От автора: Это – продолжение знаменитой эпической дилогии «Русский Кипятильник против Гиперборейской Зимы». Первая часть, с выспренним и поэтичным названием «Носом к Норду, соплями на Гиперборея», публиковалась ранее, в том числе на прозе.ру - вот здесь:
http://www.proza.ru/2006/03/28-224
Я советую прочитать её, первую часть, прежде второй. Ну, так логичнее будет, что ли?
Часть II Лесом к Зюйд-Весту, с кинжалом в спине
ГРЕНЛАНДИЯ! – в порыве чувств с придыханием воскликнул, почти что отхаркнул я.
Ну да, конечно же! Дания – самая большая страна Европы, потому что именно Дании принадлежит этот мега-остров, что раскинулся своей тушей меж двух океанов, будто огромный стейк, извлечённый из вселенской морозилки (в минуты откровения я мыслю поэтическими метафорами; но это не мешает мне чётко анализировать данные).
И проанализировав свежие данные по Дании, я пришёл к единственно верному выводу:
- Если где и следует искать логово Гиперборейской угрозы – то именно в Гренландии.
- Бинго! – мой собеседник, вызволенный из ледового плена Швед, грохнул кулаком по столу. Столь энергично, что у него отвалился мизинец: он ещё не до конца разморозился. Но разгорячился так, что временами совершенно скрывался в клубах густого пара.
- Да! – кричал он. – Теперь я всё понял. Мозаика сложилась, пасьянс сошёлся, планеты состроились в шеренгу. Да, генерал Нобиле подобрался слишком близко к их «святая несвятых» – и коварные датчане приказали своему агенту, коку Саккеру, погубить нашу экспедицию.
Я недобро сощурился:
- Ну, со мной-то этот фокус не пройдёт! Чай, не на дирижабле мы!
Спасённый швед, обнадёженный моим твёрдым тоном, замолчал и принялся прилизывать потерянный мизинец к посадочному гнезду, пока там всё не растаяло.
Я распахнул дверь в капитанскую рубку и распорядился:
- Курс на Гренландию, господа!
Дальше – снова приведу свой дневник.
18-е февраля. Обратно пересекли пояс торосов, следуя на запад. Лёд снова гладкий. Заметили белых медведей. Стадо в дюжину голов. Мишки бежали за нашим «ховером», размахивая лапами и что-то рыча. Как мне показалось, с мекленбургским акцентом.
«Конфет, небось, клянчат, - предположил кэп. – Да ну их к бесу. Знаю я такие заходы. Притормозишь, кинешь конфетку – глядь: а из юбки кус вырезан в три аршина, как в фильме «Путёвка в жизнь».
«Нафиг им кусок юбки «ховера»? – удивился я.
«Ну как же? А берлогу утеплить, чтоб не поддувало?»
Я покачал головой: до сей поры я и не ведал, что белые медведи спят в берлогах, как наши бурые. Я вообще не представлял себе, как спят белые медведи. Каюсь: я просто слишком мало знал о них. И потому всё же приказал остановиться.
На поверку медведи оказались не столько белыми, сколько седыми. И очень заросшими, косматыми. Говорили впрямь с мекленбургским акцентом. У одного на плечах оказались погоны корветтен-капитана Кригсмарине, а на шее – железный крест с дубовыми листьями.
«Я, я, дас ист фюр британиш крейсер унд драй лоханкен ди эскорт, - похвалился он. – Готт штраффе Энгланд!»
Потом он поинтересовался, не встречался ли нам конвой PQ-17, которого они тут ждут? «Ми есть отбитые от нашен вульфен стай. Нашен подлая лодка U-666 кляйне-кляйне вмёрзла в лёд. Ми самоотверженно разводим фоер аус соляркен, но тут нипакиндер зер кальт. Бррр!»
Я посоветовал им сходить на либ.ру и ознакомиться с творчеством Валентина Пикуля. К фашистам – никакой жалости!
19-21-е февраля.
Плывём. Это не оговорка: мы спустились со льда на воду. Видимо, земля близко.
22-е февраля.
Точно близко: на горизонте, сквозь морозную дымку, мы увидели мыс Нордкин, самую северную оконечность Европы.
Я предложил:
«Давайте доплывём до него и водрузим над ним конголезский флаг!»
«А почему конголезский?» - удивился старпом.
Я пожал плечами:
«Ну как? Во-первых, все удивятся. Все зададутся этим вопросом: а почему конголезский? А во-вторых, должна же быть у конголезцев хоть какая-то национальная гордость? Вот пусть и будет!»
Но моим планам не суждено было осуществиться. Потому что прямо по нашему курсу вдруг всплыла субмарина. Я сначала подумал, что это снова какие-нибудь подводные фашистские недобитки и уж взялся за багор, но дизайн субмарины был современный. Я бы даже сказал – футуристический. Огромная, из светлого металла неземного происхождения (об этом извещал галактический ГОСТ на борту). Притом она испускала сияние, разбегавшееся по водной глади всякими причудливыми геометрическими фигурами, как в тетрисе.
Из рубки субмарины высыпали серебристые человечки, выволокли нечто большое и мешковатое – и стали его накачивать насосами. Наполнившись воздухом, это нечто превратилось в челн дивной красоты: с горделивой пышногрудой девой на носу, золочёными бортами и надувными алыми парусами.
Вскоре на нашу палубу ступил молодой человек эльфийской наружности. У него были золотые кудри, острые ушки и вишнёвый блеск на губах, с переливом в перламутр. Судя по интонациям и манерам (а он был очень манерный), его играла Рината Литвинова.
- А Элберет Гилтониэль! – пафосно поздоровался он с нами на языке профессора Джона Рональда Руэла Толкиена. - Му-ужчины, вы с Ра-асийского телевидения будете? А то мы как раз тут съёмочную группу ждём.
Я припомнил недавнюю передачу на РТР про неопознанные плавучие объекты, бороздящие глубины океанов. Да, всё верно: там особо говорилось о приверженности «алиенов» норвежским шхерам и фьордам. И уж конечно, такой мощный зачин не мог остаться без продолжения.
- Увы, - ответил я. – У нас другая историческая миссия. Мы спасаем мир от Гиперборейской Зимы.
- Значит, не с телевидения? – огорчился он, поджав свои вишнёво-перламутровые губы. – Как это печально! Что ж, больше мы ждать не можем. Нам надо плыть.
- На запад, к древнему и благодатному эльфийскому граду Тириону? – спросил я.
- Не совсем. На восток, к Сан-Франциско.
Мне вспомнился дурацкий анекдот про Сан-Франциско: «Вчера в уличной драке пострадали оба гетеросексуальных парня нашего города». Может, не такой уж дурацкий.
- Если встретите съёмочную группу с РТР, - продолжал эльф, - передайте им, что они грубияны. Забивают стрелочку – и динамят, противные. Мы лучше с Фокс-Тиви дружить будем.
Его укоризненные слова были горьким уколом в моё патриотическое сознание. Увы, не умеет ещё наше телевидение работать с людьми. И не с людьми – тоже не умеет. Мне тем более мучительно было это слышать, потому что я и сам – журналист. Но только я – обязательный и пунктуальный, всегда поспеваю в срок. Вот как сейчас: обещал тепло к весне раздобыть – значит, так и будет.
- А логово Гиперборейской угрозы – в Гренландии? – на всякий случай уточнил я.
- Конечно. Где ж ему ещё быть? – с этими словами эльф извлёк из-под серебристого плаща некий сосуд изящной формы и протянул мне: - Вот, примите наш дар. Это поможет в вашем походе.
- Чем плотнее сгустится тьма вокруг нас – тем ярче вспыхнет извечное сиянье Элберет, заключённое в сём фиале? - предположил я.
Эльф посмотрел на меня с явным интересом и молвил:
- Молодой человек, вы стихов не пишете? Попробуйте… Нет, эту бутылочку из-под кьянти можно сдать в пункт приёма стеклотары, за пару монет.
На том мы расстались.
24-е февраля.
Даже не спрашивайте меня, что было вчера. Вспомнить – всё равно не вспомню, так чего голову ломать? (А мозги – и без того вдребезги)
26-е февраля.
Видели знак на воде. Длинная красная линия и подпись: «Ось Зла Копенгаген-Нуук».
Нуук – это столица Гренландии. Мы на верном пути.
27-е февраля
Резкое потепление. Термометр показывает +20. Но он просто стесняется, с непривычки: на самом деле не меньше +25. Небо лазоревое, солнце палит нещадно.
28-е февраля.
Наконец-то – земля на горизонте. Огромный остров, утопающий в клубах пара. Кэп сказал:
«Если это не земля Санникова – то Гренландия».
Но нет: Земля Санникова – это фантастика. А я реалист, и пока что не доводилось мне встретить в своей рутинной жизни ничего такого, что заставило бы меня поверить во всякие фантастические россказни. Конечно, перед нами простиралась Гренландия.
Мы зашли в бухту и высадились. Пейзажи тут очень милые. Как говорится, «буколические». Хотя я не знаю такого художника – Буколича. Из сербов, что ли? Да, сейчас это модно.
Изумрудные холмы, медовые луга, девственные леса. Повсюду сновали зайчики и олешки, в густых кронах щебетали пичужки.
Признаться, я удивился:
- А нас в школе учили, что в Гренландии снегу по… пряжку и акромя троллей да эскимосов – никакой живности.
Спасённый Швед хитро прищурился:
- А вас в школе не учили, что Гренландия – переводится как «Зелёная страна»?
Ну да, помню я эту байку. Про то, как неугомонные викинги откопали этот остров – и будто бы тогда там теплынь была. А потом чего-то в гейзерном механизме разладилось – и Гренландию стужей накрыло.
Но когда я высказал свои сомнения Шведу, он лишь рассмеялся:
- О, да вы, батенька, разве забыли, что я толковал вам про датское лукавство? Хитрющие бестии! Всему миру мозги запудрили этим своим фальшивым гренландским снегом. Мол, всё там повымерзло, погоды резко испортились – и нечего в той Гренландии делать. А сами – вишь как устроились? Благодать!
Он сорвал одуванчик и сдул с него белый пух.
- Пшик! – сказал он. – Вот что сталось с великими европейскими империями. Всё-то они грызлись промеж собой, всё-то друг дружку за колонии тяпнуть норовили – пока не оттяпались окончательно. А Дания со своей Гренландией? Да кому она нужна? Вот и получилось, что осталась Дания – единственной и последней великой империей. Потаённой и коварной. И сейчас они как никогда близки к Мировому Господатству!
Опасаясь, что он снова вдарится в геополитические рассуждения, я поспешно огляделся. И приметил на берегу некий знак, указующий вглубь острова. Подойдя поближе, я разобрал буквы: «Дом подлеца и негодяя Саккера – ТУДА! 200 миль».
«Хоть какая-то зацепка» - подумал я. И принялся собирать квадрицикл с электромоторчиком. Не пешком же всю дорогу плестись, двести-то миль? Это ж сколько в километрах-то будет? Ноги-то, поди, не казённые?
Зато – квадрик казённый. В смысле, редакционный. И очень прогрессивный: на солнечных батарейках, фонарик системы «солнышко» входит в комплект. Тут, пользуясь случаем, считаю невозможным не выразить глубокую признательность руководству родной газеты за чуткую заботу о ногах сотрудников и мудрую прозорливость. И ещё - я буду скотиной и хамом, если не поблагодарю родное начальство за скромную квартальную премию, которое оно выписывает мне, читая эти признательные строки. В смысле, мне не привыкать быть скотиной и хамом, это я запросто – если кто-то чего-то не поймёт! Впрочем, не станем отвлекаться.
- Я с вами! – сказал Швед.
Что ж, квадрицикл как раз двухместный – и мне было понятно желание этого бывшего ледового узника отомстить подлому Саккеру за свои страдания и за гибель товарищей по экспедиции.
- Садитесь сзади, - сказал я, - и светите фонариком в эту панельку. А вы, - кивнул я экипажу нашего «ховера», - дожидайтесь нас здесь. И коли через три дня не вернёмся… подождите ещё недельку.
29-е февраля
Поначалу Швед уверял, что это нонсенс – двадцать девятое февраля. Потому что год, де, не високосный. А значит, сегодня – первое марта, первый день весны.
Но я объяснил ему концепцию. Дело в том, что наша миссия – вызволить планету из оков гиперборейской стужи и начать уже делать весну. В урочный день. Ведь я пунктуален и никогда не опаздываю. Поэтому первое марта никак не может наступить, покуда мы не сладим наше глобальное дело.
32-е февраля
Продираемся через болото. Медленно. Колёса вязнут в неаппетитной жиже. Батарейки в фонарике-солнышке быстро садятся. То и дело подзаряжаем их от динамо-машинки: у нас всё продумано.
Примерно в полдень Швед вдруг протянул вперёд руку и воскликнул:
- Вы только гляньте!
Да, я давно обратил внимание на этот Астон-Мартин, катящий нам навстречу. Потому что он был невидимый. Всяких Астон-Мартинов навидался я, а вот невидимых – ни разу не видел.
Когда роскошная машина поравнялась с нами, её дверца распахнулась и из салона вышел элегантный джентльмен в добротном костюме и с мужественным лицом.
- Превед! – сказал он, поправив галстук.
По правде, мы ждали от него другого представления себя. Но поняли: он на секретном задании и потому шифруется.
- Скажите, милорды, - обратился он к нам, - вы, случаем, не в курсе, где тут имеет место разнузданный шабаш в ледовом дворце, учинённый злобным корейским маньяком, вздумавшим погубить этот прекрасный мир?
- Вам, наверно, в другую сторону, - сказал я. – У нас – гипербореи. И Саккер.
- Саккер? – переспросил он. – Кок Саккер?
Поскольку он говорил по-английски, прозвучало не совсем прилично. Но в целом – верно. Что я и подтвердил:
- Вот именно.
- Увы, это не мой бизнес, - сказал джентльмен. – Вы же знаете моё правило: смешивать можно, взбалтывать – никогда!
Я ухмыльнулся и подколол его:
- Никогда не говори «никогда»!
Он кивнул:
- Ага. Такое тоже помню.
Тут на его мужественный подбородок уселся комар (на болоте их была тьма). Джентльмен ухватил нахала непринуждённым движением натренированных пальцев и поднёс к своим бесстрашным глазам. Подумав, отпустил пристыжённое насекомое со словами:
- Умирай другим днём!
Когда мы расстались, Швед озадачился:
- Слушайте, а разве можно так говорить: «умирай другим днём»?
Я пожал плечами:
- Наверно… Говорят же ведь: «живи сегодняшним днём?» Значит, и умереть можно, но другим.
Я убедил его, потому что у меня филологическое образование. Филолог – это такой особенный человек, который в институте делает вид, будто прочитал очень много книжек и даже понял их, а после института – пишет для будущих студентов-филологов пособия, как делать вид, будто они тоже читали и поняли. К тому же, я всегда всех убеждаю, потому что у меня профессионально отрегулированный тембр голоса, располагающий к доверию.
33-е февраля
Наконец-то мы вырвались на равнину. И сразу же увидели вдали на бугорке живописный домик, будто сошедший со страниц сказок Ганса Христиана Андерсена.
При этой мысли я сказал Шведу:
- Слушайте, а может, не все датчане – такой уж кромешный мрак? Вспомните хотя бы знаменитого сказочника Андерсена?
Но он ожесточённо помотал головой и зло рассмеялся:
- Андерсен? Не смешите меня! Ужель не понимаете вы, что «Оловянный солдатик» - идейный предтеча пропаганды Геббельса, а «Снежная королева» - проповедь бандитизма похлеще сериала «Бригада»? Вспомните, кто помогал Герде? Маленькая разбойница! Власти оказались бессильны, а оргпреступность тут как тут: и транспорт предоставила, и крышу.
- Но как же «Дюймовочка»? – упорствовал я.
- Умаление женского достоинства! Воинствующий сексизм!
Я решил, что на эту тему спорить с ним бесполезно. Тут уж никакое моё филологическое образование не поможет. Его неприязнь к датчанам неискоренима. По крайней мере, пока он не поквитается с гадким Саккером.
Мы подъехали к живописному домику. Да, это был тот самый дом, что мы искали. Потому что над дверью раскинулась вывеска с резными, «сказочными» буквами:
«ЛОГОВО ПОДЛЕЦА И НЕГОДЯЯ САККЕРА».
Но дверь оказалась заперта. Зато рядом на стене висело объявление, отпечатанное на принтере:
«Дорогой путник! Если Вы желаете войти внутрь, чтобы плюнуть на ковёр или иным способом надругаться над сей грешной обителью порочного мерзавца – опустите в щель две монетки. С тёмной любовью, Саккер»
«Монеты, монеты…» - я лихорадочно перетряхивал карманы. Увы: цивилизация и «Виза» безнадёжно испортили нас.
- У вас, случаем, не завалялось пары монеток? – спросил я Шведа.
Он грустно покачал головой:
- Отдал последние за свежий номер «Таймс», когда шёл по льду на Большую Землю. Как увидел газетный автомат – не смог удержаться. Очень было интересно, как продвигаются поиски нас.
«Автомат, автомат…» - и тут мой взор упёрся в автомат по приёму стеклотары, стоявший чуть в стороне от входа, рядом с почтовым ящиком на шесте.
Ну конечно же! Эльфийский подарок! И я извлёк из рюкзака фиал из-под кьянти.
Мы вошли внутрь. Убранство было небогато. Собственно говоря, его составляли грубый топчан, табурет, телевизор и рогатый шлем на стене. Под шлемом висела медвежья шкура в форме карты России. Кавказ изрядно подгорел от близкого жара камина, Нечерноземье было основательно побито молью, по Дальнему Востоку вовсю скакали блохи с шаолиньскими повадками. Я стиснул зубы, сердце заскрипело от досады.
В углу стоял рукомойник и при нём – кувшин с надписью «Слёзы детей и мастеров культуры».
Ковра, в который предлагалось плевать, нигде не обнаружилось. Я так и знал, что объявление на входе – гнусная ложь и замануха с целью вытрясти денег из туристов.
Вдруг в дверь постучали. Весьма напористо.
- Наверное, это наш подонок! – яростно прошептал Швед. Он выхватил из камина кочергу и встал сбоку от входа. Я осторожно открыл дверь, держа наизготовку плазменный электрошокер.
Нет, это был не датчанин кок Саккер. Это была дамочка атлетического вида верхом на вороном коне. В руке она держала копье, а на его конце висел полиэтиленовый пакет.
- Господин Саккер здесь проживают? – строго, низким грудным голосом, осведомилась визитёрша.
- В данный момент его нет дома, - сказал я. – А вы кто ему будете?
- Не «кто», а что. Посылка ему. По заказу. Амазон-ком-сгоры. Наша фирма. Доставим всё, кроме хлопот! Примите!
И она подала копьё в дверной проём. Я ухватил пакет и спросил:
- Расписаться?
Боевитая всадница кокетливо зарделась:
- Ну уж, сразу и расписываться, из-за такой-то малости промеж нас!
Вероятно, она шутила.
В пакете оказалась видеокассета стандарта VHS. «Ох уж эти древние викинги! – подумалось мне не без сарказма. – Ну кто ещё смотрит кассеты в наше время блестящих дисков и толстотрубного Интернета?»
Кассета была подписана: «Грязная порнуха для гнусных извращенцев». Что мне определённо нравилось во всей этой истории – так это надписи и подписи. Терпеть не могу, когда наводят тень на плетень и усложняют картину мира мудрёными двусмысленностями да неоднозначными трактовками!
- Ну что ж, поглядим, поглядим… - пробормотал я, засовывая кассету в видеодвойку.
- Наверняка, исключительно отвратная мерзость, - предположил Швед. – Вроде там, гимназист ковыряет дырочку в пляжной кабинке, а потом переодевается барышней, чтобы проникнуть за кулисы варьете…
Припомнив, в котором году заморозился бедолага, я снисходительно усмехнулся.
Качество записи оказалось даже отвратительней содержания. Вернее, из-за этого качества поначалу совершенно невозможно было понять содержание. Жирные пиксели наползали друг на друга, как разноцветные водяные клопы в мутной затхлой луже. Потом на экране появились неряшливые слова: «Тайные утехи звёзд фигурного катания».
И сквозь мельтешню пикселей проступила до боли знакомая фигура – я признал её по худобе и характерному носу. Конечно же, Евгений Плющенко, краса и слава российского ледорезного искусства!
Но боже мой, почему он без коньков? Почему он в этом ужасном облегающем платье с вульгарными блёстками? Почему он так похабно кривляется, увиваясь вокруг микрофона? Зачем он стенает этим странно-жеманным, хрипловатым меццо-сопрано?
Однако ж, приглядевшись, я понял: никакой это не Евгений Плющенко, а напротив, Кристина Орбакайте. И никакие это не тайные утехи, а обычный концерт. Клиента-извращенца, как водится, накололи. Проще говоря – кинули. Обычная история.
Швед сплюнул.
- Вот кем нужно быть, - с презрением процедил он, - чтобы получать удовольствие от подобной гадости?
По правде, мне это уже порядком надоело. И я сказал ему:
- Если вам впрямь нужен ответ на этот вопрос – снимите со стены шлем.
Швед пожал плечами, но последовал моему совету.
- И что?
- Он, кажется, хорошо отполирован? – заметил я.
- Всё равно не понимаю…
- Да всё вы прекрасно понимаете, Саккер, - устало бросил я.
Его самообладание было поистине нечеловеческим, но сейчас он не сумел удержаться от кривой негодяйской усмешки, которая с головой выдала его гнилое нутро.
- И как догадались? – полюбопытствовал он.
- По восклицанию «бинго». Тот швед не мог так говорить. В его времена полярные исследователи так не говорили. Впрочем, не могу не воздать вам должного, Саккер: подставились вы нам ловко – и почти что охмурили меня. Но вы не учли одного: я филолог и специалист по лексикону полярников двадцатых-тридцатых годов.
- А если я скажу, что у меня оружие, что дом окружён, и что это была коварная западня? – пошутил он.
Я шумно вздохнул:
- Саккер, давайте не будем тянуть резину. Прекрасно же знаете, что добро всегда побеждает, но если испытывать его, добра, терпение, оно может озлобиться!
- Ну так давай же, сделай шаг на Тёмную Сторону Силы, юный джедай! – принялся искушать меня Саккер. Конечно, это было чертовски наивно с его стороны: я слишком положительный персонаж, чтобы поддаваться на такие дешёвые провокации…
37-е февраля.
Я томлюсь в плену. В стылых мрачных застенках. Уже много дней.
Обстоятельства своего пленения излагать здесь не стану. Не то, чтобы они были слишком постыдны – но я просто ничего не помню после того удара кистенём в правое ухо. Если вкратце: у Саккера оказалось оружие, дом был окружён и всё это была коварная западня. Я не корил себя за беспечность: кто бы на моём месте сумел предусмотреть подобный оборот?
Откинув с глаза правое ухо, я принялся вновь размышлять о моей судьбе и дальнейших действиях. По идее, за стеной должен был обнаружиться какой-нибудь престарелый священнослужитель, который давно уж вознамерился отойти в лучший мир и лишь поджидает достойного соседа, чтобы махнуться с ним жребием. В смысле, уступить право на своё погребение и тем даровать шанс ко спасению из неволи.
Но моим соседом, вернее, соседкой, оказалась та самая амазонка, разносчица порнухи. Её упекли как нежелательную свидетельницу. И женщина она была в самом соку – фиг дождёшься от неё означенной любезности.
Ещё можно было приручить крысу, чтобы она прошмыгнула в офис надзирателя и притащила мне связку ключей. Я посылал уже трёх крыс – но грызуны попадались, как на подбор, исключительно тупые. Тащили всё – перстни, купюры, эротические игральные карты, дилдо, губную помаду – но только не ключи. Впрочем, я предусмотрел в качестве запасного варианта шантаж моих тюремщиков: откуда у них в казармах губная помада и тем более дилдо? Но вдруг среди персонала есть женщины? Тогда мои разоблачения обернуться пошлой бестактностью – и не более того.
В действительности, я ни разу не видел своих стражей. О, они знали, что стоит мне выйти на прямой контакт – как я живо приручу их при помощи гипноза, реморализации и спеллов магии разума. Они всё предусмотрели. Скудная тюремная пайка подавалась в камеру автоматически, через кормушку, по сигналу с пульта. Это было унизительно! Подопытные собачки профессора Павлова – те, по крайней мере, были тварями бессловесными и страдали во имя науки. Я же – человек, более того – супермен, и терплю эти бесконечные мучения лишь во имя чьей-то садистской прихоти!
Проголодавшись от этих скорбных мыслей, я подошёл к пульту «кормушки». Подумав, выбрал на сей раз трюфельный жульен, медальоны из телятины в кляре из скампи и бутылочку шато-тальбо гран крю.
Как я уже привык, меня постигло горькое разочарование: жульен оказался не из трюфелей, а из банальных шампиньонов. Или же злодей повар намеренно – не удивлюсь, если это был сам кок Саккер - приготовил трюфели так, чтобы на вкус они казались шампиньонами? Вот всегда какой-нибудь изъян: обязательно что-нибудь в заказе будет не так. Вчера на ужин – вместо вепрева колена мне подсунули заурядный эскалоп. Сегодня утром – обычный дом периньон вместо дом периньон кюве… Чёрт побери, я, потомок французских графов – уж как-нибудь разбираюсь в шампанских Домах! И не стану хлебать с утра всякое дешёвое пойло для нуворишей!
Какая иезуитская, утончённая насмешка! Вся эта бесчеловечная тоталитарная система служила тому, чтобы подавить личность, сломить волю, растоптать достоинство. Но – не на того напали! Русские журналисты приучены стойко терпеть любые невзгоды.
Однако ж, постепенно, день за днём, на меня накатывало чёрное отчаяние. Я томился и скучал, и уж начал было подумывать: не оборвать ли на сём печальном моменте своё повествование, приписав «продолжение следует»?
Но нет, мой долг был превыше праздной тюремной хандры. Долг перед родной редакцией, перед миром, человечеством, перед моими читателями, наконец…
От размышлений о долге меня отвлёк визитёр, появившийся на экране видеодомофона. Это был первый человек, которого я видел с начала моего заточения. Но – человек ли? То был Саккер.
- Доброе утро! – сказал он.
«Утро… значит, сейчас утро…» - подумал я. Увы, счёт часам был утерян.
- Имеются ли у вас какие-нибудь претензии к нашему сервису? – поинтересовался он.
- Конечно, имеются! – усмехнулся я. – Во-первых, я не понимаю, почему искусственное волнение в моей гидропостели не разгоняется выше трёх баллов. Это совершенно не соответствует той буре, что играет в моей душе! Во-вторых, основываясь на конвенции о защите прав заключённых, я категорически настаиваю на том, чтобы вы разнообразили ассортимент ароматических добавок к воде в биде…
- Вы что, её - пьёте? – ужаснулся Саккер.
- Ваш выпад я считаю крайне русофобским! – парировал я. – Скажите ещё, что у нас медведи по улицам гуляют!
Саккер молитвенно скрестил руки на груди:
- Господи, да помилуйте! Просто мы полагали, что 62 цветочных аромата и 35 фруктовых – вполне достаточно для минимального комфорта…
Я не слушал его жалкие оправдания.
- И в-третьих, - продолжал я, - вот главная моя претензия: почему вы, презренное ничтожество, трусливо прячетесь за этой бронированной дверью, вместо того, чтобы отпереть её и чтобы я уже имел возможность свернуть вашу грязную шею, не достойную даже петли палача?
Эта гневная тирада утомила мою гортань, и я сделал паузу, чтобы приложиться к бутылочке тальбо.
Саккер замялся.
- Эээ… ну так у вас же кнопка? – пролепетал он. – Или не работает?
- Которая кнопка? Вот эта? – только сейчас я обратил внимание на большую красную клавишу под экраном видеофона. Ну надо ж так хитро запрятать: на самом видном месте! Как есть фарисеи!
Я нажал кнопку – и тяжкие двери моего узилища разверзлись с электрическим гулом.
- Вы хотите сказать, - вопросил я, оказавшись в коридоре рядом с Саккером, - что я мог выйти в любой момент? Так почему ж от меня утаивали это обстоятельство?
- Ну… мы думали, что вы сами догадаетесь… мы просто не хотели вас тревожить… путь был дальний – вы наверняка нуждались в отдыхе… да и там, в домике… этим вашим кистенём вы, как бы, не очень удачно махнули… Опасная штука, надо сказать, кистени эти…
- Да ладно, Саккер! – прервал я его. – Давайте начистоту: вам же просто нравиться быть коварным подлецом, не так ли? Таков уж ваш извращённый кайф!
Он умолк, поняв, что я его раскусил. Мы пошли по коридору.
- Сейчас я познакомлю вас со своим компаньоном, - сказал Саккер.
- Тот подонок в шляпе, с которым вы разгуливали по России и тыкали тростью в наши реакторы? – уточнил я.
- Да. Его зовут Максвелл. Дан Ковдорский. Аристократ. Принц крови.
Мы подошли к массивной стальной двери, обитой розовым плюшем. Саккер извлёк из портмане карточку и сунул её в приёмную щель. С той стороны что-то звякнуло – и дверь легко распахнулась под нажимом Саккера.
Мы вошли. Обернувшись, я обратил внимание на стальной крючок, болтавшийся на скобе, вбитой в косяк. Подобные запорные механизмы весьма распространены и в наших широтах: у моих родителей на даче так запирался одноместный фанерный домик в глубине огорода. Подумав, я догадался, как действует здешнее хитроумное устройство: Саккер дезактивировал крючок, поддев его снаружи своей карточкой. Никакие нюансы их систем безопасности не могли ускользнуть от моего намётанного профессионального взгляда. «При случае надо бы выкрасть у Саккера его секьюрити-кард!» - прикинул я.
Мы оказались в просторном помещении. Оно было залито мягким голубоватым светом разбросанных повсюду лампадок, стилизованных под трухлявые пеньки. Посередине была большая ванна, даже сказать – бассейн. И в нём, по горло в багровой, терпкой на вид жидкости, нежился некий усатый господин в купальной шапочке.
«Принц крови!» - вспомнилось мне. И я содрогнулся от омерзения. Но не подал виду и лишь осведомился с мрачной насмешкой:
- Надо полагать, это кровь невинных христианских младенцев? Или иудейских?
- Нет, что вы, конечно, христианских, - казалось, этот упырь в ванне даже немного обиделся. – Только не младенцев, а монахов. И не кровь, а душа.
«Душа? Бесплотная субстанция? Хотел бы я научиться наполнять ванну душой, когда в Москве отключают горячую воду!»
- «Душа Монаха», - пояснил Саккер. – Молдавское вино такое. Очень хорошо для омовений. Освежает.
- Вот только, - заметил Максвелл, Дан Ковдорский, - перебои у нас с этим делом. Всё на Россию идёт – нам ничего не остаётся.
- Так вам и надо! – буркнул я.
- Ваша антипатия к нам вполне понятна, - сказал Саккер. – Особенно, если учесть, сколько гиперборейской пурги я намёл вам в уши, пока выдавал себя за этого отмороженного шведа.
- Пурги? Гиперборейской? – изумился Принц Крови. – Сакки, а зачем?
- Да так, полёт вдохновения, - Саккер неловко развёл руками. – Ничего не мог с собой поделать!
- Но, - продолжал он, - на самом деле я не губил экспедицию Нобиле, а их дирижабельный журнал – фальшивка. Художественный фейк, так сказать.
- Кто же тогда погубил её, экспедицию? – нахмурился я.
- Да мне-то почём знать? – в голосе Саккера мелькнуло раздражение. – Я тогда и не родился даже.
Я присмотрелся к нему повнимательнее. Что ж, теперь, в свете открывшихся обстоятельств, коли он не лежал в анабиозе всё это время – Саккер действительно смотрелся слишком молодо для участника полёта Нобиле. Я был вынужден это признать.
- И нынешняя наша затея – не такое уж злодейство, - продолжал Саккер. – Мы действительно патриоты Дании. И действительно хотим возродить зелёную славу Гренландии. Чтобы всё цвело и благоухало. Кому от этого хуже-то?
- Но вы делаете это за счёт остального мира. За счёт России, которую вымораживаете неумеренным потреблением электричества! – гневно возразил я.
Они оба вздохнули.
- Да с электричеством всё не так просто, - сказал Максвелл. – Позвольте кое-что продемонстрировать вам.
Он протянул руку к бортику, взял пульт и щёлкнул им. Выложенная кафелем стена за его спиной подалась в сторону, открыв нашим взорам диковинную картину.
В небольшой комнатушке, прикованное золотыми цепями к полу и потолку, будто парило на растопыренных кожистых крыльях некое буро-чёрное существо с длинной клыкастой мордой и злыми угольками багровых глазок. Оно суматошно и проворно сучило в воздухе когтистыми передними лапками, будто что-то ловило – и свою добычу раскидывало в два вентеляционных желоба, торчащие из стены. Один был помечен красной полоской, другой – синей.
Когда же существо замирало, видимо, утомившись, по толстому электроду, прилаженному у него под хвостом, пробегала голубоватая искра - существо взвизгивало, подскакивало, бряцая цепями, и принималось когтить воздух с удвоенной прытью.
- Прошу любить и жаловать: Демон Максвелла! – представил Принц Крови. – Зело горазд сортировать молекулы. Холодные – на юг, тёплые – на север. Мы сейчас на самом юге Гренландии – вот отсюда обогрев северных угодий и производим.
- Поразительно! – поразился я. – Так вы, значит, тот самый учёный Максвелл… эээ… крёстный отец термодинамики?
Я не очень помнил со школы законы термодинамики, но, кажется, конкретно этому Максвеллу пририсовывал в учебнике усы и подводил глаза. Да наверняка: не мог же я пропустить его фотографию?
- Ну что вы, - великодушно опроверг Принц Крови. – Я обычный шотландец. Хотя и происхожу прямиком от датского конунга Ивара, покорителя Британии. А эту тварь – я на шару заимел. Явилась, понимаешь, торговать мою душу. Но вы же нас, шотландцев, знаете? Как он, значит, в долги ко мне влез – так я и взял его в оборот.
- Очень, очень эффективно молекулки оно лущит! – подхватил Саккер.
- Да, - Максвелл зевнул. – Вот только ленивая скотина. Понукать приходится постоянно.
Тут снова сухо щёлкнула голубая искра – и демон взвился с воплем.
- Для того нам электричество и потребно, - объяснил Саккер. – И много. Оно, демон этот – только оченна крепкий киловатт разумеет!
Тут вдруг Максвелл ткнул пальцем за наши спины:
- Ба! Невидимый Астон-Мартин! – уважительно покачал головой: - Какой дизайн!
Мы обернулись. Действительно, по коридору проехала памятная нам ещё с болота машина – и остановилась перед дверью.
Перед нами предстал британский джентльмен-коммандор. Он был как всегда элегантен и блистал шармом, хотя его безукоризненный костюм сейчас смотрелся малость подмоченным и кое-где топорщился.
- Вы, надо полагать, из ледяного дворца? – спросил я.
- О да. Мы там малость пошалили, с обогревом чуть не рассчитали… - ответил он. – Короче, я откланялся. И у меня есть время перед рейсом на Корею. Так я подумал: может, ещё где мир спасти? Здесь, к примеру? Которые тут Гипербореи?
- Тханкс, - поблагодарил я на его родном языке, - но мы тут сами разберёмся. А вы – оставайтесь послушать. Интересно.
- Увы. У меня не так много времени до рейса на Корею, - облокотившись на свой Астон-Мартин™ Командор™ глянул на свои дорогие часы Omega Speedmaster™. В них что-то хрустнуло – и в стену ударила миниракетка, начинённая отравленной взрывчаткой. Раздался предсмертный писк комара.
- Я же говорил тебе: «Умирай другим днём»? - Командор философски покачал головой. - Сегодня твой день, малютка!
- Ладно, я, пожалуй, поеду, - обратился он к нам. – Счастливо оставаться, милорды. Смотрите, не погубите этот прекрасный мир здесь, пока я спасаю его в Корее.
- Да уж как-нибудь, - пообещал я.
Оставшись наедине со мной – если не считать Демона – Саккер с Максвеллом снова принялись убеждать меня в благородстве и безвредности своих помыслов. Они говорили много, пылко, убедительно – но все их речи потеряли значение в свете роковых событий, которые грянули вскоре.
Свет был ослепляющий, мертвенный, иссиня-белый. Он с грозным шипением прорвался сквозь стальную толщу входной двери, прикрытой вежливым Командором, он взрезал металл, будто пенопласт раскалённым лобзиком. Через пару секунд в двери образовался проём – и через него ворвались в комнату переливчато мерцающие синие существа неопределённой, зыбкой формы, но очень лютого содержания.
Я зажмурился от их сияния. И – не стану скрывать – от страха. «Электрические элементали! Спецназ минэнергетики! Ракшасы древнего мира, порождение Советского Союза, они были отлиты из чистого гоэлрона в секретных Домах Пионеров по чертежам профессора Чижевского! Откуда они здесь?»
Элементали стояли, напружисто искрясь и поигрывая квантовыми мечами. «Мне не выстоять одному!» - подумал я. И бесстрашно крикнул:
- Я с вами, искристые! Ату Демона!
- Ну зачем же так? – раздался знакомый голос. – У меня на Демона другие виды.
И в залу шагнул Рыжий Электролис собственной персоной. Подойдя ко мне, он дружески похлопал меня по плечу и пожал руку:
- Спасибо. Большое спасибо, что вывели нас на эту… фирму. Вы сэкономили нам кучу времени.
- Мы так не договаривались! – возмутился Саккер. – За всё же уплочено?
- Да вы не беспокойтесь, господа, - Электролис улыбнулся. – Все останутся при своих, никто не пострадает. Вам нужна тёплая Гренландия? Вы получите тёплую Гренландию. В обмен на Демона. Ибо то, как вы его используете – это просто антинаучное варварство. Он же сам электричество вырабатывать должен – а вы на него тратитесь! – Электролис, подойдя к демону, любовно пощекотал его за ушком.
- Хрен тебе, а не электричество! – вдруг огрызнулся демон. Я вздрогнул от неожиданности: тембр и интонации у Демона были – как у пенсионерки-активистки, скандалящей в дэзе по поводу «понаставили-проходу-от-них-нет» ракушек во дворе. Все демоны, которых мне доводилось встречать прежде, говорили совсем не так. Впрочем, мне не доводилось встречать демонов с оголённым электродом под хвостом…
- Цыпа моя, ты просто ещё не знаешь меня! – ласково молвил Электролис и снова потрепал Демона по шее. – Как молекулки сортируешь – так и электрончики гонять будешь. Как миленький!
- Нет, а нам-то что? – спросил Саккер.
Электролис вздохнул, опечалившись их непонятливостью.
- Ну как же, господа? С вашим демоном мы революционно, не побоюсь этого слова, поднимем выработку электричества. И уже без ущерба для прочих климатов отсыпем вам, сколько надо, на обогрев Гренландии. Идёт?
- Этого мало! – решительно насупясь, заявил шотландец Максвелл.
- А что ещё?
Тут нашёлся я:
- Слушайте, они вот тут жалуются, мол, вина молдавского им не хватает. Мол, Россия всё себе забирает.
Электролис веско кивнул:
- Этот вопрос можно решить. Кстати, может, заодно и грузинское? Вино? Тоже для ванн – очень даже. Интересуетесь? А то чего мелочиться?
- А мне что будет с этого гешефта? – придирчиво спросил я, тоже почувствовав себя шотландцем.
- Вам? – Электролис вскинул брови. – О, я никогда не забываю услуг, оказанных мне. Я оплачиваю их – и щедро. Как насчёт недвижимости? К примеру, здесь, в Гренландии? Шикарное ранчо посреди изумрудных долов под золотым солнышком, бассейн, поле для гольфа, всё такое?
- Позволю вам напомнить, - заметил Максвелл, - что Гренландия – наша территория.
Электролис поморщился:
- Право же, господа: ведь договорились же – не мелочиться? Неужто не уступите графу маленькое поместьице площадью, скажем, в один квадратный километр?
- Километр? – вырвалось у меня. – Всего один?
Саккер и Максвелл переглянулись. И Принц Крови осторожно поправился:
- Ну хорошо… Тогда – сто гектаров. Идёт?
От такой внушительной цифры у меня едва не случилось головокружение. Сто гектаров! Мама мия!
Да, я всегда умел торговаться, хотя эта черта, говорят, и не свойственна простецкой русской душе. Но ведь тогда я недаром почувствовал себя шотландцем. И преуспел. Вопрос был улажен.
- Так значит, вы за наших? И всегда за наших были? – спросил я у Электролиса, чувствуя изрядное облегчение. Хорошо, что я не слишком увлёкся, когда разыгрывал перед ним киллера от Патрии Партиотов, или как там?
- Конечно, за наших. Я всегда за наших, - заверил он. – И с этим-то милым приобретением, - он погладил Демона по холке, - мы сделаем Россию Либерально-Электрической Супер-Империей. К десятому году. Максимум – к одиннадцатому. Если не этого века, то следующего – точно!
На мои глаза наворачивались слёзы. Не хватало лишь фанфар. И, будто уловив мою мысль, электрические элементали вдруг заискрились пуще обычного, их энергетические уши растопырились могучими динамиками – и они грянули Гимн, торжественный и выспренний. Гимн ещё той, советской, величественной эпохи.
Кажется, это была песня «Не кочегары мы, не плотники».
Эпилог.
Я вернулся домой. Весна была в разгаре. Я шагал по улицам нашего города, где журчали потоки талой воды, мимо кустиков и деревьев, на которых набухали почки, мимо людей, радостных по случаю долгожданной весны после необычайно суровой зимы.
Я ловил взгляды этих людей, ликующие и не очень осмысленные – ибо не ведали они, кого следует благодарить за подаренную им весну. Что ж, я скромный герой, я не требую почестей и лавров. Хватит мне и того, что есть: приятного сознания, что я в очередной раз облагодетельствовал свою страну и всё человечество.
Всё разрешилось как нельзя лучше. Все остались довольны. Операция «Весна» прошла относительно нормально. Но, сказать по правде, когда сейчас я, сидя у запотевшего окна, всматриваюсь в мутную дождевую хмарь этого зябкого августа – меня терзают смутные сомнения. В Европе – жара, а где килоджоули тепла, обещанные России? Все ли честно исполнили свои обязательства? Не напутал ли кто чего с проводкой?
Из этого, мягко говоря, неблестящего московского Лета-06 меня тянет неудержимо на моё Гренландское ранчо, где благоухают медуницы в изумрудных лугах и где светит ласковое приполярное солнышко.
Но есть такое слово: долг. Перед страной, перед народом, перед родной редакцией. И, пожалуй, мне придётся снова сесть в седло, пришпорить оперативную смекалку и двинуть в очередной поход. И зарамсить эту проблему!
Но об том – будет другая эпическая легенда.