Мариус жил…жил уже достаточно, чтобы сказать, что он многое знает о жизни… Он действительно многое знал и во многом был уверен. Он много размышлял…и строил жизнь и относительно этих знаний и убеждений… Он узнавал все больше и больше, и, как ему казалось, копил жизненный опыт…Но судьба с каким-то нездоровым азартом подстраивала ситуации, в которых накопленный опыт оказывался лишь бременем, а уж помочь не мог тем более…Так и продирался Мариус через тернии жизни с все более и более увесистым заплечным мешком, в котором он нес весь накопленный за долгие годы жизни опыт… В каждой жизненной ситуации он вытряхивал все из мешка и начинал строить «линию поведения», сверяясь с множеством датчиков и показателей…но почему-то деталей всегда не хватало, сколько бы у него их не было и эта линия получалась какой-то ущербной, а то и вовсе не линией, а угловатой и шершавой кривой, которая заводила его неизменно в тупик…
Он копил опыт всю жизнь, считал себя умным, но ведь прав не тот, кто умный, а прав тот, кто счастливый…а вот счастливым он, увы, назвать себя не мог…поэтому Мариус пришел к необходимости пересмотреть свой жизненный опыт, свои знания о жизни… он скорпулезно перебрал все, что имел в своем заплечном мешке, подверг сомнению все, что знал… и жить стало заметно легче, потому как из заплечного мешка была выкинута куча ненужного, увесистого, пыльного хлама, осталось лишь несколько камней - априори … Он учился жить без вещей, которые казались ему необходимыми раннее, но вопреки ожиданиям жить без них стало отнюдь не сложнее…
Когда он однажды сильно устал, да еще и стер ноги, а путь был еще неблизкий, он подумал «Эх, уметь бы летать»… Его ноги оторвались от земли, а восточный ветер подхватил его и понес над дорогой… Мариус с удивлением осознал, что теперь у него нет большой чугунной коробки с надписью красной краской «Человек не умеет летать», которая всегда ему очень мешала, упираясь через ткань мешка острыми углами между лопаток. Она, как оказывалось, всегда прижимала ему крылья к спине, о существовании которых он и не догадывался… Теперь же он мог парить над землей, правда не очень высоко, ведь крылья были из воска…и когда он залетал выше обычного, они начинали плавится на солнце и медленно стекать на головы идущим внизу, а потом застывать, когда Мариус снижался, мутными восковыми сталактитами… Но вот как-то раз Мариус выронил гранитный шарик, который смастерил когда-то сам, еще будучи маленьким.. Ловко орудуя «выше головы не прыгнешь» и «каждый сверчок знай свой шесток», которыми его научили пользоваться взрослые, он вытесал этот шарик и положил его в мешок, тогда еще совсем легкий и почти пустой…но вот он выронил его и тут же воск оплавился окончательно и стек вниз горячими струйками, а крылья обросли красивыми перьями в крапинку, как у сокола… Теперь он мог летать высоко и купаться в лучах света пронизывающих восходящие потоки воздуха, но теперь лучи уже были не опасны.
Много зим пережил Мариус… Сколько раз видел он, как холода сковывают реки крепким ледяным панцирем…сколько раз он видел, как весна вспарывает прозрачную броню, дробя и измельчая ледяные глыбы…сколько раз видел, как безжалостное июльское солнце сушит землю, затопляя полуденным зноем прозрачные воздух…сколько раз видел он, как лесистые горы становятся красными пополам с желтым, только кипарисы зелеными свечами стоят как стояли, не поддаваясь осени…
Седина, словно плесень по камню, потихоньку поднималась от висков к темени, глаза выцветали, а морщины ложились рыбацкой сетью на лице… и вот уже на закате своей жизни он, наконец, подумал:
-Все имеет конец, я родился, а, значит, умру, ведь я не могу умереть, если не рождался и не могу родиться, если не умру. А хотелось бы жить вечно.
И тут крепкие пеньковые веревки, которыми к его рукам были привязаны два тяжелых камня «я родился» и «я умру», лопнули… камни упали к его ногам.
-Теперь я могу жить вечно, ведь я не знаю, что я родился и что я умру. Что мне мешает верить в то, что я могу жить вечно? Ведь я теперь в это верю.
А если вера не обременена подспудной убежденностью в тщетности этой веры, то она способна на многое, и двигать горы из этого - самое малое… Увы, вера – редкое явление. Когда человек начинает взвешивать «за» и «против», факты, статистику, подвергать сомнению или наоборот искать доводы и доказательства, то вера становится всего лишь надеждой, а надежда немощна и дает лишь иллюзии… и многие поплатились за то, что не верили, а надеялись… и пали, простреленные навылет тоской, каждый на своем поле боя, потому как надежда в самый важный момент оставила их…
И вот Мариусу открылась вечность, ведь он этого захотел… вечность и вечная жизнь… бескрайняя как космос, словно улитка спирально закручивающая мир, беря начало в бесконечности и там же кончаясь… вечность извивалась, переливалась и менялась, плавно покачиваясь в волнах времени, как медуза…
Но вот Мариус обнаружил в своем мешке еще один камень. На нем было вырезано «жизнь». В тот момент он шел по берегу моря… линия буйков, покачиваясь на волнах, уходила в даль. Мариус подумал:
-Но что делит эта линия, ведь море все равно едино, и вода одна и та же, здесь не может быть границ, это условность. Нет разницы между тем, что слева от «границы» и тем, что справа от неё.
Тут камень « жизнь » рассыпался и песчаными струйками высыпался сквозь пальцы, чтобы смешаться с песком побережья. Перед Мариусом открылась вечность, не обремененная вечной жизнью.
Вечность…дорога между барханами песков времени, нескончаемая, потому что ветер перемен, постоянно меняет облик пустыни. И дорога дрейфует вместе с кораблями песчаных барханов, засыпающих её в одном месте и обнажая в другом. Мариус шел по этой дороге уже долго, пока не повстречал бедуина-отшельника, бредущего куда-то на поджаром верблюде.
-Сала малейкум – сказал ему Мариус, прижав правую руку к груди.
-Малейкум а салам – раздался голос из под платка бедуина. Словно шуршание песка и легкий шелест ветра. Голос пустыни…
-Я уже долго иду по пустыни из города, что у меня за спиной, - Мариус указал на очертания города, видневшиеся вдали позади него – и иду в вон в тот город. – Он указал вперед, где далеко в жарком воздухе угадывались минареты и башни. - долог ли будет еще мой путь?
- Путь твой будет еще очень долог. Потому что это обман, иллюзия. В жарком воздухе пустыни ты видишь лишь миражи, позади себя и впереди тоже. Дойти до них, тоже самое, что и дойти до горизонта.
Тут же порвались два боковых кармана на его сумке, и на песок выпали камни с надписями «прошлое» и «будущее». Тогда Мариус понял, что это были иллюзии, и что есть только миг, в котором мы живем, все остальное есть лишь отражения его в зеркалах нашего сознания. И спираль вечности скрутилась в одну точку, в одно мгновение, которое и было вечно, в своем постоянном изменение..
На дне мешка остался лишь один камень, на нем было высечено «Я и Мир».
-В мире нет границ, и всегда одно – суть другого. Мир и все вокруг – единое целое. Границы, выдуманные людьми, зачем-то дробят его. Между мной и миром нет границы, кроме той, что построил я сам, для самоосознания. Но следующий этап это осознанное стирание границы между миром и личностью. Я её смог построить, я смогу её и разрушить.
Мариус присел, ему стало, наконец, очень легко, свободно и хорошо, но что-то еще осталось сделать…
-Зачем мне имя, если нету границы между мной и миром? Хотя наверно мне просто надоело это « Мариус», может Саваоф?
Лето 2006 год. Судак - Москва