История одного интереса 2 глава

Далецкий Александр
 
 
Глава 2


  Как это часто бывает в жизни, в исследовательском центре общительный русский парень быстро нашёл себе приятеля в лице   пана Яцека. Сергей нашёл в нём и приятного собеседника и знатока местных обычаев, облегчающих общение в этих краях. Поляк же, прилично говоривший на русском языке, в ожидании вечера, с охотой помогал начинающему учёному распаковывать и устанавливать оборудование в пустынных помещениях, попутно он рассказывал всяческие байки и забавные истории из своей жизни в Москве, той, незабываемой и счастливой, студенческой. Пан Яцек откровенно ностальгировал по годам бесшабашной юности, и был благодарен терпеливому и достойному слушателю. Теперь он и сам, с нетерпением, ожидал каждого нового вечера в пивном заведении, где и работа не мешала наслаждаться воспоминаниями вслух.
Надо признаться, что эти двое, с примерной последовательностью, ежедневно, снимали пробу с продукции ведущих польских пивоварен, но, что самое забавное, оба не являлись, при этом, фанатами испиваемого ими продукта! Яцек чутьём чуял, что именно приятельство с его новым знакомцем из России поможет ему переломить скучную, прозаическую жизнь, и, возможно, продвинуться по служебной лестнице. Осесть, наконец, в тепле, под зиму, а может, если фантастически повезёт, и перейти в состав лабораторной группы.
Нечаев же младший тянулся к пану Яцеку, шестым чувством улавливая флюиды его тонкой души, источавшей старательно скрываемую тоску по некогда интересной и насыщенной, достойной жизни. 
К исходу первой недели пребывания польского специалиста в помещении лаборатории, не только лаборант Нечаев младший, но и Сам, старший группы, уже имели удовольствие оценить экспертные возможности Яцека  в области польского пивоварения.  Но главное открылось в другом: несмотря на кажущуюся, теперешнюю никчёмность этого, Яцек странным образом сохранил в памяти русский язык, который прежде преподавали здесь повсеместно, но теперь забыли, и этим знанием поляк охотно помогал исследователям во многих затруднительных ситуациях.
Обстоятельство языкового барьера оказалось архиважным, ведь в своей основе лаборатория была русской, странно, почему это не было учтено на подготовительном этапе, и с этим нужно было что-то делать. Хотя, постепенно, в состав наблюдательной группы влились европейские учёные, основным, рабочим языком, по-прежнему оставался русский.
Уже приступили к работе немцы, помогали итальянцы, и французская парочка (но эти были целиком поглощены собственным романом, и большого вреда принести не могли). Ещё прибыли: испанец и, видимо для экзотики, трое подданных Британской короны с кожей цвета нефти в тропических сумерках, предположительно африканского происхождения, но с русским у них, у всех, выше перечисленных, было – не фонтан!
Резюме: несмотря на всё это соцветие флагов, несмотря на весь этот колорит, поскольку рабочим языком оставался русский, нужно было что-то решать! И как тут не тасуй, а  всё равно, уже известный нам с Вами поляк нужен был, хотя бы для соблюдения политкорректности, а уж такой, языковый, да и в плане проведения пивного досуга… тоже…

Николай Петрович старался быть эдаким Начальником, ну, с очень большой буквы, однако выходило у него это из рук вон, как плохо, и все подчинённые по-прежнему видели в нём профессора, не чуравшегося и самому руки приложить в лаборатории, если этого требовало достижение успеха эксперимента.
После знакомства с паном Яцеком ему не то, чтобы не хотелось, но, по привычке,  боязно было, как старшему, принимать решение и расставаться с казёнными  денежками, однако, успокоясь, вспомнил Николай Петрович о том, что финансирование идёт не по линии родного универа, а из самого Евросоюза. Вот и подумалось ему тогда, что нельзя быть, в конце концов, таким мелочным, что нужно, как торговую марку «Сделано в России», продемонстрировать Европе загадочность души от отечественного производителя,  и распахнулась тогда его широкая и щедрая славянская сущность.

      Когда закончился очередной лабораторный день, и коллектив неторопливо, но скоренько покинул рабочую площадку, старший подозвал к себе польского помощника, окинул взглядом мешковатую форму охранника, и окончательно убедил себя в том, что поляк не тянет на силовика. Безусловно, что лабораторный халат на нём смотрелся бы куда как естественней! Он скорее походил на Шурика из операции «Ы», чем на Слая из «Рэмбо». Вот тогда, с лёгким сердцем, Нечаев старший и обратился к пану Пясецкому:
- Яцек, я обратил внимание на то, что ты не только русский прилично помнишь, но ты и на латыни сегодня лялякал! Это что, такая хорошая высшая школа в Польше, что выпускники говорят на латыни?
Сердце пана Яцека затрепетало – он почувствовал, что вот-вот к нему проявят серьёзный интерес, и что-то приятное и большое, такое, как работа в Европейском научном центре проблем телепортации снизойдёт на него. Он, для пущей значимости, потянул паузу, устремив взгляд голубовато-серых глаз в пространство, пригладил, с некоторым опозданием, чуб, там, где он ранее произрастал, и, вздохнув о том, что его «раскололи»,  без виляний сознался: 
- Нет, пан начальник, это моя уникальная натура. Я от рождения восприимчив к языкам, хотя теперь, конечно, в меньшей мере. А латынь как-то сама собой запала в душу. Моя тётушка преподавала её ещё в то время…

Перед глазами пана Яцека, который чуть сам не прослезился от умиления сказанным, сразу проплыло видение из детства…

…Яцек, негодный мальчишка! Опять гонял в футбол на пустыре! Ты посмотри, на кого стал похож! Что я твоей матери скажу, когда она за тобой приедет! За такие художества ты сегодня будешь учить слова латыни сразу к двум урокам! И не думай меня перехитрить – ещё добавлю задание!...

- Пан начальник, а латынь я просто полюбил, с детства! Это, как любовь с первого взгляда! Вы, конечно же, любили, и поймете мою страсть! Мальчишки в футбол играют, а я – нет, я лучше пойду ещё урок выучу! Да, так и было, так и было…

Старший эксперимента усмехнулся, но по-доброму, вспомнив, как в тесной коммуналке сам зубрил этот предмет, не зная, на какую стенку от него лезть, пока не осознал необходимость перевестись из стана эскулапов куда угодно. Вспомнил, как смотрел в окно на ребят с настоящим, коричневым, кожаным мячом, а в душе зрел бунт против невыносимого в запоминании языка.
Старый педагог видел, что пройда брешет, но как красиво излагает! Как по писаному!...

- Яцек, я хочу сделать тебе одно предложение по поводу работы. Дело в том, что в нашей группе есть вакансия на место переводчика с латыни и польского, при условии владения английским, французским, и немецким.
- Так! Так, пан начальник! Это про меня в вашем штатном расписании написано! – он, сам того не заметив, схватил  потенциального работодателя за, невзрачных цветов, будний, галстук, и потянул на себя, а после – вверх, со столь бурным темпераментом, что со стороны это выглядело так, словно отвлекая эмоциональной болтовней, на самом деле пан Яцек вознамерился удавить собеседника.
Нечаев вероятно давно не встречал столь экзотического проявления благодарности, и потому несколько удивившись, оторопел, а затем, слегка запаниковав, начал дёргать свой галстук назад, с уже откровенной  тревогой и сомнением во взгляде.  Пан Яцек очень вовремя взял себя в руки, иначе бы следующая глава моего повествования была сухой перепечаткой материалов дела, протоколов и обвинительного решения суда! Яцек спрятал ладони в карманы синих, вытертых форменных брюк, и, после короткого извинения, разумеется, продолжил столь страстную речь, что пытался жестикулировать даже упрятанными в карманы ладонями. Николай Петрович поглядывал как, то и дело, трепещет и натягивается синяя диагональ брючных карманов  темпераментного парня, и каждый раз невольно вздрагивал, когда кистям рук знакомой повадки едва не удавалось вырваться из заточения на волю. Видимо оттого он, не очень внимательно отслеживая сказанное паном Яцеком, иногда невпопад кивал головой, и продолжал, как завороженный, неотрывно следить за неугомонными руками молодого человека, не желая быть застигнутым врасплох, а пан Яцек всё не унимался:
- Как Бог привёл Вас ко мне за помощью! Как же невероятно Вам повезло! Я не смею бросить пана начальника в решительный момент и отказать в помощи! А ради великого долга помощи братьям славянам, я готов прямо сейчас приступить к делу!
Демонстрируя свою готовность к работе, пан Яцек одним быстрым движением вскинул руки, всплеснув ладонями, но Нечаев молниеносно схватив себя за галстук, отступил на шаг, и запротестовал:
- Завтра, завтра, всё завтра! Лучше скажите, Вас оклад что, не интересует? – сказал, и как опытный боец, незаметно отступил ещё на шаг, не теряя бдительности, поскольку пан Яцек, из лучших побуждений, шагнул вперёд.
- Пан начальник, я вижу, что вы человек в высшей степени порядочный, не из тех, которые готовы за полторы тысячи эвриков удавиться!
У старшего дух перехватило от крутости аппетита нахального поляка, хотя, что ещё можно ожидать от человека носящего рубашку кричащего, канареечного цвета с костюмными брюками униформы охранника!
Нечаев был настолько ошарашен, что забыл про свои страхи оказаться случайно придушенным, и, словно очнувшись, стал прежним, уверенным в себе начальником.
Пан Яцек, поняв по мимике Нечаева, что чуть-чуть переборщил, хотел уже отступить в своём требовании на половину суммы, но не успел – Николай Петрович, просияв, внезапно решил согласиться, «слегка скорректировав» сумму:
- Идёт, пол тысячи, и – по рукам!
- Не люблю ровных чисел, господин Нечаев, - не сдавался поляк - есть в них некая искусственность безразличия, даже наплевательство! Тысяча один эврик, и закрываем дискуссию!
В конце-то концов, что копейки считать, если за всё платит Евросоюз, осуществляющий финансирование проекта! Примерно так подумалось Нечаеву старшему, и он проявил свойственную ему широту натуры:
- Пан Яцек, вы же понимаете, что, при любом раскладе, моё слово останется решающим, а я должен думать и о том, чтобы меня никто не мог обвинить в чрезмерном расточительстве, поэтому ровно тысяча, и ни на евро больше! Это последнее предложение, и не пытайтесь меня разжалобить! Меня и так уже утомила вся эта арифметика!
- С уважением и пониманием вынужден принять Ваше предложение, пан начальник! Вот Вам моя рука…

Дома пан Яцек вальяжно расположился за столом, откинувшись на высокую спинку обшарпанного букового стула:
- Хеленка, золотая моя, подай своему пану пива, и закусить! Твой муж хочет отметить крупную удачу в бизнесе! И себе склянку прихвати!
- Ты что, совсем кретином стал, да?! Фрайер! С какой радости?
- Прошу простить мой навязчивый интерес, но не соблаговолит ли милостивая пани Хелена, жена незаурядного учёного, сотрудника кафедры квантовой физики российского университета, в числе прикомандированных для проведения научных изысканий, к Европейскому институту проблем телепортации, первое: спросить какого пива её пан желает, и второе: какими деньгами в этот месяц пан полагает посорить? Спроси, спроси, прошу тебя!
- Не верю своим ушам! Мой любимый и единственный сам нашёл себе работу?!
- Так! Так! Про оклад, оклад спрашивай, скорее, а то я не выдержу и сам скажу!
- Ну, и каков оклад стал у моего муженька?  - мурлыкает пани Хелена, принимая игру и боком садясь к нему на колени. Она демонстративно,  игриво расстегивает нижнюю пуговку пёстрого ситцевого халата, зная, что хотя и не блондинка, по которым просто с ума сходят американцы, она очень даже привлекательна на вкус земляков. Она тряхнула русыми волосами. Жест от которого муж во все годы неизменно приходил в радостное волнение, и теперь явно срабатывал. Она прильнула к груди своего господина со словами - Тысяча злотых?
- Нет, нет!
- Две тысячи злотых?! – теперь уже она, забыв про игру, искренне изумляется, и уже скорее автоматически, ею расстёгивается ещё одна пуговка. Жёлтые мотыльки на ткани слегка разлетелись, полностью обнажив бедро.
- Хеленка, даже с таким числом пуговок и застёжек, сегодня я тебя могу раздеть полностью, и одеть в новое! Тысяча эвриков! Да сними же ты этот халат, как он мне надоел! Выбери себе завтра же другой! На,  возьми, это тебе на текущие расходы из аванса!
И Яцек положил на ладонь жене, так и застывшей в вопрошающем жесте, пухлую пачку денег.
 – А теперь – банкет! Со стриптизом!
   


Интерес № 3


Трудно описывать казённый кабинет, даже если он всей своей кичливо неброской обстановкой призван подчеркнуть богатство и значимость его теперешнего хозяина! Обычный Белый дом. Что сказать ещё! Сколько постояльцев сменилось в нём за долгие годы, но не нашлось настоящего хозяина, чтобы перекрасить хотя бы фасад здания, так и стоит здание-резиденция стандартного бледнопоганочного цвета!

- Сэр? Из Европы, сэр.
- Входите. Что там ещё?
- Сообщают, что Русские сколотили новую группу, и пытаются в рамках своего безумного проекта по перемещению в пространстве провести эксперименты на территории Польши.
Хозяин тяжело вздохнув, медленно повернулся к вошедшему, и проговорил, то ли себе самому, то ли своему помощнику:
- Сдурели они, что ли! Что им, Сибири мало?! Так и лезут ко мне, в Европу, хорошо ещё, что она от нас за океаном!
- Полностью разделяю Ваше мнение, сэр!
- Вы, генерал, были тогда совсем молоды, и вряд ли помните подробности, а я, признаться, изрядно струхнул, когда у них провалился эксперимент на ядерной станции в Чернобыле!
- Это было так страшно, сэр?
Хозяин принял пафосную позу:
- Ещё бы, сынок! Я был там, недалеко от станции, простым агентом, и наблюдал разрушения в бинокль, в первые часы.
- Ваша операция, сэр?
- Увы, нет! Они мне провалили её! Это я должен был в ответ на гибель нашего челнока «Челленджер» шарахнуть, как говорят эти варвары, что-нибудь на их букву «Ч», для поддержания паритета, а они сами… доэкспериментировались, да так, что я поплатился за своё профессиональное рвение отсутствием наследников. Ну, почему, как что поопасней, так они тащат это на мою «кухню», в Европу! Вот объясни мне! Они что, спешат поделиться горем с нашими союзниками? Чего они добиваются?! А может они  совсем обнаглели, и собираются отстегнуть нашего европейского дружка от хозяйского поводка, и пристегнуть к своему? А потом что? Крикнут «Фас!»?
  Пошлите к ним кого-нибудь. И пусть присылает подробные отчёты. Затея сама по себе абсурдна, ведь именно мы им спихнули научные разработки, и помогли на первом этапе. И если уж пришлось приложить определённые усилия нашему родному ведомству, чтобы русские поверили в этот миф, и порастрясли свои карманы, закупая наше оборудование, терять существующие наработки по меньшей мере неразумно! В Лэнгли аналитики просчитали вероятность успеха как 1 к 5 000 000 000!Неужели, генерал, Вы думаете, будто я настолько далёк от физики, что не понимаю, это – ничтожная возможность испытать их все за тысячу лет! Пускай тратятся! Но я был бы круглым дегенератом, как говорят у них, не учтя того, что они,  попутно, могут сделать пару-тройку грандиозных открытий! Пошлите к ним лучшего из наших, и не забудьте напомнить ему, чтобы отчёты были поподробнее! Мне думается, что я заслужил возможность насладиться гибелью русского «Титаника» в полной мере!
- Послать мужчину или женщину?
- Ещё их женщинами баловать! Пошлите к ним нечто такое, ну, Арнольдообразное, что ли!
- Полностью разделяю ваше мнение, сэр! Это всё, сэр?
- Да. Можете идти.
- Есть, сэр!
Молодой генеральчик выпорхнул с быстротой и изяществом,  свойственным в равной степени всем штабистам мира. Он ликовал, радостно удаляясь от президента. Шеф последний год в Белом доме. Самое время подумать о будущем карьеры, и дать некоторую утечку. А мать Сюзан своё дело лучше всех знает! Этот канал  – самый скорый и надёжный. Вот, например, два года назад проверено на начальнике штабов, старик уже в отставке! На душе у генеральчика, как у любого другого американца, было сладостно от возможности возвыситься, выгодно продав тайную информацию про своего уходящего покровителя. Было весело и празднично от предвкушения того, как вечером, целуя жену, шепнёт он ей:
- Сюзан, хочешь узнать государственную тайну?
А она, так же, шёпотом, ответит:
- Да, можешь на меня положиться, я никому не скажу, только маме!
И тогда он потянет паузу: неспешно отыщет своего «дружка» и ощутив, возьмёт его напряжённую от волнения плоть в щепоть, готовя к «битве», и весомо подскажет жене:
- Помнишь, у Джефа, твоего старшего брата, на прошлое Рождество мы напились и дружно согласились с тем, что странности у моего шефа от того, что он в Норильске мозги себе слегка отморозил? Так вот, всё - наоборот: он их слегка поджарил на Чернобыльском «барбекю»! И это факт! Он сам мне сегодня пожаловался на  последствия той аварии! А дети для него, после такого, – просто больной мозоль! Прямо развалина! Нет, он на выборах провалится. Сдаёт на глазах!
Вот так! Точка!