Глаза

Я подняла голову и увидела твои серо-стеклянные глаза. Эти сильно накрашенные, всегда чуть восторженно улыбающиеся глаза. Как я любила их всегда! И, вероятно, вечно буду помнить эти зеленоватые осколки льдинок на голубом дне. Помнить и любить больше всего на свете. Очень уж много дарят они мне, когда я смотрю в твои глаза. Да.. Ты никогда не любила отдавать. Возможно, поэтому ты так часто просила меня отвести взгляд, перестать смотреть так пристально. Если бы ты только знала, с каким трудом это даётся мне всегда. А ещё - знаешь, я никогда не умела читать по твоим глазам; ни мысли, ни желания, ни чувства - ничего. Может, потому, что ты старательно прятала от меня всё, держала при себе? Или у тебя просто не было для меня чувств, желаний, мыслей..? Но ведь ты тоже никогда не видела ничего в моих глазах - разве что своё собственное отражение. Не видела - хотя ты единственная, кому я показывала всё, - не понимала; не умела. Или, может быть, не хотела? Ведь не даром ты так редко смотрела мне в глаза. А когда смотрела, то просто, молча, не думая, прячась за занавесом беззаботности. А я.. Я просто смотрела и наслаждалась полученными льдинками. А ведь вся моя ледяная жёсткость, мой холод - это те льдинки, которые я взяла у тебя. О них сейчас обжигаются почти все мои знакомые. Нет-нет, я не жалуюсь - я всегда любила жечь. А ты любила смотреть, как я жгу, даже не зная, что оружие у меня - твоё. А помнишь..? Ах да, ты же не любишь эти слова. Они напоминают о том, сколь многое ты забыла. Но всё же - помнишь, как мы смеялись и кидались словами, безжалостно ударяя раз за разом по самому больному тех, кто хоть чем-то не угодил или просто попался на глаза в неподходящий момент? Мы били и смеялись над криками боли - я до сих пор сохранила эту привычку. Кто мог знать тогда, что во время наших игр я так непозволительно сильно привяжусь к тебе.. И вот ты уже схватила меня за горло цепкой когтистой лапой упоительно-сладкой привязанности, а сама начала медленно, плавно уходить, душа меня. Знаешь, я ведь всё ещё не могу восстановить дыхание. Словно повешенный, чья верёвка оборвалась посреди казни, и которому всё кажется, что он задыхается. Ты уходила долго, почти бережно. Не было ни одного удара. И не было криков боли - боль подкралась так незаметно, что почти позволила мне привыкнуть к себе, как привыкают к яду, начиная принимать его по капле и постепенно увеличивая дозу. Не знаю, где она ошиблась. Наверное, она не учла неба, застывшего во взятых мной у тебя льдинках - боль не выносит неба. Когда я наконец узнала, разглядела её, кричать уже было поздно. А потом - помнишь? - началось самое страшное: ты забрала небо из ставших бесценными для меня крупинок льда. Ты закрыла своё небо клеткой, поняв, что я уже и так взяла слишком много. Помнишь..? Да нет, какое там! Вряд ли ты помнишь хоть что-то, что было после. Ты окончательно закрыла глаза и каждым своим движением, каждой стеклянной улыбкой, каждым словом или молчанием принялась кидать в меня твёрдый, пустой, кристально чистый лёд. А я.. Я начала строить вокруг себя стену из твоих серых льдинок. Строила долго и тщательно, и в конце концов оставила только один проём. Для тебя. А ты ещё долго с завидной меткостью кидала в него свой холод. До тех пор, пока я наконец не отошла - шаг за шагом - достаточно далеко. А сейчас.. Сейчас я стою и смотрю в твои серо-стеклянные глаза. А ты смотришь в проём в моей стене, который мне так и не удалось застроить. Знаешь, я очень люблю твои глаза. Они как чёрно-белый фильм в серых тонах рассказывают о том ярком и незабываемом, что давно прошло. Сейчас в них как никогда много неба - может, поэтому я больше не чувствую боли? Боль не терпит неба. Жаль только, что терпят тоска и пустота, оставшиеся после неё, будто неоплаченные долги в наследство. Интересно, откуда у тебя столько неба? Может, ты просто отдала мне весь заслонявший его лёд? Тот, что живёт теперь в моих глазах - ведь именно его боятся увидеть окружающие, старательно избегающие моего взгляда. Они боятся, что их сердца станут такими же, как у меня - в льдинках. Я очень люблю твои глаза: в них - небо. И из них пришли льдинки, которые живут во мне; в которых живу я. Которыми стала я.