- Расскажи мне что-нибудь.
- Что?
- Не знаю. Что-нибудь. Сказку.
- Я не умею рассказывать сказки.
- Ну пожааалуйста!
Птица ворочается, старательно заворачивается в одеяло и сильнее прижимается ко мне
- Хм...Сказку? А про что?
- Про бабочек. Про бабочек на Луне!
- Бабочки на Луне? А как они туда попадают?
- В скафандриках, конечно! Как же еще?
- Ухты! А откуда у них скафандрики маленькие?
- Нееет! Скафандрики - это такие человечки маленькие! Они могут в любом космосе дышать! А бабочки у них в животиках прячутся, а на Луне вылазят и летают себе.
Птица устраивается поудобнее на моем плече, а я глажу растрепанные кудри, поправляю вздыбившийся хохолок..Он всегда торчит у нее спящей, и по утрам я осторожно касаюсь ее волос пальцами, поправляю одеяло - Птица всегда раскрывается, и в холодные ночи зябко поводит плечом, сильнее вжимается в меня... целую глаза и брови...Тогда она улыбается во сне...Иногда обхватывает меня за шею, прижимает к себе, я впитываю ее запах, еще раз целую, улыбаюсь на прощанье и ухожу.
- А как же бабочки летают, если на Луне воздуха нет?
Птица лениво толкает меня в бок:
А вот так и летают! Какой ты гадкий! Вот съем тебя и останутся только рожки да ножки!
Я улыбаюсь, разглаживаю ее непослушные задорные рыжие вихры и бормочу себе под нос - машинально, задумавшись о чем-то:
Рожки да ножки бежали по дорожке,-
Несли в лукошке кошку бабке-Ёжке.
Птица сонно смеется своим странным, глубоким, почти грудным голосом. Сказочным голосом. Такой может быть только у птицы из сказки. Тропической яркой птицы из сказки про моря и дальние страны, пиратов и джунгли, волшебные леса. Только в таких лесах водится дивная Птица с удивительным голосом, растрепанными огненными перьями, живая и непоседливая...Ну вот, опять..Опять эта егоза ворочается, стараясь умостится поудобнее и волосы ее щекочут мне лицо...Боги! Ну когда она уляяяжется?
- А зачем они кошку несут? Бабка-Ёжка ее съест, да?
-Ну ты и кровожадина! Зачем же ее есть? Они старые подруги и давно не виделись. Вот Бабка-Ёжка и попросила рожки-ножки принести пожилую уже, почтенную кошку. Свидеться, вспомнить давние шалости, обсудить подруг боевых за чаем...
- С казинаками?
- С казинаками, конечно - с чем же еще?
- Ну как это?! Еще есть мнооога чего! Плюшки там, булочки всякие, тортики...и...ПЕ-ЧЕНЬ-КА!!!
.... А дальше?
- Что - дальше?
- ну рожки - что дальше было?
- а-а-а-а...дальше...сейчас..
Рожки да ножки бежали по дорожке,-
Несли в лукошке кошку бабке Ёжке.
Долго бежали рожки да ножки,
Запыхались и устали немножко.
Зашли в сторожку, поели окрошку,
Погладили кошку - и снова в дорожку.
- Птица издает свое неповторимое "Хех!", снова ворочается...долго бормочет "рожки да ножки", потом спрашивает:
- а почему так мало осталось? и что было между рожками да ножками?
- Между рожками и ножками был козлик. Серенький такой, жил на иждивении у бабушки. А потом такой же монохромный волк козлика слопал. Осталось мало? Ннууу...видимо, волк был очень голоден. И вообще - это из другой сказки.
Птица умиротворенно посапывает и по дыханию, по тому, как она иногда немного вздрагивает, а, главное - больше не ерзает каждые десять секунд, я понимаю, что она теперь - с Морфеем, а я - с ночью и ночными беспокойными мыслями.
Не умею я рассказывать сказки. Да и что можно волшебнее её придумать? Когда она весело вытанцовывает, летает по комнате, напевает чудные песни, выделывает смешные коленца и одновременно корчит рожицы, когда берет меня, неуклюжего медведя, и кружит, и кружит, и смеется так, как больше никто не умеет...Вот тогда я чувствую сказку. В ней и в жизни, и даже в себе самом. В этом странном танце изящной статуэтки и плюшевого, латанного-перелатанного, вечно насупленного медведя, в этих ее песнях...
Она всегда переиначивает песни...Забывает слова и делает из знакомого и навязшего в зубах текста что-то несуразное, детское, совершенно балбесное...Тогда и я оживаю, - с каждым разом на секунду всего дольше, но я знаю - она никогда не устанет...И я тоже буду улыбаться беззаботнее и светлее и стану дурачиться, да так, что потом не остановишь...Но ночью...Ночью я один, моя сказка спит, и мне остается..
А что мне остается?...Где сказка во мне самом?...Какую сказку оставлю я?...В детстве?...Да..Она была там...В мастерской отца, - там, где деревянная стружка по колено, - самый огромный из всех океанов, где самый дивный запах в мире - запах свежего дерева, где золотые волны недвижимы и, когда ходишь, - эта солнечная пена шуршит тепло и радостно...И, посредине всего этого великолепия - Гефест в фартуке и клетчатой ситцевой рубахе с закатанными рукавами...Творец моего детства, божественный кузнец - он не был ни хром, ни темен..Он сиял золотом чуть светлее золота сосновых стружек, и был ясен и светел лицом и голосом.
И на стене - темным пятном патины - чеканная икона, сделанная, как и все в этом доме, всемогущими и ласковыми руками. Окна, двери, серьги и браслеты, картины и песни...Все мое детство - в этих песнях, когда он приходил вечером, садился на край моей кровати, брал гитару...И истории...Бесконечное море историй...Заветные тетради...Я тащил в школу стопки газет, а потом тайком пробирался в огромный ящик, в который собирали макулатуру, выуживал оттуда Гоголя в чудесном коллекционном издании, и Цветаеву и все подряд - и журналы, вырезки из которых наклеивались в священную тетрадь...в перемешку с рисунками и набросками...
Греческая танцовщица в прозрачной ткани - карандашом на кальке - она всегда немного двигалась, если долго и пристально смотреть, а в ее профиле - вся моя Греция и половина истории Древнего мира...
В добром и мудром прищуре дедовских глаз, в его упрямых и прямых волосах...Мои - такие же: темные, жесткие, прямые, с подпалинами, как у собаки...
Ветер мне растреплет волосы
Невесомой дедовской рукой...
Деда! Я из детства вышел с Ненавистью.
Так вот, дед...Ну, а потом нашел Покой.
Был уставшим, мертвым, львом в ночи и птицей беспокойной,
Собирал, разбрасывал, был бесполезно, запоздало прав.
Как погода там у вас? Как клёв? Ну, а у нас все войны, войны..
Нрав мой, деда, - от тебя: ужасный, вздорный нрав.
Тихая гордыня - дорого обходится,
Ну да ладно - что теперь менять.
Ты был прав: счет неизменно сходится,
Сколько б не пришлось найти и потерять.
Навещай - пошелести листвой, задуй свечу ненужную...
Я - опять в дорогу...мыслью непроторенной...
Дышит день устало и простуженно...
Я пойду. Пустой и успокоенный.