Своим не совсем обычным именем Феодотия Григорьевна целиком обязана родителям, людям глубоко верующим и не отступившим от православных обычаев даже в тяжелые для религии времена. Почти семидесят лет назад посмотрели они месяцеслов, нарекли родившуюся девочку в честь преподобной Феодотии и тайно крестили её в доме священника станицы Кубанской отца Анатолия. Более подходящего имени на тот ноябрьский день в церковном календаре не значилось; в самом деле, не называть же ребенка допустимыми, но совсем не похожими на русские, именами мучениц Кириены или Иулиании.
Феодотия Григорьевна к имени своему относилась спокойно и справедливо считала, что воспринимаемое на слух имя напоминает, в первую очередь, каких–то людей, известных под этим именем и, уже после этого, оценивается как хорошее или не очень. Знакомых Феодотий у неё не было, а о самой преподобной знала она , что та была матерью бессребреников и чудотворцев Космы и Дамиана и, уже поэтому, была достойна уважения. Покойный муж, царство ему небесное, с которым прожила Феодотия Григорьевна почти сорок пять лет, ласково называл её «моя Федотка»; она привыкла к этому и любила, когда он так говорил.
Всю жизнь проработала в колхозе Феодотия Григорьевна, – по молодости дояркой на молочной ферме, а потом в полевой бригаде. Довелось ей, перед уходом на пенсию, и в бригадирах походить. Вырастили они с мужем двоих детей, а еще один, младшенький, умер при родах.
Старший сын выучился, работает инженером на каком–то секретном полигоне в Подмосковье и каждое лето приезжает к матери в отпуск. Невеста его Феодотии Григорьевне нравится – живет в Москве, но родители её родом с Кубани, казаки чистокровные, свои то есть, - а это уже много значит. В общем, за сына Феодотия Григорьевна не переживает – этой осенью свадьба ожидается и, дай бог, счастья молодым.
Вот о дочери, Наталье, болит сердце: живет она в краевом центре, совсем недалеко от Кубанской, каких–то сто с лишним километров, – но часто встречаться не удается.. А поддерживать дочь надо. Ушел от неё муж и осталась она с малышом в трехкомнатной квартире. Никого не осуждает Феодотия Григорьевна – зятя она уважала и, случалось, осаживала дочь, когда та пыталась ему характер свой показать. Что там у них произошло - разбираться теперь бесполезно, да и не нужно. Все от бога и на всё воля божья.
Возможность помочь дочери у Феодотии Григорьевны есть: в бывшем колхозе получает она ежегодно на свой земельный пай и зерно, и муку, и сахар, и много чего другого. Да и сама не сидит, сложа руки,– кур держит пол сотни, свиней, пару коз. И, когда, случается, приезжает Наталья, увозит от матери полные сумки сельских продуктов.
Изредка и сама Феодотия Григорьевна, соскучившись по внуку, навещает дочь в городе, хотя поездки достаются ей тяжело – болят ноги и поясница. Внука она жалеет, –он то ни в чем не повинен, - и хотела бы забрать его к себе насовсем, но как ребятенка от матки оторвать? Наталья, правда, обещала на следующий год, когда малыш подрастет, привезти его на всё лето, чтобы подышал чистым деревенским воздухом, да досыта поел фруктов из бабушкиного сада.
С такими мыслями и собралась Феодотия Григорьевна в гости к дочери – та давно уже приглашала. Загрузила кошелку яйцами, салом домашним, курагой, пристроила бутыль с постным маслом и большой круг мягкого сыра. Уже на автостанции купила внучку плитку шоколада. По прибытию в город не пожалела денег на такси и, через четверть часа, стояла перед дверью Натальиной квартиры. О своем приезде Феодотия Григорьевна никогда не предупреждала – телефона в её хате не было, а потому обычно навещала дочь в воскресение, чтобы застать её дома наверняка.
Наталья приготовила для матери ванну и накрыла на стол. Феодотия Григорьевна есть не хотела, но под разговор, да под наливочку со смородиной, делать которую Наталья научилась у родителей, с удовольствием похлебала борщ и отведала жареного судака. Потом пили чай, обменивались новостями, вспоминали знакомых. Внук только-только начал говорить и, будто прилип к бабушке: тащил и показывал игрушки, взбирался на колени и без умолку что–то балаболил. Вечером посмотрели телевизор и легли спать. Наталья постелила матери на диване в большой комнате и оставила дверь на балкон открытой. Стоял конец сентября, но было тепло и, казалось, что осень придет ещё очень не скоро.
Феодотия Григорьевна долго не могла уснуть на новом месте, а где–то в полночь во дворе раздались громкие выкрики, хохот и нетрезвые мужские и женские голоса завопили вдруг что–то похожее на песню. Но пение не получилось и сменилось громкоголосым обсуждением какой–то Светки, зазвенели стаканы и послышались тосты в честь Оли – умницы и красавицы. Затем опять хохот, визг и матерные выражения, каких Феодотия Григорьевна уже и в станице давно не слыхала. Пришла Наталья и объяснила, что так развлекается каждый день незамужняя соседка Ольга с девятого этажа:
- У неё мать при смерти лежит и ребенок на руках двухлетний, самой едва ли двадцать лет исполнилось, а она соберет каких–то мужиков и баб со всей округи и до утра с ними пьянствует. Никакой управы на них нет, в милицию обращались, но там никак не реагируют и ничего не делают.
В это время откуда–то с верхнего этажа раздался возмущенный мужской голос:
- Ну, вы гуляки, черт бы вас побрал, долго ещё орать будете? Полночь уже, людям завтра на работу, спать надо!
Ответил молодой и визгливый женский голос, с какой–то даже радостью ожидаемого скандала:
- А тебя никто не трогает, закрой окна, уши ватой заткни и спи себе. Я в этом доме живу и это мой двор, как хочу, так и отдыхаю. И ты мне не мешай! Ишь, понаехали кацапы, ещё и права свои качают!
Кто-то из шумной компании весело и нагло добавил:
- Ты мужик, слышь, нас не трогай, а то тебе же хуже будет! Узнаем, в какой квартире живешь, поднимемся и морду набьем!
- Да что же это за безобразие? И ты говоришь, так каждый день? - Возмутилась Феодотия Григорьевна. – Я сейчас с ними поговорю.
- Ой, да бесполезно это, мама. Их как только не увещевали, даже бутылки в них с балконов бросали. И участковому жаловались. А никакого толка.
Феодотия Григорьевна набросила платок на плечи и вышла на балкон:
- Деточки! Подойдите сюда, поближе, кричать как вы я не могу.
- А это ещё что за чудо в перьях? Тебе бабка что, тоже не спится? Так иди к нам, мы тебе нальем, и жених здесь для тебя найдется! – И восторженный гогот от собственного остроумия: -Ха–ха, и-ех, хо-хо-хо! А если тебе не нравится и ты уже сама ни на что не способна, так милицию вызови! А мы молодые, гулять хотим и имеем на это право.
- Я в милицию никогда не жаловалась и вызывать её не буду. Знаете вы прекрасно, что не приедет из-за вас милиция. А если и приедет, то разбежитесь вы, что-бы потом снова куролесить. Я о другом скажу. Подумайте, скольких людей вы сейчас потревожили и обидели ни за что, какую ненависть людскую и черноту сатанинскую на себя вызываете. А это всё одно, к беде приведет. Не о правах своих думать надо, а о совести – зло с больной совести начинается. И за все придется отвечать перед господом. Заблудшие вы и несчастные. Спаси вас Христос.
- А ты что, колдунья, что–ли? Так нас не испугаешь. А про совесть мы уже слышали. Совестливых больно много стало. А тебе бы, бабка, не проповеди читать, а на кладбище пора собираться.
Почти до трех часов продолжалась вакханалия. А утром, не выспавшаяся Феодотия Григорьевна засобиралась домой. С ночным происшествием это никак связано не было – домашняя живность требовала к себе внимания и Феодотия Григорьевна никогда у дочери больше, чем на одну ночь, не оставалась. В дороге она мысленно возвращалась к ночному происшествию и корила себя, что не сумела найти правильных слов, не затронула души заблудших даже именем Господа всевышнего.
Прошло два месяца. В декабре у Феодотии Григорьевны оказалось много гостей: прикатили сын с молодой женой и со сватами, приехала и Наталья с внуком. За праздничными пирогами говорили больше о молодоженах, обсуждали их будущую жизнь. Феодотия Григорьевна чувствовала себя счастливой и помолодевшей – послал и ей бог радость.
Но как–то вспомнила вдруг Наталья последний приезд матери в город и рассказала ей неожиданные новости:
- Мама, ты помнишь, как соседка моя по дому, Ольга спать никому не давала. У неё ведь горе случилось – вскоре, после твоего отъезда мать её скончалась, а потом у ребенка лейкоз, такое заболевание страшное, обнаружили. Нужно было для спасения костный мозг от матери пересадить, но Ольга алкашка, да ещё и переболела чем-то. Не сгодилась она для этого. А после смерти малыша она как ненормальная стала, квартиру продала, деньги отдала в женский монастырь, – есть такой в станице Роговской, по имени Марии Магдалены назван, и сама туда ушла. Сразу её послушницей не взяли, только готовят к постригу, а пока она там как прислуга работает.
- Господи, спаси и сохрани рабу твою Ольгу. – Феодотия Григорьевна перекрестилась и пошла подавать на стол. Но долго ещё думала о фактически незнакомой ей Ольге, о судьбах человеческих, божьем провидении и о том, что сказанные ею
когда–то слова может быть и не были напрасными. А к покаянию, прозрению и спасению иного пути, как через боль и испытания, нет.
30.06.06. Н.Н. Леонов