ЛИЗАВЕТА
Лизавета вымыла очередную чашку и со стуком водрузила ее в сушилку. Она ненавидела мыть посуду не меньше, чем Агата Кристи, только вот убийства, как у английской леди, не придумывались. За окном стучался дождь, будто прося впустить в теплоту кухни, резко и свежо пахло только что заваренным чаем. А гора посуды не уменьшалась.
Из соседней комнаты весело бормотал телевизор. Потом бормотание сменилось гнусавым пением – видно, Шурик принялся переключать каналы. Шурик – Лизаветин муж, и годовщину их свадьбы праздновали весь сегодняшний день. Многочисленные родственники снова кричали «горько», дарили ситцевые платочки, скатерти и занавески. Вон сколько их скопилось! Теперь можно будет завесить все окна, застелить все столы и набить все карманы свежими носовыми платками. И кому только пришло в голову назвать год совместной жизни ситцевой свадьбой? Замотать бы его самого в скатерть и спустить с лестницы!
Мстительные Лизаветины мысли прервал вопль «Ха-ра-шо, все будет ха-ра-шо!». Она вздрогнула, едва не разбив тарелку. Музыкальный капустник, который смотрел муж, посетила его любимица. Или, все-таки, любимец?
Но даже больше, чем фальшивые улыбки участников музыкального капустника, Лизавету раздражал напиток «Буратино» в их бокалах, выдаваемый за шампанское. Об этом напитке она прочитала в каком-то репортаже и с той поры рассказывала всем, какой дурной вкус у тех, кто смотрит эти телевизионные концерты. Только с Шуриком было как-то непонятно… Правда, в последнее время ей все больше хотелось обвинить в отсутствии вкуса и его.
Прошлой осенью тоже шел дождь, заливал весь их свадебный поезд, а когда они, соблюдая традицию, приехали к вечному огню, оказалось, что огонь почему-то не горит, и подол пышного платья весь вымок и уныло обвис, потому что они бежали к этому огню прямо под дождем. В кафе пробка от шампанского ударилась в зеркальный потолок, вызвав у гостей бурную радость, и они принялись заталкивать все пробки обратно, взбалтывать бутылки и прицельно стрелять по потолку, украшая его новыми вмятинами.
С первого раза у них с Шуриком ничего не получилось, и Лизавета смущалась, прятала глаза и расстраивалась, ведь ей никто не объяснил, что надо делать, когда не получается. А еще считалось, что, когда любовь, все должно выйти само собой. А если не выйдет, то и любви никакой нету. Что же, у них с Шуриком - не любовь? Так она переживала целый день, пока Шурик не застал ее всю в слезах, а когда узнал, в чем дело, долго хохотал и утащил потом в постель, и все у них получилось лучше, чем Лизавета ожидала.
Вскоре после свадьбы обнаружилось, что Шурик не вынесет мусор, если ему не напомнить об этом несколько раз, что он роняет газеты за диван и потом сам же долго ищет, а чтобы приготовить яичницу из трех яиц, ему нужна вся имеющаяся в доме посуда. А Шурика раздражала ее привычка читать в ванной, и на кухне, и перед сном тоже. Обнаружилось еще много всякого, хотя с этим можно было как-то… примириться, но только не с фатальным Шуриковым невниманием. Сначала Лизавета надеялась, что ей удастся его как-нибудь перевоспитать. Но вот прошел уже год, а перевоспитание не дало никаких плодов. Ну совсем никаких! Шурик по-прежнему забывал поздравлять ее с праздниками, даже с днем рождения, не говоря уж о Лизаветиных родителях, братьях, сестрах и прочих родственниках, близких и дальних. Он никогда не дарил ей цветов. Он не приглашал ее в театр. Конечно, Лизавета могла бы сходить в театр одна, но… она, все-таки, любила Шурика. И она заскучала, откровенно и страстно. А Шурик, полено бесчувственное, опять ничего не заметил. И вот сейчас он лежит на своем любимом диване в обнимку с телевизионным пультом, а с их свадьбы прошел всего год! И куда все делось – их любовная горячка и нетерпение, когда не было времени добраться до спальни, потому что надо спешить, и как они посреди ночи ели жареную картошку, сидя на постели и перемазавшись майонезом, и как она однажды отравилась персиками, ее целый день тошнило, а он не пошел на работу и сидел рядом, держал ее за руку…
Лизавете было так жалко себя, что хотелось плакать. Она в сердцах швырнула полотенце на пол и убежала в ванную.
ЛИЗА
Годовщина свадьбы Лизы и Саши прошла благородно и утонченно. Дождь из розовых лепестков, белое вино в тонкостенных прабабушкиных бокалах, что-то такое изысканное на тарелках, нежная музыка. Романтика лилась на Лизину голову столь щедро, что ей все время хотелось отряхнуться, как попавшей под дождь собаке.
- Какая же ты счастливая! – восторженно и чуточку завистливо вздыхали Лизины подруги. - Прям как в кино живешь!
Поначалу Лизе это тоже нравилось. Еще бы ей не нравилось, что ее носят на руках, заваливают цветами, поют серенады… Да-да, серенады тоже были! Пел, конечно, не сам Саша – у него голоса отродясь не было – а его друг, но получилось все равно очень красиво, и даже соседи не возмущались, хотя час уже был поздний.
Но теперь Лизе стало казаться, что она объелась десерта. Ей хотелось на концерт группы «Любэ», а не классической гитары. Ей хотелось сладкой и крепкой клубничной наливки, которую так хорошо делали ее родители, а не дорогого белого вина из изысканно простой бутылки. Ей хотелось, чтобы секс был просто секс, а не какое-то возвышенное действо, всегда тщательно подготавливаемое, как сцена для съемок романтического кадра романтической мелодрамы.
Саша всегда обо всем помнил, всех поздравлял, говорил комплименты, послушно восторгался новым платьем, диваном, кактусом, песиком, ребенком. Всем, чем требовалось. Он был безупречно воспитан и вежлив – мечта, а не мужчина!
Однажды Лиза демонстративно отрезала толстый кусок хлеба, намазала его маслом, густо посыпала сахаром и съела на глазах у Саши. Он пришел в ужас и прочитал ей целую лекцию о том, что плебейские вкусы – пережиток прошлого и вообще вредны для здоровья. Все кончилось тем, что Лиза устыдилась своего аморального поведения и пообещала никогда так больше не делать.
Иногда Лизе казалось, что она живет с манекеном, красивым, изысканным манекеном. И напрасно она обвиняла себя в неблагодарности, глупости – и в чем там еще принято себя обвинять? Все оставалось по-прежнему. Она томилась и страдала, а Саша как будто ничего не замечал.
Но эта годовщина… Она окончательно добила ее. Едва за последним гостем захлопнулась дверь, Лиза разрыдалась, разбила пару тарелок, чем окончательно уничтожила бедного, потерянного Сашу, и укрылась в ванной.
ЛИЗАВЕТА
Заперевшись в ванной, Лизавета посмотрела в зеркало над раковиной. Заплаканное отражение ответило ей тоскливым взглядом. Лизавета растерянно моргнула и потрогала свои щеки - они были сухи. Лизавета зажмурилась, больно ущипнула себя и снова уставилась на отражение. Нет, все-таки, ей показалось – в зеркале никто не рыдал, только гладкая поверхность как будто помутнела.
В дверь осторожно постучали:
- Лизонька, дорогая, выходи, пожалуйста! – позвал Шурик.
Она вздохнула и открыла дверь. На пороге стоял Шурик в серых брюках и белой рубашке.
- Зачем ты так нарядился, мы разве куда-то собираемся? – удивилась она.
- Лизонька, сегодня же годовщина нашей свадьбы!
- И на кухне меня дожидается гора посуды, - сердито вздохнула Лизавета.
- Какая посуда? – поразился Шурик. – Люся все давно вымыла.
- Какая Люся?!
- Официантка из кафе, разве ты не помнишь? – Шурик осторожно потрогал Лизаветин лоб. – Я уже отпустил ее. Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? Ты так много времени провела в этой ванной, что я уже начал беспокоиться.
- Я была там от силы минут пять.
- Два часа, - сообщил Шурик, взглянув на часы. – Два часа и десять минут.
- Не может быть! – Лизавета растерянно посмотрела на Шурика. Потом на его часы. Эти часы она видела первый раз в жизни. Солидные, холодно поблескивающие, они сдержанно заявляли о своем аристократизме даже ей, ничего в этом не понимающей.
- Откуда у тебя эти часы? – упавшим голосом поинтересовалась она.
- Мы же вместе выбирали их в Цюрихе во время свадебного путешествия, разве ты не помнишь?
Она не помнила. Не было в ее жизни никакого Цюриха, а свадебное путешествие ограничилось поездкой в какую-то глухую деревню за грибами. Конечно, в деревне была пахнущая березовыми вениками баня, и ночевать их отправили на сеновал, но… это никак не походило на Цюрих.
Лизавета медленно пошла по квартире. Квартира тоже была не ее, а как будто сошедшая с глянцевой картинки из дизайнерского журнала.
- Мамочки, где я? – вырвалось у Лизаветы. Она повернулась к следовавшему за ней по пятам Шурику. – И кто ты такой?
- Как кто?! Я Саша, твой муж. Сегодня годовщина нашей свадьбы.
- Да помню я, что годовщина! – вскричала несчастная Лизавета.
ЛИЗА
Лизок! – позвал из-за двери Саша. – Лизок, выходи, ну сколько можно, я уже домыл эту чертову посуду, а ты все еще здесь сидишь!
Лиза распахнула дверь. Саша поджидал ее в каких-то старых джинсах и мятой майке с полотенцем наперевес.
- Какая посуда? А Люся где? – с недоумением спросила она.
- Люся? Ты имеешь в виду Людку, мою сестру? Она же давно ушла!
- Нет, официантку, которую мы приглашали помочь с гостями.
- Лизавета, ты что, перегрелась в этой своей ванной? Никакой официантки у нас и в помине не было!
- Я не перегрелась, Саша. И почему ты меня так странно называешь?
- Тебе же нравится, когда ты Лизавета! Или уже нет?
- Я Лиза.
- Ну Лиза так Лиза, только и меня никто в жизни Сашей не звал.
- А как тебя звали?
- Шуриком, конечно! Слушай, Лизка, ты здорова? Может у тебя это самое… ну, переутомление?
- Нет у меня никакого переутомления! Я и так целыми днями ничего не делаю!
- А позавчера ты чуть не облила меня супом, когда объясняла, какой я эгоист, совсем тебя загонял, а сам только в телевизор пялюсь...
- Ты же не смотришь телевизор! – пробормотала Лиза. – Или ты не Саша?
- Да Шурик я, Шурик!
ЛИЗАВЕТА
Все оказалось не так страшно, а когда Лизавета немного привыкла, то и вовсе хорошо. В Саше было все, чего так не хватало ей в Шурике. Только зеркала она все равно немного опасалась. Не зря ж она читала про всякие там зеркала Козырева и прочие фокусы. Интересно, как сейчас та Лиза, которая жила с Сашей до нее? Но однажды Лизавета не утерпела – закрылась в ванной, долго смотрела на свое отражение, а потом улыбнулась. Отражение ответило такой же широкой и сияющей улыбкой. Параллельные прямые все-таки пересекаются – это еще Лобачевский доказал.
ЛИЗА
С новой жизнью Лиза свыклась на удивление быстро. Иногда ей даже казалось, что это и есть ее настоящая, всегдашняя жизнь, а то, прежнее, было всего лишь сном, приснившимся – когда? – на годовщину их с Шуриком свадьбы.