Я встретился с ним, когда мне было 3 года, с небольшим. А
расстались, когда было уже 48... Тоже с небольшим.
Так что вместе мы с ним, так или иначе, прожили 45 лет.
Я хорошо помню тот день – день встречи…
Помню и день последний, день когда его уносили…
По той же дорожке, где встретились… на кладбище
Я запомнил его в тот первый день молодым и высоким, мне
сказали тогда – вон идет твой отец, а все ждали его приезда…
Я побежал навстречу и кричал «папа, папа», … но я … не был
нужен ему.
Он не любил меня, наверное, и я его не любил, временами
даже побаивался.
Суровый он был.
С раннего детства он стал приучать меня к труду. Возле дома
мы весь овраг засадили деревьями. Теперь там сад.
А потом он стал строить новый дом, и я, хоть и маленький был,
всё равно в этом поучавствовал.
А потом родились брат и сестра. Двойняшки. Это были его
дети. Я смутно помню их маленькими.
Но когда подросли…
Начались детские игры, но и началось другое…
Отчим часто выпивал, вероятно потому, что на работе плати-
ли мало, либо из-за чего-то другого.
Не доволен он жизнью был.
Но не спился, работал добросовестно. За всю жизнь ни одного
прогула.
Но был он пьяный злой и деспотичный, и вот сына своего, а
он мне братом был, по матери, за детское непослушание жестоко
избивал…
А вообще брат мой, в детстве был милым, симпатичным маль-
чишкой.
Прекрасно учился, хорошо рисовал, играл на музыкальных ин-
струментах, но был неусидчив, порой непослушен.
И вот за свою детскую неуёмность, он жестоко расплачивался,
от пьяного отчима – родного отца своего.
А мать наша – трезвая – стояла рядом и этому не препятство-
вала.
Она почему-то всегда говорила, и почему-то всегда считала,
что родителям всё можно…
Я до сих пор помню эти кошмарные сцены избиений: крики,
слёзы.
И это невозможно вспоминать без содрогания.
В итоге от подобных избиений, когда ему стукнуло 14, он за-
болел шизофренией и стал сходить с ума. Причем всё это проис-
ходило на моих глазах.
Сознание здорового человека время от времени возвраща-
лось к нему, и он ещё спрашивал меня: «Серега, неужели я схожу
с ума?» …
Но болезнь прогрессировала и она победила. Диагноз. Инва-
лидность и Сумасшедший дом. В 15 лет. Я долго рыдал.
Ему никто уже не поможет …
Родители успокаивали себя, говорили, что это он с турника
упал … но, такие болезни при падении с турника не появляются.
Сейчас он живет и уже долгие годы мучается…
Жизнь не жизнь и умереть страшно, по ночам не спит, ходит,
бродит, пьет чифир, а порой спит сутками и – жесточайшая де-
прессия и страхи, страхи…
Ежедневно и ежечасно жизнь причиняет ему боль.
Не жизнь, а кара.
И если ад есть, то он узнал его при жизни. А за что?
Мой милый брат, он уже никогда не будет здоровым и никогда
не будет легко и искренне смеяться.
Как тогда, в детстве…
Вспоминаются и светлые картинки – поездки на рыбалку, за
ягодами и субботние вечера и сборы всей родни.
Баня и отчим -
вот он стоит, улыбается и курит, вот он усталый и задумчивый, вот
он идет с работы…
А я так и не понял, мучается ли он, раскаивается ли он из-за
сына своего, что изуродовал его собственными руками?
Я это так и не понял…
Душу свою, он не раскрывал, трезвый
был – молчалив, а пьяный также этой темы не касался, просто
иногда плакал и ничего при этом не говорил…
И вот теперь о прощении…
Говорят и пишут, что не надо держать зла…, а надо прощать…
За всё и всех…!
Прощать за чудовищные преступления, в т.ч. и против безза-
щитных детей…
Прощать закоренелых ворюг, которые многих обобрали, а по-
рой и оставили без средств к существованию, и которых может
только могила исправить…
И при этом говорят, что ещё надо терпеть.
Прощать и терпеть.
Прощать за убийства близких и дорогих тебе людей, которых
убили только за то, что кому-то понадобились их вещи, которые
он продаст и пропьет… или оденет на себя…
И вообще, мол прощать надо всех и за всё! Так как это- по
христиански.
Да и так мол легче живется и на душе спокойнее…
Хоть и больной своей душой, но брат отца простил…
Он сказал однажды: “Жалко отца, мог бы ещё пожить…”
Считается, что вопрос поставленный Шекспиром – «Быть или
не быть – это главный вопрос.
Полагаю, что вторым вопросом, после ответа на первый, явля-
ется вопрос – Прощать или не прощать?
И ответить на это не просто…
И всё же отчим прожил немало – 73 года, и это учитывая, что
вёл он весьма нездоровый образ жизни – запои, порою месяца-
ми, когда он пил даже какие-то суррогаты и, случалось, одеколон,
и курил с ранних лет.
И больной сын, который жил вместе с ним и не давал покоя
ни днем, ни ночью, уже в старости. Впрочем и старости-то как
таковой не было … он всегда был бодр, до последнего дня, но
нервы…
Всегда здоровый, и вдруг заболело сердце, начались присту-
пы. Инфаркты.
И вот настал день, когда он проснулся в послед-
ний раз.
Сентябрь, утро, солнце, все это он видел в последний раз, но
не знал об этом.
После обеда приступ, реанимация, и скорая смерть.
Как мне рассказала сестра, умирал он тихо и быстро, без суе-
ты и страха, за 2 минуты до смерти, когда посинела рука, он ска-
зал ей: «Похоже, мне конец»…
Спокойно так сказал, где-то даже равнодушно и вскоре умер.
И понял я тогда, умирать надо тихо и быстро, без страха и
нытья. Достойно.
И ещё я понял, что и близких можно не жалеть и не любить,
если они тебя не любили.
А мы еще встретимся, но только один раз, потом… после смер-
ти…
Я верю, что сразу после ухода мы попадаем в коридор, а там
вся родня и знакомые – ранее тебя ушедшие, мы улыбнемся друг
другу и уже в последний раз…
А там… кто куда…
Похоронили его рядом с бабой Ниной – матерью его, как он
того и сам желал.
Так они и останутся вместе, любящие друг друга – мать и сын.
А мать наша – осталась одна, в нашем родовом доме, одна
с братом, её больным сыном, от которого спокойной старости,
конечно не получишь.
Но это её судьба, и она её выбирала сама.
И ей очень горько…
И понял я с годами, что мир наш и прекрасен и страшен, но
если ты его не посетишь… – ничего ужасного не произойдет.
Но, к сожалению – это не нам решать!
И казалось мне раньше, что человек рождается для счастья,
а получается, он рождается для испытаний, которые не каждый
может выдержать…!
Бийск 2006 г., МАЙ