Дождь серебристыми каплями мелькал в воздухе, сочно лопались в бурлящих лужах пузыри, и потоки воды неслись, сметая с улиц мусор и пыль и с грохотом заливая всё вокруг. Сквозь пелену мелькали зонты, словно выплывая из дождевого сумрака. Ливень бил по августовской зелени, по-летнему лазурное небо затянулось мутной серой плёнкой.
Девушка лет девятнадцати быстро шла по лужам, расплёскивая воду вокруг и крепко держа в руке розовый зонт, который трещал и дрожал под порывами ветра. Пальцы у неё замёрзли, и, увидев впереди вход в кофейню, она быстро нырнула внутрь, подальше от холодного ливня, на ходу неловко закрывая зонт.
Уже уютно устроившись у окна и расслабившись, она задумчиво посмотрела на улицу, словно потемневшую от обилия воды и сырости. По стеклу мерно била вода, словно пытаясь дотянуться до посетителей, спрятавшихся в тепле от стихии.
Заказав кофе с корицей и кусок черничного пирога, Юлия погрузилась в свои мысли, не заметив восхищённого взгляда официанта. Она часто не замечала внимания к себе, и как настоящая красавица, искренне не считала себя таковой.
Она была безусловно красива, именно той, индивидуальной, интеллигентной красотой, без тени вульгарности, которая отличает некоторых девушек. Большие карие глаза, яркие ресницы и брови, гармоничные черты лица - чётко очерченный нос, пухлые губы и прямые каштановые волосы. Глаза с детства сияли ореховым цветом и умом, привлекали всеобщее внимание, выделялись на лице, загадочно мерцали и словно напрашивались на комплимент.
Поэтому она и не заметила пристального взгляда молодого человека, который сидел довольно далеко, но не сводил с неё глаз.
Она изменилась, повзрослела, начала со вкусом одеваться... И всё же осталась такой же. Только она могла так смотреть в окно на дождь, забыв обо всём на свете и сверкая своими шоколадными глазами.
Между ними лежала пропасть в четыре года. Если забыть об этом, то можно подойти к ней, сесть рядом, взять за озябшую руку (конечно, у неё же вечно мёрзнут руки) и сказать что-нибудь, и даже посмеяться, и посмотреть на ёё реакцию, и вместе смотреть в окно, по которому стучит не утихнувший ещё дождь... А потом просто не отпускать её. Начать всё заново, с этого дождя, который загнал их в одну кофейню в огромной Москве.
Но прошло четыре года. Четыре года с того момента, как всё оборвалось, так и не начавшись. Она была по-детски в него влюблена, наивная, большеглазая, тоненькая, и осознающая всю безнадёжность своей привязанности. Он тогда и сам не понял, чувствовал ли к ней что-то, и решил всё закончить мирно, то есть вычеркнув её из жизни. Потом жалел, искренне жалел, осознал, что поторопился, но больше её не видел, а увидеть хотелось. Со временем привык, но сердце побаливало иногда, когда вспоминал её.
А теперь слишком поздно. Она сидит в пяти шагах от него, такая же милая, воздушная, в воздушной же юбке, на ногах уже не кроссовки, а, конечно же, туфли на небольшом каблуке, и рука такая же тонкая, и духи наверняка те же, горьковатые, ландышевые, и волосы отливают медью так же, и хочется к ней прикоснуться...
Поздно.
И он пил кофе, не чувствуя вкуса.
Она, конечно, заметила его через некоторое время. И беспомощно отвернулась обратно к окну, вцепившись ногтями в ладонь.
Естественно, она вспоминала его. Эта влюблённость немного притупилась со временем, улеглась в её сердце, утихла жгучая обида, она просто смирилась с тем, что потеряла его. Да и по-детски всё это было, а с тех пор она изменилась, во многом благодаря этой своей бестолковой любви.
Ей казалось, что дождь сейчас разобьёт хрупкое стекло, и она устало закрыла глаза. Память немилосердно точно вернула ей ощущение беззащитности, нежности и горячей, всепоглощающей любви, когда-то разбившей её жизнь на две части - с ним и без него. Было бы глупо разрыдаться прямо здесь, но, увидев его, она уже не могла спокойно дышать. К глазам подкатила горячая влага, едва не срываясь с ресниц. Даже гордость, которую она пыталась воскресить, молчала. Прошлого не вернёшь. Она закрыла лицо ладонями.
Когда он через пару минут подошёл к ней, в Юлиных глазах не было слёз. Бросив на стол деньги, она даже не взглянула на него, подхватила зонт, зло усмехнулась и направилась к выходу.
Дождь немного ослабел, но воздух искрился струями воды, и на её беззащитную голову, прямо на лицо и волосы, полилась холодная вода. Зонт она несла в руке. Как она и ожидала, он выбежал за ней, бросился следом, схватил за руку, попытался притянуть к себе, обнять. Она на мгновение прижалась к нему, такому родному, забытому за столько лет, в последний раз, беспомощно посмотрела ему в глаза и, отвернувшись, бросилась по лужам прочь, и вскоре исчезла.
Он ещё долго стоял под злосчастным ливнем, забыв о времени. По тёмным волосам бежала вода, рубашка промокла насквозь, но он всё чего-то ждал. Потом, сгорбленный и словно постаревший, медленно пошёл обратно к кофейне.