П О Т Е Ш Н Ы Й М О С Т
- Ты никогда не будешь прежним. – Она замолчала, закусив нижнюю губу, и отвернулась.
- Я сжег все карты. Ты понимаешь, что я сделал? Я вдруг подумал, зачем нужны подсказки там, где нет впечатлений от приобретенного.
- Я понимаю, к удаче нельзя привыкать, - она вышла на балкон и встала рядом с ним, - Но уже потеряв, не разглаживают прошлое, тогда в новом дне складок не заметишь, и неожиданностей как ребенок испугаешься.
- Астрид, - он взял ее за руку и развернул к себе. – Я строитель. Для людей. Я многое другое умею делать. Но я должен строить. Это мое ремесло. Главное.
- А как же твои проспекты? Те же карты. Что ты делаешь?! – она сжала его руки.
- Осколки это. Вокруг что-то происходит. Что-то гадкое. Незаметно. Они недовольные. Не хотят здесь жить.
- Обжиться нужно, - она заглянула в его глаза. По-другому действовать. Осознать, заметить. Ты ведь тоже поменялся. Работая, приходя к результату, становишься другим. Каждый день. Это естественно, Плу.
- Души у них зацементированы, улыбки, как двери на ржавых петлях. Поэтому я сорвался.
- Ты помогаешь строить прекрасные города, возводишь необыкновенные здания. Я люблю гулять по твоим мостам, - там я словно в твоих объятьях. Но… Плут! Не разочаровавшись, раз, другой, не обнаружишь привилегий мастерства в общении. Поступки не рождаются с медалями. Нельзя пропускать ступеньки. Ты сам мне это говорил
- Да, на земной лестнице, как в любви, бывает, оступаешься. В отношениях в жизни нельзя запирать детали, поперхнешься, и тебя не так поймут. И я перестал их понимать. Искренние слова, как богатое наследство; клад в коробочке, детский хлам в которой виделся тебе драгоценностями. Ты вдруг это находишь и очень счастлив! – Плут тепло улыбнулся.
- Вот ты видишь проблему. Нельзя ей давать засыпать. От нее отворачиваться. Да, многие из них сами собой проходят. Но, когда таким путем, им нравится возвращаться. Что ты хочешь сказать себе? Разве мы шутим со временем?! Нет. Оно бывало жестоко к нам? Да. Мы обозлились? Нет. А друг на друга?
- Нет, родная, - он прижал ее к себе и погладил по волосам. – Никогда.
- Мы расставались. Расстаемся… - прошептала Астрид.
- Я так по тебе скучаю! Все, что я делаю, я делаю, потому что ты есть у меня. Потому что я люблю тебя.
- Ничего, пускай разлучает работа, другие обстоятельства. Я люблю тебя ждать.
- Это так важно для мужчины, когда его ждут. Это очень выручает. Через любые расстояния. Кажется, горы можешь свернуть, и солнце с луной поменять местами.
- Вот так и живем, - засмеялась Астрид. – А наши ангелы от нас с ума сходят!
- Еле успевают, наверное, за нами! – Плутарх подхватил Астрид на руки и закружил под едва слышные отзвуки теплого вечера.
- В любви не стоит извиняться,
Тюльпаны сорванные не спешат алеть.
Смешной малыш полезет целоваться
К курносой девочке, совсем устав робеть.
- Сказочница ты моя! Только что сочинила? – они вернулись в комнату.
- Ага...
Плутарх очнулся. Он не мог больше об этом думать. Все разговоры помнил. Слушал их про себя.
Старики, - влюбленные люди, к сожалению, или к счастью, не умирают в один день, как в сказках. Она просто в них вернулась, и живет там где-то. А он здесь. Бесконечно долго. Она не приходит во снах. Но до сих пор он слышит ее дыхание в мыслях. И задумывается: они там живут, а мы здесь, когда они уходят, потихоньку умираем. Все наоборот в этом круглом мире… Дырявом, когда одиноко. Такие ощущения не контролируют, компостируют душу. А по ночам, в дреме, уносишься так далеко, что кажется, организм в этих путешествиях на неодушевленность зарабатывает. Хочется превратиться в кошку у окошка, или стать карандашом в руках доброго мастера, а может потанцевать с ветром целлофановым пакетом на заднем дворике чужого детства. То, что не имеет души, то, что непричастно, вещи в этом мире, - это ли беззаботно. Это ли лучше. Хотя индейцы говорят, что у искусственных предметов есть душа. Из-под рук их сотворивших, они уходят с частичкой душ последних. И это отчасти… Хм! Кем бы стать?! В кого