Ей снится все тот же сон: белые цветы, словно кипящая морская пена; белые лошади, белоснежные плюмажи и попоны на них; белые ливреи на лакеях. В центре всего и всех – белый гроб, который медленно опускают в разверстую черную яму… Белое надгробие, увитое белыми розами; черные роковые буквы, складывающиеся в ее собственное имя и фамилию. Дата ее рождения – 24 ноября 1858 года; другая дата видится смутно, цифры ускользают и ужасают. Она мучительно пытается сложить и вычесть, но эти несложные арифметические действия никак не даются ее сонному уму; разница так мала, что ей все кажется – в расчеты вкралась ошибка! Холодея от страха, дрожа, она просыпается и кричит:
- Мама!
Из дальних комнат доносится только шум и смех, прекрасная музыка и пение. Там кипит жизнь, там дамы танцуют модные вальсы с богатыми и чиновными кавалерами; там сейчас ее красавица-мать и веселая вдова – тетя. Они разговаривают с военными, чиновниками и представителями богемы; они цветут и украшают собой пышное празднество, которое стало ежедневным с тех пор, как они уехали из России. Маленькая Муся уже знает, что отъезд был сопряжен с ужасными криками папа, судебными процессами и многочисленными адвокатами и юристами. Мама плакала у окна, ломая красивые руки, говорила глубоким грудным голосом о несправедливостях и обидах, которые ей пришлось вынести в этом кошмарном браке… Едва закрывалась дверь за очередным очарованным и растроганным юристом, как мама утирала уже сухие глаза, пудрилась и смеялась штукам своей сестры, у которой за плечами было немало судебных процессов. Последний длился чрезвычайно долго; тетя удачно вышла замуж за старика, который весьма кстати скончался от невыясненных причин менее, чем через год после пышной свадьбы. Старик оказался запойным сумасшедшим; за что его полюбила тетя, зачем дала согласие на этот странный брак – остается загадкой. Сумасшедший оставил молодой жене абсолютно все. Напрасно разъяренные родные грозили неунывающей тете полицией и судом; зря несчастный сын старика грозил поджечь ее дом и уничтожить ее саму; тетя хохотала им в лицо, заручившись поддержкой самых влиятельных юристов. Раздавая взятки направо и налево, особо неподкупных подкупая своими чарами и прелестями, тетя стала обладательницей большого состояния и крепко подмоченной репутации. Ну, да на репутацию ей было плевать! Главное – деньги! Того же мнения придерживался и дядя Жорж, настоящее проклятие своей семьи, бич Божий. Помогая сестре обстряпывать небольшое дельце с наследством, дядя Жорж беспокоился в первую очередь о себе: карточные долги его были так велики, что честный человек давно пустил бы себе пулю в лоб. Но жизнелюбивый оптимист Жорж не спешил сводить счеты; старик подозрительно быстро скончался, имев глупость жениться на авантюристке без роду и племени, а карманы Жоржа временно наполнились денежками, которые глупый старик собирал в течение всей своей жизни. Не беда, что во многих домах дядю Жоржа просто не пускают на порог; зато он очень весел, говорлив, ловко качает маленькую Мусю на своей огромной ноге, поет залихватские куплеты… Дядя Жорж почти всегда нетрезв, а еще чаще – попросту пьян, но об этом в семье предпочитают не говорить вслух. «Жоржу нездоровится!», - мелодично выводит маман, обращаясь к очередному фатоватому генералу лет этак девяноста, пугливо наблюдающему за кульбитами и антраша, выделываемыми пьяным братцем…
Муся слишком многое понимает. Взрослым кажется, что дети глупы и наивны; Муся знает, что это не так. В крошечном детском тельце живет душа взрослой и умной женщины; Муся кое-что помнит о той, прошлой жизни, которая происходила в другом времени, в ином окружении. Эти воспоминания иногда оживают во сне: она видит цветущие сады, замок, окруженный стеной из серого прочного камня, булыжные камни мостовой на рыночной площади, миллиарды звезд в огромном небе над морем. Люди в иных одеждах окружают ее и почтительно говорят на незнакомом, но понятном ей языке. Муся большая; земля далеко под ее ногами, а при общении с людьми ей нет нужды зади-рать голову. Это приятные, умиротворяющие сны, но они часто прерываются тем ужасным сновидением с белыми лошадьми и гробом. Муся кричит, зовет мать, но та слишком занята поиском богатых поклонников. Однажды она услышала, как о ее матери говорили две дамы в курзале: « эта русская склонна к приключениям и пользуется сомнительной репутацией». В те годы склонность к приключениям была хороша только для героев Майн Рида, посреди пампасов и льяносов. В обществе тяга к приключениям была свойственна лишь куртизанкам…
Муся Башкирцева понимает и знает слишком многое. Ей жаль маман, которая хохочет искусственным смехом и манерно заламывает совершенной формы руки. Ей жаль дядю Жоржа, который страшно храпит на огромной кровати в маленькой угловой комнате. Его пьянство давно превратилось в постыдную болезнь. Ей жаль старых генералов и трясущихся от старости вельмож, чьи дни на земле сочтены; а они цепляются за радости бытия, страшные и смешные в своей пляске смерти. Муся плачет в полном одиночестве. Никто не позаботился о няне для ребенка.
Муся твердо знает, что ей уготована короткая жизнь. Очень рано она начинает вести дневник, разговаривая в нем сама с собою; а с кем ей еще говорить о вещах высоких и странных? Нет рядом человека, равного ей; вот она и решает начать переписку с собственной душой. Девочка слишком рано поняла, что означают насмешливые и холодные взгляды, которыми провожают ее мать и тетю на курортах Ниццы. Она прекрасно знает, что дядя нечестно играет в карты, а на дуэль его не вызывают только из презрения ко всей странной семье, к брату-пропойце и двум сестрам-авантюристкам, разъезжающим по свету в поисках приключений и денег. Все вокруг носят маски, - понимает девочка. Надо надеть маску и ей, иначе она погибнет. Что за жизнь ей суждена? Читая ее дневники, ей припишут гордыню, непомерное честолюбие, крайний эгоизм и самолюбование. Еще бы: «В 22 года я либо стану знаменитостью, либо умру», - пишет семнадцатилетний подросток… А что ей еще оставалось, кроме как зарабатывать деньги на жизнь и пытаться добиться успеха любой ценой, пусть даже ценой собственной жизни? Ведь на ней нельзя было жениться! Она была обречена на одиночество благодаря похождениям своих близких и ужасной репутации матери, тети и дяди.
Самое страшное потрясение юная Мария Башкирцева пережила в Риме, где познакомилась с красивым графом Пьетро Антонелли, молодым повесой, любителем философии и циником. Пьетро был к тому же племянником кардинала, который со временем мог стать главой католической церкви – самим Римским Папой. Одинокая странная девушка из удивительной семьи страстно привязалась к своему новому знакомому. Надо представить себе всю глубину и безысходность ее одиночества, чтобы понять трепет и пламень ее привязанности и любви. Но и в любви она остается собою; шутит, смеется, дразнит, говорит парадоксами. Она сообщила Пьетро свой девиз, свою философию: « Ничего – прежде меня, ничего – после меня, ничего, кроме меня!», - и Пьетро ответил ей тем же. «Тем хуже для вас!», - рассмеялась юная Мари и ускакала на тонконогом арабском скакуне. Пьетро ухмыльнулся в ухоженные усы. Ее эгоизм был защитной маской, которая едва прикрывала ее от страданий. А Пьетро был вполне серьезен. По крайней мере, он безжалостно погубил ее и без того шаткую репутацию. В те времена достаточно было одного ночного свидания наедине и беглого поцелуя, чтобы остаться опороченной на всю жизнь. Пьетро глядел ей в глаза своими маслянистыми глазами, целовал ее губы своим ярким ртом, а потом бросил ее и выгодно женился, посмеиваясь над пылкой и странной русской девушкой с ее дикими фантазиями. Удар был тем ужаснее, что обо всем стало известно в обществе; Пьетро оказался невоздержанным на язык. К длинному списку его побед прибавилась еще одна победа, а к длинному списку ее горестей и поражений – еще одно горькое разочарование. Она записала в своем знаменитом «Дневнике»»: « Никогда не нужно позволять заглядывать в свою душу, даже тем, кто нас любит. Нужно держаться середины и, уходя, оставлять по себе сожаления и иллюзии»… Она пытается забыть Пьетро и уверить себя саму в том, что он ей не нужен, что ее прельстил и привлек только его родственник-кардинал… Забавно было бы стать родственницей самого Папы! На самом деле Мария повторяет слова матери и тети; но она совсем иная, потому ей так больно и горько переживать предательство. Теперь у девушки остался один выход – надо стать знаменитой и зарабатывать деньги трудом, талантом. Иначе путь оставался один – тот же, что у матери.
Мария великолепно поет, у нее абсолютный слух. Слушать ее съезжается вся знать Ниццы. Все только и говорят, что о юной русской девушке, обладающей ангельским голосом: «Она будет знаменита!», - шепчутся дамы и господа. Девушка так радуется своему дару – вот что прославит ее и бросит весь мир к ее ногам! Она талантлива; те странные голоса, что звучат во сне почти каждую ночь, не обманули ее. Ее действительно ждет высокое предназначение.
Но темная ночная тень сгустилась над высоким замком; роковые раскаты грома и ослепительный блеск молний предвещает беду. Страшный сон снова будит Марию посреди ночи; снова нет рядом никого, кто утешил бы и приласкал ее. Наутро девушка заболевает странной болезнью, в которой уже можно угадать призрак грядущей чахотки. Мария внезапно теряет чудный голос. Она больше не может петь. Боли и стеснение в горле замыкают ее чудную душу, обрекая на молчание. Почти тотчас же следует новый удар: девушка замечает ухудшение слуха. Она попросту глохнет! С каждым днем прекрасные звуки мира все хуже и хуже доходят до ее души. Вечный смех матери, хрип или храп пьяного дяди, рулады итальянских теноров, музыка вальса – все это как бы отдаляется и отдаляется на невыносимо огромное расстояние. Потерявшая свое сокровище – голос, еще ранее утратившая репутацию, теперь она неумолимо лишается слуха. Воистину, злые боги преследуют ее! Ей остаются только ее дневники, в которых она украдкой разговаривает сама с собою; но и в дневниках ее прельщает литература. Она многое скрывает, о многом умалчивает даже в своих сокровенных тетрадях. Она исписала уже восемьдесят блокнотов и тетрадей – это истинная литература, она даст ей возможность прославиться в этот проклятый век, когда женщина может иметь деньги только двумя способами. И оба они связаны с мужчиной! Жена или любовница – вот удел женщины в 19 веке. Есть еще одиночки, гениальные выскочки, добившиеся успеха в искусстве, получившие материальную независимость и успех у публики. Жорж Санд, Сара Бернар, Дашкова, Жемчугова – как мало этих женщин, как хочет Мария достичь свободы и независимости, подобно им… Она ощущает в себе литературный дар; и на сегодняшний день ее «Дневник» - поражает чувства и трогает душу, что присуще настоящему литературному произведению. Ее труд огромен; 84 тома сочинений на вольную тему, откровений, размышлений, философствований и афоризмов – а ей чуть за двадцать… Мария решает добиваться успеха в литературе и отправляет письма Дюма-сыну, Гонкуру, Мопассану… Чего она хочет? Чего ждет? На что надеется? Конечно, на помощь, поддержку собратьев по перу, на их мистический отзыв, ответ на оклик ее исстрадавшейся души. Она пишет о своем предчувствии короткой жизни; о том, что скоро умрет. Она просит взять ее дневники, рукописи; назначить встречу; дать ей возможность прикоснуться к душе писателей. Она все еще надеется в глубине души обрести поддержку и опору. Это могло бы спасти ее.
Дюма-сын уклонился от встречи. Он так занят, ему так сложно найти время для странной русской девушки и ее наивных дневников. Гонкур вовсе не ответил – мало ли истерических посланий получает великий писатель от пишущих дам и поклонниц. А Мопассан, еще крепкий, еще не тронутый проклятием страшной болезни, красавец, презирающий женщин, сначала ответил, заинтересованный, заинтригованный недюжинным умом совсем еще юной девушки; а после написал ей забористое письмецо, щедро усыпанное солеными шуточками, пропитанное сарказмом и пошлыми сравнениями. Знаменитый писатель, тонкий психолог, чьи любовные романы высветили самые странные и отдаленные уголки человеческой души так растерялся, получив письмо от Марии, что повел себя как мальчишка, кичащийся своей распущенностью и дикостью… Он этого не хотел! – прошло немного лет после смерти Марии Башкирцевой, и великий француз посетил ее усыпальницу. Холодным осенним вечером, под хмурым небом, он глядел на увядшие цветы и называл ее своей единственной Розой, чей путь он должен был усыпать цветами… «Она была достойна лучшей участи!», - горевал Мопассан, вспоминая ответное письмо оскорбленной девушки. Нет, в ее ответе не было истерической обиды или гнева; лишь спокойная обреченность и усталость сквозила в каждом слове. « Вы не поняли меня», - писала Мария. Что ж, в этом мире никто не может ее понять. « Не будем ничего ждать от людей, от них мы получим только обманутые надежды и горести», - выводит она ночью при свете маленькой лампы. Лицо ее скорбно и сосредоточено. Она пишет и пишет свои дневники, однако решает попытать последней удачи – на этот раз в живописи.
Странность в том, что она равно талантлива во всем, за что бы не взялась. Душа ее воплощается в пении и музыке, в литературе и философии; с той же гениальной легкостью берется она за кисть и начинает творить шедевры. Странность и в том, что ее таланты вызывают удивление, как выступление фокусника, факира, но не приносят ей ни гроша. Возможно, причина такого отношения – в той легкости, с которой она творит. Мария с матерью переезжает в Париж, где поступает в частную академию Рудольфа Юлиана. Первые же ее творения вызывают дикую зависть со стороны других художниц и художников. Они уверяют, что по ночам влюбленный мэтр сам пишет за нее картины, иначе как объяснить такую легкость колорита, нежность письма, реалистичную, мужскую манеру работы? Ее полотно «Оплакивание Христа» получает премию, она становится знаменита, но – это не приносит ей денег. Только злобный шепот за спиной, только оскорбительные намеки и грубые шутки. Истинные художники ценят ее талант, но и им неприятна эта русская выскочка, так быстро овладевшая сложной и тяжелой наукой живописи. Женщины на ее полотне не плачут; их лица скорбны, губы сомкнуты, глаза смотрят прямо. Они смирились со своей участью; они знают, что за гранью страшного и несправедливого земного мира их ждет освобождение и счастье, полет и воссоединение с миром и светом. А здесь – что ж, здесь надо терпеть…
- Ах, мама, мне так жаль тебя… - шепчет Мария вечером, обняв увядающую нервную женщину. – Как мне жаль тебя! Как я хотела бы изменить нашу жизнь, стать великой и получить признание! Я знаю, чувствую, как я талантлива, я ощущаю свой небесный дар, но он никому не нужен!
- Полно, Мари! – тонким голоском щебечет немолодая уже прелестница. Мать не в силах прекратить свою игру, снять раз и навсегда усвоенную маску. В глубине души она не желает задумываться о будущем; Мари раздражает ее своими порывами, экзальтацией и стремлением прославиться… Женщинам дают деньги мужчины, не так ли? – Ты кашляешь по ночам, милочка! Надо бы пригласить доктора, помнишь, того красивого англичанина, с которым мы познакомились в Биарритце?
- Мама, я словно свеча, разрубленная на четыре части и горящая со всех концов… - жалуется девушка матери. – Я скоро умру, мама… Я вижу тот страшный сон с белыми лошадьми и белым гробом…
Но мать не слышит слов дочери; она поглощена подсчетами, она увлечена мыслями о милом докторе, человеке богатом, но чересчур осторожном… Ох уж эти англичане, нет в них порыва и восторга страсти. Мария снова ощущает свое полное одиночество и полную пустоту. И еще – обреченность. А ей так хочется жить; ей всего 24 года! Что с того, что в своем философичном «Дневнике» она отрекается от любви, проповедует лишь любовь к себе; это – литература. Что с того, что в ее прежних романсах звучал одинокий голос разочаровавшейся во всем и всех души; это – всего лишь музыка. А на ее полотнах все чаще мелькает образ одинокой молодой женщины, совсем одной; это – всего лишь живопись. Есть ведь еще реальная земная жизнь, есть еще страшная тоска по любви, по родному, близкому человеку, по груди, к которой можно прижаться пылающим в чахоточной горячке лбом, по губам, которые можно целовать в неге и истоме любви, по глазам, в которых отражается твой взгляд. Длинными ночами она мечтает о встрече с единственным нужным ей человеком, а днем принимается за свой титанический труд в живописи. Ее заметили, о ней заговорили, она получает первые премии на выставках. Ей нужно стремиться вперед, все выше и выше к вершине славы. Впервые в жизни у нее появляется почва под ногами; она возлагает на живопись большие надежды, работая днем и ночью. Она исступленно пишет; ею создано множество картин. Некоторые ее полотна и сегодня служат украшением Лувра и многих других мировых музеев. Трудно поверить, что эти прекрасные картины созданы девушкой, едва освоившей технику смешения красок…
Наконец. Мария принялась за картину, которая привиделась ей во сне. Она снова видела тот странный загадочный средневековый город. Она долго шла по булыжной мостовой, по пустынным ночным улицам; в черном небе ярко сияли бесчисленные звезды. Свет полной луны освещал ей путь; вот и городские ворота, распахнутые настежь. Ветер доносит аромат цветов и влажных трав, запахи сирени и жасмина… Мария идет по дороге, посеребренной лунным сиянием; еще немного - и она в саду, в прекрасном саду, где цветут чудные деревья, где высокие травы приглушают шаги, где на влажной после обильного дождя земле распускаются пышные ночные цветы. Мария идет по саду и вдруг видит молодую девушку, пристально глядящую на нее. Удивление отражается на ее нежном и сильном лице – еще бы, они похожи, как две капли воды! Мария встретила своего двойника! О, теперь она не будет одинока, она нашла ту единственную родную душу, которая поймет ее, оценит, поддержит… С радостным вскриком, раскрыв объятия, девушка бежит к своей зеркальной сестре… Вдруг все исчезает и снова все тот же страшный сон: белые лошади, белые плюмажи, белые ливреи на молчаливых лакеях… Девушка просыпается в собственной спальне и встает к холсту. Ей так важно, так необходимо запечатлеть чудный сад, милую девушку, перенести их в реальный мир, такой пустой и тягостный! Мария работает, стоя босиком на ледяном полу, не замечая порывов холодного ветра из растворенного настежь окна…
На следующий день она заболела: чахотка взяла ее за горло уверенной рукой. Если раньше недуг тлел, оставляя слабую надежду на исцеление, то с роковой ночи прошло всего несколько часов – и доктора уже приговорили Марию к смерти.
_ Увы, мадам. Дни вашей дочери сочтены! – мрачно заявил английский доктор плачущей красивыми слезами матери… Башкирцева-старшая заламывает совершенной формы руки в трагическом жесте и шепчет:
- Я этого не переживу!
Горничная торопливо подает ей ароматическую соль, доктора угрюмо шепчутся, повторяя мудреные латинские термины. А Мария оставшиеся ей до смерти три дня непрерывно плачет. Плачет детскими горячими слезами; никто не знает, о чем она плачет так горько и безутешно. Она ни с кем не разговаривает в свои последние часы. Слезы безостановочно текут по ее печальному лицу. А на холсте – неоконченная картина; юная женщина в цветущем ночном саду, воплощение одиночества…
Наконец, после мучительной агонии – молодое тело цепко держится за земное бытие – она умирает. На дворе – поздняя осень, 31 октября 1884 года. Исчезает комната, окно, холст, плачущая мама, доктора в белых крахмальных воротничках. И снова – все тот же сон, который стал явью: белые лошади в белоснежных попонах важно везут красивый белый гроб… Мадам Башкирцева устроила своей талантливой дочери похороны по высшему разряду; даже лакеи одеты в белые-белые ливреи – это очень модно, а стоило чрезвычайно дорого! Похоронная процессия буквально утопает в белых цветах: лилии, орхидеи, астры и хризантемы, розы и ветви сирени – невероятный аромат вызывает восхищенный ропот зевак. Похороны талантливой русской девушки превращены в талантливо сделанную рекламу; в центре внимания – мать усопшей в черном кружевном платье, так бросающемся в глаза на фоне белизны. Рядом с нею – очередной банкир, поддерживающий безутешную страдалицу. Ослепительно сверкающий гроб опускают в разверстую черную яму; но душа уже освободилась от связи с телом и свободно парит в пространстве, прощаясь с такой тяжелой и тоскливой земной жизнью. Она оказывается вне времени и пространства, в новом и таком знакомом мире, где возвращается все – и чудный голос, и абсолютный слух, и взор, и гармония, и умиротворение. Последнее земное чувство, которое чуть-чуть тревожит ее – жалость к оставшимся людям, полностью забывшим свое истинное предназначение.
Следы Марии на земле уничтожались с роковой точностью. Ее картины, которые она так торопливо, неистово писала, погибли, за немногим исключением, при бомбежке Киева. Дневники были кем-то загадочно переправлены и изданы с этими удивительными исправлениями; например, замазаны почти все упоминания о возрасте и даты. «Мне восемнадцать лет», - пишет девушка. «Шестнадцать», - надписано сверху зачеркнутой даты другими чернилами и другим почерком. Исследователи склонны приписать поправки матери Башкирцевой; сама дата рождения девушки была подделана. Возможно, что настоящим отцом Марии был вовсе не полтавский предводитель дворянства Константин Павлович… Само ее появление на свет было сопряжено с роковой тайной, которая все еще не разгадана. И сама она была тайной, разгадать которую пытались многие. «Дневниками» Марии Башкирцевой зачитывалось целое поколение; ею восхищалась юная Марина Цветаева, но никто не понял настоящей трагедии этой обреченной души. Трагедии гениальности, одиночества и непонятости. Древний мыслитель Платон писал о душах, которые смутно помнят свое прежнее существование, свои знания и таланты. И как печальны и трагичны души, которые слишком хорошо помнят прошлое – они не могут быть счастливы в настоящем!