Когда и если едешь ночью домой. По жёлтой от фонарей и снежной от зимы улице в какой-нибудь старой серебристой «девятке». И у водителя, где-то под приборной доской хрипит женским голосом радио:
«…тринадцатый, в старый город…»
и разгоняется, и разгоняется старая и серебри… спокойное мельтешение дорожных огней меняется чередой праздничных фонариков вверх по мосту, тебя отбрасывает на спинку кресла, короткий полёт вверх, потом секунда невесомости и резкий поворот к земле, расслабленное парение с выключенным двигателем, светящаяся посадочная полоса внизу и затем д о л г о е и п р и я т н о е, и с т ю а р д е с с а с э т о й у л ы б о ч…
- Доброе утро, вам чай или кофе?
Сонно потягиваешься и разминаешься в комфортном сиденье, достаёшь бумажник.
- Сколько я вам должен?
- О чём ты, сынок? Воскресенье же, Божий день. – Говорит стюардесса.
И в иллюминаторе встаёт яркое жёлтое и, всё из себя, безупречное солнце и вдалеке, на пушистом облаке сияют врата рая и ангелы в белом, и поют чисто-чисто… Водитель «девятки» морщится, а я благоговею, и спрашиваю его – почему так?
- Потому что литература – полное говно. Любая литература это идиотизм. Читать все эти романчики и книжечки и потом ещё ходить и гордиться, мол, я читаю то, а я прочитал это и заморачиваться «как в этой книжке»! Что может быть глупее чтения? Человек сидит и портит глаза, смеётся над буквами!
Придерживая цилиндр, чтобы его не унесло порывами ветра, Игорь добежал до ночного магазина. На улице было очень холодно – за короткий путь до магазина щёки Игоря стали ярко-красными, а на шарфе, от тёплого дыхания, появился иней.
- Здравствуйте.
Сказал Игорь громко, когда за ним прикрылась скрипучая от мороза дверь ночного магазина. Толстая пожилая продавщица в очках с дешёвой пластмассовой оправой, в фирменном комбезе, выплыла откуда-то из глубин прилавка и оказалась за кассой.
- Здравствуйте.
Повторил Игорь нормальным голосом, снял одну варежку и расстегнул верхнюю пуговицу дублёнки, сунул руку за пазуху и достал портмоне. Продавщица опёрлась руками о прилавок, состроила кислую гримасу и наблюдала за Игорем.
- У вас не принято здороваться?
Игорь приподнял одну бровь, расстегнул портмоне и положил в монетницу купюру 500 рублей.
- Пачку «Винстона». Самого лёгкого. «Супер лёгкий», а лучше «еденичка».
- У меня нет сдачи.
Продавщица держалась надменно, показывая, что в этом ночном магазине, клиент никогда не прав. Игорь секунду размышлял, прикидывая – сможет ли он добежать по морозу до соседнего магазина.
Игорь поморщился и не забрал свои деньги.
- Дайте книгу жалоб и предложений.
- Зачем? – оживилась продавщица. – У меня нет сдачи!
- Если у вас нет сдачи, я предложу вам её иметь. Дайте книгу.
- У меня нет сдачи! – взвизгнула продавщица и откатила от прилавка своё массивное тело, как бы стараясь скрыться от Игоря подальше.
- Мне не нужна сдача. Дайте книгу.
Игорь не шевелился и смотрел в глаза продавщице. На время они оба замерли, смотря друг на друга.
- Дайте книгу. – Ещё раз уверенно повторил Игорь.
Наконец, продавщица моргнула, поникла и, сгорбившись, медленно скрылась за грудой картонных коробок. Вернулась через мгновение и положила на прилавок томик в мягкой обложке.
Игорь взял книгу рукой без варежки и, близоруко сощурившись, прочитал название: «ИССЛЕДОВАНИЕ БОЕСПОСОБНОСТИ КОСМИЧЕСКИХ ВОЙСК РОССИИ». Игорь забрал деньги с монетницы, убрал в портмоне, а портмоне и книгу сунул куда-то за пазуху.
- Окей, - кивнул он, - Гуд лак.
Игорь надел варежку и осторожно попятился: продавщица стала размываться, таять в воздухе.
- Ещё одно! – внезапно сказал Игорь, что-то вспомнив, и двумя прыжками снова оказался перед прилавком.
Продавщица сконцентрировалась в чёткое объёмное тело, пальцем поправила очки.
- Можно от вас позвонить?- спросил Игорь.
Пожилая продавщица наклонила голову и немного улыбнулась. От этой лёгкой улыбки, у женщины появились лучистые морщинки возле краешков глаз. Её лицо теперь казалось добрым и сердечным, лучезарные морщинки и улыбка прожившего жизнь человека, придали ей мудрый вид.
- Вы часто бываете в ночных магазинах? – Спросила она у Игоря.
- Не очень часто, но иногда бываю. Например, как сегодня: мне жутко захотелось курить, а сигарет под рукой не оказалось. Пришлось одеваться и идти в магазин, это не очень приятно, ведь сами посмотрите – мороз! мороз вокруг! Минус тридцать восемь в центре, а по области отрицательная температура достигает и сорока градусов! Представьте, каково мне было вылезти из постели, отложить интересную книгу, которую читал перед сном, одеться и оказаться на ночном морозе. Эти холода окончательно подорвали моё здоровье, я простыл и чихаю вот уже всю неделю. Мне и до наступления морозов было не по себе, постоянно чувствовал недомогание, порой меня мучил насморк, и вот теперь я простыл окончательно. Как бы не заболеть, ведь у меня много важных дел на неделе и болеть просто некогда. Об этом не может идти и речи! это совершенно неприемлемо! Дела не будут ждать, пока я стану здоровым и жизнерадостным, нельзя давать себе слабины, нужно выпить чая с мёдом, согреться и утром продолжать заниматься делами.
Продавщица не меняла позы, всё стояла за прилавком и слушала Игоря, кивая в некоторых местах. Но выражение её лица постоянно менялось, Игорь даже подумал – «что это с ней?»
- А мне приходится здесь работать. Вы вернётесь домой, нальёте себе горячего чая, согреетесь и снова окажетесь под одеялом с интересной книгой в руках, а я останусь на сквозняке, в этом холодном помещении, ждать очередного клиента.
Игорь внимательно кивнул, она продолжала:
- Всё дело в моём сыне, точнее в его жене, так мне кажется. У меня отвратительная невестка. Есть в жизни люди, которым очень подходит слово «непутёвый». Мне, право, странно, что непутёвых людей впервые подметила я, а не какой-нибудь классик литературы, мастер типажей вроде Гоголя. Ведь непутёвых людей очень много вокруг и они имеются рядом с каждым, стоит только обратить внимание.
Игорь многозначительно и слегка удивлённо кивнул. Продавщица продолжала.
- Всё за что она берётся, превращается в оказию и выходит боком не только ей, но и людям её окружающим. У неё постоянно миллион начинаний и тысячи идей как изменить себя, мир вокруг… Понимаете, это какое-то маниакальное желание, совершенно не здоровое, желание действовать наскоро, смело браться за дела, которыми никогда не интересовался. О которых и понятия не имеешь! Говоря простым языком – непутёвые люди всегда лезут в воду, даже не зная о броде.
Продавщица поправила очки указательным пальцем правой руки.
- Непутёвые люди могли бы казаться смешными, их выходки вызывали бы жалость и сострадание, если бы не одно самое важное свойство таких людей. Они постоянно заставляют страдать окружающих! бережливых и опытных, уверенно идущих по жизни только своим путём, которых непутёвым удаётся втянуть, так или иначе, в свои авантюры. Или которые невольно расплачиваются за их выгоревшие дела! за их необдуманные поступки!
Игорь медленно попятился от прилавка, продавщица снова расплылась в пространстве, поблекла, черты её стали неясными, но голос был прежним отчётливым.
- …стоит только выждать и набраться знаний, ведь ничего невыполнимого нет. И это понятно каждому, даже самому непутёвому человеку: стоит задаться идеей, логично идти к цели и всё получится. Но нельзя за одну жизнь выполнить тысячу целей, распылиться на миллион дел. Каждый человек обременён сном, желанием пищи, воды, каждому нужна одежда и жильё и всё это накладывает определённые рамки на…
Игорь тихо притворил за собой дверь магазина и монотонный голос продавщицы пропал. Игорь огляделся, он оказался в просторном предбаннике с двумя дверьми, одна вела в помещение магазина, другая – наружу.
Игорь неуклюже варежкой тронул свой белоснежный цилиндр, надвигая его ниже на глаза, и вышел на улицу, где разыгралась нешуточная пурга. Придерживая цилиндр от порывов ветра и летящего, хлещущего по лицу снега, Игорь пошёл вниз по улице.
Он притормозил только у витрины ночного магазина и посмотрел за неё. Продавщица стояла за прилавком в той же самой позе, что и прежде, и что-то говорила, уставившись в пустоту перед собой. Через хлещущий снег и завывания ветра можно было слышать слова.
- …нечего терять, потому что у них ничего нет и никогда не было… …если бы не эта незначительная деталь… …когда хочется их крови и смертельно… …потому что это не важно никому! никогда и никому!..
Пожилая продавщица всё говорила и говорила, иногда поправляла сползающие на кончик носа очки пальцем и опять говорила, не останавливаясь. Игорь ненадолго прислушался к её бормотанию за витриной и пошёл дальше по безлюдной ночной улице, пряча лицо в шарфе, придерживая цилиндр рукой в варежке.
Англия и Германия подписали соглашение о сотрудничестве, переговоры проходили в расширенном составе делегаций. За ночь всё поменялось, но в мусульманских странах продолжились беспорядки. Джордж Буш младший выразил опасения, а потом эти опасения развеял Сильвио Берлускони, но вся ситуация говорит об обратном и обостряется опасения и Тони Блэр заявил и утверждает в окружении Жака Ширака под рассмотрением мам ситуации у нас источники есть ещё кофе?
- Посмотри в холодильнике.
- Кто ставит кофе в холодильник?
- Спроси у отца. Всё, я пошла.
- Ненавижу утро.
В холодильнике не оказалось ещё кофе. Я выпил крепкого чаю, досмотрел утренний выпуск ТВ-новостей, оделся, перекинул через плечо тряпичную сумку с молниями и вышел на улицу.
На железнодорожной станции спрячешься в свежую прессу, а, мимо не спеша, катит электричка. Из вокзальных громкоговорителей женщина рассказывает:
«Глупее чтения может быть только писание. Только представь, человек сидит и пишет, пишет. Нажимает на клавиши или чиркает в блокнотик всю эту дрянь из букв, всё, что, кажется, этому человеку важным, он записывает и потом пристаёт ко всем с просьбой почитать, что он написал. А написал чушь, полную чушь, перепаханную смысловыми и речевыми ошибками, всю из них состоящую. Потому что он не учится писать и считает, что читать других – это глупо, вообще считает, что читать глупо. Ведь любая литература это полное говно, человек сидит и улыбается над буквами, он ими, что уж там, восхищается!»
В голове бродят, шелестят складками юбок вчерашние сны. Рваные фразы и чехарда лиц, потом какие-то тёмные фигуры в бесконечно длинных вагонах метро, и недочитанная, сломанная на полуслове книга. Там ещё была песня на английском, очень расслабляющая, даже, чего скрывать, релаксирующая!
В вагоне электрички никого нет кроме меня и интересной блондинки на сиденье напротив, которая прячется за журнал «Лиза». Контролёр подходит, а у меня нет ничего за проезд и даже денег. Контролёр отводит меня в тамбур и начинает нравоучить:
- Замечаешь? что совершенно нет расслабляющих песен на русском? На русском хорошо получаются гимны, марши и буйные от бесшабашной весёлости песни. Совершенно нет расслабляющих, а если они и есть, то некрасивые и корявые, потому что русский язык будто создан для маршей, гимнов и весёлых криков. На русском хорошо отдавать команды или писать о реализме, таком гадком реализме. Даже римляне, первые открывшие реализм, не познали такого, это вышло только у русских и именно в литературе. Уверен, что если посчитать в русском все синонимы слов красивый и отвратительный, вторых будет намного больше. У меня устойчивое ощущение, что русский язык придумали пьяные, а додумали похмельные, он как будто предназначен только для буйно весёлых хмельных и угрюмых похмельных.
Трое мужчин зимой на улице, стоят за круглым столиком фаст-фуда. Перед каждым пластиковый стакан с пивом и надкусанные шаурмы тоже в пластиковых, но тарелочках. На мужчинах дублёнки нараспашку, не завязанные, колючие даже на вид, шарфы и матёрые меховые шапки. Лица мужчин помяты и желты, в глубоких морщинах и трёхдневной щетине, мужчины стоят за столиком фаст-фуда и, как будто, не знают, что делать дальше теперь, когда пора куда-то идти, а праздник кончился, и осталась только лёгкая головная боль и жуткое несварение в желудке.
- Выпьем.
Берёт и поднимает стакан один мужчина. Двое других молча чокаются с ним своими пластиковыми стаканами.
…вся разукрашенная косметикой, с молодой развитой грудью, в декольте и с аристократичным всегда вздёрнутым носиком, в длинной тяжёлой юбке с множеством складок и на высоких каблуках. Корреспондентка CITY FM, моя ровесница. Полчаса мог бы неотрывно смотреть на её видную грудь в прорезь её блузки, кофты, или как это называется?
Меня спросили на входе координаты редакции, и я смог вспомнить только телефон, который постоянно забываю, а с электронной почтой возникли ожидавшиеся трудности. Я уже хотел посоветовать не писать в редакцию электронных писем, а тупо звонить, но корреспондентка стояла рядом, подмигнула и подсказала электронный адрес моей редакции.
- Я там работала раньше. А вы там стажируетесь?
- Да…
Как-то невнятно кивнул и быстрее отошёл в сторону, вернулся к недочитанной книге. Безразлично пришла мысль, как сильно я хочу получать столько, сколько получают на CITY FM. Ну, сколько там получают корреспонденты? Ну, $1000 получают? Ну, в общем, мне бы хватило на первое время.
В положении, в котором нахожусь сейчас я, на такие груди даже коситься считается верхом наглости и вульгарности. Она там тупица с грудью работала, а я там умненький и прилежный стажируюсь, чёрт, это, бля буду, не справедливо.
В зале собраний, когда все пришли, я положил на стол свой старенький диктофон на мини-кассетах, который давно подарили, а она весь светящийся диодами, с огромным чувствительным микрофоном, какой-то пульт управления летающей тарелкой последней модели. Я положил перед собой потрёпанную тетрадку и ручку с надписью «Чай Беседа», а она, небрежно – удобный блокнот с твёрдой обложкой, перекидными листами и элегантную дорогую ручку. Она брезгливо посмотрела на меня и мои вещи, а я восхищённо посмотрел на её грудь.
«Неудобно коситься. Надо было сесть напротив, а не рядом».
Пришла будничная мысль о том, что мне, наверное, нужна такая грудь, чтобы получить работу на CITY FM. Такая грудь может стоить от $5000. Чтобы иметь $5000, нужна работа на CITY FM. Такая работа и моя теперешняя грудь несовместимы. Это замкнутый круг, возможно, Садового кольца и я, высунув от жаркого дыхания язык, бегу по его внешней стороне, всегда внешней стороне.
Потом мне неосторожно доверили подержать пачку листов с текстом нового закона о рекламе, том самом о котором все вокруг пишут, показывают и рассказывают, но никто не читает, потому что он ещё только во втором чтении Думы. А там его точно никто не читает, там дураков читать кем-то написанное – нет. И любую литературу там считают тем, чем её нужно считать.
После пресс-конференций, в толпе и сумятице, очень легко что-то украсть и отвезти в свою редакцию, и я часто что-то краду и везу в свою редакцию. Корреспондентка потащила в свою редакцию свою грудь и пульт от летающей тарелки с записью пресс-конференции и моих вопросов, а я радостно повёз практически состоявшийся закон о рекламе. Я получаю $0, а она $1000, и это, бля буду, неправильно!
В Университете я редко появляюсь, но появляюсь. Обычно прихожу, когда мне скучно и некуда деть свободное время. В Университете привлекательно пахнет старой модой, иногда несвежими знаниями и всегда вокруг много женщин. Порой мне кажется, что журналистике в Москве учатся только женщины и я. Отсюда и мысль, что мне критически необходимо заиметь здоровую, нормально развитую женскую грудь.
Ирка, как всегда, опоздала, нескладно через ряды парт полезла ко мне, бормоча извинения, одновременно снимая куртку и разматывая шарф.
- Как называется предмет? – спросила мне в лоб, присаживаясь на соседнее место.
Я пристально посмотрел на Ирку. Ирка понимающе улыбнулась и толкнула кого-то спереди.
- Какой это предмет?
- Теория… чего-то там…
Ирка толкнула кого-то ещё. Наконец, ей ответили, как называется предмет, она успокоилась и тут же забыла название. Она спросила меня:
- Пойдёшь со мной на съёмки Comedy club? В десять?
В своей жизни я видел достаточно съёмок, даже больше, чем нужно обычному человеку, чтобы не разувериться в магии телевидения. А я раньше, очень давно верил, что магия есть, и искренне не понимал, как всё э т о делается.
- Лекция же. Первая в этом семестре.
- А там съёмки Comedy club. Первые в этом сезоне.
Я покачал головой и отказался, не нахожу ничего интересного в съёмках, а «Камеди клаб» не интересует вообще.
Лекция была скучной, через десять минут я спросил у Ирки:
- Сколько стоит?
- Для тебя бесплатно.
Ещё через десять минут мы спустились в метро, сели в вагон и поехали на «Белорусскую», где встречались с друзьями Ирки и где недалеко в казино снимали шоу. В метро Ирка достала книгу Томаса Вульфа «Электропрохладительный тест» и начала ею восхищаться.
Я читал эту книгу давно. И честно, несколько раз пытался дочитать до конца. И честно пытался найти хоть что-то, что бы мне понравилось. И честно говоря, я не дочитал «…тест». Ирка продолжала восхищаться, а потом спросила меня – восхищаюсь ли я этой книгой Томаса Вульфа? или, может быть, я не пробовал лёгких наркотиков?
- Мне не понравилась книга, - Признался я честно. – Таких книг очень много и они мне не интересны.
- Ты просто не пробовал лёгких наркотиков! – Обвинила меня Ирка и с упоением наркомана воткнулась в книгу.
У меня психология подростка. Я, вдруг, раз и навсегда решил, что мне жизненно необходимо попробовать лёгкие наркотики и даже покрылся румянцем, что молодой и ничего у меня ещё в жизни не было. А потом вспомнил, что пробовал! И пробую.
- Почему?
- а? – оторвалась от интересного чтива Ирка.
- Почему это я не пробовал?
- Тогда бы тебе понравилась книга. Ты бы её понял.
- Но я пробовал, и всё равно не понравилась.
Ирка подумала недолго и нашла логическое объяснение, что кому-то не понравилась книга Томаса Вульфа:
- Значит, ты читал, когда ещё не пробовал лёгких наркотиков.
Мы хотя бы закрыли тему, что я чего-то недопробовал в своё время. Этого уже было достаточно.
Женщины.
Ирка воткнула глаза в чёртовы листки с буквами, я вернулся в мыслях к теме женской груди относительно меня. «Да», - размышлял я, просветлённо глядя в окно вагона метро, - «у той журналистки были классные сиськи…» О чём только ни думают люди в метро.
Потом откуда-то пришла мысль, что литература и чтение – полное говно. Я не вспомнил, откуда такая мысль. Но вот прямой вред литературы: мне хотелось закинуться кислотой и пробовать понять середничковую книгу Томаса Вульфа, восхищаться ею, говорить о ней.
Бывало, что я рано заканчивал работу в редакции и к трём часам дня абсолютно не мыслил, чем себя занять. Тогда, если не стояли морозы, я гулял по Москве. Редакция находилась в старинном особняке в районе Павелецкого вокзала, в удобном месте – можно было выйти, и пойти в любую сторону, везде было интересно.
Однажды, я вышел к набережной и долго ходил по ней, от моста до моста, уступая машинам на светофорах, глядя на белый лёд в чёрной воде Москва-реки. Ещё раз специально заблудился во дворах и долго дивился улочкам и аркам, обшарпанным старинным зданиям и дворам-колодцам. Садился в трамвай или троллейбус и катался по центру, стоял в пробках вместе со всеми, разглядывал пассажиров, дорогие автомобили и красивые дома.
…и когда я шёл, в р е м я р а с т я г и в а л о с ь н а д о л г о - д о л г о, б е с к о н е ч н о д л и л о с ь и п р е в р а щ а л о с ь в к а к у ю – т о в я л у ю, п о ч т и н е т е к у щ у ю м а с с у, и я б ы л с а м в р е м е н е м, в о в с я к о м с л у ч…
Я ходил пешком так много, что после некоторых прогулок несколько дней болели ноги. Вряд ли зимой в Москве вообще кто-то гуляет столько, сколько гулял я. Для меня обычное дело дойти от Павелецкой до Кремля, а потом свернуть куда-нибудь на Новый Арбат и по Кутузовскому проспекту добраться пешком, например, до «Горбушки».
Пока идёшь, непременно нужно думать, иначе занять себя, ну, просто нечем. Я ходил и думал, а мысли в голове строились чёткие и правильные, вопросы, которые раньше казались неразрешимыми, во время прогулки становились понятными, почти решёнными делами. Я очень много ходил в январе и феврале, постоянно ходил.
А потом позвонит Солома и проорёт весело в трубку:
- Здорово! брат! будешь сегодня курить траву?!
- траву?! буду!! – Орёшь ему тоже, если в очень людном или совсем безлюдном месте.
- Га-га-га!! – Ржём мы с Соломой часто вечером в его ванной над нашими проблемами и курим траву. «Нам бы наши проблемы!» - думаем мы, когда покурим травы. И я задумываюсь над чем-нибудь более интересном собственных дел:
- Знаешь, - Говорю я Соломе, - Мне кажется, что вся жизнь это сон, невозможно понять, где сон заканчивается, а где начинается. Я могу управлять своим сном, делать что-то и чего-то не делать, но смысл сна от этого не изменится, он всё равно останется кошмаром или утопией, понимаешь? Если бы всё было иначе, то откуда в моей голове все эти мысли непонятные насчёт литературы и русского языка и какие-то образы, вчера во сне я видел троих алкоголиков и сегодня я видел их, когда ехал работать! А продавщица в магазине говорила что-то важное, и много, а я ничего не запомнил, как во сне, а может, это и был сон. Потом ещё все эти навязчивые идеи и нечёткое видение настоящего, например, когда я пьяный или под наркотиком, мне очень сложно понять, сплю я или нет и все предметы…
Мы ещё покурим травы, и Солома даст мне денег, чтобы поехать ночью на такси, потому что своих денег у меня нет. И я продолжаю уже водителю:
- …кажутся нереальными и размытыми, как во сне. А иногда я вообще не помню снов, но такой же эффект у моей памяти наяву – прошёл скучный день и я не вспомню его через месяц, не могу вспомнить откуда я взял те или иные образы, мысли, которые всплывают в памяти. Кроме того – эффект дежавю! Но больше всего мне не нравится раннее утро, это какая-то граница, когда реальность берёт тебя целиком, на какие-то, может, жалкие полчаса, но забирает, все проблемы человечества наваливаются на тебя внезапно, и не понимаешь, что со всем этим делать, но потом…
…мы на мосту взлетаем точно вверх, на какой-нибудь старенькой серебристой «девятке» и снег вокруг, повсюду лежит снег. Дорожные огни сливаются друг с другом, все эти лампочки и светоотражатели, и светофоры, и вывески, и хор, прекрасный небесный хор, и знаешь, что в итоге всё будет хорошо, приходит какая-то тупая уверенность и умиротворённость, ведь ты хороший человек и всё такое…
засыпаешь, и в углу комнаты играют маленькие колонки от компьютера, играют расслабляющую и, чего уж там, релаксирующую музыку. На английском языке.
Step into the door
Into my mind
- мам! у нас есть ещё кофе?
This is where you leave
It’s where you leave
- посмотри в холодильнике.
I have no pin
In here
For you
- ненавижу утро.
Засыпаешь всё равно. И никогда не замечаешь, как перешагнул в сон или снова оказался в реальности. Никогда не замечаешь.