Владимир Владимиров
(литературный сценарий псевдоисторического триллера)
ВМЕСТО ПРОЛОГА
Сколько с той поры минуло,
Не припомню, но в то лето
Было мне тогда тринадцать,
Иль пятнадцать лет от роду.
Я подательницей дани
В доме Тапио служила:
Дань лесную собирала
И на пищу приносила
Тем девчонкам из дозоров,
Что по устьям охраняли
Вещую обитель Каве,
Девы Матери Творенья,
Озеро в лесном безбрежье,
Озеро в людском безлюдье…
Ну, да! Конечно, я прекрасно помню себя, этой неутомимой отважной девочкой, в одиночку кочующей по черной тайге… Добытчицей, не страшащейся медведей и вепрей, но дрожащей от собственных мыслей о лесной нежити…
Сколько с той поры минуло?.. Сколько еще прожил я жизней, прежде, чем те, кем я был тогда, и те, кого знавал тогда, - все, вдруг полезли из моей памяти на страницы тетрадей, блокнотов, а теперь, вот и в компьютер. Кем я еще себя помню?
…Я, привыкший к византийскому теплу, лицемерию и разврату, странствовал в этих диких, холодных краях, страшась быть съеденным андрофагами или аримаспами, но охраняемый почему-то теми самыми волкодлаками, псоглавами, которыми меня пугали в детских сказках…
…Я помню, как читал, едва обучась чтению… Как читал, еще мальчиком, на корабле, тихо плывущем по южному морю. Читал, пока спит наставник Даниил, его крамольную «Повесть об идолах»… (Я сразу узнал её, сразу узнал текст, едва сейчас, в двадцатом веке, взят в руки манускрипт, и с этого мгновения сразу, не учась, начал читать писанное церковно-славянской кириллицей)…
…а еще была тоненькая, гибкая девочка-танцовщица, привезенная из-за моря в подарок
изуродованному войнами великану-старцу, отшельнику Пещеры Смерти. Для старческих забав, разумеется… И как ей понравилось забавлять это чудовище. Это я тоже помню.
…и еще одно чудовище временами просыпается в моей памяти…Жестокий, хитрый, изворотливый интриган, чей-то слуга, чей-то шпион. Совсем не трус, однако, мастер не меча, но кинжала и хлыста. И разумеется яда. Любил на досуге составлять зелья, любил упражняться с ядом – над соперниками, с хлыстом - над девочками-рабынями. Именно над девочками, потому что любовь к мальчикам для него была столь же трепетна, как любовь к зельям и хлысту.
Были и другие. Но, когда я выпустил из памяти первых, и они зажили своей книжной жизнью, мне стало трудно различать, где их, где моя память и где память тех, кого породило мое воображение.
Кстати были ещё и стихи. Всё лезут и лезут в голову из прежних моих жизней. Да еще на языках, которые я не знал и не знаю…
И все эти древние заговоры и заклятия на неведомых мне языках. Откуда бы мне знать их?
Хотя бы вот это:
« Насылаю наважденье,
Насылаю наважденье ...
Силой ветра, силой зверя,
Силой веры и неверья,
Силой страха и сомненья,
Силой смерти и рожденья
Насылаю наважденье!..»
И вовсе не лицо, а будто Лик Смерти, чудится мне (или кому-то из них), сквозь дымку времени… И не голос женщины, но зов валькирии донесся из небытия…
IX век БИАРМИЯ Северное Предуралье.
Нечто жуткое устремляет нас перед собой, словно спрессовывая о воздух, который расступается, искривляя пространство, и мы, частью той силы, неотвратимо мчимся, с гулом вздымая стога, срывая крыши, сети, расшвыривая лодки, створки теремных ворот…
…Покуда энергия зла не иссякает и рассыпавшимся смерчем, заваливает напоследок изувеченным буреломом межозерную протоку. Перед самым носом звероголового драккара, боевой ладьи викингов.
И тогда маска сверхчеловеческого напряжения спадает с совсем еще юного девичьего лица, и оно исполняется покоем, достоинством и совершенством.
Она все ещё помнит прежнее имя своё:
СВЕТАНКА.
…дочь погибшего воеводы, рыдающая у погребального костра;
…возлюбленная, после первой грешной ночи выскользнувшая из объятий дозорного старшины Карислава… И растаявшая в предрассветном тумане;
…сирота-приживалка в тереме дядюшки, жестокого князя Люта, где и рубаху-то не переодеть, не почувствовав на себе похотливый взгляд хозяина;
…ослушница, исхлестанная за своеволие и отданная Лютом на поругание телохранителю Лютоне;
…утопленница, выброшенная бурей и возвращенная к жизни дыханием и безумной страстью хазарского хана Авдара;
И вторую свою встречу с Мореной в пучине озера помнит Светанка.
СВЕТАНКА!
Ныне – избранница Великой Даны-Каве-Иомалы-Ильматар. Дочери воздушного пространства-Матери земных и небесных вод, Владычицы даров рек, озер и морей!
Трижды отрешившаяся от жизни, два в миру и третий – на жертвенном алтаре, явила она неисповедимый дар общаться с чудовищными силами неизбежности, страшащими даже богов.
Много ли в тебе от прежней Светанки, посвященная в высшие таинства ведовства, обретшая безграничное могущество Вельва?
По первому закону Святилища Великой Богини накануне рождения своего нечаянного ребенка ты должна уничтожить всех возможных его отцов – Хранительницы наследуют лишь по женской линии. Но, если прочим во исполнение всевышней воли приходится пускать в ход ритуальный нож, той, что была Светанкой, достаточно разбить зеркало воспоминаний на глади гадальной воды…
В дымке ночного костра, в кровавом месиве схватки, в брызгах воды под веслом, в пламени пожарища, в трясине болота является она, безжалостно путая нити судьбы, каждому из завязанных в узел интриги.
Ибо все они: Кареслав, Лют, Лютоня и даже хазарин Авдар, оказываются повязанными т а й н о й г р у з а застрявшего на протоке драккара.
Всплеснувшей рыбой, вспорхнувшей птицей, травой, обмотавшей весло, направляет Светанка злосчастный драккар к Озеру Великой Богини. Как отказать в этом пожелании Верховной Хранительнице, столь возвысившей ее меж прочих.
Те только и ждут, что отвернет Великая Богиня от пришлой выскочки свое лицо, и та
в ы р о д и т м а л ь ч и к а. К позору и несчастию своему! Ибо жить ей тогда рабыней у сестер своих!
А драккар - вот он, уже, на половину полета стрелы. И на борту его тайный груз, заряды греческого огня, похищенные в Царьграде по заказу Гольфдана Черного, первого короля нурманов.
На этом пока прервемся. Скажем только, что Светанка родит двойню.
«Добро и Зло родились близнецами, - рассказывает древняя притча. – И лишь в зрелом возрасте стало заметно единственное различие меж ними:
з л о о к а з а л о с ь б е с п л о д н ы м» .
Хотелось бы принять эту мысль отправной в нашем повествовании, но беспокоит то обстоятельство, что среди нас, попавших в этот мир совершенно случайно, есть и те, кто родились по злому умыслу.
ХХI век. МОСКВА. Спальный район
- Ну, и как? – Спросил я Свата-Полковника, когда тот отложил рукопись и потянулся вилкой к плошке с рыжиками. Рыжики, как и Полковник, были родом из Перми, и, может быть, из самого, что ни на есть, «М-ского треугольника».
- Это для Сайта?
- Для Сайта! Застолблю хотя бы название и идею! Пока не подох, и ученики не растащили по курсовым…
- Брось, не каркай! А та заявка, восемьдесят пятого года?
- Девяностого. В восемьдесят пятом была только Программа для любительской киностудии. По ней я и готовил девчонок к работе на «Руси изначальной». В Выборге, я набрался смелости и раскрыл Васильеву тайну сюжетной линии «Озера чудес». Хитрость,
помнишь я рассказывал, состояла в том, что разрозненные актерские этюды, могли быть собраны в кино-новеллы, а новеллы – в единое повествование. При едином для всех новелл «предлагаемом обстоятельстве»: острове живущих в ритуальной изоляции женщин. И даже анекдот о том, как его «утверждали» в парткоме с визой кафедры «Марксистско-ленинской философии».
Мы посмеялись и выпили еще.
- Новеллы и «проходные персонажи», все, о чем первая Заявка, та, что девяностого года, как раз и сложились между восемьдесят пятым и девяностым. В девяностом некто, швырявшийся деньгами Пермьбанка, организовывал в Москве что-то вроде эротического конкурса или театра, обещал посодействовать. Вот первая заявка и появилась.
- Так просто и отдал? Фамилию, хоть помнишь?
- Так и отдал. Да, что фамилия ? Он ту заявку где-то с концами похерил, и все тут! У него таких заявок из каждого кармана по десятку торчало. Можно, конечно, и ее опубликовать, да что толку?
- Не скажи. Все-таки сюжеты двадцати новелл. А, потом, стихи.
- Шестнадцати…Да, какие там стихи? Закадровый текст. Стилизации под «Калевалу».
- Не скажи, не скажи! Хотя бы тот монолог…валькирии что ли, где она себя сжигает в лодке…
- Во первых не валькирии, а конунгши… Подожди, давай еще по одной!
Мы выпили, и я вспомнил:
«Презренные рабы,
Смотрите и не верьте
Тому, что видите.
Но через сотни лет
В ваш дом я возвращусь
Дыханьем смрадным смерти
И в небе прочерчу
Из вечности свой след!»
- След в небе, это крылатая ракета, что ли?
- Намек! Актуальный подтекст… Но, вообще, эти «неразрешимые противоречия» и «случившиеся неслыханные происшествия» тогда по сто раз всей студией обсасывались. Я даже Вольпину кое-что показал.
- И как?
- Он и посоветовал изложить все кратко, в литературной повествовательной форме. Я первые варианты новелл записывал под собственную постановку, в виде режиссерского сценария для себя, каждая строчка – новый кадроплан. Кстати именно тогда Михаил Давидович сказал, что сценарная заявка должна будить любопытство начальства, а сценарий пробуждать режиссерскую фантазию.
- Так Васильев заявки девяностого года не видел?
- Видел. И две-три новеллы я для него специально перебелил. Мы даже обсудили вариант написания сценария втроем: он, как будущий постановщик, если возьмется, я, как придумщик сюжетов, и сценарист «Руси изначальной» Михаил Варфоломеев, если снизойдет.
- Что ж не снизошел?
- А он и не узнал… Перестройка тогда всех разбросала. Васильев в Индию к Капуру уехал. Я с Андриевским – в Абхазию, «Налетчиц» снимать…
- А Заявка так и пролежала пятнадцать лет?
- Да, вот она, под рюмкой… Рукописи, сказывают, и в водке не тонут.
Сват поднял рюмку, мы чокнулись, и он погрузился в чтение:
Владимир Владимиров
О З Е Р О Ч У Д Е С
(сериал)
Сценарная заявка
Москва
1990 г.
Сценарная заявка
на сериал кино (видео) фильмов псевдоисторической
тематики
«О З Е Р О Ч У Д Е С»
Владимир Владимиров
Девятый век. Северо-Западный регион Древней Руси. На озере, воды которого вроде бы обладают чудодейственной силой, на неприступном острове в ритуальной изоляции живет община женщин, считающих себя служительницами могущественного женского божества, избравшего Озеро своей Обителью.
Сурова жизнь священного Острова. Суровы Хранительницы Священных Вод. Жутки их жестокие ритуалы. Жестоки исполняемые ими законы. И по первому из них Дочери, рожденные избранными из достойнейших, не имеют отцов, ибо еще до рождения ребенка мать обязана заклать осквернившего ее мужчину, даже, если сама искала и потворствовала любовной их связи. Иные пытались ослушаться, уйти в чужие земли и жить семьями по обычаю тех племен и народов. Но неминуема и страшна месть Великой Богини и ее служительниц.
Высшей наградой и испытанием Продолжательниц рода Избранных является рождение дочери, ибо Всемогущая отвращает лицо свое от недостойных, помещая в их утробе мальчиков. Нет страшнее позора, чем выродить мальчика. Осквернившая Остров подвергается наказанию и, коль останется жива, три года живет на цепи – рабыней вчерашних сестер и подруг своих.
Ведом этот жуткий закон всем крепким и худым родам и семьям, некогда жившим по берегам тогда еще милого и благодатного Озера. (Жившим, да откочевавшим, от греха подальше, на неделю пути по тропе или реке). Ведом он в многосемейных домах словен. Ведом в убранных рябинами поселениях карел. Ведом на погостах вепсов и кособоких починках мери. Ведом чуди, соми и еми, в земли которых уходит ночевать солнце. Ведом и в таинственной Биармии – земле, что «па-арм» - за спиной, если смотреть на закат, в сторону населенных земель. Ведом повадившимся на многолетние промыслы и поселения в устье Винь-О (Двины) ватагам повольников из Новгорода, или Хольмграда, как зовут его нурманы, викинги, залетающие на своих стремительных звероголовых драккарах грабить эти поселения. Ведать- то ведают…
Ан, нет! Слыхать, вновь взял для любви или забавы воин, поселенец, а то и князь красавицу с чудесного озера. Взял вопреки предостережениям, советам, запретам… Взял, прельстясь волшебством омытого чудесной водой сказочного тела. Взял, ведая по кольцу на запястье и клейму подмышкой, что сжимает в объятиях смерть свою.
Что брал, то и получил – ревет огонь погребального костра, ревут матери сестры невесты… Сжимают топоры, мечи да копья отцы и братья… Да, поди, сунься!
Сказывают, воин, шагнув на камни острова, поначалу лишается мужской силы, а позже и вовсе становится женщиной. Знают и таких. Селятся они на брошенных землях, по устьям впадающих в Озеро рек и ручьев – иных-то путей туда не сыщешь – да обучают ратному или охотничьему делу юных Дев Хранительниц, посланных до поры на заставы. То ли Озеро от находников стеречь, то ли приблудших оберегать от коварства волшебных сил.
Сказы о том сказывают, песни поют. Много ли в них правды – не ведомо, да только живы ещё те, кто видел, как пылала вода Озера, сжигая на день пути окрестные леса, как черные от пепла волны выкидывали на камни обгорелые тела непобедимых викингов, осмелившихся было посягнуть на Ниспосланную Всемогущей Богиней Великую владычицу Озера и дочерей ее.
Увы! Автору не под силу охватить в столь кратком изложении всего, что поразит наше воображение, едва мы погрузимся в волшебные волны этой истории.
Но, как сказал метр Монтескье: «Знание некоторых принципов избавляет нас от знания некоторых фактов».
Вышеописанная псевдоисторическая ситуация (хотя, если покопаться в научных источниках, можно накопать и прецеденты, и имена) является своего рода «предлагаемым обстоятельством», в рамках которого живут и действуют герои шестнадцати кино-новелл
продолжительностью по 30 минут (шесть серий по 1 часу 30 мин.).
В каждой новелле свои г л а в н ы е г е р о и и свое «случившееся неслыханное происшествие», в фокусе которого высвечиваются неразрешимые и поныне человеческие противоречия.
«Отработавшие» свою главную роль г е р о и, если останутся живы к концу своей новеллы, могут появиться в другой новелле в качестве персонажей второго плана, связывая своим присутствием новеллы в единое повествование. Одной из особенностей этого повествования является отсутствие хронологической последовательности событий. Обусловлено это тем, что художественная действительность, внутри которой действуют герои, непрерывно трансформируется, перебрасывая их из жестко реалистического в мистический, сказочный или эпический мир, в самых неожиданных комбинациях и последовательности.
Особое место и значение в цикле новелл имеют п р о х о д н ы е п е р с о н а ж и, реальные в рамках сквозного сюжета лица, и, одновременно, о л и ц е т в о р е н и я различных этических начал или философских концепций. Каждый из них, выполняя свою проходную функцию, безжалостно «вмешивается» в развитие сюжета той или иной новеллы и решительным образом воздействует на судьбы главных героев.
Значительная часть жизни этих персонажей протекает за кадром, но косвенным путем мы узнаем о них многое.
И в частности следующее:
В первую очередь – это Великая Хранительница Всемогущая Владычица Озера.
Далеко не сразу мы узнаем, что она – вдова ярла Эрлинга, двадцать лет назад направленного королем Гольфданом Черным в Византию всеми неправдами добыть «греческий огонь». Отягощенный восемью дочерьми и красавицей женой (естественными заложницами) ярл не должен был вызвать подозрения при поступлении на службу императора. Но внедряться не пришлось. Эрлинг взял тайное оружие и захватил инструкторов внезапным нападением. Но на обратном пути счастье изменило ему.
Двигаясь на север по пути «из греков в варяги», он вынужден был идти обходными волоками, и на одном из озер произошел чудовищный взрыв гремучего груза. Погибли ярл, старший его сын и почти вся дружина.
Его жена, златовласая красавица, певунья Хейд с дочерьми в этот роковой миг находилась на скалистом острове. Телохранитель ее, берсерк Эвилл, решил занять место сгоревшего ярла. Перебив остатки отряда, он овладел вначале вдовой, затем двумя старшими дочерьми. Когда он терзал вторую, опомнившаяся Хейд отсекла ему голову.
Разметавший облака фонтан огня был виден издалека. На озеро поспешили старейшины местных родов и князьки племен. Они увидели пылающую воду, обгорелые трупы непобедимых викингов и женщину неописуемой красоты с окровавленными мечами в руках.
У нее был единственный шанс не стать рабыней, и она его использовала. Трижды объехавшая с мужем землю, она, помимо прочих познаний и навыков, необходимых рожденным повелевать, знала и умела главное – эксплуатировать человеческое суеверие. Так она стала, нет, не богиней, но ее Великой Хранительницей, оскорбленной наглыми людьми. Приехавшие вожди едва уговорили ее не сжигать воду всех соседних озер и вместе с ними леса.
С тех пор прошло двадцать лет. Она оградила Озеро страхом. Она утвердила немыслимые жестокие законы. Установила странную иерархию. Она облагодетельствовала достойных из соседей и уничтожила опасных. Она пела священные песни, слушать которые собирались люди и звери. Она позволила подносить дары и снисходила к сиротам и вдовам, принимая их служительницами. Она утвердила себя символом сверхъестественной власти, защиты, благодеяния и кары. Она убедила себя, что высшая мудрость власти – карать невинных, и что она рождена повелевать этим миром.
Презренные рабы,
Смотрите и не верьте
Тому, что видите.
Но через сотни лет
В ваш дом я прилечу
Дыханьем хладным смерти
И кровью прочерчу
Из вечности свой след. –
Произносит она, расставаясь с жизнью и зрителем.
Такова оборотная сторона рассказанной в самом начале легенды.
Но и это тоже легенда. Ибо «на лесистом, на мысочке, на туманном островочке», на том же самом озере живет с дочерью Вирией и внучкой Анеей маленькая старушка-кудесница вельва Рогнеда. Вот она-то и имеет подлинную власть над временем и пространством. Но, приводя в движение силы, которых «стерегутся даже боги», она не совершает эффектных акций. Просто в нужном месте, в нужное время выползает змея, падает или оказывается лежащим камень…
Ее дочь, Вирия (от «вира» - расплата, долг), красавица во цвете лет, объект зависти и ненависти Владычицы Озера, домогательств и интриг местных князьков и находников. Она не страшится ни плетей, ни огня, ни собачьей своры и одним своим присутствием спасает добрых людей, оттягивая на себя злонамерение злодеев. Вот тут-то они и познают смысл ее имени.
Анея (ануи - колдуны) – просто девочка, умеющая читать чужие мысли и пробуждать в людях совесть. Но жизнь (первая, вторая…) многому научит ее, прежде, чем она станет Вирией, а после Рогнедой.
Среди тех, кто схлестнется с Вирией не на жизнь, а на смерть – князь Лют. Он старший из трех братьев, рожденных княжной Гореславой от находника ярла Террера (Бешеного Пса). Когда-то, отчаявшись взять Гореславу обманом, подкупом и уводом, Террер был вынужден посвататься, но на свадьбе учинил кровавую бойню. Так в крови был зачат будущий князь Лют. Террер бросил жену в обезлюдевшем доме. Но год спустя, узнав о рождении сына, приехал и отнял его. Так на Перунов день в горящем тереме был зачат будущий воевода Доброга. Еще год спустя на Русальей неделе – будущий кудесник Любомудр.
Видимая разница между воином и татем состоит в том, что воин, если может, не убивает. Мудрецу же зримо, что суть здесь в природе Добра и Зла. Оказывается, и они родились близнецами.
И только в зрелом возрасте стало заметно единственное различие между ними.
Зло оказалось бесплодным.
Кстати, воевода Доброга любил лучницу Любаву из женской стражи Озера. Высокая, статная, ровная, доброжелательная… Поразило Доброгу ее умение на триста шагов попадать стрелой в бегущего зайца, на пятьдесят – пробивать деревянный щит. А что особо восхищало его, так это приобретенная на заставе выучка стрелять, не целясь и не задумываясь.
Потому-то «добродетельная» стрела Любавы и ставит точку в некоторых новеллах не там, где хотелось бы автору.
Поставит она точку и в жизни симпатичного злодея, византийского гостя, хазарского шпиона, нурманского посланника работорговца Хозроя. Существуют землепроходцы – этот землепроходимец. Цель его жизни – достижение невозможного. Невозможное отступает под натиском авантюристов, и погоня за ним может быть либо путем подвигов, либо путем преступлений. Этот шел вторым. И что удивительно, судьба ему благоволила. До поры…
Все это пишет и пишет, комментируя вслух, Православный священник Константин.
«Он не был Свет, но был послан свидетельствовать о Свете». Его размышления и «записи» суть цитаты из знаменитого «Слова об идолах», с помощью которых зритель, по ходу действия, восполняет пробелы своих знаний в славянской языческой мифологии, истории религии и культуры.
Народы Древней Руси создали изящную систему верований, в основе которых присутствовало одухотворение сил и предметов природы. Высшими божествами считались Род и Роженицы – идея продолжения рода человеческого была превалирующей.
Подчиненные ей ритуалы, празднества, игрища носили ярко эротический, если не откровенно фаллический характер. В те времена Любовь, во всех ее проявлениях, была единственной животворной силой, противостоящей многочисленным силам разрушения.
Может быть, под этим ракурсом и следует заглянуть в прошлое нашей камере, чтобы представить нам этот прекрасный жестокий целомудренный и во многом фантастический мир.
Подпись автора Москва 1990 год.
ХХ век МОСКВА Буфет Союза кинематографистов.
(с крупного плана текста Заявки)
В глубине фойе второго этажа о чем-то спорят журналисты редакции «Созвездие».
За соседними столиками несколько узнаваемых корифеев кино и (много уже) незнакомых околокиношных лиц. Мы допиваем кофе, Геннадий Васильев собирает листы Заявки и возвращает мне.
Васильев: - Сейчас говорить о постановке многосерийного исторического фильма в СССР не реально. Похоже, скоро вся система и проката, и кинематографии полетят в тартарары. А, может быть, и вся с и с т е м а в целом. И пока не переделят и не перепрячут краденое, культура получит шиш. Разве что отмывщики краденых денег начнут подкидывать на малобюджетные поделки. Сейчас начнется нашествие дилетантов, режиссеров ниоткуда, которые возьмутся за боевички, ужастики и полупорнушку. Да так, чтобы все снять на одной даче, за один день, но непременно с тремя массовками в Каннах и потоплением частного эсминца. А драматурги и режиссеры посерьезней повытащат из столов, в которые семьдесят лет писали, несостоявшуюся диссидентчину и примутся приглашать друг друга в совместные проекты. Кто-то конечно «перестроится», спекульнет на актуальной политике…Этим за рубежом могут подать на гулаговские ужасы и брежневский маразм. А н а ш а и с т о р и я, даже в виде фэнтези, зарубежным по барабану… Кстати, о фэнтези…
IX век БИАРМИЯ
В ворота обветшалой крепости, больше похожей на огражденный частоколом терем на глубоко врезавшемся в озеро мысу, въезжает небольшой отряд всадников, сопровождаемый двумя десятками пеших лучников. Двор терема пуст, двери терема раскрыты настежь. Всадники спешились, огляделись. Нет, терем не вымер – на галерее мелькнула женская рубаха, в двери подклети – другая. Старший, с мечами в руках, уверено направляется в терем.
Ватага входит в просторное помещение и, с оружием наготове, разворачивается перед торцом длинного стола. На другом торце стола, на деревянном троне, опираясь на гарду меча, с трудом сидит могучий некогда Старец. Позади трона – три молодых девушки: рослая Старшая, над спинкой трона, красавица Средняя – по правую руку, по левую – Младшая, тоненькая, только-только сформировавшаяся девушка.
Старец поднимает на вошедшего взгляд.
- Здравствуй, Бесстрашный Вождь!- Наконец произносит он, и становится ясно, что это последняя речь в его жизни. - Благодарю за то, что выполнил мою последнюю волю и, и проделав столь долгий путь, пришел в мой дом, чтобы убить меня. Боги забрали к себе всех мужчин нашего рода. Я - последний. Я обучил Старшую дочь воинскому искусству и таинствам охоты. Возьми ее помощницей, без нее ты пропадешь в тех землях, куда лежит твой путь. Младшая – кудесница. Я обучил ее видеть сквозь пространство и время, но она слишком юна, чтобы говорить с богами. Среднюю возьми в жены. Она родит тебе сыновей-героев – им предстоит владеть землями на Север, до Ледяного моря и
На Запад, до бескрайних болот. В приданное возьми терем вместе с прислугой и скотом. И мой меч «Фафнир»… (45-50 сек)
Вождь пришельцев лишь зло усмехнулся.
- Кто ты такой, чухна непромытая, чтоб наставлять меня, посланца Дома Сасанидов. Ты и впрямь выжил из ума, Старик. Да! Я возьму твоих дочерей, старый стручок, и позабавлюсь с ними у тебя на глазах. Прежде, чем передам своим воинам. Все, что я хочу услышать от тебя, где вы зарыли солонину и другие припасы. А не скажешь – не беда. Пока твои девки будут верещать на наших членах, мои молодцы перепашут весь твой двор и найдут все, что надо, как находили везде и всегда! С невесты и начнем! Эй, ты!
Сними рубаху и ляг на стол, вверх лицом, ногами ко мне!
Находники хохочут. Старец с огромным трудом поднимается во весь богатырский рост и приподнимает за усы гарды меч.
- И все же ты исполнишь первую мою волю, плешивый шакал, помесь осла и верблюда, таракана с навозным червем…
Старец не успевает закончить. Выхватив у стоящего рядом дротик, Вождь всаживает его в грудь Старца с такой силой, что остриё расщепляет спинку трона.
Но раньше, чем перестало дрожать древко копья, а Вождь опустил руку, Старшая, через плечо умершего уже отца, выдергивает вверх отцовский меч и, перехватив в воздухе за середину, как копье швыряет его в грудь Вождя. Тот едва отмахнулся все еще вытянутой рукой – меч располосовал рукав и плечо, и вонзился в горло стоящему рядом. Фонтан крови. И в тот же миг с потолка на вошедших падает сеть, летят откуда-то обрывки женской рубахи Старшей, а та, уже в воинском снаряжении, пробегает по столу и без разбора разит барахтающихся в сети двумя короткими мечами. Три-четыре удара, и Старшая, прихватив меч отца, исчезает за дверью.
Во дворе у коновязи она убивает еще двоих, насилующих служанку и уносится на коне Вождя.
- Догнать!!! – ревет тот в след. – Притащить на аркане! Живой!!!
Кто-то бросается перетянуть ему кровоточащую руку. Вождь отталкивает его и возвращается в терем.
Убиенный Старец все также пришпилен копьем к спинке трона. Подбирают мертвых и уводят раненных. Стол залит кровью и завален обрезками сети… Младшая исчезла, Средняя стоит, где стояла, словно ничего не произошло.
Первое желание Вождя, прибить суженную насмерть. Сжав кулак больной руки, он бросается к ней, но на пол стола пути, Средняя мягко, кошкой, прянула ему в ноги и, обхватив сапоги, припала щекой к коленям. (О, шайтан! Какой изгиб спины под тонкой рубашкой, обтягивающей полушарья крупа! А изгиб шеи?! И золотая коса!..)
Он поднимает ее за основание косы и все еще полный ярости смотрит в упор в глаза…бездонные, как озера. Девушка опускает ресницы и разжимает губы, нежные как лепестки розы.
- Мой повелитель! – произносит она. – Прежде, чем ты убьешь меня, позволь остановить кровь, что струится из твоей раны.
- Где третья?! – рычит Вождь.- Отвечай, шею сверну!
- Сбежала. Под столом лаз. Ведет в лес… Лес её дом. Живет в обличие совы… Или рыси… Если зла – волчицы. Сюда приходила, когда отец призывал. Сожги, его по нашему обычаю, в лодье. Одну волю его ты исполнил – убил в бою…Исполни наш обычай – сожги отца в лодье. Бог Один отплатит тебе добром за возвращенного воина.
- Заткнись, ведьма! Я тебя сожгу живьем, а труп старика брошу собакам!
- Как пожелаешь, мой повелитель! Только собак у нас не осталось!
Вождь не может понять, что с ним происходит. Его качает, словно спит на ходу.
- Все! – Вдруг произносит Девушка. – Рана закрылась. Можешь меня убить…
Или отдать воям!
- Отдам! Только сначала меня потешишь!
Но рану на правом плече проверил – затянулась. А девушка опять присела и склонилась к самым ногам его.
В зал входят еще несколько человек.
- Мой господин! Найден схрон, полный добра, и место для колдовства!
- Я же говорил, что найдется! А сейчас эта дрянь расскажет, где логово ее сестер!
Он поднимает Среднюю из-под ног и швыряет спиной на окровавленный стол.
(С момента, когда Вождь метнул в Старца копьё, по терему и постройкам раздаются женские вопли. Кричит и Средняя, скользя спиной по кровавой жиже).
Эту дикую сцену с ужасом наблюдает Мальчик Оруженосец. Его лицо и раньше мелькало в толпе кочевников, но только сейчас он являет свое неприятие происходящего.
Он опрометью бросается из трапезной сквозь анфиладу комнат, но всюду вершится насилие. Наконец, где-то на конюшне, он падает и начинает рыдать меж копыт нервно переступающих коней.
Вопли женщин перекрывает призывное ржание коня. Вождь выходит на крыльцо и видит, как двое верховых въезжают в ворота, ведя вповоду его коня.
- Господин! Она бросила коня и растворилась в лесу…
Вождь сбивает обоих с ног ударами кулака.
- Сколько в тереме женщин?
- Семнадцать, мой господин! С дочкой старика – восемнадцать.
- Рабынь – вдоль стены, на колья. Старика бросьте в ладью. Под колья и в ладью - хворост! Девчонку – к мачте. Жива еще?!
- Еще верещит, мой господин!
По ту сторону заводи, на утесе, опираясь на меч отца, грозным изваянием стоит Старшая. У ног ее колотясь о землю, рыдает Младшая. Посреди заводи пылает ладья, и еще семнадцать костров – на том берегу, вдоль крепостной стены.
- Выстирай мою рубашку в яде болотных змей! – Почти не разжимая губ, произносит Старшая.
- Сестрица, я не хочу тебя потерять! Ты погибнешь в бою – одна против многих!
- Выстирай мою рубашку в яде болотных змей!
- Сестра, ты заменила мне мать! Ты последняя, не оставляй меня одну!
- Выстирай мою рубашку в яде болотных змей!..
(Все дальнейшее снаряжение к бою происходит на фоне песни «Яд змеи». Но мне все слышится «Ненависть» В.Высоцкого, и мешает создать «нечто свое». А может быть напишет кто-то из приглашенных режиссером, или захочется кому-то с сайта ).
Берег озера с видом на крепость. Хмурое утро. Полукругом – шесть всадников. Впереди, в центре полукруга – седьмой. Это Вождь. Напротив, шагах в пятидесяти, на коне – Старшая.
- Эй, ты! – Кричит Вождь.- Меч не женское дело! Сбрось доспехи и выходи голышом! Так ты скорее победишь всех семерых! И, по крайней мере, дважды!
В ответ молчание. Только конь Старшей прядет ушами.
- Эй, ты! – Не унимается Вождь под смех своих. – Мои люди без оружия! И штанов! Видишь, чем они вооружены?!
Это действительно так. Всадники, хохоча, привстают в стременах, иные забираются на седла.
- Отец обещал, тебя в помощницы. Ты хорошо будешь мне помогать?!
Старшая, так, чтобы не видели враги, снаряжает лук четырьмя стрелами и, выбрав момент, выпускает их, одну за другой. Вождь едва успел прикрыться щитом, но тем, кто танцевал на седлах, стрелы впиваются, кому в ягодицу, кому в бедро. Выкрикнув ругательство, Вождь дает шоры коню – срывается с места и конь Старшей. Завертелась карусель схватки. Ещё сближаясь, Старшая выпускает второй веер стрел. Взвиваются на дыбы и падают кони тех, что оставались в седлах. Враги сшибаются, неразбериха ударов. Подтянулись трое опомнившихся секундантов, подбегают обезлошадившие. Старшая выходит из схватки с вождем и ловко крутится меж всеми. Вжик! Слетает голова одного из пеших. Вжик! Всадник повисает в стремени под копытами лошадей.
- Не трожь безоружных, стерва! – кричит Вождь. Они вновь сшибаются.
И в схватке Старшая не замечает, как под ноги ее коня падает петля аркана. Вместе с конем они обрушиваются так, что, казалось, разверзнется земля. Разлетаются меч и шлем. Старшей все же удается встать. Но две петли падают на нее и валят наземь. Подскакивают и наваливаются еще несколько. Подъезжает Вождь. Ему подают конец одного из арканов, и он волочет опутанную веревками Старшую в крепость.
Изображение разлетается брызгами воды. Это Младшая ударила по окну в болотной ряске, где наблюдала происходящее. В отчаянье она бьет и бьет по воде, рвет на себе волосы, кусает кулаки. Качнулись и заплясали болотные огни и зловещие тени…
- Я ль тебе не говорила,
Я ли не предупредила, -
Причитает Младшая, пересекая, как посуху, ряску болота. Она движется словно бестелесное привидение в окружении сполохов болотных огней и теней, болотных духов…
Что тебе не хватит мочи,
Что тебе не хватит силы…
Что не в битве, а обманом
Изведут сестрицу тати
Что теперь мои проклятья?!
Не спасти сестрицы милой…
Духи мрака, духи ночи!
Дайте мне частичку силы
Из кошмы Всевысшей Силы!
Мне просить вас не пристало,
Но моей силенки мало
Против силы супостатов…
Подскажи мне с неба Тато,
Чем пожертвовать должна я,
За кого себя просватать?
Как мне выкупить сестрицу
Чтоб без крови и без боя,
Не задумавшись, собою
Я пожертвовать готова…
…………………………
Подскажите, хоть пол слова!..
Нет, не подсказывают ничего болотные духи. Даже чуть отпрянули от её энергии и решимости. А едва засветилась полоска между тучами и горизонтом, и вовсе растворились в тумане.
На эту полоску нарождающейся зари и туманы над озером смотрит Вождь. Оглядывается на четырех коней в постромках, крестом поставленных в центре двора. Удовлетворенно кивает конюхам и входит в терем.
- Всё не натешились? Повеселились, и будет!
Вождь отшвыривает кого-то за шиворот, и гогот с улюлюканьем мгновенно стихает.
- Облейте её!
Кто-то выплескивает ушат воды на Старшую, стоящую на коленях, за шею и запястья зажатую в сооруженной из подручного колодке. Тело ее исхлестано, исколото, лицо разбито, волосы большею частью прядями вырваны с корнем.
- Эй, ты! Очухайся напоследок! А то прозеваешь самое интересное! Настал час твоей последней расплаты, волчица плешивая! Я хотел отрубить тебе руки и ноги, но подумал, что будет несправедливо раздавать всем поровну. Обидела ты всех по-разному, да и коням покалеченным надо воздать по справедливости. Пусть боги и рассудят, кому сколько. Так что отправишься к своему Одину на четверке вороных! Тащите ее во двор!
И ещё – кому-то из постоянно его сопровождающих:
- Грузите всю снедь, что накопали! Из барахла – оружье и самое ценное… Кость, серебро… Меха не брать, тут их повсюду немеряно. Да вервие и холсты не забудьте, все сколько есть. Терем сжечь!
Вождь выходит во двор, где к постромкам коней за руки и ноги привязана Старшая.
- А ну, гони, да похлеще! – Командует Вождь, и по крупам коней ударяют бичи.
(Я не уверен, покажет ли режиссер зрителю подробности или детали этой дикой казни).
Мальчик-оруженосец, точно, их не увидел. Едва заревела толпа, и заржали кони, он, зажав уши, опрометью бросился вглубь терема и забился в какой-то угол.
Богатый, но замаскированный под охотничью юрту персидский шатер. Двое стражников вводят «Вождя». Тот падает ниц перед сидящим на подушках Шахом.
- Я хочу видеть лицо глупца!
Стражник, ятаганом под подбородок, показывает Шаху лицо «Вождя»
- Осел и сын ослицы… Ты погубил цель нашего путешествия. Тебе предлагали власть над этой страной, а ты привез десять бочонков тухлой солонины… Напрасно я вытащил тебя из зиндана. Разбойником ты родился – разбойником и умрешь.
Шах и в правду кажется безмерно огорченным.
- Выскажи своё последнее пожелание перед смертью, ничтожный!
- Великий шах! Да будут безмерны твоя мудрость и справедливость! Я, твой жалкий раб, не смею мечтать о власти, большей, чем данная мне тобою, власть над полусотней воинов. Ты приказал мне привезти солонину – я выполнил твой приказ. Тебе нужна моя жалкая жизнь, возьми ее. Она всегда принадлежала Великому Шаху.
Позволь только донести… Младшей сестре известен путь к подземным сокровищам. Так перед смертью сказал Старик. Я оставил засаду на пепелище, чтобы схватить ее, когда она придет собрать части трупа сестры. Мы ждем уже третью ночь, но только лисы да совы растаскивают падаль…
- Глупец из глупцов! Либо лисы и совы уже добыли ей, либо она сама, обернувшись лисицей, взяла все, что ей надо для колдовства. Да услышит Великий создатель, Всезнающий и Мудрейший и здешние боги! Я не хочу отнимать у нее добычи. Отпустите отважного дурня к его людям. Я приношу их в жертву здешнему Одину… или Вотану? …Перуну? Шайтан их не разберет! Доложите мне о подробностях его смерти! Прочь с глаз моих, ничтожный!
Продолговатая пещера для ворожбы и гаданий. Продольные стены выложены человеческими и звериными черепами. Внутри черепов, то светлей, то слабей, тлеют огни. С потолка свешиваются паутина, лишайник, дохлые летучие мыши «сушат» крылья. На торцевой, алтарной стене калейдоскоп рисунков: от звезды Давида и пентаграммы, до кольских петроглифов. Тыльная стена представляет собой непомерно огромную оскаленную окаменелую пасть саблезубого тигра. В пасти пылает огонь.
Лицом к алтарю, на коленях, согнутая дугой, совершенно нагая – Младшая. Перед ней на алтаре - оборванная по локоть, почерневшая уже, рука Старшей с лохмотьями веревки на запястье. Младшая припадает к ней лицом:
Дай, сестра твою мне руку!
Сядь, сестра моя, напротив!
Мы споем с тобою песни,
Мы с тобою сложим руны,
Пусть Заоблачные Девы
Под тебя настроят струны,
Пусть Подлунные Сестрицы
Голоса настроят наши,
Чтобы и с болот, и с пашен
Подползали нас послушать,
Прилетали нас услышать…
Подходили звери, птицы.
Рыси, волки и медведи!
Из норы и из берлоги
Поворачивайте уши.
Через чащи, без дороги –
Вам послушать, нам поведать -
Вещие заклятья Веды.
(Можно было бы подробно описать пластику мистического танца Младшей. Но хореографы все равно сделают по-своему). Танцуя, она отступает в пасть тигра, танцует на углях костра, исчезает в пламени и выходит из стены падающей воды. Вверх по склону, засыпанному синим дымящимся пеплом, поднимается она навстречу катящимся мимо глыбам и преследующей их толпе пыльных серых призраков, желтых драконов, розовых свиней, злобных черных демонов. Пепел уже давно сменился вязкой кровавой жижей, которая быстро превращается в поток нечистот, стремящийся сбить девушку с ног. Когда она все же удерживается, поток останавливает бег и начинает засасывать Младшую в тихий омут трясины. Она уже ушла туда с головой, только рука отчаяно хватает воздух… И вдруг встречает другую руку, протянутую сверху.
Рука выдергивает Младшую из трясины… в молочно туманный, нестерпимо светлый мир. Младшая с ужасом видит, что держит в рукопожатии почерневшую руку Старшей сестры. У Младшей от ужаса дыбом поднимаются волосы, прикрывавшие нагое тело.
- Брось, не дрожи! Ты девочкой не робкой
Слыла среди людей…
Материализуясь точкой в белом сиянии возникает и стремительным зигзагом приближается Старшая. На ней невиданные в те времена рыцарские доспехи. Старшая в небрежной картинной позе сидит, расставленными ногами в клубящийся туман, поперек дорогого седла.
Брось, говорю! Земное тело
Теперь мне ни к чему.
По зову моему
Убитые в боях находят путь в Валгаллу.
Э-э! Здесь нагою бегать не пристало!
Одень ее, сестра!
Младшая оглядывается. О, диво! За спиной ее с нарядом в руках, сама в наряде невесты, – Средняя. И, когда Младшая бросается обнять сестру, платье, как бы само, одевается на неё.
Мл: - А где отец?
Ст: - В Валгалле, где ж ещё.
Пирует с Одином.
Его не беспокой!
Теперь он не такой,
Каким тебя учил
Искусству колдовства.
Ср: - Известно нам, что твердо ты решила
Нас отомстить и жизнь свою отдать
За обладанье той Волшебной силой,
Которая бы судьбы изменила,
А наше время повернуло вспять?
Мл: - Всего, лишь на три дня…
Ст: - Сестрица, выслушай теперь меня.
Мне боле на земле не надо ничего.
Лишь об одном прошу:
Пришли ко мне ЕГО.
Ср: - Спеши сестра назад и выполни обет.
Я сберегу тебя от разных мелких бед.
И, как была в платье, подаренном сестрой, Младшая оказывается во дворе сгоревшего терема. Опомнившись, Младшая простирает руки к озеру:
- Дочь Воздушного Пространства
И творящего сознанья!
Мать Всевышнего Творенья
И Земного мирозданья!
Мне, почти еще ребенку,
Отомстить три жизни надо,
Надо заманить в засаду
Многоглавого дракона,
Что приполз на нашу землю
Сокрушать Великой Прави
Нерушимые Законы.
Пожирать людское племя,
Всех родов мужское семя
На корню уничтожая,
Материнские утробы
Ядом желчи наполняя.
………………………………
Знаю я в твоих чертогах
Титаническая сила
Ткет ковер Судьбы Вселенной,
С неба низводя созвездья,
Вспять теченья рек меняя,
Возводя и сокрушая,
Как слезинку на реснице
Царства, города… И жизни
Как угодно обрывая,
Комара иль человека,
Что слезинкой на реснице
Этой Силы прозябает…
Дай мне часть
Той Страшной Силы,
Отвори свои чертоги!
Голос с неба:
- Дать тебе?.. Но этой Силы
Стерегутся даже боги!
- Помоги отмстиь злодеям,
Хоть живою, хоть бесплотной…
- Выстирай свою рубашку
В яде черных змей болотных!
Младшая радостно снимает пояс, украшения, стягивает через голову рубашку, завязывает горловину и решительно входит в кишащее гадами болото, не известно как оказавшееся прямо перед ней. Она сначала зачерпывает, как сачком, клубок шипящих и кусающихся
рептилий, потом ловит еще с десяток, за хвосты и шеи отдирая вцепившихся в ее тело, завязывает подол и вытаскивает дергающийся и пульсирующий куль на берег. Вся в болотной ряске и присосавшихся к телу змеях, пиявках и мокрицах Младшая месит ногами находящееся в мешке, выжимает его, развязывает узлы и протягивает перед собой.
Едва отлетев из ее рук, рубаха вспыхивает волшебным пламенем и исчезает.
- Славно, славно, замарашка,
Покажи теперь, как сможешь,
Так же просто, как рубашку…
Снять с себя еще и кожу!
Младшая колеблется ровно столько, сколько надо решить, как это сделать. На поясе, повешенном на торец обгоревшего бревна, она нащупывает маленькие ножны, извлекает нож, и, прочистив тылом ладони дорожку от горла до живота, Младшая делает глубокий надрез, запускает пальцы в хлынувшую кровь и резко, как ворот рубахи, рвет кожу в стороны…
Когда зритель открывает глаза, она, вновь в подаренной Сестрой-Берегиней рубахе, стоит посреди двора сгоревшего терема.
И едва она опомнилась и огляделась, в разломанные ворота крепости аллюром влетает семерка всадников. Это – Вождь во главе своей «засады». На пару кругов они образуют вокруг Младшей кольцо, потом Вождь ловким, привычным движением подхватывает Младшую на седло, и кавалькада, не снижая скорости, стрелой вылетает из крепости.
Приторачивая Младшую перед собой, поперек загривка лошади, Вождь чуть замешкался и оказался последним. Он яростно пришпоривает коня, но, вылетая из ворот, то ли не успевает, то ли забывает пригнуть голову.
И обугленная верхняя перекладина сносит ему череп.
Отряд и догнавшая его лошадь, с добычей поперек седла и болтающимся мертвым седоком, стремительно врываются в ограду из огромных корневищ - починок какого-то лесного полудикого народа. Жилище, длинная полуземлянка, продолжаемая коновязью с десятком привязанных под уздцы лошадей. Отряд беспорядочно спешивается. Весть о гибели Вожака мгновенно превращает отряд в свору неуправляемых псов. Еще не сняли погибшего с седла, а двое уже повздорили за добычу. Им жестко дали понять, что на девушку претендуют все. Через проход со стороны коновязи все вваливаются вовнутрь, там еще столько же головорезов. Вдоль стен помещения навалена солома, в дальнем торце дымящийся по-черному очаг – дым частью выходит через продухи под крышей. Дальняя торцевая стена – больше, боковые – меньше, увешаны всевозможным оружием, орудиями труда, какими-то шкурами. Сквозь дым под потолком то ли светят, то ли коптят подвешенные вдоль несущей балки масляные светильники. Посреди – длинный стол. На него-то и ставят девушку, окружив в два ряда плотным кольцом. О чем-то спорят на чужом языке, жестикулируя и переругиваясь. Наконец Новый Вожак всех унимает.
В с е, как сумели достать, кто за что, хватаются за рубашку девушки. Раз-два-три! Все дергают разом - и рубашка разлетается в клочья. Забыв про обнаженную, прикрытую лишь косой, девушку, ватага откатывается на край стола – сравнивать куски рубахи. Видимо традиционный способ, решить, кто первый.
Но у двоих куски по форме и размеру оказываются совершенно одинаковыми.
Первый срывает с пальцев перстни, браслет и бросает на лоскуты. Второй отказывается от сделки. Первый оглядывается на стоящую мраморным изваянием Младшую, вырывает из уха видимо очень ценную серьгу и с размаха швыряет на стол.
Серьга неожиданно отскакивает… в глаз сопернику.
А тот молниеносно «дает в глаз» обидчику. Оба хватаются за ножи. Но, получивший в глаз, то ли ловчее, то ли удачливее. То ли нож его длиннее на столько, что позволяет достать горло соперника. Прежде, чем обдавший фонтаном крови стоящих напротив, Первый сваливается под стол, за спиной победителя раздается крик отчаяния и гнева
и кто-то, со звериным ревом, всаживает ему в шею боевой топорик.
С окровавленным топором в одной руке и ножным мечем в другой, убийца стоит на изготовку, один против всех. Но никто не нападает, и только тут становится ясно, что это брат-близнец Первого. И в ухе его вторая серьга, сестрица первой. Напряженная пауза... Но вот один за другим опускаются мечи и кинжалы - никто не оспаривает право немедленного отмщения «брат за брата».
Брат 2 прячет оружие и … (нет, не бросается к убитому брату). Его больше интересуют брошенные тем на стол браслеты и кольца. Когда очередь доходит до злополучной серьги, он, наконец, оглядывается на Младшую. Та словно окаменела, все также неподвижно стоит на дальнем конце стола. Указывая на нее рукой, Брат (на чужом языке) яростно доказывает, что наследует право первого на эту добычу. Ему не возражают – брошенный жребий сохранил свою силу. Брат чуть замешкался, осмотрелся, решая как э т о сделать. Рядом на стене висит какая-то белая шкура. Брат сдергивает шкуру и, демонстрируя, сколь она чиста, злорадно смотрит в глаза девушке.
Один из боевых топоров срывается с гвоздя и, кувыркнувшись, врезается оттянутым нижним острием в темя насильника.
Все, как по команде, отпрянули от девушки, наконец, поняв с ч е м имеют дело.
Она словно оживает, плавно проходит вперед на середину стола и ложится на спину.
Все в замешательстве. Новый Вожак, наконец, решает восстановить ускользающий авторитет. Он озирается.
На боковой стене висит трофейный Меч Старца.
Вожак срывает его и заносит над Младшей, намереваясь рассечь ее поперек.
Конец длинного меча задевает плошку светильника. Масло проливается на Вожака. Он и солома вокруг моментально вспыхивают.
Вожак начинает метаться, разнося огонь по соломе. Будь то обычный огонь, его бы сбили и затоптали. Но это Та Сила ворвалась в жилище. В несколько мгновений пламя охватывает все помещение. Лошади у коновязи начинают рваться, выдергивают опорные столбы.
Навес коновязи обрушивается и перекрывает выход.
С воем и ругательствами мечутся горящие люди. Частично рушатся балки перекрытия.
Мальчик-оруженосец выскакивает из-под стола, накидывает на Младшую какую-то мокрую тряпку, подхватывает её на руки, кошкой взбегает по упавшей одним концом балке и, буквально, проталкивает тоненькую девушку через верхний продух (между стеной и крышей). И с некоторым усилием протискивается туда сам. Кто-то пытается последовать за ним, но продух слишком узок для взрослого воина. А пламя уже охватило кровлю и столбом поднялось к небу. Рев голосов сменяется отдельными воплями, но и те стихают.
ХХI век. Санкт Петербург. Эрмитаж
Автор и Полковник – у витрины Сасанидского серебра.
П: - Так что тебе сказал Васильев по поводу фэнтези?
А: - Он достаточно точно охарактеризовал перспективу русского фэнтези на девяностые годы. Я так понял, после «Василия Буслаева» он много размышлял на эту тему.
П: - И что же, в части перспектив?
А: - Суперский Герой, все более крутеющий с каждой снесенной им головой. Против него – несчетные заставы всевозможной нечисти, авторских страшилок, наворованных с Запада, тормозящих Героя на пути к цели и победе. Герой эту нечисть героически мочит.
Рецепты этого мочива в действии и составляют сюжет. А вот «квест», генеральной линии и побочных, по мнению Васильева ожидался дохленьким, примитивным, чтоб не утомлять Героя «на пути к победе коммунизма». Ты про «квест» слышал когда-нибудь раньше?
П: - Применительно к ПВО - программа поиска цели?
А: - Приблизительно так, приключение достижения цели.
П: - Но у тебя- то этих побочных линий на двадцать фильмов наворочено…
А: - Это его и заинтересовало. Но дело в том, что «Озеро чудес», и в первоначальном виде и сейчас, в фэнтези не очень-то лезет. Разве, что подпадает под категорию «Science Fantasy».
П: - Научная фантастика?
А: - Научное фэнтези. Однажды они разошлись в вопросе непроверяемости событий. Между этими жанрами все время бушуют «схватки на проверяемость». Мы воспитаны на «Таис Афинской» Ефремова и романах Валентина Иванова (там все, правда проверяемо, но все испорно), другие на «Заповеднике гоблинов» Саймака…
Меня коробит от необходимости населять свой мир мультипликационными чудищами, чтобы в угоду какому-то недоучке попадать в «формат» фэнтези. Чудовищ во все времена хватало и в человеческом обличье. До того момента, когда Господь взял в руки глину, чтобы сотворить Человека, эта «глина» прошла длительную эволюцию. Каждый из нас наследует опыт жизни множества наследовавших друг друга водяных, земноводных тварей, протообезьян и т.д… Да, и в человечьем обличии за сорок тысячелетий каждый из нас наследует опыт полутора – двух тысяч поколений предков. Звери, которые поднимаются из бездны нашей генетической памяти, пострашнее псевдоготических чудищ фэнтези. Здесь-то как раз и можно пофантазировать по настоящему…
П: - «…И в тебе живет людоед. Твоя кровь помнит, хоть ты и не знаешь об этом: обугленный вертел, котел человечьих костей, и череп, который катает собака…»
А: - Вот-вот… А все эти восточные концепции с переселением душ, реинкарнацией?
П: - Вот, кстати! Посмотри-ка на эту птичку, с женским силуэтом на груди. Это же душа шаманки. Перелетает из одного мира в другой…
Но Автор смотрит не на серебряную птичку…
Сквозь калейдоскоп многократных отражений витрины он видит Младшую. На плече ее лежит рука знакомого нам, повзрослевшего Мальчика Оруженосца.
Юноша замечает цепкий взгляд старика и мягко увлекает Девушку от витрины.
И она растворяется в полупрозрачных зеркалах прошлого.
Конец пролога.
(Продолжение следует)