Предрассветный бред

Елена Романенко
У меня был полный завал. Как всегда. Уже под утро, совершенно одуревший от количества выпитого кофе и попыток исправить хотя бы самые идиотские ляпы в текстах моих подопечных, я решил в очередной раз отвлечься и отдохнуть от работы. Делаю я это там же и с помощью того же — на кресле за компьютером. Иногда играю в мелкие игрушки (мелкие, блин, они еще называются «игрушки на пять минут», издевательство просто, — я в них порой заигрываясь на много часов), но сейчас, для разнообразия, решил оторваться по-полной и ответить на одно из бесчисленной груды писем одного из бесконечного числа молодых дарований. Выбрал самого наглого «гения» и мягко, вкрадчиво, стал излагать все, что я думаю о его «бессмертном» произведении. Мое перо, хотя нет, — точнее, каждая клавиша — источала яд и сарказм, впрочем, завуалированный так, что автор бы ни к чему не смог придраться, не встал бы в позу (после прочтения) «вот еще один придурок редактор, ничего не понимающий в настоящей литературе». Нет, мой адресат, возможно, даже почувствовал бы ко мне благодарность, я ведь выдавал свою критику за лесть, хвалу. Типа:
— «Вы удивительно плодовитый автор. Присылаете уже четвертую рукопись за последние полгода, и каждая не меньше чем на 200-250 страниц. Таким трудолюбием отличался только Толстой, а сейчас Маринина и Донцова, это достойно восхищения. Сюжет последней Вашей работы не постыдился бы позаимствовать даже Толкиен, впрочем, он как раз его и использовал во «Властелине колец». Образному языку позавидовал бы сам Чернышевский или хотя бы Фадеев. Вот пример великолепного образчика построения текста упомянутым великим Чернышевским в его бессмертном произведении «Что делать»:
«Поэтому только половину вечеров проводят они втроем, но эти вечера уже почти без перерыва втроем; правда, когда у Лопуховых нет никого, кроме Кирсанова, диван часто оттягивает Лопухова из зала, где рояль; рояль теперь передвинут из комнаты Веры Павловны в зал, но это мало спасает Дмитрия Сергеича: через четверть часа, много через полчаса Кирсанов и Вера Павловна тоже бросили рояль и сидят подле его дивана: впрочем, Вера Павловна недолго сидит подле дивана; она скоро устраивается полуприлечь на диване, так, однако, что мужу все-таки просторно сидеть; ведь диван широкий; то есть не совсем уж просторно, но она обняла мужа одною рукою, поэтому сидеть ему все-таки ловко».
(Я очень любил эту фразу за ее абсолютный дебилизм и обожал цитировать, хотя выучить наизусть до сих пор не смог). Я продолжил письмо «гению»:
«Чувствуете? Видите, как много можно сказать, точнее — уместить — всего лишь в одно единственное предложение? Хотя, кому я это говорю? Конечно, Вы и сами по достоинству оценили это, ведь Ваши предложения еще длиннее и содержат еще больше информации, Вы просто переплюнули такого мастера, как Чернышевский! Не могу промолчать и о Вашем чудесном умении образовывать новые слова. Мне особенно понравилось «замраморел» — доходчиво. Вместо того чтобы изводить бумагу всякими там описаниями вроде «он побледнел и похолодел, его лицо стало похоже на мраморное», Вы заменяете все это новой словоформой, молодец! Или еще одна находка – «шаги чьих-то ног неслышно прошелестели по упавшей листве». Как образно!»…
Я только вошел в раж, как вдруг за моей спиной и чуть сбоку, как раз там, где стоит диван, что-то негромко хлопнуло, и раздался запах уксуса и сирени.
Не успев подумать о терактах, землетрясении или перегоревшей электропроводке (и, слава Богу, какая в диване, к черту, может быть электропроводка?) я повернул голову. Вместе с креслом. Оно крутится.
Из облачка розоватого не то дыма, не то пара, не то вообще тумана вырисовались две совершенно неожиданные фигуры. Они кашляли и размахивали лапками, разгоняя марево. Почему я не заорал? Во-первых, в момент наибольшего ужаса я просто цепенею. Во-вторых, это, скорее всего, была галлюцинация (пора завязывать с бессонными ночами и литрами кофе). В-третьих, я просто не успел.
Одно из существ, похожее на енота (в данный момент я ни в чем не был уверен, тем более живых енотов никогда не встречал. И дохлых, кстати, тоже) заорало само:
— Тихо! Без паники! Все под контролем! Мы мирные! А ты не сошел с ума. ТИХО!
Я вполне разумно и с достоинством ответил:
— На мой взгляд, в данный момент именно вы производите весь шум.
Енот согласился.
— Ты прав. Понимаешь, люди разные бывают, некоторые даже дома оружие держат, стрелять начинают от неожиданности…
Второе существо, больше всего похожее на пушистого (но не пухового) кролика, только почему-то оранжевого цвета, тоже вступило в разговор:
— Позвольте сразу перейти к делу и объяснить цель визита.
Енот укоризненно посмотрел на напарника.
— Человек в обалдении, надо дать ему очухаться, давай пока представимся. Меня зовут…
Тут енот загнул что-то совершенно непроизносимое минут на пять речи.
— Но это по-японски. А на ваш язык мое имя лучше перевести как Хриш. Так понятнее.
Честно говоря, меня это еще больше запутало, так как в бессмысленном наборе звуков, которые он назвал сначала, несколько раз попадались буквы «Р» и «И», но «Х» и «Ш» там точно не было. Да и перевод обычно подразумевает что-то понятное, но что такое хриш?..
Кролик пригладил уши, прочистил горло и тоже назвался:
— Ми Пуш. Можно просто Пуш. Канинхен. Я немец. Но не чистый. Моя прабабка была троюродной дочерью…
— Хватит пороть чушь, — прервал его Енот. — Ты такой же немец, как я — яйцо Фаберже.
— А что, неплохая идея, — оживился кролик, — в следующий раз…
— Заткнись! — заорал енот.
Кролик прижал уши к голове и завязал их кончики как платочек бабушка.
Воцарилось молчание. Кролик теребил уши, то развязывая их, то снова связывая. Взгляд у него был немного затравленный и не совсем осмысленный.
Я уже понял, что убивать меня вроде никто не собирается, а если это плод больного воображения или сон, то даже забавный. Надо будет хорошенько запомнить и рассказать знакомой психоаналитичке, она заодно и сны толкует. Объяснит, к чему это было.
Кролик, похоже, решил-таки обидеться, оставил свои уши в покое, сложил лапки на груди и сел с надутым видом, всей своей физиономией выражая, что больше не произнесет ни одного слова. Енот тоже молчал, видимо, собирался с мыслями или давал на это время мне.
Почувствовав, что тишина затянулась, я сам перешел в наступление.
— Хорошо, как вас зовут, я примерно понял, национальность и прочие ориентации выяснять не будем, но за каким фигом вы тут появились? И как? Дверь я всегда закрываю, а через окно вы пролезть не могли, я бы заметил.
В принципе я понимал бессмысленность вопроса, галлюцинации или сны никогда не объясняют, откуда берутся, просто появляются и все.
Но енот от моей тирады заметно оживился:
— Вот слова разумного человека! Не кричит, не звонит в милицию или скорую помощь, с балкона не выпрыгивает. Просто спокойно интересуется. Какое самообладание!
— А что, были случаи? — осторожно поинтересовался я.
— Да уж, — енот скорбно махнул лапкой, — каких только чудиков на свете не встретишь!
Тут кролик снова не сдержался:
— А помнишь того психа, который нас святой водой обрызгал, а потом из газового баллончика?..
— Да уймись ты, наконец, — более миролюбиво попытался унять товарища енот. — У человека наверняка куча вопросов, дай ему хоть слово сказать.
Мне дико захотелось курить, хотя в эту ночь высмолил уже не одну пачку, но в присутствии пришельцев как-то не решался.
Енот уловил мой взгляд, брошенный в сторону сигарет.
— Можно? — Блин, как будто это я у них в гостях.
— Тут и так вся квартира протравлена, — поморщился енот. И осведомился: — У тебя, наверное, и насекомые не водятся? Тараканы в смысле, клопы всякие?
— Не водятся. Но это только потому, что я чистоплотный.
Енот скептически посмотрел на окружающую обстановку. Я бы мог поклясться, что при таком скудном освещении (горела только настольная лампа) недельную пыль разглядеть было невозможно, но еще больше я был уверен, что енот ее все-таки заметил.
— Да кури уж, если это тебе думать помогает. И задавай свои вопросы, наконец.
Я подкурил сигарету и жадно затянулся.
— А вы?
— Не потребляем. Вопросы, вопросы!
— Вообще-то я уже спросил, — напомнил я.
Хриш озабоченно нахмурился, начал принимать позу Роденовского Мыслителя, но тут вспомнил:
— А! Как мы появились? Очень просто. Но объяснить это сложно.
Я изобразил непонимание.
— Ну как, например, папуас прочитает письмо китайца, если оба кроме родного языка никаких не знают?
— А у них есть письменность? — задумался я.
— Неважно. Общий принцип тот же. Я не могу объяснить, как мы появились, на доступном тебе языке. Мог бы привести другой пример, но ты бы обиделся.
— Давай, — я приготовился обижаться.
— Ну, если бы новорожденному попытались растолковать основы квантовой физики…
— Значит по сравнению с вами, такими умными, я идиот? — я действительно начал обижаться.
— Ну вот, говорил я тебе, — проворчал кролик, хотя ничего подобного (при мне, по крайней мере), он точно не говорил, — не надо этот пример говорить. Про папуасов с китайцами лучше.
— Хорошо, давайте остановимся на папуасах, — тоном лектора объявил енот. — Есть еще вопросы?
— Ладно, как вы появились, мне понять не дано, — не дали вдоволь поизгаляться над графоманом, так я решил поюродствовать с этими зверьками-глюками, — но зачем хотя бы? И вообще, кто вы такие? Вроде разговаривающих млекопитающих генная инженерия пока не вырастила еще.
Уже задавая этот вопрос, я понял, что ответ получу приблизительно такой же ясный, как и предыдущий. Но оказался не прав.
Кролика почему-то сильно возмутило слово «млекопитающие».
— Не знаю, как кто, — заносчиво произнес он и выпрямился, — но я лично никого млеком не питал.
— Мы вообще не животные, — пониженным голосом, словно по секрету поделился, добавил енот.
— Ну да, как же я забыл! Вы не животные, вы вообще не живые, вы просто сон или иллюзия, — впервые я говорил галлюцинации, что она не настоящая. Интересно было проверить, что из этого получится. В смысле не то чтобы у меня до этого были регулярные глюки, честно говоря, вообще первый раз такое, но, насколько я знаю, с подобными явлениями до меня никто так открыто не разговаривал. Мне даже стало немножко боязно. Впрочем, если они сейчас растают в воздухе оттого, что их разоблачили, мне, возможно, станет легче. А может, и нет.
— Мы не мираж. Мы настоящие, — убедительно сказал Хриш. — Просто приняли форму, удобную для твоего восприятия. Мы всегда по-разному к разным людям являемся.
— Откуда являетесь?
— Оттуда, — и енот многозначительно ткнул пальчиком в сторону потолка.
Надо мной жил жуткий пропойца Кузьма Сипатый. От него, что ли, эти чучела сбежали? Вряд ли. У него и тараканов вышеупомянутых, наверное, нет, но по другой причине, не как у меня, а просто потому, что им тоже кушать надо, а одним алкоголем не наешься.
Заметив в моих глазах глубокие сомнения, енот решил дополнить:
— Мы с неба, если можно так выразиться, сверху, в общем. Можешь считать, что из космоса, ведь у вас сейчас это так называется?
Что «это» я спрашивать не стал, чтобы не сбрендить окончательно. Подумав немного, сделал вывод, который меня насмешил самого:
— Так вы — инопланетяне или ангелы?
— Черт, мы же думали, что он агностик, — Кролик явно чувствовал себя неуютно.
— Не дрейфь, мы не ошиблись. Он просто еще юморист и скептик, — успокоил друга енот.
— Хватит меня обсуждать в моем присутствии! — не выдержал я. — Или признавайтесь, кем засланы, пароли, явки, или возьму за шкирку и за порог!
Енот тяжело вздохнул.
— Добра ведь людям желаешь, а получается как всегда — ругаются, угрожают…
— Ну, вы, посланцы мира, голуби, блин, давайте говорите!
— Хорошо. — Енот вздохнул снова. — Если бы ты верил в Бога, мы бы явились с крылышками и нимбами… Если бы в НЛО — с антеннами на головах, зелененькие…
Тут я не выдержал и расхохотался. Просто представил себе енота с крылышками, в нимбе, зелененького и с рожками.
— Ничего смешного. Мы являемся в самом потребном человеку виде, такими, каких он нас не должен, по идее, испугаться…
— А почему тогда с такими спецэффектами — взрыв, дым? Технические накладки?
— А что, было бы лучше, если бы после полной тишины ты бы услышал за спиной наши голоса? Да ты бы со страху умер. Шум готовит к какой-то неожиданности, к нашему появлению.
Я прикинул и был вынужден согласиться.
— А запах? Что за дикая смесь?
— Уксус — вполне домашний аромат, не пугающий, зато резкий, внимание привлекает, — рассудительно объяснил Хриш.
— А сирень я добавил, — смущенно признался Пуш.
— Он у нас вообще романтик, — презрительно махнул лапкой енот.
— Ладно, но почему все же енот и кролик? Я что-то не замечал своей особой любви к этим животным.
Енот удивился. Зато в разговор снова встрял Пуш:
— А Вы за последние дни разве не думали ни о енотах, ни о кроликах?
Я стал рыться в бездонных глубинах своей памяти. Без особой надежды, правда. Но вдруг меня осенило:
— Вчера знакомая приволокла диск с альбомами Лаэртского, там была песенка про енота, точно! Но и про опоссума была, она мне даже больше запомнилась. Так почему же ты — енот?
Хриш поморщился:
— Личная неприязнь к опоссумам. Ты уж прости.
— Так, а кролик откуда? — Было интересно, сон и не думал кончаться, я впервые, не просыпаясь, пытался анализировать, почему мне снится именно этот бред. — Вспомнил! На днях видел рекламу фильма «Проклятие кролика-оборотня»! Но, честно говоря, я его другим представлял… Ты, Пуш Ми, на кролика-оборотня несколько не смахиваешь, вежливо выражаясь.
Пуш слегка обиделся:
— А, по-моему, ничего вышло, вполне приличный кролик. От оборотня Вы бы в ужас впали, поэтому я просто цвет выбрал такой неоднозначный, вроде бы кролик, но все же слегка ненормальный.
— По-моему здесь все ненормальные, особенно я, — пробормотал я себе под нос.
— Ладно, этот вопрос мы прояснили, — Енот, видимо, в этой парочке был мозговым центром. А может просто более практичным и рациональным. — Перейдем к главному.
— А какой главный?
— Сам же спрашивал — зачем мы здесь? Так вот, там, — Хриш снова многозначительно ткнул пальчиком в сторону квартиры Сипатого, — решили, что ты заслужил небольшой подарок.
— Какой? — мне стало еще интереснее.
— Исполнение любого твоего заветного желания. Но только одного. Решай.
— Вот только… — заикнулся кролик, но енот на него цыкнул, и тот притих.
Прикалываться, так прикалываться.
— И сколько мне можно думать?
Кролик быстро проговорил:
— Сколько угодно, — потом взглянул на грозного енота и так же скороговоркой добавил, — но не более 20 минут.
— Зашибись! — издевался я, — Как «много» времени вы мне даете. И что, можно правда-правда все что угодно пожелать?
— Только заветное. И только одно, — отрезал енот.
— И только, — опять хотел влезть кролик, но Хриш толкнул его локтем в бок.
— Что «только», в конце концов? — начал сердиться я. — Ты, Фриш японский, помолчи, дай человеку сказать.
— Хриш, позвольте заметить.
— Хрущ, Хрящ, Хрющь, один черт! Дай компаньону высказаться!
Кролик виновато посмотрел на сослуживца и выдавил:
— Есть одно условие.
— Какое?
— Не очень приятное.
— Ну почему каждое слово приходится клещами вытягивать? Давай выкладывай все сразу! — взъярился я.
— Короче — желание исполнится обязательно, но вам это не очень понравится.
— Это почему это?
— Ну, у вас всегда так обычно бывает. Сначала хотите черти чего, потом не знаете, как от этого избавиться.
— Ну уж спасибо. Не могли, что ли, просто желание исполнить и все, обязательно с гадостью какой-нибудь!..
— В каждой бочке есть ложка или как там у вас говорится, — рассудительно сказал енот.
— Вообще-то без червоточинок мы тоже желания исполняем, но насчет вас такого задания не было.
— Почему это?
— Видать, выслуга лет не подошла, или еще какая ерунда. Я откуда знаю? Мы просто исполнители.
 Я сидел и молчал, обдумывая информацию. Внутри меня все клокотало. Как-то незаметно я втянулся во всю эту бредятину и даже начал верить. И теперь меня здорово зацепляло, что где-то там (ох уж мне это «где-то там»!), в общем как всегда кто-то где-то выше меня что-то насчет меня такое решил, типа вроде заслужил, да все же не так уж и много, так, фигню какую-то. Подарочек с «сюрпризом». Почему мне всегда все радости с какими-то довесками противными достаются? Почему все не как у людей? Что я, урод, какой-нибудь?
— Да уж не красавец, — снисходительно вынес вердикт енот.
Я что, последнюю фразу вслух сказал?
— А ты вообще галлюцинация с лапками, явился сюда, да еще меня оскорбляешь!
— Ладно-ладно, я просто факт констатировал.
— Ты, Хрищь хренов, инотишка енопланетная, «высший разум», блин, если еще что-нибудь такое скажешь, я тебя с балкона выкину! — Я был просто взбешен.
— Не выкинешь, у тебя сердце доброе, и животных ты любишь, — с видом превосходства объявил енот, — да и желание тогда — тю-тю! Кто тебе его исполнит-то? Если ты нас выкинешь?
Я чуть было не вскочил с кресла, хотелось схватить мерзкое животное за грудки или что там у него и потрясти хорошенько, но тут (очень вовремя, надо сказать), вмешался кролик.
Он встал во весь свой небольшой рост и проникновенно сказал:
— Простите моего неразумного собрата, он не со зла. Просто работа такая собачья, понимаете, как у кондукторов почти. Только еще хуже. Приходишь людям радость дарить, а они ругаются, подозревают в чем-то, иногда даже убить пытаются. Характер портится, это профессиональное. Видите, мой коллега уже раскаялся.
Я понемногу начал остывать. Да и енот всем своим видом выражал виноватость, лапками мордочку закрыл, чуть не плачет, плечики подергиваются. Хотя, может, он там хихикал?
— Ладно. Бог с ним. Пусть живет. Но мне вот что интересно, а почему это я раньше ничего такого о вашем существовании не слышал?
— Слышали, не раз слышали. Просто не верили. Ну вот, например, вы в Деда Мороза верите?
Я фыркнул:
— Вы меня совсем дитём считаете? Я и ребенком не верил, всегда знал, что это папа с ватной бородой и в мамином красном халате.
— А те дети, что верили, получали подарки, — поучительно сказал Пуш. — Ну не все, конечно, а те, которые этого заслуживали.
— Я тоже подарки получал! — возмутился я. — Вы что думаете, у меня было тяжелое детство?
— Похоже на то, — съехидничал енот.
Я решил не обращать на него внимания. Быть выше.
— И вы всегда получали все, что хотели? Или хотя бы раз исполнилось самое заветное ваше желание? — сочувственно спросил кролик.
Я задумался. Помню, одно время я очень-очень мечтал о железной дороге. Родителям все уши прожужжал. Ну и что в итоге? Подарили мне конструктор. А когда я просил щенка, мне купили хомячка. Да и того скоро отдали кому-то, потому что я забывал вовремя чистить его клетку, а маме сильно не нравился запах. Да что там детство, всю жизнь мне не везло. Всегда получал не то, что хотел, а так, жалкое подобие. Я расчувствовался и шмыгнул носом. Ну почему мне всегда так не везло?
— Ладно, хватит соплей, — обрезал енот. — Времени осталось мало. Давай выкладывай, какое у тебя заветное желание, мы его исполняем и сваливаем. Дел еще много.
— Самое заветное, самое тайное и страстное, — добавил кролик и как-то похабно ухмыльнулся, плотоядно осклабив резцы.
— Вы о сексе что ли? — растерялся я.
Енот рассердился.
— Что за люди? Раз тайное, значит секс. Какое-то у вас размножение неправильное, процесс то есть. Ладно, если хочешь, мы и такое можем.
Я испугался. Какие-то зоофилические идеи в голову полезли. Чур, меня, чур!
— Не, я пошутил.
На самом деле я все же решил попробовать действительно сказать им какое-нибудь свое желание, мечту, так сказать. Не о сексе, конечно. Просто, чем черт не шутит, если это сон, я ничем не рискую. А если не сон?..
— Время-время, — Хриш постучал по тому месту на своей лапке, где у людей обычно часы.
Я все не мог решиться. Чего же пожелать-то? Много-много денег? А сколько именно? К тому же они все равно кончатся. Тем более я читал где-то, что чем у человека больше возможностей, тем больше потребностей. Привыкну швыряться деньгами и жить на широкую ногу, а потом — хлоп! — денежки-то кончились! А зарабатывать честным трудом я к этому времени разучусь. И помру в итоге где-нибудь бомжом под забором. Нет, материального я желать не буду, это все преходящее. Любовь? Чтобы в меня влюбилась секретарша шефа, моя голубая мечта? Ну на фиг! У нее наверняка запросы такие, что спину не разогну, зарабатывая для нее машину, квартиру, отдых на Канарах и прочие атрибуты престижной жизни. Или если даже можно так сделать, чтобы она совершенно бескорыстно в меня влюбилась, то вдруг у нее характер какой-нибудь противный, я же не знаю ее совсем. Ну, ноги длинные, улыбка красивая, так это ведь мелочи. Приятные, конечно, но все же. Вдруг она мне разонравится, в другую влюблюсь, а она, секретарша эта, так и будет за мной бегать, сцены ревности устраивать. Наверняка ведь та еще стерва, раз у шефа уже второй год держится. Не, личную жизнь я как-нибудь сам устрою. Что же мне пожелать-то?
— Слушай, может хватит дурью маяться, давай без формальностей? — енот вопросительно посмотрел на кролика.
Тот нерешительно пожал плечами.
— Вы о чем? — осведомился я.
— Да, понимаешь, нам в принципе и так известно, о чем ты в глубине души мечтаешь, просто по инструкции мы обязаны от тебя лично это услышать, — тоскливым голосом объяснил енот. — Но ты ведь сейчас волынку будешь тянуть, капризничать, стесняться. А нас в других местах ждут.
— Ну не совсем ждут. Они типа вас, еще не знают о предстоящем счастье, — поправил кролик, — Но нам, правда, уже пора.
— И о чем же я мечтаю, по-вашему? — Я сделал акцент на последнем слове.
Словно зачитывая параграф, енот оттрубил:
— Стать настоящим писателем, не то что эти  Продолжать или сразу перейти к заключительной части?
Я обалдело кивнул (надо же, словно мысли читает!):
— Перейти.
— Короче, заткнуть всех за пояс, заняться собственным творчеством, а не возиться с чужими, так называемыми «шедеврами». Долой редакторство, даешь писательство! Все правильно?
Я еще раз кивнул, потому что сказать ничего не мог.
— Ну, все. Давай, держи подарочек. Бывай! — Енот прощально махнул лапкой, и в ту же секунду мои собеседники исчезли. На этот раз без шума и запаха.
Я не успел спросить, а в чем же подвох, какой побочный эффект подарочка. Все еще немного не в себе, я, наконец, встал с кресла и подошел к дивану. Пощупал место, где сидели мои гости. Оно было еще теплым, насиженным. Я вдруг почувствовал, что страшно устал, ноги просто подкашивались, а голова кружилась. Пора завязывать с бессонными ночами, подумал я, и рухнул на диван.
Не знаю, спал я или просто сидел какое-то время в бессмысленном отупении, пытаясь переварить произошедшее (или привидевшееся?). В итоге я почувствовал настоятельную потребность в кофе и сигарете.
Вооружившись свежей кружкой и, закурив, я сел за компьютер и записал всю эту историю. Мне легко писалось, на сердце была радость, я чувствовал, что творю, горю, пылаю. Я понял, я ощутил, что такое вдохновение.
И только когда я собирался поставить точку, до меня дошло, в чем был изъян у подарочка. Когда я это осознал, то от злости и обиды чуть не стер этот файл к чертовой бабушке! Но уже не мог. Что толку теперь психовать.
Да, я перестал быть редактором. Я стал одним из тех, кого так презирал, из тех, кто испытывает жажду мучить бумагу в попытках реализоваться, излить душу и поделиться мыслями. Теперь я такой же, как они, я тоже зависим от любого читателя, я так же нуждаюсь в признании и понимании.
Но проблема в том, что я никогда не узнаю, (как и все они. Наверное, все пишущие), даже если прославлюсь, даже если меня признают, если примут во все союзы писателей и выдадут красные корочки с золотыми буквами, если наградят кучей Нобелевских, Гонкуровских и всех возможных премий на свете, если мои книжки будут издаваться милионными тиражами, а мои произведения включат в школьную программу и я стану классиком, если все на свете критики станут петь мне дифирамбы, все равно — меня всегда будут терзать сомнения — действительно ли я писатель?
НАСТОЯЩИЙ писатель?