История одного интереса 21 глава

 
Глава 21.




Прежде, чем приступить к изложению дальнейших событий, считаю нужным пояснить то обстоятельство, что командующего легионом разные участники нашей истории называют разными званиями. Это: легат – командующий войсками в данной местности, непосредственный помощник наместника, непременно из сенаторского сословия; или военный трибун (tribuni militum), командующий легионом. И то, и другое обращение правильны, поскольку легат Марий Зосимус командовал легионом на марше, а после, когда к легиону примкнули подразделения уцелевшие в битве на болотах, он стал командовать большей силой, чем легион, и таким образом Зосимус стал по факту военным трибуном. Более того, теперь легион находится в местности, где нет наместника и префекта, поэтому Марий Зосимус совмещал и эти обязанности. То есть его могли с полным правом назвать и цезарем – правителем удалённой территории, который подчиняется августу – правителю всей Империи.
Теперь ещё немного для любителей военной старины: Центурионы выходили из рядовых, отличившихся храбростью, усердием и знанием службы. Центурион командовал центурией, то есть одной шестидесятой легиона. В каждом манипуле командир первой центурии (prior) был выше командира второй (posterior) и командовал всем манипулом. Первый центурион (1-й когорты) назывался primus pilus, или primipilus; самым младшим был центурион 2- й центурии 3-го манипула 10-ой когорты (decimus hastatus). Чтобы сделаться примипилом, надо было пройти все должности центурионов 2-й центурии, а затем 1-й центурии; за особые заслуги центурион повышался на несколько ступеней сразу. Центурион центурии триариев в каждой когорте командовал всей когортой. Эти командиры были primi ordines и принимали участие в военном совете, на который все центурионы приглашались только в виде исключения.

Услышав по радио короткое «добро», командир двойки, Николай Лазовский, приказал заводить машину. За время полёта, командиры посоветовались, и пришли к заключению, что не очень солидно «военному трибуну» Нечаеву шлёпать пёхом – трибуны, в конце концов, из всаднического сословия! Поэтому наскоро перекроили схему, и решили, что внутри БМД поедут, кроме экипажа, Нечаев- трибун, его толмач – пан Яцек, центурион – майор Некрасов, и его переводчик – полковник Шаповалов. Капитан Подолин и Леониди – на броне. Бывший бенефикарий, теперешний центурион Александр сам попросил, чтобы ему дали возможность проехать на глазах у всего легиона на броне БМД.

Когда рычащая машина остановилась перед встречающими, Александр  попросил разрешения у своих командиров проводить гостей к палатке, и получив его, лихо вскочил вслед за Лазарем Леониди на броню. Поездка на боевой машине будущих войн, на глазах у всего легиона, приятно щекотала его нервы, и избавляла начальников от необходимости кататься, сопровождая странных гостей, на их чудовищной повозке. Они были благосклонны к инициативе бывшего бенефикария, и новоиспечённого центуриона, и охотно согласились с первым делом, соответствующим его новой должности.
Поднимая клубы пыли, лязгающий гусеницами, механизм отпугивал всех встречных, и, наконец, промчавшись между рядами палаток по главной улице, выскочил на прямоугольный плац. Грохот прекратился, и с брони соскочили сопровождавшие. Открылся люк. На преторий выбрались все, кроме водителя и командира БМД, оставшихся дежурить внутри машины, благо что на улице было не выше чем плюс двадцать – двадцать два.

Едва миссия собралась в единую делегацию, как на площадь прибыли и старшие чины легиона. При их появлении напряжение преторианцев, окруживших, на всякий случай, площадь, заметно спало. Теперь солдаты думали не о странном вооружении пришельцев, и том, что с ним делать, если что, а о том, чтобы не проворонить приказ их схватить, если таковой поступит.
Высокий мужчина подошел встречать гостей. Он щурился от солнца, был несколько бледен и чуть более, чем следовало бы в его около пятидесяти лет, худ.
Остановившись в нескольких шагах перед гостями, он представился Марием Зосимусом, легатом легиона и  префектом прилегающих к лагерю территорий, пояснив, что присвоение себе такого титула ему дала право многолетняя оторванность от метрополии. Он представил своих ближайших сослуживцев и вместе с тем подчинённых, которые подъехали следом за БМД, на приближении, какое позволял испуг коней.
Снаружи, у входа в шатёр, пройти к которому жестом пригласил хозяин рядом с преторианцами, в почётный караул встали два десантника: сержант Андрей Карнаухов, и прапорщик Евгений Куренной. Бывшего бенефикария позвали внутрь для повторного доклада.
Внутри было просторно, светло, ткань достаточно прочной, и выглядело такое жилище дворцом, на фоне окружавших его солдатских, грубо сшитых из козлиных шкур. Хозяин, после повторного, и более детального доклада своего подчинённого, попросил Понтийца побыть возле входа, чтобы не пришлось долго ждать, если он понадобится, и Александр вышел на улицу, а в помещении напряжение достигло состояния пружины, сжатой двумя сторонами. Обеим делегациям прежде, как-то, не попадавшим на проведение совместных переговоров, было трудно нащупать точки соприкосновения в интересующих их областях. Но надо было с чего-то начинать, и командующий легионом зычно произнёс:
- Я рад поверить слову моего солдата о том, что вы пришли из будущего. Тот папирус, и карта на его обороте с контурами земель, неизвестных Империи, как и несмываемые чернила необычного цвета, подводят меня к тому, чтобы я поверил вам. И даже сама толщина папируса и его качество, которое превосходит тот, на котором народ Рима пишет свои законы, стремится убедить меня в верности этого утверждения! Положим, что вы таковы, кем себя называете, положим, что события ночи – недоразумение. Согласен, такое редко, но случается в темноте. Но убедите меня в том, что нет потаённого злого умысла ни в ваших словах, ни в ваших действиях! Я достаточно повидал политиков, которые в угоду своим интересам вращались лицом ко всем сторонам света! Как могу я, опытный военный, позволить себе беспечность! Я не слеп, и видел ночью силу вашего оружия. Мы собрали всего шесть наконечников от ваших стрел, разрушивших осадную машину! Я признаю, что металл, из которого они выполнены, крепче лучших клинков. Это вселяет в меня тревогу. Ваша расточительность говорит об изобилии у вас металла такого качества. Шестью выстрелами была разрушена машина из крепкого бука! Я не имею права на риск, и не скрою, что сейчас размышляю о вашей судьбе, пока она в моих руках.
Что вы мне на это ответите, чем убедите меня в том, что вы именно те, за кого выдаёте себя, и что легион нуждается в вас?
- Я отвечу Вам, мой осторожный оппонент – выступил вперёд Сергей Нечаев. - Прежде всего не ломайте себе голову вопросом о том, что с нами делать, пока мы в вашей власти, это не так. Ваша власть над нами – ваша иллюзия. Я тоже воевал, воевал простым солдатом, и только благодаря своему уму добился в нынешнем моём возрасте столь значительного положения в обществе. Было бы наивным предполагать, что мы отправились сюда, не оставив вместе с нашими солдатами надёжных командиров. Было бы странным не понимать, что вы видели ночью одно из самых безобидных стрелковых средств, находящихся в руках наших солдат, и тем более, предполагать, что, имея такое оружие, армии нашего века ведут боевые действия по старинным обычаям, следуя тактике и стратегии современным вам. В нашем времени выигрывает сражение тот, кто быстрее уничтожит армию противника. Поверьте мне на слово, что для того летающего механизма, с которого мы сбросили вам своё сообщение, уничтожить такую цель, как этот лагерь –  задача, выполнимая с использованием только половины запаса выстрелов, и сроком полного уничтожения всего живого здесь за время, необходимое на то, чтобы выпить стакан воды. Операции такого типа у нас считаются успешно выполненными, если живыми, и не ранеными остаются солдаты противника числом не более одной сотой от полного состава. Это жестоко, но таковы наши войны.
- Но тогда они уничтожат и вас, вместе со мной!
- Да, я хоть сейчас могу послать им условный сигнал, не видимый вам, более того, я могу говорить с ними на расстоянии! А у сигнала, поскольку он применяется очень часто, в наших быстрых боях, даже есть своё название: вызов огня на себя.
 Я не стал бы утруждать рассказом свой язык, и ваши уши, уважаемый Зосимус, если бы не понимал, что вы уже знаете, о том, что всё сообщённое вам бенефикарием – правда. Не стал бы говорить, если бы не было у меня намерения наладить дружественные отношения. Верящие в Вас, как в Бога, ваши солдаты, голодны, вы сидите на богатствах, и охраняете их, не зная, что с ними делать, и не можете ничего предпринять, потому, что находитесь в глухой изоляции. Вдруг появляюсь я, у которого есть всё необходимое для спасения, да, именно так, и Вы знаете это не хуже меня, для спасения легиона, но я не нахожусь в вашей юрисдикции, какой бы титул Вы себе ни присвоили, хоть цезаря Балтийского моря! А Вам надо, даже не для себя, а для них, верящих в Вас солдат, заставить меня поделиться провиантом, и выяснить, что же происходит вокруг, в мире, и покончить с бандитами, предавшими Вас, нашим оружием.
 Я тоже командир, и сочувствую Вам. Я здесь именно для того, чтобы помочь Вам, и не нужно придумывать всех этих глупостей про силу мускулов, Марий! Предлагаю пригласить присутствующих за стол, а после обсудить план совместных действий, если это угощение приготовлено для нас.
Облегчение разлилось в палатке как полноводная река. Все стали сразу о чём-то переговариваться, а Марий обнял, как своего нового друга Сергея, и пригласил всех за стол.
Вот тут-то и появился на столе, в дополнение к довольно скудным блюдам из лесной дичи, целый перечень припасов. Это были: бутылки кагора и оливки, перловая каша с тушёнкой, сливочное маслице, свежий лучок, чесночок, яблоки, апельсины, хлеб ржаной, пшеничный, овсяное печенье и пятилитровый бочонок пива известной в мире марки, нарезка из нерки, колбаса копчёная и полукопчёная, и четыре бутылки столичной. Вот такие заначки бывают у наших.
Наши, конечно воздерживались, и только показывали, как пить водку из скорлупок от грецких орехов, которые накололи тут же. Марий, прочитав, что маслины из Испании, едва не прослезился. Он съел несколько, и остальные предложил своему офицерству. И это надо было видеть: закалённые многими невзгодами и лишениями мужчины, как величайшее из благ, пробовали оливки, вкус которых забыли уже столько лет назад!
 Солдат солдата понимает и уважает, особенно после того, как узнаёт, что до сих пор, через шестьсот лет после падения Восточной Империи, единственной её территорией, которая никогда никем не была завоёвана – это Россия. И потому они, римские воины, согласились с тем, что Константинополис, или Византий – Второй Рим, а Россия, как часть Византийских владений – третий. Пусть формально, но Россия является приемником Второго Рима.
Узнали и наши кое-что интересное для себя, например то, что  слово, когорта (cohors), и Кагор, на латыни пишутся одинаково, а уж о том, что в Крыму, (в Римской провинции Таврике), в Золотой балке, это вино производилось для нужд Первого Италийского легиона одной из его когорт, вольно или невольно заставило подумать о том, что такое совпадение трудно втиснуть в рамки случайного. Впрочем, никто и не предполагал этого делать.
Заморив червячка, приступили к обсуждению насущных проблем. Командный состав легиона, не знавший прежде русской водки, заметно похорошел раскрасневшимися лицами, и относиться стал к нашим переговорщикам с теплотой, да и те сами становились всё более «тёпленьким». Даже Мария Зосимуса потянуло на выяснение извечного вопроса о том, насколько гости уважают его, как властителя сих краёв, об этом  Марий и заговорил с Сергеем:
- Прежде, чем договариваться о чём бы то ни было, Сергей, я хочу спросить у тебя, как долго намереваешься ты, со своими людьми, пробыть в этих местах, чтобы знать на какую поддержку мы можем рассчитывать, и о чём нам не стоит мечтать.
- Это зависит слишком от многих причин, и первая из них та, что надо мной тоже есть царь – это такое сокращение от слова цезарь, которое изменилось у нас по форме, но не по сути. Я сам хочу убедить своего правителя в том, что нам нужно здесь задержаться, однако, пока, не могу придумать достаточно убедительной причины для этого.
Но о какой помощи ты говоришь, и о какой, затаив надежду, думаешь? Каковы твои планы, Марий?
- Я одичал в этих краях настолько, что красивая речь меня обезоруживает не хуже твоего, замечательного вина, но забот у меня так много, что даже теперь я думаю об одном и том же. Я думаю об отколовшейся когорте. Её командир обманулся сам и обманул своих солдат. Они стали разбойниками, даже хуже – они знают наши слабые места и крадут наш хлеб, дичь, птицу и рыбу. Ты видел моих солдат, они живут голодно, потому, что не могут достаточно наловить себе рыбы и настрелять дичи без опасения наткнуться на группу разбойников – их вчерашних товарищей. Это мои люди, и я понимаю, что рано или поздно они прозреют, вернутся, но скоро наступит новая зима. Она в этих краях на редкость жестока. Нам не хватает всего. Прошлую зиму мы едва дотянули до тепла, но потеряли от голода и болезней более сотни человек. Этим летом мы попытались сменить лагерь и передвинуться на юг, но были атакованы племенами, живущими в лесах. Вести легион в том состоянии, в котором он находится теперь, куда-либо  - это убийство поверивших в тебя. Я  имею право забирать жизни тех, кто готов отдать их в бою, но не для оплаты собственных ошибок. Мы бы нормально подготовились к зиме, но эта заноза с отколовшимися!… У меня нет выбора, чтобы не потерять всех, я вынужден пожертвовать теми, и попросить чтобы твои люди выполнили это за нас. Такое ремесло, как истребление твоих вчерашних товарищей, пережить солдату трудно. Видит Бог, я избегал отдания горького приказа до последнего момента…

Переведя речь Мария, пан Яцек торопливо заговорил от себя:
- Сергей, ты меня знаешь, Яцек не авантюрист, Яцек всегда дело говорит! Если тех, отколовшихся, как следует напугать - они сами прибегут назад! Пусть Марий с вертолёта, через мегафон, обратится к заблудшим! Пусть скажет, что, мол, Господь на стороне сильных и правых, поэтому он, Марий,  говорит с ними сверху, или нечто подобное, чтобы напугать. Если они мнительные, то они поверят, как поверили обманувшим. Пусть Марий простит им грех слепоты, и они сами приведут своих крёстных отцов, тех, кто уцелел!
- Дельную мысль  говоришь, не авантюрист Яцек, сидящий с двумя пистолетами под рубахой! А ну-ка, переведи Марию свою придумку!

Марий внимательно выслушал переводчика, и было видно, как загорелись у него глаза, но он стремился сохранить свою внешнюю сдержанность:
- Вероятно это самый бескровный вариант! Трудно решиться на такое предложение незнакомцев! Но если за этим предложением кроется западня, то я погибну по крайней мере в честном бою, а не от голода! Если нет – это спасёт многих! Я принимаю этот план, но услышат ли они меня, ведь твоя стрекоза очень громко стрекочет!
Вместо ответа Сергей попросил Лазаря Илиади дать ему громкую связь. Тот протянул микрофон  Сергею.
- Раз! Два! Проверка! Погромче. Так….    …. клюнул жареный петух! Ухожу на военную службу…- вдруг запел Нечаев на мотив «Прощания славянки», но громкость была такой, что в ушах зазвенело, и он осёкся. Но и этого было достаточно. Даже Марий невольно шарахнулся, хотя и понимал, что это демонстрация усиления голоса командира для отдания команд в грохоте сражения. Придя в себя, он, с восторгом в глазах, слегка оглохнув, громко спросил только одно: «Когда?»
- К вечеру. В темноте мы осветим их ярким светом, и ты обратишься к солдатам с призывом одуматься. Давай, посмотрим по карте, где они находятся.
Тут же, привычными жестами Сергей развернул перед Зосимусом карту, извлечённую из-под плекса планшетки. Тот с невольным восхищением разглядывал её.
- Что, Марий, нравится моя карта? Оставь её у себя, у меня другая найдётся.
 Яцек, объясни нашему другу, как переводятся их мили в наши километры, и пусть покажет на место, где расположен лагерь мятежников.
После того, как командир легиона с твёрдой уверенностью указал место на бумаге, Сергей сложил карту и убрал обратно, в планшетку, под плекс, и сказал, снимая её с себя:
- От военного трибуна – военному трибуну, и протянул Зосимусу.
Сергей выдержал паузу, и вновь обратился к Зосимусу с предложением:
- Что ж, пока есть время, наверное, было бы не лишним нам обратиться к легиону, и объяснить происходящее, а то солдаты теряются в догадках о том, что происходит в твоей палатке. Как ты мыслишь, Марий?
- Я отдам приказ, чтобы на претории выстроилась первая когорта и все центурионы когорт.
Внезапно Сергея позвал сержант-радист. Тот невнятно переговорил с кем-то, а после обратился к Зосимусу:
- Марий, мне доложили о том, что тебе прибыли два транспорта. В одном из них – сто мешков с мукой и пшеницей, во втором мешки с солью, специями, и маслом, и всё это тебе в дар, как доказательство нашего дружеского расположения к тебе и твоим людям.
Слышавшие перевод командиры когорт пришли в еле скрываемую радость.
 - Большего у меня пока нет - заключил Нечаев, старательно выдерживая официальный тон, – но ведь наше знакомство только состоялось!
Марий опустил глаза, он вновь едва не прослезился, пьяно расчувствовавшись, и оттого, подумал, что начинает стареть, если так повлияло на него, то ли – вино, то ли то, что давно забыл про существующие в жизни подарки. Он положил руку Сергею на плечо, в знак дружеской благодарности, и, скоро справившись с собой, отдал приказ к построению, и о том, чтобы транспорты пропустили в лагерь.
Этим вечером Сергей будет долго сидеть в коробке вертолёта, и после запишет в свой блокнотик для стихов новые строки:

МОЙ ПОСЛЕДНИЙ ПАТРОН
         
У меня есть патрон,
Берегу на ненастье,
Чтобы выстрелил он
В чье-то сердце несчастьем,
Чтобы жизнь уберег
Порождением смерти.
Талисманом нарек
Не по злобе, поверьте!
Изо всех близнецов
Уцелел в гимнастерке
Божий бич подлецов,
Хоть годами потертый.
Есть корректор судьбы,
К счастью им не платился.
Как хотелось то бы,
Чтобы он не сгодился!