«…Мы вошли в эту реку однажды
…В которую нельзя войти дважды…»
«Наутилус Помпилиус»
…Это случилось с нами так давно, что теперь даже не вспомнить названия станции.
Помню, что она находилась на красной линии метрополитена имени В.И.Ленина.
Помню фрески на стенах. Помню надписи на бронзовых лентах
Еще, помню твои глаза и смешную розовую курточку из «Детского мира»
Мы беззаботно бродили по станции, любовались могучими спинами отлитых из бронзы революционных матросов. Потешались над такими же бронзовыми, чрезвычайно мускулистыми работницами и доярками. Мы говорили, черт знает о чем. О символизме и монументализме, кажется. Тогда модно было говорить об искусстве, потому, что больше говорить было не о чем.
Нам было легко и весело. Помню, мне очень хотелось поцеловать тебя, но я не посмел. Тогда не принято было целоваться в метро.
Что мы все-таки делали на этой станции? Этот вопрос не дает мне покоя, …хотя, иногда, мне кажется, я помню ответ.
Наверное, мы ожидали свой поезд, который так и не пришел никогда…
Вместо этого, знакомый с детства голос, торжественно объявил в репродуктор,
что на соседней станции произошел теракт, совершенный приспешниками мирового империализма.
-В связи с создавшейся чрезвычайной ситуацией, - вещал голос, - движение на всех линиях метрополитена немедленно прекращается, впредь, до особого распоряжения правительства. Просьба организованно, без паники, пройти к эскалаторам для немедленной эвакуации.
…Началась паника. В толпе поговаривали, что в связи с терактом, будет объявлено военное положение, а деньги, скорей всего, будут обесценены. У входа на эскалаторы немедленно образовалась давка. Каждый хотел поскорее выбраться на поверхность.
Вскоре стало трудно дышать. А зловещий голос в репродукторе все вещал и вещал без умолку,
-Граждане! Соблюдайте спокойствие! При входе на эскалатор, во избежание несчастных случаев, поднимайте полы длинной одежды. Находясь на эскалаторе, стойте справа, держась за поручень. Детей держите за руку, а совсем маленьких на руках. Напоминаем, что в последнее время участились случаи хищений в поездах и на станциях метрополитена. Не провоцируйте преступников! Не храните деньги и ценные вещи на видных местах. При входе на эскалатор, сдавайте деньги дежурному сотруднику милиции!
Ты помнишь, Наташенька, мы сдали все свои сбережения в обмен на какие-то квитанции.
Говорили, что по ним, при выходе на поверхность, можно будет получить продукты и теплые вещи на первое время.
Мне почему-то кажется, что никто по ним, так ничего и не получил. Впрочем, мне трудно судить об этом. Я ведь, до сих пор, так и не выбрался на поверхность.
Зато, я хорошо помню, как на станцию прибыли дрезины с бойцами ОМОН.
В полном боевом снаряжении, гремя щитами и пуленепробиваемыми шлемами, они поспешно выстраивались « черепахой».
В репродуктор объявили, что эвакуация окончена.
Ритмично постукивая по щитам резиновыми дубинками, черная зловещая цепь двинулась на толпу.
…Так мы с тобой попали на эскалатор.
Последнее, что я увидел, обернувшись, была женщина, потерявшая в давке и суете ребенка. Она, обезумев от горя и безысходности, долго металась в поисках своего малыша и, вдруг, почему-то бросилась прямо на приближающуюся цепь.
Хорошо помню удар саперной лопаткой. Профессиональный удар на поражение.
Помню негромкий вскрик, … дальше не помню. …Не хочу помнить!
К сожалению, хорошо помню оказавшегося рядом со мной сорокалетнего мужика.
-Надо было ребенка за руку держать! – бесстрастно прокомментировал он разыгравшуюся минуту назад трагедию, и грубо пнув меня в спину, добавил, - Давай! Шевели поршнями!
Только тогда я заметил, что ступени эскалатора движутся в обратном направлении. Видимо, в панике их неправильно включили, да так и оставили.
Что бы двигаться вперед, или хотя бы оставаться на месте, нужно было интенсивно работать ногами. Сзади напирала толпа, доносилось угрожающее постукивание дубинок.
…Внезапно тебя не стало. Ты, словно растворилась в этом безумии. Я искал тебя взглядом и не находил. Я рыдал, задыхаясь, и не слышал собственного голоса
-Наташенька! Где ты!? – беззвучно кричал я, перебирая ногами.
Кто-то впереди упал, не выдержав бешенного ритма ходьбы на месте. …Еще один. …Еще. Я чувствовал, как наступаю на чьи-то лица, чьи-то глаза, руки, груди. …На чьи-то судьбы. Но я не глядел под ноги. Мне было не до этого, - я искал тебя.
И вдруг. О чудо! Впереди мелькнула твоя розовая курточка.
Ты, вдруг, вспорхнула на глянцевую поверхность балюстрады, распласталась на ней, как кошка и … Наташа, ты сделала это! В следующий миг ты была уже на соседнем, нормальном, едущем вверх эскалаторе.
-НА! ТА! ШЕНЬ! КА! – Заорал я из последних сил.
-Гарик! – прокричала ты, стремительно удаляясь.
…Пойми, я не мог оставаться там без тебя. Поэтому я и рискнул. Зря, наверное, ведь я такой неловкий. Я только-только начал привыкать к «эскалатору наоборот» и, наверное, со временем, все равно выкарабкался бы.
Но я прыгнул!
-Наташенька! – еще раз прокричал я, срываясь в бездну.
…Падая, я потерял паспорт.
.
-Просыпайся, приехали! – Перед Герой, в новенькой, вероятно, только что сшитой форме, стоял, ухмыляясь, младший сержант милиции, - Попрошу на выход!
-Не понял, простите, - Гера очумело вертел головой, пытаясь сообразить, где находится.
-Щас поймешь, сука! - сержант больно пнул его сапогом по голени, - На выход!
Гера повиновался. Он, наконец, понял, что находится на одной из конечных станций метрополитена. Выйдя из вагона, он опустил по швам руки, и стал глядеть в пол. Жизнь на улице научила его не противиться обстоятельствам, а уж тем более власти.
Геру слегка штормило. Третьи сутки он почти ничего не ел. Только пил.
Как оказался в метро, решительно не помнил. …Спустился, наверное, погреться.
-Ваши документы, уважаемый, - тем временем настаивал младший сержант. Вдоль перрона к ним приближался второй милиционер.
-П-потерял я п-паспорт, - заикаясь, пролепетал Гера, - с-сейчас только, на эскалаторе п-потерял.
Младший сержант опешил.
-П-дит он, как Троцкий, а ты и уши развесил, - подошедший оказался знакомым с незапамятных времен старшиной, - нет у него паспорта, и никогда не было. Бомж он. Ты че, по внешнему виду не замечаешь, деревня?
-Да шут их разберет, - лицо младшего сержанта покрылось густым румянцем.
Это действительно был, недалекий, деревенский парень, совсем недавно приехавший покорять столицу. Даже нехитрая милицейская наука давалась ему с большим трудом.
-Что ж ты, гнида, власть-то обманываешь? - Старшина окинул взором безлюдную станцию и, вдруг, больно ударил Геру кулаком в живот, - А ну, пошел вон отсюда! Вонючка! Что б я тебя в своем районе больше никогда не видел! Давай-давай, шевели поршнями!
Когда Гера добрался, наконец, в Царицыно, к заветному переходу, где ему разрешалось попрошайничать, было уже, наверное, очень поздно. Редкие прохожие с недоумением поглядывали на сильно потрепанного мужчину, стоящего в пустом и темном переходе. Когда кто-то из них проходил мимо, Гера невнятно просил милостыню, протягивая вперед руку с пластиковым стаканчиком. Прохожие отворачивались и проходили мимо. Некоторые, впрочем, бросали в стаканчик свои медяки, увеличивая вероятность того, что Гере, все-таки удастся сегодня чего-нибудь поесть.
Терзавшее его чувство голода, становилось с каждой минутой все более мучительным. Гера мысленно обругал себя последним козлом, за то, что, будучи сегодня в морге, у Оськи в гостях, оказался от тушенки, предложенной старым другом в качестве закуски. Что-то вроде брезгливости шевельнулось внутри, когда Оська принялся аппетитно похрустывать луковицей, даже не помыв руки после своих наформалиненых «жмуриков».
Когда-то они с Оськой вместе учились в военно-медицинской академии. Оська был комсоргом группы, а Гера помогал ему выпускать стенгазету «на злобу дня». Особенно отличились они в период антиалкогольной компании. У Геры, в его последней квартире на стене висел вымпел «За особые заслуги в борьбе за трезвый образ жизни». Лично Андропов вручал.
Теперь бывший хирург Иосиф Бейдер работал в морге санитаром, а его друг, Игорь Самойленко, по кличке Гера, вообще был лицом без определенного места жительства. Оба страдали от беспробудного пьянства, с которым когда-то так успешно боролись.
Отказавшись от еды, от спирта Гера, впрочем, не отказался…
Он уже несколько раз пересчитал имевшуюся в активе наличность, всякий раз убеждаясь, что ее может хватить разве что на треть шаурмы. Ничего другого в районе Царицынского рынка в это время не купишь.
-В ночном магазине можно купить батон и плавленый сырок, - размышлял Гера,- только вот охранники вряд ли пропустят. Придется, наверное, устраиваться на ночлег голодным. Гера грустно вздохнул, собираясь уже покинуть свой пост, поглядел в сторону выхода, и, вдруг обомлел.
В переход спускался мужчина средних лет, крепкого телосложения и приятной наружности. Он был в дорогом, добротном пальто из настоящего кашемира. В руке он сжимал пухлую кожаную барсетку. Мужчина был без шапки. Волосы аккуратно зачесаны назад. На висках чуть заметная седина. От него исходил приятный запах дорогого одеколона. Поздний прохожий слегка покачивался, губы его лоснились.
-Ужинал! - Лихорадочно соображал Гера, - Видать, только что из итальянского ресторана, что за углом. Наверное, живет рядом. Иначе, что ему делать в переходе в такое время. …Сытый, …ухоженный. И лицо не злое.
Безусловно, это был шанс.
-Давай же, проси! – Скомандовал сам себе Гера и рванулся с места.
– Мужчина, у вас такое интеллигентное лицо, позвольте к вам обратиться за помощью, – Он запнулся, проглотил слюну, скопившуюся у него во рту, глупо вытянул вперед руку в рваной перчатке (пластиковый стаканчик к тому времени он уже выбросил).
– Поймите, это не я прошу, это просит мое измученное тело, которое, к моему огромному сожалению, нужно кормить. Простите, Бога ради, - Гера вжал голову в плечи, словно ожидал получить подзатыльник, и слегка поклонился.
Прилично одетый гражданин засуетился, понимая, чего от него хотят.
Стыдливо сунул в рваную перчатку Геры, скомканную бумажку, и торопливо скрылся в подземном переходе.
Гера поднял голову, его влажные глаза говорили о том, что, в отличие от большинства своих бездомных собратьев, ему все еще трудно переступать черту, отделяющую нормального человека от попрошайки.
…Гера вскользь посмотрел на купюру и замер.
– Ну, что? - На Геру строго, исподлобья, смотрела его бывшая «боевая» подруга, а ныне полновластная хозяйка, отставная актриса драмтеатра Скворешня.
– Не знаю. - Гера старался не смотреть ей в глаза . Впрочем, по сторонам смотреть было тоже не на что. Таял последний снег, грязные кучи которого становились с каждым днем все чернее. Поэтому, Гера опустил по швам руки и стал смотреть себе под ноги. Сердце в груди бешено стучало.
– Что не знаешь, придурок? – Скворешня заметила странноватое поведение Геры, но, поразмыслив, отнесла это на счет беспробудного пьянства, которое постепенно превращало того в безропотное животное. Такие эволюции Геры ее устраивали. Однако, на всякий случай, Скворешня строго добавила, - Не знаешь, что делиться нужно? Или не знаешь, сколько насбирал за два дня, алкаш конченый?
– …Ну, почти пять сотен, - все так же, глядя под ноги, ответил Гера.
– И все?!
Скворешня была «старшая». Теперь, когда Гера окончательно превратился в бомжа, она исправно отбирала половину его дневной «выручки».
-Без Скворешни тоже нельзя. - думал Гера, пересчитывая мелочь, - Кто, кроме нее станет договариваться с ментами, разбираться с «залетными» попрошайками. С одними цыганами проблем сколько? Кому, как не к ней, обратишься, если беда, какая. …Авторитет, одним словом.
Она, и правда, слыла авторитетом Царицынского дна. Была у нее и самая настоящая «ходка». В молодости, будучи еще актрисой, любила Скворешня устраивать вечеринки. Говорят, симпатичная баба была. Огонь! В квартире покойной мамы, собирала она за бутылкой, самый, что ни на есть разношерстный люд. Кого там только не было. И актеры, и музыканты, и просто «хипари» патлатые с гитарами. На одной такой вечеринке и пырнул тогдашний ее сожитель, какого-то надоедливого ухажера ножом в брюхо. Короче, всех повязали. Самой Скворешне, вроде как трешник ломился, за содержание притона. Да только дали-то ей десятку. Следак хипарика одного, в СИЗО, на антисоветскую пропаганду расколол. Пообещал, значится, отпустить. Взял, как положено, показания, да и на кичу его, за соучастие. Ну, сучка, кончное дело, на тюрьме опустили. …Да только ей, какой с того прок? …Отмотала Скворешня десятку от звонка до звонка. Откинулась, - ни кола, ни двора. Квартирку-то мамкину, по тогдашним законам, государство оттяпало.
А с судимостью, да еще по такой статье, ни на работу, …ни в общагу, …никуда. Разве, снова на кичу. Но только, повезло Скворешне. Приглянулась она одному вору Царицынскому. Сразу к себе в «марухи» позвал. Это она сама как-то рассказывала. …Плакала, говорила, что любила его сильно. А его возьми, да и завали в девяносто третьем.
…От него-то и досталась Скворешне двухкомнатная «хрущевка». В одной из комнат жила теперь она сама, другую же, большую, оборудовала под ночлежку для таких как Гера бездомных бродяг. За ночлег и стакан «паленой», она отбирала весь их дневной «заработок». Привыкший к комфорту Гера часто ночевал у Скворешни. Пару раз она его защищала от ментов. Один раз даже от «скинов».
…Потом, Гера занял, и не вернул деньги. …Потом, вот, запил.
– Ладно, давай, - Скворешня, похоже, сменила гнев на милость, - Можешь сегодня приходить, борщом накормлю. И не вздумай меня обманывать! Последние мозги вышибу, ты ж меня знаешь!
Гера знал. Один раз Скворешня избила его так, что он потом неделю с трудом вставал в туалет.
Гера с ужасом понял, что становится рабом этой кошмарной женщины. …Точнее, уже стал.
-Господи! Если б она узнала, - Геру охватил животный страх.
…Падая, я потерял паспорт.
…Падая, я сильно покалечился.
…Падая, я оказался на той же станции, по которой мы с тобой когда-то беспечно бродили, ни о чем не догадываясь. С тех пор прошла целая вечность.
…Теперь здесь жили люди, которые все еще надеялись, что метро когда-нибудь пустят. Что придет их поезд, который отвезет их в прежнюю, привычную жизнь.
…А пока. Пока им приходилось довольствоваться тем, что попадало на станцию посредством единственного, до сих пор почему-то работающего на спуск, эскалатора.
Все остальные были, зачем-то, спешно демонтированы, приехавшими на дрезинах рабочими метрополитена.
Возле этого, чудом сохранившегося эскалатора теперь постоянно дежурили жители станции. Это была последняя ниточка, связывающая их с теми, кому удалось подняться. Эскалатор давал этим несчастным все необходимое. Пищу, в виде объедков, в диковинных пластиковых тарелочках. Иногда одежду, сложенную узелком на ступеньках, иногда остатки выпивки, в красивых замысловатых бутылочках с этикетками на незнакомом всем языке. Иногда на эскалаторе кто-нибудь приезжал. Чаще всего это были трупы тех, кто умер, так и не выбравшись на поверхность. Их нужно было хоронить, точнее, относить как можно дальше в тоннель, аккуратно складывая вдоль железнодорожного полотна. Иногда, кто-нибудь узнавал в них своих родственников, или знакомых. Тогда покойного хоронили с почестями.
Но главное, изредка ступени эскалатора привозили сверху живых людей.
Это всегда сопровождалось большой радостью, ибо только от них и можно было узнать, что происходит наверху.
Я, признаться, ничего не мог, толком разобрать в сбивчивых рассказах этих несчастных.
…Они говорили, что до поверхности очень далеко.
Говорили, что движущийся на спуск эскалатор остался только один. Что все остальные работают только на подъем, но с разной скоростью.
-Какие остальные? – Недоумевали мы, - Остальные все давно демонтированы.
-Безумцы! – Обычно кричал такой горе-очевидец, - Демонтировали их только на вашем, последнем технологическом уровне.
-Сколько же их тогда?! – Недоумевали жители станции.
-Много. Не знаю сколько, но много. И эскалаторы есть т-а-кие! Встал, и через минуту на поверхности! - Сбивчиво объяснял новенький, волнуясь и путаясь, отчего становилось совсем непонятно, - А есть такие, которые движутся так медленно, что нужно самому ногами двигать, иначе никогда на поверхность не выберешься.
-Что ж ты, будучи там, не встал на скоростной эскалатор? – Однажды не выдержал я, спросив очередного рассказчика, - Или ты все врешь, сволочь!?
-Нет, что вы! – Рассказчик еще сильнее разволновался, - Там же свои правила. …На скоростной всех подряд не пускают. Услуга-то платная. Словом, приходится перепрыгивать. …А там ведь и балюстрады пошире здешних,…и ухватиться не за что. Одно не верное движение, и …словом, катишься потом до самого дна.
Рассказчик вздохнул, о чем-то глубоко задумавшись.
Я знал, что он говорит правду. Как знал и то, что поезд, который многие все еще ожидают, не придет никогда.
По ночам я приходил к эскалатору, подолгу всматривался в его ступени, сходящиеся высоко вверху в одну точку, пытаясь понять далеко ли до следующего технологического уровня.
-Хватит ли у меня сил преодолеть этот участок?- раздумывал я, - Ведь второго падения я не переживу!
…В одну из таких ночей сверху, прямо к моим ногам спустилась твоя розовая курточка из «Детского мира»
Курточка пахла тобой. Она была аккуратно сложена и, похоже, хранила тепло твоего тела. Я обнял ее и заплакал,
- Это знак! Ты даешь мне его, что бы я не пропал здесь, на дне, среди крыс, зловония и безысходности. Наташенька! Я обязательно выберусь отсюда! Я найду тебя! Я обещаю! – причитая и размазывая по лицу слезы, я занес ногу над первой ступенькой, приготовившись к долгому и мучительному бегу на месте.
-Паспорт! - Рявкнула стеклянная будка, справа от эскалатора.
-Что, простите? – Искренне удивился я ее обитаемости.
-Паспорт предъяви! – Из будочки на встречу мне шагнул младший сержант милиции в новенькой, вероятно, только что сшитой форме.
- Я и предположить не мог, что вы тут дежурите. - Пролепетал я, пятясь назад, - Как же вы попадаете…
-Паспорт! – не дал мне закончить совершенно рассвирепевший представитель власти, - Без паспорта на эскалатор не положено!
-Я п-потерял. Здесь же вот, на эскалаторе и п-потерял, - пролепетал я, совершенно теряясь, - в-вам часом, не попадался? Новенький такой, в красной корочке.
-Не, не попадался. - Младший сержант смягчился, и, похоже, утратил ко мне всяческий интерес. Подойдя поближе, он тоскливо обвел взглядом пустынную станцию.
-Что ж ты, гнида, власть-то обманываешь? – Весело спросил он и вдруг больно ударил меня кулаком в живот. А ну, пошел вон отсюда! Вонючка! Что б я тебя в районе эскалатора больше не видел! Давай-давай, шевели поршнями!
Гера, с непривычки задыхаясь от быстрой ходьбы, шел вдоль Каширского шоссе уже несколько кварталов, словно безумец, бормоча себе под нос,
- Тысяча, тысяча, тысяча.
Иногда он резко останавливался, терзаясь сомнениями,
-Может, поддельная? …Разве бывает такая купюра? С сотней все ясно. А тысяча?
Хотя, должна, по идее, быть. Иначе, как же они миллионы в кейсах носят? В кейс ведь, если по сотне, больше лимона никак не влезет. Факт. Но вот настоящая ли? Мужичок в переходе мог ведь и пошутить. Впрочем, не похож он на шутника.
Измучив себя сомнениями, он заходил в какой-нибудь дворик, садился на скамейку и, заслонившись курткой, начинал щупать купюру. По всем признакам, купюра была настоящей.
Наконец, он нашел знакомый автосервис.
– Слушай, Вась, разговор есть.
– Бля, Гера, че, не видишь – мы двигатель на место ставим. Нету у меня ничего для тебя, и вообще...
– Да нет, Василий, я просто спросить. Я подожду, если нужно.
– Ну, жди. Только ничего там не трогай! У тебя руки из жопы: че потрогаешь, то сломаешь.. Га-га-га...
Через какое-то время Вася вылез из ямы. Гера прогуливался возле ангара.
– Ну?
– Слушай, …тут один друг спрашивал, – Гера замялся, - есть ли такая купюра... тысяча?
– Блин, ты что глупый, конечно, есть! И пятьсот, и тысяча, и пять, и десять... Ты Гера, кончай пить. Последние мозги пропьешь, слышишь?
– Да нет же, долларов! – обиженно возразил Гера
– Гера, ты посмотри на себя. Какая тысяча? Че за друг такой у тебя? Вечно в х-ню какую-то вляпаешься!
– Что, нету? – Испуганно спросил Гера и потупился.
– Тысяча баксов? – Вася уставился на потрепанного жизнью Геру. Тот, в свою очередь, настороженно поглядел на рукастого автослесаря.
– Ну, да!
– Есть! – Вася весело хлопнул себя руками по бедрам, - Еще и два бакса есть, один раз в жизни видел. И тысяча, точно есть, вот только не видел никогда.
Думаю, что друг твой тоже, - Василий громко расхохотался, - Ты Гера, зря не заморачивайся.
Гера, раскланиваясь, стал пятиться назад, давая понять, что уходит.
– Может, поешь? – сердобольный Вася намекнул, что можно остаться.
– Нет, нет, спасибо, Василий. …Пойду я, пожалуй. …Дела у меня.
- Совсем плохой стал, - вслед уходящему Гере укоризненно покачал головой Василий и снова полез в яму, - а раньше нормальным пацаном был, тачку у меня ремонтировал. …Вот ведь судьба!
***
Они идут то ли по Колизею, то ли по Акрополю, в обнимку с оборванным, бородатым бомжем. Откуда он взялся? Где-то я его уже видел. Кажется на рынке..
Повсюду ходят полуобнаженные женщины. Некоторые одеты в какие-то замысловатые туники из полупрозрачных газовых тканей не только не скрывающие, но и подчеркивающие наготу. Вдали начинается аукцион.
Продают юную девушку. Она совсем без одежды. Он бесстыдно рассматривает ее тело. Нужно прицениться к товару. Все вокруг суетятся, выкрикивая свою цену, но торговец не спешит продавать девушку, ждет достойного покупателя
.- Почему же вы не торгуетесь, мой господин? - Дергает за рукав все тот же противный, прицепившийся возле рынка бомж, -
Профукаете девчонку, кого тогда прикажете трахать? А? Кого, я вас спрашиваю, любезнейший? Бомж наклоняется, заглядывая в глаза и противно скалясь гнилым ртом. Вадим брезгливо отстраняет его, и вскинув украшенную золотым браслетом руку, громко выкрикивает, - Тысяча динариев!
-Тысяча! Тысяча! Тысяча! – благоговейным шепотом шелестит толпа и затихает. Девушка оборачивается на возглас и, встретившись с его полным желания взглядом, стыдливо опускает глаза. Совсем ребенок! Ни одного волоска, только нежная складочка кожи в укромном месте. Она стыдливо заслоняется рукой и густо краснеет. От этого он еще сильней возбуждается.
-Что ты себе позволяешь, Вадичка, - сквозь толпу патрициев и легионеров к нему протискивается его бабушка, Валентина Дормидонтовна, - совсем без меня от рук отбился. Ни к чему нам эта бесстыдница. Мы лучше, за эдакие деньжищи козочку купим, буду тебя молочком поить, а то вон какой худой стал, кожа да кости! Он смотрит на себя и не узнает. Действительно, крайняя, болезненная какая-то, худоба изменила его, крепкое только что, тело до неузнаваемости.
-Ну что, пойдем Вадичка? – улыбается беззубым ртом старушка. Она, почему-то в, перевязанном пуховым платком ватнике и кирзовых сапогах
-Пойдем, бабушка. - Соглашается внук, и вдруг вспоминает, - Но ты ведь давно умерла? Как же это?
-Это ничего, внучек. Теперь уже ничего, пойдем скорей.
Они уходят. Сзади плетется опостылевший бомж. – А я как же? – Хнычет он, - Я то же молочка хочу.
Вадим бросает в него камнями.
-Тысяча раз! – Бушует вдали аукцион, - Тысяча два! Тысяча три! Продано!
Пойдем, пойдем, Вадичка. Не отставай.
Они медленно спускаются по склону горы. Внизу, возле ручья, среди оливковых деревьев маленький домик. У беленькой козочки на шее медный колокольчик, который постоянно звенит. Вадим с грустью вспоминает аукцион, и новая волна плотских желаний переполняет все его существо.
Звонил мобильник.
Вадим проснулся, и взглядом попытался найти его на подоконнике, где, кажется, оставлял телефон на ночь. Там его не было. Встал с кровати и поплелся на звук. Трубка оказалась в другой комнате на столе.
– Алло.
– Вадим?
– Да, я, Степан Ильич!
– Так ты приедешь? Заодно рассчитаемся за прошлый раз. Подъезжай к двенадцати, прямо на дачу ко мне, потолкуем.
-Хорошо, Степан Ильич, - только теперь, прикуривая сигарету, Вадим, кажется, окончательно проснулся, - я буду к двенадцати.
-Вот и ладненько. До встречи тогда.
-До встречи.
Вадим положил трубку и, не включая свет, на ощупь пробрался к балкону.
За окнами тысячами огней радостно сверкала ночная Москва. Вадим на мгновение почувствовал себя елочной игрушкой.
Накинув на плечи куртку, он вышел на балкон, вдохнул полной грудью морозного ночного воздуха.
- Какой, однако, сон дурацкий, - резюмировал он, пытаясь вспомнить подробности только что снившегося безумия. Они ускользали, под напором реальных мыслей о бизнесе, о предстоящей встрече со Степаном Ильичом.
Безусловно, сон был плохой.
Он оставил тягостный какой-то осадок, и, кроме того, невероятно сильное сексуальное возбуждение.
И еще. Сон, безусловно, что-то означал. А может быть, даже предупреждал Вадима о какой-то, таящейся впереди, опасности.
Вадим стал гнать прочь тревожные мысли.
В комнате посапывала Ленка.
Пахло ее волосами, кожей.
Вадим прилег рядом. Провел рукой по шее, притронулся губами к плечу.
До назначенной встречи оставалось более двух часов.
Он приподнял одеяло и придвинулся к Ленке совсем близко. Ощутил, сквозь кружевной шелк тепло ее молодого тела.
Вадим стал гладить жену по спине, по бедрам.
Его дыхание участилось.
Ленка лежала в той же позе, никак не реагируя на ласки.
- Спит так крепко, что ничего не чувствует? – Терзался сомнениями Вадим, - Или проснулась, и не подает вида?
Он не выдержал, обнял жену, прижавшись к ней еще сильнее. Провел рукой по груди, животу.
Его пальцы скользнули ниже, коснулись кружевных трусиков…
…Лена проснулась оттого, что стало, вдруг, очень жарко. Кроме того, что-то твердое уперлось ей в спину и страшно раздражало.
-Ай-я-яй, - пропела она голосом Бакса Бани и быстро повернулась к Вадиму.
-Вот так всегда! – Вадим, резко вскочив, сел на кровати спиной к Ленке. Его мужское достоинство мгновенно расслабилось.
- Не сердись, Вадичка, - Ленка тоже села на кровати, обняв Вадима за плечи, - у меня завтра тяжелый день. Вставать в семь утра.
-Да я и не сержусь. - Вадим встал с кровати, натягивая джинсы, - Я, просто, по делам сейчас уезжаю. Когда буду, не знаю. Вот, хотел попрощаться.
-Пока-пока! Тем-тем! - Все тем же фальшивым, мультяшным, голосом пропела Ленка и стала поправлять подушку, снова укладываясь.
-Спокойной ночи, - с нордическим спокойствием в голосе ответил Вадим и вышел.
Он соврал, что не сердится.
Гремучая смесь из обиды, бессильной злобы и отчаяния закипала теперь в его сердце.
-Ну, и на кой черт мне такая семья! – думал он, прикуривая на кухне очередную сигарету, - Что я, в самом деле, бабу себе нормальную не найду?
Часы показывали без четверти одиннадцать. Нужно было выходить.
***
-Здравствуй Оська! – Гера протянул руку для приветствия.
-Привет Гарик! – Оська посмотрел на свои влажные руки, торопливо вытер их о полы халата.
Гарик с недоверием покосился на Оськин халат, сплошь покрытый пятнами сукровицы и формалина.
-Ты проходи, проходи, не стесняйся, - вместо рукопожатия Оська торопливо прикрыл дверь в прозекторскую и направился к умывальнику, - сейчас руки помою, …чайку попьем. …Располагайся пока.
Минут через десять приятели сидели в маленькой, жарко натопленной комнатке.
На столе закипал электрочайник, Оська суетливо доставал из своей спортивной сумки бутерброды, вареные яйца и еще Бог знает что. Свой страшный халат он предусмотрительно снял в прозекторской.
- Расслабься, сейчас будем делать изобилие, - весело подмигнул он Гере, - …что бы я так жил!
В конце концов, Гера, понемногу расслабился.
В комнатке было уютно. Благодаря суетливым Оськиным приготовлениям, она, теперь, больше напоминала кухню в его Подмосковной хрущевке, чем служебное помещение городского морга.
Когда с приготовлениями было покончено и Оська, как обычно, извлек из сейфа заветный бутылек со спиртом, Гера, вдруг, неожиданно категорично запротестовал,
- Я пить не буду! – Гера, похоже, сам испугался твердости собственного голоса, поэтому через секунду добавил извиняющимся тоном, - Дела у меня, …сегодня. Я и к тебе-то, Ося, по делу пришел, так что не обижайся, но …
-Ха-ха-ха! Нет, ну вы посмотрите на этого шлемазела. Держите меня! – Оська то хохотал, то показывал пальцем на внезапно сникшего Геру, обращаясь к несуществующей публике, - Агитен трактен, у него, таки, появились дела! Гера!? Какие дела? Гофрокартон? Алюминиевые банки? Стекло? Что, Гера? Что?!
-Деньги поменять нужно! – Когда Оська немного успокоился, Гере, наконец, удалось сказать то, ради чего он тащился сюда через всю Москву.
-Деньги? – Оська сделался абсолютно серьезным, - Фунты? Доллары? Шекели?
Не смеши меня, Гарик. Откуда у тебя деньги?
-Н-не важно, - Гера заметно волновался, - какая разница? …Ну, наследство, предположим. …Мало ли.
-Наследство. – Оська состроил гримасу почтения, - Ладно, наследный принц, показывай, что у тебя там?
Гера подвернул штанину, размотал замотанный выше щиколотки, нарочито грязный бинт, и, наконец, извлек из примотанного к ноге целлофанового пакета хрустящую тысячедолларовую купюру.
-Ни себе ***! – вымолвил Оська и присвистнул.
-Наташенька, я брожу по пустой темной станции метрополитена. Подолгу задерживаюсь у почерневших бронзовых барельефов, которые мы рассматривали когда-то вместе.
Я спотыкаюсь о спящих, тут и там, грязных людей, замотанных в какие-то мерзкие тряпки.
Я ощущаю зловоние, исходящее от их, давно немытых, заживо разлагающихся тел.
Я постоянно ловлю себя на мысли, что это, просто, ночной кошмар, который вот-вот кончится.
Стоит только проснуться, и ничего этого больше никогда не будет.
…А будет солнечный июньский день. Будет однокомнатная квартира в Кунцево. Будешь ты.
-Зачем ты врешь себе, Гарик? - Я задаюсь этим вопросом уже много лет, - …Зачем пытаешься спрятаться от жизни в ночной кошмар?
-Потому, - отвечает какая-то часть моего сознания, - что в твоей жизни, Гера, все гораздо страшнее и безысходнее, чем в моем кошмаре. Потому-то, ты никак не можешь проснуться.
Потому, что никогда не было, да и не могло быть никакого эскалатора.
Была проходная военно-медицинской академии.
КПП, по-военному.
Все напоминало вокзал. Было много людей. Гудела приглушенная какофония множества голосов. Шаркали сапоги курсантов, мелькали погоны. Они выделялись ярко-желтыми решетками, на фоне плохо одетых людей, приехавших из провинции.
Сидели, стояли, в нетерпеливой очереди желающих позвонить, родители, девушки, жены курсантов.
-Алло, дежурный! – кричала в трубку чья-то пожилая мамаша, - Макаренко-ова, пожалуйста. Да, миленький! Да, мама! Нет, не Макаренко, а Макаренкова. Ова! Да, да. Что? Плохо слышно. Где? Построение?Ага. Да, подожду. …Да, миленький. …Хорошо, да. …Алеша его зовут.
Курсанты люди молодые, здоровые и веселые. Поэтому вечно голодные.
Поэтому, все с кошелками, кульками, авоськами, набитыми доверху продуктами.
Чаще всего, сумка, с порванным замком, прикрыта сверху газетой «Правда».
«…навстречу XXV съезду, …работники легкой промышленности, …не взирая на временные трудности, …стойко преодолевая, …уверенно шагают, …к победе социалистического труда».
…Ты плакала. Ты плакала тихо, почти незаметно для других. Я был растерян.
Я не обнимал тебя и не успокаивал. Я просто сидел рядом, потерянным взором блуждая по комнате посетителей, …не находя того, что искал.
А потом, был солнечный июньский день. Удивительно теплый и солнечный.
Ты поднималась на девятый этаж, обычной панельной многоэтажки. Тебе было страшно. Очень.
Все оказалось примитивно просто.
Кухонный стол. Простынь. Две женщины. Они тянули из тебя, - тебя без наркоза. Это была их работа. …И твое горе.
Ты ведь слышала, как смыли в унитаз то, что могло стать Счастьем.
Ты шла по улице, залитой солнцем, пошатываясь от бессилия. Со звенящей пустотой в теле и с такой же опустошенной душой. Бледная и безразличная.
Что тебя удивляло, так это по-прежнему солнечный, удивительно солнечный июньский день.
***
-Здравствуйте, Степан Ильич.
-Здравствуй, здравствуй Вадим. Молодец, что вовремя. Люблю пунктуальность.
-Ну, вы ж меня знаете.
-Знаю, знаю. Поэтому с тобой и работаю. Присаживайся. Выпьешь чего-нибудь?
-Я за рулем, Степан Ильич. К тому же…
-Все мы, Вадик, за рулем. И все за одним. – Степан Ильич укоризненно качает головой, - Что ты все время торопишься? К жене молодой, что ли? Так она подождет, …если любит. Когда мы еще с тобой за жизнь потолкуем?
-Да что вы, Степан Ильич, в самом деле! - Вадим присаживается, - Никуда я не тороплюсь. Просто, …вы же по пустякам в гости не приглашаете. Думал в дорогу завтра. Отдохнуть, …то, се.
-Правильно мыслишь, Вадим. Не то, что эти, …птенцы желторотые.
-Степан Ильич встает со своего кресла у камина, и, похлопав Вадима по плечу, направляется к массивному, резного дерева, бару со встроенным холодильником. Оттуда доносится его приглушенный голос, - Действительно, ехать тебе надо, да только не завтра. А отдохнуть, точнее, расслабиться, а за одно и …то, …се, …это и у меня можно.
-В каком смысле? – Искренне удивляется Вадим.
-Как это, в каком смысле? – Похлопотав возле бара, Степан Ильич возвращается с двумя бокалами из толстого стекла и массивной бутылкой с черной с серебром этикеткой. – В самом прямом, Вадик. В самом прямом.
В бокалах у Степана Ильича лед. В бутылке виски. Джони Уолкер.
-Я, Вадик, баньку велел истопить, - продолжает Степан Ильич, хитровато улыбаясь, - лучшего расслабления для настоящего пацана не придумаешь. Вот. …Не придумаешь, стало быть. А пока мы тут с тобой пообщаемся, ребятки мои за девочками сгоняют. Девочки что надо, проворные. …На счет того, сего, как раз мастерицы. …Так что если есть желание…
-Ну, это как сложится, - уклончиво отвечает Вадим, - …сперва бы все дела утрясти, а потом уж…
-Дела у прокурора, Вадик. …У прокурора дела, - Степан Ильич сверлит Вадима своим острым, как бритва взглядом, при этом, умудряясь ласково улыбаться, - а у нас с тобой, так …делишки. Давай-ка лучше, за удачу выпьем.
Выпив, Степан Ильич продолжает начатую Вадимом тему.
-Думаешь, я не знаю, какие ты дела со мной утрясти хочешь? – взгляд его становится еще более острым, - Денег хочешь? Так и скажи. И нечего здесь никакие дела утрясать.
-Конечно, хочу! – Вадим пытается криво ухмыльнуться, получается как-то неубедительно, - Кто ж не хочет?
-Это понятно Вадик. Это как раз понятно. Жена молодая, опять же…
-Да что вы, в самом деле…
-А то Вадим, - Степан Ильич делается пугающе серьезным, - что когда ты желторотым щеглом был, не было у тебя ни кола, ни двора, ни жены, ни тачки, …ты у меня за зарплату работал. Помнишь?
-Ну, помню, - Вадим старается не смотреть на Степана Ильича.
-А я тебя, пацана, в долю взял. Двадцать процентов тебе отдал. Как думаешь, почему?
-Так я ж больше всех рискую, - в сердцах бросает Вадим, страшась собственной дерзости.
-Мудак ты, Вадик, - абсолютно беззлобно говорит Степан Ильич, - отчего Вадиму становится совершенно не по себе, - если и в правду так думаешь. В долю я тебя не за риск твой взял, а за то, что у тебя мозги есть. …Были, по крайней мере. Рисковых хватает, даже больше чем требуется. Умных мало. …А ты, …эх, огорчаешь ты меня Вадим.
-Степан Ильич…
-Не перебивай! Слушай, раз уж напросился на мужской разговор. Ты, Вадик, жопой своей костлявой рискуешь, и все. Ты хоть доллар вложил в бизнес? …То-то же! А вот я рискую. Всем, понимаешь? И общаком, который мне доверен тоже.
-Я понимаю. – Вадим говорит извиняющимся тоном, - Вы не волнуйтесь. На счет денег, это я так…
-Понимаешь? – Степан Ильич буравит Вадима глазами, разливая виски, - Это хорошо. За понимание, пожалуй, и выпьем.
Выпили. Немного помолчав, Степан Ильич продолжает.
-Тебе, ведь, только одно и нужно понять. Незаменимых в нашем бизнесе нет! - Он делает длинную паузу. Взгляд его , на сей раз, глубокий, и, как кажется Вадиму, немного грустный, - Есть невосполнимые. Не-вос-пол-ни-мы-е! Понимаешь?
-Да! – твердо отвечает Вадим. Он прекрасно понимает, что бизнес этот навсегда. Он слишком много знает, что бы из него выйти. Он слишком мало весит, что бы диктовать здесь условия.
-Ну, раз так, тогда о деле. Заберешь товар на третьем терминале. Дальше придется поколесить. В Москву въедешь по Каширке, тремя фурами. И на часы смотри. На Солнцевском блокпосту наша смена ночная, так что до утра нужно успеть. Дальше, как обычно. В случае чего звони. Только не болтай лишнего.
И вот еще, - Степан Ильич весело подмигивает Вадиму, - завези-ка мне завтра свою тысячедолларовую бумагу. Ну, ту, которой тебя Курды отблагодарили, когда ты их нелегально в Прибалтику переправлял. Поменять ты ее нигде уж не поменяешь. А у меня на нее покупатель есть. Еврейчик. Нумизмат из Штатов. Так что держи!
Степан Ильич бросает на стол несколько банковских упаковок.
-Это за работу. А это, за твою хваленую тыщу.
-Тысяча, тысяча, - пытается вспомнить Вадим, - где ж я ее дел-то? В последний раз, кажется, Сереге в кабаке показывал?
-Степан Ильич, - на пороге появляется массивный мужчина без шеи, - все готово.
-Вот и хорошо! Вот и чудненько! – Степан Ильич широко улыбается,- Пошли Вадичка, попаримся. Эх! Люблю я русскую баньку.
***
-Это не деньги, Гера, - с видом знатока сказал Оська, пощупав воротничок президенту, и посмотрев купюру на свет.
-Что, поддельная? – На Геру было жалко смотреть.
-Да нет, похоже, настоящая, - успокоил его друг, - …не волнуйся ты так. Это банковский билет. …Ну, как тебе объяснить? Их специально выпустили, что бы удобно было производить межбанковские операции с наличкой. А еще, что бы Боне и Клайду сподручнее было воровать миллионы.
Оська, довольный собственным остроумием, засмеялся.
Гере было не до смеху.
-И что, разменять нельзя? – С недоумением в голосе спросил он.
-Где ты собираешься ее разменивать? – Оська снова стал серьезным, - В банке?
Гера вспомнил про охранников, про отсутствие паспорта, про свой гардероб и мысленно подивился Оськиной прозорливости.
-В обменнике можно! – Обрадовался он свежей перспективе.
-А еще лучше у валютчиков на рынке! - Оська состроил гримасу презрения, - Ты поц, Гера! Я это тебе еще в академии говорил. Шлемазел конченый. Я ж тебе объясняю, купюра для межбанковских операций. Ты что, банк, Гера? Ты даже не частное лицо. Ты, Гера, лицо без определенного места жительства. Бомж, то есть. …И вдобавок, без паспорта.
-Слушай, а может, ты поменяешь? – Гера поглядел на Оську с надеждой, - У тебя вся родня в Штатах.
- Ага, приду в банк и скажу кассиру, что у меня вся родня в Штатах. Поэтому поменяйте мне банковский билет, запрещенный к вывозу из США, но который мой брат Беня, все-таки вывез нелегально и отдал мне на хранение, - Оська посмотрел на Геру сочувственно, - В лучшем случае кассир пошлет меня к Бениной маме.
-Что же делать? – Упавшим голосом спросил Гера
-Стоп! – Оська хлопнул себя ладонью по лбу, - Без паники! Так ведь Беня сейчас в Москве! Вчера только звонил, хотел встретиться. Ну, как говориться, на ловца и зверь бежит. Он у меня знаешь какой!? В Чикаговке живет. Оперирует. Не то, что я. А хобби у него, знаешь какое?
-Не-а. – Гера совсем скис, не понимая, к чему клонит приятель.
-Нумизмат он! Деньги разные коллекционирует, понял? Может и твою тыщу возьмет, понимаешь?
-За тыщу? – В глазах Геры снова сверкнула надежда.
-Ну, этого я не знаю. Может и за тыщу возьмет.
-Плесни-ка малость. – Попросил Гера и пододвинул пустой стакан.
…Он назвал меня бомжем, Наташенька. Но дело даже не в том, что назвал. Дело в том, что меня это задело. …Впервые, за много лет.
Ну, какой же я бомж? Бомж, это как индуистский брахман. Освобожденный. От всего. От обязательств, от чувств, включая стыд и страх. От эмоций.
У бомжа не может быть мечты. У бомжа не может быть тебя, Наташенька.
Он не может никого любить, а тем более страдать от этого. Страдать он может от голода, холода, болезней и похмелья.
Поэтому, я не бомж. Я просто человек. Человек, потерявший паспорт, падая со злополучного эскалатора под названием жизнь. …Потерявший любимую женщину. …Потерявший себя.
Я, - человек, у которого отобрали жилье, за то, что он освободил от своего, ставшего невыносимым общества, другую, нелюбимую женщину.
… Хотя, …кажется, ее я тоже когда-то любил.
Потом у меня отобрали возможность встречаться со своими детьми, которых, от этого, я стал любить еще больше.
Как ни странно, но все это до сих пор не убило во мне человека. Я так и не сумел стать бомжем, как ни старался. Я по-прежнему люблю тебя, Наташенька. Как и прежде, я стесняюсь и боюсь. Люблю и страдаю. Я зависим от того, что Великие Посвященные считают шелухой. …От жизни.
***
-Лен, ты штаны мои, от костюма, не видела?
-Мама приходила, вещи твои в стирку забрала.
-Почему мама? Я не хочу, что бы твоя мама стирала мои штаны!
-Мне некогда, я работаю. Мне нужно карьеру делать, а не твои штаны стирать.
-…И потом, кто же шерстяные брюки стирает? От костюма! Вы, с твоей мамой, совсем уже, …помешались. Брюки в химчистку сдают! Понимаешь? В хим – чист - ку!
-Конечно! В химчистку! Да они у тебя все в пятнах каких-то были. Их, если мама не отстирает, выбросить только.
-Позволь мне самому решать, что стирать, а что сдавать в химчистку. Что выбрасывать, а что нет. Мне!!! Понимаешь? А не твоей маме.
-Вадим, ты ненавидишь мою маму? За то что она нам постоянно помогает?
Неблагодарный! Мы ведь, живем в ихней, с отцом квартире. Ты же на жилье не в состоянии заработать…
Ну ладно, достала! У меня там, в брюках, бумажки были. …Квитанции всякие. …Ну, и деньги. Где они?
-Не было там ничего. Я сама проверяла. Квитанции вон, на столе лежат. А деньги…
Вадиму стало не по себе. На столе валялись квитанции из автосервиса и несколько смятых десятирублевок.
-Нечего шляться по ночам неизвестно где, - не унималась жена, - напиваться, неизвестно с кем до поросячьего визга! Тогда и деньги пропадать не будут.
***
…А жизнь, Наташенька, между тем прекрасна!
Прекрасна сама по себе. Как дар. Как данность. Как Великий Потенциал Счастья.
Который мы с тобой так и не сумели реализовать… .
-Ну, здравствуй мой заокеанский брат! Сколько лет, сколько зим!
-Привет-привет жук скоробей!
-Рассказывай, как дела, как Чикаговка? Как там твоя практика? Как семья?
-Да, как. Квалификационный экзамен сдал, наконец.
Кредит взял на полмиллиона. Собираюсь свой кабинет открывать. …Ну, что еще? Дочь учится, я ее и не вижу, почти. Нас с матерью считает русскими неудачниками. По-русски не говорит совсем . А Фрада моя, наоборот, английский никак не выучит. Дома сидит. … Депрессия. Да что мы все обо мне. Ты-то как? …Постарел, смотрю.
-Зато ты огурец! Зубы, вижу, сделал. Прям, хоть сейчас в Голливуд. А я что? Работаю. Живу как-то, не жалуюсь.
-Все там же? «Жмурики» по ночам не сняться?
-Не, не снятся. Привык, наверное. И, потом, чего мертвых бояться? Бояться, Беня, нужно живых. Кстати, у меня дело к тебе.
-Ося, я тебя умоляю. Ну, кто за дела говорит на улице. Давай зайдем куда-нибудь, посидим.
-Тут дорого везде. …Центр как-никак.
-Ну, кто тебя спрашивает, шлемазела? Идем, агитен трактен, я угощаю. Когда еще встретимся?
-Ладно, имеешь право.
-Так что, зохен вей, за дело у тебя? Только, я тебя умоляю, абортный материал и золотые коронки не предлагать.
-Ну что ты Беня, опять начинаешь. Кто старое помянет, тому глаз вон.
Тысяча баксов у меня. Одной купюрой.
-А кто забудет, тому оба! Я таки помню историю с красной ртутью. Поднял брата на минус три штуки. Шо за купюра, откуда? Какой год? Состояние? Сколько хочешь?
-Я, я, это …Беня, в этом ничего не смыслю. На, сам смотри!
-…Т-э-э-к. Ну что, …состояние очень даже ничего. И что ты за нее хочешь? Только сразу предупреждаю. Мне такую предлагали уже. Вчера, между прочим. Так я отказался. За тыщу семьсот я и в Штатах могу купить.
-Так бери у меня за полторы!
-За тыщу триста, возьму. А больше не дам.
-Беня, давай хоть за тыщу четыреста. Ой вей, должен же я хоть что-то на этом заработать.
-Черт с тобой! Грабь родного брата! Считай…
-Сто, …двести, …триста, …четыреста, …
-Девушка, два виски со льдом, и … яблочко порежьте, пожалуйста…
…Почему для того, чтобы оценить как мало нужно в жизни для счастья, человеку так много нужно в этой жизни потерять? Почему так, Наташенька?!
…Или это только я такой? …Идиот…
***
-Просадил тысячу!? – Надежда Петровна уронила скалку, которой раскатывала тесто.
-Ну.
-Сколько-сколько? – С балкона в кухню ворвался отец.
-Много, - Лена опустила глаза.
-Да, с него толку не будет! – Резюмировал отец Лены, подполковник запаса, - …Никакого.
… Лена тихонько заплакала.
…Теперь все женщины живут отдельно от мужчин. …Я слышал. … Пацаны говорили. Все это называется «Секс в большом городе». …Мужчины живут с мужчинами. Женщины с женщинами.
…И действительно, женщина сама добившаяся всего в этой жизни, разве сможет, после этого, нормально воспринимать своего мужчину, который не добился ничего? Нет, конечно!
Разве станет она терпеть его храп, поздние приходы, извращенные сексуальные фантазии, разгоряченные рюмкой-другой в кругу таких же друзей-неудачников?
Нет! Нет! …И еще раз нет!
…Поэтому мужчины живут с мужчинами. …Или со своими же дочерьми за деньги.
Погляди, на окружной дороге стоят кучкой, может быть целым классом, наши дочери, младшие сестрички, племянницы…
Это такой спектакль. « Наш 11-й Б, после уроков, учится жизни. …После уроков! Чему же их учат в школах, в которые мы их отдаем?!
…Но вот что меня мучает больше всего, -
Есть ли альтернатива?
О, да!
Можно драчить просматривая видео, случайно найденное в столе собственной дочери. На нем, между прочим, отсняты ее же ровесницы, возможно, даже, подруги…
Нет! Я НЕ ХОЧУ ТАКОЙ ЖИЗНИ!
…Категорически не хочу.
… Лена тихонько заплакала.
В замочной скважине несколько раз провернулся ключ.
…Пришел Вадим.
Разговоры на кухне утихли. Лена, наскоро утерши слезы, выскочила встречать мужа.
…Мужа, из которого ничего не выйдет…
-Привет. Ленка!
-Привет, Вадим
-Уезжаю через час. Собери по-быстрому, что полагается, …ну носки, там, …сама знаешь.
- И сколько он тебе, в этот раз предложил?
-Восемнадцать процентов.
-Но, в прошлый раз, за это же самое, было двадцать!
-Ты не понимаешь, …партия левая.
-…Слушай, мороз ночью обещали. Ты поосторожнее там, …на трассе.
-…Ладно, уж, постараюсь.
-Слышишь, что значит партия левая? Ты ведь свою работу делаешь. Без разницы. Левая, правая. …Ты вон, тыщи просаживаешь. …Вопросы решаешь. …А он, скотина, жмется. …Ну, хочешь, я сама с ним поговорю?
- …Леночка, …родная, …я тебя умоляю! Не нужно ни с кем говорить. Хорошо?
Пожелай-ка мне лучше счастливого пути…
Через некоторое время…
-…Ну, …счастливого пути!
-…До встречи!
***
…Но я зависим от жизни, Наташенька.
… От жизни и от тебя. Я ничего не могу поделать с этой зависимостью!
…Это намного сильнее алкоголя и табака.
…СКАЖИ, ЧТО ТЫ НА ОБРАТНОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ!
…СКАЖИ ТАК, И Я ПРИЛЕЧУ К ТЕБЕ!
…НО ПОКА ТЫ ЗДЕСЬ, НА ЗЕМЛЕ, Я БУДУ ТЕБЯ ИСКАТЬ!
Потому, что я любил тебя, люблю, и буду любить, пока дышу.
Однажды, потеряв тебя, я потерял внутри себя нечто, без чего все вокруг утратило смысл. С тех пор я только и делаю, что теряю.
Ты была первой и последней женщиной, которой ничего от меня не было нужно.
Кроме меня.
…Прости, но я не сумел дать тебе и этой малости.
…Они больше не встретились. Вадим и Лена.
***
-Давай заходи, состоятельный ты наш, - Оська вышел навстречу широко улыбаясь, - …или нет, дуй-ка ты лучше в гастроном, за пол-литрой.
-А, че? – Удивился, все еще сомневающийся в своем счастье Гера.
-Че? Че? Ремень через плечо. Поменял я твою тыщу. Накрывай поляну.
Оська подбоченился. Весь его вид словно говорил: «Что бы ты без меня делал, шлемазел?»
-А сколько за нее дали? – Робко спросил Гера.
-Тыщу и дали. - Ответил Оська, слегка покраснев, - А ты что, больше хотел?
-Что ты, Осенька! …Просто не верится! …Целая тысяча! А посмотреть можно?
-Что ж, смотри, - Оська отслюнявил на стол десять хрустящих стодоллоровых купюр, - …только с собой не бери. Ментам попадешься, и, …плакали твои денежки.
-Спасибо, друг! … Спасибо! Как же я тебе…, - Гера не смог закончить фразу, он, вдруг бросился к Оське, повис на его обширной груди и в голос разрыдался, уткнувшись носом в его грязный халат, пропитанный формалином и сукровицей.
Как я падал? Да очень просто. …И быстро.
Первой моей жене я был нужен лишь в комплекте с деньгами, которые приносил. Представляешь, я когда-то умел их зарабатывать.
Я даже был, как тогда говорили, «пацаном в обойме». С медициной, как и с армией, не сложилось. Но мне было плевать. Я очень много зарабатывал. …И так же много тратил.
Мутным потоком проносились деньги сквозь растопыренные во все стороны пальцы.
Чем мы занимались? …Да так, …разным.
…Главное, она никак не могла понять, что «пацан» это такая профессия. Плохая ли, хорошая, - другой вопрос. Я не мог ей объяснить, что, именно пребывание в «обойме», позволяет нам жить на широкую ногу. Но оно же диктует свои правила. Она хотела простого мещанского счастья. Хотела, что бы я меньше тратил, пораньше приходил. Она ревновала меня к моей новой спортивной машине и к девкам из сауны. Она не хотела, что бы я был «пацаном».
А я, признаться, ничего другого и не умел. Короче, что б не вылететь из «обоймы», вылетел из семьи. …К тому времени у меня уже была дочь.
А дальше, пошло-поехало. Очень скоро я вылетел и из «обоймы». Потеряв семью, я потерял и мотивацию быть «пацаном». Уходя, пришлось хорошо заплатить, продав машину.
Я твердо решил стать простым смертным, и вскорости, действительно, стал им. Я довольствовался минимумом. Я покупал дешевые куртки, и такие же брюки. Я отказался от сорочек, и весь год ходил в одном черном свитере, который, правда, аккуратно стирал каждую неделю.
А еще потом, я встретил женщину. У нее были удивительно выразительные глаза. Одета она была в такой же, как у меня свитер, только розовый. Я подумал, что это знак, и стал с ней жить.
…Кажется, мы любили друг друга. По крайней мере, неплохо ладили. Я, к тому времени, снова неплохо зарабатывал, а ей это очень нравилось.
Еще бы, ведь всю свою предыдущую жизнь, она проходила в розовом свитере.
Мне нравилось дарить ей подарки, покупать дорогие, добротные вещи, угощать в ресторане.
За это, она была очень нежна со мной, и вскоре у нас появились дети. Мальчик и девочка.
…Однажды, ее мама сказала, за ужином, что пора бы мне браться за голову, и зарабатывать как другие. Под «другими» она понимала владельцев особняков и «Геленвагенов».
Мне опять предлагали стать «пацаном в обойме».
Любимая женщина во всем соглашалась с любимой тещей.
Я ушел.
Теперь я больше не стираю свой свитер.
Хожу так.
Мне все равно.
Женщинина, которая пускает меня на ночлег больше не спит со мной.
Она лишь отбирает весь мой заработок.
Наташенька! Я не могу выбраться из своего кошмара.
Без паспорта меня даже не пускают на эскалатор, который, как оказалось, я сам и придумал, что бы не сойти с ума.
Почему я без паспорта?
Бог его знает. Так получилось.
Когда-то, еще в прошлой жизни я его потерял, да так и не нашел времени восстановить. Пользовался то заграничным, то водительскими правами.
Когда все нормально, он ведь и не очень-то нужен.
Потом, первая жена выписала меня из моей же квартиры, за то, что я в ней не жил. Оказывается, есть такое правило.
Без прописки восстановить паспорт стало проблематично.
Еще труднее, скатившись на самое дно, снова выбраться на поверхность.
Здесь, на дне, оказывается, тоже есть своя жизнь.
…Свои правила. Свои порядки.
Я больше не хочу такой жизни!
***
-Что с деньгами думаешь делать? – Спросил Оська, после того как выпили по второй, - Не думал еще? …Купишь что- нибудь, или как?
-Я Оська, умереть хочу, если честно, - Гера печально поглядел на Оську.
-Че-е-го?! Поц! Да я тебе за такие мысли сам шею сверну. Причем, совершенно бесплатно сверну, понял? Ты чего удумал, мишиген? Ты знаешь, мудак, что такое грех?
-Ну что ты заладил «поц», «мишиген»? Ты что ж думаешь, я не понимаю?
Я в этом, Оська, больше тебя, может быть… - голос Геры дрогнул. Он не закончил фразу, тупо уставившись в пол.
-Тогда объясни мне, дураку, - настаивал Оська, - чего ты хочешь?
-Я же ясно выразился. – Гарик поднял на Оську глаза полные злой решимости, - Умереть хочу! Хочу, что бы не было больше ни Геры, ни Гарика, ни Игоря Самойленко. Все сначала хочу! С чистого листа! Понимаешь, теперь?
-А то! – Оська расплылся в улыбке, - Паспорт новый хочешь? Сделаем! И нечего меня пугать понапрасну.
-Правда?
-Слушай, давай-ка, лучше еще по одной! …Утомляешь ты меня сегодня.
Я больше не хочу такой жизни!
Я вернусь к тебе, Наташенька, совсем другим! Новым!
Меня всего перекрасят, перекроят, сделают мне совсем новые документы!
А главное, - я умру!
Умру я, прежний!
Ведь это ты рождаешь во мне желание жить по-другому!
Я готов жить по-другому!
Я изменюсь, и вернусь к тебе.
…Наташенька… Я вернусь!
***
-Да кто там ломится!? Иду! Уже иду! Кто там?
-Это я, Иосиф Моисеевич, открывайте.
-Игорь, ты? Что у тебя стряслось?
-Я Иосиф Моисеевич. ДТП у нас. Два мешка.
-Блин! А мы тут с товарищем как раз, … собрались, по старой памяти.
…Присоединишься?
-Поможете разгрузить? Бутылка с меня.
-Эй, Гера! Выходи, работа есть. Сейчас все устроим. Кстати, знакомьтесь.
-Гера.
-Игорь.
-Очень приятно. Тезка значит?
-Мне тоже. Я, Иосиф Моисеевич, в дежурку позвоню пока?
-Звони, звони, мы с Герой пока все устроим. Ты расскажи хоть, что за ДТП. Где случилось? Что за люди в мешках?
- Да КАМАЗ с Каширского шоссе слетел. Часов в пять утра. …Ночью мороз был, лед на трассе. Словом, кабина всмятку. Водитель молдаванин. Нелегал. По-крайней мере права молдавские. Да вот этот еще, вроде как экспедитор. Там у них в кузове та-а-акое!
Короче с самого утра все на ногах. И УБОП, и суд медэкспертиза, и ФСБ, почему-то… Накладные липовые, отправитель груза, как и получатель фиктивный. … Мафия, говорят, замешана.
-Да, дела! А почему только сейчас к нам привезли.
-Почему – почему? Проверяли что-то, устанавливали. Я ведь, тоже с самого утра там. …Смерть констатировал, а потом ждал, как дурак, до самого вечера. …Меня второй раз даже на место пришествия не пустили. …Хотя, очень хотелось поглядеть, что там, в коробках у них. Э! Гляди-ка у молодца часики, ничего себе! – Игорь расстегнул застежку мешка, и рука покойного вывалилась полностью. Его иссиня-белое, обескровленное лицо, неестественно развернулось в сторону Геры.
Он как раз допивал свой томатный сок. Поперхнувшись, Гера не сдержался, и кроваво-красные брызги полетели у него изо рта во все стороны. Несколько капель попало на Оськин халат.
- Ты что? Совсем очумел?
Гера прокашлялся.
-Я его знаю. …Знал.
-Так, завязываем, значит. Веселья не будет! Трупы это трупы, а люди, которых знал при жизни, …это…, - Оська не закончил фразу.
-Да, уж, - подтвердил, внезапно помрачневший, Игорь.
-Что значит знаю? – Опомнился, вдруг, Оська, - У нас, кажется, все знакомые общие.
-…Ну, видел, однажды, в подземном переходе…
-Блин, тебя точно психиатру показать нужно! – Оська принужденно хохотнул, - Да мало ли ты в своем переходе людей видишь?
-…Это другое. У него лицо интеллигентное, - Гера робко покосился на труп в мешке и торопливо добавил, - …было. Он знаешь, как ко мне отнесся…
Гера замолчал, испугавшись, что сейчас сболтнет лишнего.
Замолчали и остальные, задумавшись, вероятно, каждый о своем.
-Пойду я, пожалуй, - первым нарушил тишину Гера.
-Куда ж ты пойдешь? Час ночи, - Оська поглядел на друга взглядом, достойным душевнобольного.
-Займи мне рублей двести, Ося. До лучших времен, - Гера перешел на шепот, - А остальные пусть у тебя будут. …И про мою просьбу не забывай, пожалуйста. …Мне очень надо. Понимаешь?
…Наташенька… А может пустое все? Может, нельзя в одну реку дважды?
…Может, правы древние?
…Пусть все остается как есть, и нечего тормошить прошлое.
…Деньги? Да что деньги? …Отдать дочери, от первого брака. …И всех делов!
…Она модель. …Ей пригодятся.
…Ты поц, Гера! Поц! Поц!
…Прав Оська. Ей Богу, прав!
…Вспомни платье за несколько тысяч долларов!
…Джип за пятьдесят, на котором ездит твоя первая жена.
…Вспомни, как дочь, победив в своем первом конкурсе, давала интервью по телеку. Ты тогда уже не жил с ними.
-…Теперь ты поедешь во Францию? – Допытывался корреспондент.
-…Да. …И постараюсь победить! – Отвечала полногрудая, уверенная в себе блондинка, в которой ты никак не мог узнать свою угловатую, застенчивую девочку.
-…А кто помогает тебе в твоих конкурсах? В жизни? – не унимался корреспондент.
-…Мама.
-…А папа помогает?
…Она замялась.
-…Папа. …Как это сказать, - дочь с трудом вспомнила редкое в буржуазных кругах слово, - …не состоятельный. …Нет, папа не помогает.
Действительно, глупо тормошить прошлое. …Ты отказался. …От тебя отказались.
Камни, брошенные в небо, возвращаются на голову бросающего.
Это закон, Гера. Закон Всемирного Тяготения.
-Гера, чего ты хочешь? Чего ты добиваешься?
-Я хочу поговорить со своей дочерью!
-Она болеет и не может подойти к телефону.
-Ну, не может же она болеть уже шесть месяцев!
-Может, Гера! Может!
-…Хоть с сыном-то отпусти в «Мак Дональдс»
-Нет, Гера. Он то же болеет, а на дворе слякоть.
-Да, сплошная слякоть!
…Отдай-ка лучше деньги Скворешне. То-то она обрадуется!
-А часики, действительно ничего. «Франк Миллер». Не фуфло, похоже. Настоящие. - Когда Гера, наконец, ушел, Оська деловито склонился над трупом, - …Т-э-к-с, что здесь еще у нас?
-Да ни хрена нет больше, - отмахнулся Игорь, прикуривая, - я ж говорю, менты все обшмонали. Странно, как они часы не заметили?
-Да кому они нужны, часы с трупа? - Как-то уж очень обыденно сказал Оська, расстегивая, между тем, ремешок, - О! А это что здесь? …Тряпки какие-то. …Куртка? А карманы смотрели?
-Да смотрели, смотрели. Говорю же, менты все обшмонали. После этих и проверять нечего.
-Нечего? А вот я чувствую, есть чего! – Оська обшарил окровавленную, разбухшую куртку с хищностью жука скоробея. Карманы, как он и предполагал, были пусты. …Но что это твердое под подкладкой!? Оська разорвал подкладку. Под ней оказался целлофановый пакет с паспортом гражданина Приднестровья. Паспорт был Российского образца, только с молдавской пропиской.
Кроме того, между страницами покоилось пять хрустящих сто долларовых купюр. Вероятнее всего, это была зарплата водителя, покоившегося теперь в соседнем мешке, за работу, которую он так и не выполнил.
Оська обернулся.
Игорь смотрел на него не моргая, широко раскрытыми от удивления глазами.
-…В общем так, - Оська заговорил отрывисто, чеканя каждое слово, - Часы тебе. Паспорт мне. Деньги пополам. Часы не носи. Примета плохая. Лучше всего, сдай в ломбард и не выкупай. Все!
…И что б ни слова, ни пол слова. Понял?
- Моисеич, ты ж меня знаешь.
-Знаю, Игорь. …Потому и предупреждаю.
- Ну, ладно. … Пока.
…Я не звонил тебе столько лет, потому, что боялся.
…Боялся потерять надежду.
…У меня, ведь, ничего не осталось от тебя, кроме номера телефона, записанного в старой-престарой записной книжечке, с которой я не расстаюсь никогда.
- Ну, где ты пропадаешь? Сейчас перезвоню, и поедем.
- Куда?
- Куда? Куда? К знакомому инспектору, в паспортный стол.
- Зачем, … к инспектору?
- Ну, тебе же паспорт нужен. Или ты уже передумал?
- Нет, что ты, Ося! Конечно, нужен!
- Тогда бегом в душевую, …а то смердит от тебя, как от бомжа, Гера. На вот, переоденься. Это Бенины вещи, вы с ним одной комплекции.
- Спасибо, …ты настоящий, … даже не знаю, как…
- Давай-давай! Хватит сопли жевать. Времени нет.
…А что, если ты переехала, вышла замуж, сменив фамилию? Может быть, у тебя нет теперь телефона? …Или, изменился номер? …Или, мне его никто не скажет? …Или… Господи! Сколько же прошло лет!
- И паспорт можно?
- Можно.
- Мне на новое имя нужно.
- Понятно, что не на старое.
- А сколько?
- А вы кто?
- Как кто? Человек я.
- Это понятно. А чем занимаетесь? …Занимались?
- Да бомжара он. Гера, я же просил, без соплей.
- А прописка где нужна?
- Не важно.
- Это хорошо, что не важно. Если московская, тогда пять.
- Тысяч!?
- Гера! Я же просил!
- За три российскую можно, в каком-нибудь Урюпинске.
- А за тысячу?
- За тысячу только молдавскую. В Приднестровье.
- А какая разница?
- Ну, какая? Будете иностранец.
- Так еще лучше.
- Вот и отлично. Только вам регистрироваться придется.
- Что ж, буду регистрироваться.
- Тогда, вот вам мой телефон. Раз в три месяца ко мне. Предупреждаю, услуга платная.
- Я согласен!
- Ну, тогда получите свой новый паспорт. Деньги при вас?
…Я усыплю тебя цветами и колосьями ржи. Ты будешь принцессой моего царства. И никто, никогда не узнает об этом. Ведь они не верят, что так бывает. Они придумывают красивые слова. Они произносят их, думая, что это и есть любовь.
… Но ведь любовь намного важнее слов. Мы знаем это, потому, что любили.
-Слушай, Ося, а его родственники не хватятся?
-Да нет. Во-первых, я сделал заключение, что от него почти ничего не осталось, а во-вторых, из родни у него бабка старая, да жена, с которой он много лет в разводе. Живет в Португалии. Еще и братки приезжали, просили, что б все так и было.
-А со мной что?
-Ну, что с тобой? Считай, что упал пьяный, с моста под электричку.
Устраивает? У меня таких знаешь, сколько в месяц случается?
-Слушай, я ведь твой должник теперь.
-Да ладно, сочтемся когда-нибудь…
…Ну, вот я и на эскалаторе!
Стараюсь бежать ровно.
Берегу дыхание.
По сторонам, без надобности, не глазею.
Берегу силы.
…Все получилось, Наташенька.
Все получилось!
Младший сержант скрупулезно проверил мой новый паспорт.
Посмотрел регистрацию, и …пропустил на эскалатор.
Пропустил, представляешь?
…Иногда, я все-таки гляжу по сторонам, что бы понять, далеко ли до следующего уровня.
И что же? Я двигаюсь!
Вперед и вверх, Наташенька.
Вперед и вверх!
Об этом свидетельствуют рекламные щиты, медленно сползающие вниз.
Вниз, в преисподнюю, из которой мне удалось сбежать.
За это я благодарен тебе, любимая.
…А еще, моему другу Оське…
…Главное, пореже смотреть вперед, где ступени эскалатора все так же, как и прежде, безнадежно сходятся в одну точку.
Спонсор, реферальная ссылка, которой можно воспользоваться для поддержки автора:
Если Вам по делу или по жизни нужен дополнительный источник дохода и оборота средств - рекомендую "кошелек" по ссылке.
https://kuna.io?r=kunaid-brcs5mk0poti
.