Из вагона поезда Гриша вышел навеселе, забыв в купе шапку, зато из одного кармана куртки торчала начатая бутылка "Столичной", а из другого - недоеденная курица в фольге.
Москва встретила его снежной метелью, предпраздничным гвалтом и суетой спешащей толпы - до Нового Года оставалось каких-то пару часов.
На привокзальной площади стояла большая ёлка, украшенная переливающимися гирляндами, оглушающе звучала весёлая музыка, под которую народ тащил ёлки, шампанское и баулы со всякой снедью.
- Да, перепил я с этими попутчиками! Не зря говорят, что артисты пьют как лошади!
Почувствовав холод, Гриша машинально полез поправить шапку и только тут сообразил, что забыл её в вагоне.
- Да разве теперь найдёшь тот вагон? - мелькнуло в замёрзшей и плохо соображающей голове.
Шатаясь, он дошёл до телефонной будки, с трудом сдвинул задом примёрзшую дверь и протиснулся внутрь. Вытащив из кармана поллитровку, Гриша нашёл двушку.
К удивлению, телефон сработал:
- Оль! Это я, Гришаня. А я уже тут, на Каланчёвке. Скоро буду. Ж-ж-жди!
- Гриш! Ну, молодец, давай скорей. Я тебе такой сюрприз приготовила!
Он постоял, соображая путаными мыслями насчёт какого-то сюрприза и Ольги, по которой соскучился за командировку, насчёт праздничного стола, который наверняка уже накрыт, и вконец замёрзшей башки.
Потом вытащил из-под воротника куртки мохеровый шарф и, нацепив его словно косынку, завязал узлом под подбородком. Не забыв поллитровку, осторожно, не спеша, попытался выйти из будки, и вдруг, почувствовав под ногами лёд, повис на дверной ручке, слабо соображая, но самокритично ругнулся:
- Во блин, нажрался! Как свинья!
- Да, нажрался прилично! - поддакнул кто-то рядом.
Услышав чью-то поддержку, Гриша начал крутиться во все стороны, не отпуская спасительную дверь. Наконец, сквозь замёрзшие стёкла очков, он увидел мужика, сидящего напротив, на мраморном ограждении подземного перехода, с бутылкой "Жигулёвского".
- Да отцепись ты, очкарик, от будки, садись рядом. Как тебя звать-то?
И не дождавшись ответа предложил:
- Хошь пивка?
Схватившись за протянутую ему руку, Гриша скользнул по льду и оказался рядом с мужиком.
Через двадцать минут знакомства обе бутылки были уже пусты, курица доедена, а собутыльники не спеша, с трудом, вели разговор.
- Это, Гриш! Нет, ты сам таперича до дома ни хрена не дойдёшь. Ты хочь адрес свой помнишь?
- А на кой хрен мне адрес? Я и так по азимуту найду. Мне жена, какой-то сюрприз приготовила!
- Не, не! Я тя провожу. Мне-то чаво спешить? Я с женой нынче погостевать приехал к дочке на Новый Год.
Ох, скажу табе, и осточертели мне они, энти обе суки! Всё им всегда не так, а выпить-то мне с кем? Правда хочь от дочки таперича отделался, недавно нашла какого-то обормота, москвича. Так опять - иврей, наверняка непьющий!... Обещалась нынче познакомить. А то ей всё не угодишь - то пьяницы, а то бабники.
Вот счас насилу и выскочил от неё, что б хочь малость выпить. А то горит!
Вот, Гриш, такая у меня житуха,- врагу не пожелаешь!
Гриша малость начал трезветь:
- Не, а у меня жена ничего,живём душа в душу, никто не мешает, и родители её живут, слава богу, где-то далеко.
Он помолчал, соображая что-то:
- Не, Вася, надо идти!
Знаешь чего! А как тебя по батюшке? А, Ляксеич! Ну лады!
Ляксеич, пошли сначала ко мне, дома выпьем, а потом мы и тебя проводим до дочки. Я-то живу недалеко.
- Ну-ка, мать твою за ногу, давай я подмогну! - Василий подхватил Гришу под руку.
Бродили долго. Все дома вроде на одно лицо - двенадцать этажей да один подъезд, и каждый - грязный, тёмный и вонючий. Заходили уже в четыре дома. Где отвечали, что таких тут нет, а где просто матюкали из-за двери.
Когда подошли к пятому, из подъезда выбежала Ольга.
- Во, сюрприз! Мамань, - крикнула она наверх женщине у открытого окна, - Смотри кто пришёл - папаня с Гришей! Уже где-то и познакомились!
А ты волновалась, что не успеют.
Гриш, пошли, познакомишься с мамой.
Василий Алексеевич с Гришей посмотрели друг на друга и громко заржали.