Дорога в революцию
На столе - бюст Сталина. Над столом - портрет Троцкого. На двери – цитата из него же: «Студенчество – второй революционный класс…»
На столе – фотография Гитлера в рамке. На книжной полке у стены – «Моя борьба». На спине – татуировка, готикой: RUSSLAND.
На рабочем столе – фотка Рамиреса Ильча. В окне браузера – www.pfreedom.org На балконе ждут своего часа коктейли Молотова.
В наушниках надрывается Зак де ля Рош, за столом хохочет плотный и потный партайгеноссе, в постели посапывает идейный враг. На футболке Че. В правом кармане «натовки» - цитатник председателя Мао, в левом – парабеллум с имперским орлом на рукоятке. В армейском ботинке – нож, с ним Бог. На пряжке – честь и верность. Наколки – 69 и 88!
Плеер: «ЛАЙТС АУТ! ГУЭРИЛЛА РЭЙДИОУ! ТЭРН ЗЕТ ШИТ АП!»
Вы никогда не обращали внимания, что в революцию попадают хорошо образованные детки, богатеньких пап и мам (конечно, и здесь есть исключения). Вот раздолье для почитателей старого варшавского еврея: бунт против отца, желание овладеть своей матерью. Верните нам нашего кормчего: Эдипа-царя.
Благодетели: у меня с детства было все – пусть у других будет также. Мстители: у-у-у, суки, с детства ни хера не видел и у вас отберу, сучьи дети.
И вот детки, значит, растут-растут, учатся в медицинских, юридических, богословских, военных учебных заведениях. Заканчивают (иногда, даже с отличием), работают по специальности, дом-семья-работа, начальник – жинка - детки. День за днем. Неделя за неделей. Месяц за месяцем. Год за годом. И р-р-р-раз! Попала вожжа под хвост, нашла коса на камень: стукнул тридцатник. КСВ! Кризис! Среднего! Возраста! Еще не седина в бороду, но бес уже и в ребро, и повыше. Давай-давай! Жги-стреляй! Экспроприируй у экспроприаторов! Бей жидов – спасай Россию! Америка – для американцев! Мир хижинам – война дворцам! Ай, на ***, всем война и всему. И вот они расползаются, поколение X начала-середины прошлого века, по миру: немножко стреляют, немножко взрывают, немножко экспроприируют. Все, кризис преодолен, все довольны: облагодетельствовавшие и облагодетельствованные, мстящие и отмщенные. Нет, есть, конечно, несогласные и недовольные, но, как известно: мертвые не танцуют…
Плеер: «ДЕ ТУ КЕРИДА ПРЕЗЕНСЬЯ КОМАНДАНТЕ ЧЕ ГЕВАРА.»
Мало кому хочется прожить незаметную серенькую жизнь. Ну, то есть, жить то всем хочется долго и счастливо, но еще бы неплохо, желательно, хорошо, попасть в историю. Не в том смысле, что «попасть в историю»: «Ха, вы знаете, у этого Иванова уже в шестой раз за месяц бумажник стырили!» или, например: «Этот Иванов нажрался нах и сбил человека. Насмерть…» Не-еее-ет! Всем хочется попасть в такую, знаете ли, учебниковую историю: «Иванов Иван Иванович (19-- - 20--) – выдающийся государственный деятель, лидер тех-то, победил того-то, страной руководил просто АТЛИЧНА!» и так далее. Всем хочется именно в такую историю, чтоб портрет в энциклопедии и статьбя в пять-шесть тысяч слов, хотя бы.
А как попасть туда, ну, в историю в эту? Сделать что-нибудь такое, чтоб все ахнули. Первое, что приходит на ум – замутить революцию. Но революция – дело серьезное, это тебе не за хлебушком сходить. Деньги… Много денег… Очень много денег… И вот твой портрет украшает страницы учебников, памятник – улицы, проспекты и площади.
Мда-с, сейчас на революцию мода. Трудно плюнуть на улице и не попасть в чей-нибудь революционный лик. Че Гевара на рекламе оптового склада, обещающий «революционные скидки». Ленин, провозглашающий революцию «в сфере цены и качества мягкой и корпусной мебели». Маяковский, зазывающий всех в магазин стройматериалов. И всюду мальчики-девочки в красных футболках, олимпийках и рубашках с надписью СССР. Революция – это модно. Блондинки и блондиночки носят джинсового Че на коленях и попах. Мальчики-мажоры щеголяют в рубашках с ликом того же аргентинца (от 200$).
Ловцов моды много, поэтому предложение на рынке революции значительно превышает спрос: красные, коричневые, оранжевые, голубые, розовые, зеленые… Вам какой фасончик?
Революционеров много, а революции мало.
Парадокс…
Плеер: «НЕБА УТРЕННЕГО СТЯГ, В ЖИЗНИ ВАЖЕН ПЕРВЫЙ ШАГ!»
Вот, значит, сидит он в баре, недорогом таком, криминально-маргинальном и, есессна, выпивает, немножко так – не пьянки ради – здоровья для. Он сидит и с легким презрением на окружающих его пьющих – едящих - курящих. Чуть менее пренебрежительно глядит он на двух своих собутыльников-собеседников. Тот, что постарше, одет в серый костюм с матовым отливом. Хищные черты лица, с налетом азиатчины; самодоволен, циничен. Рядом с ним его друг – черный костюм, черная рубашка, длинные волосы, неопрятная борода; тоже, наверное, хочет стать падонком.
Тоже мне, революционеры, ****ь, - думает он, но продолжает методично опрокидывать рюмки, полируя сверху пивом. Пусть платят, контры, если такие щедрые! Идеи, суки, фашистские задвигают, пидарасы, э-эх щас бы пистолет мне…
Я чувствую, что уже начинаю пьянеть. Я устал и мне хочется поспать, но… Макс, главное, звонит и говорит, давай, мол, приходи, тут я, короче, с одним террористом познакомился, приходи – попьем-побазарим… В тот период моей жизни мне были определенно интересны такие вот маргиналы, богемщики, алкаши – одним (метким американским) словом – лузеры. Мне было в кайф вращаться в таких кругах, пить портвешок, дешевое вино, голимую водку и т.д. Я тогда тоже был, типа, богемным персонажем: носил килт, длинные волосы и кичился своей любовью к Гитлеру. Для тихого городка со стотысячным населением (если на одном его конце испортить воздух – на другом обязательно скажут, что у тебя понос) – это был вызов.
А Максу, вообще все было фиолетово. Такой, знаете, столичный тусовщик, которому в наших палестинах было настолько скучно, что даже загулы и беспорядочные половые связи не могли развеять эту тоску. Готовый к употреблению яппи: молодой, циничный профессионал. Он всеми силами рвется в Москву и однажды туда уедет и наша с ним не-разлей-вода дружба как-то сама собой прекратится. Но сейчас мы тут в баре сидим, пьем и разгоняемся на тему мировой революции и прочего.
…Да ты чо гонишь, да я борец с режимом, я умереть готов за наше дело, за революцию! Он повышает голос и бьет себя кулаком в обтянутую десантным тельником грудь. Он вообще не понимает: о чем можно разговаривать с этими людьми, особенно с этим мудаком в черном костюме. ****ь, он чо вообразил, что он ****ец какой охуенный идеолог?!? Геббельс ебучий! Критикует он, *****, нашу позицию, а сам сука ни разу не пробовал, что такое подпольную газету издавать, стебет он нас «с точки зрения профессионального журналиста». Проститутка медийная!..
Нет, этот товарищ меня определенно веселит. Ведь они же вообще ничего не делают, чтобы реально жизнь в городе улучшить. Большое дело, все стены в городе исписать безграмотным графитти, до которых, ваще всем насрать. Газета у них, понимаете ли подпольная: верстка – говно, материалы – говно, название – 100% КАЛЛ (как мы в детстве в подъездах писали: «РЕП/ПРОДИДЖИ/МЕТАЛЛ– 100% КАЛЛ»). Тоже мне буревестник нашелся…
А Макс потягивал пиво и переводил взгляд с одного (джинсы, берцы, тельник, черная джинсовая рубашка), на другого (черный костюм, черная рубашка, виндзорский узел красного галстука из мятого шелка заметно ослаблен). Макс уже расслабился и ему, в принципе, в лом было поддерживать кого-то из них, от кивал, поддакивал, вставлял какие-то ремарки… Он видел себя в костюме от Donna Karan, рядом с собой сногсшибательную блондинку 95-60-90, а у его Porsche откинут верх, и Лазурный берег Средиземного моря искристо улыбается ему, а он весь такой супер: мен, мачо, любовник и гангстер…
Плеер: «ДОЙЧЕН ЗОЛЬДАТЕН УНД УНТЕР ОФИЦИРЭН, ДОЙЧЕН ЗОЛЬДАТЕН НИХТ КАПИТУЛИРЕН!»
Мы все учились понемногу… Борца с режимом повязали через пару недель, когда их организация решилась провести первую серьезную политическую ха-ха-хакцию… В качестве объекта был выбран стенд с фотографиями «замечательных людей» нашего города… Своротили они пару фоток, как по плечу ласково постучали и чей-то тихий спокойный голос произнес: «Стой, сука, спокойно! Рыпнешься – выебу!..»
И вот он уже сидит в маленькой, душной, прокуренной комнатенке. Под потолком болтается тусклая лампочка без абажура, наполняя комнату мутным желтым светом. Внутри что-то сжимается, переполняя тебя каким-то странным чувством. Сначала все сжимается, а потом словно лопается: страх, стыд, злость, боль, гнев – все закручивается в этот странный коктейль, который хлебает большими глотками твое ушедшее в пятки сердце…
Седоватый усатый следователь, без определенного возраста, со следами недавнего запоя на старательно выбритом лице и красными, воспаленными глазами, молча закрывает папку с делом, поднимается из-за стола, потягивается, хрустнув костями, поправляет китель, ремень с кобурой, приглаживает начинающие редеть волосы, подходит к настенному календарю и что-то в нем отмечает, потом кричит: «Сергеев!» - входит немолодой уже лейтенант, плохо выбрит, китель слегка помят, карьера прошла мимо очень давно, следователь, указывая на борца рукой, спокойно, безо всяких эмоций, бросает вошедшему: «В расход…», а сидящему на стуле бледному борцу с режимом с хищной улыбкой: «Добро пожаловать в революцию, сынок…»
Как в расход?!? Вы чо?!? Без суда?!? Требую открытого суда! Не имеете права! Руки убери! Сука, чо ж по лицу-то! Помогите! Не надо! Больше не надо! Дайте мне телефон! Мне нужен адвокат! Я требую адвоката! Нет! Нет! Так нельзя! Это ошибка, слышите!!! Дяденька, не бейте! Не бейте! Стойте! Остановите казнь!!! Подождите! Так нельзя!!! Подож…
Его похоронили прямо во внутреннем дворике Управления Федеральной Службы Безопасности… В ночь с четверга на пятницу, когда шел дождь, и форменные ботинки оперов скользили в хлюпкой грязи…
Так должен заканчиваться рассказ о революционере: расстрел, повешение, ссылка, рудники, концлагерь, тюрьма, высылка, эмиграция… Это то, что делает революционера революционером: ореол мученичества и самопожертвования… Но ничего этого не было: ни седого следователя, ни расстрела, ни ботинок в скользкой грязи. Ни-че-го. Отшлепали, сняли показания, пообещали в следующий раз посадить, и отпустили с миром… Чертовы каратели, они вечно портят все истории про борцов с режимом…