А бутылочку-то возьмите, а то пропадет тут! Что-то неведомое, казалось, против ее воли, заставило взять эту бутылку с собой.
12.Коко и ее питомец
Театр Песни и Пляски имени Абноса Хромого находился в двухстах метрах от Площади Прозрения. Великая Коко разместилась в «Хиросиме» - еще с прошлого раза ей пришлись по душе знаменитые выщербленные полы и тараканы. Одного она даже забрала с собой, назвала Румпельштильцхеном, кормила «педигри» и мыла по выходным в стиральной машине. Благодаря мягкому режиму мойки шерсть у таракана стала блестящей и шелковистой. Она не нарадовалась: какой хороший, не гадит где попало, как другие, да и вообще не гадит… Коко брала его на светские рауты, концерты и даже свидания до того дня, пока Румпельштильцхена вдруг не вспучило. А она про эту особенность совсем не знала. И вот сидит она как-то в ресторане с потенциальным любовником, все так идет хорошо, а тут - банзай! – японский цунами! Коко смотрит на альфонса, альфонс на Коко, оба зажимают носы, вскакивают и разбегаются. На следующий день папарацци раструбили в газетах о том, что парочке подали несвежих устриц. И что ресторан от неслыханного пердежа закрыт на карантин.
После этого Румпельштильцхен оказался в местном зоопарке, где на сыром мясе разъелся до размеров небольшого бегемота. Он ел с рук и легко поддавался дрессировке. Таракан стал одной из главных достопримечательностей города, попал на местный герб и местные деньги. А братья Гримм даже написали про него сказку, превратив его по сюжету в соломенного человечка.
13.Финита ля комедия
Между тем, зал Песен и Плясок наполнился зрителями. Государь, против обычая, разместился в ложе. Он был близорук и сидел по обыкновению в первом ряду, но сегодня ему что-то не хотелось сидеть у сцены. А Куля расположилась практически ровно под ложей, чуть впереди.
- И нафига я эту бутылку взяла? - думала она. Ну ничего, сейчас концерт начнется, пивка попью. Пиво под живой голос Коко – что может быть лучше?!
Свет погас. Гул в зале прекратился. На сцену упали лучи прожекторов. Занавес поднялся, и на сцену вышла неповторимая Коко. Раздались громкие аплодисменты, Коко поклонилась и стала ждать аккомпонемента. Наконец, она сняла микрофон с микрофонной стойки и, поднеся вплотную к губам, запела.
Куля, бывшая у нее на концерте в Питере, немного удивилась: Коко никогда не брала в руки микрофона. Смутил ее и внешний вид примы: казалось, что она сделала неудачную пластическую операцию: скулы ее заострились, а губы были намеренно увеличены с помощью помады. И уж вовсе насторожило Куленьку, что боа, упавшее с шеи певицы, обнажил немаленький кадык…
- Сто пудов, травести. Подлог! Или я сошла с ума. – думала Кулемася, пытаясь откупорить бутылку ключом. Ничего не получалось, и она взяла зажигалку…
Тут прозвучали последние аккорды и по залу покатились аплодисменты. Меж тем, невысокий толстый человечек, в котором Кулемася узнала незнакомца, разговаривавшего со Степаном на площади Прозрения, держа в руках огромный букет роз, торопливо засеменил к сцене. Коко с улыбкой приняла букет и в следующий миг…
- Чмапс!!!- пивная пробка рванула вверх и пришлась профессору-государю прямо в левый глаз.
В тот же миг раздались два выстрела. Это охранник, на беду Кули приметивший точку вылета пробки, пальнул в ее сторону. Одновременно с первым выстрелом Коко пальнула в сторону государя из пушки, которая была спрятана в букете. Селезнев, схватившийся за глаз и скорчившийся от боли, благополучно избежал пули, посланной прямо в цель. Когда на Коко набросилась охрана, с головы ее слетел парик. Куля уже не видела, что за слоем грима, под знаменитым париком примы скрывался не кто иной, как Акакий.
- Долой тирана! – только и успел прокричать несостоявшийся травести, когда его уводили под руки. А настоящая Коко сидела в это время связанная в гримерке, лысая и величественная, какой может быть лишь настоящая звезда.
Вместо постскриптума
Шел ослепительный снег. Куля расчистила его со знакомой лавочки около супермаркета и присела. Ей было тепло и уютно. Совсем не хотелось никуда идти! Она вспомнила о недавней встрече с Крокодиловым, о Колбасе и дохлых тараканах, написала смску Нафане и, впервые не дождавшись ответа, улыбнулась и закурила.
Захрустел снежок. В круг фонарного света вошел и замешкался человек с авоськой, в которой золотились ослепительно оранжевые мандарины. Он полез в авоську, и доставая оттуда пачку сигарет, умудрился вывернуть авоську так, что мандарины попадали в снег.
- Ну вот, надо собирать… - пьяный человек неловко присел на корточки.
- Семен! – окликнула его Куля.
- Человек оглянулся и, потеряв равновесие, начал падать на дорогу.
Вдруг откуда-то из темноты появилась нога и дала ему отличного пенделя – такого, что Сема отлетел к столбу. В ту же секунду раздался визг тормозов и белая «шестерка» на всей скорости промчалась вплотную к тротуару.
Куля подбежала к Семену.
- Живой?
Семен вынул дрожащими руками из авоськи сигареты и закурил.
- Дай и мне одну.
Сема сделал вид, что не расслышал.
- Семен, поделись сигареткой, плиз.
Семен не видел и не слышал Кулемаси. Он сел на скамейку и посмотрел на раздавленные мандарины. Потом собрал оставшиеся целыми и пошел восвояси. А Куля пожала плечами и повернулась в сторону дома. Снег был ослепительно бел, прохладен и солоноват на вкус.