Велика сила инерции. Интересно, скольким атмосферам равно притяжение воспоминаний? Полина. Ах, Полина! Снова пришла сюда, хотя ей делать здесь совершенно нечего. Не бьётся сердце в унисон с барабанами и басами. Мускулы равнодушны к варварской вакханалии танца. Тёплое месиво из запахов пота, алкоголя, сигаретного дыма и парфюма, туманом зависшее в воздухе, не будоражит кровь. И её глаза, эти отблески мартовского неба с лужицами расползшихся зрачков, пусты и безучастны. Ещё одна бессонная ночь в веренице ей подобных. Чего Полина хочет? Кого Полина ждёт?
Рассеянный взгляд из-под длинной чёлки. Спроси её, что она видит перед собой, она и не скажет. Спроси, о чём думает – растеряется. О чём? Да ни о чём. Вот в данную конкретную секунду смотрит на бармена, разливающего текилу по крошечным стопкам. И это даже не мысли, а так, растёкшаяся на жаре жвачка.
Волосы Полины цвета песка, тяжёлые и рассыпчатые, струятся по плечам и застывают в воздухе на уровне груди. Она щурится и облизывает пересохшие губы. Похожая на одинокий волнорез, она не поворачивает своей украшенной песчаными волосами головы. Мужчины – кочевники-печенеги – пытаются взять эту маленькую гордую крепость. Улыбки-сабли, слова-атаки, но всё тщетно. В конце концов, волны разбиваются и смирными барашками откатывают прочь.
Полина сидит прямо. Голая спина её ощетинилась острыми лопатками. Как кошка хвостом, Полина ритмично покачивает перекрещенными ногами в грубых сапогах. Перед ней виски с гранатовым соком. В правой руке – незажжённая сигарета. Пальцы елозят по ней вниз – фильтр сверху, вверх – фильтр снизу. Полина не курит. Она держит сигарету просто так. Да, в её сумочке всегда лежит открытая пачка Vogue, но она не курит в принципе. И из принципа. Ей просто кажется, что с сигаретой лучше думается. Лучше вспоминается. Иногда.
- Вам прикурить?
- C’est dommage, mais je ne parle pas Russe, - не глядя.
Молчание. Переваривает. Разглядывает её неумолимый профиль.
- Неплохо, но, Вы меня простите, чувствуется русский акцент, - отвечает на очень даже неплохом французском.
Ого. Удостаивается поворота головы и сфокусированного взгляда. Её глаза почти бесцветные в обрамлении ресниц, тяжёлых от густо наложенной туши. Полина снова отворачивается, поднимает бокал к губам и выпивает половину, словно изнемогает от жажды.
- Кроме того, классическая славянская внешность. И зовут Вас, наверно, Наталья или Светлана, - раздумчиво и уже по-русски.
- Нет, - отвечает она тоже по-русски.
- У г а д а л и, - отвечает она тоже по-русски, ужалив кокетливым взглядом.
Он присаживается поудобнее возле, устремляя острый нос вперёд. В его ладонях прыгает zippo. Движения рук невольно гипнотизируют.
- Так Вам прикурить?
- Я не курю, - безапелляционно.
- П р и к у р и т ь, - вызывающе.
Разворот на крутящемся стуле. Теперь их позиции поменялись. Полина лицом к нему, а он к ней – в профиль. Она облокотилась о барную стойку, держа сигарету наготове. Он поворачивается медленно, пока не наступает тот момент, когда их колени встречаются, но не уступают, а упираются друг в друга, упрямо сопротивляясь нажиму. То же самое проделывают их взгляды. Полина сдалась первая – положила ногу на ногу и отвела глаза. Зажигалка исторгла огонёк, но мужчина не спешил поднести его к сигарете. У него был свой расчёт.
- Так которое из двух Ваше?
- О ч ё м т ы?
- Имя. Ты сказала, что я угадал.
- А! – завела глаза к потолку. – Н у, д о п у с т и м, С в е т л а н а.
- Неоригинально, но идёт.
Полина склоняется к огоньку, подставляет сигарету и сладко прикуривает. Щурится в облаках выдыхаемого дыма.
- А всё-таки надо признать, хороший у тебя приёмчик с французским.
- З н а ю, - отвечает, бесцеремонно разглядывая его.
На нём безумно салатовая рубашка, и светло-серые брюки. Молод, целенаправленно небрит, взгляд цепкий, оценивающий, какой бывает у врача или профессионального фотографа. И если бы Светлана-Полина была девушкой попроще, без затей, от его настырного взгляда она бы вспыхнула, как китайский фейерверк. Но у Полины нервы из стали. Ей можно играть в гляделки на деньги и обогатиться. Ни сполоха улыбки.
- Срабатывает процентов, наверно, на 99.
- Н а в е р н о, - безразлично встречает его смеющийся взгляд.
- Знаешь что, Светлана? А поехали ко мне. Я кое-что покажу. - Смотрит на часы. - Через полчаса начнётся. Если опоздаем – всё пропустим.
- П о е х а л и, - без тени сомнения.
Полина спрыгивает со стула, деловито застёгивает сумку, делает последнюю затяжку и тушит сигарету в пепельнице. Он наблюдает молча. Когда она готова, эти двое быстрым шагом покидают ночной клуб.
Его машина похожа на лягушенцию, маленькая, низенькая, какая-то разлапистая, с выпученными глазами-фарами, округлыми боками-дверцами и безукоризненно зелёная. Она напоминает Полине карету-тыкву из сказки о золушке, разве что тут машину творили из лягушки, и метаморфоза осталась незавершенной. Перед тем как усесться на своё сиденье, Полина гладит машину по блестящей крыше-голове.
Всю дорогу они натужно разговаривают о пустяках, и оба понимают, что оказались лишь случайными жертвами этикета, и было бы лучше помолчать. Помолчать, потому что вокруг ночь, и приятно пахнет новеньким салоном и мужским парфюмом с привкусом перца и смолы. Полина чутка к мелочам. Ноздри её трепещут, как у косули. Ей кажется, что она вязнет в этом запахе, сбивается с мысли. Пусть эта мысль ни о чём, но она боится оказаться вдруг с совершенно пустой головой.
Выясняется, что мужчина с взглядом врача-фотографа живёт в новом доме на одном из самых верхних этажей, где у него квартира-студия, которую он, да, любовно обставлял сам. Полина взметнула брови. Это ей очень идёт. Они заезжают на подземную парковку, а оттуда по-солдатски слаженно устремляются к лифту, и в нём едут, наконец, молча, глядя в разные стороны, словно незнакомцы, каковыми, собственно, и являются. Лифт останавливается. Он впервые за всё время их знакомства прикасается к Полине, берёт за руку, как дочку, и ведёт за собой. Её рука сухая и прохладная, совсем не нагревается от его тепла.
Дома он ловко стягивает с Полины пальто и растворяет его в маслянистой темноте коридора. Нет-нет, ей не надо снимать обувь. Она осматривается в полумраке. В квартире не грязно. Пол выложен массивными досками. Это, наверно, высший пилотаж гостеприимства. Мол, ваша грязь и вовсе нам не грязь. Но на улице сухой морозный декабрь, и подошвам сапог и впрямь было негде замараться. Полина делает несколько робких шагов в колышущееся бликами пространство.
Здесь странно. Свежо и остро пахнет деревом и штукатуркой. Он аккуратно обхватывает её сзади за плечи и вводит в комнату. Пространство болтается там знаком вопроса, серое, выгнутое, с призрачными монахами в чёрных капюшонах, прячущимися по углам. Окно – первое, что бросается Полине в глаза. Оно – явная и основная достопримечательность жилья. Шириной во всю стену, высотой от колен до самого потолка с подоконником, размерами наводящим на мысль о двуспальной кровати. Он подводит её прямо к подоконнику. Только тогда она замечает там штатив.
- Стой тут, шоу начнётся через пару минут, - говорит он.
И всё.
Не предлагает ни кофе, ни чаю, ни закурить, ни присесть. Не лезет ни целоваться, ни ухватить за выступающие части тела. Не включает музыку. Не хлопочет, убирая разбросанные шмотки. Не достаёт из запазухи длинный разделочный нож. Он спокоен. Он просто стоит, прислонившись к косяку.
Вещи. Здесь очень мало вещей, но все изысканно приземисты, словно служат лишь для того, чтобы подчеркнуть выпуклость пустоты. Полине хочется вертеться, пройтись по периметру, заглянуть в каждый уголок, запить впечатления кока-колой. Но ей неловко попросить об этом. Она понимает, что её привели для чего-то иного. Это интригует. Не то слово. В ней бьётся каждая жилочка от предвкушения неизведанного.
Полина послушно подступает к штативу, глядя в окно. Напротив располагается такой же высотный дом, но он совсем не портит вид и вполне логично вписывается в урбанистический пейзаж.
- Смотри. - Он подвигает Полину к штативу, на который водружён солидный чёрный бинокль. – Ничего не крути, там всё настроено.
Полина убирает руки за спину и прикладывается к окулярам. Чужой мир распахивается за ними неожиданно близко. Огромная комната, обставленная дорогой мебелью в дворцовом стиле; красные и белые цветы в вазах, приглушённый свет; ощущение естественной как воздух роскоши в каждой детали интерьера. Всё это похоже на излишне проработанные декорации. Полина отрывается от бинокля и бросает на хозяина квартиры вопросительный взгляд. Что это? Всё подстроено? Он стоит, сложив руки на груди, пристально и ровно глядя на неё. Едва уловимое движение бровью – смотри!
Полина возвращается к своему наблюдательному посту. Тем временем в комнате появились двое. Пожилая женщина с высокой причёской и осунувшимся лицом в халате до пят и мужчина приблизительно того же возраста в домашней одежде. Они становятся в центре комнаты лицом к лицу, как актёры бразильского сериала. Мужчина что-то говорит, и женщина вдруг скидывает свой халат и остаётся совершенно голой. Сцена перестаёт походить на сериал. Всё это напоминает чужой сюрреалистический сон. Полина чувствует, как учащается сердцебиение. Ей не хватает воздуха. Она словно проваливается спиной в огромную чёрную трубу, из которой веет запахом сырой штукатурки.
У женщины большая дряблая грудь с тёмными ареолами и крупными, торчащими как у козы, сосками. Она свисает до живота, такого же большого, под которым кустится густая растительность. Голова её с высокой причёской и накрашенными губами дисгармонирует с телом. Она некрасива, но не до безобразия. Однако Полина при виде этого увядшего плода неожиданно испытывает сильное возбуждение.
Мужчина тем временем снимает штаны, неуклюже вытягивая белые ноги из штанин. Он прыгает поочерёдно то на одной ноге, то на другой. У него дряблый зад и худые ноги, но внушительных размеров мужское достоинство вызывающе торчит из-под футболки. Оставшись в одних носках, он разворачивает женщину лицом к окну и начинает быстро и ритмично её насаживать её массивный круп на себя. Большие груди колышутся в такт. Иногда женщина мнёт их. А рот тем временем извивается двумя напомаженными красными червяками.
- Они делают это каждую пятницу ровно в три часа ночи, - звучит голос справа.
Полина вздрагивает. Она так увлечена, что забыла, где она, с кем и почему. От волнения ей не хватает воздуха, и одежда кажется тесной. Сухой язык болтается во рту неразжёванной воблой. В глазах – песок. Но что бы ни случилось, она не в силах оторваться от этого отвратительно притягательного зрелища.
- Разденься, - говорит он вдруг.
Полина так резко поднимает голову, что чувствует, как всхрустнул шейный позвонок. Слово она слышала совершенно отчётливо. В наполненном пустотой доме слова обретают особый вес. Будучи произнесены, они материализуются, и, прежде чем рассеяться, какое-то время висят в воздухе перед глазами. Но ей не верится. Нет, что-то тут не так. Ей вдруг кажется, что она способна видеть саму себя со стороны, такую огорошенную, со вздымающейся грудью, с капельками пота на носу.
Он смотрит спокойно. Да, он сказал именно то, что сказал, и ей не послышалось. Её начинает колотить изнутри, да так сильно, что впору стучать зубами, и всё-таки жарко, так жарко! Словно под гипнозом, глядя ему в глаза, она стягивает с себя майку, под которой нет лифчика, и от его взгляда на свои съёжившиеся от возбуждения соски впадает в ступор. Вот если бы он накинулся на неё, повалил на пол, схватил за грудь, за задницу, но нет, стоит и смотрит. Стоит и смотрит. Выжидает. Полина набрала воздуху и опустилась на одно колено, чтобы расстегнуть молнию на сапоге. Затем на втором. Сняла носки. Джинсы. Совершенно уже мокрые посредине трусы. Полина красивая девушка, она следит за собой. У неё загорелая кожа и упругие мышцы. Она стоит перед этим незнакомцем, как школьница на медосмотре. Вдосталь наглядевшись, он проходит мимо и садится на низкий кожаный диван у стены. Полина оборачивается через плечо в недоумении.
- Иди сюда. – Говорит он. И голос его мягкий, как тишина. – Садись.
Указывает на такой же низкий стеклянный столик напротив дивана. Сесть на столик?
Почему нет. Полина уже готова ко всему. Она садится, впитывая прохладу стекла разгорячёнными ляжками. Он нагибается, раздвигает её скромно сомкнутые колени, и она, теряя равновесие, опирается о стол. Откидываясь на диван, мужчина неторопливо закуривает и смотрит ей в лицо. Не в распахнутое лоно, не на дрожащую грудь, а в глаза. Полина онемела, она не может даже пошевелиться.
- Ласкай себя, - просит он.
Словно робот, способный двигаться лишь по команде, Полина отнимает одну руку от стола и запускает пальчик в свою томящуюся, горячую середину. Зажмурившись, делает несколько судорожных вращательных движений кончиком пальца и почти моментально заходится в немом оргазме. Под веками горячо. Пальцы ног всё ещё подрагивают. Она открывает глаза, и ей неожиданно становится страшно, что у неё навсегда пропал голос. Рёбра распирают звуки, которые она могла бы, хотела бы... но её воля вязнет в его взгляде.
И когда ей чудится, что она у края пропасти и вот-вот сорвётся, он вдруг протягивает руку. Принимает лёгкую как пёрышко ладошку в свою и подтягивает Полину к себе...
***
Он присаживается поудобнее возле, устремляя острый нос вперёд. В его ладонях прыгает zippo. Движения рук невольно гипнотизируют.
- Так Вам прикурить?
- Я не курю, - безапелляционно.
- Как будет угодно... – он встаёт и уходит, не оборачиваясь.
Полина допивает свой коктейль, разглядывая донышко стакана на свету. В тот момент, наверное, в ней рождается чувство фатальной незавершённости. И где-то там, в соседней вселенной незавершённых возможностей она едет в машине, похожей на лягушку. Тень этого образа, порождённого её фантазией, до утра не даёт покоя.
Полина собирает сумку и уходит из клуба одна, так же как и вошла туда три часа назад.