Самое бессмысленное в мире занятие – искать в жизни смысл. Может быть, он есть, но запрятан он слишком глубоко. Да и сам человек виноват в том, что не может его отыскать, ведь он сам делает слишком много бессмысленных вещей. Хотя он не всегда сам в этом виноват. Слишком многим людям ты чем-то обязан, слишком многие чего-то от тебя хотят, и однажды утром ты просыпаешься и понимаешь, что эта жизнь не твоя. Ты не хотел учиться рисовать формулу глюкозы, ты не хотел носить этот свитер, это не твоя музыка, и рядом с тобой спит не тот человек. В этот день тебе открываются два пути, и дается возможность выбора: ты можешь пустить себе пулю в висок, а можешь попробовать идти дальше, но уже в ту сторону, куда действительно хочешь идти.
***
Собрав остаток мозга в кучу, я мучительно пыталась вспомнить, где я и что я тут делаю. Осознав, что вряд ли найду сейчас ответы на столь глобальные вопросы, я попыталась выяснить хотя бы, почему мне так тесно тут лежать. Перевернувшись на другой бок, я к своему ужасу увидела мирно спящее рядом со мной тело. Тут же проверив наличие одежды и, с благодарностью, нащупав ставшие родными джинсы, я испытала просто непередаваемое облегчение – одной глупостью сделано меньше. Я встала с кровати, и пространство куда-то крутанулось. Спустя секунду, я продолжила нелегкое путешествие к белевшему на стене выключателю. Когда зажегся свет, тело, спавшее рядом со мной, что-то недовольно промычало, и я узнала в нем одного из своих старых друзей. Испытав второе сильное облегчение, я решила предпринять вылазку за пределы комнаты, так как она ничего не говорила о моем местонахождении, только часы на стене показывали 6:30, что могло быть как утром, так и вечером: на улице шел дождь, и время суток не определялось. В коридоре было темно, под ногами перекатывались бутылки, и их количество тонко намекало на то, что вчера (или все-таки сегодня) мы что-то отмечали, причем всей компанией, потому что столько было не выпить нескольким людям. Добравшись до кухни, я обнаружила на столе, заставленном бутылками и заваленном подарками, недоеденный торт со свечками. Взяв наугад одну из открыток, подписанную, кстати, как оказалось позднее моей рукой, я стала припоминать отдельные фрагменты, перед глазами пронеслись разрозненные куски вчерашнего вечера: наставление родителей, уехавших на дачу, улыбающиеся лица друзей, неуместный букет бордовых роз, плюшевый медвежонок в подарок, которого я везла в метро. Если метро, значит, день рождения мы отмечали не в нашем районе. В голове словно включилась лампочка, все встало на свои места, и я поняла, где я и что мы отмечали. Единственное, что так и не вспомнилось, - сколько же я выпила. Радуясь, что родители будут только завтра, в воскресенье, вечером, я пошла во вторую комнату будить тех, кто тоже не смог отсюда уехать вовремя. Однако по дороге я свернула в ванную, подумав, что лучше им всем проснуться самим без моей помощи. Может быть, я не хотела заставить их переживать неловкость, а может, во мне говорила природная вредность. Как бы то ни было, я подошла к раковине и заглянула в висевшее над ней зеркало. Я превзошла саму себя - мое отражение вполне могло поспорить с портретами мучеников: бледное лицо с темными кругами под глазами, на скуле царапина, происхождение которой так и осталось неизвестным. В волосах гротескной издевкой поблескивала серебристая лента мишуры. Я попробовала ее вытащить, но она переплелась с волосами и видимо желала там остаться. Сил больше не было, хотелось домой, еще сильнее хотелось спать, но больше всего хотелось в душ, чтобы под прохладными струями смыть вчерашний день. Снова темнота коридора, и в прихожей я с облегчением увидела куртку, под ней лежала моя сумка, а в ней обнаружились ключи от моей квартиры, пустой кошелек, проездной и пачка сигарет. Большего мне нужно не было. Уставшая и заморенная, но все же вполне довольная жизнью, я двинулась в сторону дома.
***
Я подставила лицо холодным каплям дождя. В мыслях царил туман, в висках стучали молотки. Удовольствие от жизни, испытываемое мною вначале, сменилось тупым отвращением к мишуре в волосах, к мерзкой погоде и идиотскому району, в котором я оказалась. У меня не было зонта, но меня это нисколько не парило, потому что гуляние в дождь уже давно стало моим любимым занятием и своеобразной визитной карточкой. Почему-то именно в дождь мне перестает быть одиноко. Но видимо сегодня что-то пошло не так, с каждым шагом сторону метро, с каждым встречным прохожим, который подозрительно смотрел на эту глупую ленту в волосах, на меня словно надевали черный колпак. Я была на грани глубокой и суровой как моя мать депрессии. Не обнаружив в сумке зажигалку, я устало села на заборчик, все еще держа во рту промокающую сигарету. Как же я от этого устала! Я поняла это только сегодня. Мне надоело мокнуть в семь часов утра на Смоленке и судорожно припоминать, где я была и что делала. Я устала каждый раз напиваться с друзьями и мучаться оттого, что без них скучно, а с ними одиноко. Я устала оттого, что дома меня никто не ждет, и нет человека, которому можно позвонить в 7 часов утра и попросить забрать меня черт знает откуда. Вдруг жутко захотелось завернуться в теплый плед и послушать любимую группу. Кто-то поднес к моей сигарете зажигалку, и я затянулась. «Вот ты где», - кто-то оказался моим другом К*****ом, - «значит наши надежды, что ты умерла от алкогольного отравления не оправдались. Зато появился повод выпить». Он рассмеялся, и мои губы автоматически расплылись в улыбке. «Хандришь?» - он сел рядом и в свою очередь закурил, - «Что с тобой стряслось на этот раз?». «Как ты меня нашел?» - «К метро ведет только одна дорога, которую ты знаешь, дурочка». Дождь все лил, и я заворожено следила, как капля дождя стекает по его куртке вниз, по пути сливаясь с другими и увеличиваясь. «Где ты проснулась?» - «В маленькой комнате вместе с ***ей». «Мне повезло больше, я спал с тремя девицами, - он задорно выгнул бровь, - правда, все мы были пьяны просто в нуль, поэтому никто ничего сделать не смог». Я что-то неопределенно хмыкнула в ответ, на большее я была не способна. «Ну, так что опять та же песня? Хочешь, я пойду и побью его?». Моя последняя влюбленность, о которой шла теперь речь, была давно и неправдой. Еще вчера я бы разрыдалась, и мне бы полегчало, но сейчас мне было глубоко все наплевать и на него и на рубцующуюся рану в сердце. Уже ничего не хотелось. «Я любил и ненавидел, и теперь душа пуста», - пропела я и прикурила вторую сигарету от первой. «Опять понеслось о смысле жизни и никто меня не любит?» - «А ты, К*****, ты любишь меня?». «Мы все тебя любим, просто ты не хочешь этого видеть». Я посмотрела ему в глаза и поняла, что он говорит параду. Если человек любит тебя не так, как тебе того хочется, это вовсе не значит, что он не любит тебя всей душой. Но я знала, что никто из моих друзей не сможет мне помочь, я была на дне глубокой ямы, и выбираться оттуда могла и должна была только я сама. «Солнца, клуб развесели ****у официально закрывается, я все решу сама». Я ласково поцеловала его, чего не делала никогда за все время нашей долгой дружбы, и пошла к метро. Не знаю, о чем подумал он, но я смогла остановиться только в вагоне, уносящем меня домой. Я поймала удивленный вид какой-то девушки, и только тогда поняла, что я все это время плакала. Как сказала когда-то давным-давно моя самая любимая подруга – «Боль либо убивает, либо делает сильнее. Ты станешь сильнее, потому что мы тебя никуда одну не отпустим». Менялись станции, менялись люди, менялась я. Завтра приедут родители, и мама как всегда найдет к чему придраться. Но меня это уже не беспокоило, что-то изменилось, и хотя я не могла понять, что именно, я уже знала…