Отчимы и пасынки

Андрей Сметанкин
     Николай, сорокалетний крепкий с виду мужчина, лежал на больничной койке реанимации в Республиканской больнице. Утреннее солнце, пока ещё нежное и ласковое, светило в глаза больному и не слепило их. Он был рад ему и тянулся к солнечным лучам, как ребёнок тянется к теплу матери. Мужчина всю жизнь тянулся к своей матери, которой не знал. Он тянулся к людям, которые использовали его. Зачем он им сдался, когда своих проблем по горло? Выше «крыши»...
     - Ты ещё здесь? Ну, ладно... А то я купил венок - не пропадать же ему. Мелочь, но денег стоит... Так что, попрошу, не задерживаться. При жизни тебя не знали, а по смерти - не спросят... - услышал Николай чей-то голос в палате и вздрогнул.
Он узнал тихий и вкрадчивый голос своего пасынка, 24-летнего парня. Это был Сергей. А голос его звучал, опутывал, как паутина, и душил. Но хотелось жить. Жить по-человечески. Любить и быть любимым. У него отняли это право. Поставили ниже собаки. Николай сопротивлялся, а его считали сумасшедшим. И безразличная мать потворствовала своему единственному сыну. Собственные здоровье и спокойствие были ближе к рукам, чем судьба этого великовозрастного несмышлёныша. Он так и не понял: не делай добра - не будет зла. Вот и оказался в больнице. Сердце... А разве может болеть сердце у глупого чело века?
     - Мама сказала, ты в больнице. Так я решил навестить. Помнишь, я говорил тебе: если ты уйдёшь, заболеешь или умрёшь, то плакать не стану. Как видишь, держу слово...
     - Ааа-а! - сдавленно застонал Николай.
     - Что не нравится?! - удивился Сергей. - А ты мне нравился все эти десять лет своей добротой и своим великодушием? Горе-Прометей в рамках одной семьи. Раздавили мы твоё сердце и ничуть не винимся в том. Что поделаешь, кандидат в покойники, такова жизнь: добрый должен уступить место наглому...

-1-


     - Перестань... - попросил Николай.
     - А что я? Это ты перестань? - огрызнулся Сергей.- Я ненавидел тебя и презирал все эти годы, так как это легче, чем постараться понять человека и принять его. Ты занял место моего отца и спал с моей матерью, а я презирал тебя. В 21 год, после страшной аварии, когда мне было только 4, ты учился заново ходить, читать и разговаривать, быть самостоятельным и ответственным человеком. За это я тебя ненавидел, ибо мне наплевать на всё то, что ты пережил и испытал. Уж лучше бы тебя задавило, насмерть, размазало по асфальту...
     - Перестааань... - затравленно просил Николай.
     - Если бы ты знал, сколько страданий и мук принёс в мой дом. - не слышал Сергей просьб больного и продолжал: - Ты - проклятье моего дома, и я тебя проклинаю. Сам инвалид, а пожалел мою мать инвалидку. Только я, как видно, здоровый – «не в коня – корм»... Было, что в голодный год, имея вторую группу инвалидности, ты каждую неделю давал кровь на плазму, пока не надорвался. А я жил на твои "кровяные", презирал тебя и ненавидел. За твоей спиной бегал к своему отцу, кормился у него, просил денег и собирал на магнитофон. Когда ты его обнаружил в моей комнате, я закричал: « У тебя же было сотрясение мозга, вот и, кажется. Ты же у нас писатель - вот и переписываешь на свой лад!» Я всем говорил об этом и был прав. Верили мне, не тебе...
     - Замолчи, пожалуйста... - просил Николай.
     - Я презирал тебя за то, что ты - неудачник: не умеешь жить для себя. А ещё Бенджамин Франклин в «Альманахе бедного Ричарда» говорил о том, что надо есть для себя, одеваться - для других. Вот я жил для себя, а для других, как получится... А ты... Даже твои друзья-журналисты откровенно смеялись над тобой, показывали пальцем и называли «субъективным человеком». Поскольку журналисту не надо быть добрым, чтобы писать о доброте. Ему не надо быть милосердным, чтобы писать о милосердии. Вообще не надо быть гуманистом, чтобы писать о человеке и любить его. У журналиста голова должна болеть лишь о том, чтобы за всё написанное хорошо заплатили.
     - Уйди, Серёжа, уйди... Прошу тебя: пожалей... - просил Николай, задыхался и метался на больничной кровати, и никого не было рядом...


-2-


     - Пожалеть тебя?.. Зачем? А ты жалел меня? моего отца? Пусть он пьяница и вор, пусть он дважды обокрал нас, а мать поторопилась развестись и едва не посадила его... Но он - мой отец, и это - свято? «Пусть плохое, но - родное, чем хорошее, но - чужое?» До сих пор не могу простить, что встал между нами - только и осталось ненавидеть тебя и презирать.
Николай молчал, отвернувшись к стене. Только спина его судорожно вздрагивала. Видимо, он беззвучно рыдал.
    - Мне было наплевать на твоих знакомых, на твою работу, на твои стихи, статьи и рассказы, на твои выставки, на твоё жизнелюбие и твои жертвы, - говорил Сергей и продолжал: - Запомни, в этой жизни побеждает лишь тот, кто умеет быть циником и лицемером, а победителей не судят. Все хотят примазаться к их славе. А. где слава, там и деньги... Только ты проиграл, и твоя звезда закатилась, так и не успев взойти. Не жалко, ибо ты отработанный материал...
    - Замолчи, пожалуйста, Серёжа... - бубнил у стены Николай.
    - Я ненавидел тебя за то, что посмел в свои 40 лет учиться заочно в Славянском университете, где я учился на дневном и с таким трудом создавал о себе репутацию «своего парня». Там все, вся наша группа, не зная тебя и твоей горькой и тяжёлой судьбы, издевались над тобой и держали за дурака, а ты этого не замечал. Надо уметь манипулировать сознанием человека, чтобы подчинить его навязанному поведению.
    - Подлец... - выдавил Николай и повернулся лицом к Сергею.
    - Я подчинил своей воле мать, весь курс - всех, кто знал меня и восхищался. Я перед всеми был само великодушие и отказывал тебе в общении. Я собаку ценил больше, тебя - целовал и ласкал её, но не общался с тобой, отказывал тебе в имени, данном твоими родителями, а для других был сама доброта. Был сама любовь и ненавидел тебя.Я весь был для людей и презирал твою судьбу. Тебя просто не было в моей жизни. А ты старался для нашего дома - потерял здоровье, свою квартиру, веру в людей,- а я презирал тебя и ненавидел. Хоть ты журналист со стажем, но без диплома, а я - только учусь, но между нами никогда не было общих интересов. Ты всегда был мне не-ин-те-ре-сен! С тебя же нечего взять, кроме твоей открытой души...




-3-
 


     - Спасибо, Сергей, я благодарю тебя за правдивую речь, мой друг. Наконец, ты поведал о том, почему так упорно ненавидел меня... - Николай собрал остатки сил, слегка приподнялся над постелью, на одном локте, а другую руку протянул для примирения.
Ты мешал мне жить, - продолжал Сергей, делая вид, что не замечает протянутой руки. - Мне целесообразно было думать о себе, о собственном «пи-аре». Ведь людей во все времена волнуют только внешность и хорошие манеры, подкреплённые крупными деньгами. Тебя никто не спрашивает: откуда? каким образом? Главное, что они есть. А если они есть, то ты - человек!
     - Прости, Сергей, что своей добротой сделал тебя таким злым... Вот моя рука, и простим друг другу все обиды... - предложил Николай.
     - Ты занимался оригами, проводил выставки, тратился и влезал в долги, работал с детьми-инвалидами, с сиротами, слабоумными детьми и делал им подарки, а мне было наплевать, как и всем остальным. Они просто делали вид, что понимают тебя и уважают, но на деле... Только я один открыто и демонстративно тебя презирал и ненавидел.
     Тут Николай вдруг упал лицом в подушку, а протянутая рука сникла и безжизненно повисла над полом. Голова как-то неестественно подвернулась...
     - Молчишь? Ну, молчи... А я скажу: совесть сегодня никому не нужна. В эпоху глобализации, когда рушится институт семьи, уходит старая нравственность, и приходят другие ценности, человека, наконец, достойно ценят за деньги, а не за человечность. Надо быть добрым с теми, кто достоин твоей доброты. Надо общаться с теми, кто стоит твоего общения. Надо уважать тех, кто заслуживает твоего уважения. И всё это ради выгоды...




-4-


     - А ты не искал выгоды. Жил, как умел и знал: шёл, падал и поднимался. Ошибался, признавал свои ошибки, исправлял их и оставался собой. Мы не давали тебе ни сил, ни поддержки, ты мучился, но не оставлял нас... Мать устраивала скандалы, а я собирал деньги на дорогу. Дома голодали и было очень скромно, а я собирал деньги на дорогу. Всё-таки ты ушел, вернулся, после этого, через год, умерла твоя женщина, а я продолжал тебя презирать и ненавидеть и собирать деньги на дорогу... Вот ты лежишь здесь, а я, очень скоро, поеду в Россию. Стану олигархом, хозяином российских масс-медиа, и начну наводить порядок - люди отвыкли от властной руки. Например, у «эСС» была железная дисциплина и красивая форма...
     Тут Сергей подошел к Николаю.
     - Эй, ты, эй-эй... - тронул рукой, почувствовал холод и сказал: - НУ, СЛАВА БОГУ!
     Резко развернулся и, не оборачиваясь, вышел из палаты. Вышел за ворота больницы и радостно зашагал по городу. Ему навстречу улыбались люди, видя его прекрасный костюм и ухоженный вид. Ему радостно пели птицы, шумели деревья. Ему улыбалось солнце, он шёл и радовался сам.
     Вскоре блестяще сдал экзамены, защитил диплом и достойно, равный среди равных, отметил выпускной. И вскоре поезд увозил его в долгожданную Россию. Он уезжал и чувствовал себя счастливым. И что он сделал такого? Просто не подал руки.
     А правда, господа, никому не нравится. И Сергей не виноват, если от неё иногда умирают...


 Андрей Сметанкин, andrei_smetankin@mail.ru,
 г. Душанбе, Республика Таджикистан.