Дождь. Она просто сидит у окна и плачет – маленькая, обиженная на весь свет девочка. И растирает кулачками по своим щекам жидкие жемчужины – слезы. Дождь. Жемчуг. Слёзы. Звёзды. Почему дождь и звезды не могут или не хотят быть вместе? И сколько звёзд до моря?
Я могла бы закрыть глаза, но зачем? И так – хоть глаз коли. Но, если поднять взгляд к небу… звёзды. Сколько звёзд до моря? Душно. Наверное, скоро пойдёт дождь. Я раздеваюсь и по памяти иду пыльной тропинкой к морю. Память мягкая и тёплая, как пыль на летней просёлочной дороге. Высохшая трава приятно колет ступни босых ног. Иногда. Тысяча двести пять шагов. Шаг тире звезда. Но со временем звезд становится всё меньше. Этот путь я проходила не одну сотню раз. Мне он знаком с самого детства. Только тогда деревья были большими, да какой-то медведь вытоптал малинник за пятьсот звёзд до моря. Впрочем, сейчас их осталось меньше.
Но это на берегу. А в море звёзд, как собак нерезаных из созвездия Альдебарана. Подхожу. Привычно останавливаюсь на краю скалы – глубокий вдох – и, задержав дыхание, устремляюсь к морю. Его невидно, но оно там. Ждёт. Десять метров полёта, и ночная жара сменяется морской прохладой. Открываю глаза. Звёзды под водой. Много. Фосфор слёз теряет цвет. Но приобретает что-то бесконечно дорогое.
Дождь. Она наливает тарелку супа, ставит её передо мной и садится напротив, уперев рукой подбородок.
- Мне нравится смотреть, как ты ешь.
- Смотри, - я отламываю ломоть свежего хлеба, - раз нравится.
Теперь у неё двое взрослых детей. Не от меня. Но как-то лет пятнадцать тому, она позвонила мне и спросила:
- У тебя всё в порядке? А то ты мне снишься.
Как будто сон – это что-то нехорошее. Я вот знаю одну даму, так та вообще утверждает, что сон облагораживает. Хотя вопрос: как можно заподозрить в благородстве человека похотливо насаживающего на свой член маленькую беззащитную детскую головку? – остается открытым.
Откуда-то издалека до слуха доносится что-то знакомое. Родное до боли и близкое, как боль. Richard Bona. Беспечный сын африканских степей. Что он знает? Похоже на то, что всё. По крайней мере, создаётся именно такое впечатление, когда его слушаю.
Извини, но вчера я была просто не в состоянии писать! Вчера я работала халтуру на ипподроме в ресторане. Сама работа прошла отлично, но вот как мы туда добирались! Во-первых: своим ходом, а там только по территории пилить пришлось; во-вторых: шёл сильнейший дождь, а мы с Крижиком без зонтов! (Крижик – это Вовочка Крижановский. Классный саксофонист! И очень клёво поёт. Вообще, работает у Авраама Руссо и сильно похож на Карлсона!). А я с утра набигудиласъ, накрасилась, как кукла Барби! Просто в моём районе и не пахло дождём, а как приехали до нужной станции и вышли на улицу, остолбенели! Хорошо, что у меня очки были с собой большие, так я их на нос и вперёд! Глаза я спасла с горем пополам, а вот кучери – не получилось! Да... В таком виде я ещё никогда не работала!
Редичкин, я тебе уже купила книгу! Боре я тоже позвонила и поздравила. Он в этот момент доделывал ремонт и вчера же укатил на 2 недели в Тунис! Вот молодец! Сделал себе подарок – дождь в Тунисе.
Дождь. Но не из-под век, как положено в любом, уважающем себя третьесортном женском романе, а из носа. А это уже совершенно иная литература. Она основана на корявом почерке моего лечащего врача. Но рецептура тут бессильна. Впрочем, как и медицина: Денис притащил домой двух речных крабов ("мальчика и девочку". Не иначе, как разводить собрался). Возможно, поэтому мне снился дуэт БГ & Kurt Hauenstein с командой. Пели на русском. С лёгким акцентом. Я нарезал над ними круги, аки птица свободная и пытался нагадить кому-нибудь из них на голову. Не получилось (попасть?).
Пролетающий мимо Лёха Калмыков пропел подруге своей семиструнной: Pink Floyd лучше Supermax. Причём тут Floyd? "Скоро кончится век", - сказал лекарь моей души. Сомнительно. Говорят: он едва начался. С начала партии: е2 - е4, затем сразу рокировка и семиэтажный мат в два хода.
21.07.2006 г. Ялта.