Битва за Тьму

Ему говорили – граница.
Торжественно ставили флаг,
А он смеялся – прорвемся!
И делал еще один шаг.

Он видеть хотел,
Где умирает закат!
Он развеять хотел
Свой и солнечный ад!

Где чужой померкнет флаг,
Где чужой заржавеет металл,
Он делал еще один шаг
И сиял над ним солнечный шар.

Он видеть хотел,
Где умирает закат!
Он развеять хотел
Свой и солнечный ад!

Он вел за собой врага,
И в горы и в желтую степь,
Он смеялся – нашли дурака!
И рвал кровавую сеть.

Но время как кровь, из колотой раны.
Вот впереди край неба,
Вот впереди край земли!

Разбей свой ад
О бивни драконьих скал
Освободи закат
Ты ведь мечтал…




Глава девятая

Кольца? Восемнадцать? И обруч? Вот толкиенисты недоделанные!!! Прислать, что ли, каждому по кирпичику Кольца Всевластья, что б знали, что происходит с отрицательными персонажами? Черт да кто из нас двоих теперь плохой! Спасите мои нервы!!!
Згарленорменгерлод, хозяин, творец и слуга Шестигранного Мира. По домашнему – Норман

Ариара окинула презрительным взглядом подошедших к ней людей и только после этого вопросительно скинула бровь. Этот жест мог означать только одно «что ЭТО здесь делает?». Солдаты вывели перед королевой двух найденных в Белой Пустыне людей – высокого мужчину, чье тело уже теряло воинскую красоту и мальчишку с засыпанным веснушками лицом. Отличительной чертой обоих были огромные ясные темно-синие глаза. В том что старик дракон, Ариара даже не сомневалось, но вот его молодой спутник… В чертах обоих присутствовала родственная схожесть. Так могут быть похожи как единоутробные братья, так и внук на деда. Юноша скорей всего полукровка – дракон и эльф. От родителей ему не досталось ни материнской святости, ни силы отца. Что же до желания называть полудракона мальчишкой…
Именно такое он производил впечатление. Семнадцати лет, с выцветшими до рыжего цвета волосами, по-женски тонкий в кости и гибкий как сотня кошек. На юноше висела яркая куртка с чужого плеча и разными рукавами, нелепые штаны в спившиеся ромбики плотно обхватывали ноги до самых икр, и такие же нелепые сапоги поддерживали сию эстафету, весело бренча бубенчиками. За спиной парня оптимистично болтались лохмотья некогда дорогого и представительного плаща, прикрывающие какой-то странный струнный инструмент каким-то макаром закрепленный на спине. Угу. Бард. Или менестрель. Первое хуже, поэтому будем надеяться на последнее.
Старик выразительно кхекнул, отвлекая внимание от разглядывания стройных ног своего попутчика королевой, – Ваше высочество, я пришел сюда просить отказаться вас от этого путешествия.
– Что? Да ты в своем ли уме старик? – глаза Ариары удивленно распахнулись. Вот уже пятый месяц, бросив родную страну, она продиралась с боем сквозь Белые Пески. Каждый день продиралась, теряя каждую ночь несколько сотен солдат, и все это ради одной цели – дойти до края мира и спасти его. Если бы не это она бы бросила дурацкую затею и вернулась домой. Но она обязана спасти то, что досталось ей в наследство от самих богов – ведь она королева Реклана и это значит, она равна богам.
– Каждую ночь вы теряете людей, но днем вы идете вперед и не видите, как ваши люди становятся Белыми Духами, а раны нанесенные Пескам затягиваются. Вы загоните себя в ловушку!
– Молчи! Как ты посмел явиться сюда?! – королева аж встала с импровизированного трона настолько она разозлилась на дракона.
– Вы загоните себя в ловушку.
– Ну и что? Ни один рекланец не боится смерти! – она гордо вздернула подбородок.
– Вы не хотите слушать меня, – старик печально покачал лохматой полуоблысевшей головой, – послушайте хотя бы посланника Творца.
– Послушаю. Где он? – Ариара села обратно в кресло и, положив голову на ладонь, а локоть на подлокотник с юмором с ног до головы осмотрела нелепого юнца, – Это и есть твой посланник Божий?
Юноша улыбнулся и, энергично сдернув с голов шутовской колпак, поклонился. Не как королеве – как женщине, – Творец горазд и не такие шутки. Раз в год и он надевает маску шута.
– Уж не говоришь ли ты что ты и есть Пресветлый Творец?
– Что вы, разве смог бы дурак создать такое совершенное существо как вы? – В его голосе не было ни слащавости, ни издевки, да только грустные смешинки порой появляющиеся в его глубоких синих глазах говорили, что это лишь полуправда.
– Ну да, куда тебе. Ты бард?
– Нет, госпожа. Бард слышит лишь человеческие голоса.
– Хах, менестрель, – королева улыбнулась, ее забавлял этот малый в сапогах с бубенчиками.
– И не менестрель, он может говорить лишь словами.
– Ты музыкант?!
– Опять нет.
– Я вижу у тебя инструмент. Ты умеешь на нем играть?
– Играть? Я всегда играю.
– Сыграй мне.
Юноша прищурил синие глаза, от чего улыбка его показалась удивительно доброй и мудрой, и на мгновение королеве показалось, что на нее действительно смотрит Творец. Но оно прошло, и оборванный юнец вытащил из-за спины инструмент и, несколько раз коснувшись подушечками тонких пальцев кровавых струн, улыбнулся.
…Это было похоже на сон – на мутно-серую пелену, что безжалостно срывает ночной ветер с волос. А потом настала ночь, но совсем другая, тягучая и пьянящая странным желанием бросить все и бежать сломя голову по битому стеклу окон – своих окон, разбить их вдребезги – эти маленькие красочные кусочки посмевшие загородить своим телами луну. Резкий вздох и ледяная вода принимает горящую душу, она остервенело рвет волосы и нежно касается водорослями рук. Убаюкивает, поет колыбельную…
Королева вдруг с ужасом поняла, что вслушивается в старую как мир колыбельную, рожденную с первым ребенком. Всего три ноты покоились в тонких пальцах музыканта. Музыканта! Нет не музыканта. Не барда, не менестреля… а может ли он сам сказать кто он?
– Кто ты? – наконец набралась решительности прервать игру королева.
– Я слуга Творца, – его пальцы все также ласкали кровавые струны.

Ариара не отказалась от похода на край света, но как ей стало спокойно и хорошо, когда странный гость сказал, что если она выбрала это, то он пройдет с ней ее путь.
Солнце садилось, волоча кровавое брюхо по выступившим вдалеке скалам. Алое от крови небо со странной смесью вековой тоски и презрения хмурилось грязными обрывками облаков. Под ногами шуршал белый песок, обхватывая своими сильными кольцами тяжелеющие с каждым шагом лодыжки.
Черные скалы, белая земля и красное небо. Три страшных в своей крайности цвета. Веками лелеющие свою независимость они в страхе замирали на стыках.
От солнца осталась лишь полоска. Тонюсенькая и более похожая на отсвет. Точка. Стремительно гаснет солнечный ореол, и тьма, словно живое существо набрасывается на кровь, жадно слизывая ее. Пугающей волной на противоположном конце горизонта клубятся пока еще далекие облака. Закаленные в боях воины и воительницы приникают к гривам коней, закрывая глаза и вслушиваясь в воздух. Умирающий ветер шепчет свои последние слова, и Пески погружаются в мертвую тишину. Глухое небо окутывается серыми лохмами облаков.
Вдруг небеса падают на землю сплошным песком и тяжелые согнутые временем фигуры поднимаются ото сна, распрямляя свои спины. Безумное ржание лошадей, свит, испуганные вскрики – неужели их так много?
Спереди. Слева. Справа. Тощие серые фигуры в ржавых доспехах и обрывках полуистлевшей одежды.
О боги! Нет ни лохмотьев, ни ржавчины! Лишь серая масса, обтекающая тела песочным доспехом…
Души мужчин и женщин бьются испуганными птицами, и хочется взлететь на крыльях, спастись… но тяжелый меч с начертанной на ней клятвой мертвым грузом прижимает к земле ломая крылья. А после панического ужаса – чувство безграничного и горького покоя. Почему-то хочется напеть простенькую песенку без слов – горько торжественную и так же горько счастливую. Просто промычать несколько нот, что бы ни думать ни о чем, и в последние минуты жизни достойно распрощаться с Небом и Землей. Может она будет грустной, но слез на глазах не будет, может, будет веселой, но не будет и улыбок. Лишь покой – покой мертвого серовато-белого песка.
Туту-туту-туту-туту.
Королева обнажила меч и, напевая простенький мотив, смотрела на приближающихся Духов. Чьи-то руки отобрали меч и, швырнув в песок рукоятью вверх, развернули Ариару. Во взгляде мальчишки смешались странная тоска предопределения, злость на него и отчаянное желание измены, – еще не все потеряно! Уходи!
Глаза королевы полны слез. Горячие капли вдруг смывают белую пыль с лица, – Я не брошу… свой народ…
– Дура! Твой народ в Реклане!!! Ты должна вернуться!!! – отчаянный крик молодого голоса звоном рассыпается над головами воинов. Мальчишка больше не спрашивает ее, а грубо хватает за руку и тащит спотыкающуюся королеву за собой. Постепенно неживой Покой отпускает ее, и шаги становятся легче и быстрее. Мимо летят обреченные лица воинов, обнаженные клинки, навеки проклятые быть погребенными, и конечно умные лошадиные глаза. Каждый шаг юноши отмечают бубенчики и длинные темно-синие лохмотья плаща похожи на крылья. Быстрее. Королева вдруг понимает, что бежит со всех ног и грубая ткань плаща царапает ее лицо, в запястье левой руки вцепился наставник и тоже бежит, сжимая в руке обнаженный меч. Позади кипела битва, танцующая под звон благородной стали.
Серый песок летел пригоршнями в лицо, его сухие руки тянули за ноги и рвали скрюченными пальцами ткани. Темнеющие с каждой секундой небеса хрипели бессильной яростью.
Юноша летел впереди, порой исчезая в грубых объятиях песка. Только его рука до синяков сжимающая запястье королевы не исчезала. Сражение заглохло вдали, здесь уже не было ни воинов, ни духов, только разъяренная стихия. Песок все отчаяннее сопротивлялся беглецам, разрезая тонкими царапинами кожу. Бежать уже было невозможно – ноги почти по колени увязали в тяжелой белой мути.
Мальчишка что-то крикнул на странном полузабытом языке, и ноги королевы охватила невиданная прежде легкость. Откуда-то изнутри пришло знание, что нужно бежать, чуть касаясь жадного песка кончиками ног, едва касаясь его алчной поверхности.
Секунды плавились в вечность. Вечность. Именно этим страшным словом можно было назвать безумный бег без остановок по белому песку. Из его недр тянули руки ее воины. Ариара даже видела искаженное бессильной тоской лицо ее ученицы. Она сказала всего два слова и протянула худые изможденные руки «Наставница… пожалуйста». Как страшно звучал ее голос пустой и в то же время страдающий от этой пустоты. Но королева не посмела остановиться. Да и не смогла бы, за одну руку ее тащил вперед мальчишка, за другую – наставник.
Наконец вечность кончилась. Юноша отпустил их руки и остановился тяжело дыша. Бледное лицо, залитое потом и возбужденно горящие глаза, – скоро рассвет... Вам осталось продержаться всего три часа, и духи опять заснут. Я не смогу вас проводить до конца… вам придется проделать этот путь вдвоем… за день они успокоятся и скорей всего выведут следующей ночью вас к Кольцевому Морю.
С цветастой рубашки капает кровь. Она падает черной жидкостью в белую пыль и окрашивает облегающие лосины в темно-бурый свет.
– А ты? – только сейчас королева замечает, что и ее легкие раздирает тяжелое дыхание.
– Я? Я уже… не жилец… – мальчишка несмело улыбается синими губами, а в синих глазах постепенно гаснет надежда «Ну разубедите меня, ну пожалуйста…».
– Кто тебя…?
– Не знаю… убираемся отсюда! – юноша озлобленно толкает королеву и ее наставника вперед и бежит за ними. Всего три шага и он обессилено падает на песок, а они, даже не замечая этого, несутся вперед. Мальчишка улыбается уголками губ и, достав из-за спины инструмент, пристраивает его на коленях. Пальцы касаются первой струны и трепетно гладят ее тело. Она дрожит, сладостно звеня, и ласкается к живой коже некогда обагряневшей ее кровью.
Перед его глазами снова встает огромное голубое небо, дремлющее на белых пушистых облаках. Древняя мощь и молодая невинность, мудрость и наивность, надежда и отчаяние. Как противоречиво играет в его объятиях ветер…
…как страшно играть, зная, что тебя обступили монстры, готовые разорвать тебя на куски, но они зачарованно слушают, не смея пошевелиться…

Королева обернулась и застыла как вкопанная. Мальчишки не было. Она всхлипнула и пошатнулась, когда ее зоркие глаза высмотрели темную фигуру, сидящую скрестив ноги посреди плотного кольца серых Духов.
– Жан…
Наставник тоже оборачивается и замирает, глядя на мальчишку развлекавшего его еще утром байками о Дракаре. Проходят несколько минут молчания. Уже и речи нет, что бы возвращаться и спасать его – слишком плотно кольцо духов.
– Так вот как умирают Великие Барды… – по лицу Ариары безоглядно бегут большие слезы.
– Что ты, Великие никогда не умирают, – мужчина берет ее под локоть и, обернувшись, удивленно выдыхает. В двадцати метрах от них на белый песок накатываются упругие волны Кольцевого Моря, и на нем качается судно. Спасение… но какая плата… жизнь Великого в обмен на их жалкие жизни. А может в этом и есть смысл истинного Величия?

В подготовке к войне минули лето и осень. Два сезона тщательно отбирались данные, собирались войска, обучались солдаты. Во избежание раскола в Совете было выведено предложение о назначение одного из королей в главу, имеющего право говорить последним. К всеобщему удивлению им стал Кондракар, переиграв всех соперников в пух и прах в крестики нолики. Конечно, на следующем Совете короли упомянули, что таким образом глав не выбирают, но оспорить свое же решение не решились. Тем более что он действительно подходил на эту должность больше всех. Обладая талантами стратега, политика и просто душевной личности он за полгода очаровал своим темпераментом всех венценосных особ.
На одном из советов проходящих в Дракаре в зал ворвалась разъяренная Арекс и за рукав утащила короля Изории, ловить его поданных под ее балконом. Во всяком случае, была разрешена тайна массового исчезновения бардов и менестрелей. Роза и Закат не оставили попыток выдать замуж старшую сестру и вскоре за своими поданным наведался и король Гостении.

Конд вышел на балкон, кутаясь в меховую накидку. Снег выпал за одну ночь, словно удивленно рухнул с пушистых облаков, накрыв белой пышной бородой весь город. Вчерашний серо-коричневый холст жухло-зеленой травой покрыла затейливая роспись белокурой зимы. Отмытое ею небо шутливо щурилось единственным глазом на драгоценные камни, развешанные на деревьях и разбросанные по земле хвастливой хозяйкой. В ветвях стройных берез томились нити бесценных жемчужин томно белеющих посреди общего радужного вальса. Подвешенный к крышам хрусталь уже ронял первые слезы в собирающиеся у фундамента лужи.
Запах зимы ворвался в покои Конда и, по-хозяйски обнюхав все углы, разлегся на кровати, морозя еще теплое от тела белье. Мужчина сладко зевнул в меховой воротник и, потянувшись, решительно скинул с плеч накидку. Как же хорошо!
В деревянную дверь комнаты постучались. Не дождавшись ответа, Арекс открыла ее и на цыпочках прошла в комнату, надеясь застать спящего брата в постели. Ага, как же. По спальне весело гулял морозный воздух, – Конд хватит зеркала морозить!
Девушка уже четвертый месяц прилежно перенимала у короля искусство владения мечом. Каждое утро он ждал ее, гладя в окно и лениво позевывая. Два-три часа тренировки и оба расходились по ваннам.
Сначала у Арекс не получалось фехтовать и ни разу она не смогла застать самозванного наставника врасплох. Однако небольшое сражение, из которого она вышла полной победительницей подкрепило ее веру в себя, и, каждый раз беря в руки меч, она говорила себе, что с каждым днем ее мастерство становится лучше и лучше… но слишком медленно.
Кондракар обернулся к вошедшей и, пожелав ей доброго утра, потянулся за мечом, торжественно повещенным на стену за занавеской прошлым утром. Пока тянулся, вдруг понял, что его насторожило, и еще раз окинул сестру подозрительным взглядом. Оружия у нее с собой не было, костюма тоже. Зато было темно-синее платье и бледное лицо с синяками под глазами и нервной улыбкой. В принципе платье было красивым, но единственным местом, которое оно открывало, была верхняя часть груди и ключицы, все остальное занимала ткань, скрывая бархатными перчатками даже тонкие и изящные пальцы.
– Э-э-э Конд… тут… мгн… – девушка замолчала, мучительно подбирая слова.
– Где тут? – решил помочь ей король.
– Я не буду сегодня фехтовать, и завтра и послезавтра… – щеки принцессы залил нежный румянец и, не дожидаясь реакции брата, она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Кондракар обиженно выдохнул и, стукнув кулаком по подоконнику, уселся на его гладкую поверхность. Анализировать поступок сестры настроения не было, и поэтому мужчина облокотился об раму и уставился в окно на заснеженный сад.
Прошли и первый снег, и первые заморозки. Кольцевое Море сковал тонкий пока еще неуверенный, но с каждым днем крепчающий лед. Тревожные вести приходили из портов, по рассказам стариков Кольцевое Море раньше дремало подо льдом меньше недели, а после яростно разбрасывала его осколки, что б успокоится и продремать еще полнедели под его колючим одеялом. Но время изменилось, изменилось и Море. Оно было похоже на былинного героя, великого, гордого, непобедимого, сильного, сломанного тонкой женской рукой.
Мысли о вечном прервал морской бриз, пронесшийся по комнате, и взволновавший страницы открытой книги, забытой на столе. На секунду затуманились зеркала, и нежный шелест разлился в воздухе. Князь телепортировался прямо в кресло и, загадочно улыбнувшись, облокотился локтем о подлокотник. Желтый в черные дранные полосы костюм облегал молодое красивое тело, черные кудри не отражающие ни одного лучика света падали до самых плеч порой скрывая под своей тьмой темно-синие бездны глаз. Кондракар вдруг задумался о национальности друга и пришел к выводу, что он не похож на представителя ни одной из известных ему рас. Можно было предположить о эльфийской крови благодаря тонким даже немного угловатым крыльям носа, столь же отдаленно он напоминал и изорийца, на этот раз из-за тонких резковатых бровей и уголков губ.
Кондракар не пожелал заводить разговор и упрямо уставился на непрошеного гостя.
– Не смотри на меня так, – Князь поморщился и откинулся на спинку кресла, властно положив руки на подлокотники, – от такого взгляда у меня возникает желание оправдываться, – подумав, пояснил он.
Конд уныло пожал плечами и загробным голосом поинтересовался, какая нелегкая занесла его в Дракару.
– Ой, а я не могу зайти к другу пооткровенничать! – ехидно осведомился Князь. Как ни странно они хоть и стали друзьями да до откровений добирались крайне редко, Конд нес свою тайну на душе – Князь свою, и оба не хотели раскрывать карты. Пожалуй, это был страх потери, самый ненавистный и ничтожный, самый сильный и лелеяный.
– Ну-ну. Начинай, – король перекинул ноги на подоконник и, подтянув колени к подбородку, вежливо повернулся к гостю лицом.
– Эй, тебя что, девушка бросила?
– И ты туда же? – Конд закрыл левый глаз и оценивающе прицелился левым, дескать, кинуть, что ли, что-нибудь?
– Сидишь обиженный на полмира, коленями сопли утираешь. Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало!
Король серьезно посмотрел на друга и печально вынес вердикт, – оно и видно.
– Что видно? – растерялся Князь.
– Что с приветом.
– Ах, ты… Кондракар вот ты кто! – в расхохотавшегося короля полетела подушка, легко поймав, он швырнул ее отправителю. Князь попытался отбить посылку, но неудачное движение кончилось снежным представлением. Белые перья усыпали и черные кудри, и кресло, и светлый ковер, и черную ткань. Бог телепортировался к окну и с видом садиста натянул на голову Конда полуопустевшую подушку. Не ожидавший такого подлого приема король боднул друга коленом по ребрам и, случайно расцарапав кисть, уложил на обе лопатки на светлый ковер еще хранящие темные следы остроносых сапог Кошки.
Клубок двух тел полетел по комнате, Князь, успевший в одном из пируэтов подхватить еще одну подушку, дубасил ее друга, а Конд мастерски ставил подножки, периодически укладывая противника на ковер. Битва прошлась ураганом, ободрав занавески, распоров подушки, перевернув стол с фруктами, разбив одно зеркало, швырнув в окно вазочкой, сломав пальму на три части, боднув шкаф с книгами, пролив несколько светильников, скинув с кровати матрас…
…Князь скрестил на груди руки и с удовлетворением посмотрел на связанного простыней растрепанного Кондракара. Король рвался пытаясь высвободить руки и прыгал на спеленатых ногах, – Хватит дурачится! Развяжи!
– Неа.
– Развяжи!!!
– Скажи волшебное слово.
– Идиот.
– Ну-ну, самопознание – первый шаг к самоубийству, – согласно покивал Князь и, опасливо подойдя к другу, резко оттянул на себя край простыни. Ощутив свободу, Конд извернулся и, случайно задев мужчину локтем в колено, встал на ноги.
Противники молча разошлись по разным углам разгромленной комнаты.
– Кем были твои родители? – наконец прервал тишину король, старательно выуживая из растрепанной косы перья.
– Тебе это так важно?
– Мне просто интересно.
– Ну… я не принадлежал к знатным родам…
– Я не об этом.
– Это была деревня на границе Осонии. Сейчас территория этой империи полностью скрыта под Песками.
– Империи? Неужели Пески поглотили так много?
– Больше. Много больше. Твой стол приблизительно метр на три, слева лежит книга. Если ее закрыть, то это будет вся обитаемая часть Грани при моем рождении. Сейчас я даже не хочу знать, во сколько раз уменьшилась эта часть.
Грусть, прозвучавшая в веселом и будто бы легкомысленном тоне, потянула ниточку странных намеков и, наконец, перед глазами Конда встала полная картина.
– Пески ведь не могли существовать с сотворения мира? Из-за чего они появились? Когда?!
– Еще рано, – Князь встал из кресла и, хмур сдвинув брови, исчез, заставив вторую волну бриза пройтись по комнате, подняв в воздух перья.

Когда в дверь постучались, Кондракар сидел за столом, листая очередной дневник одного из предков. Щелкнул замок, и в помещение вошла Арекс. На ней было все тоже синее платье
– Привет Конд.
– Привет сестренка, – король встал из-за стола, и сделала несколько шагов навстречу. Подойдя, девушка встала на расстоянии трех шагов и, робко улыбнувшись, потерла шею скрытую темно-синей тканью.
– Я заходила к Эжру…
– Лекарь? Ты что опять поспорила с кем-то?!
Арександра рассмеялась и нервно прикоснулась пальцами к шее прикрытой синей тканью платья.
Кондракар не выдержал и, вытянув руку, спустил ткань… у него глаз на лоб полезли, когда он понял что темнеющая отметина на нежной коже его младшей сестры ничто иное, как засос. – Кто… и… – мужчина тяжело вздохнул, пытаясь унять гнев и беспокойство, – Ладно, можешь не говорить, но смотри, если забеременеешь, обоих убью.
Принцесса опустила голубые глаза и как-то мягко и растерянно улыбнулась. Уже остывший Конд почувствовал что закипает, – И сколько?
– Четыре…
– Четыре месяца? Это дракарец?
Арекс отрицательно покачала головой, все еще опасаясь поднимать взгляд. Кондракар любил своих младших сестер и баловал их, как только мог, однако был мастером таскать за уши.
– Ага, значит один из принцев приезжавших сюда полгода назад.
Девушка кивнула, – Тайный шеф полиции… нет, шеф тайной полиции.
– У-у-у… Подожди это… з… з... Зорий?!
– Да.
Если бы Арекс подняла глаза, она бы увидела, как на губах ее брата заиграла горькая улыбка, а глаза прицельно сузились.
– Отлично. Иди собирать вещи, отправишься в Башню Хаоса.
– Зачем? – хотя девушка и знала что башня Хаоса это милый маленький замок, принадлежавший матери Конда, но все равно испытывала беспокойство.
– Для тебя и твоего ребенка опасно здесь находится.

Зорий сидел, закинув одну ногу за другую, и задумчиво рассматривал потолок. Вовсе не оскорбленные его отрешенностью советники жарко спорили на счет какой-то ерунды связанной с провизией для северных войск. Мысли шефа бродили вокруг странного поведения Арекс, когда воздух за его спиной уплотнился и по комнате пробежался легкий и шаловливый запах горных цветов.
– Господа, не изволите ли покинуть помещение, – голос Кондракара был подозрительно спокоен и главное вежливо мягок, что могло означать только одно… Советники поспешно ретировались.
Зорий встал, бледнея и судорожно улыбаясь, поздоровался, – Приветствую, что нужно столь высокой персоне в столь скромном месте?
– Да так, мимо пробегал. Тебе Арекс привет передавала.
Побледневшее лицо Зория пошло синими пятнами, – пусть и она здравствует.
– Ну да. Хорошее пожелание, – король сделал последний разделяющий их шаг и, схватив левое ухо юноши, начал его выкручивать, – Ты как посмел?!
– Больно!
– Как у тебя только рука поднялась?!
– Я не бил ее!!! Пусти-и-И… – шеф тайной полиции уже истерично выл на одной ноте. И на одной букве. На букве «И-и-и».
– Зорий, она беременна!
– Ой… – опять побледнел первый наследник престола.
– …Ты случайно, – доброжелательно подсказал ему Кондракар.
– Я больше не буду.
– А больше и не надо, – король глубоко вздохнул и выпустил красное как свадебное платье Салеры ухо.
В комнате воцарилось молчание. Кондракар хмуро обдумывал ситуацию, скрестив на груди руки, Зорий занимался тем же, скрестив руки на едва ли не воющем от боли ухе. Наконец решение было принято. Шеф тайной полиции без малейших колебаний встал на одно колено перед Кондракаром и, набравшись всей смелости, что покоилась под пятками, затараторил, – великий Кондракар, разреши мне просить дочери твоей руки… ой… руки твоей дочери… ой… руки твоей сестры…
Король смерил склонившуюся фигуру очень выразительным взглядом и, покрутив пальцем у виска, телепортировался бросив «она сама себе ответчица, у нее и спрашивай».

Закат, всегда печальный и торжественный наблюдал за своими рабами – людьми, чинящими сети на берегу. Ергиптане сами назвали себя слугами солнца и были вполне довольны положением вещей. Последние секунды сияющая мантия Фараона освещала алым светом море и, устав от своих владений, скрылось за горизонтом. Ергиптане верили, что солнце это колесница умершего Фараона, каждый день облетающего весь мир и хранящего свой народ. За ним на почтительном расстоянии следовала верная слуга – Ночь. Когда Фараону или его народу что-то угрожало, она набрасывалась на противника и вгрызалась в его плоть тысячами зубов. По преданию каждый из них ей дарил новый Фараон, как знак уважения к ее вековой верности.
Прекрасная легенда. Да спасет ли она тех, кто в нее верит?
На берег ступила нога коня. Серый плащ всадника рвал ветер, длинные полностью поседевшие волосы спутанными прядями выбивались из-под шлема. Глаза обоих горели матово черным огнем. Страшно и странно выглядела эта пара на берегу Кольцевого Моря скованного на несколько часов льдом. Предвестником неминуемой гибели. Лунный свет отразился на холодной стали, и тяжелый конь встал на дыбы, огласил своим глухим трубным зовом все, докуда добиралась вода.
Рабы в это время чинящие сети увидели, как по тонкому льду тяжелой безразличной к удобству поступью, шли тысячи и тысячи воинов…

18 декабря Кондракар вошел в зал заседаний необычно бледный. Не говоря ни слова, он положил на стол перед Шаорашан лист бумаги и, пройдя к своему месту, обессилено опустился на стул. В полной тишине вырванный из отчета листок прошелся по всему кругу и, оказавшись снова перед лицом Конда, удостоился чести быть свернутым в замысловатую фигуру напряженными пальцами.
– Спившийся журавль, – оценил произведение творческой фантазии короля Закат. Лилии все также нежно голубели среди тяжелого золота волос. С наступлением зимы его способности ухудшились, и порой эльфу приходилось двигаться на ощупь, так велика была власть тумана. Впрочем, сейчас он чувствовал себя всего лишь разбитым, что уже было хорошо хотя бы потому, что могло быть хуже.
Спившийся журавль превратился в такую же «трезвую» ласточку и полетел в корзинку для мусора. Кондракар обвел всех присутствующих проникновенным взглядом, – Ергипта больше нет. Почтим еще одну исчезнувшую расу минутой молчания.
Короли и некромаг встали и, опустив головы, задумались.
Как странно повернулась судьба, уничтожив Ергипт. Чего этим хотели добиться Духи? Да, многие из королей симпатизировали Фараону, искренне верящему в свою божественную неприкосновенность, но неужели Духи уничтожили все население такой обширной страны только для того, что бы показать, что заблуждения не спасут? Что за бред сумасшедшего?!
– Думаю, теперь вы убедились в необходимости войск.
– Откуда мы знаем, когда они еще нападут?
– Либо Гостения, либо Агера. Духи используют тактику замыкания, предпочитая частично окружить противника, и только после этого идут в наступление. Мне все равно, что думает каждый из вас по этому поводу, но я отзываю свои войска с границ и иду на Эром!!!
– Это глупо и безрассудно молодой человек! – король Изории хлопнул ладонью по столу, не опровергая слова Конда, а оттягивая решение.
– Триста лет назад была замечательная империя, в которой родился Князь Тьмы. Теперь эта ИМПЕРИЯ ПОЛНОСТЬЮ поглощена песками. Даже не морем, Песком!!! Каждый час промедления – жизни! Каждый день – сотни жизней! Кто из нас возьмет на себя ТАКУЮ ответственность? Действовать нужно немедленно. Вы живете на окраинах и думаете, что я спокоен, дескать, до моей страны пески доберутся нескоро. А в ваши головы не забредала мысль, что в центре живого мира лежит Крепость? Что Кольцевое Море является абсолютным кольцом?… – долгую лекцию, на тему нравственности специально заготовленную Кондом с вечера все прослушали молча. Придя к выводу что, все присутствующие здесь сволочи бесчувственные и безответственные он удивленно замолчал и прокомментировал спустя пять минут, – И все-таки, почему Египтан и Эром?
Шелест одежд означал дружное пожимание плечами, непонятно кем и у кого перенятый жест распространился подобно чуме, скосив всех, у кого имелась вышеуказанная часть тела, то есть плечи. Королева Анахонии, высокая женщина с черной косой уложенной короной и украшенной крупным жемчугом и сербом облокотилась локтями о стол, зябко проведя ладонями по оголенным плечам, – За Салерой охотились. Я процитирую, что она мне ответила, – Один из предков решил вернуть утерянное.
– Как звучал вопрос? – сидящий напротив нее изориец положил ладони на гладкую поверхность стола, словно собираясь играть в ладошки.
– Почему они за тобой охотятся.
– Друзья мы опять не о том! – Кондракар встал на ноги и в сердцах ударил кулаком о дерево, – немедленно собираем войска!!! Я приказываю вам! – зеленые глаза возбужденно горели, круглые зрачки метались от одного лица к другому. Заскрежетали отодвигаемые и отбрасываемые стулья.
– Да как ты смеешь нам приказывать?! – шипение Лирана и его кошачьи глаза, внезапно осветившиеся какой-то странной внутренней яростью и мощью. Именно так, не силой, мощью.
– Я приказываю по праву сильнейшего. А тот, кто откажется мне подчинятся живым отсюда не уйдет. – Кондракар величественно откинулся на спинку кресла и презрительно улыбнулся, ну, кто из вас хочет жить?
– Сволочь! – рука повелителя Агеры с ужасом ощутила пустоту вместо меча. Как же беспечен он был, доверяя Кондракару как самому себе, как он мог чувствовать в нем схожую душу полную тоскливого безумия свободы? – Шаорашан дай мой меч!
Некромаг, все это время спокойно сидевшая в кресле и с улыбкой наблюдавшая концерт, встала. Черный костюм, плотно облегающий ее красивое тело, зашуршал. Так же презрительно и нежно улыбаясь, она обошла кресло Кондракара и, встав сзади, облокотилась локтями о плечи короля. Наклонилась, из-за чего длинные волосы упали на серый камзол мужчины, и поцеловала его в уголок губ, – Глупцы.
– Да моя прелесть, – их улыбки были одинаковыми, алчными мстительными и жестокими.
– Вы заодно! – ахнул кто-то из королей.
– Шао! Он заколдовал тебя?! Очнись, ты ему не нужна!!! – проклиная себя за доверчивость, Фыра жадно скользила взглядом по помещению в поисках того, что могло бы заменить оставленное дома оружие. Как назло ничего кроме ножек стульев подойти не могло.
– Все было спланировано еще до твоего рождения, – медово-желтые глаза властно щурились от удовольствия, – милый можно я выпью из нее жизнь?
– Конечно дорогая, но прежде… Согласна ли ты, королева Анахонии полностью подчиниться моей воле и носить мой герб?
– Да никогда!
– Действуй дорогая.
Шаорашан хищно улыбнулась и, отойдя от кресла на два шага, раскинула руки, – иди ко мне.
Анахонийка слышала ее властный шепот, видела золото нечеловеческих глаз, ощущала опустошающую ненависть идущую из них, чувствовала голодное желание… мед затягивая в свои сети опутывая золотыми лентами. Мешал дышать, сдавливая грудь, и кружил голову дурманом. Сквозь головокружение и страшную слабость Фыра вдруг увидела белые полоски, и чья-то сильная рука сдавила талию, крепко прижимая к себе. Шею двумя пульсирующими искрами пронзила острая боль, и мышцы занемели. Сознание медленно по капле уходило куда-то, терялось в золотом тумане медовых глаз.
Шаорашан слизывала крупные капли крови, скатывающиеся с прокушенной шеи, и из-под ресниц наблюдала за действиями королей. Лиран некогда бывший ее господином и любовником, отвинчивал ножку стола, остальные, впавшие в столь глубокий и качественный ступор, лупились большими рыбьими глазами.
– Шао заканчивай. Итак, господа, вы принимаете мое предложение? – Кондракар повелительно улыбнулся, – пожалуй, первым будешь ты, – его длинный немного узловатый палец указал на Лирана.
– Небеса упадут на землю, когда я начну тебе служить!
– Как эгоцентрично. Даю тебе последний шанс, ты будешь мне служить?
– Нет.
– Тогда я заберу твою жизнь.
– Ну, так подойди и возьми, а не брехлись, скотина, сидя в кресле! – в жилах короля Агеры весело плескалась кошачья кровь. Зов бежал по жилам, прожигая насквозь и прося, умоляя, требуя чужой крови и ледяного ветра бьющего в лицо.
– Как грубо. Шао.
Некромаг отбросила пустое тело состоящее из кожи и костей и, вытерев тыльной стороной ладони кровь с подбородка, зашагала к королю, красиво покачивая бедрами. Если бы не полубезумный медовый взгляд… Лиран только крепче сжал ножку стола и выставил ее вперед, как сделал бы с мечом, – не подходи!
– Ну же Лиран, ты, что меня не узнал? – очертания ее фигуры меняются с каждым шагом. Тяжелеют пряди волос, окрашиваясь в пшеничный цвет, фигура теряет костлявость, приобретая длинные красиво сплетающиеся мышцы под смуглой кожей. Лицо тоже меняется – заостряется нос, и губы наливаются соблазнительно-чувственной полнотой. Мед глаз постепенно проваливается в карюю темень. Когда-то эта женщина вошла в его жизнь и, скромно улыбаясь, сказала, что она телохранительница, присланная от гильдии магов. Существовала ли она когда-либо? То прекрасное странное существо, то безжалостно убивающее, то трогательно и нежно зашивающую рубашку Лирана…
Некромаг подошла к королю и потерлась щекой о деревянное оружие, – как нам было с тобой хорошо…
Быстрый замах и оружие опускается на нежную шею полуоткрытую от складок черного костюма натянувшегося из-за увеличившейся груди. Женщина не позволила коснуться ему своей кожи, превратив дерево в струи праха, и схватила правой рукой за горло короля, сжимая стальные пальцы. Мужчина хрипел, пытаясь отодрать ее руки, но его пальцы лишь скользили по металлу.
Чарен не в силах терпеть этого хватает первое что попадается по руку (горшок с пальмой) и с медвежьим ревом несется на Кондракара потому что ударить женщину не может… Мелькает синяя вспышка и тело короля простившись с пальмой отлетает и, ударившись об стену, сползает на пол.
Остальные короли не могли даже пошевелится, одурманенные взглядом зеленых глаз. Кондракар улыбаясь, смотрел на представление, он мог обездвижить всех, но Лирана оставил, потому что хотел видеть, как некромаг убьет его своими руками. Потому что не мог жить, зная, что его собственности, касались чужие потные руки, а некромаг давно стала всего лишь пешкой. Пешкой и подстилкой…
…осколки большого оконного стекла брызнули во все стороны, сверкая солнечным светом. Чья-то фигура влетела в помещение и, кувыркнувшись, села сбивая инерцию. Прозвенел разрезанный воздух, и темная кровь брызнула на склоненную голову агерца. Еще несколько мгновение металлические пальцы сжимались на горле полуживого мужчины, а потом соскользнули и, женщина упала на пол, теряя очертания тела.
– Шаорашан… – голос Кондракара отчаянным звоном разбился о пол.
Кожа иссыхалась и теряла упругость, разваливаясь на тонкие переплетения стремительно тающих мышц и жил. Кости островами державшие груди обвалились внутрь, и серым прахом упал на ковер. Там где по теории лекарства должна была быть шея, лежал обугленный кинжал. Точнее лезвие, сплавленное с остатками мгновенно истлевшей рукояти.
Таинственная фигура встала на ноги и, улыбаясь, развернулась к Кондракару.
– Кондракар, – легкий смех Кошки прошелся по воздуху, оставляя приятный след властности и свободы. Красивое молодое тело обтягивала черная кожа, и уши презрительно вскинутой головы казались продолжение вертикальных зрачков глаз. Ярко красные губы изогнулись в страстной и кровожадной улыбке.
 – Кошка, – ответная улыбка мужчины показалась жалкой по сравнению с той затаенной мощью, которая скользила в жилах Кошки.
– … ты сын.
– … .
– Как ты посмел, ничтожество, прийти сюда? – Кошка умудрилась задать вопрос каждым словом кроме обывательства. Как будто она удивлялась, что такое ничтожество как он умеет ходить, странно это было слышать от той, что сама появилась здесь благодаря скачкам по крышам, а вовсе не благородному размеренному шагу.
– Как ты … посмела вмешаться в мой план?
– О-о-о… – глаза Кошки шутливо округлились, дескать «какое мы умное слово знаем».
– Ты умрешь, – додумал свою мысль до конца Кондракар и кивнул подтверждая.
– Не смеши, – женщина уперла руки в крутые бока и, застыла, посмеиваясь.
 Мужчина мгновенно поднялся на ноги и, раскинув крылья плаща, рявкнул последнее слово недоплетенно вызова. Поднявшийся ветер громыхнул рамы окна о стены, выбивая последние осколки, и заволок все пространство кровавым туманом. Алая муть отказалась двигаться, не смотря на то, что вихрь только усилился. Кошка прокричала в рев воздуха что-то, но никто не услышал. В тумане сначала нечетко, но все более и более точно проступали рогатые фигуры. Из рук женщины рванулась синекрылая птица и, мгновенно разросшись в размерах, поглотила еще телепортирующихся тварей и уничтожила открытые «дыры». На этом ее силы окончились, и она опала синим огнем, став просто разряженным воздухом у пола.
Через дыры прошло около двух десятков очень удивленных этому монстров. Полудикие полуразумные животные извлеченные то ли из глубин ада, то ли из глубин Дракары мрачно блестели металлом, который покрывал все их тело.
Кондракар самоуверенно оглядел свое воинство и нагло ухмыльнулся задумавшейся Кошке. Женщина пошевелила кончиком носа и, видимо, решив-таки обидеться, обиделась, – Это же роботы!
– Ха-ха-ха! Сдавайся!
– Ща, только разбегусь
– Разбегайся, – щедро разрешил Кондракар.
– Ща только валенки одену, – пообещала Кошка.
Ее рука скользнула под черную кожу куртки и, раздобыв там еще несколько метательных кинжалов, неуверенно подбросила один из них в воздухе. Монстры отреагировали заинтересованным ворчанием (зубочистка? Какая трогательная забота!).
– Убить ее! – Кондракар картинно выкинул вперед руку, показывая пальцем на девушку.
– Пальцем показывать неприлично! – выпалила она.
Один из монстров видимо думал также и поэтому, увидев почти у самого носа, аппетитно свежую руку, восторженно булькнул и впился желтыми клыками в конечность. От рева Кондракара содрогнулись стены, и чудовища испуганно присели на задние лапы. Монстр выпустил изо рта полуоткусанную руку и наделал лужу на дорогом ковре.
Конд матюгнувшись шефом изорийской тайной полиции, прижал разодранную до костей руку к животу и, превозмогая боль, прошипел, – я ваш хозяин. Убейте ее.
Звери, недовольно ворча, признают его правоту и поворачиваются к потенциальной жертве. Впрочем, жертва аппетитнее хозяина – от нее не несет за километр иллюзионной магией. Скинутый плащ падает к ногам, и шорох стали о кожу озвучивает появление длинных изящно изогнутых мечей похожих на… катаны.
Жители Ада подходят, тяжело ступая когтистыми лапами по ковровому покрытию. Они похожи на кролика явно очень сильными задними лапами и усохщимися когтистыми передними. Длинный тяжелый хвост уравновешивает рога на низких упрямых лбах. Кожа нездорово зеленого цвета покрыта пластами металла, искусно вживленными в плоть.
Распахивается дверь, и несколько десятков арбалетных болтов прорезают напряженный воздух, снимая с дистанции сразу восемь чудовищ. Кошка, стоящая посреди комнаты взвивается в воздух и стремительно орудуя двумя подружками-катанами прорывается к теряющему человеческий облик Кондракару. Мгновением позже в ряды монстров влетает вторая фигура – затянутая в такую же черную кожу и такая же вертляво ловкая. По мастерству владения катанами она уступает остроухой сестре, но все же хватает и этого для того, что бы извести еще несколько тварей пока их когти не коснуться тела в черной коже.
Фигура Кондракара вытягивается, кости сухожилия и мышцы трещат, перестраиваясь и, ткань костюма рвется, обнажая огромные нетопыринные крылья. Чешуйчатая вытянутая морда демона раскрывается от ужасного хриплого обезьяньего хохота. Он хохочет. Ему смешно… Кошки только яростнее продираются сквозь туши монстров, их не так сложно убивать – неповоротливы и глупы, остается только найти стык металла и вонзить тонкое тело катары в мягкую податливую плоть.
Огромная пасть полная тонких кривых зубов дразнит, но как же трудно до него дотянуться и всадить катану в глотку! Противных смех чудовища прекращается и хриплое дыхание теряется в звуках сражения. Старшая Кошка пируэтом уходит из-под удара хвоста раздробившего мозаику, крытую ковром на том месте, где она мгновение назад стояла. Длинная катана волчком взвивается в воздух и колющим ударом уходит в желтый глаз твари, разрывая и двойное веко и белок и мозг. Чудище падает бьясь в агонии нескладным телом, но Кошка уже не видит этого, ее взгляд остановился на Кондракаре, хотя за спиной еще два недобитых монстра и девушка, пытающаяся до них добраться. Обиженный вопль разрывает воздух и одно из чудовищ пробегает мимо, сотрясая каждым шагом пол. Тонкие серебряные нити едва заметные на металле тащат за жертвой одного из королей. Веронец то ли восторженно завывает и кричит что-то боевое, то ли матюгается, поскольку бороздит подранный ковер собственным задом. Ясно только одно – все эпитеты посвящаются бегущему монстру.
Конд сидит на коленях, закрывая руками шею, из которой толчками пробивается кровь. Длинная черная коса поседела и расплелась, превратившись в обыкновенные волосы до лопаток. Еще и секущиеся при этом. Бледное лицо посмуглело, потяжелели скулы, зеленые огни глаз потемнели до черноты карамели. Как странно, но у окна сейчас умирал вовсе не Кондракар – Георик Серый, глава некромантов.
– Вы не понимаете… только мы с Шао могли спасти мир… – тихий бесцветный голос прерывается.
Кошка взвивается в воздух и падает на корточки, выгнув спину, рядом с ним и шипит, – Что такое песок? Скажи, ты ведь знаешь!
Последнее дыхание вырывается из груди вместе с душой, – это прах и пепел…
Прах и пепел. Так вот где разгадка! Как же все просто! Просто и страшно! Пепел и прах! Прах! ПРАХ!!!
Кошка грациозно поднимается и, повернувшись лицом к сбившимся в углу королям (куда им до битвы титанов, когда ни оружия, ни желания умереть нет?) улыбается ярко красными губами, хотя бледное лицо едва сдерживает дрожь, – Однако ж?
За ее спиной слышится шорок и на подоконник садится запыхавшийся Зорий, – все целы? Какая прелесть… – его взгляд мечется от младшей Кошки к трупу, из которого она не может вытащить катану. Улыбнувшись, он слезает с окна и, вытащив из глотки некроманта свой кинжал, подбрасывает его в ладони. Взгляд юноши скользит по безжизненному телу анахонийки и столь же «живому» телу короля Агеры.
Один из королей, наконец, выходит из ступора и ледяным от предобморочного состояния голосом вопрошает, – ну и что это значит?
– Я узнал, что сегодня будет покушение, и нанял двух лучших бойцов, которых смог найти за отпущенное мне время.
– И кто же это?
– Кошки. Познакомьтесь одна моя невеста и беременна, а вторая просто больная на голову! – только теперь до кого-то дошло, что юный изориец едва не дымится от злости.
– Хе-хе. Я пошла отсюда, – Младшая Кошка все-таки вытаскивает меч и, глупо улыбаясь, бочком уходит к двери.
– Да кстати, ты что здесь делаешь?! – вторая кошара упирает руки в крутые бока и так же гневно смотрит на свою преемницу, только в ее глазах играются смехом озорные искорки. Покачав головой, женщина пускает на свои полные губы улыбку и, качая бедрами, подплывает к все еще лежащему без чувств Лирану. На его шее наливаются серебром полосы собирающиеся стать в ближайшем будущем синяками.
– И как ты узнал о покушении?
– Мне сказал Кондракар, – шеф тайной полиции скромно улыбается, разглядывая носки своих ботик. Он уже даже не сомневается, что получит взбучку если не от Конда, то от дяди наверняка…

…Кондракар вошел. Бледный, растрепанный, с синяками под покрасневшими и припухшими явно не ото сна глазами. Поздоровавшись с уже рассевшимися и оживленно беседующими королями, он подошел к своему стулу, умудрившись хромать сразу на обе ноги. Добравшись до вожделенного сидения, он обессилено упал и окинул немного мутным взглядом накрытый стол. Мясо, фрукты, дорогие вина, сладости, соусы истекали такими завораживающими запахами, что бледная синева лица Конда мягко перетекла в зелень. Умоляюще посмотрев на пустую тарелку, он решительно поднял глаза на беседующих людей и немного дрожащим, но твердым голосом сообщил, – Хороший был спектакль?
За большим круглым столом расселись около двадцати человек, Зорий (шеф тайной полиции, светло русый юноша с красивыми глазами цвета зелено-голубого стекла, прожил уже двадцать один год, но умудрился сохранить донельзя детское выражение лица, дескать «Ой, а здесь был я?»). Его возлюбленная Арекс (принцесса Арександра старшая из младших сестер Кондракара, черноволосая девушка с зелено-голубыми глазами, в прошлой книге умудрилась прославиться Святой, девятнадцать лет). Закат (король Вальпурны, ставший первым Повелителем эльфов за последнюю тысячу лет, высокий худой, волосы и узоры на вечно смуглой коже золотые, из глаз льется солнечное сияние, около пятидесяти лет, но для чистокровного эльфа это не возврат). Его возлюбленная Роза (полуэльфийка, волосы перламутрово-розовые, глаза цвета мореного дуба, является младшей сестрой Арекс, мучает Конда семнадцать лет). Лиран (король Агеры, около тридцати лет, высок, зеленоглаз, худощав, волосы темные с со светлыми полосами из-за которых он похож на кота), Корнелий (красавец мужчина двадцати одного года от роду, волосы пшеничного цвета, глаза черные, как ни странно очень похож на птицу, нарисованную на гербе его страны – белого лебедя, наверно потому что любит изгибать свою красивую тонкую шею слушая собеседника, король Вероны). Жак-как-там-его (король Ошары, двадцать три года, вместо полустраничного описания скажу, что он косит под француза), Минго (очень высок и тонок, одевается в одежды нежно-розового цвета, светлые золотисто-рыжеватые волосы завязаны в тощую косицу до середины лопаток, около девятнадцати лет, глаза черные, птичьи). Место Фыры пустовало, тарелка была перевернута по-анахонийскому обычаю и «накрыта» скрещенными ножом и вилкой. Левее от пустого стула сидели три закадычных друга Газар (о, этот вообще без комментариев! Сын покойного президента Бонифостера, а на бонифостерском гербе нарисована лиса), Коргар (король Карии, черноволос до синевы, смугл, черноглаз, хитроват, плутоват, непоседлив и любопытен, постоянно вставляет левые комментарии) и Верг (правитель Беркуры, волосы темно-русые и волнистые, нос сломан раз пятьдесят, глаза глубокого карего цвета). Конд понял плохо, но вроде как в юности они делили не только еду, но и наставника, первую любовь к сожаленью они поделить не смогли и поэтому периодически посылали друг друга в признанную ругательством промежность. Конечно здесь сидел и Зиорд, король Изории, пятидесятилетний худощавый мужчина с острым подбородком и колючим до одури взглядом. Рядом с ним сидела Азариия, истинная эромка являющаяся принцессой Черной Стали. Ее короной был узкий ободок золотого металла, шедший по лбу. Вообще-то она была красива, только горестные складочки у губ портили впечатление. Самой яркой деталью внешности женщины стали большие глаза карего цвета с желтыми искорками у зрачков. Чарен – король Гостении, огромный похожий на доброго медведя человек, рыжий с карими смеющимися глазами.
Самым смешным стало то, что половина присутствующих здесь личностей щеголяла свежими бинтами, к примеру, из бинтов того же Чарена клоками торчали рыжие космы волос, и его это нисколько не куражило. Корнелий заимел бинт на всю левую руку вплоть до локтя – не имея оружия, он спустил на монстров несколько звездочек на лесках и пострадал, прежде всего, сам, поскольку восемь метров разделивших свежайший труп чудовища и стол под которым прятался король, он преодолел на собственной, пардон, заднице. Причем с таким матом, которому позавидовал бы даже гостенец с похмелья.
Закат обернулся к уже фиолетово-зеленому Кондракару и без вступления и приветствия бросил, – Ну и на фига? Смерть Фыры можешь положить полностью на свою совесть.
– Моя совесть чиста – я ей не пользуюсь, – улыбка дракарца вылезла насквозь фальшивой и усталой.
Минго состроил неприступную мину и, окатив его подозрительным взглядом, поднес к губам кубок, – Где был ты, в то время как Кошки убивали некро?
– Изливал душу фарфоровому другу.
Судя по вытянутым лицам королей шутку никто не понял и Конд болезненно поморщившись пояснил, – что бы не вызвать подозрений Шао я выпил яду на ее глазах, а когда она ушла, устроил генеральное прорытие желудка.
На лицах появилось понимание и сочувствие. Угу, попробовали бы сами сидеть на одном горшке и одновременно держать на коленях другой!!! Только врагу и пожелаешь! Хотя… взгляд Конда задумчиво остановился на королях преувеличенно бодро уминающих обед, – Да кстати, – по зале внезапно разлился знакомый запах морского ветра, соленая вода, водоросли и шорох крупного песка, – я хотел бы вам представить своего друга.
Свет единственного окна немного заслонила фигура в темных одеждах плотно обхватывающих тело. У прибывшего были черные как сажа волосы, презрительно игнорирующие солнечные лучи, оставаясь кудрявыми кусками тьмы. По бледному лицу скользнула сдержанная приветственная улыбка, в то время как темно-синие глаза так же упорно укрывающиеся тенью настороженно и вместе с тем доверительно щурились. На первый взгляд ему можно было бы дать девятнадцать, если б не та уверенность, с которой он держался.
– Думаю, вам он известен как Князь Тьмы.

Это был глупый, дурацкий, идиотский, даунский поступок!!! Это… это… это ЭТО!!! Как можно быт таким беспечным идиотом?!
Первая волна возмущения смущенно отползла к пяткам, и я поднял челюсть со стола. Ладно. Мыслим логически, Кондракар не мог притащить сюда мифического бога. Верно? Верно. Едем дальше. Если бы он умудрился каким-нибудь Кондракаром найти… О боги! Что я говорю, – ЭТОТ все может! Включая и то, о чем не догадывается и то о чем никогда не догадается (слава Поющему Серебру!).
Я моргнул и в робкой надежде, что мне померещилось, уставился на открытое окно. Бог все также стоял довольный произведенным эффектом. Ну не может Князь Тьмы реально существовать!!! Это сказка, которой запугивают детей, что бы они спали по ночам! Впрочем, Кондракар в этом смысле стал популярнее в последнее время…
Я вздохнул и пихнул под локоть сидящего рядом бонифортерца однако перепутал локти и получил недовольное шипение эромки и облитый вином рукав. Правила требовали извинения и я вежливо улыбнувшись, извинился. Для пущей убедительности «случайно» смахнув со стола свой кубок. Лицо эромки мертвенно побледнело и, растянув синеватые губы, она приняла извинения. Спустя полминуты ее острый каблучок «случайно» прошелся по моему сапогу.
Собрав в кулак всю наскребанную по сусекам волю, я вежливо улыбнулся, хотя на глазах от боли уже выступили едва заметные слезы. Это не я – это тело заявило о своем желании что-нибудь сломать. Желательно кость. Еще желательнее – ближайшую слева.
В синих глазах Бога отразилась улыбка, и только это остановило меня от спешно разрабатываемого плана мести. Впрочем, я уже решил, что куплю лютню и пойду петь под окна Азарии, учитывая то количество наставников пробежавших по моим ушам (а за ними, по-видимому, несся взвод тяжеловооруженных медведей и контуженный на голову дракон), то кара была тяжелой, нестерпимой и до ужаса негуманной. Так ей и надо!
Поймав взгляд Бога, мы невинно заулыбались, глава Черной Стали даже похлопала ресничками, дескать «Я само очарование, неужели можно меня в чем-то винить?!». Князь Тьмы иронично отвел взгляд. И все-таки я никогда даже не думал и не мечтал увидеть настоящего, живого Бога! Впрочем, мертвого тоже… Хотя почему бы не сейчас, когда по Изории бродит неуловимая Святая с двумя учениками. Откуда взялся второй затруднялся ответить даже шеф тайной полиции, старательно переводя тему после каждого подобного вопроса.
Наконец я вспомнил о этикете (удивительно!), и поднявшись со стула и приветственно наклонил голову, дескать я тебя уважаю и все такое, но выше себя не ставлю. Бог ответил таким же кивком, при этом в его мудрых синих глазах проскользнула улыбка.
У меня дома, в Вероне, была легенда. Не знаю, сколько в ней правды, сколько лжи. Решайте сами дорогие внутренние голоса (а с кем мне еще здесь говорить?!).
На рассвете времен, когда только появились расы, Великий Творец уже знал, что однажды наступит момент и обязано появится зло. Он знал и оттягивал этот момент, прекрасно понимая что, только ухудшает ситуацию. И, наконец, Он решился. Он наделил своего младшего сына – чернокрылого ангела Зораза стремлением к свободе. Безумной жаждой нестись вперед и ни от кого и никогда не зависеть. Расчет Творца был верен лишь частично, но он это понял, когда его сын сошел с ума от Зова. Было поздно что-то менять – создана первая крепость Тьмы, первая раса принесла присягу на служение Тьме и первая кровь уже впиталась в землю под знаменами Тьмы. Печальная и страшная история. Поэтому все потомки Зораза так ненавидят Творца – за этот сжигающий нервы Зов. Я не слышал его, но я видел, что он сделал.
Наверно всю оставшуюся жизнь буду вспоминать женскую фигурку в белом платье прыгающую от рук жениха поневоле с утеса в играющее волнами море. Тело ее так и не нашли.
А вот Кошки смогли справиться с Зовом. Это было видно по смеху зеленых глаз, и Кондракар его слышит, я уверен в этом. Люди, слышащие Зов, всегда улыбаются, когда глаза полны тоски и печали. Этим весельем они пытаются обмануть самих себя. Но хватил о грустном, короли и дамы поднялись, приветствуя по моему примеру бога. И только после этого Князь Тьмы, благосклонно кивнув, заговорил, – Я не вижу здесь представителей еще четырех раз. Анахонии, драконьих скал, глубин тритонов и русалочьих владений.
Кондракар смущенно улыбнулся зеленоватыми губами, – надо было четче формулировать заказ.
Бог окатил его задумчивым взглядом и с серьезным выражением лица (а куда без него?) ответил, – тем не менее, тебе придется их достать.
– Я щас тебя достану, – буркнул в сторону дракарец.
То ли сделавший глухую мину, то ли действительно не заметивший укола Князь обвел всех присутствующих взглядом, – я пришел, что бы восстановить историческую справедливость. Приближается Битва, и каждый из здесь присутствующих должен сделать выбор – Свет или Тьма. Сторона Творца или сторона Отрекшихся От Предназначения. Решайте господа, решайте сейчас.
Что за бред я слышу?! Дайте мне пемолюкс что бы я мог отмыть уши от макаронного жира! Какая к черту… А-а-а… Понял. Логично, черт тебя за нимф! Отрекшись от покровительства батюшки, Зораз автоматически стал врагом, в данном контексте – Тьмой. Кирдык. Либо мне (инфаркт) либо Конду (убийство в состоянии аффекта).
Тишину, повисшую в комнате, можно было не только резать ножом, но и есть. Причем без закуски и запивки. И так наглотаешься по самые зрачки.
Золотистые лучи пронзали воздух, любопытно заглядывая в залу из-за спины бога. В их ясном сиянии неторопливо и величественно плыли пылинки, чей танец был наполнен теплым покоем родного дома. Чего-то я немного не о том думаю. Ладно – очень даже много не о том.
Мои заунывно сбившиеся в кучку и бурно обсуждающие очередной бред мысли сбил эльф. Не люблю эльфов, однако для дорогого Заката сделаю исключение, ему бедному и так нелегко. С такой-то невестой?! Думаете, я не видел, как Роза опять приперла жениха к стенке и вынудила признаться в очередной измене?! Честно слово он бы не признался, однако когда она рядом перестает соображать вообще. Вот и сейчас, видно, его извилины завязались в морской узел и сказали «Гудбай май френд» здравому смыслу и твердому рассудку. Да кстати, я этого не видел, мне не хватало еще убеждать Конда, что я не веронский шпион.
Закат откинулся на спинку стула, при этом его золотые волосы глухо завозились как проволока и, слепо коснувшись пальцами кромки стола, вежливо и в то же время торжественно заявил. – Мои предки, темные эльфы войск Тьмы, смешавшие свою кровь с эльфами Света, брошенными на произвол судьбы на этой Грани, всегда были на стороне Зораза. Для меня и моего народа будет великой честью служить Кондракару Зораз, память предков обязывает нас. И кстати, все живущие на этой грани после окончания Первой Великой Войны принесли присягу на служение династии Зораз и я думаю что выбора у нас нет. Либо служим Конду, либо сражаемся поодиночке с Песками.
Служить безумцу или умереть глупцом? Хороший вопрос. Эх, где ты моя милая, мой ангел внеземной, моя лебедушка кареокая? Опять, наверное, стираешь руки о рукоять меча или режешь тонкую кожу ладошек тетеревой лука? Глупенькая моя, да неужели я позволю, что бы оружие тебе и в самом деле понадобилось? Что бы опасность нависла коршуном над твоими белыми перышками? Малышка моя, подрастай скорее, увезу тебя в свою Верону, будешь лебедей с рук кормить и на оленях быстроногих ездить…
Стоп! Команда забыть красивое курносое личико с огромными карими глазами и уверенной и в то же время скромной улыбкой, с румяными щечками и маленькими ракушками ушек и тяжелыми кудрями, падающими на платье… А-а-а-а!!! Это не лечится. Купи мне моя шизофрения стопангин! Авось поможет… угу пятнадцать раз, а потом догонит и еще четырнадцать!
Встряхиваю головой так, что пшеничные волосы принимают позицию «рядовой в кунскамеру», а извилины удивленно сталкиваются лбами. Я еще и не так умею противные…
Итак, поскольку я тоже хорошо знаю историю, я говорю, – Я, Корнелий Белый, единственный король Вероны готов принести присягу Кондракару как наидостойнешему из потомков Великого Зораза.
Великий Зораз, великий безумец, великий оболтус. А кто он после этого подарка потомкам под названием «всего-лишь-два-маленьких-незначительных-камушка»?! Козел недожеванный, груша пересоленная, свинопотамотан несуществующий, бред похмелья изорийского магистра…
И вообще, я уже говорил, что у меня ну ОЧЕНЬ плохое предчувствие?

Конд был в ярости, Князь – в растерянности. Вроде он намекал на другое, но его слова привели лишь к присяге. Мало того, его надежда на своенравность и независимость королей пошла прахом, однако ж Кондракар умудрился чуть ли не в последнюю секунду предложить выход, который устроил абсолютно всех. Видать с перепугу тюкнуло. Замысел короля был гениален и прост, а не создать ли нам всем … братство кольца?! Хорошо его мысль приложила по куполу, раз не врубился, что колец нема. Когда понял – перетрух и собрался колоть камень Мрака, что бы было что в золото вставить, объяснил он. Ну и что, что от такой перспективы даже Бог судорожно уцепился побелевшими пальцами за подоконник?!
Отговаривали хором на одинаковой громкости, но с разной степенью истеричности. Корнелий вообще принял это с юмором и предложил посильную помощь, дескать, пусть Конд держит камень, а он молотком ударит. Спустя полминуты веронец признался, что всегда промахивается и гордится этим.
Услышав это, Кондракар пообещал зайти в церковь и поставить свечку во здравие державшего Корнелия за руки Зория. К концу фразы он вдруг побледнел (позеленел) и, хлопнув себя по лбу, с подозрительно веселой улыбкой заверил, что кольца будут, точнее уже есть. Где-то в Цитадели был ящик с кольцами закаленными в крови разных рас.

Церемониальный зал укрыт черным бархатом и по синеватой ткани вьется зеленый плющ. Его белые сердечки чуть шелестят, соприкасаясь зелеными боками на легком ветерке. Тяжелый запах лаванды смешался с горечью роз и человеческого пота. Колонны и пол, мрачно блестящие черным мрамором с белыми пугливыми прожилками, угрюмо подпирают свод, из хрустальных граней которого падают преломленные лучи. Они ложатся на отведенное им место – круг и полоса, подходящая к нему. Все остальное тонет в смутном полумраке.
В круге лунного света стоит странная фигура. Маска из черного железа скрыла все лицо, оставив лишь глаза, горящие нечеловеческим зеленым огнем. Черная ткань падает на плечи и стекает, скрывая фигуру и скрадывая едва заметное движение груди – дыхание. Глухая тишина слепо таращится на человека белыми выцветшими от времени глазами.
Шелест ткани – в освещенную часть входит еще одна фигура. Она ступает по полосе и такая же черная мантия шуршит, отмечая шаги. Второй меньше ростом и маска у него другая, в ночной синеве на левой щеке сияет созвездие Лебедя. Каждый шорох глушит сонная тишина. За ним бредет вторая фигура... третья… четвертая…
Пустая черная маска… созвездие Лебедя… созвездие Девы… созвездие Змеи… созвездие Лисы… созвездие Фламинго… созвездие Кошки… созвездие Беркута… созвездие Медведя… созвездие Волка… созвездие Ворона …
Десять фигур стали полукругом около Первого и затянула низкими хрипловатыми голосами Клятву. Слова, произнесенные на Древнем языке, имели особую силу…
Азмос ияри еден тим ри. Азмос ияри логаз диз омор Тианна. Азен иява Ёна зи амма эзору Ёни. Зи зоамма оа сталь – Ён зоаммар зион зиорин аздаган. Ия лесза Садрииа, охе лемма. Ия лесза Огх, неа песок. Ия лесза Майра, лонза Бездну. Ия лесза Дамбл, деза хиа Неймара. Ия лесза Сталь, дезагра Крепон. Ия лесза Крепон.
…силу Древности, ту странную скрытую в простых движениях мощь, что скользит по жилам опытного воина.
Последнее слово падает каплей воды в черную поверхность озера, и Тишина изумляется сухому щелчку открываемой шкатулки на мгновение порвавшей ее плоть. Оббитая черным бархатом и серебром звезд она покоится в руках Первого и откинутая крышка чуть касается его груди. В серебряном свете луны мрачно блестят кольца, шесть аккуратных столбиков и три строки – итого восемнадцать. Восемнадцать колец. Каждое кольцо обагрено кровью одной из рас, умыто ею, упокоено ею, и пробудится ею.
– Эти кольца навеки соединят нас. Каждая из наших душ приобретет еще одну цепь, готовы ли вы сделать последний шаг? – голосу Конда отвечает такой же усталый и безжизненный голос Заката:
– Мы решили это два дня назад, – он первым делает шаг вперед и его пальцы, укрытые черной тканью тянутся к одному из колец. Он не видел его прежде и даже не слышал, но точно знает, что это кольцо его. Серебряная полоска металла занимает место на безымянном пальце.
Каждый из королей делает шаг вперед и безошибочно находит свое наследство. В шкатулке остаются одиноко мерцать семь колец. Всего семь. Целых семь. Что же за расы упокоило Время?

Я просыпаюсь от тихого бормотания. Голод опять мечется во сне. Его губы двигаются и я могу почувствовать чуть слышное «нет… не надо… не сейчас… только не эту нить…». Ресницы дрожат, и сердце бьется как бешенное. Этот мир увядает уже третье тысячелетие, как растение, корни которого разделили на шесть слишком мелких кусков и оно медленно умирает, пытаясь жить, но сил с каждой прошедшей минутой все меньше. Странно, что Голод раньше не замечал этого. Я вздыхаю и сажусь в кровати. Лунный свет, падающий в окно ложится синевой на простыню и кажется, что она тоже сияет. Кроваво-красные волосы кажутся темными в этом странном освещении. Как странно чувствовать себя всемогущей и бессильной. Я могу помочь этому миру, могу, но не имею Права. О, Ирония!
Голод сердится, что я не желаю ничего делать…
Я встаю с кровати и подхожу к окну. Холодный зимний воздух опасливо прикасается к обнаженной коже и прячется в занавесках.
…А я хочу помочь. Просто если я нарушу Право другого, меня снова лишат силы. Или вечности. Лучше второе, но я знаю, что я обречена на нее. Возможно, потом наступит время, и мы сможем уходить, когда захотим, а не вечно блуждать в лабиринтах обмана. Возможно… о Прародительница, зачем создавая нас, ты дала нам эту Вечность?!..
Как просто рассуждать об этом стоя у окна и глядя в даль на заснеженные горы. Интересно, какого это, жить, зная, что никому ничего не обязана и раствориться с небом в конце пути, наконец, потеряв цепи сковавшие душу с самого рождения. Снова стать ничем, одновременно и частичкой и всем. София. Душа мира. Возвратиться в первозданный покой, закрыв усталые глаза…
Но вечность, словно тень, замерла комочком холода в груди. Хочется выть на луну – уж она-то поймет.
Голод, мой милый Голод. Я чудовище, я мерзкая ужасная тварь, я попросила тебя разделить со мной вечность – как я могла попросить об этом того, кого так сильно люблю? Почему ты стонешь во сне и отводишь взгляд, когда я спрашиваю что тебе сниться? Почему? Глупый, глупый юный бог. Ты считаешь, что видел мир и стар – но Боги, сколько же тысячелетий разменяла я? Я ведь помню даже первую из рода, ее белый мех и горечь ее черных глаз…
Я помню, как создавались миры, как совершенствовалась и шлифовалась Земля. Какой странной мне казалась творительница – шеснадцатилетняя девчонка, обреченная на Знание. И какими странными были первые боги – бестолковые и смешные. Они учились, с восторгом принимая новые роли. Как жаль, что они давно погибли.
Как жаль, что мне до сих пор не удалось уйти. Нам не удалось уйти.
Я возвращаюсь в кровать и сажусь у ног демона. Серые ресницы подрагивают. Моя рука ложится на его грудь, и я растворяюсь в покое, позволяя ему медленно наполнять сознание демона. Клоки кровавой тьмы жмутся и отступают перед тихим золотым свечением покоя. Спи мой милый. Я хочу, что бы ты спал и видел прекрасные сны. Я хочу, что бы хоть один из нас погружаясь в сон, видел радость, а не падал в бездну горьких воспоминаний.
Дыхание становится громче, и глаза его открываются, расширенные зрачки заняли всю радужную оболочку. Его рука больно сжимает мою кисть. Мне больно совсем немного и я нежно улыбаюсь, – тебе опять снился кошмар?
Голод смотрит на меня странным взглядом. Постепенно зрачки принимают свой нормальный вид, и в серые глаза возвращается укор. Мне хочется отвести взгляд, но я заставляю себя замереть.
– Что ты делаешь, – его тон так холоден...
– Я хочу помочь.
– Мне ну нужна твоя помощь в обуздании снов, – Голод отбрасывает мою руку и, встав с кровати, уходит, закрыв за собой дверь.
Я сжимаюсь в комок, подтянув колени к подбородку. Как, как мне ему объяснить, что я просто не могу заставить себя нарушить чужое Право. Что даже если бы я смогла – кара была бы слишком жестокой, потому что еще никто не смел, нарушить Право на Мир.
Щеки и ладони теплые. Теплые струи бегут и по коленям. Моно не умеют плакать. Слезы, страх и смерть. Всего три вещи, которые не дано нам познать.
Я не хочу шевелиться. Через кусок вечности дверь с легким скрипом открывается, и голос Голода пронзает повисшую тишину, – Ира, что с тобой?! – он в мгновение ока оказывается рядом со мной и касается моих плеч. Я не отвечаю. Его руки отнимают от моего лица мои ладони. Я чувствую ужас и страх за меня, разлитый в его крови, – Ира… любимая…
Я хочу открыть глаза, но вижу лишь тьму. Странно. Раньше со мной такого не было. Голод берет меня на руки и несет куда-то. Его голос шепчет что-то успокаивающее. Что происходит? Я пытаюсь высвободиться, но он лишь крепче сжимает меня. Что происходит?!
Вода. Ванна? Нюх то ли отбило, то ли я просто не хочу принюхиваться. Даже не могу понять. Я чувствую желание умереть и безразличие даже к этому желанию. Сознание медленно темнеет, растворяясь внутри. Неужели я ухожу? Вода ласкает мое тело теплыми кольцами. Я засыпаю…

 Судьба на мгновение замерла перед дверью изрезанной узорами и все же решительно постучала. Тяжелая хрустальная плита тихо отъехала.
В большом хрустальном зале в форме круга у дальней стены стоял хрустальный трон. Творительница в своих любимых голубых штанах и белой просторной рубахе с короткими рукавами сидела на нем, поджав ноги. Меж ее тонких пальцев ровно сиял золотой шар. Лицо творительницы было очень красивым, с нежной почти белой кожей, и милыми ямками на щеках. Серо-голубые глаза, как и несколько десятков лет назад выражали лишь тоску, длинные темно-русые пряди струились по трону и нехотя падали на хрустальные плиты пола.
– Творительница. – богиня вошла в зал и нерешительно остановилась у трона. Творительница была другой. Не такой как они. Она сделала их по своему подобию, но дала право быть другими.
Она подняла свои глаза, и устало взглянула на гостью. Девушке можно было дать лет шестнадцать, не больше, боги, которых она сотворила, уже давно переросли ее и теперь лишь удивлялись, почему она не меняется. Почему она не меняется все эти годы, что прожила здесь.
– Я… я хочу знать.
– Что? – глаза старшей богини наполнились горькой насмешкой, – Что ты хочешь знать?
– Кто меня сотворил? Кто сотворил тебя?
– Я.
– Я не это имела в виду. У всего есть начало. Кто тебя сотворил?
– Я.
– Но как?
– Время. Я завела время в круг. Теперь нет ни начала, ни конца, – творительница грустно улыбнулась и отпустила шар. Он пролетел над головой Судьбы и замер под самым потолком.
– Люблю смотреть на шары. Они напоминают мне солнце.
– Солнце? Что такое солнце?
Творительница молчала, любуясь созданным шаром.
– Ты хочешь знать? – через несколько минут, наконец, ответила она. – Ты хочешь ВСЕ знать?
– Да… ДА. Я хочу, – Судьба упрямо вздернула острый подбородок и твердо остановила взгляд на глазах собеседницы.
Творительница посмотрела на созданную ей богиню, словно любуясь своим творением, хотя так оно и было. – Возможно, время пришло.
Судьба рухнула на колени, вцепившись руками в свои красивые черные волосы, ужасные картины катастроф будущего, реки крови, моря страха и волны отчаяния, все это прошло перед ее глазами. Стоны, крики, мольбы, проклятия, ужас, исступление, ненависть, боль, ярость…
Все слилось в единую полосу вечности и мигом заняло свое место в круглых зрачках богини. – Неужели все так и будет?
– Все будет хуже.
Судьба с ужасом застывшим в расширившихся зрачках встала и, забыв попрощаться, вышла. Ее ссутуленные плечи подрагивали. Как же можно позволить существовать Этому?
Едва захлопнулась тяжелая дверь за спиной юной богини, как маленькие ручки уперлись и с силой распахнули их. Девочка лет семи и алыми волосами и двумя хвостиками, блестящими за ее спиной, вошла. Неуверенность, лишь она читалась в плотно сжатых губах и голубоватых глазах.
– Моно просила передать, что один из миров… он рушится. Сто четырнадцатый, – девочка смотрит в пол, не решаясь поднять взгляд на трон. На губах творительницы вдруг появляется тень улыбки и, встав с хрусталя, не приносящего ее телу никакого неудобства, она спускает по лестнице. За ее спиной шуршат длинные волосы, скользя по холодным ступенькам. Есть что-то завораживающее в движениях ее босых ног и шуршании странной ткани мятых штанов.
Подойдя к маленькому гонцу, творительница останавливается, – Сто четырнадцатый? Пойдем, посмотрим.
Краски меняют друг друга, и вот свет встающего солнца радостно вспыхивает, радуясь ее появлению. У ног девушки расцветают прекрасные цветы, но она словно их не замечает и идет по траве босыми ногами. Как странно видеть ее такой. Уставшей, но еще живущей. Живущей потому, что у нее нет Права на смерть. Кто же был истинным правителем всего?
А темно-русые волосы все струятся в молодой траве…

Я проснулась и первым делом открыла глаза. Убедившись, что ничего, не вижу, я стянула с лица компресс и удивленно уставилась на вставшего с колен Голода. Неужели он провел всю ночь на холодном полу у моей кровати. Что же вчера случилось… а-а-а… вспомнила.
Демон обеспокоено смотрит на меня, не решаясь спросить, а после все-таки спрашивает, – Все хорошо?
– Да, – я стряхиваю одеяло и перевешиваю ноги с кровати.
– Что случилось?
– Не знаю. Просто было плохо.
– Просто так ничего не бывает, – Голод начинает злиться. – Меня чуть инфаркт не хватил когда я вхожу в комнату и вижу залитую кровью кровать и тебя в той же крови!
– А-а-а… – соображаю я сегодня на редкость медленно, – кровавые слезы…
Голоду, похоже, хочется меня придушить но, сдержав сей достойный порыв, он вздыхает и сев рядом неуверенно обнимает меня, – я просто испугался…
– А. Не смотри на меня так.
– Как?
– Не вини меня, что я не хочу помочь твоему миру…
– Глупая, – его руки уверенно прижимают меня к нему, а губы вдруг касаются моих волос, – с чего ты взяла, что я тебя виню…
Юный Бог… а все-таки как приятно прижаться к нему и чувствовать что он сильнее, он старше и он умнее.

Кондракар сидел в своем кабинете и разглядывал шкатулку с оставшимися кольцами. Прикасаться к ним он не рисковал, кто знает, зачем они создавались? Нет ну вообще-то, он знал зачем, просто реакцию на самозванца ни полторы тысячи лет назад ни сейчас проверять не хотелось. Шкатулка квадратная и ячейки для колец заключены в круг. Серебряная полоска изрисована змеями и странными крылатыми силуэтами. То ли окосевшие кошки, то ли спившиеся драконы. Под внезапным порывом король касается серебра пальцем и чуть подковырыват его с боку, отдавливая черный бархат. Диадема легко оделяется. Движимый древним, как сам грех любопытством, он опускает изящное украшение на свою больную с рожденья голову…
В извилины тут же врезаются десяток голосов. Постепенно они умолкают, и остается только Закат, обиженно сетующий на Розу. Через несколько минут его стенания прерывает голос короля Агеры, – Закат, хватит.
– Сам заткнись!
– Чего?!
– Ты не мог мне раньше сказать, что б в Розу я не влюблялся?!
– Тогда бы ты влюбился из принципа, – подумав, ответил Лиран.
– И это мой внутренний голос!!! О боги, что я сделал в прошлой жизни? Пресвятую Магдалину что ли пытался совратить?!
– Закат, я не твой внутренний голос, – осторожно замечает король. Все остальные с интересом слушают перепалку.
– Ага, у меня раздвоение, противный!
– Растроение, – печально добивает вышедший из ступора Коргор.
– Расчетверение.
– Распятерение.
– Расшестерение.
– Рассемерение.
– Расвосьмирение.
– Расдевятерение.
– Расдесерятерение.
– Абзац, – подвел итоги переклички Кондракар.
– Кондррракаррр!!! Опять твои штучки?!!!

Глава десятая

И вновь ты уходишь водой
На алом-алом рассвете
Но я не иду за тобой
– Лишь раз мы уходим вместе
Вода

Утро принесло дурные вести. Ергиптан пал. Действительно пал. Некро не пугали и не шантажировали, а просто использовали имеющуюся информацию. Возможно даже, они просто угадали, а может, действительно знали. Это моя вина, перестав получать вести от фараона, я решил, что он вышел из СОЮЗА из-за моего главенства, но… как я мог быть таким недальновидным? Фараон с рождения равен богу и значит, обязан думать только о своем народе. Легче править теми, кто просто тебя терпит, чем теми, кто с верой и надеждой заглядывает в твои глаза. Я никогда себе этого не прощу.
Некро были правы лишь в одном – Ергипта больше нет. У меня нет права молча ожидать падения других королевств, Пески с каждым днем становятся сильнее, я чувству Это. Темная Цитадель ждет обновления – ждет смерти как рождения жизни. Она хочет, и я хочу вместе с ней, не смотря на то, что прольется Моя кровь. Кровь моего народа и всех тех, кто доверился мне.
Как тяжело день за днем носить маску сильного и мудрого на самом же деле я ни черта не знаю, и память предков лишь смущает меня. Как я могу идти по стопам безумца? Как они могут идти за мной? Как мне могут доверять, если я сам не знаю кто я, Кошка бегущая по крышам или все-таки человек…
(28 декабря)
Конд захлопнул дневник и обессилено опустил голову на скрещенные руки. Как все сложно. Если вернуть все назад, к пробуждению артефакт, согласился бы он снова разменять жизнь женщины на жизнь мужчины? Странно…
Он резко встал, отбросив перо, и подошел к окну. Заснеженный сад. Как красиво это зрелище, пронзенное до радужного блеска отраженным хрусталем куполов светом. Разрисованное зимой стекло не может передать и капли той красоты, что творится там за окном. Но все же, как холодно. Вздохнув, король устало потер пальцами переносицу. Солнце только встало, а его уже клонило в сон. Широкий зевок чуть не сломал челюсть и обеспокоенный этим Конд рухнул на кровать, так и не сняв мокрых с ночной прогулки сапог. Эх, здорово же он просчитал задницей черепицу церкви!!! Да еще на священника рухнул. Если учесть что он в этом момент объяснил послушнику, что красивые девушки с неба не падают…
Интересно, что подумал об этом мальчишка.
Одна овечка, две овечки, три овечки, …, сорок шесть овечек, сорок семь овечек и один баран, – комнату наполнил морской бриз. Конд заполз поглубже в одеяло и притворился слепо-глухо-тупым. К проявлению этого таланта Князь остался безразличен, – Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало!
– Дгнм…
– Ты прикинь, все друиды исчезли!
– Дг…
– По-моему они вчера остановились у ворот Дракары довольно приличным войском.
– Днг?..
– Хватит подушку жевать! – разозлившийся Князь резким движением руки стряхнул одеяло с кровати и с ехидным любопытством оглядел друга. Кондракар лежал, свернувшись калачиком, на нем висела просторная мужская сорочка до колен, и из-под нее выглядывали явно женские замшевые сапоги на острых шпильках, – О! Какие тапочки! – глаза мужчины насмешливо округлились.
Король рывком поднялся и, подогнув под себя колени с бледными от ярости щеками, зашипел, – Достал ты меня!!! Тебе что так трудно не приператься, когда я сплю?! О, да я понял, ты Бог и считаешь что тебе можно все?! – огромные зеленые глаза с черными шипами беспокойства, ярости и вины горели.
Князь наклонился, чувствуя острый аромат горных цветов…

Пожелав стражам послеобеденного сна, я козырнул и прошел в башню Конда. Мало что понявшие из моего монолога парни безропотно меня пропустили. Куда им, недалеким понять то, что не понял даже я. Мне было лет пятнадцать, когда учитель периодически глотая валерьянку, растолковывал мне теорию вероятности. Я понял мало, но сделал как он – заучил шесть параграфов.
Внутри было тепло и я, распахивая на ходу шубу, зашагал по лестнице. К верхнему этажу я дошел с шарфом, торчащим из левого кармана и шапкой из правого. Не знаю, как умудрился ее сложить, но я ведь гений. Да-да-да, именно поэтому половина веронских алхимиков икает при одном упоминании моего гордого имени. Половина из выживших. Ну откуда я мог знать, что смесь розового вещества из красивой баночки и голубенького из пробирочки даст не фиолетовую воду, а громоподобный взрыв с зеленым фейверком. Полгода после того с кровати встать не мог. Брат рассказал, что меня восстанавливали едва ли не с костей. Кстати поэтому и треть веронских лекарей имеет немного поврежденную нервную систему. Ну, хватит о плохом. Сейчас будет фишка потому, что узнав то, что знаю я, Кондракар от радости пробежится по потолку и лихо спляшет танго с люстрой периодически выкрикивая знаменитое гостенское «О-о-оп!!!». Но видно судьба повернулась очень нехорошим местом. Нет, конечно, она красавица, но смотреть на женщин я предпочитаю спереди. Больше шансов увернуться знаете ли…
Итак, поднявшись на последний этаж, я тяжело перевожу дух, блаженно щурюсь на свет, преломленный хрустальными гранями, и тут распахивается дверь. До того как оттуда вылетает кто-то, я успеваю обрадоваться. Однако в процессе его полета я соображаю, что летит он на меня, и спешно ретируюсь на ближайшую скамейку. Человек пролетает мимо меня и дверь эмоционально захлопывается.
Князь Тьмы смачно врезался в стену и сполз с нее на корточки. Попытки этак с двадцать первой сфокульсировав на мне взгляд бог удивленно и обиженно прокомментировал, – Хрена у нее удар слева!
– У кого нее? – осторожно поинтересовался я, не решаясь слезть со скамейки.
– Что, тоже хочешь?
– Упаси бог! – я насмешливо перекрестился и, соскочив с мебели, помог подняться Князю. Хорошо его видать приложило, что он поймал мою руку только с четвертой попытки. Точнее я смог поймать. Черные как сама бездна волосы понурыми кудрями расползлись по его плечам. Темно-синие глаза обиженно как у ребенка хмурились из-под бровей. Черт, да он щас разревется!!!
Встав, мужчина прислонился к знакомой стене и, отпустив мою руку, закрыл глаза. Несколько минут он провел в тяжелых раздумьях, а потом заорал в закрытую дверь, – Знаешь, а Конда стала бы мне хорошей невестой!!!
В дверь с той стороны ударилось что-то тяжелое и стеклянное.
Если честно не понимаю, какую девушку не смогли разделить Бог и король. И тем более не понятно, почему находясь в покоях Конда, она себя так ведет. За дверью опять что-то разбилось, и кто-то сдавленным полушепотом выругался и разрыдался. Лицо Князя приняло озабоченное выражение. Вот сейчас он по стеночке подойдет и виновато постучит в дверь…
С моей помощью, доковыляв до вышеуказанной, Бог действительно робко постучал. Рыдания в миг прекратились, и в дерево с торжественным грохотом врезалось что-то ну очень тяжелое.
Ясно. С Кондом мне сегодня не поговорить. Во всяком случае, я не рискнул бы туда соваться, пока его психованная подружка не ушла.
Значит, придется возвращаться домой.
Найдя с третьей попытки закоулок в лабиринте с телепортами, я решительно направился к светящимся от солнца ярким белым плитам. Впрочем, их было не трудно разглядеть среди пушистых сугробов. Прежде всего, в глаза бросались мои следы…
Увлекшись разглядыванием немного смазанных отпечатков, я заметил движение за спиной слишком поздно, и мою попытку обернуться прервала рукоять меча, смачно встретившаяся с моим лбом. Последнее что я помню – как жалостливо дрожала сталь, и как я наваливался на странное существо с шестью глазами тремя головами кучей рук и тремя торсами… или у меня это в глазах троилось?!..

Как ни странно Князь не шутил. Когда не выспавшийся и злой до чертиков Кондракар вышел, стражи на трех пальцах объяснили ему кто такие друиды, куда их надо послать и сколько они уже ждут. Так ничего и, не поняв (солдаты запутались в подсчетах имеющихся пальцев), король развернулся и стремительными шагами направился к воротам.
Войско друидов не впечатляло. Около трех сотен стариков разной тяжести смирно сидели на бревнах и уплетали что-то из глиняных мисок. Оставшись незамеченным, король вышел из ворот и направился к ближайшему бревну.
Замок стоял на небольшом возвышении, с городом его разделяло около трехсот метров зеленой травы. Почему ближе было запрещено строить дома неизвестно, но Конд не решился противоречить столь часто упоминающемуся в летописях запрету. Тем более что в голове порой возникала пока еще смутная, но явно верная мысль.
Подойдя к друидам, король мрачно сел на бревно и положив локти на колени, мрачно осведомился, – Ну и какого …?! – и тут же получил несколько недовольных взглядов.
Один из друидов хотел приветственно подняться но, сообразив, что усталый собеседник примет это за изощренное издевательство, остался сидеть, – Доброе утро ваше высочество.
Ответный взгляд переводился так «И тебе туда же и в тот же кошмар».
– Пришло время, и Братство друидов пришло принести присягу молодому правителю Дракары.
Сморщенно старостью лицо печально смотрело на мир мутно серыми глазами, словно друид желал смерти, но не мог уйти. Не мог, потому что Цель не выполнена. Кондракар печально вздохнул, ну почему всем от него что-то нужно, да и какой к чертям он молодой? Чуть больше двух лет и он разменяет второй на третий десяток, – Друиды в Дракаре? Как интересно.
– Мы пришли с миром…
– А с чем уйдете?
Старик хотел ответить что-то возвышенное и обязанное пронзить собеседника прямо в сердце, но его лекцию прервал звонкий мальчишеский голос, – Мастер! – откуда-то выскользнул тощий паренек лет семнадцати. Слишком бледная кожа даже для друида. Почти молочная. Волосы светло-русые, золотистые. Глаза – серые. Как сталь. Верная сталь тяжелых лат.
На губах запыхавшегося паренька гуляла веселая улыбка, подскочив к друиду что, заговорил с Кондом он, сияя, протянул старику кулак с зажатой в нем травой. От его движения легкий ветерок скинул с головы говорившего капюшон. Эльф. Даже хуже – эльф с обрезанными ушами. Предатель, осужденный своими же соратниками на вечное изгнание. Или? Или. Уши обрезаны очень аккуратно, в то время как палачи особой осторожностью не отличались и запросто могли отхватить с ухом и кусок черепа. Значит добровольный изгнанник. Как интересно.
Друид натянул на лысину капюшон, и озлобленно ударив мальчишку тростью по ногам, приказал убираться. Легко увернувшийся юноша отскочил и, развернувшись, окатил короля теплым озорным взглядом.
Кондракар помнил этого мальчишку. Его образ навсегда запечатлился в серебре Города. Его шаги, его пальцы, его голос, аромат его волос. Всю душу залила безответная любовь к этому странному пареньку, любовь верной собаки до слез радостной возвращению хозяина. Это было чувством Цитадели, и Конд в первый раз понял, что они теперь неделимы. Сотни Зораз осмелившихся принять Город, сам город и Кондракар.
Все еще чувствуя волны любви Цитадели, Кондракар встал и уважительно поклонился, – Здравствуй, Творец.
Згарленорменгерлод озорно улыбнулся и таким же мягким и любящим голосом ответил, – Здравствуй, Кондракар. – маска слезла, открыв истинную сущность.

Ирказа проснулась как от толчка и села в постели. Солнце только встало. Солнце как солнце, небо как небо, но все же что-то не так. Голод тоже проснулся и непонимающе воззрился на возлюбленную. Возлюбленная ответила не более понимающим взглядом. Откинув одеяло, она поднялась и, забыв накинуть, что-либо на обнаженное тело вышла на балкон.
Аромат яблок становился невыносимым. Он сводил с ума и… и…
– Голод, здесь один из наших…
Демон широко зевнул и, подойдя к ней сзади, обнял, глядя на маленькие точки за воротами, – это плохо?
Ирказа молчала, напряженно вглядываясь в фигуры. Если совет послал за ней Воина, то это даже не плохо. Это копец. Это заточение в золотой клетке, где каждый прут выжигает кожу до самой кости…
…по полю пробежалась легкая волна, и моно скинул маску. Из его рванной и дырявой ауры тянулись нити... прямо к сердцу мира.
– Милый возрадуйся.
– А?
– Это хозяин мира!!! – она развернулась и, поймав ладонями его лицо, крепко поцеловала в губы.

Кондракар. Как много я о нем слышал. Было забавно глядеть на его восторженное лицо, вспоминая, как в детстве зачитывался легендами. О Боге на белом драконе, о Отступнице, о последнем боге, о Твари, о крае мира. Удивительно как один только человек смог связать самые яркие события трех эпох. Мой старший брат часто рассказывал мне о странном мире, расположенном на обочине Перекрестка. О Шестигранном Мире. Помню свой восторг, когда я впервые увидел это чудо своими глазами и понял, что когда войду в полную силу, я разверну пласты времени и создам нечто странное, сплетенное из шести разных граней.
Придумаю законы, сотворю расы – по три на каждую грань и того восемнадцать. Кстати у граней все-таки было что-то общее – размеры. Каждая созданная грань была размером с Мир Перекресток разве что плоская. А внутри я разжег – или разожгу сердце мира. Что бы когда я уйду, Мир не погиб и продолжил жизнь. Я подарю ему собственное сердце. А если не смогу – отдам свое.
Кондракар что-то рассказывал. Как будто я не знаю, что происходит в моем собственном мире. Я чувствовал Конда по-другому, не так как остальных жителей этого мира или Перекрестка. Мою расу называют великой, но мы лишь первые, а Мерцальник… вот кому придется отдуваться за наши шалости. И если я не ошибаюсь, рядом со мной сейчас идет именно он. Или я ошибаюсь… да ошибаюсь. У Мерцальника рожа всегда постная, а юмор в столь качественном нокауте, что билайн идет в клеточку от зависти. А вот ауры схожие. И по структуре и по цвету и по «пушистости».
Однако ж надо послушать, что там бормочет этот… эта героическая личность.
–…а семь колец остались лишними. Почему ты позволим им исчезнуть? – ну вот прохлопал ушами монолог и не знаю, что у меня спрашивают. Про исчезновение колец что ли?
– Дгнм? – На мое полуутверждающее-полуотрицающее полувоскрицание Кондракар ответил понимающим, но все же немного обиженным взглядом и умолк. Скрестив на груди руки, он уставился на кончики своих остроносых сапог и, наконец-таки обратил внимание на их крайнюю женственность. Точнее на шпильки, на которых не просто сносно, а просто великолепно шагал. В первый раз вижу мужчину так легко и обыденно щеголяющего на этих дьявольских иголках… мужчину?! А-а-а…
Обиженный спутник вел меня куда-то вглубь замка по коридору. Обстановка особой оригинальностью не отличалась – магические шары, резьба по мрамору, плющ. Коридор вывел в огромный зал с белыми, сияющими в солнечном свете колоннами и лестницами бегучими по стенам. Хрусталь, под которым утопали воздушные лестницы хрустальными мостиками, пронзал весь зал ослепительно яркими и цветными лучами-радугами. Это очень возвышенно и красиво – голубое небо, сотни рассыпанных радуг, грани хрусталя разделившие сияющую голубизну.
После темного коридора зал казался прекрасным видением и фигура, скатившаяся по одной из лестниц, вовсе не была чуждой этому кусочку небесного царства. Красивая девушка моей породы. Кровавые волны волос стекали с обнаженных плеч по белой простыни наскоро обмотанной вокруг груди и бедер. Моно застыла у подножия лестницы, с детским восторгом рассматривая меня. Я впрочем, чувствовал себя великим и мудрым только до тех пор, пока не скользнул взглядом по ее ауре. Абзац! Слов нет одни эмоции.
Позабыв о Кондракаре, я сделал еще несколько шагов к ней и замер, пожирая ее глазами. Одна из первых. Самых первых, может быть, даже помнит Творительницу. Невероятно!
С лестницы спустился также одетый мужчина, окинув меня ревнивым взглядом сонного быка, он подошел к застывшей девушке и мягко приобняв ее за плечи развернул и, придерживая под локти, потащил обратно наверх. Не хотел бы я сейчас слышать его мысли.
Кондракар сделал вид, что не заметил моей реакции и невозмутимо шел впереди. Да ну их! Зачем я вообще сунулся в эту эпоху? Пойду-ка я домой. Но перед этим…
Я остановился и окрикнул Кондракара, – у меня мало времени. Я пришел ответить на твои вопросы.
– Пять минут назад они тебя мало интересовали.
Я состроил усталую мину и, поблуждав взглядом по залу, невозмутимо напомнил, – время уходит.
– Хорошо, как победить духов пустыни?
– Мечем и кровью.
– Чьим мечем и чьей кровью?
– Кровью невинных и мечем святой.
– Где мне найти святую?
– Она сама тебя найдет.
– Кого ты называешь невинными?
– Не желающих вставать ни на сторону Света, ни на сторону Тьмы.
– Что такое Зов? Чей он?
– Город зовет своих потерянных детей.
– Когда он прекратится?
– Никогда.
– Почему ты нас так ненавидишь?
– Не имеет значения. – Моя фигура начала терять очертания. Знаю, что сначала становлюсь, слово размытым, а потом полностью растворяюсь в воздухе. Помню, брат полушутя рассказывал, что у меня первым исчезает нос.
– Когда появится святая?
– Когда будет нужна, – перед моими глазами могущественные ели раскинули мохнатые лапы. Теплую кору с золотыми каплями янтаря ласково гладило солнце.

Диадема мягко опустилась на голову. Серебро приятно холодило лоб. На этот раз, что бы не смущать королей Кондракар едва уловив обрывки мыслей, предупредительно гаркнул, – Здорово!
Тишина, повисшая на несколько секунд была прервана удивленным и возмущенным вопросом, – какой придурок меня разбудил мать вашу?!
– Можно подумать здесь их много.
– Ты о себе что ли?
– Только твои запудренные извилины могли до этого дойти!
– Ой, кто бы говорил!
– Ой, кто бы отвечал!
Перед глазами Конда возникла четкая картинка – король Ошары с помоями на голове.
– Ах, ты нехристь контуженный!!! – обратная картинка являла миру повешенную кошку, с синим высунутым языком.
– Жак, Лиран! Хватит дурачится!
– Сам виноват, будить не надо было!
– Тоже мне, неуловимые мстители.
– Ты б видел, как на меня сейчас жена смотрит, – пожаловался Жак.
Через несколько секунд заскакала картинка, где сонная блондинка с красивой линией плеч и аккуратными ключицами, тря левую щеку, смотрит на кого-то. Проще говоря – в объектив. Причем взгляд словами не выразить, нечто среднее между «какого …», «ты кто» и «а-а-а… ну я сплю дальше».
– Так народ, настраиваемся на серьезный лад. Ергипт действительно разрушен.
– А я и не знал, – в голос огрызнулись Жак и Лиран. Ошара и Агера граничат не только между собой, но еще и с Ергиптом... с территорией бывшей Ергиптом. Больше возмущений это не вызвало и Кондракар забеспокоился на тему остальных королей.
– Эй, здесь есть кто-нибудь кроме нас троих?
– К сожаленью, – мрачно откликнулся на зов души изориец.
– Ладно. Делаем перекличку. Агера?!
– Есть.
– Анахония?
– Нет. Я интересовался – коронация будет завтрашней ночью.
– Беркура?
– Тута.
– Нет такого слова. Бонифостер.
– Здеся.
– Нет такого слова, Вальпурна?
– Судя по повисшей тишине – нету.
– Нет такого слова!!!
– Кондракар тихо, дыши ровно! Тута, нету, здеся, ща, человеки… – это все устоявшиеся шутки…
– О боги!!! Ладно, едем дальше Гостения?
Странно, король Гостении – рыжеволосый гигант Чарен вроде чувствовался, но не отозвался. Короли прислушались. Сосредоточились, и перед их глазами поплыла картинка. Чарен в грубых штанах и простой рубахе до колен с кружкой полной пива. Малознакомый тип, одетый в том же стиле и с такой же медведеподобной фигурой. Кондракар сидящий на ветви дуба в белых шароварах, фиолетовой жилетке красной шапке и лихо треплющий струны странного музыкального инструмента. Князь Тьмы пил на будапешт с королем Изории. Корнелий почему-то превратился в лодку и катал Фыру, которая обнималась с Лираном. За лодкой, оседлав собственную шляпу, плыл Жак. Кстати, место воды в озере плескалось молоко почему-то розовое у берегов. За всем этим философски наблюдали испуганная русалка и кот, сидящие в обнимку на соседней сосне. Кот, почему жаловался, что его цепь пропили и ему теперь ходить не почему. Русалка сочувственно кивала, старательно прикрывая волосами лишенный чешуи хвост. Пьянка подходила к концу – это было видно по упившемуся Конду все-таки рухнувшему с дуба.
– Всегда я левый, – пожаловался дракарец.
– Не мешай, мне интересно, чем все закончится, – под голос агеровца действительно заинтересовавшегося, догонит его ошаровец или нет, картинка погасла, и сонный голос Чарена удивленно встрепыхнулся.
– А?! Чего? Что смеетесь?!!
– Да так, ничего, – выдавил кто-то, перед тем как зайти в следующем приступе смеха.
– Да ну вас на кисельные берега и молочные озера!!!
Третий приступ смеха перекрыл все попытки отдышаться и прийти в нормальное состояние.
– Кария?
– Куда я де…
По ушам больно ударило. Опять повисшую тишину прервал голос веронца. – Я умер? Какое разочарование. Больно, … …! Руки убери … . козел. …!!! Ненавижу эроцев!!! Че пялишься? Все равно не скажу. Стерва … . Пля-я-я-я!!! … недо…ная! Что б тебя… …!!! Черт да что ей от меня надо! Ага, получи фашист гранату! Об…
Тяжелый удар пробежался опять по ушам, и носом хлынула кровь. Кондракар приложил к носу рукав и вскочив кинулся к окну, на котором пылился платок.
– Что это было?
– По-моему это было Корнелий.
– Веронцы так не выражаются.
– Я тоже об это подумал. Нет, ну где он таких слов нахватался??? Я ж пока не узнаю спать на смогу!!!
– Дожили, эльф собирается учится ругаться у веронца.
– Чья я бы корова мычала.
– Нет, и у меня еще спрашивают, почему я не люблю листоухих?!
– Как ты меня назвал?!!
– О боги! Теперь они… – короли пристыжено замолчали, столько вселенской тоски прозвучало в голосе Зиорда.
– Мы опять не о том, кто-нибудь понял от кого нам спасать Корнелия, от жены или?..
– У него нет жены.
– Невеста?
– Нет.
– Любовница?
– Нет.
– Любовник?
– ?!
– Муж?
– С дуба рухнул?!!
– Нет, в молочной реке на шапке плавал.
– Кхе-кхе, я что-то не понял.
Если б не трагичность ситуации, то на тактичное покашливание Чарена ответил бы четвертый взрыв смеха. А так…
– Значит так, координаты я уловил, сейчас переоденусь и за ним.
– Возможно, для него каждая секунда имеет шанс оказаться последней…
– А если я не сниму шпильки, то последней она окажется для меня, когда я в очередной раз проеду задом по черепице.
– Кондракар, ответь мне на один вопрос? – у ошаровца был такой сладкий голос, что Конду стало не по себе.
– А?
– Почему на тебе шпильки?
– Эмн… Для тренировки… равновесия. О! Я тренируюсь удерживать равновесие даже на этих пизанских башнях.
– А-а-а… ну-ну. А на ходулях еще не пробовал?
– Да ну вас!

Ледяная вода хлынула и забилась за шкирку. Я инстинктивно забился, пытаясь выдрать руки из железных тисков, но, получив удар под ребра, расслабился. Это надолго, врятли меня так просто отпустят поспать на этот раз. Ну, первый раз это понятно, кому приятно быть обрызганным серной кислотой? А все-таки она хорошо летела. Медленно кувыркаясь, как в замедленной съемке и прямо посреди лба этой стерве! Виг стоял такой, что палач выронил себе на ногу вторую склянку с кислотой и заорал ничуть не хуже госпожи. Какой это был дуэт!!! Именно о таких личностях складывают легенды, Совей разбойник от свиста, которого спешно окочуривалось все живое и не очень, Иван-дурак, свято уверенный, что сразить словом предпочтительнее чем мечем, а так как интеллектом он не блистал, то боже упаси, встретит худощавую фигуру в потертом кафтане на камне у развилки. Мало того, что он тебя запутает, куда идти так еще пол жизни не сможешь разобраться, где право где лево.
Опа-а! Ну пля силен связанного по ребрам сапогами бить! Я бросил многообещающий взгляд на палача. Тот, как ни в чем не бывало, повернулся и с полупоклоном уступил место госпоже.
Кожа женщины восстановилась и теперь имела цвет хорошо переваренной лягушки. Из-под презрительно вздернутых бровей лупились янтарные глаза. По большей части обгоревшие и по меньшей обрезанные волосы, стояли веселым подвыпившим ежиком. Вообще-то фигурка у нее ничего, но я предпочитаю женщин, которые не выше, а ниже меня. Хотя бы на сантиметр. Нет, без комплексов, мои метр восемьдесят три не выдержат такой конкуренции!!!
Женщина схватила меня за волосы и, с силой дернув, притянула к себе. Угу, как же. При том, что мои руки сдавливают до самых локтей железо, а ноги прикованы к стене тремя цепями. Очень мило.
– Гохохги! – ага, а вот язычок-то еще бо-бо. Недаром так безбожно «хыпияет». Притворится комодом что ли?
– А? – делаю мину, дескать, говорите громче, ничего не слышу.
– Гохохги! – о как старается! Ладно, пожалею ее. Так уж и быть.
– Что говорить?
– Хо гххаешь! – что знаю? Да запросто! Сама виновата.
– Небо голубое, а знаешь почему? Потому что для голубых, оно всегда такое! А знаешь, почему трава зеленая? Это небо пописало, ну сама посуди голубое плюс желтый что? Зеленый. А хочешь я тебе докажу что у меня три уха? Вот смотри это левое – раз. А теперь смотри левое и правое – два. А теперь сложи один и два – сколько ушей правильно – три! – по мере моего оживленного трещания глаза королевы расширялись. К концу восьмой минуты я думал, что она упадет в обморок, однако у нее рука затекла. – А пальмира отвечает, – А мне, какое дело и идет себе дальше – правда смешно. Ха-ха. А хочешь анекдот про невесту Князя? Идет Лина Инверс по лесу, а сзади к ней подбирается жираф…
Холеная ручка прошлась по моему лицу, оставив горячий след на левой щеке. Даму надо уважить по-другому? Пожалуйста, я уже почти отвинтил гайки левого тиска. Дай только дотянутся до твоей шеи стерва …!
Женщина берет у палача разогретую до алого цвета железяку, и мрачно улыбаясь и поигрывая ее, смотрит на меня. Я перестаю трещать как перепуганный воробей и с нарастающим ужасом пялюсь на раскаленное железо…
…фИГА остРЫе ощушЕниЯ!!! Ну почЕму ОПЯть Я?!!!! Охо-о-оо-оо…
– Хепехгь будех гохохгить?!
Молчу. Хоть и больно до одури, но молчу. Не знаю, что она от меня хочет, но после этого клейма она от меня даже крика не дождется. Ухожу в себя – глубже и глубже с сожалением окидывая взглядом знакомые пространства и закрывая за спиной дверь. Боль утихает вдали. Глубже. Звуки исчезают. Глубже. Биение сердца замедляется, погружаясь в нездоровый искусственный сон, мало отличимый от смерти. Глубже. Последняя дверь. Один шаг и я уже не вернусь. Всего один шаг за последний порог. Там меня подхватит ласковый ветер, темное небо полное покоя и глаза матери и отца.
Окидываю последним тоскливым взглядом пыльную камеру с коптящими факелами, с дешевыми свечками из рыбьего жира, с полупроржавевшим железом, с бурым от крови камням, с двум фигурам…
Дверь – реальная, а не граневая, распахивается и в комнату входит Кондракар. За его спиной шесть мужчин вооруженных до зубов. Женщина застывает столбом и роняет на ногу палача железяку раскаленным концом вниз. Так, интересно. На цыпочках похожу к предыдущим дверям и, распахнув несколько из них, с интересом прислушиваюсь.
– Да никак муженек пожаловал?
– Как ты посмела поднять руку на веронца?
Так, похоже в голове Конда просто не укладывается что милые и беззащитные веронцы, робкие и артистичные, едва ли не ангелочки во плоти, могут надавать магией по ушам так, что и лужи-то не останется.
Да кстати. Что бы прочувствовать освободились ли магические каналы, пришлось пройти еще несколько дверей. То же на цыпочках. Пока не признаваясь даже самому себе, что собираюсь задержаться.
Так, каналы по-прежнему забиты.
– Дай мне наследника, и я от тебя отстану, или ты хочешь, что бы следующей здесь побывала одна из твоих сестер?
– Да не дам я тебе ребенка, дура! А если ты еще не поняла почему, то еще дурнее!!!
– Ага, так ты значит все-таки голубой?
– О Боги. Как меня все это достало. Салера, ненаглядная моя слушай, даже если бы я был голубым я бы все равно не смог дать тебе ребенка. Я ясно выразился, что это все бесполезно?
– Ладно, – королева, похоже, обиделась, – пойдем другим путем, трахнись с любой девицей и когда у нее родится ребенок я его заберу.
– Тупаяяя!!!
Действительно тупая. Уже даже я понял, что в плащ Кондракара закуталась Кошка. Да кстати, а почему они так похожи? И косы одной и той же длины? Близнецы что ли? А что если Кошка периодически подменяет брата, а он ее? Так вот почему я его уже два раза на шпильках видел! Бли-и-ин… а как мне теперь их различать? По шпилькам что ли? Боже упаси. Ладно, сделаю вид что пень.
– Импотент хренов. Я получу то, что хочу!!! – о как! Аж трясет девушку от злости. Вежливее с людьми надо быть, меньше проблем будет.
– Поспорим? – Кошка весьма весело улыбается. В ответ на это Салера презрительно сплевывает и исчезает, оставляя горсти белого песка, поспешно просачивающегося сквозь землю. Палач остается. Несколько секунд он враждебно смотрит на пришедших, а после… падает в обморок. Причем не просто падает, а Падает с большой буквы, Падает так, что многочисленное железо жалобно звенит на полках.
Помню, я прошел первую дверь и, счастливо отсалютовав Кошке окровавленной рукой с зажатым между пальцами последним винтиком, погружаюсь в скачущие перед глазами круги…
А еще помню обеспокоенные голоса в голове и довольное заверение Конда, – ниче, поваляется месяцок другой – как новенький будет.

Анита робко постучалась и вошла. Услышав вскрик за своей спиной, Конд вздрогнул и, метнув озлобленный взгляд на сестру, указал кровавой рукой на дверь. Выйти девушка не успела. Сползла по косяку и улеглась под дверью. Конд и закат переглянулись. Эльф дернул плечом, дескать, пусть так валяется, а Конд преодолел профессиональный интерес и дернул шнур над кроватью.
Вобщето действие проходило на столе, вокруг которого столпились Конд, Закат, глава гильдии магов и один из ведущих врачей. На деревянной поверхности укрытой белой простынею распласталось окровавленное тело веронца. В то время как врач и маг в упоении битвы спорили над методом лечения Закат и Конд сращивали ткани, пока жива память крови. Постепенно работы становилось меньше, ровно, как и сил. Кондракар вздохнул и, отойдя на шаг, развел руками. Больше у него лишних сил не оставалось, а если он опустится на уровень ниже, то башка на утро будет так болеть, что мама не горюй. Если он сможет подняться обратно, а не останется до скончания века безпристанной душой. В общем, как вы поняли, девушку пришлось оттаскивать все-таки ему.

Анита приоткрыла дверь и, убедившись, что никого кроме веронца в комнате нет, вошла. Косясь на спящего короля – его грудь ровно поднималась и опускалась под одеялом – она подошла к кушетке и поставила на нее хрустальную вазу с белой розой. Плохо, что на дворе гуляла зима – свежий воздух и летний ветерок порадовали бы больного. Девушка коснулась пальцами оконной занавески, за которой уже черное небо навалилось на сугробы. Остророгий месяц печально улыбался. Как будто тоже горевал…
За спиной девушки раздался шепот – оказалось, Корнелий проснулся. Король смотрел на белую розу у изголовья, – я умру, когда эта роза завянет. – И отключился.
Тяжелый случай.

Новая Королева Анахонии явилась с рассветом. Собравшийся за рекорднокороткое время Конд, пробкой выскочил из своих покоев и, скатившись по лестнице, ввалился в зал. Поскольку проснуться он так и не успел, то чуть не познакомился многострадальным носом с ковром и блаженно упал на трон. Ура. Усесться поудобнее он не успел – двери открылись и в тронный зал в сопровождении шести воительниц вошла королева. Высокая женщина сорока лет, черные с проседью волосы убраны в высокую прическу, глаза невыразительно серые, тонкие губы сжаты. Этакая злая тетя. Одевается совсем по-другому чем Фыра. На ее сухой фигуре расползлись огромные листья невиданных растений. Их вены переплетались изумительно красивыми узорами. Золотое на зеленом.
– Добро пожаловать в Дракару.
Королева поджала тонкие губы и окатила короля еще одним враждебным взглядом, – Благодарю. Я приехала, что бы узнать, как умерла моя дочь.
– Боюсь, мало могу вам в этом помочь, поскольку сам я не присутствовал при этом действии.
Королева гордо вскинула голову. Сейчас она напоминала каменное изваяние жестокой богини Древности, – трус. – Не смотря на несколько десятков солдат, стоящих у стен и место действия хозяйкой ситуации была она. Именно с этого слова, которое позволило ей взять эту сомнительную власть.
– Не судите и не судимы будете, – Кондракар прищурил глаза. Если эта женщина видит перед собой молодого оболтуса, по недоразумению занявшего трон, то она ошибается. Королева сознательно провела между собой и памятью тысячи Зораз черту.
– Я не боюсь суда, – ее губ вдруг коснулась снисходительная улыбка, – вам не мешало бы подумать о спасении своей души, молодой человек.
– Мне ее уже не спасти.
– Спасти можно все.
– Госпожа Герния, принимая во внимание ваш богатый опыт спасения душ я должен предупредить что… Предлагаю продолжить разговор на эту тему в другой обстановке. Итак, я хотел бы отдать вам то, что принадлежит вашему народу. – Паж, невозмутимо дремлющий стоя справа у трона, проснулся и, торжественно вышагивая, спустился вниз и протянул королеве подушку, на черном бархате которой лежало золотое кольцо. Женщина перевела взгляд серых глаз с Конда на дар и обратно.
Мук выбора не было. – Я не знаю и не хочу знать, кто убил мою дочь, но Анахония никогда не будет зависеть от мужчин. – Она взмахнула рукой, и подушка полетело на пол. Колечко в полной тишине заскакало по полу, покатилось, оставляя выжженный след.
Герния развернулась и ушла. За ней последовали шесть гордых, смелых и обреченных женщин.
Когда двери за их спинами захлопнулись, король встал с трона и, не глядя на поданных, бросил, уходя, – Я хочу что бы это кольцо было похоронно вместе с Ее Высочеством Фырой. Демез, отвечаешь за это головой.
– Да господин.

Что-то упущено. Мысль вертелась в голове, нагло распихивая всех остальных. Что-то связанное то ли с Анахонией, то ли с Фырой. Что-то важное. Что-то что очень нужно вспомнить. Что-то что… О Боги!!! Тритоны!!! Вот еще одна раса! И русалки! Хотя они вроде как не раса… ладно, поэкспериментируем.
На губах Конда заиграла плотоядная улыбка.

Ну вот. Наконец от тритонов пришел ответ. Император соблаговолит посетить меня в конце недели. Мне правда интересно, как он доберется, ну да ладно, бывает. Русалки приходить вообще отказались, заверив, что кольцо их расы уже у них, а на поле боя три сотни хвостатых женщин не воины. Между прочим, письмо я нашел на шкатулке. Наверное, русалка забрала кольцо и сразу же настрочила ответ. Только это могло объяснить запах тины и измазанный кабинет.
Очередной «диванный» совет завершился уже с русалочьим участием. Было решено собирать войска. Разбившись на два войска, мы должны атаковать по цели. Агера, Ошара, и Верона прошерстят Ергипт, в то время как Гостения, Изория, Бонифостер, Беркура, Дракара и Вальпурна нанесут удар по Эрому и, полностью разгромив его, двинутся на Ергипт. Что делать дальше не ясно. Сирень сказала, что воевать нужно не с рабами Песков, а с Духами. Легче от этого никому не стало. Особенно когда взявшийся непонятно откуда Князь предложил дойти до края мира. Ему нужно – пускай он и идет. Дураков нет.
На вопрос «Что это было» Князь не ответил и весь остаток совещания провел молча.
(4 января)

Дин и Дим стояли у ворот и мрачно перешучивались на тему Салеры Зораз, когда из рыночной толпы вышел парень и, приветливо улыбнувшись, направился по травке к воротам. Прямые волосы медного отлива развивались на ветру волнами. Дурацкая челка под пони закрывала то ли зеленые, то ли голубые глаза. Подойдя, он еще раз улыбнулся, – Добрый день, я могу пройти?
Голубые глаза чистого цвета насмешливо щурились на темном от загара лице. Несколько секунд братья вспоминали, где же видели это лицо но, так и не вспомнив, приглашающе отворили створку ворот. Мало ли кто из прислуги или гонцов туда сюда шляется.
Пройдя ворота, мужчина блаженно выдохнул – не узнали. Дальше рисковать смысла не было и поэтому, окинув оценивающим взглядом все девять башен, которые ему придется проверить и, тяжело вздохнув, он прошептал заклинание. Чье-то удивленное оханье сзади подтвердило, что оно сработало. Оглянувшись, мужчина увидел красивую девушку с длинными светлыми волосами. Потерев руками глаза, по цвету похожие на лед, она умоляюще уставилась на место, где он стоял. В принципе картинка ее глазами выглядела так: у начала аллеи в воздухе висели потрепанная куртка, штаны, перчатки, два ботинка, золотая сережка и налобная повязка, так что ее реакцию можно понять.
– Черт, что б я еще раз зашла в ту лавку, – решительно отвернувшись, она зашагала к воротам.
Мужчина пожал плечами и бодро зашагал в другую сторону. Человеке этак на третьем, он начал понимать, что опять намудрил с заклинанием. В первом же зале найдя зеркало, парень с взглядом оголодавшей после диеты блондинки впился в огрызки своего отражения. Увиденное не порадовало. Грустно вздохнув, он снял заклинание и обозрел залу в поисках пути. Помимо восьми едва заметных дверей внизу стены изрисовали десяток хрустальных лестниц под таким же хрустальным куполом. Возможно, летом это смотрелось красивым, сейчас же поверхность купола накрыло шапкой снега, и ни один даже самый захудалы лучик света, не проникал внутрь. Залу изнутри освещали нахохлившиеся синие шары и редкие свечки – на всякий случай.
Его размышления о Великом прервал звук открываемой двери. В залу вошел странный парень, одетый в черный с зеленым костюм. Дракарские сапоги с кругами на коленях он натягивал на ходу, скача на левой ноге. Иссиня-черная коса болталась у самых икр, периодически умудряясь ударяться то об пол, то об стенку. Личико не то что бы смазливое, но больше подошло бы женщине. Наконец выиграв дуэль с чертовой застежкой, парень поднял глаза, – Зафар?!
– Извините, вы не могли бы подсказать, где покои Кондракара?
– Ну, ты обнагле-е-ел… – удивленно протянул Кондракар. В его скромном и узком понимании мира самый известный и неуловимый вор эпохи мог придти в королевский дворец только с одной целью.
– В смысле? – растерялся странный гость.
– Пришел посреди дня, да еще дорогу спрашивает!!! Я Кондракар.
– А-а-а… Я император тритонов Мореан Тларал Окиа Морэ Окстариан прибыл с официальным визитом. Почти с официальным, – пафосноофициальное приветствие кончилось удивлением. Столь скептического взгляда как у Кондракара он еще ни у кого не видел.
– Не верю, – припечатал он.
– Честно. Я знаю, что в Дракаре я прославился последним авантюристом и вором, но ничего не поделаешь и титул императора висит на мне уже… не будем о плохом.
Кондракар все равно не поверил. В его зеленых глазах заиграли озорные искорки, словно в предвкушении шоу, – ладно, идемте, – развернувшись, он открыл тут же самую дверь и вошел в нее.
Круговая лестница вывела на площадку и, пинком ноги раскрыв дверь, Конд поприветствовал всех находящихся в комнате, – Ваши императорские высочества прибыл еще один претендент.
Спина Кондракара открыла квадратное помещение, в котором сидели по лавкам и яростно уминали какую-то еду восемь подозрительных личностей. Многочисленная свита стояла по стеночкам и, зевая, делала ставки. На появление нового действующего лица императоры отреагировали на удивление дружно – переглянувшись, вынесли приговор, – на гильотину!
Челюсть медленно доехала до ключиц и задумчиво остановилась – а не ошиблась ли этажом? Наконец подобрав зубы, Зафар громко глотнул. Немножко подумав, он повернулся к Кондракару – в его голубых глазах, на миг потемневших зажегся вредный и озорной огонь, – разрешит ли великий Кондракар прибрать немного в этом помещение до нашего разговора? – получив ответный кивок, император повернулся к людям и кровожадно улыбнулся. С его ладоней сорвались струи чистой и голубой воды и в мгновение ока затопили всю комнату. Огромные острые льдины заколыхались на поверхности новоявленного моря, и где-то пролилась первая кровь. Вопли, визг, мат. Лжецы и свита покидали помещение прямо через окна и, дождавшись ухода последнего, император опустил руку. Вода с осколками льда тут же исчезла, оставив после себя перевернутые столы, скамьи и остатки вьюнка ранее любопытно заглядывавшего в окна.
– Иллюзия. Как мило. – Выразился Конд, снимая магический шит, который успел сплести еще до первый волны, со всей дури ударившей в стену за его спиной.
– А надо было затопить башню до подвала на самом деле? – ехидно осведомился Мореан.
– Надо было… ладно, что сделано, то сделано. Идем, – опять развернувшись, он побрел по лестнице. Слава всему что плавает, ходит и летает, нужная комната оказалась всего тремя этажами ниже. Облом. Это оказалась дверь в коридор. Помахав рукой сонной охране, король вошел в очередное помещение, приветливо распахнув за собой деревянную дверь из красного дуба. Кабинет. Это оказался именно он. Помещение делил на две части огромный заваленный бумами стол, в первой части близкой к двери располагались стулья и кактус. Огромный кактус с тысячей красных иголочек мгновенно бомбардировавших вошедших. Точнее вошедшего, поскольку Кондракар уже привычно прошел у противоположной стеночки.
– Засада?
– Ты слишком большого о себе мнения, если считаешь, что даже кактусы мечтают порасти на твое могилке.
– Изверг!
– Как ты самокритичен. Кстати к вечеру чесаться будет жутко.
– Мститель чертов.
– Я мститель? Кто бы говорил, – вспомнив Зафара, гоняющимся за Кошкой по крышам полвины города, он улыбнулся. Славные были времена.
– Не понял намека, – проигнорировал намек император, судя по болезненной мине вспомнив о том же. Точнее как Кошка с удивленным взвизгом скатилась по крыше на пятой точке и рухнула на священника, а он, споткнувшись на том же самом месте, и проделав тем же местом тот же путь, рухнул поперек калитки. Инерции было меньше. – И зачем мы здесь?
Из таинственных недр кабинета, куда не забиралась рука человека и не ступала нога уборщицы, выплыла шкатулка, обтянутая черным бархатом. Упокоившись в руках Кондракара, она распахнула крышку, являя всему миру свои недра. И в этих недрах покоилось… Кольцо. Даже не заметив остальных золотых ободков, император тритонов безошибочно вытянул из черного бархата Кольцо и, не медля, надел его на палец. И тут же услышал голоса…
– Надел, – это был Конд, но его губы едва заметно дрогнули в предкушаюшей улыбке, а не в словах. Какой приятный аромат цветов скользил в его голосе. Резкий, порывистый, сияющий былыми горными цветами.
– И как? – заинтересованно осведомился еще один голос.
– Подозрительно оглядывает кабинет.
– И? – через несколько секунд поинтересовался третий.
– По-моему он собирается перекреститься.
– Неправда. Я атеист! – наконец нашел в себе силы возмутиться Мореан и, испугавшись, замолчал. Заговорить с тремя внутренними голосами значило признать себя сумасшедшим.
– О-о-о! – таинственно протянула дюжина голосов. Выждав театральную паузу, кто-то заговорил, – Братство Кольца приветствует тебя, новоокрещенный!
– Я некрещеный.
– Это поправимо, – проигнорировав сей довод, голос продолжил измываться, – восемнадцать колец объединяет обруч Всевластия покоящийся на голове Кондракара…
– Закат, если ты не прекратишь нести этот бред, то покоится будешь ты!

Оставив новоиспеченное Братство выбирать название и обсуждать возможности «Обруча Всевластия» Конд направился к веронцу. Было бы намного легче, если б Корнелий не обнаружил, что если снять кольцо, то никто до него не достучится. Памятуя о сне Чарена, Корнелий снимал кольцо каждый раз, перед тем как уснуть. Учитывая, что большую часть дня он спал сном младенца, то можно сделать вывод, что он его даже не надевал.
Для приличия постучав, Конд открыл дверь. На кровати сидела Анита. Ее темные волосы кудрями падали на одеяло и скатывались на пол. Услышав шаги она вздрогнула и пугливо обернулась, сидящий в это время Корнелий приветливо улыбнулся, сверкая белыми бинтами, которыми была перевязана грудь. Сам он, похоже, не догадывался, как ему досталось, облитый серной кислотой, с посиневшими и распухшими суставами, с пальцами и ладонями, насквозь пронзенными ржавым металлом, с царапинами на лице и продырявленным ухом. Возможно, он уже начал забывать все, что там происходило, иначе не относился бы так к своему телу и просто лежал, наслаждаясь покоем и восстанавливая силы. Так нет же. Впрочем, ладно, его проблемы.
– Как здоровице?
– Прекрасно, – веронец широко улыбнулся, отпуская локон аненых волос. Вырвавшись, девушка трогательно и невинно улыбнулась и скользнула в дверь за спину Конда.
Недоверчиво покосившись на закрытую дверь, мужчина пожал плечами, – странная она в последнее время.
Мудро промолчавший веронец кивнул на стул у кровати.
– Если б ты сейчас надел кольцо, то узнал бы что прибыл император тритонов.
– Я и так знаю. Прибытие столь интересной личности странно совпало с полетом с третьего этажа полторы сотни человек. С чего бы это?
– Не имею никакого отношения. – Уверенно отмежевался Конд, осторожно усаживаясь на стул. Кто знает этих веронцев, Закат бы точно что-нибудь отколол. Что-нибудь малооригинальное и малоприятное. Ну вот. Подозрительное седалище уловило всеми шестью чувствами кнопку и заныло, когда Конд ругаясь последними словами, выпрямился и, извернувшись, выдернул ее, едва видимую из-за наложенного эльфом заклинания, из ткани штанов.
– Закат утром заходил, – извиняясь, развел руками Корнелий.
– Я уже понял. Завтра за тобой прибудут. Не жалко-то уезжать?
– Жалко. Еще нигде так не высыпался, – веронец закинул за голову руки и лег, хитро косясь на Кондракара.
– Да неужто в Вероне не дают поспать ненормальные подданные?
В театральной тишине было слышно как где-то в коридоре взвизгнула служанка и что-то тяжелое проехалось по мужчине, тут же выразившемся о умственных способностях Кондракара.
– Да нет, – губ Корнелия коснулась грустная улыбка, – меня наставник будил с восходом солнца.
– Зимой, небось, высыпался?
– О если бы! Зимой меня бессонница мучает. Холодно. Да и дико как-то. Все привыкнуть не могу. Кстати, Анита хочет со мной в Верону ехать.
– Мечтай. Пока Хельга замуж не выйдет, не видать ей Вероны как своего носа.
– Ну почему же сразу замужество! – веронец пошевелил плечами устраиваясь поудобнее и хитро уставился на собеседника. – В Вероне есть замечательный обычай – венчание. Мою сестру повенчали, когда ей было семь лет, а ее жениху – двадцать три. Когда она стала, совершеннолетней они поженились и у меня уже есть двухлетний племянник.
– Не понял намека.
– Короче, если ты одобришь венчание, то через несколько лет Анита, если не передумает, выйдет за меня, а пока что будет гостить в Вероне на правах моей невесты.
– А она что думает на эту тему.
– Она согласна.
– Однако ж. Значит так, в принципе я ничего против не имею, но пока не разберемся с Салерой ни одна из моих сестер замок не покинет.
– А-а-а… Ты боишься она до них дотянется… Кстати. – в глазах веронца засверкали озорные огоньки, – а я разгадал вашу тайну.
– Чью – нашу?
– Твою и Кошки.
– Ну-ка поделись! – аж побледнел Конд, но все же удивленно придвинулся.
– Она периодически занимает твое место!
На лице Конда промелькнула целая гамма чувств. Облегчение, удивление, разочарование, – не угадал. Гадай дальше сыщик недопытанный, – король встал со стула и, улыбаясь, вышел, оставив веронца в недоумении.

Не понял. Не догнал. Не врубился.
А-а-а-а! Понял! Кошка не заменяет Кондракара, она и есть Кондракар! Она носит мужскую одежду, выдавая себя за него…
Че-е-ерт… неужели этот бред пришел в мою голову?! Отсюда вывод – болен я не только телом, но и головой. Причем последнее, видимо, от рождения.
Радует только, что Анита согласилась… Анита, мой маленький шоколадный ангелочек…
Интересно, зачем она меняет каждую ночь розу в вазочке? Нет, я конечно, не против, но когда каждое утро, просыпаясь, видишь в одной и той же вазе белые розы разных пород, поневоле начинаешь задумываться над здравием собственного рассудка.

Король Вероны прибыл в свою страну седьмого ноября, и тринадцатого числа его войска под его главенством покинули границы Вероны и вошли в Тиаму. На границе Ошары к ним присоединилась последняя часть этого войска – Агера ждала их на берегу Огня-моря. В это время в Дракаре собираются войска Бонифостера, Изории, Беркуры, Вальпурны Гостении Империи. Семнадцатое ноября они покидают Дракару через Кровавое моря.
Двадцать четвертое января – последний совет перед боем.

Рассвет залил золотым светом снег и черные точки лагеря. Вечное светило величественно оглядывало свои владения, бросая ослепительно яркие взгляды на блестящий металл доспехов, на черные знамена, на гривы тысяч коней и на гибкие тела отполированных луков. Впереди выступала пехота, в большей части Черная Сталь и боевые маги Изории, за ними месили снег и землю тяжеловооруженные дракаровские и гостенские всадники, следом эльфийские лучники и мечники, разницу между друг другом они улавливали слабо и постоянно менялись местами. Бонифостер и Беркура представляли собой защиту с воздуха, одни на метлах, вторые на огромных крыльях.
Как раз-таки беркурцы и заметили войска Эрома – тысячи нелюдей, безразлично переставляющих ноги и тащащих за собой оружие. Впереди них ехал всадник на белом коне, под копытами которого темнел и осыпался снег.
Не прошло и часа как войска застыли друг против друга параллельными прямыми.
Кондракар тронул поводья коня и выехал вперед – на выстрел стрелы, где его поджидала молчаливая фигура белого рыцаря. Остановив черного гиганта, он, также молча, взглянув в золото глаз жены просвечивающее через забрало.
Черный конь напротив серо-белого.
Черный рыцарь напротив серо-белого.
Черный флаг напротив пустоты, не требующей знамен.
Тьма против Смерти.
докатились1
Первой заговорила Салера, – ты пришел на мои земли с войсками. Жаль, ты не хотел объединиться, мы были бы непобедимы. Весь мир принадлежал бы нам. Это – последний шанс передумать.
– Я уже решил. Давным–давно. Когда тебя даже не было на свете.
– У меня Хельга. Она умрет, – просто проинформировала королева, вытаскивая меч. Она подняла его острием вверх, и ее мертвые солдаты двинулись вперед тяжелыми шагами. Кондракар легко вскинул черный клинок катаны, давая сигнал лучникам и флегматично развернувшись, поехал обратно. Пускай этот сброд сначала разобьет зубы о Тройное Колесо. За его спиной сомкнулись ряды пехоты и лучников.
Расстояние сократилось до полета стрелы...
– Готовьсь.
Ближе. Еще несколько шагов…
– Пли!!!
И начался Ад. Сотни стрел взмыли в голубое небо и рухнули огненным дождем на истоптанный снег. Не считая убитых, раненых, покалеченных, ползущих, шатающихся, идущих звенели тетеревы луков. В поднебесье ревел огонь заклинаний. Ошметки пламени, плоти, обрывки слов – в бой ступила пехота. Печатая шаг или кружась в танце благородной стали, убивая или просто танцуя – есть ли разница в этом Аду?
Конница.
Звон доспехов, лошадиные всхрапы, запах пота и отчаянного звенящего страха. Хруст костей, чавкающая под ногами кровь, смешавшаяся со снегом. Рев пламени над головой. Пустые глаза на обреченных лицах – на лицах рабов пустоты. Тяжелое и блестящее от крови копье…
Лучники.
Натянутая у уха тетерева звенит, отпуская в полет десяток стрел. Восхищенное дерево несется разрезая голубизну неба и падает огнем вниз, жадным железом впиваясь в человеческое кровавое мясо.
Беркурцы.
Сильные крылья несут и кружат в потоках над эльфийскими стрелами, пронзающими огненные сети. Шесть огромных драконов с мертвыми глазами парящие совсем рядом и оскверняющие такое родное небо своим присутствием! Сестренки-катаны холодеют в восторге битвы в ладонях. Нырок и сталь вонзается в плоть между нашейными чешуйками. Кровь хлещет, багряня плечи беркутца, но вызывает лишь дикий восторг. Тьме не нужно господство над миром. Тьме не нужна всеобщая гибель. Тьме нужна битва. Ее запах окровавленного метала. Ее звон стальных крыльев. Ее страстный до безумия Зов. И кровь бегущая волнами, реками, бьющая морями в исступлении…
Бонифостерцы.
Сила скользит по чутким пальцам и срывающийся огонь подобен словам. Нет!!!!! Он лучше их, он скажет намного больше! Огонь это страсть! Огонь это борьба! Огонь это власть! Огонь это вечный бег! Это бог, это послушный слуга это родной отец, чья кровь бьет в жилах. Он это вечно любимая женщина, единственная и прекрасная. Левая рука сжимает мертвой хваткой рукоять метлы, а правая отдана заклинанию. Эльфийские стрелы пронзают сеть и падают вниз сплошным огненным потоком. Битва, доводящая до исступления, до стона, до смерти! Как же хочется умереть в этой дикой пляске смерти – но не сейчас и не одному! Не в этой жизни чертов враг! Злой смех и верная рукоять метлы. О магия!
Короли.
Короли не воевали. Все кроме Кондракара уронили челюсти и наблюдали за безумием, завладевшим их войсками. Все-таки Згарленорменгерлод выразил свое отношение к битве. Он проклял всех воинов до единого. Проклял этим кровавым, доводящим до безумия Зовом.
О боги, как ему хотелось быть там – встречать катанами чужую плоть – но нет, он должен быть здесь…

Темное выгоревшее от огня небо. Красный туман, поднимающийся от окровавленного снега. Тысячи черных трупов бывших когда-то людьми.
– Как прошла битва?
– Разбили подчистую. Только Салера смылась, – Кондракар устало потер переносицу и еще раз выглянул из палатки, где расположилось стонущее на свою дурость войско. Мало сказать, что у всех болели мышцы и головы, и всех поголовно тошнило – надо еще добавить, что абсолютно обессиленные маги не могли толком никого вылечить. Поэтому победить их сейчас могла даже шайка разбойников случайно проходящая мимо.
– Зато у нас облом. Мы идем по Ергипту уже второй день и не можем найти ни одной, не то, что живой души, даже ни одного трупа.
– Экий ты кровожадный, – насмешливо погрозил Конд веронцу, – а еще веронец называется…
– Ну, знаешь ли, это только сказки кто кого бьет – коршун лебедя или лебедь коршуна.
– Смотря, кто больше выпьет, – без заминки отшутился Конд.
В ходе тестирования обнаружилось, что короли могут болтать друг с другом и без обруча – он просто привлекал внимание. В ходе тех же экспериментов стало ясно, что говорить можно парами одновременно, и не слыша при этом параллельных пар. Однако и подсоединиться к таким парам незаметно не получалось. Впрочем, это устраивало абсолютно всех.
В смысле?
– В прямом бронебойном как танк смысле.
– Ты можешь говорить серьезно?
– Только раз в неделю.
– Ну, так используй эту возможность!
– Я уже использовал, открывая занавесу этой страшной тайны.
– Изверг. И когда тебе надоест надо мной издеваться?
– В следующей жизни буду примерным магом.
– Так тебе и поверил. Тебя подпустить к изорийским магистрам, празднующим День Бесов, так от половины города останутся воспоминания и непонятно что.
– Ох, кто бы говорил!
– Кто бы отвечал, – уравновешенно огрызнулся веронец и попытался, вспомнить, кто же так впервые при нем выразился. Не смог, – и, кстати, когда вы к нам присоединитесь?
– Я думаю моим войскам, ну которые сейчас здесь, нужно отдохнуть недельку другую.
– У нас нет этого времени.
– Знаю, – Конд еще раз потер глаза и уставился на карту. Он все еще смутно представлял себе, что будет делать, загнав Салеру в угол, и пойдет ли дальше – за Кольцевое Море, – через четыре дня выступаем. Думаю понадобиться около трех дней на путь – у меня возникла одна интересная мысля.
– Какая?
Конд не ответил, тактично сняв кольцо. Картинка с телепотированием войск получалась более объемная, чем со второй битвой, но и здесь слишком много «если». Теоретически попасть в Цитадель можно с любой точки земли. По съемке «да провались ты в Ад!». Поющее серебро буквально примагничивает всех кто слышал Зов. Достаточно просто открыть слой. Даже без координат. А из Цитадели легко попасть в любое место через односторонние телепорты.
В палатке ощутимо запахло морем. Сбив въевшийся аромат крови, морской бриз мягко обволок Конда.
– Это не та карта, которая тебе нужна, – на стол перед королем лег другой свиток.
– Привет Князь, – Конд развернул его и удивленно уставился на почти пустое полотно. По краям квадрата шли горы – это понятно. Над ними стояла надпись «Зубы Черного Дракона», за полем карты виднелась сделанная рукой князя подпись «край грани». В самом центре квадрата – небольшой обитаемый пятачок. В самом центре башенка черной цитадели и восемь дорог исходящих из нее по странам, пескам и упирающиеся в середины и стыки ребер. «Пути» гласила надпись. Сверху лежал мир «Алого Зверя». Слева – Мир Волшебницы. Справа – Хозяева луны. Снизу Мир Драконов.
При дальнейшем разглядывании обнаружился штрихпунктирный прямоугольник идущий по белым пескам. Корявая надпись «Великая стена», словно сама, удивлялась, что там стоит. И за этой Великой Стеной стояла одинокая Башня Барда.
– Слушай меня внимательно Конд. Этот мир загибается и совсем скоро погибнет. Он бьется в агонии и мертвые, страдая вмести с ним, уже не могут терпеть ради живых. Ты должен будешь убить Салеру – просто что бы она не дотянулась до живых и не получила еще одну армию. Она всего лишь пешка в этой партии. Она уже выполнила предназначение – сдернула королей с тронов. Ты должен будешь пройти через Ергипт и идти в этом направлении, – рука Князя вычертила карандашом идеальную прямую соединившую Ергипт и Башню Барда, – вы пересечете остатки стены, дойдете до Черной Башни. У ее подножия вас будет ждать Страж. Он расскажет тебе, что нужно делать. Дальше ты выйдешь на один из Путей и, пройдя через Храм Путей, выйдешь на грань. Вот здесь – на этом клыке ты найдешь замок, которым были заперты врата. Сломай его – остальное сделают мертвые.
Так вот что значил едва заметный на фоне гор значок…
– Где в это время будешь ты?
– Для тебя это так важно?
– Да, важно.
– Я разберусь с еще одной мессией света, посланной песками и буду ждать тебя в Башне.
– В Башне? Мне нужно будет зайти в башню? – Конд поднял глаза на князя и только сейчас заметил круги под глазами и потемневшие губы. Как будто Зов отыгрался и на нем.
– Ты зайдешь туда один. Просто встреча с прошлым и шаг в будущее. Не больше.
– Стоп – Конд схватил друга за запястье, уловив в его голосе прощальные нотки появляющееся перед каждой телепортацией, – кто эта миссия?
– Почему я должен отвечать?
– А почему я должен переться на край света?
Проницательные синие глаза бога насмешливо потемнели. Нет не насмешливо – мудро и в то же время с легкой иронией, – Что же… ты имеешь право знать все. Только давай сойдемся на том, что еще рано. Миссией является нынешняя королева Анохонии.
– Черт! Какая страна была!
– Она и останется. У анахониек слишком сильный иммунитет, думаю, скоро они ее свергнут и без моей помощи как уж слишком властолюбивую особу. Задавай вопросы.
Задавать вопросы – уж слишком подозрительно часто ему разрешали это делать. Один раз – Творец, второй – единственный Бог Тьмы. Зорий стал первым из рода, Темным Творцом, лицом Тьмы на долгие столетия до появления Князя. – Я уже начинаю что-то понимать… но спасти мир должна святая, а не я…
– А ты все еще не понимаешь? Тут я не в силах тебе помочь. Хочешь, психолога посоветую?
– Ладно, проехали. – Кондракар откинулся на спинку стула и, окинув взглядом сидевшего на краю стола Князя, злорадно улыбнулся. – А теперь поговорим о тебе.
– Обо мне? – испуганно переспросил мужчина.
– О тебе, о тебе. Как тебя зовут? Сколько я тебя знаю, всегда называл тебя Князем.
Князь Тьмы смущенно фыркнул и посмотрел в сторону.
– Ну?
– Жан. Когда–то меня звали так.
– Жаном? – Кондракар задумчиво посмотрел на друга, – знавал я одного Жана…
Бог еще скромнее уставился на стенку палатки благодаря Творца, что от смущения еще никогда не краснел.
– Угу. Как ты умер?
– В какой именно раз?
– В тот раз, когда смерть стала рождением Бога.
– От потери крови.
– В песках?
– В песках.
– В окружении Духов?
– В окружении духов, – послушно согласился Князь. Было больно вспоминать тот бег и женщину предавшую его. Он отдал за нее и наставника жизнь, а они вернулись через полтысячи лет, что бы убить его возлюбленную. Да Георик так и не вспомнил его – но Шаорашан же вспомнила! И свое королевство, и свою смерть и поход на край света. Вспомнила, но все же посмела поднять руку.
– Так Башня Барда возведена для тебя?
– Давай больше не будем об этом! – обрезал Князь. Настроение было окончательно и бесповоротно испорченно. Надо было Конду лезть дальше! Спросил бы имя и успокоился. Так нет же! Надо залезть в душу и поковыряться там, зная, что добрый Князь разрешит!
– Прости. Я просто не знаю, как к тебе относится…
Князь развернулся и с тяжелым вздохом подошел к Конду. Его рука легла на руку короля, а глаза оказавшиеся на одном уровне потемнели, как темнеет мокрая ткань, – ты все узнаешь и все поймешь, совсем скоро.
И исчез. Запах моря, дразня, прокатился волной по палатке, напомнив Конду о времени проведенном на корабле в обнимку с тазиком.

Утром в лагерь прибыло пополнение, сразу занявшееся моральным и физическим здоровьем лагеря. Три сотни русалок – как и обещала Сирень1. Женщина зашла лично сообщить о прибытии к Конду и он, наконец, увидел ее.
Наверно при жизни она не была красавицей. Так, милая мордашка, но смерть заострила черты лица, вдавив какую-то вековую печаль в горький изгиб губ. Глаза, кажущиеся огромными из-за Древности, которая из них любовалась миром, были темно-карего цвета. Не поднимаясь до сравнений и метафор – перед лохматым со сна Кондом стояла красавица. Высокая женщина с идеальной фигурой и прекрасным лицом. С черными волосами, тщательно уложенными в странную прическу наподобие морского гребня. И если бы яркие пухлые губы не изогнулись, обнажая жемчужины зубов и мелодичный, как вода голос не прозвенел в палате, Кондракар так и стоял бы полчаса, соображая, спит он или нет, – Здравствуй Кондракар.
– Эбн… аха… Здравствуй, Сирень.
Казалось, от русалки исходит сияние. По загорелому телу с красивым переплетением длинных мышц струились складки белого шелка. Длинные ноги, открытые от самых бедер ненавязчиво звенели дюжинами тонких колец браслетов.
– Как мы и договаривались, в лагерь прибыло ровно триста русалок.
– Да кстати, почему триста? Нечего такого просто интересно, почему именно это число?
– Потому что нас всего триста. Таково правило. Источник может поддерживать только триста душ.
– Источник? – привыкший собирать всю подряд информацию Кондракар с ужасом понял, что слышит в своем голосе интонации Князя.
– Темная Цитадель. Источник. Поющее Серебро. Храм Тьмы. Какая разница? Каждый дал свое имя и на каждое Город согласен.
– Ну-ну. Кстати, а куда делись знаменитые русалочьи хвосты?
– Знаменитые русалочьи хвосты – сказка. Бред больного воображения.
– Я этого не переживу!
– Придется.
– Жизнь жестока!
– Да ладно, тем более у меня хорошая для тебя новость, – Сирень взяла Конда за запястье и легко потянула за собой. Выйдя из палатки, они прошли между чужими укреплениями, кострами и телегами к границам лагеря и только там остановившаяся девушка показала рукой на одну из своих суетящихся соотечественниц.
Сильная и гибкая как ветер женщина сидела рядом с шестью солдатами на бревне и исцеляла их. Русалке для исцеления нужно было просто присутствовать – при ней восстанавливалась память крови, и ткани на глазах слой за слоем срастались. После такого исцеления не оставалось даже шрамов. Обычно.
– Узнаешь?
Кондракар лишь кивнул. Этот резкий взлет бровей, этот хищно изогнутый нос, эти раскосые глаза глубокого голубого цвета реки, эти тонкие эмоциональные губы, эти впалые щеки – и все-таки как она изменилась!
– Конда самая молодая из нас. Самая неопытная и самая смелая. Она пришла на смену Ламинарии1. Лаванда2 так ее назвал мой народ. Однажды она займет мое место и в этот же день я, наконец, уйду.
– Куда? – брякнул плохо соображающий от накатывающегося волнами счастья Конд. Конда жива – теперь все будет хорошо… Жива! Жива-а-а-А!
– Не куда. И еще. Я сказала, что она слишком молода, ты меня слышишь? Ей незачем вспоминать кто она. И ты должен понимать – ей так будет лучше. Не лишай ее хоть этого счастья.
– Не буду, – честно ответил Конд, все еще пожирая глазами девушку. Ладно. Он должен радоваться просто тому, что она жива и счастлива. Может и он когда-нибудь обретет покой не смерть, а просто спокойствие от мысли, что его тайну никто не раскроет. Порой ему даже хочется выйти и самому признаться перед всеми потому, что необходимость остерегаться каждого шороха и каждого вопроса слишком дорого стоила. В плане нервов.
– Вот и молодец. А теперь расскажи, куда дальше двигаемся.
– В цитадель. А там, через прямой телепорт в Ергипт.

Первая сотня с тихим хлопком телепортировалась посреди одной из улиц Города. Минутное удивленное молчание прервалось дикими счастливыми воплями цитадели. Воздух звенел от стремительных трелей пронзавших его. Сначала испугавшиеся солдаты робко и неуверенно улыбались. Кондракар вдохнув в легкие аромат серебра и грусти и широко и счастливо улыбнувшись, выдохнул. Как же он соскучился по этому мягкому свету и мелодичным песням без слов, по металлу, нагревающемуся от его шагов и запаху Древности. Запаху ушедшей цивилизации. Порою во снах Конда мелькали крылатые фигуры. Они срывались с одних зданий и летели вниз со смехом и лишь над самой землей распускали мощные крылья и вновь взлетали в манящие объятья тьмы и ветра. Город с восторгом любовался ими и смотрел на мир их глазами. Он лелеял их в колыбели, подхватывал в первом полете, укрывал любовь, манил в сражения, успокаивал на чужбине, дарил покой, принимая в дар Душу. Душу в облике флейты всегда носимой на груди. И голос крылатого навеки останется в объятьях Цитадели. Его память, его мудрость, его время.

– Мы в Ергипте. – просветил Конд Лирана едва последняя сотня материзовалась на замерзшей земле. Король Агеры «удостоился чести» быть главнокомандующим второй частью войска, после того как злопамятный Корнелий отдал за него свой голос.
Ландшафт – замороженная и кое-где покрытая снегом земля. Робкие ободранные кустики до колен. Желтая травка, демократично дрыхнущая вразвалку. Лужи со вмерзшей в них живностью. Преобладающие цвета – грязно-желтый, глухо-коричневый (почти черный) и огромное голубущее небо. В общем, сама унылость в траурных шортиках. В такую погоду хочется похоронить кого-нибудь. Желательно себя. Но можно и соседа. Не удивительно если ергипцы еще весной заготавливают ямы для могил и землю что бы их зарывать. А особо вредные не готовятся и с того света с наслаждением слушают ругань в свой адрес, когда замерзшие потомки ковыряют во льду и обледеневшей грязи прямоугольную ямку.
– А если конкретнее?
– Если конкретнее, то если вы остановитесь на том месте, где сейчас идете, то к вечеру мы будем у вас.
– Жаль.
– Ну, извини, телепорт не я настраивал и все претензии к населению Цитадели в письменном виде и в трех экземплярах.
– Да иди ты. Ладно, мы встаем лагерем. Вечером уже проведем совет в нормальных условиях.
Кондракар скорбно покачал головой, сетуя на несовершенство мира в целом и по личностям. Впрочем, ему было грех жаловаться, если учитывать, что он ехал на огромном черном коне, едва ли не подобрав под себя ноги. Изверг против этого ничего не имел и поэтому продолжал ровно и гордо вышагивать, словно на параде. Изверг это имя коня полностью соответствующее его характеру, потому что кроме Конда он к себе никого не подпускал. Ну и Кошку на нем часто видели, в черной коже, в остроухой маске и с хищным изгибом ярко алых губ. Изверг, верный друг, соратник, душа, сливающаяся с миром в безумном беге за Луной. Внимание Кондракара привлекла знакомая головка и через несколько минут русалка оказалась рядом – протяни руку прикоснешься.
Конда подняла голубые глаза и улыбнулась. По загорелому телу струились голубоватые шелка и длинные иссиня-черные волосы, изредка перехваченные голубыми вуалевыми ленточками. Как же она была красива после смерти – и как горько было видеть на знакомом с детства лице совсем чужие чувства. Отчуждение, беззаботность, радость – Конд был не против этого, он был против той тоски, что сменила дремлющую печаль глаз. Именно холодная, гложущая нервы тоска пришла на смену нежной печали мудрости, любви и потери.
Некоторое время они просто шли рядом и смотрели на друг друга – она, пытаясь вспомнить, а он, запоминая каждый жест и каждую черточку лица. Наконец она не выдержала, – Почему я так на тебя похожа?
– Ты на меня? – повторил Конд, словно пробуя каждое слово на вкус и печально улыбнувшись, исправил, – я на тебя.
– Мы родственники? – русалка испытующе заглянула в его зеленые глаза.
– Да.
– Далекие?
– Я обещал Сирени не говорить. Скоро ты сама вспомнишь.
– Ну, хоть намекни!
– Эх ты, – Конд тяжело вздохнул, но так и не смог подобрать слова. Вроде и ругаться неприлично, а вроде и пристыдить надо, – хочешь на коне прокатиться?
Девушка подозрительно покосилась на громадину по недоразумению названую конем, – а он меня не укусит?
– Что ты, – даже удивился мужчина, – садись.
Русалка уцепилась за протянутую руку и с горем пополам вскарабкалась на мощную спину животного. Изверг насмешливо фыркнул, но брыкаться не стал. Усевшись перед Кондом, Лаванда неуверенно улыбнулась и окатила победным взглядом погребенное редкими кучками песка пространство. Ее пальцы вцепились в левый рукав Кондракара и гриву благородного животного. Обернувшись, она еще раз улыбнулась всаднику. Ее глаза счастливо блестели. Действительно, совсем молодая и совсем неопытная. Конд улыбнулся в ответ.
Конд и Конда ехали молча думая о своем, и изредка прикасаясь друг к другу – не галлюцинация? Слава Творцу…
Идиллию прервал арбалетный болт, с тихим щелчком покинувший песок и вошедший в левое плечо короля. Изверг поднялся на дыбы, заслоняя хозяина грудью, но кровь уже пролилась…
– Засада! – наконец прорвал мертвую тишину чей-то надсадный вопль. Зазвенел металл доспехов, заскрежетала сталь, покидая ножны, зашуршали шаги и раскрываемые крылья. Запах магии разлился упругими волнами, и в мертво голубое небо поднялись метлы с седоками. Впрочем, без тоже. Арбалетные болты летели дождем.
– Что за черт?! – Кондракар скатился с коня и грубо схватил Конду за руку, спрятал ее за свою спину. Старшая катана заметалась в воздухе с жалобным звоном сбивая болты. Изверг демонически заржал, и высоко вскидывая копыта, помчался к линии обстрела. Металлические снаряды отскакивали от его черной шерсти и рикошетили как от металла.
Наконец в воздух взвились лихорадочные стрелы. Зачарованные на плоть они летели и падали целыми десятками в песок, безошибочно чуя живую цель. Земля сошла с ума, трескаясь и пожирая жадными трещинами, как темных, так и смертников, как успели их окрестить дракарцы или изорийцы. Есть ли разница?
Сладкий запах разложения, дым, испуганные крики, ржание, проклятия еще и желтый туман, наплывший кольцами и проглотивший людей, оставив вместо них грязную муть и мечущиеся тени. Оглохший воздух жалобно звенел под ногами.
Конда испугано прижалась к спине Кондракара. Мужчина послал к чертям изорийским боль в плече и подозрительно оглядывался держа на весу катану. Ни слух ни зрение не могли ему помочь, успокаивало только одно – каждый из войска умелый воин и может позаботится, как о себе так и о слабом, которых в этом месте не было.
– Где же ты? – пошептал он, сжимая рукоять. Его голос оказался ему вороньим карканьем, столько напряжения висело в тяжелом воздухе.
Туман грязными желтыми кольцами застилал глаза. Где-то сзади надрывно кашляла русалка, а Кондракар не мог себе этого позволить. Отвлечься – вытереть слезящиеся глаза грязным рукавом и не поднять взгляд больше никогда. Но это не самое страшное – Конда тоже умрет если он…
А что если все это только ради его смерти? Сотни жизней скатившиеся в прожорливые чрева земли? Из-за него…
Странный звук был похож на приглушенный звон натянутой струны или…
Кондракар обернулся и за мгновение до удара увидел черную стремительно приближающуюся точку. Все что он успел сделать – качнуться, загораживая собой Конду…
Больно не было. Холод пронизал живот, увлекая вперед. Он все-таки не смог – голубые глаза Конды недоуменно и обиженно распахнулись в мгновенной смерти.
О, зачем ему дали эти жалкие секунды предсмертия? Что бы он увидел, как его кровь струится по деревянному древку копья на голубые шелка невинной?
– Мама…

Кольца тумана на мгновения замерли и сгинули, оставив удивленных воинов переглядываться. Наконец не смелые улыбки заползли на их лица. Победа? А где враги? А где …?
– О господи! – из трещин неуверенно выкарабкивались перемазанные эльфы в обнимку с такими же «чистыми» дракарцами. Смех и радостные возгласы, похлопывания по плечам и спинам. Немного успокоившись, воины заметили небольшой клочок тумана все еще висящий в воздухе. Он уже был окружен Черной Сталью оказавшейся ближе всех. Вышедшая вперед женщина протянула руку с чем-то в ней зажатым и прошептала заклинание. Туман лениво как кот потянулся и юркнул внутрь… в копье, вонзенное в землю под углом в шестьдесят градусов…
Дружное «ох» прокатился волной.
Пронзенный насквозь Кондракар обнимал русалку, испуганно сжимающую его кровавый рукав. Виноватый ветер ласково теребит его распущенные волосы, сплетая их с такими же черными волосами Лаванды. На замерзшей земле траурно блестит заколка для волос. Потяжелевший от крови черный плащ горестно вздыхает глубокими складками. Черное лезвие катаны отныне ненужное вонзено в заледеневшую землю у сапог и босых ног.
– Как Элман и Тананда, – прошептал кто-то, вспомнив легенду двух влюбленных убитых Творцом за непослушание.
– Лаванда!!! – надрывно кричала Сирень, запустив тонкие ухоженные пальцы в свои черные волосы…

Глава одиннадцатая

Непорочные и грешные
Шли к себе дорогую одной
Но глухие и ослепшие
Каждый своею тропой
Заблудившиеся странники
Не чужие на своей земле
Но бродяги изгнанники
Шли, повинуясь судьбе
Сергей Мавриков «Город стоящий у Солнца»

Ночь охватила Ергипт. Ветер треплет черные знамена лагеря, пролетая над светящимися в ночном мраке палатками. Тысячи костров кажутся упавшими с темного неба звездами. Холодно. Тихо. Страшно.
От одной из палаток исходит свет немного ярче остальных – зябко кутаясь в теплый мех Закат, склонился над столом посреди круглого помещения.
Бледное лицо Кондракара с посиневшими губами и полуоткрытыми глазами наводит печаль. Тихую светлую печаль, что воцаряется в сердце после грозы. После дождя слез и сотни забитых молитв и проклятий. Черные волосы, перехваченные на лбу серебряным обручем падали со стола на пол настойчивыми ручьями. Тяжелые железные латы, пронзенные копьем, отражали язычки свеч.
Деревянное копье давно уже вытащили – пожалуй, это было первым из сделанного. Обугленное дерево аккуратно вывернули из тел и сожгли. Тело русалки истлело и осыпалось на руках рыдающей Сирени в окружении почти трех сотен сестер. Кондракара же положили на деревянную поверхность стола в одну из палаток для приготовления к погребению.
– Где же это? – пальцы эльфа скользили по железу, выискивая знакомые припухлости. Наконец удача улыбнулась – перчатки отозвались знакомым колючим теплом. – Ага!
Стянув с обоих рук кожаные перчатки Закат вытащил из внутренних карманов два камня. Два изумрудно зеленых камня с черными узкими полосками зрачков. Кошачье Око. Один из самых сильных артефактов этой эпохи. Сколько подобных ему было уничтожено – и Драконьи, и Лебединые, и Вороньи, и Змеиные потроха. Да они давали много, но ведь и брали не мало. Все они канули в Лету и неважно, чья рука раскрыла пальцы над ее черными волнами.
– Ну-ка, как ты у нас работаешь? – эльф взвесил в руках оба камня и посмотрел на них через свет. Ничего не происходило. Никаких всплесков магии, спецэффектов, жутких агоний и воплей. Обидно. Ладно, будем думать дальше. Пока есть чем.
Закат вздохнул и, перебрав в голове несколько сценариев, развел руки в стороны и, вдохнув полной грудью, от души ударил камнями друг об друга.
Вот теперь вопль был. Причем такой, что эльф подпрыгнул на полметра, все свечи погасли, а за палаткой повисла мертвая тишина.
Подскочив к впавшему в ступор королю Кондракар отобрал камни и, задыхаясь от гнева, зашипел, – ты что делаешь целитель ……ый?! Да я тебя щас в фарш переработаю специалист недоделанный!
Вбежавшие в палатку короли увидели презабавную картинку (сначала те, кто не споткнулся о сапоги эльфа, а потом и те, кому посчастливилось). Злой до посинения Кондракар душевно тряс за ворот рубахи Заката. Несчастный эльф даже не пытался ничего сказать, лишь клацал зубами и ойкал когда умудрялся прикусить язык.
– Кондракар нельзя! Отпусти бедного эльфа!!!
Конд перевел взгляд горящих зеленым огнем глаз на веронца словно не узнавая его и послал в неведомое царство в неведомом направлении и на неведомом языке. Наконец отпустив удивленного эльфа, он отобрал два камня, и невозмутимо срывая на ходу черные кровавые латы, направился к стенке палатки. Черная сталь младшей катаны крест накрест разрезала ткань и черная фигура растворилась во тьме сразу поглотившей и шорох шагов, и скрежет доспехов и частое разъяренное дыхание…

Проклятое железо мешало раскрыть крылья! Как больно эта чертова сталь впивается в кожу пальцев раздирающих ее как жевачку. Наплечник полетел в кусты. Скинув тяжелый плащ – он так противно тянул к земле, цепляясь за ветки, я все же раскрыл крылья.
Какое блаженство – стоять раскрыв крылья и чувствуя тонкой кожей перепонок ночной ветер. Дыхание с хрипом выдиралось из легких. Как этой ночью тяжело и неподвижно тело!
Резкий порыв ветра надул перепонки и снес с ног, поднимая в воздух. Как прекрасно и ново это ощущение – безвольный полет, когда каждая секунда может оказаться последней. Может, но не окажется, потому что сильные крылья и ветер никогда не подведут. Я откинулся на спину, вдыхая этот аромат свободы. Длинные распущенные волосы рвал ветер. Они черными веревками обвивали лениво работающие крылья, мешая парить. На кой черт я отрастил такие лохмы? Пришлось собрать их и, намотав на кулак обрезать младшей катаной. Стоп, зачем-то я же их отращивал? Ах да, помню, мечтал носить красивые головные уборы но взрослея, не оставил времени даже на мечты.
Я смерил задумчивым взглядом полуобрезанные пряди и, пожав плечами, из-за чего чуть не потерял равновесие, дорезал. Отращу еще.
Сбросив спутанные космы в ветер, я блаженно откинул голову закрыв глаза. Короткие волосы дерзко перебирал ветер. Брат мой. Как же мне с тобой легко…
Кстати, кто я? Я помню только алчно черное небо и Зов… а еще сотни крылатых фигур срывающихся с крыш навстречу. Они-то думали, я никогда не взлечу! Ха! Теперь я буду парить с ними, с ветром, с сами собой. Навеки.
Навеки буду слышать голоса предков, навеки буду чуять запах Древности, навеки буду петь, и после смерти плоти мой голос останется в бережных руках Цитадели. Цитадель – дитя и мать, ангел и демон, невинность и разврат! О, почему я сейчас не с тобой? Почему я не слышу твоего голоса? Почему я сам нем и на моей шее не болтается серебряная флейта?
Разреши мне придти, прикоснуться к твоим ступеням, вдохнуть твой запах, почувствовать твой ласковый свет, твое тепло…
Разреши мне петь, подари мне голос…
В груди сладко заныло, и по щекам чуть не покатились слезы от радости и восторга – она меня слышит, она меня принимает! Цитадель! Моя Цитадель! Моя и моего народа!
Крылья перестроились, втянув тонкие перепонки и показывая когти. Стальной холод на миг охватил кожу и отхлынул в металлические шипы. О как приятно ощущать холод метала как свое тело! Что по сравнению с этим жалкие мечи и кинжалы! Только мои сестрички-катаны могут равняться с Живым металлом. Некогда пустые и мертвые обагрившись моей кровью, они зажили вместе со мной. Такое же продолжение меня, как крылья или когти длинной с локоть. Как этой ночью пьянит ветер!
Складки пространства раздвинулись пропуская. Я скользил немой тенью над морями, королевствами, над самим временем…
Зов несмело коснулся моей крови. Мать не решается открыть глаза, боясь спугнуть пугливое дитя. Мать…
Перед глазами стало лицо. Иссиня-черные волосы, голубые глаза, загорелая кожа, острый нос, улыбка, торжественно печальная. Старая семейная картина, Конда, Дракир, маленькая Кондракара. С рождением Кондракара картину должна была сменить другая – где они четверо улыбаются, но прошли почти три десятка лет, и никто так и не решился ее убрать. Глаза матери всегда встречали меня светлой печалью.
Не уберег. Не успел. Не сумел. Не смог. Не спас. Не достоин. Прости меня, мама. Если бы я мог повернуть время вспять…
Складываю крылья за спиной и падаю прямо во тьму Бездны. Я еще не вижу сияния Цитадели, но знаю, что ее любящие руки подхватят дитя. Падаю широко раскрыв глаза, помоги мне забыться, подари мне голос – я слишком долго молчал!
Тьма не спешит подхватывать, но я все еще верю и вдруг весь Город вспыхивает, отряхиваясь от тысячелетнего сна! Ветер нежно берет мои крылья и ставит на одну из подкрышных площадок. Как я соскучился!
Я вхожу через открытую дверь и, улыбаясь, бреду по узкому коридору. Голые серебряные стены не кажутся чужими или заброшенными они все также приветливы. Живой Металл. Сколько чувства вложено в это имя, сколько эмоций, воспоминаний, битв времени. Коридор вывел в круглое помещение. В специальных нишах мягко светили ледяные окна. В Бездне нет ни неба, ни Тьмы, именно поэтому эти магические зеркала отражают звездное небо с огромной луной. Ее рассеянный свет заливает комнаты и в этом полусумраке не хватает только шагов и смеха. А еще терпкого запаха элитных вин, тонкого аромата женских духов, в конце концов, едва заметного отголоска жизни.
Истлевшие обрывки штор висели на тонких серебряных шнурах. Редкие круглые столики являли собой удручающе зрелище и рассыпались при моем появлении. Я подошел к одному из них и выудил из кучки фарфоровую статуэтку. Хрупкая женщина с огромными пятиметровыми крыльями. Точнее воображение рисовало ее такой – с острым оперением черных с серебром крыльев, длинными тонкими пальцами и резкой злой улыбкой.
Опять та легенда о Трех Мертвых Невестах. Грустная печальная история, то ли о женской дурости, то ли о мужской жестокости. То ли о наивности, то ли о алчности. То ли о любви, то ли о предательстве. Преданные спасут предавших и да воцарится жизнь в обновленном мире.
Однако ж… я поставил статуэтку в нишу и встал с корточек. Смешно, но я почему-то был уверен, что я парень и у меня не возникало ни малейших сомнений. Мои шаги отзывались легким звоном, а огромные крылья за спиной царапали шипами серебро. Из помещения вели вверх четыре коридора к подкрышным площадкам, две вниз – видимо в нижние помещения – покои хозяев еще две в дополнительные гостиные. Выбрав левую я прошел через остатки деревянной двери.
Картина не сильно отличалась от предыдущей. Рассыпавшиеся стулья, столики, остатки ковра, ледяные окна, обрывки штор. Несколько разбитых ваз смотрелись особенно печально на этом фоне.
Я подошел к одной из ниш ведомый теплой нежностью и, опустившись на колени, робко коснулся пальцами Голоса. Длинная причудливо изогнутая флейта под легким одеялом пыли, сколько же ты красавица дожидалась меня здесь? Не с того ли дня как Цитадель признала меня Хозяином? Мои пальцы трепетно коснулись ее бока. Моя милая, мой Голос.
Я взял ее в руки и коснулся губами серебра. Холодное серебро, желанное серебро.
Мой голос залился тоскливым звоном, разметав пыли и сон и забвение. Он звенел в стенах здания, в дорогах, в мудрой Бездне окутавшей Город. Он вился по пустым улицам, нырял в пустые колодцы, жалобно подвывал чужим голосам, – ну что же вы, почему вы ушли, не дождавшись меня, почему оставили одного?

Кондракар вернулся на рассвете. Корнелий его даже сначала не узнал – длинная черная коса исчезла, оставив на память о себе неровно обрезанные волосы до плеч. Изменилась походка – шагая, он отклонялся назад, словно тащил что-то тяжелое. Что-то похожее на крылья. На очень тяжелые крылья.
Впрочем, лицо у Конда было на редкость счастливое и умиротворенное. Он даже насвистывал что-то под нос, наткнувшись на веронца он бодро поинтересовался, – О, как там Закат?
– Нормально. Еще жив. Кажется, – подозрительно косясь, ответил Корнелий, вставая с импровизированного пуфика бывшего некогда щитом.
Конд довольно и иронично улыбнулся своим мыслям, и веронец впервые заметил ямки на его щеках. Широко шагая, он подошел к палатке и резким движением руки откинул полог, – ну, зайдешь в гости?
Обычная настороженность исчезла из его взгляда и голоса. Казалось, перед Корнелием стоял совсем другой человек, не взвешивающий каждое слово, не вздрагивающий от шорохов, не прячущий взгляд, а открыто и приветливо улыбающийся.
– М-м-м… А ты точно Кондракар?
– Нет, я его сестра, восставшая с того света ради мести всему роду человеческому за погрызенные при жизни нервы.
– Круто, – оценил веронец осторожно входя в палатку.
Конд пренебрежительно пнул черную от засохшей крови железную перчатку, валяющуюся на полу, и весело что-то намурлыкивая, щелкнул заколками плаща. Черный шелк скатился с плеч на пол, играя яркими полосками света скользящими по его складкам. У кровавого стола мужчина наклонился и, подняв что-то с пола, надел серебряную диадему на черные волосы, примяв тонкие коварные пряди так и поджидающих момента, что бы упасть на лицо. Серебряная полоска влюблено прижалась к коже, выпустив несколько новых завитков с листками сердечками. В ответ на это человек только счастливо поморщился, улыбнувшись до самых ушей.
– Итак, вы обнаружили Салеру и собираетесь атаковать ее.
– Ну-у-у…
– Без моего ведома, согласия или запрета?
– Ты был немного… того.
– О, а я и не помню! Да кстати, – резко сменив направление, король подошел к веронцу и с замаху врезал ему в левый глаз, – Это за гробницу Визра Мбортарату Ран гара.

Герния сидела у зеркала и задумчиво рассматривала свое отражение. Легкая корона Анахонии блестела в солнечных лучах падающих в комнату и отраженных зеркалом. отрицательно покачав головой она горько улыбнулась и выпрямилась на стуле тянясь руками к множеству заколок и шпилек сдерживающих волны волос. Закрытые глаза уловили смену света, и королева вздернула голову, распахнув их. Заколки брызнули во все стороны бьясь железными телами о столик и пол. Комната исчезла, оставив вместо своего отражения сплошную Тьму, играющую темно-красными кровавыми волнами.
Королева встала со стула унимая бешенное биение сердца. Не иначе как весть от Духов... но что она значит? может… – ее рука коснулась поверхности бывшего зеркала и ощутила мягкое пульсирующее тепло… сотня красных глаз распахнулась, изучая ее. Зрачки цвета запекшейся крови и красные радужные оболочки на фоне белых белков. Женщина закричала, отняв руку, и шарахнулась. Если бы можно было пожирать взглядом, то от нее бы уже не осталось даже туфелек – эта кровожадность пугала.
Свет солнца померк, скрытый чей-то фигурой, и обернувшаяся королева увидела огромные крылья, загородившие собой весь балкон. Она закричала и бросилась из комнаты по коридору. Воздух уплотнялся, становясь с каждой секундой все менее прозрачным, Тьма ползла по стенам невидимыми руками, обвивая все, до чего дотягивалась. Звук каблуков и тяжелое дыхание – единственные звуки, раздающиеся в коридоре. Королева толкнула какую-то дверь и ввалилась в помещение. Увиденное заставило ее закричать и, шарахнувшись от двери, нестись дальше. В комнате на кровати сидела Фыра. Совсем маленькая девочка десяти лет с ужасной раной через все всю левую часть лица, через которую видны обломки кости. В руках игрушка – маленькая сабелька, увитая ленточками и бусинками. Радом с ней Салера в розовом платье с ужасной раной на животе оставленной пронзившей ее балкой.
Тяжелый воздух несся за королевой, то обгоняя, то оставаясь за спиной. Теперь двери распахивались сами одна за другой и в каждой из них звучали знакомые голоса, голоса тех, кого больше нет. Закрыв глаза ладонями и проклиная раздирающие грудь рыдания женщина бежала не видя ни конца ни начала коридора и моля только об одном – пожалуйста… оставь меня…
– Что? Что тебе надо? – ее хриплый помешанный с визгом крик разорвал на мгновение Тьму, закрыв все двери. Тьма заколыхалась, проглотив стены с дверьми, и оставив только деревянный паркетный пол.
Тишина. Королева остановилась безумно оглядываясь. Тьма, куда ни кинь взгляд только она. Тяжелое дыхание с хрипом выдирается из легких, нарушая тишину. Герния упала на колени, желая прикоснуться к единственной материальной вещи – к полу. Ее пальцы нащупали холодную мозаику
… и тут вспыхнул свет…
Пальцы королевы касались черепов и костей, так плотно подогнанных друг к друг, что казались паркетной мозаикой.
Королева вскочила на ноги. Всюду кости мягко горящие белым светом и Тьма раскинувшаяся вместо неба. Где-то за горизонтом пела флейта. Она была печальным звоном тишины. Небо заворчало, и первые капли дождя упали вниз. Герния глубоко вдохнула, прогоняя тревогу, и запустила руки в волосы. Одна из заколок так больно зацепилась – и упасть не может и при беге болтается, тяня за прядь. Пышные волосы тяжелели с каждой секундой и, наконец, освободившись от металлического украшения, она бросила на него взгляд – в ее залитой кровью руке покоился кусок кости. Почувствовав новый приступ паники, королева отбросила его и огляделась. Ливень срывался с небес Тьмы кровавым дождем, однако и кости под ногами не отставали – сверху вниз били такие же сильные струи крови.
– О боги, – тихо простонала она, прижимая окровавленные ладони к лицу и закрывая глаза.
Сквозь звон воды прошелестел незнакомый мужской голос, – ты хотела убить мою Конду? – королева раздвинула пальцы, всматриваясь в кровавый дождь.
Темный силуэт с огромными крыльями стоял совсем рядом – только протяни руку. Внезапно дождь кончился, и она увидела преследователя в полной красе.
Тонкокостный мальчишка девятнадцати лет. Бледное лицо цвета костей под ногами, а кудрявые волосы черны и похожи на куски беспроглядной Тьмы. Глаза – синие и безмятежные как само небо, только отсутствие зрачков и белков пугает. Островатые даже немного изможденные черты лица бесспорно красивого, но слишком презрительного.
Бог. Перед ней стоял бог. На плечах висели лохмотья плаща, из-под которых сияли два белых крыла со сливающимися от Света перьями. Облегающие штаны в кривые ромбики и сапоги с бубенчиками. Яркая куртка явно с чужого плеча. Он сделал шаг, и бубенчики зазвенели, – Ты хотела убить мою Конду?
Королева разрыдалась, – я хотела спасти свою дочь!
– Ты погубила и ее и Салеру.
– Это все из-за этой чертовой Салеры. – пожалуйста, поверь мне, я так боюсь смерти…
– Ты сама подписала свой приговор.
– И что же ты со мной сделаешь, смерти я не боюсь! – она лгала, боялась, не хотела, она любила жизнь, живое небо, живую землю, живое солнце.
– Смерть, – бог нехорошо усмехнулся, – хуже. Ты ошиблась, и все время оставшееся до конца Вечности будешь видеть последствия.
Бог исчез, оставив ее одну в этом жутком мире. Что означает видеть последствия?
Опять пошел дождь. Кровавые струи упали на кости и впитавшись исчезали. Она всего лишь хотела спасти дочь, променяла свою свободу на жизнь ненаглядной Фыры и где в этом ошибка?
О боги… что я наделала…

Закончившееся к обеду совещание особой радости не принесло. За лагерем тщательно следили неуловимые враги. Припасы подходили к середине – поход уже длился третью неделю, и каждый последующий день лишь уменьшал шансы вернуться живыми. Кондракар настоял на марш броске и сражение с Салерой. В конце концов, он теперь знал, куда ему идти и что делать. А самое главное – зачем и для кого. Прежде всего для себя, потешить свое самолюбие зная что если он и умрет то мир выстоит только на его гробу. Уже после – для мира. Цитадель в этот список даже не входила – она была выше пустых клятв и доводов рассудка.
Марш бросок прошел на ура, всего за два дня войско вошло в один из опустошенных городов Ергипта. Судя по размаху – столицу.
Дома, бездумно глядящие на улицу провалами глаз, оборванные занавески, как слезы, падающие с окон. Одичавшие и обезумившие животные. Тощие, с красными белками глаз, хриплым дыханием и кровавым кашлем. Они шатались по городу пыльными тенями, и бросались на людей, желая то ли смерти, то ли крови.
Белое обеденное солнце сияло в уже ненавистных глухо голубых небесах. Страшное небо – небо, в котором нет ничего кроме тупой пустой голубизны сводящей с ума. Ты верил в меня? Да что ты по сравнению со мной? Даже не пыль под ногами, для того что бы презирать нужно чувствовать. А что…
Странные мысли о человеческом бессилии перед небом прервало появление нового действующего лица.
Короткие волосы Салеры трепал ветер все не желающие принимать покой песков. Не желающий принимать смерть. Сняв шлем, она стояла на одной из крыш и молча ожидала приближения недруга. Тяжелый сероватый плащ глубокими кругловатыми складками стекал по доспехам до самых колен. Медово-карие глаза ждали.
Кондракар даже не обернулся, просто поднял руку ладонью вверх, приказывая воинам за спиной остановиться. Конь мерно шагал по деревянной поверхности настила уже кое-где засыпанного песком. Глухие удары копыт порой совпадали с ударами сердца. Дождавшись пока муж остановил коня, Салера заговорила. Ее надтреснутый голос звучал устало. Игры кончились.
– Добро пожаловать на Край Жизни.
– Извиняюсь что без приглашения, – Конд снял с головы диадему и надел обратно, аккуратно примяв черные волосы.
– Ты понимаешь что делаешь?
– Вполне.
– Что ж. Тогда иди за кровью солнца, – Салера обернулась и исчезла из поля зрения. Ее шаги еще несколько минут звучали черепицей крыш и скрежетом металла.
– Эта ночь будет последней.
– В смысле, – откликнулся один из королей на мысленное заявление Кондракара.
– Замок не далеко, к завтрашнему дню они нападут.
– Неужели Они не понимают что всего лишь пушечное мясо?
– Они мертвы. Им уже равно, лишь бы побыстрее освободиться.

Первый зов трубы разлился над городом с рассветом. Лагерь проснулся меньше чем за три минуты, выстроившись в кольца обороны. Противник – опять живые трупы. Единственное отличие от первых – отсутствие крови. Не сложная – монотонная работа, резать даже не сопротивляющиеся трупы, протягивающие жадные скрюченные руки к горлу. Каждые несколько минут кольца уплотнялись, втягивая внутрь раненных и уставших, но их места занимали отдохнувшие и резня продолжалась.
Короли молча ждали в центре.

Кондракар резко, словно под порывом ветра встал в седле, всматриваясь куда-то за линию горизонта. Его тело полностью открытое от лат вслушивалось.
– Ага, – едва уловимый запах крови. По его губам расплылась кровожадная улыбка, а из спины мгновенно прорвав ткани, выросли могучие крылья. Несколько секунд тонкие перепонки восторженно вдыхали прохладный ночной воздух. Налетевший порыв ветра подхватил Конда и швырнул в приветливые объятия неба. Огромные пятиметровые крылья раскинулись, и он взлетел, разрезая легкий как шали туман, пришедший с рассветом на мертвые земли. Свит и рев ветра, горечь и восторг. Нырок к земле – так что кончики крыльев царапают каменную кладку домов, и черепица летит во все стороны, весело кувыркаясь в золотисто-голубом небе.
Легко парить над городом, раскинув сильные крылья под удивленными взглядами братьев. Одичавший ветер рвет лохмотья черной атласной рубашки, хлещет по ногам ремнями сестричек. На шее болтается шнурок прижимаемой к груди скрещенными руками флейты.
Запах крови вел над пыльными улицами и брошенными домами в угасающее сердце Ергипта. В угасшее сердце Ергипта. Трудно простить себе всего один день оказавшийся последним для целой цивилизации.
Глухо манящий запах звал во дворец Фараона. Спикировав на один из балконов, Кондракар вошел в комнату, втягивая на ходу огромные крылья вампира.
Золото рассвета залило комнату. Пыль и грязь. Одежда, валяющаяся на полу. Не застеленная кровать, в которой не спали – метались, пытаясь забыться. Обостренные чувства уловили усталый запах пота. Завядшие и забытые цветы в вазочке у изголовья кровати – некогда мощные кровавые розы, а теперь только память о былом великолепии, пыльно-серый налет на темно-бардовых скрюченных лепестках.
На когда-то золотистом деревянном полу засохли грязные следы. Металл доспехов и шпор оставили глубокие царапины. Мозаика некогда изображающая теплое солнце была наполовину заметена то ли пылью, то ли песком. Стены тепло-желтого цвета скрывало только огромное зеркало у столика, у которого сидела королева. На тощей фигуре висела простая полупрозрачная сорочка туманно-белого цвета. Под тканью сплетались длинные узкие мышцы бегуньи. Такая же сильная и ловкая как сама Кошка королева сидела на стуле, обессилено положив голову на локоть правой руки. Левая лежала на пыльной деревянной поверхности стола с узкой полоской крови поперек вен. Кровь стекала большими каплями по сухой коже.
Услышав шаги, она подняла голову. – Ты почуял… – под ее медово-карими глазами растеклись черные круги от бессонных ночей идущих перед ее истощенным сознанием. Сухие обкусанные до крови губы дрогнули в счастливой улыбке.
Кровь капала со стола на пол, навеки мешая пыль, грязь и песок.
– Ты ждала меня? – Конд подошел к ней и стал, ловя жадным взглядом каждую каплю срывающуюся с угла стола и падающую в лужу у ножек стула.
– Я мечтала… но не ждала.
Хотелось рыдать, глядя на тихое счастье и гордость, светящиеся в медовых глазах и кровь, по капле покидающую тело.
– Зачем ты это сделала?
– Я хотела проверить не зря ли все это… Я просто хотела быть человеком… А они… они просто желали покоя… Я стала пешкой в вашей игре… Я ничто… даже не человек…
– Не говори так, глупая. – Конд вдруг обнял ее за плечи и, поставив на ноги, довел до расстеленной кровати. Капли крови четко и резко обозначали каждый шаг темными точками. Аккуратно усадив ее на белые простыни, он сел рядом и прижался к ней плечом, – Я такая же как ты. Сестренка.
Салера опять улыбнулась, – так почему ты не хотел со мной…
– Тихо, маленькая. Засыпай, Мы обе заслужили покой. А когда проснешься, будешь уже Дома, пожалуйста, подожди меня там, – Кондракара приобняла сестру, прижимая к себе и, наклонив ее седую голову на свое плечо, тихо запела.
Мы обе заслужили покой,
Мы обе вернемся Домой,
Мы обе вернемся с рекой,
Проводив закат золотой.
Будут жить друзья и враги,
А там лишь братья и мы,
Там где возводят мосты
В честь Хозяйки Луны.
Ты будешь вечно со мной,
Ты будешь младшей сестрой,
Мы обе заслужили покой
И обе вернемся Домой…
Кровь остановилась. Теперь уже навсегда…

Дворец Фараона пылал ярче солнца. Казалось, даже досюда доходил нестерпимый жар. Огонь жадно трещал деревом, обгладывая камень как карамели и пожирая ненасытной пастью ткани. Посеревшее от дыма небо недоуменно хмурилось единственным глазом, осыпая землю белым пеплом и черной золой. Они ложились, смешиваясь на землю поверх серого песка и снега.
Что ж, это будет достойным погребением королевы для врагов, а для меня она навеки упокоится в Цитадели на руках вечно молодого Бога. Кровь впитается в серебро его кожи, и даже через тысячи лет будет хранить запах Салеры. Женщины такой сильной духом и слабой только потому, что ее лишили надежды. Просто надежды и веры, подменив их пустой усталостью от дороги.
Я не знаю для кого строилась эта гробница и гробница ли это вообще, просто теперь младшая сестренка будет сладко спать на руках статуи Ведущего Домой, закутавшись в его пропыленный плащ. А он будет смотреть на нее добро хмурясь, и улыбаясь полной горечи и счастья улыбкой. Навеки веков. И когда-нибудь я присоединись к сестренке, мы ведь прошли два разных пути вдруг оказавшимися одной и той же дорогой, и значит, умирая должны держаться за руки. Подожди меня, сестренка…

Короли и Сирень сидели в палатке, потягивая обжигающий чай и строя планы. Теперь, когда Салера была побеждена можно было возвращаться домой и обсуждения сводились к мечтательному «Я вернусь домой и…». Больше всех заинтриговал рассказ Чарена, мечтающего вернуться и напиться до зеленых кроликов и парнокопытных грибочков. И вот когда воодушевленный вниманием гостенец вещал о непреступных березах, отказывающихся водить хороводы, полог палатки откинулся и внутрь вошел Кондракар.
Скинув с плеч тяжелый плащ и стащив сапоги, он подсел к походному столику и обвел всех хмурым взглядом, – завтра отправляемся в путь. Сирень и Мореан, можем ли мы рассчитывать, что вы поможете перебраться через Кольцевое море?
– Что?
– Да, можем, – русалка и тритон удивленно переглянулись.
– Отлично.
– Конд, я не понял, мы ведь победили Салеру, разве это на конец войны?
– Я не знаю всего, но попробую объяснить. Около тысячелетия тому назад наш мир закрыли, отрезав от других. С тех пор души не могут пройти весь круг перерождения и попасть в чистилище и что-то в том духе. Помимо запертых душ рождаются все новые. Духи Песков есть ничто иное, как души наших предков, а сами Белые пески прах, медленно пожирающий все живое. Смерть как рождение жизни – этот закон был нарушен одним человеком, и поплатились за это абсолютно все.
– То есть…
– Мы идем к Баше Барда. Остальной путь я проделаю один.
– Да кто тебя пустит? – искренне возмутился Закат, эта история не поразил эльфа как остальных, он уже давно ее узнал, осознал и принял, принял, как и свое предназначение. Трудно жить, зная свое будущее, но еще хуже жить, зная все варианты грядущего и постоянно выбирать, – Кстати, для общего развития, границы закрыл один из Великих. Умирая, он думал, что спасает то, что ему дорого от неминуемой гибели, а на самом же деле обрек все миры на медленную и мучительную агонию.
– Не имеет значения. Давайте поговорим о Кольцевом Море, что вы решили заговорщики? – ироничное обращение посвящалось русалке и тритону жарко обсуждающим что-то.
Сирень оборвала фразу на полуслове и, сменив интонации, доверительно сообщила, – Я могу подвести реку к Кольцевому морю, а Мореан создаст какую-то фиг… какое-то заклинание, что позволит добраться до песков без кораблей.
– И?
– Реку подведу этой же ночью.
– А я сплету заклинание на месте – оно не длинное, сложное, но не длинное.
– Эй, а наше мнение вообще кого-нибудь интересует? – возмутился король Агеры.
– Чем быстрее дойдем до Башни, тем быстрее вернетесь домой. Теперь спать!

Сирень не слукавила. Новоявленная река неспешно несла волны у северного края лагеря, смывая песок и пепел с берегов. Удивленные воины бросали на счастье монетки и гадали глючит их или нет.
Сирень не слукавила. Зато тритон отыгрался за обоих. Когда из моря появилась огромная голова морского змея с блестящей на солнце перламутрово-розовой чешуей, все воины даже перестали сомневаться в здравости своего рассудка. Зачем отрицать очевидное? Да и безумие нынче модно… королям летающие упыри мерещится, войскам – розовый морской змей. Ну и что? Па-а-адумаешь! Лечиться вместе веселее.
На спину змея завели флегматичных лошадей воинов и припася и т.п. Перетащивший все и вся за три рейса Змей удалился, получив в плату водостойкое заклинание, меняющее цвет чешуи.
Итак, за спиной черная вода Кольцевого Моря, а впереди бескрайнее пространство, засыпанное белым песком. Бывай, разум, прощай родимый.

Поездка на спине морского змея незабываемое впечатление. Особенно для позеленевшего на третьей минуте Кондракара. Бедный, тазик что ли приволочь? Нет, пущай мучается. Заслужил.
Незабываемо это было и для самого змея. Когда сорокапятитысячное войско сидит на твоей спине и, скромно улыбаясь, дескать «А что я, я ничего» отковыривает себе сувениры. В роли сувениров – чешуйки нежно-розового с перламутром цвета.
Бедное животное.
И как я удержался, что бы отколоть всего одну?
За три захода перетащив все войско змей, удалился с искрящейся на солнце чешуей медленно принимающей новый цвет. Жаль, мне так больше нравилось.
А еще мне больше нравилось передвигаться на его спине под шум волн, рев ветра и струи воды, посвященные особо деловитым сувенирщикам, а не идти под сухим голубым небом, по щиколотки увязая в беловато-сером прахе. Еще одно незабываемой ощущение – идешь по твердому песку, в то время как пыль взметается из-под ног, мешая дышать. Кроме тебя и сослуживцев ни одной души, но знание о природе песка нагоняет страх, брезгливость и трепет – прах предков, Великих и трусов, героев и предателей, воинов и шпионов, мужчин и женщин, детей и стариков. Кровных врагов, супругов, братьев и сестер, королей, воров, одиночек, менестрелей. И как отличить каждую горстку праха от другой – все смешалось – и прах людей и прах мира.
И почему именно я не один из предудущих правителей Вероны оказался в этом Мертвом Аду? Нет, в Аду есть жизнь, страшная, мучительная, и хуже ли она тысячелетнего ожидания?

Третья ночь окончилась. Хотя пески хранили гробовую тишину, каждый знал – все решится сегодня. Этим закатом. Кондракар даже не стал сдвигать лагерь, приказав вместо похода выспаться, и приготовится к последнему бою за мир.
Последнему для них, но не для Кондракара.
Желтый шар медленно катился к горизонту, кружа тени. Едва его девственная желтизна коснулась белых песков, как по небу разлилась первая кровь.
Войска Кондракара выстроились в прямоугольник, встречая пока еще неведомого врага. Напряжение лениво покоилось у ног, обмахиваясь пушистым хвостом.
Легкий ветерок закружил песчинки, напротив людей знаменуя пришествие врага. И он явился. Волна песка на секунду скрыла все перед лицами воинов и улеглась послушной кошкой у ног сотен тысяч фигур. По серым плащам струился песок. Серые обезображенные усталостью лица безразлично пялились из-под одинаковых шлемов. Руки плетями повисшие вдоль туловища, песочные доспехи, мечи в сухих узловатых руках.
Впереди духов стоял высокий мужчина с длинной черной косой до пояса. Его шлем отличался от других шипами похожими на витые рога. Огромные наплечники почти в два раза увеличившие фигуры держали складки песчаного плаща. Открытый спереди шлем и полоской по носу являл сероватое лицо – ввалившиеся щеки, тонкие ниточки губ, большие глаза бывшее когда-то небесно голубыми, а теперь глухо голубоватые, скулы очертившие лицо, так же как и лицо Кондракара. На плаще виднелся знак – горящий от самой рукояти меч.
Кондракар легко слетел с седла и вышел вперед навстречу. Его плащ с тем же самым гербом развевался за его спиной. Король остановился напротив предводителя Духов и уважительно кивнул, приветствуя, – Зораз.
Зораз. Первый безумец. Первый из рода. Первый мечник. Первый отрекшийся от предназначения. Первый Великий.
– Кондракара. – губ духа коснулось что-то похожее на улыбку.
– Первый из рода…
– Да моя девочка, – теперь улыбка была шире.
– Я не девочка.
– Хорошо, прекрасная дама, не соблаговолите ли вы принять приглашение на танец от старика?
– Соблаговоляю.
Плащи слетели, обнажая огромные когтистые крылья, на миг загородившие бьющееся в агонии солнце. Во все стороны брызнули обломки искореженных доспехов. Серебро пронзило костяшки пальцев когтями размером с локоть, и в ладони легко и привычно уткнулись рукояти мечей. Сестрички-катаны против парных клинков неизвестной национальности.
Зазвенела сталь. Первый выпад Конды Зораз, шутя, отбил крылом, и противники вновь закружили в кровавом свете заката. Когти выпущенные под влиянием адреналина мягко втягивались залитые кровью. Тяжелые крылья оттягивали назад, меняя осанку и утяжеляя шаги. Зораз мягко улыбался тонкими губами. Он всю жизнь считал, что безразличен Творцу. Глупый, только самому любимому дитю мы прощаем все. Любой каприз, любое желание, любой проступок.
Противники кружили, гоняя друг друга с удобной позиции против солнца. Конда не решалась напасть первой, а Зораз не спешил. Лучший мечник всех времен и народов навсегда ставший Великим за отречение от отца и дома для чужих людей. Последняя легенда о Великом. Последние строки – победит ли дочь и мир погибнет или позволит себя победить и, наконец, сможет уйти за солнцем?
– Скажи, ты стал великим из-за того, что был лучшим мечником? – почему ей это так важно знать?
– Я стал лучшим мечником для того, что бы вести за собой других, – эта улыбка. Облегчение смешанное с тревогой – достойна ли? Сможет ли снять заклятие или эта глупая надежда бесполезна, ведь сил ждать уже нет?
– Я веду за собой живых. Они должны жить, – пробный выпад – старшая катана проскользнула вперед и красивым пируэтом устремилась к плечу – черное серебро клинка Зораз шутя, отбило движение.
– Ты ведешь живых, я веду души. Уставшие от векового ожидания, жаждущие забвения. Если ты не сможешь, все кто идут за тобой окажутся за моей спиной среди Духов.
– Я смогу. Я прошла весь этот путь только для этого, и ни моя дорога, ни дорога Салеры не станут бесполезными.
– Путь Салеры кончился. Ты же ведь хочешь уйти за ней?
– Пока мне некуда уходить, а она все еще ждет. Ведь так?
– Так, – грустно согласился Великий, – все мы ждем.
– Пропусти нас! – Конда опустила клинки и выпрямилась из боевой стойки.
– Докажи что достойна! – мужчина с места сорвался занося над головой клинок. Конда легко и красиво увернулась и, вскинув черную сталь в руках отбила следующий удар развернувшегося Зораза. Черная сталь пела, касаясь, друг друга, скрежетала, выла и залихватски свистела в воздухе. Безумные танец двух партнеров, отраженная клинками кровь, звон, хлопот крыльев жадно втягивающих безветренный воздух, безумный Зов, молодым вином играющий в крови.
Черное серебро коснулось тела, оставив еще одну кровоточащую царапину. Рубашка уже прилипла к телу от пота и крови, а танцоры все еще кружили под несмолкающий звон стали.
Сталь отразила последнюю кровавую струю и солнце скрылось за песками. Зораз легко увернулся от младшей катаны и отвел удар старшей. Его клинок опять пробился сквозь защиту и оставил глубокую царапину на локте. Конда выдыхалась – это было видно по сбившемуся дыханию и поскупевшим движениям. Обиженная сестричка взвилась в воздух и, грубо отведя оба клинка мужчины, очистила путь для младшей катаны, мгновенно нырнувшей под локоть. Не ожидавший такого подлого удара Зораз не стал даже пытаться вывернуть клинки из захвата, просто повернув плечо и, черная сталь со звоном прочертила царапину на наплечнике, сбив его вместе с остатками доспехов. У этого удара даже не было названия, так, просто жест, которым наставник выбывает мечи из рук заигравшегося ученика. Простой, имеющий сотни различных защит, никогда не используемый в бою, он оказался для Духа новым – ведь он никогда никого не учил.
Конда сделала шаг назад и прогнулась в талии пропуская прямой обиженный замах и едва сталь просвистела в воздухе, как Конда стремительно рванулась вперед, сбив держащемся на честном слове наплечником младший клинок противника и вонзила ему под ребра в открывшееся с предыдущего маневра место сестричку-катану.
Казалось, дрогнул сам воздух.
Конда стояла, тяжело дыша почти прикасаясь грудью и плечом к Зоразу, он же стоял как каменное изваяние с отведенным назад младшим клинком и занесенным над головой девушки старшим. Удар смертника. Он мог убить ее. Она бы даже не пошевелилась. Только услышала бы звон рассекаемого воздуха перед смертью.
Ожидая смерти она открыла глаза, – по ее рукам текла липкая красная кровь, – ты жив… почему ушел сюда?
– Я ушел туда, где нужен был моему народу.
– Ты действительно Великий, – Конда боялась даже пошевелиться. Моргнешь и вместо потеплевших голубых глаз увидишь мутную пелену смерти, вздохнешь поглубже и вместо прикосновения теплого тела почувствуешь холод.
Из рук Зораза выпали клинки, и отяжелевшие ладони опустились на плечи Конды в последнем объятии. Его губы, шепча, почти касались ее уха, – Никто из духов не помещает. Но если ты не дойдешь до Зубов Дракона, они тебя растерзают. Иди всегда за кровью солнца – это кровь предков, нашего народа она тебе поможет. И еще… – слова давались ему с трудом слетая с сухих губ вместе со свистом дыхания, – … пожалуйста… в Цитадали… у Ведушего…
Конда обняла руками тело Зораза. Враг, да ведь и Салера была врагом, сколько еще потерявших Дом встретит забытый бог ведущий Домой? Тысячи, сотни тысяч томящихся душ…
Ночная тьма жадно слизывала последние капли крови солнца, когда крылья Конды поднялись с песка, ловя ветер. Несколько мгновений и ее уже уносит вместе с телом Зораза, огромные крылья которого беспомощно болтаются в воздухе. Четыре клинка бьют по бедрам, и иссиня–черная коса мечется, царапая заколкой то руки, то крылья, то лицо.
Голоса королей бьются в голове испуганными птицами, но Конда их даже не слышит, укрывшись от мира слезами, бегущими по щекам и черными крыльями, рассекающими холодный ночной воздух.

Точка света в глубине бездны – траурно горящая Цитадель. Я складываю крылья и падаю вниз, прижимая к себе еще теплое тело. Ну, сколько еще можно потерь? Мама, Салера, Зораз. Да мать умерла больше двадцати лет назад – двадцать шесть, а Салера и Зораз вообще враги, это все равно больно, только найдя человека терять его. Салера, сестренка, мы шли одной дорогой не видя друг друга, просто не желая замечать. А потом ты решила проверить, а не зря ли шла этой дорогой и вскрыла вены, только для того то бы запах крови приманил просыпающегося во мне вампира. Глупая, не сделай ты это я бы… я бы никогда не узнала, что мы идем одной дорогой…
Зораз. Вампир, к которому я привязалась из-за одного только обращения «моя девочка», а еще он сказал… не его народ, наш! Его и мой… он считает меня достойной… я ни за что не подведу тебя, Зораз… Я дойду! Обещаю! Дойду…
Ну, вот опять по щекам поползли противные горячие капли.
Цитадель безмолвствовала вся освещенная траурным светом. Взмахнув крыльями, я спланировала на одну из подкрыщным площадок и осторожно неся Великого нырнула в усыпальницу.
Статуя Ведущего Домой, вечно молодого бога дороги, занимала всю северную часть стены и в его огромных руках в бережно сжатых пальцах дремала вечным сном сестренка. У скрещенных ног Бога странная ниша, предназначения которой я так и не угадала в прошлый раз. Спланировав на крыльях, я аккуратно уложила мечника в нее. Крылья мужчины пришлось укладывать в специально отведенные ниши, и все равно они не поместили – уж слишком размах был большой.
Я села у изголовья могилы и тяжело вздохнула. Убрав с лица Зораза непослушные пряди под шлем, я перекинула черную косу через его плечо и вложила в скрещенные на груди руки парные клинки. Серебро к серебру. Прах к праху.
Я знаю, ты ждешь – так же как мама, Салера, также как Кондракар, братик мой, я не смогла тебя защитить, а ведь обещала… я даже не смогла тебя похоронить – река стала твоим надгробием, твоей землей, твоим пухом.
А еще отец, стоишь ли ты рядом со мной или так и не простил своевольную дочь? А все те, кто погиб идя за мной? Вы тоже здесь? Безымянные тени нашедшие могилу на чужбине. А те, кто тысячелетиями шел за моими предками, оплакиваете ли вы смерть первого из рода? А ты Князь, слышишь ли ты сейчас мои рыдания? Смогу ли я тебе когда либо простить Это? Ты знал, ты с самого начало все знал…

Сирень с нежностью смотрела на Аконит1. Юная русалка, занявшая место Лаванды играла с Глицинией2. то и дело слышался веселый смех и плеск воды когда Цие надоедало корчить невозмутимость и отвечать на вопросы, которыми ее закидывало прекрасное существо.
– Аконит, – позвала новую дочь Сирень, откинув со лба отстриженные с уходом Лаванды волосы. Траур по возлюбленной. Да, Лаванда так и не полюбила Сирень как женщину, но зато Сирень любила ее до безумия, всячески потакая любым капризам.
– Сирень? – девушка подбежала и села радом на камень, сверкая большими чистыми голубыми глазами. Бледноватые искры добавляли им сходство со льдом. На еще не оформившемся до конца теле висела сорочка, по которой рассыпались светло-желтые волосы.
– Что ты пристаешь к Глицинии? – ну и пусть лаванда так и не узнала о ее любви – Сирень все равно вырастит ее дочь, как растила бы свою.
Когда горел дворец фараона, русалки нашли в подвалах умирающую девушку. Точнее в тайном ходе, ведущем из гостевых комнат к подвалам. Вытащив ее – потерявшую сознание от дыма они принесли ее на берег реки, где в тот момент находилась Сирень.
Источник откликнулся на зов, вложив в руки владычицы искорку силы, совсем маленькую, тоненькую, такую хрупкую. Сколько раз Сирень держала в ладонях искры, и каждый раз поражалась, как обжигало тепло чужой, и как приятно грела своя искра.
– Она мне не хочет говорить, что мы здесь делаем.
– Да, какой ужас, – глициния фыркнула на реплику Сирени, но промолчала, – мы здесь ждем моего друга. Да и полюбуйся на Кольцевое Море – скоро его не будет.
– Почему не будет? – любопытные голубые глаза в обрамлении светлых ресниц заинтересованно сверкнули.
– Потому что… это слишком долго объяснять.
– И ты туда же?! – на разочарованное и обиженное лицо Аконит было больно смотреть.
– Я тебе потом расскажу, – развела руками Сирень, – спроси что полегче.
– Почему меня зовут Аконит? Амариллис сказала, что это означает опасность.
– Сейчас страшное время моя милая, страшно жить, страшно умирать. Сама жизнь стала нам всем врагом.
У поймавшей за хвост еще одну тайну юной русалки загорелись глаза, – почему?
– Потому что мертвые не могут уйти. Знаешь, я расскажу тебе одну историю, она станет началом ответа на один из твоих вопросов, – сирень закрыла глаза, возвращаясь в далекое прошлое…
Ихатн ворвался в лавку и, налетев лбом на колокольчик, шарахнулся в сторону. На обиженном лице начала проступать подозрительная краснота, – Зинка, ты так гостей встречаешь? Из-за прилавка со смехом выскользнула высокая красивая девушка с черной косой уложенной короной на голове. Вплетенные в волосы жемчужины согласно кивнули, когда Зина наклонилась над возлюбленным, обижено пыхтящим на лавке у двери. Немалый рост Ихатна дарил ему сомнительную радость знакомиться сначала не с хозяевами дома, а с самим домом. Лбом. Причем учитывая его устремленность и рассеянность да еще с размаху…
– Тоже мне гость! Да таких гостей надо вещать на колоколах!
– Все шутишь, – по губам мужчины скользнула грустная улыбка, э а я ведь попрощаться пришел.
– Что?
– Меня призывают в армию магом.
– Но ты же ведь еще не доучился! – и куда исчезли безразличие и ироничное недовольство? В красивых глазах читалась обеспокоенность и нечто теплое, согревающее в любой холод.
– Значит, пойду к врагам доучиваться! – Ихатн рассмеялся, пытаясь казаться веселым и беззаботным.
– Дурак! – со слезами в голосе вскрикнула девушка и уже собралась убежать, как делала когда была расстроена, но рука возлюбленного поймала ее запястье.
– Не уходи.
Что-то в его взгляде и изменившимся голосе, заставило девушку молча сесть рядом и приобняв Ихтана прижаться к нему.
– Ты ведь будешь меня ждать?
– Буду.
– А если я не вернусь?
– Я буду ждать вечно.
– Я тебя люблю.
– Я знаю милый…
…испуганные крики, огонь, мечущийся по деревне, хлопот огромных крыльев.
Зина забилась в угол, прижавшись всем телом к холодному камню. Меньше чем через двадцать минут все стихло. В деревне остались только бродячие по улицам вампиры. Они напряженно переговаривались на незнакомом языке и сердито огрызались друг на друга. Ближе к рассвету они уйдут – ей осталось продержаться всего лишь вечность.
Видимо в эту ночь судьба не была к ней благосклонна, и остановившиеся рядом шаги прозвучали приговором. Чувствуя чужое присутствие, она боялась даже поднять голову и в последний раз посмотреть на предавшее ее небо. Она ведь так верила ему, столько времени любовалась его девственной голубизной, и его ветер принес крылатую смерть.
Шорок. Кто-то сел рядом на корточки и тяжело вздохнул. Зина подняла голову в последней надежде – вдруг перед ней человек, а вампиры уже ушли?
Это был совсем молодой вампир. Черные, коротко обрезанные волосы падали на ровно сияющие голубые глаза. В левом ухе блестели три серебряные серьги, а на смуглом обветренном лице застыло обреченное выражение. Огромные кожаные крылья, опирающиеся о стены зданий деревни, закрывали собой небо. Может это и к лучшему. Парень неуверенно улыбнулся и виновато прошептал, – больно не будет. Обещаю. – Его холодные пальцы коснулись ее шеи, мягко отодвинув рассыпанные волосы и он приблизил свое лицо, медленно отпуская клыки, – не бойся…
Его клыки коснулись ее шеи, и шершавый язык лизнул кожу, перед тем как горло захватила сладкая пульсирующая боль…
…абсолютно пустое сознание и голоса. Позже Зина узнает, что ее теперь зовут Сирень, и что русалки принесли ее из разрушенной деревни к Омеле – тогдашней главе Русалок…
… через три года Омела вернет память и пошлет ее на край мира в последнюю битву Света и Тьмы…
...граница. Волны силы хлещут одна за другой, яростно изгибаясь в руках высокого ранопоседевшего человека. Пласты мироздания сдвигаются, повинуясь его воле, и замок с тихим щелчком закрывается. Вздрогнуло само небо и все. Зубы черного Дракона, как и прежде взвиваются в голубое небо, только исчезло это прекрасное сиреневое зарево другого мира. У замка из четырех камней – круг, вдавленный в черный камень, стоит и тяжело дышит мужчина.
Сирень боязливо подходит и неуверенно спрашивает, – неужели это все?
Мужчина оборачивается – по его губам течет кровь, – Зина?
Возвращенное имя будит память и перед Сиренью вновь стоит золотоволосый парень такой высокий, что достает ему только до груди и такой любимый…
– Зина… – он делает шаг и падает на колени, протягивая руку, – моя Зина…
Девушка падает на колени рядом и ним и прижимается щекой к его ладони, – Ихатн…
– Зина… я умираю…
– Почему?
– Такова плата… не жди меня…
– Я буду ждать тебя вечно…

Это был странный бой. Один из тех, про которых слагают легенды. Один из тех, что даже являясь описанным до последнего слова остаются загадкой. Одни из тех, что будут сотни раз повторятся, но всего один раз наяву. Бой двух мастеров. Великого мечника древности, Зораза, именно так назвал его Кондракар, и беса современности. Самого Кондракара, которого Зораз почему-то упорно именовал женским полом. Может, я был прав считая, что Кошка порою занимает место Конда лишь отчасти? Да теперь я понял – Кошка и была Кондракаром. Сколько же лет она носила эту маску, скрывая свое собственное лицо?
Во всяком случае, я видел теперь перед собой танец мужчины и женщины, он уверен и галантен, она же изящна и любезна как сама смерть. Сталь о сталь. Выпады и удары следовали один за другим не оставляя ни секунды на передышку, женщина ловко орудовала двумя катанами мужчина же с покровительственной улыбкой отбивал черную сталь Слезами.
Слезы. Изначальное название – слезы дракона. Парные мечи, лезвие старшего (от 50 до 75 см) изогнуто наподобие верхнего века, младший же в два раза меньший по длине похож на нижнюю линию глаза укрытую ресницами-зарубками. По легенде Владыка Драконов Реаниранамар дремал в Скале Вечности, когда его настигла Змея. Она обвила его кольцами, жаля ядовитыми шипами, и когда он проснулся, она спросила, зачем он убил ее сына. Мудрый дракон не ответил, но предложил ей убить его. Когда Змея поняла, что не сможет холоднокровно лишить жизни даже существо, лишившее ее сына, она горько заплакала, отпустив сжимающие дракона кольца. Реаниранамар успокоил ее и предложил остаться с ним. Когда через сотню лет их дочь убили, дракон полетел к Змеиному Гнезду по слухам убивших Алмарию. Змеи, насмехаясь, ответили, что это месть за сына одной из них, погибшего ровно сто лет назад. Право мести свято, а мстить мстителю глупо. Говорят слезы дракона и стали формой, в которой отлили первую стальную слезу.
Правда эта легенда или нет, забыта она дракарским народом или нет, женщине все равно приходилось туго, младшая слеза отчаянно цеплялась ресницами за черную сталь, заставляя выкручивать руки в изощренных попытках освободить клинок.
О да, я уже сейчас могу сказать, что Кондракар на мечах как бес! Как отражение самого дьявола. Порывистого, быстрого и неуловимого как горная река! И кстати, откуда у нее такие крылья? Просто огромные, покрытые грубой кожей с костяными наростами и тонкими едва ли не прозрачными перепонками?
Танец смерти продолжался. Блики мечей слепили глаза, а красное небо все не желало утихать и солнце все еще цепляющееся кровавыми руками за горизонт все не могло зайти. Страшно и нереально – меня здесь нет. Я не стою видя миллиарды полуистлевших душ, я не слышу звона стали и не чувствую сухого мертвого воздуха и глухую тишину раскинувшую крылья над войсками Тьмы и Смерти.
Я где-то далеко, в другом времени, сижу, закрыв глаза и слушая голос менестреля, и звон струн вдруг превращается в звон стали, а слова открывают целый мир. Мир Легенды.
Но что-то меняется – женщина устремляется вперед в ударе смертника и вонзает клинок в тело Зораза. Они стоят, обнявшись, как братья и он, умирая, что-то шепчет ей на ухо.
Я понимаю, что он умер, когда его руки отпускают Кошку и безжизненно повисают вдоль тела. Духи исчезают не оставляя за собой даже следов на белом песке.
Женщина стоит, продолжая обнимать мертвеца. Стоит мне только сделать шаг, как огромные крылья врываются в небо и двух крылатых сносит ветром к загорающимся вдали звездам. Что же здесь происходит, черт бы побрал этого Кондракара?!
На рассвете Кондракар вернулся, и как ни в чем не бывало, отдал приказ снимать лагерь. По его словам нас ожидало три дня пути, но я уже перестал ему верить. Ему или ей, как можно доверять человеку, который даже не знает кто он? Нет, я пойду за ним и в огонь и в воду я, не колеблясь, отдам за него жизнь – но не больше. А ведь большего дать никто из нас и не сможет. Я принял решение подойти к нему и поговорить начистоту, может смогу помочь ему разобраться в себе?
Когда я подошел к шатру Конда, оттуда доносились знакомые голоса и, кивнув стражникам, я вошел, откинув ткань полога.
Кондракар сидел на краю стола и, болтая в воздухе ногами, рассматривал свои ногти. Впрочем, я уверен, что мысли его далеки от его рук. Рядом со столом стоял агерец, наклонившись над картой, он водил по ней кончиком пера и задумчиво что-то говорил. При моем входе оба отвлеклись от своих дел и уставились на меня как на врага народа.
А что я? Я мимо проходил… А не, не мимо, придется здороваться, – привет! Чем маемся?
Кондракар и Лиран задумчиво переглянулись, после чего король Агеры заулыбался, как лягушка и сел на карту попытавшись полностью заслонить ее своим седалищем. Пришлось делать вид, что я слепо-глухо-туп и, улыбаясь пройти до вожделенного кресла, в которое я и плюхнулся, – Все секретничаем? Кстати у меня тоже для вас пренеприятнейшее известие.
– К нам едет ревизор? – иронично переспросил Конд. Я вопроса не понял и поэтому проигнорировал его.
– Через четыре дня вся захваченная провизия кончится. Войска уже перешли на экономный режим, но если еда кончится, то боюсь все и всего.
– Через час мы сдвигаемся с места и идем до самого вечера, ночуем у Великой стены, маршируем еще один день и к ночи подходим к Башне. После войска разворачиваются и идут обратно.
– Мне не хотелось бы рушить твой гениальный план, но почему ты так уверен, что мы успеем дойти?
– Я поговорил с духами, они немного урежут пространство, и ночью того же дня когда войско отправится обратно, вы выйдите к кольцевому морю.
Кондракар задумчиво почесал гладкую щеку и тяжело вздохнул. Сейчас на нем плотно сидел облегающий костюм приятного темно-зеленого цвета. Из-под ворота пиджака выглядывала светло салатовая рубашка. Ноги обуты в сапоги с кругами на коленях и икрах по-дракарской моде. Потянувшись, король встряхнул головой, из-за чего короткие черные волосы упали на его лицо. Чертопыхнувшись он переодел обруч, старательно умяв им непослушные пряди.
– Ладно, мне пора, – агерец встал со стола и вышел из шатра, не забыв отдернуть, а собой полог. Проследив его уход взглядом, я собрался с мыслями и начал.
– Конд скажи мне одну вещь, ты ОН или Она?
Король изогнул шею – этот жест он у меня передрал плагиатор несчастный! Ну, так вот. Изогнуло это чудо шею, и хитро жмурясь, промурлыкало, – смотря, что ты понимаешь под этими словами.
– Пол, мое чудо, пол.
– Ну-у-у… – задумчиво протянула Кошка, разглядывая потолок.
– Если не ответишь, буду величать тебя средним полом.
– Ну-ну. Я Кондракара. От первого брака у отца осталось два ребенка я и мой младший брат. Одно из сорванных мною покушений все-таки состоялось, и Кондракар навсегда исчез. Я заняла его место, когда мне было десять лет и ни разу не пожалела о сделанном выборе.
– Да неужели не разу?
– А тебе какое дело! – резко огрызнулась Кошка и, обойдя стол, рухнула в собственное кресло, с преувеличенным вниманием изучая разложенную на нем карту. Жалеет. Сильно. Давно. Не с первого дня, но достаточно.
– И кто же ты теперь?
– Я? Я святая, которая спасет ваши задницы придурок, а теперь вон из моего шатра! – Кондракар встал на ноги и решительно сложил карту. Его длинные пальцы забегали по столу, смахивая в ящики чернильницы, ручки, карандаши и линейки.
Я усмехнулся и, поднявшись из кресла, подошел к ней, мой шепот заставил ее замереть, – спаси для начала себя.

Великая Стена выросла внезапно. На миг посерел песок, и в кровавое небо вгрызлись ее молчаливые руины. Некоторые, чудом стоящие куски, достигали в высоту трех десятков метров, а оба конца ее скрывались за горизонтами рваными линиями.
Некогда могучий белый камень крошился под пальцами, и казалось, стоит только вдохнуть и он ляжет прахом, затерявшись горстками в сером песке. И в это же время руины были прекрасны. Возвышающиеся в мертвой пустыне, почти живые, ведь по ним когда-то ходили человеческие ноги, и живая кровь лилась по ним. Они слышали крики, мольбы, стоны, проклятья, а потом снова молитвы и снова проклятья. Камень, как же он утешал и ласкал взгляд уже начавший привыкать к пугающе пустому пространству вокруг пустыни.
Наконец ночь убаюкала солнце, скрыв его кроваво-золотые волосы в черных шалях одежд, и только один прижмуренный глаз ее горел в ночном небе. Всю ночь над лагерем слышалось ее тихое пение, нежное как касание весеннего ветерка и неуловимое как солнечный луч. Порывы воздуха подбрасывали горсточки песка на живой камень, и они шептались, тесно касаясь на миг телами.
Золотистый рассвет разбудил лагерь и спустя три часа тысячи мужчин ушли, храня в сердцах образ белого камня под черным небом на серой глади песка.
Солнце только клонилось к горизонту, когда из серого песка выросла черная башня. Сложенная из черных опаленных солнцем кирпичей она блестела в его робких лучах, угрюмо поглядывая с высоты своего роста на жалких людей. У основания ее диаметр достигал десяти метров, и только прямая дверь нарушала идеальный круг.
Кондракар выпрямился в седле и, обернувшись к войску, поднял руку, останавливая, его голос разнесся над песками, заглянув в щели лат и в умные лошадиные глаза, – Разбивайте лагерь, утром тронетесь обратно.
Едва затихло удивленное эхо, как огромный скакун поднял тяжелые копыта и с места взяв галоп, понесся к чернеющей вдали башни.

Песок под ногами Изверга зашевелился, и глухой голос произнес, – Стой.
Кондракар дернул поводья, послушно замерев в трех десятках метров от Башни. Знакомая с детства она не постарела и все также уверенно и дерзко держала острую черепицу крыши, прорезавшую голубое небо.
Песок зашевелился, словно из его недр медленно поднимался кто-то большой и сильный. Так и есть – меньше чем через полминуты перед Кондракаром выплыла огромная собака. Да не так – пес. Сторожевой пес с мудрыми усталыми глазами, спутанной временем седой шерстью и мощной грудной клеткой бойца. Одно слово – Страж. Прием с большой буквы.
Пес сидел до колен передних лап засыпанный серым песком, и величаво смотрел на человека и коня, посмевших потревожить его сон. – Что тебе нужно.
– Я пришел в Башню Барда.
– Кто ты такой.
– Я тот, кто даст тебе покой.
– Наивный, – вдруг сбросив показную величавость, пес широко до слез в карих глазах зевнул, – и как же ты меня убьешь? Защекочешь до смерти катами? Побреешь, что бы я простудился и умер? А может, ты накормил своего коня ядом и заставишь меня, его съесть?
– Друг мой, у тебя нездоровая фантазия! Все намного обыденнее – Я Святая, которая спасет мир.
– О, как же я не подумал таком предсказуемом развитии событий?
– Стареешь, – участливо покивал Конд. Серьезной опасности от неизвестно кого неизвестно почему севшего поперек дороги он не чувствовал.
Пес хотел что-то ввернуть но, видимо обидевшись, вновь принял невозмутимо величавое выражение лица, – Уходи отсюда, смертный.
– То стой, то уйди, определись, пожалуйста.
– Ща, только разбегусь.
– Разбегайся, – щедро разрешил король.
– Ща, только валенки одену, – опять сбился на нормальный тон Пес. Зевнув, он добавил, – давай быстро – зачем пришел?
– Князь Тьмы пригласил меня в Черную Башню.
– Клинический случай. Значит ты все-таки тот… та… то, за что себя выдаешь.
– И ты туда же?! – мученически взвыл Конд.
– Еще дальше, – невозмутимо согласился страж и, потянувшись, из-за чего с его плеч осыпался песок и подхвативший его ветер бросил песчинки в короля, лег, положив голову на лапы, – Итак слушай.
Когда луна взойдет на проклятое ложе
Когда огонь-цветок распустит лепестки
Когда колдун стихии в камень вложит
Тогда погаснут мира косяки
Закат кровавый ход продолжит по луне
И ветер одинокий бросит прах крылатых…
– Ну, дальше не важно, – всерьез задумавшийся Пес, перестал цитировать смущенно умолкнув.
– Склерозник несчастный, – буркнул Конд, это предсказание он слышал от Жана, бард любил сидеть, глядя на луну и напевать сквозь сомкнутые губы ее мотив. И кстати в его варианте косяков и наркоманов не было!
– Сам бы посидел пару тысячелетий по уши в песке, забыл бы, как нос выглядит!
– Мне это не грозит. Пропустишь?
– Когда-нибудь, – честно пообещал Страж Башни, – короче я бы на твоем месте задал бы мне несколько вопросов. Вопрос нет? – переспросил он, глядя на отрицательное кивание Конд, – ладно, иди, на обратном пути спросишь тугодум несчастный.
Пес широко зевнул и закрыл глаза, намереваясь подремать пока нежданный гость, побродит по Башне Барда.
Конд слез с коня и оставив его, там подошел к зданию. Перед тем как прикоснуться к двери он обернулся и внимательно посмотрел на солнце, коснувшееся горизонта. Пока совсем маленькая кровавая полоска делящая желтое и серое. Живое и мертвое.
Тяжелая дверь распахнулась без скрипа, и Конд вошел в Башню. Огромное круглое помещение, выложенное черным кирпичом неизвестного происхождения. Черная лестница кругами шла вверх к затерянному во тьме куполу, исчезая в объятьях мрака. Единственный свет проходил через открытую дверь и ложился синеватыми бликами на черный камень.
Внутри пахло смолой и почему-то полынью. Мягкий совсем не пустынный ветер шевелил складки легкого плаща, играя зелеными отсветами. За спиной раздался легкий шорох, и дверь стала на место, скрыв голубое небо, солнце, пески, глухую тишину, души, друзей, врагов…
Казалось, в этой странной обители парил так нужный ему покой. Парил, раскинув широкие крылья и навеки закрыв глаза. Хотелось лечь на лестницу свернувшись клубком и задремать, что бы не видеть крови веков.
Кондракар покачал, головой сбрасывая малодушный мысли – если не хочет покоя, то по минимуму должен открыть границы что бы не шататься после смерти безпристанной душой. Кошачьи глаза уже начали различать легкие силуэты, уже можно было отличить синеватый камень от простого куска тьмы. Осторожно поднимаясь по лестнице, он старался не и чем не думать, но все же мысли накатывались, волнами топя любую попытку.
Зачем Князь позвал его сюда? О каких вопросах говорил Страж? Врала ли Салера, говоря, что Хельга у нее в заложницах? Что будет потом, когда он доберется до границ и сломает замок? Как отреагирует на это мир? Что значит, Храм Путей и куда ведут эти Пути? Как сломать замок? На какие из этих вопросов сможет ответить Страж?
Ступенька за ступенькой. В полной тьме время текло по-другому, так тихо и печально, что невозможно было заметить и отделить одну секунду от другой, одну минуту от другой…
Но все же время идет, неслышно ступает по ступенькам, мягко вторя шагам Кондракара. Через час, а может через минуту, когда уставшие лодыжки отчаянно ныли, жалуясь на дракарские сапоги с каблуками, голова Конда стукнулась обо что-то каменное. Король поднял руки и аккуратно нащупав пальцами дверь в потолке – почему-то расположенную горизонтально, потянул ручку. Спустя полминуты он уже висел на ней, старательно пыхтя и пытаясь открыть.
Увлеченный этим занятием он дважды оступился и только железное кольцо, спасало его от перспективы подняться по лестнице второй раз. Сие развлечение прервал полный сарказма голос Стража, – не в ту сторону.
– А-а… – Кондракар отпустил несчастное кольцо и, поднявшись на две ступени, уперся в дверь спиной, намереваясь таким образом приоткрыть вредную. Угу, как же. Каменюга флегматично игнорировала все его потуги и продолжала гордо возвышаться над его головой.
– Слушай чудо, потяни кольцо по направлению к ближайшей стене! Дверь в бок открывается.
– А раньше ты сказать не мог? – взвыл король и, сменив позу, потянул кольцо. Камень тихо заворчал, отодвигаясь в сторону, и кровавый свет залил всю лестницу до последней ступеньки. Куполом Башни служило конусообразное сооружение, от самой длинной и острой как перья черепицы шли окна и кончались они на уровни пояса взрослого человека. Все тот же черный камень. Над серединой пола круглого помещения парило круглое ложе из хрусталя. На идеально гладкой поверхности лежало тело юноши. Длинные рыжеватые волосы рассыпались по обрывкам темно синего плаща лохмотьями скрывающие просторную куртку с чужого плеча – уж слишком длинные рукава, из-под ткани которых выглядывали только кончики пальцев. Из-под куртки вылезет кусочек сорочки и облегающие штаны в кривые ромбики. Смешные сапоги с бубенчиками. Кровавый закат красил кожу юноши в оранжевый свет, кладя глубокие складки у губ.
Лицо же застыло в вечном покое. Как будто каждую минуту своего существования он вспоминал, что не успел сделать и молча тосковал по потерянным возможностям. Под пушистыми ресницами навеки застыла одинокая слеза.
Сомнений не было. Перед Кондракаром лежал Жан. Тот самый веселый смутьян, что умер раздавленный драконом…
Конд непроизвольно сделал несколько шагов вперед, разглядывая тонкие рыжеватые пряди, падающие на лоб. Жан, милый Жан. Пройдоха и бард, балбес и шутник, так вот где ты потерял свою сердце, что так отчаянно звало на сталь клинков?
– Твое сердце все еще бьется в такт моему? – знакомый голос и аромат морского бриза.
Конда обернулась, сдавая позиции, и женским голосом прошипела, – ты врал!

Князь печаль покачал головой. Как же я его сразу не узнала! То же самое лицо, те ж непокорные кудри, падающие до самых плеч, тот же горький изгиб губ, те же печальные линии глаз. Только цвета другие – вместо рыжего беспроглядно черный отказывающийся реагировать на свет и тень, вместо серо-синего ночные небеса могущественные и мудрые. Да Князь немного повыше ростом, да плечи расширились, да черты лица потеряли юношескую резковатость – да, но все равно я должна была его узнать!
Жан покаянно вздохнул, – Я хотел быть с тобой.
– Ты мне врал!
– Я не врал. Любое сказанное мною слово было правдой.
Как же я его ненавижу! ОН МНЕ ВРАЛ! Он посмел мне… а действительно, в чем именно он мне соврал? В том, что его зовут Жан? В том, что его империи здесь нет? Ведь я же сама приняла его за путешественника! О боги!
Я успокоилась и отвернулась от Князя и Жана. Что бы не видеть их даже краем глаза пришлось подойти к окну, облокотившись локтями прищурить глаза, рассматривая узкую полоску заката.
Князь нерешительно подошел сзади и коснулся моих плеч.
– Конда…
– Почему ты мне не сказал?
– Потому что не знал как. Я пытался привести разговор на эту тему, помнишь тогда, я спросил, кто убил Конду? И после…
Ну и намек! Я аж прыснула со смеху, не боясь ранить его чувств. Творец, ну почему вокруг меня одни оболтусы, которым легче умереть, чем признаться? Чем я заслужила такую кару? Держите меня семеро я сейчас выпаду из окна от хохота! Ну, блин авантюрист! И Этот еще и Бог?! О боги!!!
Наверное, у меня началась истерика. Определить по шкале импульсивности не могу – опыта маловато. Скажу лишь, что остановилась сама, резко оборвав смех и улыбаясь, повернулась к Князю, – Хоть ты и бог, но ты оболтус!
– Хоть ты и святая, но ты обманщица.
– Угу, чувствую, скоро в анекдотах про Невесту Князя появится новое действующее лицо.
– Ага. И оно будет называться жена.
Представив себя гоняющейся за рыжими девицами с деревянной скалкой и воплями «стой гнида» я опять расхохоталась. Гниды почему-то останавливаться не желали и отстреливались на бегу пульсаторами и фаерболами. Над всем этим безобразием задумчиво парил вампир. Причем с таким одухотворенным выражением лица, что даже самой стало интересно, что он там строчит. Стихи что ли? Да не, при упорстве подобных невест это скорее роман эпопея.
Видевший ту же самую картинку Князь смеялся вместе со мной. Отхохотавшись он ласково взял меня за запястье и, преданно глядя в глаза, заговорил, – Прости меня, я не мог сказать, но пытался подкинуть что-то, что б ты догадалась. Я даже ходил в двух ликах в одних и тех же сапогах полторы месяца, пока их не стащили твои солдаты.
Так вот чьи это были сапоги!!! Дядя ругался с таким чувством, что становится понятно, насколько старательно князь мозолил мне глаза своими сапогам. А я девушка мечтательная, двери-то не всегда замечаю…
– А, между прочим, и ты не без вины!
– Побойся Бога! Я же святая!
– Мда, прелесть семейка. Из серии Шерлок Хомс и Маргарита.
– Тяжелый случай.
– Прямо клинический, согласился улыбаясь Князь. К гробнице повисло легкое и чистое как хрусталь молчание. Не давящее на нервы, не вытягивающее глупы и ненужные слова. Просто молчание, когда достаточно просто взгляда и улыбки. – Твое сердце все еще бьется в такт моему? – наконец решился шепотом спросить бог.
Ах, если бы я сама знала!!! Если бы я могла понять ненавижу тебя или нет?!
Я промолчала.
Неправильно понявший Князь подался вперед, намереваясь меня поцеловать. Наверняка у него горячие губы, а здесь так прохладно… А еще руки теплые, скользят по талии оставляя теплые следы…
Вдруг в голове всплыло воспоминание – спина Жана и холод сквозняка. Обида захлестнула меня до самый зрачков, и я оттолкнула бога, хотя уже чувствовала его губы на своих, и выскользнула из объятий.
Бог недоуменно и растерянно на меня смотрел, отпустив руки. Он от меня отказался, когда я предложила свое тело, когда я сама к нему пришла, к единственному кого не боялась – а он отказался. Как он может теперь прикасаться ко мне?!
В венах заиграла кровь Кошки. Озлобленной на весь мир стервы, бегущей даже от своего зеркально отражения.
– Что-то не так? – его голос растерянно и робко прозвучал в комнате.
– Все! – это опять шипенье Кошки, ну вот. Сейчас еще разбить что-нибудь для полного счастья не хватает. Глаза сами собой покосились на хрустальное ложе.
– Пощади! – Князь шутливо раскинул руки, закрыв грудью свой первый труп.
Загнав в угол сознания обидчиво сверкающую зелеными глазами Кошку я запустила пальцы в волосы, ероша пряди и железный обруч, – Я просто не знаю как к тебе относится. Дай мне время.
– Но…
– Да оставьте же все меня в покое!!! Между прочим, я не вызывалась в святые, а ты мог в любой момент все исправить!
У Князя в первый раз на моей памяти были серьезные глаза. Без капли иронии и лукавства. Огромные синеватые бездны настолько темные, что сливаются с зрачком. Волны морского бриза захлестнули помещение, и бог исчез со свой печалью в глазах, словно старый незаслуженно обиженный дракон.

Страж был на том же самом месте. Едва уловив шаги Кондракара, он грубо бросил, – вопросы есть?
– Есть.
– Ну?!
– Как выйти на Путь?
– Поднимешься в небо и увидишь
– Что такое Путь?
– Сильный поток воздуха.
– Что такое Храм Путей?
– Это ничто. Увидишь – поймешь.
– Как добраться до замка?
– Выбери путь, что совпадает с направлением заката. Он рассеется над Клыками Дракона, возьми левее и лети. Замок ты почувствуешь, а если нет, ты не то за что себя выдаешь.
– Как раскрыть замок? – вопросы сыпались один за другим не оставляя времени даже подумать.
– Ты для этого была создана, сама поймешь. А если тугодумка, замок надо не раскрыть – его надо сломать.
Логично. Ломать – не строить.
– И все-таки? – на горизонте осталась малюсенькая точка заката. С западной стороны неба уже надвигалась ночь. Словно изголодавшийся зверь она кралась, таинственно сверкая тысячей золотых глаз. Воздух уже наливался ночной свежестью и легкой прохладой. В живом мире зима уже подходила к концу, наверное, в Дракаре уже готовятся к приходу голубоглазой красавицы Весны. Окна мастерских озарены даже по ночам, портные трудятся непокладая рук что бы успеть сшить как можно больше костюмов к Дню Продавших Души. Странный праздник – горький и ужасный и в тоже время единственный, на котором нельзя ни плакать, ни сожалеть. Он разделил зиму и лето тонкой полоской слов – год. Он это отчаянная тоска по потерянному и попытки заглушить ее смехом. Он это игра в Зов. Он это дань уважения тем, кто продал душу за свой народ. Не жалость – жалостью можно только унизить сильного, не жалость – сожаление.
– Порвешь парочку узелков, поломаешь парочку камешков, в конце концов, вернешься и спросишь. А теперь иди, я буду спать.
Пес положил ушастую голову на лапы и закрыл глаза. Налетевший ветер набросился на него и развеял собачий силуэт песком под ноги Кондракара. Шорох и шепот, чужие лица на миг отразились в сметенном песке с надеждой и недоверчивость вглядывающиеся в Конда. А потом исчезли. С последней каплей крови заката. Тьма набросилась в несколько секунд поглотив весь горизонт и довольно прижмурилась единственным глазом.
Дрогнули струны под тонкими обескровленными пальцами, и тяжелая тоскливая мелодия разлилась над песками. Казалось, даже небо замерло, чутко вслушиваясь в песню. Шаги. Тяжелые шаги по праху, капли крови. Шорок огромных расправляемых крыльев и свист ветра. Совсем другой чем от вампирьих – другой, теплый и рассеянно нежный. Как будто даже пернатый. И все это – каждый шаг и жест тонут в морском прибое. В шорохе накатывающихся на золотой песок волн…

Глава двенадцатая

Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл. -
Я была тогда с моим народом,,
Там, Где мой народ, к несчастью, был.
Анна Ахматова «Реквием» 1961

Кондракара бросила последний взгляд на разбитый невдалеке от башни лагерь и отвернулась. Слабый ветерок шевелил короткие волосы, тщательно подровненные накануне Закатом. Узкая полоска серебра холодила лоб. Острые капельки звезд манили холодным расчетливым светом.
Кожа спины похолодела и онемела на несколько секунд, которых хватило, что бы огромные черные крылья распахнулись, прорвав темно-зеленую ткань пиджака и плащ. Восхитительное чувство – холодный воздух, робко прикасающийся к чутким крыльям. Тонкие перепонки с восторгом вдыхали ночную прохладу. Женщина усмехнулась и достав младшую катану разрезала пиджак и застежку плаща – еще не хватало терпеть их присутствие.
Дракарский топ с открытой спиной декольте и полоской ткани на шее плотно сидел, ласково обнимая фигуру.
Еще несколько мгновений Кондракара вслушивалась в тихое пение ветра все не желающего умирать даже над мертвой пустыней. Песнь ветра – вечного спутника вампиров, рождала воспоминая, так глубоко запрятанные в память, что не дотянуться не докричаться, не вспомнить. Память предков. Сотен высоких черноволосых вампиров стремительно пронзающих ночь. Их огромные крылья, заграждающие луну, их голоса, приносимые ветром, их Зов, звучащий в каждой горсти воздуха.
Немного резковатый порыв подхватил за затрепетавшие перепонки и подбросил в небо, словно неразумное дитя и только там она распахнула их во всю длину, соединив плечи и тонкие мускулы под черной кожей в одну линию. Волосы восторженно забились, попадая то в приоткрытый от широкой улыбки рот, то в широко раскрытые глаза.
Дурманящий аромат далеких как само солнце цветов ласкался к щеке, нашептывая о прошедших на земле днях. О днях до того момента как Кошачье Око обагранила кровь. Конечно, рано или поздно Зов все равно бы взял свое – но, сколько свободного времени ребенка он сожрал, с ненавистью давя на нервы – беги, лети, исчезай, бейся, умирай, воскресай и опять беги!
Кошачье Око давал девять жизней но и брал не мало. Последняя жизнь принадлежит только ему, поскольку человек становится Хранителем артефакта – безмолвным полудиким животным, хранящем на сердце глупую безделушку, убившую его душу.
Страшно подумать ведь осталось так мало жизней – всего три и холодный камень навеки вгрызется в искалеченную им душу. Страшно и радостно – последняя смерть так близка и желанна…
– Где же ты, капризная гостья? Я заждалась… – именно этот немой призыв бился птицей о сердце, пытаясь вырваться наружу, пытаясь вырваться и донести весточку. Но тщетно. Она не услышит. Она никогда не слышит.
Чуть повернуть корпус тела и самую малость свести крылья, что бы сбавить скорость. Где же этот путь? Может надо выше?
Под Кондой раскинулась мертвая пустыня, куда ни кинь взгляд – лишь серый песок и тоска. Лагерь казался крошечной точкой, а башня и вовсе слилась с землей, исчезнув с ее поверхности. Исключая холод, порой проскальзывающий по разгоряченной коже, все было как внизу. Разве что ветер непокорнее и коварнее и до редких облаков можно едва ли не прикоснуться пальцами.
Выше?
Зависнув в воздухе, Кондракара приняла вертикальное положение, закинув крылья как можно выше и шире. Несколько томительных мгновений падения и ветер все-таки подхватывает за тонкие перепонки. Тяжело вздыхая, он возносит ее над бескрайним морем песков, над редкими дымками лагеря, над темными облаками.
Вид немного меняется. Над самым слоем облаков появляется тонкая речушка бледного цвета, и отделить от остального пространства ее можно только по воздуху сумасшедше бьющемуся в ее объятиях. Путь. Он петлями скользил между звезд, теряясь вдалеке светлой ниточкой.
Но внимание Конды привлечено вовсе не им – облаками. Только сейчас она понимает, что имели в виду Древние Зораз в своих дневниках, повторяя раз за разом одну и ту же пословицу – Снизу облака плоские.
Да это восхитительное зрелище – с земли, когда гаснет закат или даже днем, величественные и гордые они медленно пролетают над нами, касаясь нашего воображения. Ослепительно белый или темный, когда солнечные лучи не могут дотянуться до низа. – В воздухе, когда плоский сточенный ветром край поносится мимо глаз, и ты видишь все великолепие – гиганты и замки, причудливо изогнутые деревья и изящные сплетения растений. Казалось, целые миры отражаются в белом парящем тумане, живые, движущиеся, такие близкие и такие недосягаемые.
Кондракара распахнула крылья и мягко спланировала к Путю, ловко увернувшись от одного коварного воздушного потока. От реки исходил монотонный гудящий звук. Девушка несколько минут нерешительно летела над ним, сопротивляясь жадному воздуху но, внезапно оборвав все попытки защититься, втянула в спину крылья и упала в реку.
В глазах потемнело, когда ее подхватило и кувырком понесло по туннелю. Срывая с неба и земли ярлыки, он закружил ее в радостных объятиях, словно живое существо, истосковавшееся по живому человеку. Мешанина звуков и цветных пятен проносилась перед закрытыми глазами оставляя настойчивое чувство тошноты.
Ад прервал удар, вытрясший душу и выкинувший из ужасного туннеля. Еще не понимая что, происходит, Конда намертво вцепилась во что-то, отчаянно зажмурив глаза. Хлопот крыльев. Возмущенный мужской голос. Еще одна попытка выровнять полет, но ветер обиженно умчался жаловаться луне и приходиться расправить крылья и парить над холодным воздухом до самой земли после падать с трех метровой высоты.
Песок забился под ладони и больно ударил по левому бедру. Чьи-то руки со злостью сорвали пальцы девушки со своей одежды и, отбросив от души, залепили пощечину, – Ты о чем думал?! Там же одностороннее движение!!!
Кондракара несмело открыла зеленовато-голубые от плены глаза и посмотрела на сидящего рядом мужчину. Иссиня-черные волосы заплетены в косу до лопаток, перекинутую через левое плечо. Смуглое обветренное лицо с хищно изогнутым носом, тонкими острыми губами, легкими дракарскими скулами и взвинчено горящими голубыми глазами. Одет в облегающие черные кожаные штаны и сапоги с кругами на коленях и икрах.
– И как ты там оказался?
Конда хотела что-то ответить но, едва разомкнув губы, прижала к ним ладони. Цвет ее лица сравнялся с нежно-зеленым и очень мило гармонировал с темно-зелеными штанами.
– Эй, тебе плохо? – мужчина успокоился и, озабоченно потирая набухающую на лбу шишку, посмотрел на нарушителя путевого движения, – Ты девушка?! – его голубые глаза полезла на лоб.
– Дгнм?! – в самом цензурном виде это означало бы «да ты что, а я и не знала».
– Ты правда девушка?
– Дугн, – «нет, я мамонт».
– Ой, – окончательно смутился вампир и запустил пятерню в черные волосы.
Постепенно тошнота и зелена, сошли, оставив неприятный привкус во рту и легкую желтизну. Кондракара опасливо отняла с губ руки и смущенно призналась, – морская болезнь.
– Укачало? – заботливо осведомился собеседник.
– Немного. Тебе не больно? – на лбу мужчины наряду с шишкой начал проявляться след ботинка.
– Да не, что вы, ничего страшного. А как оказались на пути?
– Долетела.
– А как?
– Крылышками, крылышками.
– А-а-а, а вы могли бы их показать?
– А?!
Смутившийся вампир встал на ноги и протянул руку девушке, помогая встать, – я вам верю, просто мне интересно какие… что… ну…
Кондракара пожала плечами и выпустила крылья. Перепонки затрепетали от ласковых поцелуев ветра.
– Вы вампир!
– А я не знала! Теперь ваша очередь.
Собеседник выпустил два огромных черных крыла. Скользящие по семиметровым крыльям серебряные ручьи сплетались и расплетались, образуя сотни диковинных узоров.
– Я из клана сереброкрылых, а из какого клана вы?
– Можно на ты. Я не знаю.
– Не беда, – вампир широко и душевно улыбнулся и подойдя к девушке коснулся кончиками пальцев черной кожи ее крыльев. – У тебя очень красивые крылья, такие тонкие и изящные…
– Я Конда.
– Каррат. Скажи красавица, а куда ты летела?
– В Храм Путей. Мне сказали что Путь, который я здесь найду, ведет в Храм Путей.
– Это правда лишь отчасти, этот путь ведет ИЗ Храма Путей и тебе просто повезло что тебя не размозжило по его стенам.
– Да уж я везучая, – девушка покачала головой и, нерешительно усмехнувшись, убрала прядь черных волос за ухо, – а как добраться до Храма?
– Знаешь, я могу тебя проводить, только мне надо слетать к Башне Барда и проверить выполнили духи договор…
– Выполнили. Войска у Башни и завтра утром уйдут.
– А ты откуда знаешь? – голубые глаза не то чтобы подозрительно скорее недоверчиво сверкнули легкой голубизной.
– А кто ты думаешь, меня послал в этот Путь? Страж!
– От псина!
– Милые бранятся, только тешатся, – донесся из-под ног голос Пса.
– Ох, кто бы говорил! – взвился вампир.
– Ох, кто бы отвечал, – припечатал Страж исчезая.
Так вот откуда эта фраза!
– Ладно, но запомни на будущее – перед тем как положить крылья на Путь проверь его направление ведь летать можно только против ветра.
Так вот что ей показалось подозрительным! И та нерешительность не была испугом – это был здравый смысл, но Конда не смогла понять столь редкого гостя!
– Летим, – вампир отступил назад на несколько шагов и вытянул крылья в высоту, ловя ветер. Первое же легкое дуновение подкинуло его, словно пушинку в звездное небо, где он расправил крылья паря в ожидании новой знакомой. Конда завистливо вздохнула – ее пятиметровые крылья не довили ветер с такой легкостью, и приходилось дожидаться более сильного дуновения. Наконец и ее подшвырнуло в небо. Холодный воздух пробежался по остывшей коже, но пройдет несколько минут и разгоряченная полетом Кондракара просто перестанет замечать холод.
Ветер нес все выше и выше. Вот песок превратился в серое море, а вампир стал не больше птицы. Легко поймав нужное дуновение, он бросился догонять девушку. Вот слой облаков – плоские, словно слизанные пуза и огромные распластавшиеся замки над ними, сказочные и прекрасные, вот Путь бегущий по ночному небу и звезды, словно смазанные на его фоне.
Каррат легко проскользнул рядом и, летел теперь сверху, любуясь тонкими изящными крыльями попутчицы. Такие трогательно молодые, еще не окрепшие, еще не научившиеся сопротивляться ветру, еще без единого шрама. Конда выглядела взрослой самостоятельной женщиной со своими чертями в черепной коробке, но раньше вампиры не считались совершеннолетними, пока не закончат Академию. О, Академия! Почти сотня лет учебы, счастливое беззаботное время от первого волнующего полета до последнего экзамена! Наставники, сильные с огромными крыльями с холодным голубым глазами так иронично прищуренными! Великие воины, Павшие, Отрекнувшиеся, Пошедшие за Первым Отрекшимся.
О мир! О Кровь! О Академия!
Да будет вечен мир
Да будет вечна кровь…
Кровь это жизнь. Пьянящий полузапекшийся кусок мяса с сочащейся из сердцевины кровью.

Храм Путей появился неожиданно. Не было ни одной надписи, но я с первого взгляда поняла, что это он.
Плоский серебряный круг, парящий в воздухе на пересечении четырех путей. Два из них образовали одну прямую, второй, в котором я едва не лишилась ужина и третий над ним. Все они упирались в подкрышные площадки серебряной башенки-беседки. Точнее это была башенка, сплетенная из тонких жгутов серебра, и поэтому походила на немного просвечивающую беседку. Остролистые цветы с шипами ползли по ее телу, сладостно изгибаясь, назло дерущему их ветру.
Каблуки Каррата со звоном коснулись одной из взлетных площадок, и парень ловко поймал меня, потому что ни сесть, ни приземлиться я не могла. Пришлось втянуть крылья и падать в заботливо подставленные руки. Эх, жизнь, куда ты котишься?
Поставив меня на серебро, вампир взял меня за запястье и утянул за собой под крышу. Шаги звучали гулко в пустом здании едва слышные из-за рева ветра.
– Здесь когда–то было людно, но теперь это время прошло.
– Почему?
– Вампиры перестали рождаться после закрытия границ и остались лишь те жалкие восемь сотен выжившие после Боя.
– И даже так? Восемь сотен много.
– Не очень. Женщины умирали при родах, а крылатые всегда уходят парой. Вот и осталось с тех пор всего шестеро, мы были первокусниками когда последний преподаватель ушел за своей женой. Кстати за последней женщиной-вампиром.
– Мне очень жаль, – что бы перекричать рев ветра приходилось орать во всю глотку, неудивительно что, не расслышав мой крик, вампир притянул меня к себе тактично приобняв за плечи. Серебряные стены проносились мимо. На их поверхностях резвились драконы и чернокрылые, Змеи и Пернатые. Наверно там были и другие изображения, но песок больно резал глаза, попадая в них. – Мне жаль!
– Мы смирились.
– Ты же не хочешь меня... того…
– Что того?
– Спарить!
– Нет что ты! – судя по слишком возмущенному голосу, он об этом уже думал.
– Тогда почему у тебя такая физиономия счастливая? – вот и подловили на тепленьком!
– Ты совсем молоденькая, по меркам вампиров даже несовершеннолетняя, значит, скоро придут другие!
– Что? – я запуталась. Кто-нибудь тыкнете мне пальцем, укажите мне мой народ – вампиры, которых вел Зораз или дракарцы?
– Я расскажу тебе, что произошло, – вампир резко навалился на меня, прижимая к стенке и с трудом открыв дверь, впихнул меня и только после вошел сам. Небольшая комнатка укрытая синими шелками, щедро разбросанными по полу ковром по кровати и креслам балдахинами и на Ледяные окна занавесками. – Я здесь живу, так что снимай ботинки.
– Ты? Здесь? – круглое помещение, восемь ниш с Окнами, в которых жмурилась довольная луна, хрустальная возы со свежими розами. Белые, красные, желтые, целые букеты. Вампир улыбнулся, подойдя к одному из букетов, и трепетно прикоснулся кончиками пальцев к желтой головке цветка. Интересно, просто приятное воспоминание или…?
В дверь постучали и чуть приоткрыли. В комнате появилась симпатичная головка изорийки, – Ты уже вернулся… Кто Это?! – ее глаза засверкали острыми гранями битого стекла. Капризные губы изогнулись, – Каррат, зачем ты привел ЭТО сюда?
– Милая, это девушка вампир! Ты представляешь? – у-у-у… как все запущено. Вампир упомянул, что родился до закрытия границ – это ему полторы тысячи лет, и он до сих пор не знает, что восторженный тон по сопернице доводит избранницу до белого каления? Что щас будет…
– Ненавижу!!! – изорийка скрылась, эмоционально закрыв дверь. Аж вазочки дрогнули. Что ж, это мы еще легко отделались.
Удивленный как сто баранов вампир пялился на закрытую дверь, размышляя за кем бежать и перед кем за кого извиняться. Обернувшись ко мне, он развел руками и попытался что-то сказать.
– Да я подожду, иди уж, – махнув рукой на осчастливленного вампира, я стянула сапоги с уставших ног. Конечно, сюда я добиралась на крыльях, причем даже не на своих – Каррат заявил, что ему страшно лететь рядом со мной, так как меня постоянно сносило и заносило (в основном в его сторону). Я втянула крылья, он держал меня за обе руки, так и летели. Руки теперь тоже кстати болят.
Разгоряченное после полета тело начало знобить. Я разожгла камин и, закутавшись в чей-то плащ, уютно устроилась в кресле. Надо поспать хоть чуть-чуть, а то уже третью ночь как белка в колесе верчусь, то одного похорони, то второму объясни зачем, то третьему объясни почему…
Хорошо-то как! Свежие простыни едва ли не хрустят под пальцами, и аромат свежеприготовленной еды расползается по ней как ласковая кошка. Теплое одеяло до самых ушей накрыло меня, согревая своим теплом. Ярко желтые солнечные лучики заставляли сверкать тонкие черные волосинки всеми цветами радуги. Звуки – потрескивающий огонь, что-то кипящее и чьи-то шаги. Женский смех и звук поцелуев. Что-то падает, и что-то железное гремит по полу. Рассерженное шипение и шорох ткани, – ну вот ты ее разбудил!
Угу. Наивные. Я пока не высплюсь, меня разбудит только царь-колокол с колокольной свитой. Ну, еще выбитая дверь или морской бриз.
В щели приоткрывшейся двери показались две виноватые мордочки, – вроде спит…
Дракарец и изорийка. Изорийка и дракарец. Странное сочетание. Стоп. Ага, вспомнила! Каррат приволок меня в Храм Путей в надежде на то, что за мной потянутся другие, и поголовье вампиров увеличится. Жаль его расстраивать, но если я здесь задержусь надолго, то боюсь, вампиров не будет. Больше вообще никого не будет. Ладно, поваляюсь до обеда и там начну собираться…
Грандиозные планы о дообеденном сне прервало урчание живота. О боги!
Ладно, поем и поваляюсь до обеда и начну собираться.
Спихнув пуховое одеяло, я скатилась с кровати на четвереньки и на ходу, проверяя наличие одежды, поползла к двери. Осмотр выявил отсутствие привычной одежды и длинную сорочку до колен. Месть изорийки удалась, чуть в шестой раз не расквасив нос об пол, я дотянулась до ручки и открыла дверь.
За ней оказался коридор. Нет зала. Или коридор? Нет, все-таки зал. Или скажем так, коридор, приспособленный по кухню.
Расставленные на подоконниках сковородки и кастрюли весело блестели начищенными боками. Напротив большого камина стоял маленький круглый столик с двумя стульями. Посередине стояла ваза с желтыми розами, испускающими приятный, но немного настойчивый аромат. В медовой желтизне робко появлялись рассыпанные между цветами белые точки – скромные ромашки. Обычно дикое сочетание здесь смотрелось на редкость уместно и уютно. Под розой стояли несколько тарелок под железными колпаками. И всего один набор приборов. Две вилки, две ложки и нечто непонятного даже для меня назначения.
Плюхнувшись на стул, я открыла первый колпак. На белом блюдечке с золотой каемочкой красовалась записка «смотри тарелку № 2». Начало назревать плохое подозрение. На второй тарелке оказалась еще одна записка «смотри тарелку № 3».
Шестой колпак поднялся, обнажив прозрачный стакан с красной жидкостью. Мда. Вот и позавтракала. Взяв в руку стакан, я поднялась из-за стола и, прихлебывая на ходу его содержимое, направилась к двери у противоположной стены. Добротная, из красного дерева она уже давно привлекала мой взгляд. Напиток оказался сладковатым на вкус, с легкой кислинкой, прибавляющей ему шарм как время дорогому вину. Упоительный до дрожи знакомый аромат дразнил, но вспомнить так и не удавалось.
Толкнув дверь, я вошла в еще одну комнату, на этот раз поменьше. Каррат сидел на буфете, и что-то оживленно рассказывал, отчаянно жестикулируя руками. Невысокая изорийка внимательно слушала его, едва сдерживая улыбку. Черные кудрявые волосы кольцами рассыпались по легкому полупозрачному топу зеленого цвета. Услышав шаги, заговорщики замолкли и обернулись.
– Доброе утро Конда.
– Доброе утро.
– Я вас вчера не познакомил. Конда – первая за минувшее тысячелетие девушка вампир, Зоран – последняя Змея.
Змея. Странные полузабытые легенды о древнем народе, обитавшим под палящим солнцем в оазисах посреди золотых песков. Прекрасные девы и юноши со змеиными хвостами исполняющие прекрасные танцы для людей и мифический Танец Змеи, когда два партнера сплетали и расплетали кольца, сливаясь друг с другом в диком экстазе жизни.
– Приятно познакомится, – я пожала руку Змеи, восхищено разглядывая ее фигуру.
– Взаимно.
Эх, ну и красавица же Зоран, какая я ей конкурентка, ну и что, что выше на голову и уже в талии – все равно с ее фигурой можно смело арканить все что движется. Хотя она наверно и мертвого сможет поднять…
– Я так голодна, что готова съесть собственный рукав!
– Правда? – уж слишком подозрительно любопытная мина засела на лицах обоих и я прислушалась к ощущениям.
– Странно выпила только полстакана, а есть уже и не хочется. Это какой-то магический напиток?
– Ну-у-у в некотором роде.
– Как готовиться? – эта парочка переглянулась еще раз и, все-таки не выдержав, расхохоталась.
– Это кровь, обыкновенная кровь.
У меня кишки поперек глотки встали. Кровь, обыкновенная кровь. Для него это всего лишь кровь! О Боги! Я развернулась и, аккуратно поставив стакан на буфет, вышла, прикрыв за собой дверь. Как он посмел!!! Как я посмела осквернить свои губы кровью?! Вдруг после этого Замок не увидит во мне святую, и я не смогу его открыть?! Вдруг я сама все испортила, и каждый мой шаг может оказаться последним в погибающем мире?! Вдруг я через секунду вдохну не воздух, а пустоту и мгновенно растворюсь в ней?!
Вдруг я уже не могу спасти свой мир?

С трудом найдя свою одежду, Кондракара распахнула окно и сев на него осмотрелась. Четыре светлые полоски Путей разбегались в разные стороны, но ни одна из них не подходил под описание, данное Стражем. Спрыгнув с подоконника, девушка распустила крылья и облетела кругом башню. Пятый путь уходил в нужную сторону и дул в нужном направлении. Поднырнув под коварный поток, девушка врезалась в светлую реку воздуха, позволив сильным рукам подхватить ее и нести вперед, бережно поддерживая крылья на ветру.
Закрыв глаза, она летела, стараясь ни о чем не думать.
Ветер, разрывающий холодом легкие порой нес аромат цветов такой неожиданный в объятьях северного потока. Солнце лениво ползло по небу, с видом зажиточного купца рассматривая свое имущество. Зеленый кусочек жизни на сером полотне привлекал его недовольное внимание.

Ирказа фыркнула когда снежинка упала на ее нос и закрыв окно вернулась к камину где в кресле закутавшись в одеяло восседал насквозь простуженный Голод. Вернувшись несколько часов назад, он ругал всеми словами вампиров их устойчивость к холоду и особенно крылья. Сходив в кухню, девушка пришла обратно с подносом в руках, где сладостно исходили паром две чашки, свежая выпечка и малиновое варенье. Проигнорировав вечный довод демона что он не голоден она поставила еду на журнальный столик и закутавшись в его одеяло взяла свою чашку, – предупреждаю, если я расстроюсь то все что есть в чашке останется на тебе.
– Экая ты кровожадная, – Голод высвободил руку для чашки и тремя пальцами подняв ее за ручку принюхался к исходившему из нее пару, – цитрусовые?
– Кто ж еще, – девушка поелозила плечами устраиваясь поудобнее и прижалась к теплому боку жениха, – Я так тоже хочу заболеть! Наверное, это так здорово…
– Ты что никогда не болела? – аж поперхнулся чаем демон. Кстати вкусный чай был, хоть и оранжеватого цвета да все равно чуть горчил.
– Неа.
– А с чего ты решила, что это хорошо?
– Одноклассники так радовались когда заболевали и целыми днями сидели дома и не ходили в школу.
– Прелесть какая! А если тебе скажут что прыгать с обрыва весело, ты тоже пойдешь и прыгнешь?
– Уже говорили. И даже подвели.
– И ты?…
– И я и прыгнула. Марья Иванна потом всех четверых экскурсоводов и охранника нашатырем отпаивала.
– Нашатырь не пьют.
– Но она то об этом не знала!
– Какой у тебя милый класс!
– А то! есть чем гордиться! Кстати, почему ты ничего не рассказываешь о себе? – девушка загнала в глубь глаз шаловливых чертиков и немного обиженно посмотрела на соодеяльника.
– А ты не спрашиваешь.
– Спрашиваю, то ты всегда уходишь от ответа.
– А да, точно. Ну ладно. Родился я в мире, котором все называют Перекрестком. Древняя Русь – так называлось государство, в котором лежала моя власть. Почти тысячелетие я был богом тамошнего Ада. Потом меня забыли, и я ушел.
– Ты был бы хорошим наставником Князю.
Голод тяжело вздохнул и прихлебнул из чашки, – этот кретин не обучаем. Я не знаю, как такого лоботряса можно было сделать богом, но прикол в том, что сделали.
– Интересно, а он знал, что ты тоже бог?
– Знал, не знал, какая разница. Мое имя Кощей, ты всегда сможешь меня по нему найти.
– Интересно утки пляшут. Ирказарионмаринилинва.
– Уважаю. Ау! За что?! – конечно же это был риторический вопрос потому что Ирказа отвечать не собиралась, поставил обе чашки на столик она завозилась под одеялом щекоча демона.

Приток свежего воздуха внезапно кончился, и загустевшее нечто приняло Конду в свои безразличные объятия. Девушка распахнула глаза и бешено захлопала крыльями, пытаясь вырваться. Ее руки по самые локти ушли в подрагивающую сиреневатую густую жидкость распластавшуюся вверх, влево и вправо насколько хватало глаз. Она стояла стеной на острых камнях черных гор величественно и невозмутимо разрезающих ее своими остриями. Горы действительно походили на челюсть дракона полную тысяч огромных клыков.
С неприятным чавкающим звуком левая рука высвободилась, и пробоина оставшаяся в невозмутимой сиреневе мгновенно закрылась, словно и не было ее мгновение назад. Вторую руку, засевшую глубже во время извлечения первой пришлось извлекать, отталкиваясь крыльями от врезающийся в стену потоков. Кожу противно холодило и если б не бешено колотящееся сердце девушке удалось бы состроить брезгливую мину, а так, удивление пополам со страхом. И куда только делись так лелеянные хладнокровие и желанье смерти?
Чуть не оставив пальцы стене Кондракара на несколько мгновений взмыла вдоль ее сиреневого тела и мягко спланировала на один из клыков чуть не сломав крыло о его угрюмого соседа. горы простирались под ней и сиреневое свечение исходящее от странной стены красило Зубы и туман у их подножия в розовато-сиреневый свет и все это под огромным голубым небом удивленно упирающимся в невозмутимую преграду.
Прохладный ветерок дразнил кожу и играл черными прядями волос. Серебрянный обруч холодил лоб – все как и вчера.
Девушка закрыла глаза вспоминая карту и сверившись со сторонами света определила местонахождение замка.
Закончив сию полезную процедуру, она вздохнула и обвела взглядом горы. Изо рта вырвалось непрозрачное облачко пара – странно, а ведь совсем не холодно.
Лететь надо было налево – над остриями гор и тщательно прислушиваясь к коварным потокам. В горах они играют в догонялки, не замечая ни крыльев вампира, ни чувство долга. Совсем скоро солнце над головой коснется горизонта и огненная кровь зальет зубы дракона впитываясь в каждый камешек черных скал. Будет ли уже поздно или же Духи дадут еще один день?
Не имело значения, Кондракара чувствовала, что обязана сделать это сегодня, что бы покончить с холодным ужасом свившем гнездо внизу живота и наконец отделаться от навязчивого и треплющего нервы ожидания.
На этот раз она не стала ждать пока перепонки поймают нужный ветер и просто спрыгнув с отвесной скалы, спланировала в вниз. Мимо с ужасающе скоростью проносили голые потрескавшиеся камни, черные полузасохщие полусгнившие ветви и корни деревьев, куски голубого неба, кучи серого песка и здесь нашедшего приют.
Солнце медленно клонилось к горизонту, а Кондракара все летела, не чувствуя усталости. Сильные крылья уверенно несли ее вперед сквозь ветер и горы, порой казалось даже что сквозь камень.
Замок Кондракара увидела издалека – его сложно было не заметить. Один из клыков поднимался над остальными и врезался своей черной плотью в сиреневое марево. От точки соприкосновения отходили легкие беловатые круги, замок как будто пульсировал поддерживая сердца мира. Что же это за заклинания?
Ветер будто сорвавшаяся с цепи собака вцепился в правое крыло выворачивая его. Конда выгнулась от боли и поняла что летит вниз, в сиреневый туман бродящий у подножия черных скал! Крылья отказались повиноваться и перепонки испуганно дрожали прижимаясь друг к другу в то время как черные камни стремительно приближались. Испуганная девушка уже понимая то никакая магия ее не спает начала судорожно плести заклинание…
Земля врезалась ее вырвав дух и мгновенно лишив сознания, последний взгляд успел уловить только сломанные кровавые перья…

И опять эта безумная река, набрасывающаяся в отчаянии на крутые отвесные берега и исходящаясся белой пеной. Она царапает локти и рвет косу. Она разрывает легкие и режет глаза. Она не убивает – только отнимает самое дорогое – брата. Я знаю, это все было, это уже прошло, и что утром едва золотое солнце разбудит мир, меня найдут полуживую на берегу. И что брата уже нет – он умер давным-давно, но я все чувствую то ужасное отчаяние…
Конд… братик…
Я бьюсь с волнами захлебываясь и колотя руками, я кричу, пытаясь дозваться, я ныряю, и холодная вода царапает корягами нежную еще детскую кожу. Я ненавижу весь мир, всех кроме одного…братик…

Как гласила современная мудрость – лететь долго, падать больно.
На самом деле больно не было – шок сразу вырубил все чувства. Больно стало когда далекий гул сердца вдруг врезался в уши, заставляя изогнуться дугой и вдохнуть холодный воздух с металлическим привкусом крови. Боль стягивает безграничое тело по ноющим ниточкам сшиваю еще живую плоть в нелепые очертания человеческого тела.
Проходят мгновения, и гул в ушах успокаивается, отходя на задний план. Проходит боль из легких и уже можно дышать, не впиваясь ногтями в землю. Уже можно стать и оглядеться, но страх перед недавней гостьей все держит в холодный ладонях подрагивающее сердце.
Открытые глаза следят за солнцем. Как оно преодолевает последние сантиметры и робко касается горизонта. Мигом хлынувшая кровь заставляет втать кондракару на ноги и оглядеться в поисках замка. вон он – издеваясь жмурится белыми кругами со своей вершины.
Крылья послушно распахиваются, и девушка с разбегу ложится на один из слабых воздушных потоков и летит в трех метрах над землей – пониматься выше пока боязно, а ниже нельзя – крылья царапают камни.
Кровь света струится по черным камням, не раз умытые ею клыки угрюмо молчат, наслаждаясь сладковатым вкусом. Сиреневое марево побледнело, почти слившись с небом и туман окровавился покорно принимая крещение новой ночи.
Заклинание все ближе. Еще несколько взмахов сильных крыльев и можно будет втянуть их, приземлившись на заклятый клык. А пока… перепонки устало играют с ветром перестав восторженно подрагивать. Они немного потолстели – стлали менее прозрачными, и подниматься в воздух теперь легче, опыт или изменилось что-то другое?
Дракарские каблуки царапнули по камню и девушка аккуратно присела на корточки втягивая крылья, даже не задумываясь ноги привычно заработали взяв с места бег.
Ночная прохлада уже протягивала длинные руки, бег по пересеченной местности на каблуках в дракарском топе и мокрых от крови облегающих лосинах – что может быть милее сердцу начинающего спортсмена?
Клык изгибался дугой и тропа между камнями бежала по нему исчезая в голубом небе видном через прозрачное марево. Это там за гранью сейчас наступает рассвет и золото красит голубое небо – здесь же кровь багрянит скалы, уродуя их печальные голоса и ночная мгла стервятником кружит над головой дожидаясь момента, что бы впиться клыками в последний кусок солнца урвав себе крови вместе с куском еще теплого мяса.
Тропа наконец перестает подниматься и выводит на совсем малюсенькую площадку. Валун черного цвета как сами горы задумчиво стоит наполовину проглоченный маревом и в его тело впечатаны белые линии странной пентаграммы. Четыре камня размером с кулах искрятся купаясь в крови солнца. Измученно синий – вода, кровавый – огонь, – изумрудный – земля, – серо-голубой – воздух.
Кондракара подбежала к камню и остановилась тяжело дыша. Кругом ни души, никого кто мог бы подсказать, но разве это когда-нибудь ее останавливало? Никогда.
– Рейранара! – забытое самим временем заклинание само срывается с губ черным вороном и в ладонь впиваются сотни тончающий иголочек разрезая ее. Взмах руки и кажется капли ее крови сливаются с кровью самого солнца, и черное копье исходящеее длинными белыми молниями погружается в черный камень испепеляя его до серого праха падающего под ноги серым песком…

о боги! Я отшатнулась от камня с дикой ненавистью смотря на свою руку в которой затихает кусок вечно голодной тьмы. Что я наделала… я ведь… я позволила еще одной горсти праха упасть на землю…
должен быь другой способ. Но что…
в голве вертелась упорная мысль что я о чем то забыла, о чем то очень важном, о чем то слишком важном…
Камень Тьмы?!!
Мои руки впились в напоясный кошель, два плоски камня Кошачьего Ока, Кольцо, обруч, заколка для волос, Камень Тьмы.
Наверно это очень красиво – красный свет бегущий по граням тщательно отшлифованного черного камня. Наверно это божественно, но у меня нет времени, если я брошу всего один взгляд на его невозмутимую мощь я не смогу выполнить того что задумала.
Последний шаг и я уже могу прикоснуться губами к четырем искрящимся камням но…
– Получай! – камень мрака впивается в самую середину пентаграммы просто раскалывая замок на куски. Осколки камней стихий брызнули во все стороны оставляя тонкие порезы на коже и одежде. Вздрогнул сам воздух.
Сиреневое марево залилось ярким до ослепления светом и задрожали горы до смого основания пронзенные Мраком.
Я встала на ноги и распахнула крылья. На зло! Всему миро на зло и зависть! Я смогла, я дошла, я достойна! Мой смех разлился изящными ручьями посреди дрожащих скал.
Навеки смешанная кровь стекала с моего тела, о солнце – я наконец освободила тебя! Я освободила себя!
Ты ждешь меня, сестренка Салера? А ты Кондракар? Я скоро. Осталось последнее дело…
Скалы наконец перестали содрогаться. Я кинула последний взгляд на расплавленный камень марка и запрыгнула на булыжник. Всего шаг. Казалось сиреневое марево подрагивает даже от моего дыхания. Всего шаг…

Стаж любовался закатом. Кровавый свет красил его песочное тело в темно бардовый. Услышав усталые шаги он повернул голову наслаждаясь перед уходом ее гибкостью.
Сирень ступала по песку босыми ногами, и белые шелка развивались на легком ветерке, обнажая смуглые бедра. Золотые монетки звенели при каждом шаге. Подойдя к Псу, русалка села на его лапу и устало откинулась уперевшись спиной о его плечо.
– Ихатн…
– Зина. Ты все еще ждешь? – удивление и светлая печаль.
– Да.
Страж повернул голову и скользнул взглядом по кровавому небу, – Я ухожу. В последний раз.
Русалка хмыкнула и, прижавшись к холодному песку, вгляделась в собачье лицо возлюбленного, сохраняя в памяти каждую песчинку.
– Распусти, пожалуйста, волосы. Я так хотел увидеть их распущенными…
Девушка без возражений вытянула заколки из уже отросших волос, и они тяжелыми кудрями упали на плечи, скатились по груди, повисли кольцами, разрисовывая живот. Кровавый свет красил их, придавая красноватый оттенок вина.
Пес и Сирень сидели, прикасаясь телами доживая последние секунды, которые им подарила перед смертью судьба. Не было отчаяния, они оба получили то что хотели – прикоснуться друг к другу, ловя последнее дыхания мира перед его возрождением.
– Прошу тебя – не жди.
– Я буду ждать вечно.
Вздрогнул сам воздух, и страж осыпался песком, струясь по ее коленям и плечам. Последнее дыхание…

Битва кипела. Серые плащи смещались с красными, зелеными и синими и черными – адская карусель цветов на сером полотне песков. С каждой секундой багрянился чей-то плащ, а солнце все не желало вставать, лишь голубой кусочек неба с востока, вис на руках заставляя сражаться. Никто не понял, откуда она появилась – над битвой разнесся женский голос, заставив духов замереть, – стойте! Я приказываю остановиться!
В предрассветном небе легко парила женщина, длинные черные волосы драл ветер, и они окутывали огромные пятиметровые крылья. Облегающая одежда и забавные сапоги с выпуклыми кругами на коленях и икрах, но нам было не до смеха.
Мой противник – высоченный дух опустил меч и отвернулся от меня, лишив меня, таким образом, возможности сражаться. Владел он мечом гораздо лучше меня и всех кого я знаю, и я просто физически не мог ударить в спину. Тот факт что он, шутя, отобьет, стоял только на третьем месте. Что было на первом? Ну конечно любопытство! Я же застыл таким же столбом, умудрившись при этом выронить щит, который, перевернувшись, упал на ногу застывшему рядом мужчине. Черт… да это ж генерал… опаньки…
Женщина сделала еще один небольшой круг и мягко спланировала на землю, – Границы открыты – вы можете идти, но прежде сверните пространство, что бы эти люди могли вернуться домой.
Начинается неуверенное движение, рыцари поднимают челюсти и подозрительно косятся на духов – какие еще границы?
Духи также подозрительно косятся на нас.
А, те Границы!
Радость догадки расползается по лицам, соприкасаясь кончиками улыбок на затылках.
Мой противник прямо подскакивает от радости и в переизбытке чувств обнимает меня и расцеловывает в обе щеки. Исчезает. Стою столбом, вспоминая, сколько мужчин за последние две недели приняли меня за голубого. Дух вроде четырнадцатый…
Сговорились все они что ли?! Изверги! Враги короны! Ну почему у меня флаг голубой!!!
– Солнце! Смотрите, солнце! – над горизонтом засияла узкая полоса золотого рассвета. Недоуменно счастливый шепот подразумевал «Да я еще жив? Поразительно…»
Действительно поразительно, и зачем мы затеяли это глупый и никому ненужный поход на край света, если все так прекрасно сложилось и без нашего участия? Ну и падумаешь, какая-то чума проехалась по границам, из-за которой мертвые решили задержаться на этом свете, падумаешь что три королевства всего за полгода полностью покрыли пески, подумаешь что все королей перерезала какая-то психованная королевка возжелавшая править миром? Дотянусь до горла Шаорашан – повешу. Честное богатыркое.
Итак, нужно рассеять сомнения в нашей победе, встаю в седле и в который раз чувствуя себя полным придурком ору, – Наша взяла!!! Дракара!
Эх, Дракара, Дракара, сказочный город, минувший в легенды, ну почему твое доблестное имя стало синонимом победы, хотя ты уничтожена до последней пыльники?
Войско подхватывает мой вопль тысячами луженых глоток. Крылатая женщина подбирает челюсть. Это я образно говорю, на самом деле она только глаза вылупила, а после исподтишка сосчитала пальцы на левой руке. Убедившись, что их по-прежнему пять, она озабоченно на меня уставилась, решая сложную дилемму.
И как она смогла меня вычислить среди нескольких тысяч воинов… Шпионка! Черт, я же только что как петух недорезанный орал. Вот и ответ.
О, кто-то из наших полетел! Не в том смысле, что с крыльями, а в том, что с пинком. Алдер? Да Алдер. Бедный несчастный голубой стал козлом отпущения. Точнее парень то не голубой, просто с фигурой и лицом не повезло, его постоянно за девушку принимают, а ведь какая девушка бы из него получилась, золотоволосая, голубоглазая, с огромными пышными ресничками, пухленькими губками, маленьким носиком…
В общем, мечта. Так нет же, эти боги сделали парня! Ростр метр шестьдесят и при этом ноги от ушей. А как готовит…
Я только из-за этого его и сделал пажем, а теперь по всему лагерь ходят две легенды, одна – мы оба голубые и мы спим вместе, вторая – Алдер девушка и мы опять спим вместе. При столкновении этих легенд получился странный гибрид неспособный к размножению – Алдер голубая девушка. Сия легенда не способна к размножению в основном потому, что никто не может описать голубую девушку, либо самая обыкновенная, либо вообще не понятно что, не понятно какой ориентации. Как говорится в старой доброй Алгнии – в соревнования по нетрадиционному ориентированию победила Ссория, никто так и не понял, на что она ориентируется.
Ладно, выныриваем из сладких грез и осторожненько бочком протискиваемся среди обнимающихся и душевно чмокающихся пар ссорийский богатырей (и после этого Я голубой?!!). Вон там, в десяти метрах от меня сидит на перевернутой телеге крылатая девушка. Наконец добравшись до ее крылатости, я забираюсь рядом и, развернувшись к ней лицом, усаживаюсь, – А ты кто?
– Я Кондракара.
Так, шарики поехали за роликами. Ура, я свихнулся! Я могу забрать своего пажа и поехать отдыхать на море! – кто вы?
– Я Кондракара Зораз, королева Дракары, Хранительница Камня Мрака… э-э-э…немножко бывшая Хранительница Камня Мрака, и королева Поющего серебра.
Батюшки! Да передо мной сейчас сидит живая легенда и болтает ножками. Нет, ну как вы смотрите – Кондракара, святая, появление которой предсказано как начало Эпохи Возрождения, королева Дракары – огромная империя, вычеркнутая из списков кровью невинных и поющее серебро, первая крепость Тьмы. Все. Теперь точно можно ехать на море в дом с мягкими стенами. Поскорбим маленько1…
Окончательно смутившись под моим скептическим взглядом, девушка замолчала, задумчиво нахмурив глаза.
– Девушка, – я снял шлем и проникновенно невинным голосом осведомился, – я похож на душевнобольного?
– А разве нет? – рассеяно удивилась она, рыская взглядом по войску.
– А разве да?
– Да-а. Еще как! Кстати, какой милый плащик!
Ненавижу голубой цвет! Ненавижу!!!

Необычно легкое тело повиновалось любому желанию. Под ногами лениво шевелилась облачная трава Волнайи – парящего замка. Открытые настежь золотые ворота – проход за проходом, и капли крови. Маленькие, едва заметные если бы не их запах – запах Ольги, то можно было бы и проглядеть.
Волнайя, огромная небесная крепость сотворенная из воды и света. Прибежище душ прошедших полный круг. Никто из первосозданных и богов не знал, куда они отсюда уходят, лишь порою в воздухе витал прощальный аромат незабудок. Стены любовно сложенные из кирпичиков теплого льда несли на себе вековую печаль и мудрость целых поколений богов. О Волнайя, какой пустой и покинутой ты была, когда закрылись золотые ворота! Когда их сковало заклятие, погружая в тысячелетний сон!
Миновав еще одни ворота, Зораз заметил знакомую фигурку и застыл не в силах сделать ни одного шага. По хрупкой фигурке Ольги струились белые пропыленные шелка, коротко обрезанные волосы падали на измазанное лицо с красными припухшими глазами. Она стояла, прислонившись спиной к стене и извергнув шею, смотрела на новоприбывшего. С ладоней капала кровь. Маленькие четкие капельки застыли на когда-то роскошном платье позорными пятнами.
– Помнишь, уходя, ты сказал, что я открою для тебя ворота? – Темные волосы с легкой рыжцой и зеленоватые глаза. Носик и пухлые губки. Когда-то она была просто игрушкой подобранной из жалости, но всю свою жизнь с тех пор она свято хранила верность Зоразу как Мастеру, Наставнику и Мужу.
– Помню.
– Я открыла. Возвращайся, – на губах девушки появилась слабая и робкая надежда – Прости меня, я не могла иначе.
– Почему ты не пошла за мной? Неужели тебя все-таки купила эта чертова роскошь…
– Не смей так говорить! – девушка оттолкнулась от стены, в ее глазах засверкали слезы, – я тебе никогда не предам, но я…
– Но ты предала. – Безжалостно добил Зораз, и птица свернула белые крылья, падая вниз. Ольга отскочила от ворот и побежала в глубь сада, закрыв лицо кровавыми руками. Когда-то верность она ценила выше своей жизни, и вот чем ей отплатило время, вывернув и правду и лож наизнанку.
За раскрытыми воротами действительно был сад. Он почти не изменился только с вечных деревьев опала листва, а золотая кора почернела и покрылась сухими язвами. Под покровом темной листвы порой угадывались когда-то белые плиты тропинок. Только вода в фонтанах все также звонко играла струями, и солнечные блики танцевали по изуродованным деревьям. Жухло-серая трава рассыпалась при каждом шаге, и в воздух поднимались облачка пыли. За черными скрюченными фигурами деревьев и белыми статуями угадывался силуэт дворца.
Одна из тропинок вывела Зораза к его вечно открытым настежь дверям. У одной из входных колонн стояла девушка оперевшись руками и животом о теплый лед. Богиня. Аланна повернула к мужчине изможденное лицо, и по небу скользнуло подобие улыбки. На отощавшей фигуре висели грязные шелка насквозь пропыленные и прорванные.
– Неужели… ворота… открыты?.. – слова слетали с ее губ прозрачными листьями, и с шорохом кружась, падали под ноги.
– Да.
– Я… рада… – девушка уткнулась лбом в белый бок колонны. Больше сил у нее не было.
– Что же здесь произошло?! – вампир подхватил сползающую богиню и аккуратно уложил на плиты крыльца, смахнув темную скукожившуюся листву. Девушка несколько секунд неподвижно лежала, а потом вздрогнула всем телом и рассыпалась кусочками льда радостно блестящими на солнце. Алмазная пыль поднялась да самого неба, озаряя преломленным светом весь сад, и осела на коре и траве, медленно преображая их. Для богини нет большего счастья, чем умереть в объятьях родной Волнайи.
Осторожно ступая по сияющему крыльцу, мужчина вошел через распахнутые двери в единственное помещение дворца. Место Творца пустовало. Абсолютно все помещение было засыпано алмазной пылью.

Пыль, блестящая пыль вот и все что осталось от первосозданных и богов запертых в самом родном и любимом месте. И я должен был быть здесь, а не там, я должен был принять смерть от руки времени, а не от клинка наследницы. Прости меня, Волнайя.
Сам того не желая, я замкнул кольцо – погубив Творца я погубил и себя и Конду и всех что будут за нею. Прости меня, Конда.
Я должен был умереть с братьями, и лежать здесь горсткой пыли, смешавшись с сестрами. Я должен был…
А еще я должен был вести свой народ.
За спиной послышались робкие шаги. Ольга остановилась, застыв в дверях, и оперевшись о колонны кончиками пальцев.
– Ты знала, что все так будет.
– Я пыталась предупредить.
– А я не верил. Но откуда?
– Я не знаю о богах своего мира, но крестовые походы и войны принесли столько страданий, и столько жизней было загублено...
– Как назывался твой мир? Ты когда-нибудь мне скажешь? – Зораз обернулся к девушке и подошел к ней. Знакомый аромат пробирался сквозь пыль и прах. Когда-то он подарил ей вечность, но если б он знал, что судьба разделит их в тот вечер, то решился бы он хлопнуть золотыми воротами?
– У него много имен. Единственное подходящее – Перекресток.
– Тот самый, откуда Творец?
– Мы все оттуда.

Свет зевнул и, потянувшись, сел в кровати. Золотые солнечные лучи падали в комнату через окно на золотистые плитки пола. Тря на ходу заспанные глаза, первосозданный подошел к окну и отворил его настежь. В кожу мигом впился зимний мороз, заставив зябко кутаться в ночную сорочку. За окном сияло заваленное снегом пространство. Звонко звучала капель, и кусты протягивали к небу черные тонкие пальцы, словно спрашивая, можно уже просыпаться?
– Снег в конце весны, практически летом? Странно…
За спиной открылась дверь и, что-то тяжелое расплескавшись, упало на пол.
Дракон развернулся, в дверном проеме стояла Рыя, и по ее щекам катились крупные чистые слезы, – Что-то не так?
Девушка хотела ответить, но не смогла и, подбежав к мужчине и, уткнувшись носом в левое плечо, разрыдалась в полный голос.
Свет удивленно пожал свободным плечом и приобнял анахонийку, – Тихо, ну чего ты плачешь?
Где-то внизу зацокали маленькие каблучки, и в комнату с диким радостным воплем ворвалась хозяйка дома, – Мир спасен!
Секунда и она уткнулась носом в другое плечо, сотрясая облегченными рыданиями полдома дом.
Пожимать было больше нечем и пришлось ограничится левой бровью, взлетевшей едва ли не до волос.

С открытием границ все изменилось. Земли ранее укрытые белыми песками были засеяны по приказу Кондракара различными дикими растениями. Тысячи магистров еженедельно отправляли отчеты. Шесть последних вампиров и змея были приняты на работу как Хранители Храмов Путей. Они имели право набрать свиту и учеников. Когда весть о спасении мира подтвердилась с двух граней прибыли властители для принесения присяги. Остальные три остались при своем мнении, решив развиваться далее с политикой закрытых дверей. Каждый пересекший их границы подлежал немедленному расстрелу.
Дракара, прежде разрушенная набирала силу, готовясь принять новый титул – титул империи.
В первый днях весны состоялась свадьба Арександры и Зория навеки связав этим Дракару и Изорию. Спустя пол месяца Закат, наконец, смог увести Розу в Вальпурну где они и обвенчались по эльфийскому обычаю. Анита еще не принявшая твердого решения, уехала в Верону к жениху. Однако самым судьбоносным браком для Дракары стал брак юного принца Айзека и принцессы Агеры. Пока дети собачились и дрались при любом поводе, но уже было видно, что подрастают достойные хозяева для будущей империи. На этом можно закончить Первую Легенду о Кондракаре но…

Солнце освещало комнату, падая золотом на стены и пол. В середине комнаты в резном кресле сидела красивая девушка, и, закрыв глаза, перебирала тонкими аристократическими пальцами струны арфы. Ее ресницы были опущены, но она безошибочно исполняла балладу. Длинные черные пряди волос, в которых сияли жемчужные заколки падали на белое платье. Дверь тихо открылась, и вошел красивый молодой мужчина. Он пересек комнату пружинистыми шагами и, подойдя к девушке сзади, трепетно коснулся губами ее открытой шеи.
– Зорий? – красавица распахнула свои чистые голубые глаза и с любовью посмотрела на своего мужа, – Конд уже отпустил тебя?
– Я сбежал, не могу больше терпеть, как наш малыш?
Девушка опустила ресницы и нежно погладила живот, – Толкается.
– Арекс, милая моя… – мужчина взял ее тонкие изящные ладони в свои руки и прикоснулся губами к костяшкам пальцев.
– Зорий, любимый… – голубоглазая красавица склонила голову, и ее черные волосы скользнули по его плечам.
В дверь постучали и, не ожидая разрешения, раскрыли ее. На пороге стоял Кондракар. Он насмешливо щурил зеленые глаза из-под черной клыкообразной челки. Иссиня-черные коротко обрезанные волосы весело топорщились, перевязанные на затылке сыромятным ремешком, – Так вот где мой шеф тайной полиции?!
Щеки Зория порозовели, и он скромно улыбнулся, – а вдруг что… ну чаю принести… или плед…
Арександра вытянула свои ладони из рук возлюбленного и тихим почти смеющимся голосом проворчала, – а я-то думала для этого сиделки есть…
– Зорий, моя гвардия, которую ты обучаешь чистить шлемы всеми подручными средствами, сейчас мне все газоны испортит. Предупреждаю, перед Далдаром отчитываться ты будешь.
Мужчина еще раз смущенно улыбнулся и поцеловал на прощание жену вышел из комнаты. За ним словно легкий воздушный шлейф тянулся приятный аромат цветущего сада.
Кондракар снисходительно улыбнулся, покивав своим мыслям головой и сел напротив сестры, – ну как мой племянник?
Девушка беспечно рассмеялась, тихо, красиво и звонко как колокольчик, – вы так и будете нарезать круги с одного крыла замка на другое только для того, что бы лично убедится, что мой малыш пихается?
Король не видел ничего смешного, но все же счастливо рассмеялся. – Да, с Северного на Южное, потом обратно… наверно надо телепорт установить…
– Не надо… ко мне и так все наведываются каждые пять минут, если еще и телепорт будет, то я дверь запру.
Конд рассмеялся и, поцеловав сестру в лоб, вышел, нежно сказав на прощание, – ты только скажи, я тебе все достану.
Девушка сидела несколько минут, счастливо улыбаясь, а потом вновь прикоснулась к блестящим в солнечном свете струнам.
Дверь опять открывается. Высокий мужчина с голубыми глазами и длинными черными волосами, завязанными сзади в хвост, входит в комнату с довольной улыбкой, – Конда! Девочка моя!
– Дядя! – девушка отрывается от арфы и собирается привстать, но сильные руки останавливают ее.
– Сиди малышка. Смотри-ка, что я тебе привез, – старый воевода улыбается и от этой улыбки хочется плакать от счастья. Морщинки в углу глаз собираются и делают его улыбку простодушной и очень доброй. Также улыбался Кондракар, и с той же легкой лукавинкой в голубых как небо глазах. Дядя вытаскивает из-за пазухи ящичек и кладет его на колени дочери. Арекс быстрым движением откидывает крышку. Вся шкатулка полна тыквенных семечек, – теперь ты сможешь посадить их в своем саду.
– Дядя! – красавица счастливо обнимает нагнувшегося отца за шею, – Спасибо…
Старый воевода довольно кутит усы, радуясь, что угодил племяннице и, поцеловав ее в лоб, выходит.
Девушка встает и ставит сундучок на столик рядом с окном. На миг солнце закрывает тень, и красавица поднимает глаза. В объятиях голубого неба парит невесомый дракон, и золотая чешуя его ослепительно блестит в солнечных лучах. Конда смеется и, облокотившись руками о подоконник, шутливо зовет его детской считалочкой, – Дракон Золотое Крыло подари чешуйку, брошу я ее на морское дно русалкам, что сплели мне невод, подарю ее я птицам, что б расписали небо…
Дракон мудро смотрит на нее и его сердце тоже наполняет странным необъяснимым счастьем. Взмахнув сильными крыльями, он резко уходит ввысь, и на башню принцессы солнечными зайчиками падают маленькие золотые чешуйки. Словно пушинки, скользя по ветру, они врываются в окно и осыпают всю комнату золотом.
А Арекс смеется.
Вот прошло несколько минут, и она сидит у окна и подаренным мужем кинжалом раскрывает тыквенную семечку. До слез приятно смотреть, как неумело она его держит и хочется рвануться к ней, когда оружие соскальзывает и на тоненькой царапине незаметно даже для девушки медленно нарастает капля крови. Хочется взять ее нежные не державшие ничего тяжелее книги руки и преданно заглянуть в ее чистые голубые глаза.
А еще хочется выглянуть в окно и, не отрываясь смотреть на Кондракара со смехом гоняющегося за своим гвардейцем, с намерением поставить подножку и его гвардию, простодушно смеющуюся над выкрутасами короля и сослуживца.

– Ага! – Зинрад кувырком полетел носом в землю и Кондракар остановился гордо ухмыляясь. Новоизученное искусство ставить подножки пришедшее с соседней грани нашло живой отклик в сердцах дракарцех увлеченно гоняющихся друг за другом для этой цели. По улицам ходить страшно стало!
Вспомнив о сестре, Конд отвернулся от поверженного противника и с тревогой всмотрелся в окно одной из башен. На миг в глазах сверкнула кошачья зелень, показав женский силуэт, и исчезла, позволив миру принять обычные очертания. Почему-то Конду чудилось, что все это уже было, но он никак не мог вспомнить, где и когда.
Четыре месяца назад в покои Кондракара ночью влетела женщина, разбив огромными крыльями стекла окна, а утром король вышел из своих покоев и приступил к поиску пропавшей сестры. Несмотря на приложенные усилия найти Хельгу так и не удалось, а амулет поиска показывал лишь то, что она жива. Что же. Возможно, это был ее выбор.
Последняя фраза почему-то зацепила память и потянулась, разматывая клубок воспоминаний
Ты уверен, что сделал СВОЙ правильный выбор?
Я давно сделал свой выбор…
Тело пробил холод при мысли, что было бы, если б он сделал другой выбор. Если бы у него хватило духу признать себя трусом и урвать себе кусок, кусок чужой жизни, жизни Арекс…
Настроение безбожно испорченно. Вздохнув, король вяло махает рукой свите и понуро бредет к своей башне. Ступенька за ступенькой, как в те две самые жуткие ночи, когда телом владели лишь самолюбие, страх и отчаяние. На миг перед глазами встают черные ступени Башни.
Смахнув наваждение, Кондракар открывает дверь своих покоев и, обходя отраженные солнечные лучи, падает на кровать. Перепады настроения все чаше заставляли его удаляться от людей. Да раньше это тоже играло роль, но что бы из беззаботного веселья в такую глубокую тоску? Сердце ныло по несбывшемуся, отчаянно дергая за струны души и нервы.
Князь больше ни разу не появился после того разговора в башне. Ни разу.
Кондракар перевернулся на живот, спрятав лицо в подушке.
Раньше не было так жутко одиноко среди любимых, не было так страшно прикасаться к кому-либо. Похоже, безумство брало свое.
В дверь осторожно постучали и, приоткрыв, вошли. Кондракар повернул голову гладя на Голода. Ну вот, еще один любящий и любимый. Так и хочется испепелить взглядом.
Демон прошел и остановился у кровати, невозмутимо глядя на лежащего.
– Ну? – король приподнялся, приходя в какое-то подобие сидячего положения.
– Как ваше высочество смотрит на посещение одного княжества?
– Крайне отрицательно.
Голод рванулся вперед и, схватив короля за ухо, потащил за собой, заставляя встать с кровати и завывая идти за ним.
– Эй! Плагиатор! Больно! Пусти, сказал!!! – на сопротивление сил не было – Кондракар вцепился обеими руками в руку демона.
Мучительный спуск по лестнице. Путь до соседней башенки. Еще более мучительный подъем по лестнице в покои Голода и Ирказы.
Все видевшие это гвардейцы мстительно и злорадно наблюдали за изнасилованием королевского уха, вспоминая те дни, которые пришлось проходить с горящими ушами из-за королевской руки.
В покоях Голод перекинулся парой слов с Ирказой и, наконец, отпустив ухо короля телепортировал всех троих в жо… в очень темное место. Как стало ясно после падения демона и загоревшегося из-за этого падения световым шаром, это была закрытая библиотека. Спустя три секунды выяснилось, что это не библиотека, а одна из частей покоев Князя, в которой он держал любимые книги.
Убитый на поиски час привел в кабинет находящийся в противоположном крыле замка. Толкнув дверь в залитое светом помещение, демон выпихнул вперед Кондракара и мигом захлопнул дверь, так что упирающийся король здорово треснулся спиной о дверную ручку.
Князь поднял голову от бумаг с невоспроизводимым выражением лица уставился на вошедшую. Конда хмуро окинула его взглядом, и надув губы грубо спросила, – НУ?!
Растерявшийся князь стер с лица счастливую мину и серьезно переспроси, – ты по делу или как?
– А ты не знаешь.
Князь задумался, а потом со злой ехидцей, обрубивший оба каната перекинутого через пропасть моста, ответил, – Нет, я не умею читать мысли.
– Какая жалость! – Конда обиделась еще сильнее и, нахмурив брови, облокотилась спиной о дверь.
– Зачем пришла?
– Голод приволок.
– По-твоему это бесплатная столовая?!
– Да пошел ты идиот несчастный! – Кондракара развернулась и вцепилась в ручку, пытаясь открыть дверь. Естественно опекаемые с той стороны самим Голодом они не поддались. – И демона своего придурочного забери!
Запах серебра с легким оттенком горный цветов расплылся по кабинету, и Кондракара исчезла, оставив Князя в недоуменном озлоблении. Спустя несколько секунд по всему этажу разнесся вопль «ГОЛАД УБЬЮЮ!!!»

Вот и повстречались. Вот и поговорили. Вот все и выяснили. Как только я перестала быть нужной я ему не интересна. А я то дура еще надеялась… конечно, я ему не нужна. Мой удел это влюбленные в меня девицы и голубые. Можно смело идти и тратить две оставшиеся жизни. Причем как-нибудь так, что бы наверняка и что бы похоронить с собой кошачий глаз. Много дает, но ведь и берет не мало – целую душу, живую, трепещущую, обещанную другому…
А может так и лучше? Пусть душу сожрет артефакт, чем она попадет в руки Князя? Может…
Загрубевшие перепонки лениво играли с ветром, порой игнорируя его порывы а, порой отзываясь, и тогда приятная дрожь проникает до самого сердца.
А может ну их? Всех этих мужиков? Да что бы им всю жизнь на шпильках по веронским дорогам ходить! И рогами обо все дверные проемы долбиться!
 Крылья со звоном рассекают воздух, неся тело в далекую Дракару. А может, хватит? Айзек уже достаточно подрос, что бы принять коронацию, да и его жена достаточно умна, что бы разбираться в советах. Да и дядя если что подскажет. Значит, решено – пора возвращаться домой. К сестренке.
Крылья резко движутся, я перескакиваю на другой поток и втягиваю их. Перед тем как уйти в восхитительно безвольное падение я касаюсь разума Цитадели и воспользовавшись ее силой телепортируюсь в свою комнату.

Золотое солнце повило над самой головой, слепя радугами, изгибающимися под хрустальной крышей. Высунув нос за дверь, Конда отдала приказ пажу притащить в покои Демеза. Кротко кивнув, слуга убежал. К тому времени как в открывшуюся дверь вошел воевода комната уже начала удивляться своей наготе. Со столиков исчезли расчески и книги. Заколки для волос и просто украшения оставшиеся от матери, полюбившаяся картина. Все аккуратно прибрано и застелено. Посреди комнаты стоит небольшой магический чемоданчик и кажется, через открытые окна уже начинает проникать запах нежилого помещения. Мужчина удивленно прошел, вперед оглядывая нездоровой порядок.
– Демез? – из соседнего помещения вышел… вышла Кондракара на ходу закалывая косу.
– Меня кто-то звал?
– Да, это была я. Вижу, ты не особо удивлен, – по губам девушки скользнула ироничная улыбка.
– Конда, милая, я знаю вас с братом с пеленок, неужели вы могли хоть на секунду меня одурачить?
– А я то думала! Тоже мне великая тайна, Аринита знает, ты знаешь, Князь знает, Сирень знает – издевательство какое-то!
– Ты куда-то собралась? – воевода указал взглядом на чемодан из зеленой кожи.
– Да, посмотрю грани. Значит так, Айзека коронуешь, – Конда загнула первый палец, – За Анитой присмотришь, – второй палец, – Вельхарту привет, – третий, – за юными императорскими высочествами приглядишь, – четвертый.
– Может, я тоже в отпуск хочу?!
– Мне – нужнее. Хотя, конечно, ели ты хочешь, что бы вся Дракара превратилась в цирк, то я останусь! Ладно, прощай наставник, – девушка в пояс поклонилась, как требовала того тысячелетняя традиция и, взяв чемодан, направилась к двери, – пойду, попрощаюсь с Арекс.
Принцесса обнаружилась во все той же башне, золотые лучи пронзали всю комнату уже заученную наизусть и мной и читателем. Едва услышав стук в дверь, она встепехнулась и спрятала кинжал под подушку. Кондракара не обратила на это ни малейшего внимания и, подойдя к сестре, села рядом.
– Я пришла попрощаться.
– Ты…
– Прощай сестра. – Конда встала и, коснувшись щекой щеки Арександры, вышла, оставив ту в недоумении. Только когда черный конь, ведомый в поводу выйдет за ворота замка, в небе белой птицей прозвенит крик, – Кондракара!
Кондракара, - повторит небо.
Кондракара, - повторит земля.
Кондракара, - повторю я.