Глава 7
С того дня, как Бохт произнёс свой странный рассказ про солнечных зайчиков, Ульбин не знал покоя. В сотый раз он проигрывал в уме ту же картину: он стоит перед Великой Харой и превозносит её достоинства, но не так, как другие--- плоско и пресно, а по-новому. И царица встаёт со своего трона, целует его в лоб и говорит окружающим: Это первый муравей, который действительно смог затронуть самые сокровенные струны моего сердца! Отныне он--- придворный рассказчик Великой Хары! На этом месте у Ульбина от удовольствия закатывались глазки, и чесался живот.
Но дни проходили за днями, а он не мог придумать чего-нибудь стоящего. Подойти за советом к Бохту он боялся: ведь тот сразу воспользуется его идеей и встанет рядом с Харой вместо него. Нет уж! Не так он глуп, чтобы упускать из рук такую возможность!
С такими мыслями бродил Ульбин по вечерним лабиринтам, когда услышал знакомые голоса. Это были Бохт с Вонтой.
--- Теперь ты мне веришь?--- говорил Бохт.--- Посмотри на эти синяки, разве это не доказательство? Раньше я хромал на одну лапу, теперь--- на все! Это--- не доказательство? Они высасывают из нас все силы, чтобы не было возможности думать, творить… Я обещал тебе написать рассказ.… Так вот--- я не в силах! Я заваливаюсь спать после этих диких рабочих дней и сплю всю ночь, как убитый. И неужели так будет вечно? До тех пор, пока Хара не вонзит шип в моё ещё молодое сердце!
Голос Бохта сорвался на крик.
--- Тише, прошу тебя, тише!--- шептала Вонта.--- Нас могут услышать. В этой части у лабиринтов такие тонкие стены!
--- А я уже всё слышал!--- Из-за угла вышел улыбающийся Ульбин. Вонта вскрикнула от неожиданности, но, узнав старого знакомого, успокоилась.
--- Боже, как ты меня напугал, толстяк,--- сказала она, прижимая руку к груди.--- Я уж подумала, что это один из ночных сторожей.
--- Нет, это всего лишь я, ваш друг Ульбин. Здравствуйте!--- И он подошёл к ним с распростёртыми объятьями.--- О, Бохт, как тебя разукрасили! Вот это да! За что же это?
--- Да, так, ерунда,--- попытался увильнуть от ответа Хромой.
--- Да уж, ерунда! Ты думаешь, я не знаю, что ты с Костоломом сцепился? Из-за Вонты, наверное? Молодец! Бабца она что надо, за такую попку можно и в карцере отсидеть!
--- Эй, полегче на поворотах,--- огрызнулся Бохт.--- Вонта мой друг.
--- Конечно, конечно,--- поднял руки вверх Ульбин.--- Это я шутя. Прости, Вонта.
Бохт повернулся, собираясь уходить.
--- Эй, Хромой, погоди,--- окликнул его Ульбин.--- Тут дело есть одно… Научи меня сочинять рассказы.
--- Зачем тебе?--- удивился Бохт.
--- Как это--- зачем? Тоже хочется, понимаешь, блеснуть неординарностью среди товарищей, порассказать что-нибудь эдакое.
--- Не выйдет у нас ничего. Я ещё сам только учусь, куда мне учителем быть…
Ульбин хитро прищурился:
--- Ладно. Тогда сочини для меня ма-а-аленький такой рассказик про Великую Хару. Пожалуйста!
--- Тебе не понравится,--- отрезал Бохт.--- А ей--- тем более. Я рассказываю то, что чувствую, а к ней я на данный момент не питаю особого расположения.
--- Как?!--- поперхнулся от удивления Ульбин.--- К нашей царице?! Ну, знаешь! Это уже ни в какие ворота…
--- Пока,--- перебил его Хромой.--- Я ухожу.
--- Погоди ещё секунду,--- Ульбин схватил его за руку.--- Теперь поговорим по-другому. Завтра же, слышишь, завтра же весь Моландрес узнает, что ты недоволен нашими законами! Да что там, законами!--- самой Великой Харой недоволен! Тебя казнят сразу же, без проволочек, как предателя и врага! Ты знаешь, что я не вру. И ты можешь спасти свою шкуру, если исполнишь мою маленькую просьбу. Даю тебе времени до завтрашнего вечера!
С этими словами Ульбин резко обернулся и был таков.
Глава 8
Великая Хара лежала на постели, лениво перебирая сладкую пыльцу, рассыпанную вокруг неё. Она любила этот свободный от работы отрезок дня, когда можно валяться в простынях и заниматься ничегонеделанием. Она всего три года была царицей, и ей ещё не успели наскучить привилегии положения. Что может быть лучше, когда все судьбы сосредоточены в твоих руках, когда по малейшему знаку исполняется любая твоя прихоть, когда каждый встречный сгибается в три погибели в приветственном поклоне? Царица! Это лучшее слово на свете! А быть ею--- неслыханное удовольствие.
Нить её блаженных мыслей прервал робким шёпотом вошедший слуга:
--- О, Великая Хара! Уже битый час порог твоих божественных опочивален обивает некто Ульбин. Он утверждает, что вы, приняв и выслушав его, простите горемыку за неслыханную дерзость. Что прикажет Её Величество?
Хара недовольно посмотрела на слугу, и тот съёжился под властным взглядом.
--- Он должен сообщить нечто небывалое, чтобы я его простила! Это почти невозможно. Передайте ему, что если он так уверен в себе, пусть заходит. Но взвесив всё ещё раз!
Слугу как ветром сдуло. Царица раздражённо села на кровати, хотя в какой-то степени её разбирало любопытство. Видно, у этого наглеца действительно есть для неё что- то интересное, раз он осмелился просить у Хары аудиенции.
На пороге показался Ульбин. Заходя в спальню царицы, он ясно отдавал себе отчёт в том, что отсюда у него два пути: или на плаху, или к славе и беззаботной жизни. Однако, взглянув в прищуренные недобрым прищуром глаза Хары, он усомнился в своём поступке. Неприятная дрожь истеричным смешком пробежала по поджилкам. Сердце колотилось о хитиновый панцирь, норовя проделать в нём дыру. Но отступать было поздно…
--- Слушаю тебя, смерд!--- воскликнула Хара.--- Что заставило тебя придти сюда и нарушить мой покой?! Говори!
--- О, Царица цариц!--- начал быстро лепетать Ульбин, стараясь успеть сказать всё до того, как его скрутят стражники.--- Поистине велика твоя мудрость и снисходительность! Я осмелился потревожить твоё уединение, надеясь на то, что моя новость откроет перед тобой новые пути для достижения всенародной любви и славы, хотя трудно представить, можно ли сильнее любить и боготворить тебя…
--- К делу!--- оборвала его Хара, нетерпеливо передёрнув плечами.
--- О, Великая!--- ещё быстрее затараторил бедняга, почувствовав, что терпение царицы иссякает.--- Я придумал принципиально новый метод восхваления твоих достоинств и достижений. Он нов как по форме, так и по существу. Он лучше запоминается и легче проникает в сердце. Выслушай меня до конца, а потом уж--- суди…
--- Короче!!!--- разразилась громовым голосом царица.
У Ульбина подкосились колени. Невероятным усилием воли он заставил себя удержаться на ногах и дрожащим голосом начал декламировать. Ода была короткой, однако он умудрился запнуться раз десять. Он говорил, как Хара прекрасна, как перед ней расступается вековая мгла, как мудро и справедливо правит она своей страной, как долго ей ещё придётся быть обременённой заботами о своём народе и его любовью. И хотя Ульбин был плохим чтецом, а голос его был разбит и испуган, царица слушала с широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом.
Да, это было нечто! С таким она никогда не сталкивалась! И ни в одном городе такого восхвалителя, насколько ей известно, нет. Она и тут будет первой! Но неужели этот невзрачный муравушка с бегающими глазами способен на такое чудо? Произносить слова так, чтобы они ласкали слух наподобие трели счастливого соловья, журчания весенней воды!.. Да, это было нечто!
Ульбин заметил, что Хара потеряла дар речи, и чувство несказанного облегчения и ликования переполнило его грудь. Но он молчал, скромно опустив голову, боясь вспугнуть настроение царицы. После нескольких минут молчания Хара подошла к Ульбину и с улыбкой посмотрела ему в глаза--- совсем как в мечтах.
--- Ты сам придумал это?--- произнесла она.
--- Сам, Великая…--- прошептал лжепоэт.
--- И ты можешь ещё?
--- Сколько угодно, моя царица!
--- Тогда расскажи мне ещё!--- приказала она.
Ульбин закатил глаза и уже с большим чувством и выражением начал читать.
--- Нет, это я уже слышала,--- перебила его Хара.--- Давай другой рассказ.
Чтец растерялся. Об этом он не подумал! Ведь в запасе у него нет ничего другого! Боже, неужели из-за этой оплошности всё полетит к чертям! Почему он поспешил и не дал Бохту сочинить их штук десять-двадцать?!
Хара с нетерпением ждала. Ульбин лихорадочно соображал.
--- Ну, в чём дело?
--- О, Великая! Дело в том, что эти рассказы нелегко придумывать на ходу. Для того, чтобы они были блестящи и красивы, нужно время. Я так хотел обрадовать свою повелительницу, что бросился сюда сразу же после сочинения первого… На это у меня ушло несколько дней.
--- Ты сочинял во время работы?--- удивилась Хара.
--- Да. То есть--- нет! Во время работы нужно думать только о ней! Не то и рассказ не получится, и план не выполнишь. Я сочинял по ночам.
--- Бедный гений! Так ты не смыкал глаз после изнурительного труда и работал ещё и ночью?!--- царица была восхищена.--- Знай же, что я вознагражу тебя, как никого ещё не вознаграждала! Отныне ты… кстати, как тебя зовут?
--- Ульбин, моя госпожа.
--- Отныне ты, Ульбин, будешь находиться рядом со мной постоянно. Я распоряжусь, чтобы тебе выделили палаты во дворце. Ты будешь приходить ко мне по первому зову, сопровождать во время визитов в соседние города, выступать на собраниях и праздниках в мою честь. Работать ты не будешь. У тебя будет всё: еда, досуг, муравьихи. Но! Ты должен выдавать в день по одному рассказу! И не такому маленькому, а побольше. Времени у тебя будет достаточно.
Хара блаженно откинулась на подушки.
--- Ступай, позови главного распорядителя,--- сказала она. Ульбин низко поклонился и ускакал. Царица закрыла глаза и прошептала:
--- Моё имя останется в веках!
Глава 9
Шли дни. Ульбин жил припеваючи. Он исправно выносил на суд Хары по одному рассказу в день. Бохт сначала упёрся, отказываясь помогать аферисту, но после того, как тот прижал его железными аргументами к стенке, сдался. Хромой с удовольствием написал бы что-нибудь о Вонте, но после пресмыкающихся перед царицей дифирамб у него от отвращения тряслись руки, и ничего не лезло в голову.
Работа изнуряла его. Он удивлялся тому, что даже муравьи, намного слабее его, выдерживали бешеный ритм труда. Может это оттого, что они могут отключаться во время работы и ни о чём не думать? Не мечтать, не фантазировать? Смотреть под ноги, считая проделанные рейсы? О, если бы он мог!
Вонта всё больше привязывалась к Бохту. В курсе всего, она знала, как трудно приходится Хромому. Сердце её было полно то ли жалости, то ли любви. Она пыталась развеять дурное настроение друга, и иногда ей это удавалось. И тогда они резвились и хохотали совсем как в годы ученичества. Но большей частью мрачные мысли невозможно было отогнать. В таких случаях Вонта, как верный слуга, тихо сидела рядом с Хромым и слушала его тяжкие вздохи и горькие сетования на жизнь и судьбу.
Однажды, сидя рядом, они молча смотрели на противоположную стену. Когда молчание стало тягостным, Вонта промолвила:
--- Какой сегодня был красивый закат, ты заметил?
--- Угу,--- буркнул Бохт, не отрываясь от тяжёлых дум. Вонта снова замолчала. Вдруг Хромой спросил:
--- Кто-нибудь когда-либо видел, как солнце встаёт, а не садится?
--- Дурачок,--- хихикнула Вонта.--- Как это возможно, если в это время город ещё закрыт?
--- Правильно,--- согласился Бохт.--- И поэтому никакой надежды… Оно всегда заходит--- солнце надежды. И никогда не встаёт. По крайней мере, для нас. Если бы было возможно увидеть рассвет, может, всё бы изменилось?
Утро было пасмурным. Бохт тащил свою соломинку, безнадёжно прихрамывая и чертыхаясь в мыслях. Вдруг муравей, идущий впереди него, закричал:
--- Рыжие муравьи! Рыжие муравьи! Тревога-а-а!!!
Бохт встрепенулся. Посмотрев туда, куда показывал кричащий, он увидел десятка два красноватых панциря. Они уже без оглядки бежали прочь. За ними гнались четверо мощных солдат-моландресцев. Расстояние между неприятелями стремительно сокращалось.
--- Братва!--- заорал кто-то.--- Их же больше, чем наших! Айда на подмогу!
Все побросали свои ноши и ринулись туда, где уже началась потасовка. Бохт стоял в растерянности. Мимо с гиком и улюлюканьем проносились муравьи. В их глазах светился недобрый огонь. Они были рады хоть как-то разнообразить свою серую жизнь, а бой сулил новые незабываемые впечатления. Бохт, опасаясь быть затоптанным, побежал со всеми, хотя ему было страшно. В городе ходили легенды о свирепости и силе рыжих муравьёв. Но, когда его вынесло вместе с толпой к месту сражения, всё было уже кончено. Расчленённые трупы иногородцев были разбросаны среди толстых стеблей травы. Оторванные головы и конечности ярко рыжели под пробивающимися из-за туч лучами солнца. Опьянённые лёгкой победой труженики ликовали, потрясая кулаками. Солдаты с чувством исполненного долга стряхивали с себя пыль, обрызганную кровью. Среди моландресцев не было ни одного пострадавшего. Странно, подумал Бохт, что двадцать рыжих воинов не смогли продержаться ни минуты и даже не покалечили ни одного из наших. Где же их сила и виртуозное владение приёмами самообороны? И только тут Бохт заметил, что все убитые были самками. Среди трупов был даже совсем маленький, с перекушенным горлом. Хромого передёрнуло. Он с непониманием окинул взглядом беснующуюся от радости толпу и солдат. В одном из них Бохт узнал Густера. Он начал пробиваться к своему другу.
--- Это же не солдаты!--- чуть не прокричал он, добравшись до него.--- Это даже не самцы! Зачем было их убивать?!
--- А, Бохт, здравствуй!--- повернулся к нему Густер.--- Чего ты раскричался?
--- Среди них были муравята!--- продолжал возмущаться Бохт.--- А ты, здоровый лоб!..
--- Успокойся, Хромой,--- похлопал по его плечу солдат.--- И не кричи так, у тебя могут быть неприятности.
--- Плевать!
--- Зато мне не плевать! Я обязан арестовать тебя и сопроводить в комендатуру, а мне не хочется этого делать. Так что поспокойнее.
--- Может, они с пути сбились,--- Бохт перешёл на полушёпот,--- может, их выслали из города… Да мало ли чего?! Зачем их убивать?
--- Приказ,--- прошептал Густер.--- Всех, кто подойдёт ближе определённого расстояния. Всех!
--- И малышей?--- Хромой посмотрел другу прямо в глаза. Густер отвёл взгляд, повернулся и зашагал прочь.
Муравьи, уже остывшие от кратковременной стычки и подгоняемые бригадирами, разбредались к брошенным ношам.
Глава 10
Ульбин зашёл к Бохту с широкой улыбкой на лице. За эти несколько дней тело его стало лосниться от жира. У него всегда было приподнятое настроение, а ходить он стал легко и упруго, несмотря на изрядный вес. В руках у него был какой-то свёрток.
--- Приветствую тебя, дружище!--- поздоровался он.--- Что невесел? Или несчастье какое произошло?
Бохт молча покосился на него и не ответил.
--- Эй, Бохт, я с тобой разговариваю, кажется. Или ты оглох? Ладно, не хочешь говорить--- просить не стану. Это--- тебе.--- Ульбин протянул свёрток.--- Пыльца клевера, дружок! Со стола самой Хары! Невиданный деликатес, попробуй--- язык проглотишь! Впрочем, ты его, видно, уже проглотил.
Бохт продолжал молчать. Ульбин подошёл к нему и сел рядом.
--- Рассказ готов?--- спросил он.
--- Нет.
Толстяк подпрыгнул на месте:
--- Что?! Я… я ведь завтра должен читать новое! Ты на плаху хочешь меня отправить?! Отвечай!
--- Я не буду больше восхвалять её,--- сказал Бохт--- как гвоздь вбил.
Ульбин беспокойно заёрзал. Хромой упрямился не в первый раз. Такое бывало часто. Обычно, после нескольких просьб или угроз он сдавался. Но сейчас в его голосе впервые зазвучали металлические нотки. Ульбин решил подойти к Бохту с другой стороны.
--- Друг ты мой Хромой,--- начал он.--- Я недолго нахожусь во дворце, но у меня уже есть определённые связи, некоторый вес… Я на хорошем счету у царицы, она меня ценит… Однажды даже на совет старейшин с собой взяла… Если я замолвлю за тебя словечко, возможно, она даст тебе какую-нибудь должность при дворе. О, придумал! Я скажу ей, что мне нужен слуга и попрошу самому выбрать его! Ах, Бохт, Бохтик, Бохтушка! Вот жизнь-то начнётся!
--- Прислуживать тебе?--- Хромой стал медленно подниматься.
--- Да нет, конечно же, нет!--- поспешил заверить его Ульбин.--- Это лишь для отвода глаз. А в действительности…
--- Хватит!--- закричал Бохт.--- Я сыт по горло этим дерьмом! Иди, скажи своей Харе, что я её ненавижу, презираю! Я её убил бы вот этими вот руками, будь у меня такая возможность! Задушил бы! Задушил!!!
Он ходил по коморке и яростно потрясал кулаками. Глаза его вращались, как у буйно помешанного. Ульбин отпрянул, схватившись за грудь. Ему стало страшно: вдруг этот хромой полоумный набросится на него? Но, увидев, что Бохт никого не замечает и бормочет что-то под нос, он немного успокоился.
Наконец, Хромой угомонился и устало сел на землю. Ульбин осторожно подошёл к нему.
--- Бохт, ты сегодня не в духе. Так и быть, я зайду завтра. Я что-нибудь придумаю… Скажу, что неважно себя чувствовал… А ты… Ты постарайся набросать ночью рассказик, а? Ради нашей дружбы…
--- Катись отсюда,--- прошептал еле слышно Бохт.
--- Хорошо!--- начал кипятиться Ульбин.--- Хорошо же! Так знай, что рядом на плаху топать будешь! За всю ту ересь, что тут разводил! Я не шучу, Бохт! Подумай ещё раз!
--- Вали, давай!--- закричал Хромой, набрасываясь на толстяка. Тот с невиданной для него прытью бросился к выходу, чуть не сбив появившуюся на пороге Вонту, и исчез в темноте переулков.
--- Что случилось?--- забежала она к Бохту.
--- Я послал этого негодяя ко всем чертям,--- прохрипел тот.--- Окончательно…
Вонта прижалась к Хромому и запричитала:
--- Милый, милый! Они ведь убьют тебя! Что я буду делать одна, я не вынесу этого!.. Милый! Я ведь… я люблю тебя, Бохт!
Глава 11
Прошло ещё несколько дней. Ульбин, притворившись больным, не читал царице ничего нового. Он лежал на кровати и охал с утра до вечера. По ночам он ускользал из дворца и направлялся к Бохту. Но тот его и слушать не хотел. В последний раз он не впустил его даже на порог.
Хара, не на шутку взволнованная недомоганием Ульбина, созвала знатнейших врачей Моландреса. Ведь она уже раструбила о своём чудо поэте всем и вся! Царицы соседних городов на днях должны были посетить её, дабы посмотреть на новое явление и услышать великолепные восхваления в честь Хары.
Врачи долго бились над Ульбином, но, не обнаружив никаких симптомов, нашли в себе смелость сообщить царице, что поэт здоров. Тогда Хара вспомнила, как с самого начала не могла поверить, что этот толстый и жуликоватый тип мог создавать такие чудные рассказы. Чёрное подозрение закралось в её душу. И она решила лично навестить больного.
Ульбин лежал на кровати, закатив глаза. При виде царицы он попытался встать, но Хара жестом остановила его:
--- Лежи, лежи, мой верный слуга! Тебе нужен покой. Я зашла справиться о твоём здоровье.
--- О, Великая Хара!--- выдавил из себя Ульбин.--- Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность! Ты снизошла до обыкновенного смертного, умирающего с твоим именем на губах! Я так огорчён, что проклятая болезнь не даёт мне выполнять свой долг, о, госпожа!
Хара села на край кровати.
--- Лучшие врачи обследовали тебя и пришли к выводу, что болезнь твоя доселе была неизвестна. Они до сих пор ломают голову над тем, как тебя спасти. Некоторые из них утверждают, что твой недуг неизлечим, и что ты скоро умрёшь в страшных мученьях!
--- О, моя царица! Моей последней мыслью будет то, что я не оправдал твоих надежд! Как мало славы принёс я тебе! А сколько бы я мог ещё трудиться во благо моей госпожи!
Хара сделала вид, что растрогана до глубины души. Она приложила платок к глазам и сказала:
--- Выздоравливай, дорогой Ульбин! Выздоравливай поскорее, и тогда я прогоню этого новоявленного стихоплёта, который не стоит твоих усиков, и опять посажу тебя рядом с собой.
Ульбин насторожился. Неужели его опасения были не беспочвенны и Бохт предложил Харе свои услуги?
--- У тебя появился новый сочинитель, госпожа?--- тихо спросил он.
--- Да. Он пришёл ко мне позавчера. Его рассказы похожи на твои, но в них не хватает возвышенности и силы. Будь спокоен, как только ты встанешь на ноги, этот жалкий пародист будет заслан обратно в свою рабочую бригаду.
--- А каков он из себя, Великая?--- проскулил Ульбин, дрожа от злости.
--- Обыкновенный муравьишка, каких полно вокруг. Ладно, я чувствую, что утомила тебя. Да и мне пора по делам. Желаю тебе скорейшего выздоровления!
Хара вышла, оставив Ульбина в смятении.
Вернувшись в свои покои, царица велела позвать своего лучшего сыщика Прадола.
Глава 12
Ульбин с нетерпением ждал, когда во дворце все уснут. Его распирала злость и чувство ущемлённого достоинства. Определённо, это он,--- думал толстяк.--- Больше некому. Да и кто другой умеет так складно рассказывать эти дурацкие сочинения? Точно--- он. Но он у меня попляшет! Я его выведу на чистую воду! Каналья! Но Ульбин понимал, что, разоблачив Бохта, он сам попадёт в пре неприятнейшее положение. Царица не любит, когда её обманывают. Смилуйся и помоги!--- воззвал он в мыслях к кому-то.
Наконец, дворцовый гомон стих. Ульбин осторожно выбрался из своей комнаты и помчался по петляющим лабиринтам к казарме Бохта. Его задумка была проста: Если Бохт на месте, значит, объявился другой словоплёт, и дела мои не так уж плохи; если же Хромого нет в казарме, то он во дворце, и тогда придётся здорово поработать мозгами, чтобы выпутаться из этой истории.
Ульбин влетел в казарму и стал оглядываться в полутьме. Радость схватила его за горло. Бохт спал на своём месте, томно причмокивая губами. Не помня себя от счастья, Ульбин кинулся к Хромому и стал тискать его в объятьях
--- Дружище, Бохтик! Я знал, знал, что ты не способен на подлость!--- восторженно шептал толстяк.
Бохт спросонья ничего не понимал и глупо улыбался:
--- Что такое? Кто это?
--- Именем Великой Хары и закона Моландреса вы арестованы!--- гулко раздалось за их спинами. Ульбин вскочил на ноги, Бохт всё ещё лежал, протирая глаза. Перед ними стояли Прадол и двое здоровенных солдат.
--- За что?--- хотел было спросить Бохт, но их уже подгоняли грубыми толчками, ведя по тёмным коридорам.
--- Какой я идиот! Какой я идиот!--- шептал Ульбин чуть слышно.
--- Продал, гнида!--- набросился на него Хромой, но сильные руки солдат живо отцепили его от своего врага. Ульбин грустно посмотрел на Бохта.
--- Теперь это не имеет значения, дружок,--- заметил он с вымученной улыбкой.--- Абсолютно никакого…
Остаток пути они проделали молча.
Их привели к большому чёрному возвышению, в котором зияли узкие дыры. Это была знаменитая Моландресская тюрьма, где ждали своей печальной и единственной участи сотни тунеядцев и лоботрясов, инакомыслящих и убийц, дезертиров и проституток. Никто отсюда не освобождался, но и не оставался больше двух-трёх дней. Смертный приговор с пугающим постоянством обрушивался на голову любого, вошедшего в тюрьму. Как будто из под земли раздавались приглушённые стоны, сливающиеся в единый, однообразный, леденящий душу гимн оставивших надежду.
--- В одиночные норы,--- бросил Прадол солдатам, удаляясь.