«Как я дошла до жизни такой?!» - подумала я, глядя на себя в зеркало. Частые депрессии и внезапные смены настроения сделали свое дело. Из глубины зеркала на меня смотрела не привычная кареглазая брюнетка, но черноволосая девушка, облаченная в черное, а карие глаза были скрыты за красными линзами с кошачьими зрачками. Сколько я копила на все это деньги! И вот настал тот день, когда я смогла увидеть на себе то, с чего не спускала глаз в Интернете. Почему же я не рада? Не для этого же я полгода голодала, чтобы не радоваться осуществлению своей мечты? Да, мечта глупая… Кто бы мог подумать, что какие-то черные шмотки могут обрадовать меня? Вот они и не радуют почему-то… Я со злостью сорвала с себя плащ, резко вынула линзы и, взвизгнув от боли, осела на пол перед зеркалом. Дрожащими руками расшнуровала черные гриндеры и со злостью швырнула их об стену. Корсет никак не поддавался, и я, схватив ножницы, разрезала шнуровку под грудью. Моя кошка медленно подошла и обнюхала вещи, валявшиеся черной грудой на грязном полу. Я кинула в нее ножницами. Она грозно зашипела и, пятясь от меня, ушла в сторону кухни. Сейчас я как никогда осознавала свое ничтожество…
- «Эй, рокерша!» - окликнули меня, когда я шла по коридору. Просто пацан из младших классов, увидевший на мне штаны с клепками. Что такое рок я тогда понимала смутно. Это было первое воспоминание, связанное с роком. Я училась в восьмом классе.
Осень девятого класса помнится мне отчетливо. Тогда я влюбилась второй раз в жизни. Думаете, я сказала «второй», потому что «первый» звучит слишком банально? Нет, так и было. Дождь, рваный зонт, Аврил Лавинь, «Звери» и Влад. Нет, не только Влад, конечно, но он стоит того, чтобы упомянуть о нем отдельно. Он не был моим парнем. Тоже нет… Но именно с его помощью, хотя он об этом даже и не подозревал, я почувствовала на себе, что такое парить в облаках. В состоянии эйфории я ходила всю неделю, пока не закончились осенние каникулы. Наверняка это состояние сходно с действием абсента, который я никогда не пила. Потом Влад ушел, а Аврил осталась. Но тоже ненадолго. Многие люди, даже просто исполнители моих любимых песен, очень редко задерживаются надолго в моей жизни. Я их не держу. Мне все время хочется чего-то нового. «Да побольше, побольше!!!» - как пошутил бы мой бывший друг Денис. Поэтому я сейчас одна. Люди часто уходят из вашей жизни? Не из-за смерти, а просто из ВАШЕЙ жизни? Из моей жизни реальные люди уходят нечасто, потому что так же нечасто появляются. Был один Максим (простите, вспомнилось и взгрустнулось)… Кажется, с ним я поцеловалась первый раз в жизни. Когда он сказал, что я была бы рада больше не слышать и не видеть его и положил трубку, не ожидая от меня того, что я его окликну и скажу, что он заблуждается, я попыталась представить – вот, вот прямо сейчас человек покидает меня навсегда. Что я тогда почувствовала? Знаете, абсолютно ничего. Помню, тогда я еще понадеялась, что это только по отношению к Максиму, а не из-за моей природной черствости. Зря надеялась. Но знаете, вы особо не верьте моим словам – множество своих эмоций, переживаний, даже этих пресловутых готических депрессий я просто выдумываю. Поэтому во мне может и не быть черствости, но я буду думать, что она есть. Это абсолютно нормально?
- Это нормально, но неужели вы попали ко мне из-за выдуманных депрессий? Это не кажется вам немного пугающим? - сказал мой психоаналитик, на приеме у которого я была.
- В любом случае не депрессии привели меня к вам… Позвольте продолжить?
- Да, я вас слушаю.
Но я молчала. Зря я задала свой вопрос. Он сбил меня с мыслей, а собрать их, особенно мне, было очень сложно.
- Давайте отвлечемся немного. Я вижу, вы запутались. Кофе?
- Да, пожалуй…
Кофе обжигал руки и пересохшее горло. В перерыве между глотками доктор спросил:
- Почему на вас розовая кофта?
Удивительно, в данной ситуации не придумать вопроса глупее, но я на него ответила:
- Я…я не хочу снова… Это сводит меня с ума…
- Поэтому вы здесь…
- Вы смеетесь надо мной? Я пытаюсь ответить на ваш вопрос, а…
- Я не смеюсь. Я говорю так, как есть. И если это кажется вам насмешками, то над этим тоже стоит задуматься. Почему на вас розовая одежда? Вам кажется, она отводит вас на прежнее расстояние от…
- Да, от всего этого. Видеть не могу черный. Я…я… больше не та.
- Вы думаете, что если будете далеки от всего темного, депрессии больше вас не коснутся? Позвольте мне решать, как вам помочь. Хотите, я вас успокою? Вы не гот.
- Думаете, это может меня успокоить? И вообще, как глупо делить людей на готов, панков, вообще неформалов! Это всегда помогает находить какие-то корни поведения человека, а я не хочу, чтобы все говорили: она красит ногти черным, потому что готка. После того, как я услышала эту фразу, я перестала красить ногти черным…
- Вы хотите быть вне каких-либо классификаций? Опять «не как все»?
- Вы опять смеетесь надо мной! – я резко встала с кресла и опрокинула чашку с кофе. Коричневая жижа оставила грязное пятно на белоснежном ковре. Я глубоко вздохнула, чтобы придти в себя. Гнев закипал во мне. Вот так. Просто так.
- Только не уходите! Мы еще не закончили! – доктор предупредил мою попытку покинуть эту идеальную комнату, как я ее называла. Почему здесь на полках нет пыли, а каждая статуэтка на его отполированном столе стоит всегда на одном и том же месте?!
Он встал и осторожно усадил меня обратно в кресло. Я, как безмозглая тряпичная кукла, повиновалась. На место гнева, который прошел так же внезапно, как и появился, пришло чувство усталости и беспомощности.
- Зачем? – он прикрикнул на меня. – Нужно контролировать внезапные вспышки гнева!
- Какого гнева? – сказала я, медленно закрывая свои воспаленные глаза.
- Может, все-таки закончим сеанс? – чуть позже сказал он. Я слышала его как в тумане. В ушах будто была вата. Его слова словно плавали в тягучем эфире, прежде чем доплыть до меня. Через пару секунд я провалилась в сон.
- Вы опять заснули! Вам в детстве разве не говорили, что некультурно засыпать, когда с вами разговаривают? – он пытался шутить…
- Я нечаянно… - ухмыльнулась я, внутренне пугаясь своим частым отключкам. – А где это я, собственно? – ответа не потребовалось. После краткого обзора я поняла, что по-прежнему нахожусь в идеальной комнате. Слово идеальной я даже не буду заключать в кавычки. Но он все же ответил:
- Здесь, все здесь же. Не домой же мне вас везти!
- Который час?
- Полседьмого. Но вам ведь некуда спешить…
Минуту я пыталась отреагировать на его слова. Потом слеза медленно скатилась по щеке.
- Только потому что вы психоаналитик, каждое ваше слово должно быть полно смысла и надежды вылечить меня? Я просто спросила сколько время!!! Я знаю, кто и где меня ждет! Или не ждет! Не ваше дело!
- Может, это тоже было не мое дело – знать, с кем вы впервые поцеловались и кого любили? Я ваш доктор! Все мои слова нужно воспринимать как должное, - голос его стал мягче. Да, ровно настолько, чтобы смягчить все остальные фразы. Вторая слеза высохла на полпути к розовой кофте.
- Мы подождем ровно десять минут, чтобы забыть все, что было здесь сказано только что, а потом продолжим сеанс.
- Простите, не могли бы вы не говорить сеанс? Я чувствую себя на приеме у ворожеи какой-нибудь.
- Я и есть ворожея, только мужского рода. Чудесным образом я вас вылечу.
- Знаете, я не хочу перестать чувствовать все, что чувствую сейчас. Видимо, вы не до конца разобрались во мне. Доктор, мне нужно что-то новое! Все эти чувства уже заезженны! Хочу чего-то другого!
- Продолжайте…
- Сейчас моя жизнь стоит на месте. Знаете, если долго не есть, то желудок, вырабатывая желудочный сок, переваривает собственные ткани. Так и я – не имея стимула к жизни, не имея перспективы, я вынуждена переваривать саму себя. Сложно понять, да?
- Нет, - он ответил так просто. – Чего нового вы хотите?
- Я не знаю, поэтому я здесь. Передо мной стена, за которой светит солнце. Звучит пафосно, но стена слишком высока, я не могу через нее перебраться.
- Вы остановились на некоем Максиме. Продолжайте рассказ.
- Та осень, - глаза мои сверкали, - была прекрасна. Зима была намного хуже, но не лишена разнообразия. Знаете, я много раз пыталась написать рассказ о той осени. Эта осень, - я не переставала повторять это, - стала для меня термином счастья, если можно так сказать.
- Рассказ? У вас были такие сильные чувства?
- Видимо, нет; с рассказом ничего не вышло. Что-то до сих пор лежит у меня дома. Какие-то черновики, что ли… - я нахмурила лоб. - А еще у меня мания перечитывать мои личные дневники! У меня их где-то пять. Все это дневники из юности. Сейчас я не веду их. Точнее, ТОГДА вела, а се..сей.. – что-то мешало мне говорить. Просто лень было произносить слова, и я без сил рухнула на подушки, до противного аккуратно разложенные на диване.
- Что вы хотели сказать?
- Уже не хочу. Это не секрет, просто я не хочу говорить, - я еле ворочала языком. – Теперь я пойду. Можете записать, на чем мы остановились, я все равно забуду.
На мне обычная синяя куртка. Турецкая. После того случая я панически боюсь черной одежды. Хотя…может, бояться – не то слово, но оно максимально близко по значению. Дул ветер, ведь была осень. Я подставила руку, обтянутую красной перчаткой, и на нее опустилась снежинка. Я улыбнулась. Однако это не радость таким простым вещам, как первый снег, просто снежинка была красивой. Такой безупречной… симметричной… Но она исчезала, как все в моей жизни. «Ледоколы исчезают, океаны остаются…». Помню, мне очень нравилась песня The Rasmus Sail Away. Уже тогда у меня выработался особый принцип – я боялась «заслушать» эту песню, потому что она была мне дорога, и в отличие от всего остального, я боялась того момента, когда и она разонравится мне. Но этот момент незаметно настал. Как-то я уяснила для себя, почему так горячо любимые песни перестают мне нравится… Они будят, ах, да, будили во мне бурю эмоций, совсем разных, и , чтобы послушать песню, мне нужно было настроиться… В конце концов мне становилось слишком тяжело испытывать все эти чувства…А может, просто лень? Но это факт – понятия «самая любимая песня» для меня никогда не существовало. Был период, когда мне нравились «пластилиновые» песни. «Пластилиновые», потому что мотив их так непринужденно тянулся, слова текли так медленно… Мотива этих песен не улавливаешь, ни о чем не думаешь, когда слушаешь их… Эта была, к примеру, Scorpions – Holiday, или Led Zeppelin – Stairway to Heaven… Да, пожалуй, это яркие примеры… Я никогда не замечала, когда эти песни начинались и когда заканчивались. Спасибо им за то чувство расслабления… Великие были авторы…Или есть? Я не в курсе их судьбы… А когда-то так интересовалась музыкой…Даже слишком.
- Вы сегодня рано, - сказал мой вечный доктор, принимая из моих рук синюю турецкую куртку.
- Я, конечно, могла стоять там и любоваться на снег, - при этих словах он бросил взгляд на окно, завешенное безупречно белыми занавесками, - но стало холодно. Хотя нет, холодно не было… - я как обычно начинала лепетать бессвязные речи.
- Присядьте, устраивайтесь… - видимо, он торопился прервать поток моих занудных речей. Я на него не сердилась.
Он сел напротив меня. Он выждет ровно минуту и начнет «сеанс». Раз уж принято так называть… Прошла минута.
- Я понимаю, - начал он тихо, - что в вас сильна боязнь темных вещей, даже какого-то отвращения…Я понимаю… Но эта ваша неприязнь делает вас…Мы же договорились говорить открыто, не так ли? Делает вас похожей на матрешку…Извините, но зачем так одеваться? Синяя куртка, красные перчатки, а шарф вообще разноцветный!
Я спрятала лицо в ладонях. Первый раз за все время мне стало обидно. И стыдно. Этот доктор пристыдил меня как женщину, не умеющую одеваться. А я и не знала, что такие чувства во мне могут дать о себе знать… Хотелось крикнуть ему что-то обидное, но это было бы обычной моей школьной реакцией на оскорбления, и было глупо. Потому что он меня не оскорбил. Лишь указал на недостаток…
Он сел рядом. Даже обнял меня.
- Позвольте помочь вам и в этом… - сказал он шепотом. – Кто сказал, что я должен заботиться только о вашем внутреннем мире?
- Ме ма-ано, – неразборчиво пробормотала я. Я плакала. Но не чувствовала слез. Эти чувства вообще стали мне незнакомы.
- Хорошо, когда вы захотите что-то изменить в этом, скажите. Но обещайте подумать. Это будет ваше домашнее задание, - он ухмыльнулся. Я не видела этого, но почувствовала. – Подумайте, почему не можете носить черное. Черное не значит готичное… Забудьте слово готика… Со временем вы станете такой, как до всего этого. Даже не знаю, как выразить это одним словом, но все же…
- Я… я…по…подумаю… - всхлипывала я. Он в последний раз сжал мои плечи и отошел к своему креслу.
Минут семь он ждал, пока я успокоюсь. Я чувствовала себя неловко.
- Что было после осени девятого класса? Мы ведь на этом остановились?
- После той осени была зима, - мне хотелось добавить «идиот», но я понимала, что он не имел в виду пору года. – Зимой я стала ходить на нашу местную дискотеку. Мне стали интересны любые танцевальные новинки. Я оценивала песню не по количеству в ней рока, а по тому, насколько она зажигательная. Однажды, где-то в середине зимы, я включила одну песню…
- Как она называлась?
- Я не помню… Эта была песня из саундтрэка к фильму «Сорвиголова»… Да, точно… И группа…название такое странное… Но это был рок! Я точно помню. И точно помню, какой глубокий вздох сделала, когда услышала тяжелые гитарные рифы. С тех пор к танцевальной и поп-музыке я больше не возвращалась…
- Какую одежду вы тогда носили?
- О, самую обычную…
- В душе хотели носить такую, как Аврил?
- Да, откуда вы знаете? Кстати, в первый раз я накрасила ногти черным ТОЙ осенью… Жаль, потом я это сделала с перерывом почти в полгода…
- Депрессий в то время не было?
- Нет, я даже смутно понимала, что такое готика. Смешно, но увлекаясь Green Day в то время…
- О, Green Day?
- Да, забыла сказать, в июне девятого класса (я точно помню – это время было связано с экзаменами), я увидела по MTV их клип и…в общем, все остальные дни я провела в Интернете, - последнее слово я произнесла с содроганием. Интернет ассоциировался у меня с погоней за авторитетом на готических форумах. Не могу понять, почему готика??????? – Я искала все о Green Day. Так начинались все мои типичные увлечения… Их было очень много… - я вздохнула.
- Green Day вы связывали с более тяжелой музыкой?
- Безусловно. Но я ездила на городскую дискотеку. О проявлении своих «темных» амбиций я и не помышляла.
- Мне нравится, как вы рассуждаете о себе. Продолжайте…
- Понимаете, уже тогда я хотела быть такой же! В троллейбусах я видела девушек-панков и завидовала им! У меня не было парня, чтобы поддержать меня…
- Хорошо, а что было дальше?
- Осенью, когда я пошла в десятый класс, мне купили кеды… Знаете, у Аврил были такие же, только черные. А у меня шнурки были желтые… Я носила футболку на водолазку, ну, знаете, так молодежь носит, и чувствовала себя физически ближе к панку. Почему панк? А почему готика? Вы не замечаете, как меня швыряет по всем этим музыкальным течениям? М-дааа… - я устало потерла глаза.
- Мы разберемся в этом, обязательно разберемся, - тихо сказал он. – Я могу сделать вывод: изначально вы были предрасположены к чему-то, отличающему вас от остальных. Но среда, в которую вы были помещены, не располагала к вашему самовыражению. Скажите, ваши попытки казаться другой встречали насмешками? За вашей спиной шептались?
- Вы имеете в виду школьное время? В какой-то период я возненавидела школу, но это было связано с самим менталитетом нашей школы, а не с насмешками, которых я не помню. В десятом классе все восхищались красотой моего анка и клепаным ремнем, который я носила не снимая. Но мне было этого мало. Мало! Найти свое выражение среди людей, которые этого не поймут и не оценят – значит ничего не добиться! И это меня удручало… Знаете, о чем я мечтала в то время?
Он изобразил вопросительный взгляд.
- Я хотела, чтобы хоть кто-то сказал, что я не такая как все… Мне хотелось услышать это более всего. Может, и вся моя та жизнь была направлена на то, чтобы вырвать эти слова из окружающих?..
- А если бы тогда все удивлялись, насколько вы необычна, что бы это изменило? Это сделало бы вас счастливой?
- Моя жизнь представляет такой беспорядок, что ничего не могло бы сделать меня достаточно счастливой. Вот я смотрю на эту комнату – она идеальна, вы знаете, что я о ней думаю. Нет препятствий для того, чтобы вы реагировали на вещи должным образом. Понимаете, чтобы воспринимать счастье или другие чувства, нужно подготовить себя. Нужно разобраться с тем, что тянется за вами неразрешимыми шлейфами, и тогда радость будет вас радовать, а интересное захватывать. Приведу вам примитивный пример: когда я хотела вкусно поесть, действительно наслаждаясь пищей, я всегда убирала в комнате, приводила свои дела в порядок, а потом садилась за стол умиротворенной. И только тогда пища казалась мне вкусной, она доставляла мне удовольствие. Знаете, я страдаю манией раскладывать все по полочкам не меньше, чем вы. Поэтому я здесь, а не потому, что схожу с ума. Хотя это могло бы меня позабавить и не приводя жизнь в порядок.
- Вас забавляет собственное сумасшедствие?
- Забавляло бы, если бы я сходила с ума. Но это не так, я в порядке… в относительном… А у вас другое мнение?
- Я еще не решил.
- Вы плохой доктор, - сегодня я была полна иронии и сарказма. Даже какого-то высокомерия.
- Скажите, вы не хотите прогуляться?
- Что? – такое было впервые за время нашего «курса лечения».
- На улице снег валит вовсю. Первый снег. Нельзя же такое пропустить!
- Вам не стыдно будет идти рядом с матрешкой?
- Я справлюсь с этим чувством.
Снег застилал глаза, а мы шли по проспекту. Неважно в каком городе, как называлась улица. Неважно как зовут его, как зовут меня. Мы просто шли. Очевидно, что у нашей прогулки была какая-то цель, скрытая даже от моего всезнающего доктора. Но, как говорил Печорин, что, видимо, и его жизнь имела смысл, так и я смутно подозревала, что гуляем мы не просто так.
На нашем пути вырос какой-то бутик, больше напоминающий огромный торговый дом. Такая блестящая громада посреди нищеты. Вон тот старичок, щурясь от снега, падавшего ему на ресницы, смущенно выставляет прохожим табличку с пресловутой надписью «Помогите кто чем может». “Hungry and homeless” – я вспомнила музыкальный клип на песню “Big city life”, просмотренный в десятом классе.
Я пошарила в карманах. Посреди каких-то бумажек и давно отключенного за неуплату мобильного телефона, я нашла мелочь. На мою ладонь, держащую эти скудные крохи денег, легла его ладонь – он тоже протягивал деньги. Вместе с ним мы подошли к старику и положили деньги в какой-то пакет, лежащий перед ним. Я немного подумала, и в тот же пакет отправился мой ненужный мобильный телефон, не самой последней марки, но тоже недешевый. Доктор вопросительно на меня посмотрел.
- Мне все равно никто не звонит, - ответила я на его взгляд.
Старик улыбнулся своим беззубым ртом, смутившись на такое подаяние. Он был жалок, но жалость к нему была равнозначна самой большой человеческой симпатии. Что может быть наивнее и чище, чем этот грязный старик, потерявший все, кроме желания жить? Не факт, что он такой же бомж, как и все остальные (не факт, что я была таким же готом, как и все остальные), что пропьет и мой телефон, и эту мелочь, не заполнившую и четверть пакета. Но он живет; живет, как может. Почему я так не могу? Что, что мне нужно?
- Не хотите зайти? – вдруг спросил он, легонько тронув меня за рукав. Я не поняла, что ему нужно и посмотрела в его глаза. Он кивнул на бутик.
- Туда? Я не планировала покупок.
- Нет, мы не будем покупать, просто посмотрим.
- Я никогда не любила просто так ходить по магазинам… Это бесит и меня, и продавцов.
- Дышите глубже! – он улыбнулся, и я позволила увести себя в эту громадину света и такой же блестящей, как китайская новогодняя мишура, бракованной красоты.
Меня удивило, что, не долго думая, мой доктор повел меня к одному павильону. Я остановила свой взгляд на витрине – там висело черное пальто. У меня тут же промелькнула мысль, что он заранее спланировал эту прогулку, и бутик вырос на нашем пути не случайно. Ну что ж, он мой доктор, пусть делает так, как считает нужным, веря, что это принесет какие-то результаты.
Мы остановились аккурат возле этой витрины. Он проследил, чтобы я смотрела на это пальто не отрываясь. А я и не пыталась глазеть по сторонам. Я смотрела на пальто и ничего не чувствовала. Вряд ли у меня была бы другая реакция до похода к доктору. Я могу часами смотреть на черную одежду, но не носить ее. В моей спальне до сих пор в картонной коробке, на самом видном месте, лежат гриндеры, рваный корсет, чулки и юбка. Я каждый день вижу последствия своего… хм… а чего? Не важно. Что хочет открыть мне доктор?
Он молча прошел в павильон и обратился к продавцу, милой блондинке, с самого начала смотревшей на нас с интересом:
- Девушка, мы бы хотели примерить вот это пальто, - он указал на витрину. Мне стало не хватать воздуха. Он, будто почувствовав это, повернулся ко мне и улыбнулся одними глазами. Но мне легче не стало.
Девушка, не переставая заученно-любезно улыбаться, сняла с манекена пальто и подала нам. Доктор взял меня за руку и повел к примерочным. Меня начинало лихорадить.
- Ну что вы, в самом деле? – как бы разочарованно сказал он, чувствуя мою реакцию. Я не ответила. И что бы я ему сказала?
В примерочной нам двоим было тесно. Но он не обращал внимания на эти мелочи. Из кармана он достал длинный платок темно-серого цвета и завязал мне им глаза. Я не сопротивлялась, чувствуя себя подопытной.
Когда я перестала что-либо видеть, он сказал:
- Все хорошо, верите? – успокаивающе сказал он. – Поймите же, это просто одежда. Она черная, но это такой же цвет, как и все остальные. Вы можете себя почувствовать снова пятнадцатилетней?
«Какой дельный совет…» - подумала я, не понимая – сарказм это или нет. На миг перед моими глазами предстала та осень, мне пятнадцать. Ведь я могла тогда носить такую одежду? Да; более того, это было моей мечтой. Но сейчас мне тоже пятнадцать, а значит я могу одеть это пальто! Оно мне нравится! Непроизвольно я протянула руки назад, и доктор надел на меня пальто, поняв мои движения.
- Вот и все, - просто сказал он. Он снял повязку. Свет ударил в глаза, но я не зажмурилась, желая увидеть, как смотрится пальто. Это вполне обычные рефлексы на обновку, но я поразилась такому желанию.
Отражение в зеркале было идеальным. Пальто плотно облегало мою тонкую, можно сказать, худощавую фигуру. Я тут же подумала, что доктор знал даже мой размер! Конечно, это его работа – досконально подходить к проблеме каждого пациента, но я была поражена. Отражение портили только глаза – красные, воспаленные, измученные бессоницей. Я повернулась и вперила взгляд этих глаз в доктора. Он не улыбался, было трудно понять, как он относится к тому, что я преодолела себя. Он просто осторожным движением расправил складки пальто на плечах. Затем вышел из примерочной.
Проследив за ним, я поняла, что он покупает это пальто, хотя я не просила. Хм… Мне считать эту покупку частью терапии?
Он подошел ко мне, немного застенчиво, немного смущенно улыбаясь.
- Спасибо, - сказала я и еле заметно качнула головой. В глазах его светилась… радость? Он увел меня под руку. Я так и не успела снять пальто, а моя куртка висела у него на руках. Впрочем, на выходе он запихал ее в урну, перед этим вопросительно посмотрев на меня.
Из торгового дома я вышла какой-то обновленной, что ли. Не было больше одной трети (или как еще посчитать?) того тягостного чувства. Но впереди было еще много всего, чего мне надо было преодолеть. Сейчас передо мной не было оформленной цели. Жить нормально? Не то. Вернуть себе желание жить? Оно есть, но тем не менее я просто существую, «переваривая себя». Внести в жизнь что-то новое? А что тогда делать со старым? Значит, освободиться от того, что «тянется за мной неразрешимыми шлейфами» (сейчас я особо четко вспоминала, что говорила доктору), а потом уже вносить в жизнь изменения? Да, наверное, так.
Кажется, мы шли обратно в кабинет к доктору. Мы молчали, я шумно дышала на морозном воздухе. Громада бутика осталась позади, оставив в моей душе чувство пережитой проблемы. Если опускаться до таких мелочей в рассказе, то черная одежда стала для меня отнюдь не атрибутом готической субкультуры, а просто одеждой – только другого цвета. Мне было интересно, какая у меня будет реакция при взгляде на ту коробку с рваной одеждой. И мне захотелось оказаться дома.
Пока мы шли, множество мыслей, как всегда, роились в моей голове. Все эти витрины с одеждой навевали воспоминания. Когда-то, хоть это и странно, я очень зависела от одежды. Эти куски ткани (всего лишь), помогали мне менятся, входить во множество образов. В понедельник я была одной, во вторник - полной противоположностью своего предыдущего образа. Трудно сказать, почему эта оболочка моего тела так влияла на меня. Хотя, может мне нравилось так меняться? Не останавливаться на чем-то одном, а двигаться, двигаться дальше? И тут мне пришла мысль: зачем мне каждый день быть разной, если я ни в одном из образов не достигла совершенства? Значит, меняться вовсе необязательно? Или, скажем так, меняться - не значит совершенствоваться. Только почему именно сейчас ко мне приходят такие мысли? Но если бы они пришли ко мне тогда – что бы изменилось? Я никогда этого не узнаю…
- Мне важно знать, что я вам помогаю, - очень тихо, даже вкрадчиво сказал мне доктор. За время, прошедшее с минуты нашего прихода и до сих пор, мы мало о чем говорили. Пили кофе, разглядывая друг друга, будто заново увидев, и изредка отпускали реплики. Я сказала только, что кофе вкусный…
- Вы узнаете это. Наверняка, скоро я почувствую себя по-другому. И кого же мне благодарить, если не вас?
Он задумался, подперев рукой подбородок. Я бы отдала сейчас многое, чтобы узнать, о чем он думает. Он сказал:
- Почему бы нам не перейти на ты?
- Ни в коем случае. Трудно объяснить, почему. Но отношения наши станут тогда другими, и вы не сможете помочь мне должным образом. Поверьте, я знаю, что говорю.
- Хорошо, извините. Хочу вам напомнить, что вы до сих пор не рассказали все о себе. Итак, десятый класс… Что было дальше?
- А дальше не было прогресса в музыкальных интересах. Я больше погружалась то в панк, то в более темную музыку. Окружающие стали замечать, что я часто впадаю в депрессии. Но я боялась, что они ненастоящие. Все вокруг было таким искусственным… С той поры я и стала больше обращать внимание на темные стороны жизни. Но ощущение того, что я притворяюсь, не покидало меня. Даже если я и стала готом, то было это совсем непохоже на то, что я себе представляла. В интернете я проводила много, много времени…
- На что вы его тратили?
- Была на форумах, на готических сайтах… именно оттуда ко мне пришла мысль о необходимости одеваться, краситься как они… Я была уже довольно взрослой девушкой, собиралась поступать в университет. Мама очень надеялась на мое успешное поступление. Но друзья стали замечать, что я все больше отдаляюсь от них, практически ни с кем не поддерживаю связь, да и парня у меня никогда не было. Мне иногда казалось, что я достигла того, чего хотела, а иногда будто начинались припадки шизофрении. Где-то внутри меня сидела другая я, противоречащая моим готическим начинаниям…
- Так, может, это и повлияло на ваш срыв тогда? Может, вы противоречили своей природе, пытаясь строить из себя гота?
- Но послушайте, я бы никогда и не обратила внимания на готику, если бы не обладала предрасположенностью к ней!
- Что дало вам увлечение готикой? Кроме, конечно, бессоницы и расшатанных нервов?
- Я должна была пройти через это, чтобы понять, что это не мое. Но что-то во мне не так: я не могу радоваться тем вещам, которые пробуждают интерес в окружающих.
- Это просто желание быть не такой, как все. Вы не думали, что если вам казалось, будто вы притворяетесь, то это неспроста? Может, так оно и было? Вы притворялись, но где-то внутри сопротивлялись этому…
- Так научите меня не притворяться! – я сползла с кресла и обняла его колени, разрыдавшись. Он сел рядом со мной.
- Значит, все это было просто ошибкой в вашей жизни, не так ли? А теперь вы поняли, в чем ошибались…
- Стоило ли тратить так много времени, если я смогла все понять за один день?
- Нет, не за один день. Вы шли к этому все эти полгода…
- Знаете, в жизни есть дни, которые хочется просто вырезать из нее. Все эти дни мне совершенно не нужны, а вот этот… я сохраню навсегда…
- Что значит для вас этот день? Излечение?
- Я до сих пор не верю, что всего лишь один день может стать заключительным в череде моей паранойи…
- Но это я вам должен ставить диагноз… - он улыбнулся. – Ну ладно, мы не будем считать, что терапия закончена. Продолжим делать вид, что…
- Опять притворяться?
- Но вы же сами не верите! А я говорю, что вы теперь точно не та, которой я вас увидел.
- Какая я?
- Пока вы еще никто… И подумайте, почему я сказал именно так. В этом определенно есть смысл.
- То есть, той жизни больше нет, как нет и новой?
- Пока нет… Позвольте помочь вам вырастить новую…
- Вы любите меня?
- А вы?
- У меня не было возможности подумать над этим… Но вы?
- Что сейчас изменит мой ответ?
- О, многое! Я не хочу, чтобы из моей жизни уже сейчас уходили люди…
- То есть на моем месте мог быть совершенно другой человек?
И тут я задумалась. Любовь… Готика… Эти вещи в прошлом… Но в каком прошлом, его же нет! Начинать все строить заново? Только с ним…
- Я люблю…тебя, - шепотом сказал он.
Ложась в постель, я бросила взгляд на коробку с «готическими» вещами. Там где-то на дне даже кольцо-коготь…
Не успев положить голову на подушку, я тут же встала и подошла к коробке. Я медленно надевала сначала чулки, потом юбку, блузку; корсет пришел в негодность, но он и не понадобился. Кольцо я, как и думала, нашла на самом дне. В лунном свете оно холодно блеснуло.
«Вот…» - думала я. «Это все, что осталось и от ТОЙ осени, и от готики, и вообще от той жизни… Ее ампутировали и скормили собакам. Теперь нужно вырастить новую жизнь. Маааленькую и неопытную. Она вырастет не на руинах моего ампутированного прошлого - неинтересного и где-то занудного, короткого и бессмысленного, зря прожитого и теперь с трудом вспоминаемого, не на рубцах, а на ростках новой души. Эти ростки надо поливать и ухаживать за ними, не давать мерзнуть… Я смогу… Я… не та?»
Что не давало мне покоя все это время? Что воздвигало эту стену все выше и выше? Я? Неужели я сама? А как же желание обновленной жизни? Вот она – неправильно поставленная цель! Не обновленная жизнь мне нужна, а новая! И даже не жизнь! Я хочу летать! Мне душно в рамках этого мира! К черту людей! Какой глупой я была! Эти месяцы, проведенные в «душевных терзаниях», как сказали бы классики, ничего не стоят! Зря, все зря! Летать! Вырваться из глупого тела! Моей новой душе тесно!
Тут я будто вспохватилась и стала срывать с себя черную одежду. Через пять минут я осталась нагой. Черные лохмотья валялись вокруг меня. Я накинула халат и, схватив тряпки в охапку, бросилась бежать. Достигнув ближайшего мусорного бака, я скинула туда все, что держала в руках. Я посмотрела в небо и единственное, о чем я подумала, глядя на тучи – завтра дождь смоет этот первый снег, загаженный людьми. Для того, чтобы он остался в нашей памяти чистым.
* * * КОНЕЦ * * *