Посвящается Д. Ухлину.
1.
Он лежал в ванной и теплая вода, замутненная липким, кисельным выходом в пространство, настойчиво приглашала тело расслабиться. Лежал вот так уже двадцать минут - время давно утратило свою подвижность.
Часа через полтора он наконец заснет, с лихвой перекрыв количество бессонниц последних месяцев. Бессонница утомительна, тем более, когда состоит из скуки и тоскливой маяты, которая черным смогом заполняет душу, оставляя на поверку лишь мучительное чувство вины.
Взгляд вновь и вновь притягивал черный кружевной лифчик, сиротливо свернувшийся в углу. Он поморщился - неужели нельзя было вывезти содержимое квартиры без осточертевших обоим скандалов? И почему его всегда так тянет отметить очередную победу очередным штампом в паспорте?..
Он закрыл глаза.
«- Только пойми меня правильно... Два развода -
достаточное основание, для того, чтобы навсегда остаться
холостяком... - он нервничает, пытаясь быть убедительным.
- Штампы - скучно... - она поджимает ноги, пачкая
чужой плед с чужой кровати ребристыми подошвами
ботинок, и стряхивает пепел на чужой ковер, - Порядок
утомляет. Я не выйду за тебя. Девственный паспорт куда
как более забавно...
А потом. Моментально раздев его жадными зелеными глазами, добавляет:
- Я соскучилась...
И все…
Никаких надутых губ и слез в уголках глаз. Никакого гордого отречения от женских иллюзий брачного института.
Вот так, буднично и сухо...
Что ж, попробуем по-другому;
- Вчера я изменил тебе...
- Бесполезно... Ты же хочешь, чтоб я соскучилась?..»
2.
Он лениво заставляет чуть колыхнуться мертвую воду. «Хочешь, чтоб я соскучилась» - пульсирует в виске вопрос - да, он больше всего хотел именно этого, хотел, и все же ждал другой реакции…
Почему девятый вал чувства пощадил островок штампованных предрассудков, дал ему окрепнуть уверенностью немедленных слез и обыденных истерик... А когда ничего не происходит, обычно ли ущемленному самолюбию решиться на обмен? Что в таком случае заставляет отказаться от прокуренной поднебесной женщины ради девственной собачьей преданности? Или?..
Вопросы.
Всю жизнь даже не пытаясь найти решения…
Так, где же решение? Пустое...
Он всегда был прав...
Прав, отрицая теплоту любимого тела.
Прав, восхваляя приоритеты сиюминутного
Прав, предпочитая постулаты жестокости.
Прав в бреду одноразовых случайных оргазмов.
Прав...
Но кого интересует, КОГДА он был прав?! По сути, данное слово не имеет определенного смысла, тогда зачем пытаться измерить несуществующее понятие? Но истинность последнего обычно постигаешь, наблюдая, как густеет огненное марево в постепенно остывающей ванне...
« - Не грусти, старик! Давай накатим...
Целенаправленная замена крови на сорока процентный физраствор перевалила за шестой час. В захламленной комнате двое выплевывают сигаретный дым в заполненное до отказа пространство, а за неплотно закрытой дверью спит она...
- Так ты ее любишь? - друг, превратившийся посредством совместного исхода из реальности в исповедника, откупоривает очередную бутылку.
- Да... Пожалуй... - Он пытается измерить на глаз объем жидкости в стакане - сколько ее еще понадобиться, чтобы отмести от первого слова все дополнения?
- Тогда зачем придумал эту бабу? Что если она...
- Она не обратила внимания...
- Брось! Всякая женщина обращает внимание на измену!
- А что такое - измена? - рука медленно вытаскивает сигарету. Вопрос повисает в воздухе.
Вот тоже слово... Никогда не поймешь, что скрывается за этими колючими звуками... Особенно впечатлительные придумали для данности еще физическую и духовную разновидности.
Хотя это одно и тоже...
Измена не поддается научной систематизации - она единственная и неуловимая, как трезвая мысль в одурманенном алкоголем мозгу.
Исповедник теребит его рукав:
- Проснись, старик! Она что, святая?
- Ты спрашивал о чем-то?
- Завидую я тебе, у меня с женщинами не было ничего сверхъестественного.
- Не было? А что если...
Почти мифическое чувство неполноценности становиться вдруг невыносимым. Никто не может терпеть над собою Бога, никто... Что же делать, когда черная зависть свободы готова превратить тебя в покорного раба? Возможно... и он восстает:
- Хочешь, я уступлю тебе на сегодня свое место?»
3.
Часы в комнате отстукивали второй час его добровольного заточения, но он уже не ощущал хода времени. Вот и все. Память сомкнула соты, больше нечего спрашивать, нечего анализировать. Зачем он поступил так тогда? Почему пытался путем уравнения решить проблему самодостаточности? Почему не увидел, что любит, а когда увидел, почему не смог признать поражения?
Вопросы...
Слишком поздно...
Он закричал от нестерпимой боли, но стены уловили лишь чуть слышный вздох. Впрочем, стены могут читать мысли, а поэтому они заходятся эхом именно от таких криков...
Мозг, скорчившись, выплюнул непроизвольный импульс, и рука нащупала на стене телефонную трубку. Третья жена любила из ванной засорять эфир сплетнями. Но сейчас память телефона была чиста, как незнакомая комбинация цифр, как яркие следы от пальцев на белоснежной пластмассе.
- Да... Я слушаю...
Тишина...
- Это ты?..
Слова... Должны же быть какие-то слова...
- Я сейчас приеду...
Трубка звонким щелчком ударилась об пол, а может быть это рука, по которой так истосковалось его тело, открыла дверной замок?..