За окном льет дождь. Я смотрю в окно на мокрые тополя, на мокрый асфальт, на мокрых прохожих прыгающих через лужи за окном. Дождь затопил город и, кажется, целый мир. Сам стал городом и миром, творит что заблагорассудится, хватая мягкими лапами податливые листья деревьев и разбиваясь в пыль о твердую гладь асфальта. По улицам текут мутные ручьи. Вода вымыла грязь и мусор, который так долго копил в себе город, и уносит прочь. Дождь всегда уносит что-то старое с собой.
Звенит звонок у входной двери, и я иду открывать. Это она. Я научился отличать ее звонок от звонков других людей. Она грустна и задумчива. Это я тоже могу определить по звонку. Она всегда звонит коротко и весело, энергично утопив кнопочку. Сейчас же нажатие было медленным и задумчивым: тинь-линь, вместо обычной заливистой трели.
Я открываю дверь. Там стоит она. В мокром плаще и шляпе. Она пришла из дождя, и сейчас она - один из этих мокрых прохожих, но это она, и она дорога мне. Я улыбаюсь, и обнимаю ее, вдыхая знакомый запах ее духов:
- Я скучал по тебе.
- Да, - она опускает глаза влево и вниз. - Я знаю.
- Раздевайся, - я начинаю расстегивать на ней плащ, но она мягко отводит мою руку.
- Подожди. Я на минутку.
- Как на минутку? - я смотрю на нее.
Ее поведение необычно. Она прячет от меня глаза.
- Понимаешь, я давно хотела тебе сказать… - она мнется, и машинально теребит в руках перчатки, упорно глядя на них. Потом она говорит что-то, долго, монотонно, то успокаивающим, то вкрадчивым голосом, но звуки сливаются в серую словесную стену шелестящего дождя. Это странно.
Я смотрю на ее тонкие накрашенные губы. Губы тонкие и сухие. Когда она сердится, она сжимает их в жесткую ниточку. Сейчас губы накрашены ярко-красной синтетической помадой. Когда наши отношения дошли до поцелуев, она сказала мне: «Если губы накрашены красной помадой, - значит целоваться не собираюсь!» Яркая помада оставляла красные следы на губах и щеках. Сейчас ее губы накрашены красной помадой.
Я смотрю на ее шевелящиеся губы. Я знаю все, что она хочет сказать. Знаю, и смотрю на нее. Не осуждающе. Наверное, с грустью. Ее стыдно, и я вижу это. Мне жаль ее. Я одним словом мог бы помочь ей выпутаться, разрешить эту неловкую ситуацию. Но я молчу.
- Видишь ли, так получилось... - она никак не может выговорить нужного слова. Я уже знаю, что она скажет, и какой взгляд она бросит потом на меня снизу вверх, слегка исподлобья. Взгляд испытывающе-проверяюще-извиняющийся. Она посмотрит в глаза, чтобы проверить, правильно ли я ее понял, почувствовать и попытаться предупредить мою реакцию, извиниться.
- Ну, в общем, я встретила другого человека, и мы полюбили друг друга... Ну, ты понимаешь... - взгляд исподлобья.
Я подхожу к окну и долго смотрю из него на вечерний город. Небо серое, как и всегда во время дождя. Нет, оно не хмурится и не улыбается. Оно безнадежно. И люди бегут, перепрыгивая через лужи и ручьи под этим безнадежным небом. И она стала вдруг одним из этих мокрых прохожих и растворилась в дожде. Дождь рябит тонкую пленку воды на асфальте крохотными язвинками от падающих капель. Дождь тоже безнадежен. Смешно. Но почему-то смеяться не хочется. Дождь сеет за окном мелкую крупу. Я прикасаюсь лбом к холодному стеклу и смотрю в безнадежное серое небо глупого безнадежного дождя. Дождь всегда уносит что-то старое с собой. Иногда даже частичку нас самих.