ПОЭМА БЕЗ ГЕРОЯ
БЫЛ АВГУСТ
(Памяти Анны Ахматовой)
Снова был жуткий август. Дождь почти не переставал.
Небеса рыдали о потерях и утратах. Она не могла вырываться из плена прошлого, хотя заглянуть старалась в будущее. И в Книге Судеб, которую по-прежнему листала богиня Мокашь, там было обещано счастье. Счастье, в которое давно уже не верилось.
- Любви все возрасты покорны, - твердил сгорбленный старик, но она не верила даже седому мудрецу, очень трудно во что-то светлое и красивое поверить, когда все уже было, и все, кого она любила, успели шагнуть за черту бытия и остаться только легкой тенью.
Цикл стихотворений назывался «Венок мертвым». Но его нельзя было записать даже на бумаге, от этого могли пострадать те, кто еще были живы, но находились в тюрьме, под подозрением, те, кто завтра могли быть арестованы.
Вождь назвал ее монахиней и блудницей, и приказал не трогать - какая великая милость, когда уже успели тронуть всех, кто был рядом. Оставались воспоминания, которые они не могли убить, но убить их хотела она сама, чтобы не было так мучительно больно.
И все-таки, когда боль немного утихала, она уже не хотела от них избавиться, это было то единственное светлое и прекрасное, что еще оставалось в ее мучительной жизни.
Показать бы тебе, насмешнице,
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешницей…
Невозможно читать этого, не верится, что это было, что такое могло быть уже в этой жизни. Она и не верила. И все казалось просто красивой сказкой.
Вот если бы только по ночам расстрелянные и замученные не приходили снова читать ее стихи и письма, которые не были записаны, она не могла их записать - они становились уликой против живых и мертвых.
Что бы ни сказал, как бы ни написал, они все по-другому поймут и истолкуют. Они повернут все совсем в другую сторону, в ту, в которую хочется и выгодно им, в зависимости оттого, что хочет от них получить кровавый вождь, который назвал ее «монахиней и блудницей». Глупец, на самом деле она не была ни той и ни другой, она была русской поэтессой, и самой счастливой и самой несчастной из женщин, потому что когда-то дерзнула попросить:
-Дай мне долгие годы недуга, … отними и ребенка, и друга, - все исполнилось, все отняли, ничего не оставили.
Потом все было невыносимо, но особенно август, 7 августа, смерть Ангела, 21 августа -расстрел Капитана, она и теперь не могла называть их своими именами, ведь во все времена скрывались имена людей, колдуны или палачи могли наслать порчу даже тем, кому больше не страшна была смерть, но они могли умереть во второй раз в памяти людской, это окончательная гибель.
Какая ирония судьбы, в революционной пьесе комиссар повторяет только четыре строки, как пример о скверном прошлом, самого романтичного и яркого из его стихотворений:
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыплется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет
Но пьесу будут играть долго, будут все время повторять эти четыре строки, кто-то вспомнит о расстрелянном поэте, кто-то возможно захочет узнать об авторе удивительных строк. И тогда они узнают, что в этой несчастной стране творили совсем другие поэты.А они были удивительными и неповторимыми, и чем черт не шутит, может быть, откопают, отыщут и еще напечатают и его старые книги. Тогда и ее муки и ее страдания были не зря.
Но сама она села в том августе писать «Поэму без героя». Какие могут быть герои в этом мире, только подлецы и палачи, чаще всего в одном лице, и жертвы, это те, кто не стал с ними, кто не решился пасть так низко.
А там, иллюзии, тени, штрихи, из которых, вероятно, молодые ничего не поймут, но это не их вина, а общая беда.
И все-таки она писала свой триптих и пыталась их оживить, а что еще оставалось делать, когда никого нет, и не будет рядом.
И губы повторяли странные слова, которые порой казались загадкой даже для нее самой:
На стене его твердый профиль,
Гавриил или Мефистофель
Твой, красавица, паладин?
Демон сам с улыбкой Тамары,
Но какие таятся чары
В этом страшном дымном лице-
Плоть почти что ставшая духом,
И античный локон над ухом-
Все таинственно в пришельце.
Это он в переполненном зале
Слал ту черную розу в бокале
Или все это было сном?
С мертвым сердцем и мертвым взором
Он ли встретился с Командором…
Она невольно оборвала чтение и оглянулась по сторонам, хотя в комнате было пусто, но это не значило, что никто не видит и не слышит.
Проклятый август. В гробу он был не узнаваем, и она завидовала тем девам, которым не довелось в своей юности столкнуться с ним, и не спалить свою душу дотла. Они будут его любить, но они не смогут прикоснуться к тому мраку, который таился в его таинственной душе, они никогда не узнают его самых страшных тайн, а она унесет их с собой в могилу.
И еще одна тень, совсем иная, тень, которой воплотиться суждено будет уже в конце века, после того, как она сама покинет этот мир, но как же он был прекрасен. И она благодарила небеса или его Воланда, как тут разобрать, за то, что все-таки столкнулась с ним в мире, где уже не могло быть талантливых писателей, их всех уничтожили раньше, и только он задержался каким-то чудом, но ненадолго:
Ты пил вино, ты как никто шутил,
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе пустил,
И с ней наедине остался
Снова август. Все творчество, да и жизнь сама - это поэма без героя. Потому что не может быть героев в мире, где оставались только жертвы и палачи, они очень часто менялись местами, и сами палачи становились жертвами, и тоже исчезали бесследно, хотя о них уже больше некому было жалеть и помнить.
Она жила и в этом августе назло всему, чтобы хранить память о тех, кто ушел « полным сил, и светлых замыслов и воли» и оставил ее в этом мире одну, потому что кто-то должен остаться и поведать миру о том, что с ними со всеми случилось.
- И это вы можете описать? И я сказала: -Могу
Вот только бы пережить очередной жуткий август, а потом станет немного легче.
ПЛЕННИКИ СТРАСТИ И ПЛЕННИКИ ЛЮБВИ
Со времен пророка Заратуштры славянские волхвы знали секрет напитка, дающего способность перемещаться во времени и пространстве. Но воспользоваться им мог только вольный смельчак, никогда не носивший имя раба, и только во спасение славян от рабства и гибели. И пока на Руси есть люди, встречающие зарю, хранящие нравственность, самобытность и волю, -народ Руси непобедим
(Т.Алексеев «Дети заката»)
ЧАСТЬ 1 ПЕРВЫЙ ИЗ ПЛЕМЕНИ ВОЛХВОВ
Эта история длится вечно и все время повторяется. А начиналась она когда-то в незапамятные времена так.
Юноша из племени Световида влюбился однажды в девушку из племени Черномора.
Она была рабыней, как и все в ее окружении, но казалась вольной, свободной и независимой, хотя и грустной.
Он слушал ее печальные песни и решил ее освободить.
Напрасно Волхв говорил ему о том, что рабыня никогда не станет свободной, она погубит освободителя.
Юноша был молод, силен и влюблен. Ему казалось, что он не сможет жить без своей возлюбленной.
- Она убьет тебя.
- Она станет свободной и будет счастлива.
Только усмехнулся грустно мудрый Волхв.
№№№№№№№№№
Удача была на стороне юноши, вскоре его возлюбленная уже сидела рядом с ним за свадебным столом. В тот миг не было его счастливее, он ощущал себя победителем, хотя еще не ведал, каким кошмаром обернется эта его мнимая победа.
Но еще на свадьбе встревожились его родичи - никогда и никто еще не видел такой тихой и печальной невесты.
Та, которая казалась самой дерзкой и вольной среди своих, здесь, в племени Световида, оказалась самой тихой и несчастной. Она только плакала и пела свои унылые песни где-то далеко в горах птицам и облакам, потому что свободные люди не хотят и не могут слышать песни рабов.
Не выдержал молодой муж, до сих пор не ведавший никаких печалей, да и отправился в сражение вместе со своими братьями.
Он был так дерзок и отважен, что не усомнился в том, что вернется целым и невредимым назад.
Ему казалось, что когда он вернется героем и победителем, что-то должно измениться в их отношениях со все еще любимой женщиной. Блажен, кто верует, легко ему на свете и жить и завоевывать мир.
Но когда с победой и славой он вернулся домой, вместо юной, хотя и печальной девушки, он увидел угрюмую молчаливую старуху, которая больше не пела песен, потому что не могла уходить в горы. А его соплеменники так и не научились слушать и понимать ее песни. Она совсем замолчала и онемела за это время.
Тогда, чтобы хоть как-то успокоиться и смириться со своим печальным положением, воин стал улетать высоко и далеко от дома, чтобы забыть эти печали и эту женщину, которую когда-то он назвал своей женой.
Воин видел много стран и знал много женщин, но все они были веселы и свободны, и независимы.
И только иногда его возлюбленные спрашивали, почему он так грустен.
А он знал, что рано или поздно надо будет вернуться в пустой дом, к той, которая никогда не улыбалась и пела только печальные песни.
Если для тебя весь мир прекрасен и только родной дом постыл – то самый вольный и самый смелый человек становится Странником и бродягой с печальными глазами.
Однажды Волхв заглянул в дома Странника и увидел, что рабыня умерла.
Бросил он в небо орденка, и заставил его найти Странника.
- Ты должен похоронить свое прошлое и, наконец, начать жить, - передал ему Орленок слова Волхва.
Никогда еще не был Капитан таким веселым и окрыленным, в первый раз он возвращался домой, где ничто не напоминало ему об ошибке молодости, и не осталось места черной печали.
Он похоронил печальную рабыню, открыл все окна и двери в своем доме для гостей, устроил пир, все праздновали его возвращение домой.
Тогда и ступила на порог его дома юная и прекрасная девушка из его племени.
Она могла бы стать его взрослой дочерью, но рабыня не подарила ему детей, и она стала его женой, веселой, ласковой, окрыленной.
Все сокровища мира он бросил к ее ногам.
Когда пришел на их свадьбу старый волхв, то Капитан спросил у него:
- А если бы я сразу женился на ней, был бы я счастлив тогда?
- Конечно, только ты бы не смог оценить всю высоту и всю глубину своего счастья, только проживший полжизни с рабыней сможет до конца понять, что такое свобода и любовь, и радость.
Тогда ты был пленником страсти, теперь ты стал пленником любви. И ты уже успел понять разницу того и этого плена.
В мире людей все остается неизменным - всегда много пленников страсти с несчастными и искореженными судьбами и слишком мало пленников любви – счастливых и свободных….
Но, только глядя на них, мы понимаем, как может быть ужасна и как прекрасна может быть наша жизнь, в зависимости от того под какой звездой и в каком племени мы родились.
Часть 2 Последний из племени Волхов -Николай
1.
Когда опять приснится ширь морская
Нам дальних стран немые очертанья.
Пока во сне в туман он уплывает
Он улетает, только на прощанье
Волхв улыбнется, мир такой безбрежный,
Что долго в те пределы не вернуться,
В душе осталась красота и нежность,
И сам Ярила молча улыбнулся.
Волхвы рабами станут в этом мире?
Да никогда такого не бывало,
В последней битве пусть сразятся с ними,
Пусть победят они его сначала.
Когда Дажьбог ему устало светит,
Когда Морена молча отступила,
И гонит в путь волхва по морю ветер,
Ему покорны древние светила.
2.
Кудесники остались с нами снова,
И кудеса их милы и понятны,
Но только там, из времени иного
Они на Русь вернулись к нам обратно.
Спасти от рабства милую державу,
Крещение презрев и Черномора,
И вот тогда немеркнущая слава
Останется, и нет прекрасней взора.
И где-то там, за пеленой тумана,
Таинственный вы остров отыскали,
Сам Велес вышел, и была желанна
Сурья, она спасала от печали.
Веселые, и вечно молодые,
Скользили по волнам и ждали света,
И вы легко от женщин уходили,
И верили лишь знакам и приметам.
3.
Оставьте нам свободу и прозренье,
Пусть никакая страсть вас не тревожит,
И только ночью плач там или пенье
Зовет назад, вернуться он не может.
Там путы и стихи в немой печали
Монахиня опять произносила
И снилась в рабстве вечном и отчаянье.
Она звала волхва и уходила.
И черный знак той дивной поэтессы,
Смутить и напугать его не может.
- Там гибель вновь, и странной этой пьесы
Тоска немая воина тревожит.
Когда два племя разные столкнулись
А страсть уже покоя не давала,
О, как они во мгле не разминулись
И пленник страсти, замер он сначала.
4.
Лишь смерть их разлучить могла, и где-то
Уже последняя ладья качалась,
Она в тумане лунном до рассвета
Ждала скитальца и ему досталась.
И вместо жизни смерть его настигла -
Пространство одолеть не мог и время,
Она его стихии не постигла,
О , рабское, совсем иное племя.
Что остается –тот кошмар расстрела,
Освобожденье в гибели внезапной,
И всех волхвов отчаянные тени
Его влекут на остров, снова завтра
Вернется он, чтоб рабство отвергая,
Русь оставалась, не было печали,
И где-то там, в бессилии шагая,
Все ждет его тревожными ночами.
5.
Им вместе быть не суждено, я знаю.
Пусть Волх полюбит странную рабыню.
Иное время и судьба иная,
Корабль призрак снова вдаль откинет,
И будет там, в печали и тумане,
Все звать, все ждать, когда придет обратно.
Но больше чародея не обманет -
И солнце ослепит их вероятно.
И он забудет, чтобы Русь стояла,
Ему другая суждена колдунья,
Ее душа не черной розой, алой
Заполнит кудеса, и в полнолунье
В весталке дивной он отыщет снова
Ту деву, чудо, ту свою беспечность,
Шагнувший к нам из мира из иного,
Рабом не станет волхв, познавший вечность
6.
Освободившись от нее внезапно,
Уходит он в безбрежные просторы,
Мир покорит с улыбкой и азартом,
И в дом постылый он придет не скоро.
И ждет его, поет она напрасно,
Он девочку не различит в старухе,
И бунт рабов – печальный этот праздник -
Все говорит о боли и разрухе.
И комиссары так его боятся,
Что тут же приговор исполнить рады,
И будет он ночами им являться.
И водку глушат – есть одна отрада,
Среди рабов волхвы вовек не жили,
Им море бесконечное дороже,
Освободившись, прямо в бездну плыли
Их души снова, сны твои тревожа.
7.
Ждала рабыня снова капитана,
И уверяла, что его любила.
Он улыбался, мир оставив странный,
Была в нем воля, радость, свет и сила.
Но этой тьмы нависшей не ответит,
И с Одином на дикой он охоте,
Совсем один на целом белом свете
Он души снова вольные находит.
И мы опять летим за ним из мрака,
Мы слышим эти строки эти речи.
Презрев и слезы, и иные драмы,
Мы верим , наше солнце не померкнет.
Корабль призрак пронесется мимо,
Рабы не станут вольными, он знает,
И только там развалины незримо
Его звезда во мраке освещает…
Часть 2 Анна, кто ты?
В беспечности моря такая безбрежность,
А в облаке грез отразилась тоска.
И что остается? Лишь радость и нежность,
И снится ей черная роза в руках.
Откуда в той юности, текшей у моря,
Такой вот таинственный горестный знак,
С болезнью и вечностью яростно споря,
Она там в начале и жизни и драм.
И где-то в тумане Летучий Голландец,
И где-то в сиянье ленивой луны,
Стоит капитан – он высок и галантен,
Он юный скиталец, далекой страны,
Легенды и мифы тебе он расскажет,
Но нет, не любила скитальца в тиши,
И только потом так небрежно откажет,
Лишивши надежды его и души.
2.
Жирафы бродили по Африке милой,
Но слышать о них не хотела она,
И где-то, как белая птица, скользила
Ладья в суматохе по легким волнам.
И он возвращался в дожди и туманы,
Чтоб только увидеть ее в тишине,
- Зачем ты вернулся? –Мне плохо без Анны,
Она так жестока, вернись же ко мне.
Там остров его чародейки Цирцеи,
Там юной царевны усталая спесь.
Но наш капитан уносился скорее,
И чайки несли ей желанную весть.
И только усмешка такая немая,
И только в тумане мелькает легко
Ассоль капитана теперь не узнает,
Среди океана немых облаков…
3.
Мир странно жесток, он бывает беспечен
Прекрасные песни высот и глубин
Останутся с нами, осветит их вечность -
Суровую ярость скитальцев мужчин.
И только она никогда не полюбит,
И даже в разрухе оставшись одна,
Не ждет капитана, и верить не будет,
О, Анна, там мертвая птица в волнах.
Ты выживешь, мир растворится, растает,
Всем - страшная пропасть, никто не спасет,
Венок для ушедших, и снова вплетает
Лишь скорбные черные розы и ждет.
Кого? Только призраки рядом кружили,
Во взоре тирана стальная беспечность,
Когда капитанов небрежно убили,
То думали, им обеспечена вечность.
4.
Но вечность тиранов своих не щадила,
И даже поэтов своих не спасала,
А что остается? Идти сиротливо
По трупам, по выжженным землям, и мало
Уже остается путей и сомнений,
Разлитое масло в печали извечной,
И вдруг накатило в аду вдохновенье,
И снова она улыбнется беспечно.
Когда мы теряем надежду и веру,
Еще остается лишь смех обреченных,
И снятся ночами такие химеры,
Поэту, сказителю дум обнаженных.
И вот в суете и покое небрежно
Опять из тумана вернется лишь призрак,
О, Анна Святая и грешная, нежность
И ярость – и кто-то не узнанный в ризах.
5.
Но пленники снова молчат о пощаде,
И странные тени сходились над миром,
И только они никого не прощали,
И было тоскливо и горько кумирам.
И вот наконец ее кончились муки,
Остались лишь дивные тени в тумане,
И птица запела о вечной разлуке,
И горечь прозренья внезапно обманет.
И снится ей бал, император последний,
И девочки – белые, белые птицы,
И вальс с адмиралом, какие-то бредни.
И все-таки это сегодня приснится.
Не может быть, нет, не бывает такого,
Но грезится прелесть мазурки внезапной,
И в юность вернется ушедшая снова,
И ей за сомненья отказа воздастся,
6.
Я знаю, не надо нам всем революций,
И пусть никогда не сражаются с нами
Родные и близкие, милые люди
И где-то все тают их тени в тумане….
И там под луной, где Пилат лишь томится,
И нет ни Иешуа там, ни Иуды,
Я вижу забытые вечные лица,
И снова надеюсь на лунное чудо.
Но в звуках отчаянной Лунной сонаты
Уже не мелькает звезда Люцифера,
И света лишенным, нам Дьявола надо
И снова проносятся злые химеры.
И если весталками стали богини,
И если Венера осталась блудницей,
То снова в тумане знакомое имя,
И черная роза ей нынче приснится.
7.
Но кто вы, скажите мне, милая Анна?
Рабыня, блудница, нам снова не ясно,
И где-то Голландец восстал из тумана.
И твой капитан, он спешит не напрасно?
И вот в тишине позабытого леса,
Не Дева, нас милая Лада встречает,
И тот, кто рабом не остался, воскреснет,
И милый тени в тумане ночами
Нам видятся, мы выходили и снова
Нам странные сказки казались иными,
И тени приходят из мира иного.
О Анна, ты с ними иль с нами отныне?
Рабыня, я знаю, не станет свободной,
И грустные песни звучали в тумане.
А пленники страсти не сладят с любовью
И снова она капитана обманет.
Мы свечи рабыне зажжем упокоя,
И выйдем в просторы, чтоб встретиться с ними
И только бескрайнее вечное море
Свободные души так нежно обнимает.
ЭПИЛОГ
Буря вдохновения и страсти
Как Летучий Голландец, душа уносилась во тьму.
И шутили матросы беспечно, и долго смеялись.
Был суров капитан, и приблизился Дьявол к нему.
И забытые сны в этой бездне бездонной остались.
Море дико ревет и бросает нас снова в туман,
И далекие скалы я вижу яснее и ближе.
-Мы погибнуть должны? - Улыбается мне капитан.
Невозможно погибнуть. И взор его снова я вижу.
Но о чем он опять? Мне узнать это странно теперь,
Только дикие волны куда-то уносятся с хрипом.
Альбатрос покачнется, какой-то невиданный зверь
Посейдоном подарен нам. Снова я вижу и слышу,
Как шальная гроза все тревожит усталую ночь.
И в тумане огни проступают, и ждут в суматохе.
А Летучий Голландец уносится яростно прочь.
Океан проглотил этот миф и немой и жестокий.
Только снова в тумане все ищут обратно пути
Капитаны, которым назад никогда не вернуться.
И душа моя снова в те бури и стоны летит.
И приблизился Один, Аттила из тьмы улыбнулся.
Снова Дикой охотой закончился яростный сон,
Волны-черные псы в темноте небывалой ревели.
Гулко падали в бездну герои минувших времен,
Звезды сыпались вниз, и от страха матросы хмелели.
Маскарад призраков. Выход королевы
23 июня А.А. Ахматоваой исполнилось бы 120 лет
Танец призраков в старой усадьбе. Этот бал до утра – маскарад. Лишь слова, только в жесте и фразе проступают. О чем говорят?
Узнаю их и снова теряю, снова вижу как тени в тиши, в полутьме для меня оставляют то стихи, то обрывки души.
Королева без свиты печальна. Одинокая тень у стены. Остаются сомненья и тайны, и стихи, и иллюзий тех сны.
1
В доме, заполненном светом нездешних страстей,
Ждет королева своих запоздавших гостей.
Что там осталось от странного замка в тиши?
Темной аллеи мираж, не спасти ей души.
Вот они снова приходят в покинутый дом,
И говорят о потерянно друге своем,
Пьют за здоровье, за Музу, потом за стихи.
Слушают музыку ветра, шаги их легки.
В их невесомости боли и радости нет.
Лишь королева все видит - и знак тот, и свет.
К темной аллее метнулась внезапно душа.
Кто-то вздохнет обреченно: - Она хороша.
- Да хороша. Отчего же не в меру грустна?
- Мужа убитого ждет до рассвета она.
Нам же пора, мы не будем мешать, господа!
Стройная тень, иногда он приходит сюда.
Только Летучий Голландец напрасно спешит,
Ей не уйти от страстей, миражей и обид,
Прошлое жжет и в грядущем им жить не дает.
Кто это там так красиво и звонко поет?
- О, дорогая, не слушайте, там Крысолов,
Он их чарует, забрать их с собою готов.
Нам же туда не пробраться, останемся тут.
В доме, заполненном светом, все гости встают.
И растворяются где-то за миг до зари.
Лишь королева пред ним обреченно стоит.
- Я отпускаю, тебя мне теперь не спасти.
И капитан отвечает ей тихо: - Прости,
На море буря, и я погубить не могу
Душу любимой, я Музу свою сберегу.
Тонкие руки внезапно метнулись к нему,
Но обнимает бессильно кромешную тьму.
И Крысолов оставляет, и замок пустой...
Плачет бессильно, смеется она над собой.
Отняли все, все ушли, королева одна,
И обреченно ей светит в тумане луна…
Свет отраженный не может согреть и спасти.
Вот и осталось шептать обреченно: -Прости.
И для поэмы героя едва ль отыскать,
Но маскарад продолжается, и танцевать
Кто-то чужой приглашает, покорна она,
Мастер уходит, а ты оставаться должна.
Силы оставили, воля предательски лжет,
Но обреченно шагнет королева и ждет,
То ли расправы, а может триумфа, гроза,
Мертвого мужа бездонные видит глаза.
И обнимает напрасно ее тишина.
- Пани сегодня осталась, я вижу одна.
Как на Шопена похож, да откуда тут он?
Трепет «Баллад» этот звон, этот горестный стон,
Выход, мазурка, и как же ему отказать?
Женщины дальней, ревнивой ты видишь глаза.
В этой мазурке смеясь, утопает она,
О, королева, она далека и больна…
В доме, заполненном светом внезапных страстей,
Ждет королева своих запоздавших гостей….
Кружатся тени и призраки рядом в тиши,
И не спасти обреченной на страсти души…
Бал завершится, но Мастера ей не спасти,
-Можно остаться? –Но ты ни о чем не проси,
Все отдадут? Только могут они отнимать.
И в тишине проступает Пилат, и опять
Лунной дорожки незримая тянется нить.
Надо уйти и о главном еще говорить.
Но остается, чтоб горе испить до конца,
Маска не скроет во тьме очертанье лица.
Полночь все длится, и вечен ее маскарад.
Знает царица –никто не вернется назад…