Сегодня смотрели кино. Событие для нашей «блат-хаты» как ее называют родители приходящих сюда, незаурядное. Света, официально считающаяся съемщицей комнаты в которой зависает вся компания, спросила у хозяйки телевизор — маленький такой — экранчик с кулачок. Кто-то принес видеомагнитофон (наверное, родители уехали на выходные на дачу — всю кодлу привести домой чревато, а видак два дня поносить, ничего, не заметят). Я провозился с час, подключая эти два чуда света друг к другу, за неимением шнуров пришлось отодрать провода от радиорозетки.
О чем кино не помню — так, сусло какое-то под девизом «добрее надо быть». Примечательна личность, принесшая кассету: девочка, лет четырнадцати – пятнадцати, плотно сбитая, угловатая (в том смысле что в твою жизнь войдет обязательно углом), широкая волна волос по плечам, резкие движения и глаза... Глаза особенные, такие только на мраморе изобразить можно — безукоризненно, словно резцом сделанные дуги век, углы острые как сам резец. Глянул и ахнул — марсианка. Будто невзначай спросил дату рождения — вскинулась: «Зачем тебе?» — потом сказала. Забился в уголок, посчитал, действительно: овен, главенствующая планета Марс, далее Нептун...
— Инте-е-ере-е-есный вечерок! — вырвалось.
— Чего ты там наколдовал, признавайся! — Светка решительно тянет меня за шею.
Каждый раз удивляюсь, какие длинные у нее руки — достанет из любой точки, где бы ты не находился, а может комната такая маленькая... И что за дурацкая манера за шею сразу...
— У нас марсианка в гостях!
Компания сразу скучнеет — достал уже со своей астрологией. Только гостья (первый раз явившийся гостем зовется — далее сам чай заваривай, сам наливай и сахар тоже желательно свой иметь) недоуменно и жадно распахнула глазищи. Но не судьба мне покататься на любимом коньке. У марсианки другая сверхзадача — она, оказывается, просвещать нас решила (это Нептун сказывается). Изложила коротко о тех, кому просмотренный фильм обязан своим существованием, пересказывает суть...
— Леди, а за каким членом ты кино пересказываешь? — кому-то, невидимому в сигаретном дыму, невмоготу морали выслушивать. Оно и верно, далее по программе (как обычно) Светка возьмет гитару, споет, передаст ее Сашке Таракану, а потом кто-то побежит за агдамом в ближайший ларек... И в общем хорошо будет, душевно.
— Вот вы видимо не поняли, о чем фильм — для вас и пересказываю... — даже не обиделась марсианка.
— Ну, как же, все о добром, вечном. Лучше б порнушку что-ли принесла! — это уже другой голос из дыма.
— Дим, хватит херню пороть! Человек, может, выразиться хочет! — голос женской солидарности из того же угла.
— Да, девушка, не стесняйся, у нас тут выражаются, кто как может... — подал я голос.
— Ах, язва ты моя, прободеная... — опять Светка тянет руку, но не найдя мою шею, хватается за гриф гитары и все встает на свои места:
— Ребята, давайте спою...
Я сижу на кухне, хозяйка квартиры испарилась в неизвестном направлении, наверное, вернется под утро и не одна. А коктейлем из Долиной, Крематория, и Летова, аккуратно смешиваемый в соседей комнате я уже сыт по горло. Через некоторое время из темноты прихожей вырисовывается марсианка, потирая слезящиеся от дыма глаза. Я ласково поглядываю на нее, жалея в душе неокрепший организм. Но она поражает меня в самое сердце, деловито усаживаясь рядом:
— Что я сделала не так?
— Когда?
— Когда мы о фильме диспутировали.
Господи, слово-то какое! Откуда ж ты свалилась, правильная такая... Не иначе, как с Марса.
— Что ты называешь диспутом? Твой монолог по разжевыванию и без того прозрачной морали фильма?
— Я в корне не согласна! Я начала разговор, который мог бы оказаться очень интересным и полезным всем. Может и поспорили бы. В споре рождается истина. — Все это твердо, глядя мне в глаза. Так уверена в себе может быть только святая невинность.
— Милая, пойми, здесь народ собирается чуть постарше возрастом и проблемами. И потом, здесь все театралы — так что разжевывать цели, задачи, конфликты произведения, слава богу, насобачились. А ты, как солист с бананами в ушах — поешь не терцию выше и в два раза быстрее хора.
— Да, меня не предупредили... — дитя упало духом, но не надолго. — А правда ведь, интересный, прочувственный фильм!
— Ну, это, конечно, не Феллини... но ничего, ничего. — Сам безуспешно пытаюсь вспомнить, хотя бы о чем было кино. Надо как-то поддерживать разговор...
— Почему ты принесла именно этот фильм?
— О-о, — широко распахнув глаза и задрав голову, — У меня есть целая теория... Назову ее так: «Воспитание Прекрасным». Прекрасным с большой буквы.
— Может, поделишься теорией? — тщетно пытаюсь скрыть иронию в голосе.
— Да, но только мне домой пора... Проводишь?
У меня появилось легкое ощущение, что со мной заигрывают... Это, конечно лестно, но... Эх, марсианка, марсианка, снял бы я тебя... в кино. Совсем недавно перечитывал «Аэлиту», мечтал поставить по роману фильм, да так, чтобы с голливудским размахом, трепетом атмосферы как у Тарковского, подбором актеров сногсшибательным и т.д. Твои глаза запали мне в душу — наверное такие были они у той, что останется ждать, ждать навсегда...
— Так проводишь?
— Да, пойдем.
Вышли. Опять моросит осень — пахнет-то как! Интересно, далеко придется ее провожать? А то на нашей «улице разбитых фонарей» такой народец проживает... В поздний час попахивает фонарем под глаз (это в лучшем случае) за длинные волосы и вообще за «неформальский вид».
Но, ладно... Что у нас там с теориями спасения мира?
— Ты обещала.
— Чего? — испугалась.
— Поделиться теорией.
— Да. Слушай! Сколько в мире разных людей! Сколько разных произведений! Но вот когда человек читает книгу, или смотрит фильм — он же не выбирает, это происходит случайно. Ну, как бы это сказать... — задумалась, — Человек и произведение встречаются хаотично. А если это все упорядочить? Ведь жестокий человек — если показать ему фильм или прочитать книгу, где рассказывается, куда заводит жестокость — он наверняка измениться! Ну, может не так прямолинейно... — увидела-таки мой взгляд, поджатые губы, как бы говорящие: «ню-ню».
— Совсем не прямолинейно. Сегодня все смотрели то, что ты навязала, а фильм-то о доброте, о душевности... Что-то я не заметил, чтобы к тебе отнеслись с добротой и душевно, а?
— Одним разом тут не обойдешься... Это должно быть систематическим...
Сначала я иронизировал, потом негодовал от непробиваемой уверенности в собственных идеях. В конце концов стал просто злиться: ноги промокли, сигареты кончились, а марсианка все не унималась. Теперь она от воздействия эстетического перешла на воздействие «прямое». Не забывая повторять, что «это должно быть систематическим».
— Прямо, это значит, не впечатлением а действием. То есть если он не может понять любовь, не чувствует такого тепла в своей душе — надо любить его, так, чтобы почувствовав это по отношению к себе он научился чувству. Ведь не умеют любить те, кого родители, наверно, в детстве не любили...
— Прости, это же публичный дом какой-то...
— Нет! Я же говорю о платонической любви!
— Ха! А что ты сделаешь с тем, для кого любовь только физическое действие, только трах...
— Буду любить его!
— А он скажет: «Ты меня не любишь, потому что не даешь»!
— А я скажу: «Люблю, только ты этого не понимаешь»!
— Ну, знаешь! Таких спасателей мира как ты, лечить надо!
— Ты чего? — сразу ощетинилась, режет меня своими глазищами.
Возмущение хлещет из меня через край — не объяснишь ведь всей тонкости и грубости этого мира с такими непростыми человеческими отношениями в двух словах. К тому же воинствующей девственнице...
— Можно нескромный вопрос?
— Да.
— Ты ведь еще девочка?
— При чем здесь это?!
— Таких воинствующих спасительниц просто трахать надо! И это должно быть систематическим!
— У меня разряд по дзюдо!
Вот и объяснение угловатости, резкости движений... Я расхохотался, схватившись за живот и только грязь под ногами удержала от того, чтобы покатиться по земле. Злость мою как рукой сняло... А у нее от обиды кулаки зачесались — показалось что над ней смеюсь. Отсмеявшись, я попытался спасти положение:
— Нет, что ты, я этого делать не собираюсь... Да и вообще ты не в моем вкусе... Я с девочками не сплю... в смысле вообще — я это... Ну, в общем, я гей.
— Ах, ты пидор!
И у меня под глазом засветился смачный фингал.