До сих пор помню те зимы. Январь - апогей смерти, середина белой безжизненой протяженности, покрывший все от горизонта до горизонта.
Все цепенеет вокруг, люди на остановках подпрыгивают, пытаясь разбудить эту несчастную железу и выжать из нее в текущую неравномерными судорожными толчками кровь, хотя бы капельку эндорфинов. Ничего не выходит у них, железа погружена в себя, она спит и сосет лапу. Она видит лето, слышит звон мух и листья лопухов, мерно шевелящиеся под знойным перламутровым маревом. А может это листья тополей? Летит пух и не долетая до земли взвивается снежной крупой. Позёмка. Извиваясь, уносится в мутную мглу, желтоватую в начале от света фонарей и неимеющую никакого оттенка вдали.
Туда иду и я, гонюсь за позёмкой.