клф нло а. устименко, н. бодров Мечта

НЛО-91г Мечта А.Устименко,Н.Бодров
 

 1.Мечта
«А что мы будем делать, когда отчаяние достигнет предела?» — задаю я сам себе риторический вопрос. И сам же на него отвечаю: « Конечно отключимся»
Мы просто перестанем потреблять электроэнергию из бортовой сети и не дадим команды автоматам на то, чтобы они сделали это позже. Мы умрем безболезненно и тихо. Мир просто погаснет для нас, как экран телевизора. Чернота, вечная чернота предстанет перед нашими глазами.
Но об этом лучше не думать, ведь они же не думают. Они просто знают, что стартовав, они обязательно куда- нибудь прилетят. Когда-нибудь прилетят. А если вдруг не долетят, если вдруг бог Артур окажется не прав, если вместо зеленой планеты с озерами и пышной растительностью окажется холодная космическая глыба, куда двинется Ковчег? Что будет с его обитателями? Что станет в безбрежном космосе с теми же клетками, допустим, коров, подготовленными к клонированию? Что станет с экипажем фанатиков, мечта которого рухнет, как карточный домик?
Мечта. Их мечта основана на том, что Артур не может быть не прав. Их Вождь не может ошибаться. Их мечта состоит в том, что они будут новыми богами. Новыми богами в новом мире. И мир этот будет добрее и чище, светлее и лучше, чем тот, который они покидают.
Но я! Есть ли у меня такая же мечта? Или я навек привязан к этой планете, где царствует горе и обман, где войны идут одна за другой, хотя считается, что последняя была последней, где человек забывает свои десять заповедей, только представься ему возможность обмануть, обокрасть, убить ближнего. Чем держит меня эта твердь, называемая Землею и держит ли вообще?
Может я объят химерой ностальгии, еще не покинув «родные пенаты». А Артур... А что Артур? Да, он мой брат, но он не может за меня принимать решения. Да, он хотел бы, чтобы я принял участие в этой одиссее, но он ни за что не будет толкать меня на это. Брат бога должен решиться сам. И должен решиться быстро... В шахту прорвался Туот.
Стоит мне кивнуть и долговязый парень в засаленном белом халате в минуту сумеет мне вживить серебряные электроды. Все- обратного пути не будет. Мы будем нестись среди этих прекрасных бриллиантовых россыпей к нашей заветной зеленой планете, название которой еще не придумано и думать о том, какой прекрасной будет жизнь в нашем новом Раю. А мимо будет проплывать искрящаяся звездная пыль. Галактики будут поворачиваться на бок, хотя я не представляю той скорости, при которой это осуществимо. Мы будем корректировать курс, уклоняясь от столкновений с камнями. Мы будем светиться, принимая химикалии для защиты от вредных излучений. Мы будем пьянствовать, повышая потенциал на электродах гипоталамуса, и глядеть, глядеть на звезды, вспоминая Землю и плакать о тех, кто на ней остался, продолжая жизнь в пороке, грехе и скверне... Вспоминая всех тех, кто дорог нам и...
Парень нетерпеливо оглядывается, и в десятый раз протирает фланелью никелированный металлический предмет, предназначенный для клеточного вживления. Я должен решиться именно сейчас. Все- времени нет. Он вопросительно смотрит на меня, а я растерянно пожимаю плечами и улыбаюсь улыбкой Пьеро. Парень хмурится, смотрит на часы и начинает переставлять какие-то склянки в своем лабораторном шкафчике. Кажется, моему колебанию не будет предела. Но предел есть всему. И боли, и страху, и радости, и по- моему, даже смерти. Мне не дадут думать до бесконечности. Я должен склониться к чему-нибудь прямо сейчас. Я должен прямо сейчас ответить на вопрос «Есть ли у меня мечта»? Прямо сейчас...

2. Кладбище отверженных
Несмотря на все мои уговоры, шофер наотрез отказался везти меня дальше и потребовал денег. Типичный барыга окраин Большого города, туго знающий свое дело- «привез и рви когти». Может быть я и сломил бы его, но когда он узнал, что в моем скудном багаже нет никакого оружия, деловито усмехнулся:
— Нет, дружище, с сумасшедшими дела не имею.
Почти всю дорогу(а это одиннадцать часов непрерывной тряски) он хохотал от всей души над своими же плоскими анекдотами, противно выпячивал и без того угловатые скулы, при этом почесывая грубую щетину. Болтал о чем угодно, только не о местных достопримечательностях, и лишь в самом конце пути, будто невзначай, спросил:
— Ну, и как, надолго отсидеться решил?...Да ладно, можешь не отвечать- не ты первый такой долбанутый. Вон с какими винтовками возил, — щетинистый развел руки шире плеч, — и ни один не вернулся...
— Перестреляли, что ли? — спросил я, скорее для поддержания разговора.
— Всяко бывает... Говорят, смывает, как в унитазе. — шофер сделал довольный вид всезнающего человека и эдак, будто с трапа самолета, помахал мне рукой, — А про брата ты это здорово придумал, но только ни к чему все это...
Он улыбался до тех пор, пока его вездеход не выкинул очередной финт, сопровождаемый беспорядочной стрельбой из прожженного глушителя. Последний, особенно громкий хлопок завершил мучения чахоточного двигателя и он заглох.
— Тьфу-ты, язва..., — шофер неуклюже вывалился из кабины и почти полностью исчез под капотом.
Мельком я увидел, как из под полы его потертого пиджачка высунулся массивный ствол, калибра этак….
Подул прохладный ветерок, который нес с заброшенного комбината невыносимо едкие запахи. Запахи падали, вперемешку с химией. Стало противно и я поморщился.
— Че, запашок не нравится?, — донесся ехидный голос от вездехода, — Привыкай. Здесь всегда так пахнет. По запаху и кати. Ищи своего хе-хе... бра-ата.
Серые клочковатые тучи проносились так низко, что задевали макушки старых растрескавшихся труб, одиноких молчаливых великанов, единственных свидетелей, созерцающих свысока всю трагедию этого заброшенного уголка.
— Кати сам, пока еще цел,зануда! — я шустро напялил рюкзак, плотнее запахнулся в свое старенькое драповое пальто и почувствовал пронзительное одиночество, словно оказался на необитаемом острове. Еще можно было вернуться, упросить этого бандита забрать меня назад, пообещав, что заплачу дома, хотя денег у меня не было. Таким страшным казалось то, что ждет меня
впереди. Таким ненужным и таким напрасным, что я стоял и не решался сделать первый шаг по Неведомой земле к Артуру, который наверняка был где-то там. Я колебался, поминутно оглядываясь на водителя. И он это заметил, истолковав по- своему. Начал нервничать, достал и положил возле себя массивную «пищаль». Продолжая позвякивать под капотом, часто вытягивал голову, изрыгал страшные проклятия, когда что-то не получалось и поглядывал на меня, как на опасного сумасшедшего.
Сомнений не было — этот жалкий шоферюга говорит правду. Гиблое место. Груды искореженного «фонящего» металлолома. Развалины зданий. Битый кирпич. Бесконечные канавы, заполненные за стоявшейся вонючей водой. Все это в невиданном хаосе и невообразимом количестве.
Боже мой! Да я сдохну от одной только вони, гораздо раньше, чем разыщу Артура! И уже показалось, что никакая благородная цель, которая всего час назад побуждала к решительным действиям, не способна заставить идти дальше в глубины этого необитаемого острова. В какую-то минуту
я действительно, задумался всерьез. Сам для себя я еще не представлял, чем смогу помочь моему бедному брату. Но помочь было нужно, тем более, что мне все представлялось не так страшно, как он решил. Вечный страх беглеца от закона или тюрьма ему, пожалуй, не грозили. Разве что кое-какие формальности по служебной части, ну в крайнем случае, выдворили бы с работы. И это в худшем варианте. Смешно, даже, если он действительно ищет здесь спасения. Как только мы вернемся вместе- заткнем журналистам их луженые глотки их же паршивыми статейками. Всем припомнятся последствия неудачного эксперимента Артура Конана... Всем.
Томительно тянулось время. Шофер так и не увидел, когда я оставил его, продолжая ерзать под капотом. Мелькая своей мощной штопаной задницей, чертыхаясь и рассказывая о своей жалкой, полной опасностей жизни... Тоска зеленая.
Я уже действительно начал верить что на моем безлюдном клочке суши нет ни единой живой души. Слишком жутко здесь было. И этот запах... Но человек так устроен, что приживется где угодно. Он наверняка здесь. Он где- то рядом...
Раздался выстрел, гулко раскатившийся многократным эхом по округе. И я не сразу сообразил что стреляли, собственно, в меня, и с большим опозданием, как мешок плюхнулся в черную, словно тушь, масляную лужу. В один миг вокруг меня образовалась бесчисленная стая отвратительных теплых пузырей. Вот так начало... Повезло еще, что сразу не прихлопнули. Однако, положение было не из приятных. Шофера я не обманул- у меня, действительно, не было никакого оружия, о чем я теперь горько пожалел. Перестреливаться бы, может, и не стал, но разок пугнул бы негодяя, как следует. А теперь...
— Эй, падаль, ну-ка вставай, — где-то совсем недалеко послышался скрипучий от простуды мальчишеский голос. Таиться было бесполезно. Притихнешь, чего доброго подойдет и влупит тебе в затылок порцию свинца.

— Если я встану — ты меня убьешь! — после минутного раздумья ответил я, отхаркивая вонючую грязь.
— Конечно убью. На то я и здесь...
Ага, перезарядил затвор. Ждет. Значит я удачно упал и меня не видно. Однако, испытывать терпение все- же не хотелось.
— Послушай, у меня нет оружия! — не представляя к добру или нет, разоткровенничался я и затаил дыхание, испугавшись своих слов.
— Еще бы..., — хихикнул незнакомец, — не для того тебя отвергли, чтобы ты, падаль, пулей облегчил себе участь. В ставай, говорю!
Пришлось подчиниться. Мое драповое пальто пропиталось насквозь и стало тяжелое, словно бронежилет. Жаль, что это было не так. Не хотелось протянуть ноги в самом начале моего пути. Я со слабой искоркой надежды оглянулся, но дорогу закрывали от меня громадные кучи мусора и оттуда никто не спешил мне на помощь. Подлый трус-водитель притаился и ждет чем все закончится.
— Сам сдохнешь, или тебе помочь? — нетерпеливо рявкнул все тот же ехидный голосок.
— Сам сдохну!, — заорал я в ответ и, задыхаясь от гнева, начал медленно карабкаться навстречу своей судьбе. Только теперь я сумел разглядеть незнакомца-«коренного местного жителя». Это действительно, был еще мальчишка лет 12—13 в оборванной куртке- безрукавке, в таких же ужасных широченных штанах, подвязанных на поясе веревкой. Тонкие грязные ручонки уверенно сжимали длинную, словно жердь, винтовку. Его сосредоточенные, слегка прищуренные глаза говорили о таких взглядах на жизнь, что, боже упаси его представить наравне со своими сверстниками во главе организованной банды. Похоже, он пешком под стол ходил уже вот с этой самой винтовкой. Щурился он довольно долго, пару раз обошел меня вокруг, презрительно фыркнул и, неожиданно замахнулся прикладом. Я, по-идиотски крякнул, но увернуться, все- таки успел. Приклад со свистом обогнул полукруг над моей головой всего в нескольких сантиметрах. Я, конечно, сшиб бы его с ног одним пинком, однако, по-рабски терпел свое унизительное положение, потому, что не мог понять, один этот негодяй, или нет.
— Почему ты увернулся? — рассердился мальчишка.
— Это сложно объяснить, видишь ли, в приличных домах принято уворачиваться, когда тебя хотят ударить..., — я изо всех сил постарался улыбнуться, — А вообще, рано ты парень стал взрослым. Да винтовку-то свою убери, сказал же, сам сдохну.
С каждой минутой эта искусственная мучительная улыбка давалась мне все труднее.
— Что-то ты не очень похож на отвергнутого... уворачиваешься... улыбаешься по-нашему... говоришь, как... иклиор, не хуже... — он опустил винтовку, — Ты не падаль, но кто ты?
— Все правильно, парень, никто меня еще не отвергал. Правда падал. Вот только что. В свое время я даже был на приеме у...
— Тогда что делаешь здесь, на кладбище?
— Ты и вправду, считаешь это кладбищем? — усмехнулся я и немного расслабился.
Улыбка на секунду исчезла с моего лица и тут же холодное черное отверстие винтовочного ствола нацелилось мне в лоб. Незнакомец снова почувствовал что-то неладное в моих вопросах в отсутствии улыбки и насторожился, одновременно удивляясь и не зная, что предпринять. Глаза его округлились, он отступил на шаг назад.
Самое время было расхохотаться над его растерянным, придурковатым видом, но мне уже было не до смеха. Плотный ком отвращения и ужаса подкатил к горлу и потащил за собой все мои внутренности. Метрах в 10 от нас в небольшой низине, заполненной мазутом и грязью, что-то мерзко шевелилось... Что-то блестящее, похожее на. ...Да, это был человек. Он еле двигал руками, отгребая стекающую к нему серую жижу, судорожно глотал воздух и был похож на умирающую рыбу в высыхающем озере. Чуть дальше лежал еще один, но похоже, уже мертвый... еще ...и еще. Боже мой, да их было так много, что я почувствовал, как волосы на моей голове поднимаются дыбом и подкашиваются ноги.
— П-почему они здесь? Неужели это все ты? — в ужасе прохрипел я.
— Да нет, почти все сами, — почему-то снова опустил оружие мальчишка и, теперь уже с невозмутимым спокойствием махнул рукой, — И что ты на меня так уставился? Сумасшедший что ли?
— Ну, а этот же еще живой...
— Ну и что?
— Как это, что? Что ты собрался делать?! — мой голос неожиданно сорвался в крик.
— Тише ты! Если до наступления Часа Дьявола сам не умрет, я отстрелю ему ноги. Смерть в Час Дьявола с муками на лице для отвергнутых считается очень и очень приличной и...и все. Да не суетись ты, все равно сдохнет.
Я не верил своим ушам и был не в состоянии что-либо понять. Конечно, здесь свои порядки. О том, что здесь царит беззаконие и жестокость, слышал немало, но чтобы так! И чтобы это делалось так спокойно и беззаботно, да еще кем! Зеленым мальчишкой! Очевидно эта жестокость впитывается в кровь еще с молоком матери! Это уж слишком! Неужели здесь любой мальчуган (да и не назовешь его мальчуганом!) имеет полное право позаботиться о твоей судьбе? А к смерти они, кажется, притерпелись.
Я делал самые невероятные выводы, не переставая по- идиотски улыбаться. Экземплярчик был что надо. Ловкость, выносливость, умение владеть оружием и куриные мозги. Это сочетание вполне можно подчинить чужой воле. Иначе, какой бы идиот торчал на этом кладбище и следил за тем, чтобы эти несчастные мучились как можно дольше. Что, вообще здесь происходит?
Я хотел помочь умирающему, но боялся выстрела в спину. Кто знает, что взбредет ему в головку, когда он не увидит некоторое время моей лояльной улыбки. Пришлось долго уговаривать его оставить меня и отвергнутого наедине. Я клялся, что сам отстрелю ему ноги какой нибудь железякой. Раз отвергли, значит так надо... В конце- концов он поддался на уговоры, радостно подпрыгнул, издал отвратительный боевой клич и, размахивая винтовкой, побежал прочь.
— Не забудь, — заорал он уже издали, — скоро наступит Час Дьявола... А то и ты сдохнешь...
— Сопляк... — задушенный охватившей меня яростью, я стрелой спустился в канаву к умирающему. Похоже, что силы уже покинули беднягу. Разгадав мои намерения, он испуганно вытаращил глаза и, к моему удивлению, окунулся с головой в грязь.
— Чего ты испугался, дурак? — прохрипел я, с трудом вытягивая неимоверно тяжелое обмягшее тело из ужасного места, чуть было не ставшего могилой, — Потерпи, сейчас будет легче...
Мне приходилось свободной рукой подолгу нащупывать торчащие обломки и камни. А закончилось это тем, что в благодарность, я получил ощутимый толчок в грудь и спасаемый сам соскользнул канаву. Из последних сил, он вполз в лужу, погрузился в нее, оставив на поверхности лишь нос и закрыл глаза. Случайностью это оказаться не могло.
— Слизняк...
Это был совершенно чужой мир, недоступный моему пониманию. Мир, который существовал не на другой планете, а тут, по соседству с нами. Далекий пасынок великих строек прошлого, объединивший под своим началом все силы зла и невежества, засасывающий в свое болото еще не потерянных для себя и общества людей. А что из этих людей получается я уже видел. Я бы так же, как и все остальные из большого города не задумывался над всем этим, если бы в этом мире не оказался мой брат Артур. Он отчаянный, даже чересчур. Но поверьте, никогда не станет стрелять в человека, даже если это будет дозволено. Уж я-то знаю...Каково же ему тут? Жив ли он еще? В чьи лапы попал? Хотя, он уходил не один... может кому-то из них удалось выжить, приспособиться? А если выжил, тот ли это Артур? И нужен ли ему брат, который хочет спасти его неизвестно от чего?
Меня охватил приступ бешенства, а затем, где-то глубоко внутри начала разрастаться ледяная глыба страха. В голове вертелась дикая безжалостная мысль. Ведь прошло столько времени. Быть может, лежит он сейчас в одной из этих канав бездыханный, окоченелый, всеми забытый. «Отвергнутый», или как они это называют….
Подстегиваемый жуткой мыслью, я, чуть ли не на коленках, проползал все дно низины, заглядывая в незнакомые мертвые лица и позже понял, что с таким идиотским настроением мне его никогда не найти. Зачем начинать с мертвых, когда можно начать с живых, которые, хотя бы направят на истинный путь.
Однако, эта бессмысленная затея помогла мне увидеть нечто странное. Все эти канавы, овраги и трещины были связаны между собой, напоминая следы разлившегося после дождей устья реки. Я с любопытством разглядывал все вокруг до тех пор, пока не ощутил чувство тревоги. Нет это был уже не мальчишка с винтовкой. Это было что-то непонятное, едва уловимое. Оно незримо висело в воздухе, пробегало мурашками по спине, заставляло поминутно оглядываться и зорко следить за обстановкой. Что-то глухо зарычало, иначе не скажешь, в глубинах подо мной, земля слегка содрогнулась, точно огромное подземное животное заворочалось во сне. Здесь определенно была какая-то необъяснимая сейсмическая активность, хотя с точки зрения геологии наш регион считался благополучнее благополучных.
Ветер резко переменил свое направление и в лицо пахнуло сыростью и еще большим зловонием. Вдали над горизонтом поднимался столб черного дыма. Он вздымался гигантским черным горбом прямо к небесам, сливаясь с серыми тяжелыми тучами, окрашивая их и образуя пепельный небесный путь, стремительно несущийся прямо в мою сторону. Зрелище было потрясающим.
Если смотреть на эту картину вниз головой, создавалось впечатление льющихся и растекающихся по шероховатой поверхности чернил. Неизвестность обостряла тревогу. Я совсем потерял уверенность ощущая себя безнадежно потерянным маленьким человечком пред этими неведомыми мне явлениями.

Стало труднее дышать. Странный шум, показавшийся мне поначалу, глухим подземным рычанием, постепенно нарастал и не предвещал ничего хорошего. Приблизительно я уже понимал, что произойдет через несколько минут, но деваться было уже некуда. Вокруг меня сгущалась некая аура- аура опасности, да так, что на минуту даже потемнело в глазах. Неужели смерть так близка, что я почувствовал ее дыхание. Как глупо все получается... Как нелепо остаться навсегда на этой помойке, как бы она здесь ни называлась...
Качаясь от усталости, срываясь и падая в грязь, я вскарабкался на бугор, куда в очередной раз выволок спасаемого упрямца, и, стараясь перекричать монотонный перекатывающийся гул, заорал ему в лицо:
— Что все это значит?!
Но человек лежал, глядя безразличными стеклянными глазами в серое небо и, как мне показалось, на его закаменевшем, покрытом корочкой засохшей грязи, лице, застыла маска облегчения и свободы. Я кричал от бессилия и злобы, тряс его за плечи, хлестал по щекам. Он наверняка знал, что произойдет, я это чувствовал. Но устремленное в высь лицо оставалось безмолвным и было бесполезно пугать его отстреливанием конечностей.
Одним гигантским прыжком я отскочил в сторону и, еще раз обернувшись на страшный овраг, оцепенел от ужаса... Навстречу мне, сокрушая все на своем пути, несся поток чудовищной силы. Вперемешку с серой пенящейся водой, срываясь с места, перекатываясь, подпрыгивая в воздух, двигались валуны, обломки, куски грунта. Адский треск, бульканье и хлюпанье поглотили все остальные звуки. Заложило уши, но я уже не обращал на это внимание и лишь изумленно глядел в русло, по которому, на глазах распухая, несся этот сумасшедший вал. Промелькнули какие-то баки, заполненные слипшимся мусором, сорванные металлические перила, руки, ноги — это, то исчезая, то появляясь вновь проплыл чей-то труп, другой... Грязная, похожая, скорее на старый футбольный мяч, промелькнула безглазая голова, отделенная от туловища. В следующий момент из водоворота вынырнул еще живой олень с раскидистыми рогами. Он судорожно дергался, пытаясь выбраться из жижи и упрямо тянул морду к небу, но тяжелый ком спутанной проволоки, зацепившийся за рога, бился, ныряя в самой стремнине и нещадно
мотал голову бедного животного... Зрелище было ужасным и одновременно грандиозным. Но мне было не до того...
Уровень грязи на глазах поднимался и вскоре край оврага, на который я вытащил отвергнутого, оказался бережком маленького островка, неумолимо поглощаемого лавиной. Мой взгляд упал на некогда спасенного мною, человека. Теперь он был уже точно, мертв. На его бескровно-сером лице навечно осталась улыбка умиротворения и благодати.
— Сумасшедшие!!! Сумасшедшие все!!! — вскрикнул я и заметался, как тигр по клетке. Выхода не было.
— Скоро Час Дьявола... а то и ты сдохнешь, — вспомнились слова «старожила». Теперь точно- конец. Оставалось надеяться, что будет спад. А надежда умирает последней...
Но вместо долгожданного спада Дьявол послал вторую волну, еще более мощную, чем первая. Эта уже двигалась не по руслам, которые были почти заполнены. С невообразимым шумом она шла сплошным валом, глотая редкие островки, встречающиеся на пути. Я попятился, но меня сшибло с ног, завертело и понесло куда-то вперед. Мне едва удалось выскользнуть из лямок рюкзака...
— Ма-а-а, — захлебываясь, заорал я, прикрывая голову ладонями. Последнее, что я услышал, был истошный женский вопль где-то рядом, а может это только почудилось... Меня чем- то больно ударило по затылку и сознание погрузилось в небытие...

3. Маргин
Капли, массивные, тяжелые капли, каждая весом по полкило, монотонно и равномерно падают на рубероидную крышу. Чувствуется сырость и туман за окном.
— Бум-м.... бум-м... бум-м... бум-м.
Падение капель усыпляет не хуже гипноза. Только вслушайся в их ритмическую последовательность и уже не поднять свинцовых век. Разум цепенеет, теряет волю и способность отдавать команды. Под одеялом тепло и кажется полжизни можно отдать ради того, чтобы это продолжалось оставшуюся половину. Плывешь по волнам бесконечной ласковой реки. Слушаешь тихий плеск волн, смотришь на мокрые ветви, склонившиеся к самому плотику. Течение медленное и видно каждую каплю, как она стекает, растет, дрожит, и, наконец, срывается, ударяясь почему-то не об воду, а об что-то плотное, похожее на рубероидную крышу...
— Бум-м... бум-м... бум-м... бум-м.
Лет двадцать назад Артур испытывал своего первого синтетического Змия, для проникновения в земные глубины. Он находился в вулканологическом лагере и сильно обгорел. Машина достигла определенной глубины и спровоцировала извержение. Этих последствий никто не ждал. Двое ученых погибли. А Артур целые сутки находился между жизнью и смертью, покачиваясь на своем плоту, где-то между истоком и устьем короткой реки, что уносит нас от живущих. Я тогда сильно уставал на работе и спал настолько глубоко, что утром не реагировал на будильник. Я впадал в сон, едва касаясь головой подушек. Такое тяжелейшее состояние, что, казалось, просыпаешься еще более уставшим. Казалось, весь мозг мой горел, агонизируя и насылая кошмары. В редких перерывах- просветлениях я видел косой брезентовый скат рваной палатки и монотонный звук падающих капель снова усыплял меня. Из одного сна я переходил в другой, страдая, погибая и не имея сил вырваться...
— Бум-м... бум-м... бум-м... бум-м.
Огромные сверкающие капли глухо ударялись о край плота. Лица ангелов заглядывали в мои глаза, и внимательно впитывали взгляд сквозь полуприкрытые веки. Черная клювастая птица перепархивала на другую сторону, садясь на грудь и пробуя оторвать замок молнии на одежде. Не было сил ее прогнать. Рядом плескала рыба и слышались чьи-то незнакомые голоса. Я плыл и плыл, сквозь плотный туман. На душе было мирно и спокойно, хотя чувствовалось, что плыть — недолго. Где-то вдали, за излучиной уже гудел невидимый водопад из которого нет возврата. Не было сил подняться и что-нибудь сделать. Да и какие дела во сне? Сон всегда такой, какой он задуман твоим велителем снов. И как бы не старался — тебе отведена только такая роль, которая отведена, а переписывать сценарий — право тех, кто свыше.
Тогда, двадцать лет назад, плот стукнулся о камень, торчащий из воды. Лягушка, сидящая на его мокрой поверхности, кинулась наутек и проплыла в испуге под водой(вправо) никак не меньше метра. Такой четкости сны мне больше не снились.(Мы потом говорили с Артуром — ему тоже) А плот, на секунду помедлив, стал разворачиваться течением тоже вправо и через какое-то время прибился к берегу, застряв в тине и камышах...
Артур остался жив, хотя полгода не выходил из ожогового отделения Главной больницы Большого Города, где я навещал его сначала каждый день, затем через день, затем еще реже...Мы тогда много разговаривали и в один прекрасный момент поняли, что нам двое суток снился один и тот же сон. И что мы оба плыли на плоту по утренней реке и слушали падение капель, приближаясь к водопаду. И что существует невидимая связь...
— Маргин, расскажи, как ты спасла меня, как вытащила из этого ада? — я хотел привстать, но дикая боль в голове заставила лечь обратно. Следом за этой болью одна за другой заныли ссадины и ушибы на спине, на ногах и на шее. Похоже, на моем теле не осталось ни одного места, до которого можно было бы безболезненно дотронуться
— Я и не думала тебя спасать... Мое сердце не чувствовало в этом надобности, — просто ответила женщина и я поймал ее, несколько удивленный бесхитростный взгляд. — Я нашла тебя недалеко от дома. Ты был такой жалкий, грязный и измученный, что я приняла тебя сначала за отвергнутого... но потом поняла, что это не так. Ты, конечно, не мог улыбаться, как следует, но ты хотел жить — я замахивалась... Отвергнутые себя так не ведут. Вот так.
— А если бы это было не так, что бы ты сделала?
Маргин на минуту задумалась.
— Я бы тебя оставила там же, или...
— Или...
— Или просто добила б на месте... Вообще-то облегчать смерть отвергнутому нельзя. Если кто об этом узнает — убьют! Злость вспыхнула во мне одновременно с адской головной болью и я вновь чуть не потерял сознание. В то же время у меня не было причины не верить ей. В воспаленном мозгу все перемешалось — чудовищные воспоминания, шум, поток, женский вопль, смрад, сковывающий легкие.
— Но ведь я не мог дойти сам, — простонал я, — Сознание...оно вернулось ко мне лишь полчаса назад. Человек не может без него ни идти, ни ползти, ты это понимаешь?
— Ну и что... — тонкие, почти невидимые в сумраке плечи слегка передернулись и Маргин начала торопливо подбрасывать в затухающую печку дрова, — мертвые ходят и ничего. А ты говоришь, без сознания... Разве в этом сила?
Я удивленно, несмотря на боль, приподнялся на локте — дрова, охватываемые огнем, пощелкивали со странным звуком, похожим на человеческий вскрик «Ой!»
— ...Ты боишься огня, ты боишься воды, боишься копья, пули. Ты можешь сдохнуть от мерзкой болезни и твое тело уже будет не нужно Дьяволу... Только он дает эту силу, но ты становишься его слугой. Понимаешь. Ты уже не будешь ничего чувствовать...
— Я ничего не понимаю, Маргин, — испугался я потому, что ее лицо исказилось гримасой ужаса и на нем заплясали отблески пылающего огня.
— Скажи, почему ты не принял эту силу? Ведь теперь ты и смерть будете долго ходить рядом.
Ты был на кладбище. Ведь было страшно, правда?
— Да, было страшно. И я не мог ошибиться, — задумчиво бормотал я, — Я слышал женский голос прямо среди этого хаоса, хотя...
— Странный ты какой-то, — рассердилась женщина, — моя душа может быть где ей захочется, разве не так? Неужели Дьявол не мог позволить ей в этот момент быть именно там? Или я хуже всех?
Маргин всхлипнула, обхватила лицо руками и, мне показалось, что она вот-вот расплачется.
— М-может, конечно, — растерялся я и замолчал, чтобы не брякнуть еще чего лишнего. Никогда б не подумал, что такая чушь может обидеть человека. Я понял, что больше ничего не добьюсь и это сказочное спасение так и останется в тайне. А жаль.
— Бум-м...бум-м...бум-м...бум-м... — разносился на весь дом мерный стук капель по крыше.
За окном было уже темно. Лишь слабые отблески какого-то неровного мерцающего света крались по стенам, неумолимо подползая и проглатывая странные уродливые домишки на нашей улочке. Где-то там вдалеке слышались дикие, подхватываемые эхом, вопли, хохот, редкие раскатистые выстрелы.
Мне было жутко. Я искоса поглядывал на Маргин, стараясь уловить малейшее изменение в ее реакции на происходящее. Она была удивительно спокойна, но мне совладать с собой никак не удавалось. Все же здесь было уютно, и, как мне ошибочно казалось, безопасно. Очень часто дети преодолевают страх, укутавшись в одеяло с головой. Примерно такое же ощущение испытывал и я за этими старыми ветхими стенами. Не переставал удивляться, как мало здесь нужно людям, чтобы поддержать свое существование. Засаленный, едва держащийся на ножках, столик, добротная, сложенная из кирпича печка, три здоровенных глиняных чана, да в самом углу ворох какого-то полусгнившего тряпья. Это все, что меня окружало.
Когда на какое-то мгновенье наступала тишина в темных углах, особенно, как мне чудилось, в этих трех чанах, постоянно что-то шуршало. Меня уже давненько «подмывало» спросить об этом у хозяйки, но, наученный горьким опытом, я боялся отрицательной реакции. Приходилось лишь терпеливо ждать и слушать. Всему свое время...
Дикие восторженные голоса стали слышны гораздо явственнее, и вскоре в окошко стало видно как узенькая улочка, зажатая тисками угловатых домов, до отказа заполнилась мелькающими огоньками факелов. Зрелище напоминало карнавальное шествие, которое почему-то никто из жителей приветствовать не собирался. Где-то в самом центре толпы надрывался единственный визгливый голос, выкрикивая непонятные, режущие слух фразы.
Я смотрел как из-за угла вынырнуло огромное, в десяток метров, чучело дракона и, раскачиваясь в такт тяжелым ударам барабана, задрало шипастую голову. Угрожающе-ярко горели глаза.
Искушение было велико, но как страшно оказалось подойти к окошку и, тем более, приоткрыть дверь.
— Кто это? — почти шепотом спросил я.
— Праздник сегодня. Шествие Дрейхов — особо приближенных к Дьяволу.
— Надеюсь, что сюда они не придут? Знаешь, что-то не очень хочется праздновать вместе с ними, тем более, как я погляжу, они жгут дома...
— Нет, сюда никто не придет. Они знают, кого жгут. И вообще, ты мне уже надоел своими глупыми вопросами, — Маргин напустила на себя усталый вид, давая тем самым понять, что разговор закончен.
Она подоткнула замызганную юбку и села на корточки возле огня. Женщина вся дрожала.
— Прости, — не унимался я, хотя ни в коем случае не собирался испытывать ее терпение, — Я тут совершенно чужой человек и не знаю ваших порядков и обычаев. У меня есть свой мир, совсем не такой, как ваш...
— Врешь ты все... Где ты мог видеть другой мир? Были тут и до тебя такие же, которые так же утверждали, а потом сами же и отказывались от своих слов.
— Почему же отказывались?
— А вот прижгут тебе пятки каленым железом, тогда я посмотрю, как ты заговоришь...
Следующий вопрос так и застрял у меня в горле. Логика такого отречения не была мне понятна но зато, я усвоил для себя одно жизненно- важное правило: не болтай лишнего. Хотя, что в моих словах было лишнее, а что нет, я еще не различал.
Через полчаса на улице стало совершенно тихо, словно во всей округе остались мы одни- я и эта странная леди. Лишь треск и редкие вспышки света от догорающих одиноких домиков, напоминали о прошедшем своеобразном празднике. Было конечно, странно, но я так и не увидел никого из местных жителей. Улица словно вымерла.
Я открыл, было, рот, чтобы пожелать хозяйке спокойной ночи, но не успел. Всего на какое- то мгновенье, и все же в затуманенном от пыли окошке возникло суровое мужское лицо. По телу пробежала неприятная дрожь, не то от холода, не то от ощущения страха. Маргин все еще хлопотала у огня, что-то бубнила в полголоса, смешивая какие-то бредни о дьявольском заклятии с совершенно невразумительными неизвестными мне словами. Но я уже не слушал ее. Мои обостренные слух и зрение были где-то там, за этими ветхими стенами, погруженные в напряженную темноту и тишину.
Ага... так оно и есть. За дверью кто-то ходил, осторожно, казалось неохотно передвигая ноги.
— Тиш-ше! — зашипел я, когда шаги замерли возле самой двери. Что-то явно недоброе угадывалось за этими хождениями и я придвинул поближе металлическую погнутую (возможно об чью-то спину) кочергу. Явление «приход гостей» в этом мире было мною совершенно неизученно, а местные нравы оставляли желать лучшего. — Клянусь, там кто-то есть...
Женщина прильнула к стеклу, долго всматриваясь в темноту и вдруг неожиданно изменилась в лице. Осторожно, стараясь не скрипеть полом, Маргин вернулась к огню, плеснула воды, и села рядом со мной.
— Да, — шепнула она мне в ухо, — он уже здесь...

4.Звезды
Я откидываюсь в удобном кожаном кресле и легкомысленно начинаю мурлыкать давно забытую всеми мелодию. Лет двадцать назад, еще до Взрыва, ее гоняли на всех танцплощадках. Впрочем, современная молодежь, даже в Большом Городе, наверняка не знает, что это такое. Она кружила голову и рассказывала про счастливую жизнь, где- то там, в волшебном городе под названием Эдем. Никто не знает, где этот город, но все хотят туда попасть. К нему не пройти пешком, не доехать на автомобиле, не долететь на самолете. Он там, на одной из прекраснейших планет в глубинах космоса. И только стремительный корабль Мечты может донести нас туда. Быстрый, точный, похожий на стрелу.
Мы танцевали этот танец, не открывая глаз. Наши девушки обнимали нас в такт нежной мелодии. Они касались локонами наших щек, а телом- наших тел и, казалось, мы уже в полете. Мы уже приближаемся к своей Мечте. К нашей Мечте. Еще немного... Мы качались, как растения под легкими порывами ветерка, слушали дыхание друг друга и волновались, ощущая так близко биение сердец. Музыка летела над нами добрым невесомым плащом Феи-Морганы и мы теряли ощущение реальности происходящего. Вливались, погружались в спокойное течение звуков, прорастали в этой музыке. Мы пронзали эти бездны, приближаясь к заветной цели. О, нет это были не мурашки по коже. Можно хоть сейчас встать босыми ногами в ледяную лужу — вот оно, забытое ощущение вибрации нервов вдоль позвоночника. Нет! Это было не то! Это было не так! Зеленые, еще неиспорченные борьбой за выживание, романтики, чувствовали эти «мурашки». Но это было не по коже. Это было по поверхности Души. Это было гораздо тоньше, это было гораздо пронзительней и...нежнее. Своего рода наркотик. Наркотик танца. Наркотик женщины. Наркотик возможности достижения мечты.
Чужие звезды слепили наши глаза. Космическая пыль серебрилась на рукавах. Наши подруги, счастливые и обалдевшие, касались наших натруженных плеч, робко выглядывая сзади и удивляясь этим непролазным джунглям, этим могучим горам, покрытым снежными шапками, этим крохотным островкам, затерянным в лазурнейших океанах, этим шумным улицам, заполненным веселыми молодыми лицами. Они таяли, принимая Мечту, и, едва заметно губами касались щетины на наших скулах. Касались так нежно, как касаются друг друга усики мотыльков, как касается листок поверхности небольшой лужи, как касается осторожный ветер тонкой сферы побелевшего одуванчика. И эти мурашки... эта музыка... длилась, длилась, длилась...
— Я дарю тебе этот Мир! — звучал в поднебесье слегка охрипший голос, — Примешь ли ты этот подарок?
— Да, если в нем будешь ты...
Долговязый парень в заношенном халате закончил протирать свои реторты и теперь стоит, заложив руку за руку, что называется «над душой». Ему велено не торопить меня и он не торопит. Все-таки я брат Артура. Но, чувствуется, что мои раздумья ему не по нутру и он готов скорее приступить к делу. Чего раздумывать, если впереди всех нас ждет только Рай? Он достает коробочку с серебряными электродами и зачем-то, сквозь упаковку, изучает их на свет. Затем берет медицинский справочник и, жутко вздохнув, плюхается в кресло рядом со мной, открывая на первой же попавшейся странице. От меня не может укрыться, что, читая, он время от времени, косит в мою сторону и барабанит пальцами по треснувшему пергаменту.
Но я спешу! Если б он знал, как я спешу! Я прокручиваю в своем мозгу километры кинопленки. Я слышу сотни звуков, я вспоминаю сотни жестов. Лица, телефоны, фасады домов... Все это когда-то было. Все это исчезло и уже не вернется. Но я это помню! И не могу бросить! Ведь это было со мной! И я хочу все оставить! Швырнуть в бездну забытья! Ведь живое должно жить, то есть развиваться, двигаться дальше к новому, к Мечте... Я спешу! Да, да, я мчусь! Я выбираю! Я очень быстро выбираю! Я бегу по дороге. Я очень быстро бегу по дороге. Я несусь, я мчусь. Спотыкаюсь, падаю, качусь кубарем перелетая через целые куски собственной жизни. Снова вскакиваю и снова мчусь... И кто виноват, что дорога очень длинная и все никак не может закончиться... Это я. Осознанное эго. Я. Маленькое тело. Наивный разум. Детские ямочки на щеках. Беззубая улыбка. Коляска — «Ракета». А это Артур. Он чуть старше и чуть серьезнее. Этот игрушечный пистолетик он давным-давно утопил в колодце на даче. Плечи отца. Мы оба поместились на них. И оба плачем Наверное нам страшно на такой высоте... (Да-да, я спешу! Еще чуть чуть... Я решусь... Да...). А это наша пятиэтажка. А это пятиэтажка напротив. Во-он в тех окнах. Да, на четвертом этаже они жили, Артур и Сашка Петров, запустили свою первую ракету. Как она тогда жахнула-а!!! Она вырвалась из ванной в гостиную и побила стекла в серванте. Артур говорил, что он потом несколько дней ничего не слышал. А Сашка показывал свой зад, исполосованный ремнем... А это... да, Кажется, ее звали Полина. Мы сидели с ней вместе за партой до третьего класса. Она была грязнулей и все время заглядывала в мою тетрадь. Зато она научила меня перечеркивать параллельными черточками неправильные хвостики в прописях. По сравнению со стиранием и выцарапыванием это был явный прогресс, а Валентина Алексеевна частенько закрывала на глаза на мелочи... А здесь мы уже старше... Я сильно простыл...
Да, я понимаю, что надо спешить. Понимаю, что вопрос, «сколько время», задается неспроста. Да, я в курсе, что потенциал тела и потенциал бортовой системы электропитания должны адаптироваться друг к другу, выровняться, а на это нужно время. я все понимаю. И спешу.
Скрипит кожа кресла. Интересно, а они знают, что серый пластиковый потолок в их Ковчеге имеет трещины? И что эти трещины составляют интересный, хотя и несимметричный узор? А это больно, вживлять электроды? А бьется ли та посуда, которую протирал долговязый? А если бьется, то не отравимся ли мы той зеленой пузырящейся гадостью со средней полки. Не дай бог, кокнем при взлете. То-то им не поздоровится! Или нам не поздоровится...
Мечта. А что есть Мечта? И остается ли Мечта Мечтою, если двигаясь к ней, нужно терять себя? Пусть часть себя. Пусть мизерную долю себя, но все- таки кусочек того, что невозможно разделить. Что-то , ведь все- равно останется здесь, на Земле. В этом чистеньком подъезде с деревянными ящиками и без надписей на стенах. В этом колодце, на дне которого лежит проржавевший игрушечный пистолет. В этих, теперь уже старых, соснах. В этих страшных историях про красную перчатку и синий ноготь. В этом первом приглашении девочки на танец. В этой, давно растаявшей снежной крепости. В этом лопнувшем воздушном шарике... В этом, в этой, в этих... Мечта. Останется ли Мечта мечтою, если уже давно нет рядом той, которая нежно коснется... Останется ли Мечта Мечтою, если юношеский восторг давно уже сменился зрелым скепсисом, а порою, даже старческим брюзжанием и вечным недовольством. Останется ли Мечта Меч тою, если на рукаве не окажется искрящейся космической пыли, а будет красоваться заплатка из мутного полиэтилена... Если Рай окажется полон своих проблем и главная из них будет — как вернуться назад, чтобы умереть Дома...
— Ну-с..., — захлопнул свой справочник долговязый и встал из кресла. — Главное, конечно, стерильность и соблюдение всех мер...
Я грустно улыбнулся и указал ему на край лабораторного стола. Между двух никелированных краников бодро шевелил усами таракан.

5.Телькрод (Мертвец)
— Кто это? — я привстал, судорожно сжимая прут кочерги и, твердо зная, что метнуть эту штуковину у меня сил хватит. Маргин тут же ухватилась за мой рукав и силой усадила обратно.
— Прошу тебя, не делай глупостей, не двигайся и ни о чем сейчас не спрашивай... Слышишь? Главное, не двигайся, обещаешь?
— Хорошо...
Так в тишине мы просидели еще несколько минут. Слушали, как шипят и постреливают в печи мокрые головешки, да изредка бросали друг на друга испуганные взгляды.
Долго ждать не пришлось. Дверь несколько раз, едва заметно, дернулась и «собачка», звякнув, легко выскочила из петли. В хижину ворвался ветерок. Я не успел даже испугаться и лишь проклинал себя за то, что не поступил так, как считал нужным сам.
О, Боже!.. Того, кто ввалился в эту убогую хижину, нельзя было назвать человеком. Действительно, дьявольщина какая-то! Он уже стоял в трех метрах от нас, едва не задевая потолок своей страшно- облезлой, неимоверно раздутой головой, и глядел куда-то поверх. Его массивные посиневшие ноги почти до колен были опутаны какой-то зеленой болотной растительностью, будто человек этот уже много лет пролежал в толще ила и подводных зарослей. Не будь рядом со мной Маргин, я бы, закрыв глаза, как пробка вылетел за дверь.
Незнакомец медленно поворачивал шею, прислушиваясь к тишине, царившей в хижине. Да,... он именно слушал, словно ему важно было не зрительное восприятие, а лишь малейший наш шорох. Но глаза я запомнил надолго. Матовые без зрачков, как у недоделанной куклы, они совершенно ничего не выражали. Неестественно ввалившиеся глазницы и чернеющее отверстие беззубого рта придавали монстру ужасный дьявольский вид.
Я чувствовал, как дрожали руки Маргин, а сама она умоляюще глядела мне в лицо. Я не стал делать глупостей, тем более, что сил у искателя приключений хватило бы только на один бросок. Не дай бог никому пережить то напряжение и тот ужас, которые пришлось испытать в эти минуты. Я не представлял, чего эта женщина так смиренно ждет, но слепо верил ей. Она знает... Она должна знать что это единственный наш выход. Мне же оставалось лишь, внимательно следить за его рукой, держащей на плече здоровенный кривой топор, каким мясники разделывают туши.

Похоже, что чудовище смотрело на меня... Нет, оказывается, просто в мою сторону. Ведь я не шевелился, молчал и, даже, почти не дышал. Где-то в темном углу, среди тряпья что-то зашуршало и по полу сиганула огромная серая крыса... Следующее мгновение мои глаза зафиксировать были не в состоянии. Жалобно хрустнул ветхий потолок, когда чудовищный удар потряс хижину. Я беспомощно закрылся руками, ощущая на своем лице мелкую россыпь кровавых брызг и снова впился в металл кочерги.
Послышалось непонятное утробное бормотанье, напоминающее кипение смолы в закрытом сосуде, и ночной гость, похоже, оставшись довольным, ушел прочь, в набегающую темноту. Ветер гудел за окном, очевидно призывая новую бурю. Капли дождя уже не падали монотонно на крышу. Дробными зарядами они били в толстенное, наверное миллиметров шести толщиной, зеленоватое стекло. Влажные потемки, почти осязаемые и угнетающие укутали старую лачугу.
Пока я приходил в себя, Маргин вышвырнула за дверь остатки перерубленной крысы и несколько раз попыталась выдернуть из половицы топор. Я хотел, было, помочь, но после такого стресса ноги и руки не слушались совсем. Женщина, в конце концов махнула рукой, навесив на рукоять оружия платок — чтобы не споткнуться ненароком. Еще минута, и она снова хлопотала у огня, задумчивая и спокойная, словно то, что произошло, случается каждую ночь.
— У тебя железные нервы. Не каждый такое выдерживает, — похвалила меня она, — Но теперь ты можешь спать спокойно.
— Ты считаешь, что я с радостью последую твоему совету?
— Тогда уходи.
— Подожди, я не то хотел сказать... Это чудище, кто это был?
Маргин стояла у порога, опершись плечом о дверной косяк, и смотрела куда-то в темноту. Ночной ветерок принес запах еще свежего теплого пепелища. Скрипела одинокая створка. Может ставня недогоревшего окна, может калитка в поваленном заборе.
— Это был мой муж, — после долгой паузы ответила женщина. Я едва удержался, чтобы как- то внешне не среагировать, но внутри у меня так все и перевернулось. Покряхтев, почесав затылок
я сделал вид, что не расслышал и снова увалился на топчан.
— А он не такой уж и страшный, как мне вначале показалось. Привыкнуть можно..., если сильно захотеть. А что, он не живет с тобой?
— Нет. Он уже лет пять, как умер.
—...
— Что ты на меня уставился?
— Тем более, что ему здесь надо? — пожал плечами я и решил больше ничему не удивляться, делать вид, что со всем согласен. Пусть все будет так, как им всем хочется. Может тогда, я узнаю гораздо больше.
— Он приходит за мной, — продолжала Маргин, — часто приходит. Он хочет, чтобы я пришла к нему но я сижу, молчу и не шевелюсь.
— А этот покойник что, слепой, что ли?
— Да, он не видит, зато очень хорошо слышит. Однажды чуть не забрал меня к себе... Всего на столько... — Маргин свела свои ладошки, оставив между ними зазор всего в несколько сантиметров. — Но я даже не моргнула, — улыбнулась она.
Я понял, что это значит, но не мог понять другого. Как можно жить в постоянном страхе. Как можно привыкнуть к нему, помнить, что смерть рядом за дверью и ничего нельзя сделать... Сиди и не шевелись... Почти всю ночь я думал и уснул только под утро.

***
События последних двух дней не прошли для меня даром. Чудовищные сны методично терзали мое, едва окрепшее сознание, нередко превращаясь в самый настоящий бред.
Почти всю ночь я мчался к своему дому, пересекая красивые светлые улицы, но они все удлинялись, прятались за сверкающими небоскребами и уводили меня в незнакомые районы... Я видел промчавшееся над городом чучело дракона, впечатляющей длины. Видел густой черный дым, валивший из моего окна. Извиваясь и покачиваясь из стороны в сторону, словно смерч, он тянул свои объятия к солнцу, но редкие, с каменными лицами прохожие, торопясь, проходили мимо и не видели того, что видел я. А я кричал им, указывая на небо. Они шарахались в стороны, лопались, словно мыльные пузыри, оставляя на асфальте едва заметные размытые тени.
Свет дрогнул... Распухшее свинцовое облако медленно поглотило солнечный диск в свое светонепроницаемое чрево и, вдруг, стало пасмурно. В этот момент кто-то грубо хлопнул меня по плечу, после чего я долго пялился в это родное до боли, в то же время, страшно изменившееся лицо брата. Он был холоден, как студень и мрачен. Он постарел. Он чертовски постарел, и было неизвестно, надолго ли его теперь хватит.
— Зачем ты разыскиваешь меня? Почему не хочешь оставить в покое? — он скривил в усмешке свои растрескавшиеся обветренные губы и поправил за спиной винтовку, — Я жду своего часа, когда смогу служить дьяволу. Если ты не уйдешь из этого мира, я однажды приду к тебе ночью и дождусь, когда ты шевельнешься...
— Что за чушь ты несешь?! Да, я пришел за тобой и мне не понятно, что здесь происходит.
— Праздник сегодня... — едва заметно улыбнулся Артур и его лицо сделалось страшным, как в Ночном кошмаре. Он указывал рукой куда- то вдаль, где, сокрушая все на своем пути, стремительно несся грязевой поток чудовищной силы....
Я дернулся в сторону, потому что ощутил резкое горячее дыхание и в глаза резанул яркий полыхающий свет. Мне казалось, будто все это продолжение сна и стоит только окончательно проснуться, как все исчезнет.
Исчезло не все. Передо мной из пелены дыма и темноты возникло испуганное лицо Маргин.
Она провела пылающим факелом над моим лицом так низко, что я услышал слабый треск опаленных волос.
— Маргин, что ты делаешь? — предчувствуя недоброе, прохрипел я. Лицо исчезло так же внезапно, как и появилось. Снова воцарился мрак. Вокруг хижины явно кто-то торопливо ходил. Где-то совсем рядом слышалось то ли пение, то ли завывание ветра в печной трубе и щелях. Сердце сжималось от этих тоскливых звуков и мучительно думалось о том, какой черт занес меня сюда, неизвестно к кому и неизвестно зачем. Бледный туманный свет исходил лишь от маленького мутного окошка и, сколько я ни старался, напрягая зрение- так ничего и не разглядел.
Вскочив с топчана, я в один момент понял, что это реальность. Жуткая и кошмарная. Кто-то воттолько что (Маргин, конечно!) хотел вытянуть мою бедную слабую душу из спящего тела при помощи факела и колдовских заклятий. И это ему (ей) почти удалось, не проснись я от кошмара.
Вытянув перед собой руки, задыхаясь и кашляя, натыкаясь на острые углы, я в итоге, налетел на стол, и с хрустом повалился на что- то мягкое, обдавшее отвратительным запахом давно сгнившего тряпья. Возле самого моего уха послышался шорох, сначала тихий, едва различимый, затем настойчивый и громкий, он перерос в бешенное царапанье.

Прямо передо мной стоял здоровенный глиняный чан из которого, видимо, и доносились эти звуки.
— Кто там? — негромко, но уверенно крикнул я.
За глиняной стенкой раздалось сдержанное старческое покашливание. В этот момент мне показалось, будто десятки холодных цепких рук пытаются обхватить мои ступни. В ужасе я вскочил на ноги, раздавая пинки направо и налево и, распахнув своим лбом дверь, выскочил из хижины.
Вокруг было сыро и пасмурно. Я оказался на какой-то «расчавканной», покрытой многочисленными следами и рытвинами, дороге. Вдалеке, уныло громыхая по камням, огромными, почти с человеческий рост, колесами, медленно тащилась телега. Маленький, словно гном, старичок долго и внимательно глядел в мою сторону, затем медленно растаял в тумане, словно призрак подхваченный дуновением ветра. Меня охватило тихое бешенство. Я ненавидел эту страну.
— Ты, никак, и, вправду, из чужих... — послышался за спиной голос Маргин, — А я думала прикидываешься. Хотела Цварика вызвать, чтобы он душу твою осмотрел, тебя проверил...
— У тебя и так, видно, полон дом всяких цвариков.. — переводя дыхание и потирая вздувшуюся шишку на лбу, отозвался я.
— Что, в штаны наложил? — женщина устало отбросила в сторону тлеющий факел и, раздирая пальцами густые слипшиеся волосы, уставилась на дверь хижины. Она была явно чем-то расстроена.
— Ты мне все испортил. Теперь из-за тебя опять всю ночь не спать. Думаешь легко, да?
— Объясни мне, что случилось и что ты хочешь от меня. — растерялся я.
— Ты помешал мне выгнать из дома дух моего мужа. Он почувствовал чужого и я не смогла задобрить его, уговорить! — размахивая руками, вдруг завизжала Маргин. Он теперь будет приходить еще чаще. Понял?!
— А-а, прости...
— Навязался на мою голову... — и тут ее осенило, потому, что мрачное, осунувшееся до этого лицо, вдруг осветилось неподдельной радостью, — Послушай, хочешь, я принесу тебя в жертву...?
Ты не думай, я каждый день буду тебя поминать, как человека, подарившего мне радость. Будет пышная церемония...
— Хватит!!! — рявкнул я, — Думай, что говоришь! Через день-два я окрепну, как следует, и тогда сам выгоню тебе этого духа. А нет- так тоже могу кое-кого принести в жертву.
Для пущей убедительности пришлось подобрать из грязи увесистый булыжник и потрясти перед ее лицом. «Какой бы «мамонт» сюда не заявился, — думал я, — если быть ко всему готовым, то, наверное, можно не бояться.
— Ну уж нет...Тогда проваливай отсюда, — холодно заключила Маргин.
Перепады в ее настроении уже не удивляли и, потому я остался невозмутимым. Вздохнул, пожал плечами и пошел в дом. После коротких сборов я хотел, было откланяться, но услышав в ответ только фырканье, да шипение, решил не тратить время на сантименты и, вскоре рванул по дороге в ту сторону, куда скрылась телега с большими колесами. Я, словно знал точно, куда мне идти и зачем.
Туман сгустился еще сильнее, и моя решительность незаметно исчезла. Я потерял из виду и дома и улицу, которую видел ночью, потерял это проклятое затопленное кладбище — сторону, откуда появился. На протяжении уже нескольких километров мне не попалось никого из местных. Словно вымерли. Неужели этот странный «праздник», ночной и утренний кошмары мне привиделись? После такого купания это немудрено...
Похоже, что дорога, по которой я шел, была когда-то автострадой. Разрушающее воздействие времени и природы изменили ее былой облик — смешали асфальт с землей, превратив в обычный ухабистый проселок. Вдоль нее тянулись старые ржавые столбы электропередач, сильно покосившиеся в разные стороны. Создавалось впечатление, будто они выглядывали в друг из-за друга, стараясь получше рассмотреть редкого прохожего. После двухчасовой ходьбы стали появляться развилки, какие-то допотопные (ха! допотопные!) сооружения, трансформаторные будки, полуразрушенные здания складов и цехов. Туман стал рассеиваться. Вернее, это дорога начала подниматься по насыпи вверх, оставляя его в низинах и оврагах.
Петлять по развилкам я не решился. Трасса, когда б она ни была построена, все равно приведет куда-нибудь к центру, или просто к людям. Но вскоре, пройдя с километр я пожалел об этом...

6. Женщина
Мы долго шли по жизни, что называется «не разлей вода». Раннее детство. Школа. Вуз. Я даже хотел податься в науку, как брат, хотя и не чувствовал в себе такого призвания. Но чтобы чего- то добиться на этом поприще, нужно, помимо всего прочего, быть еще и фанатиком, а я им не был. Тут наше параллельное движение по жизни, впервые дало сбой. Один из нас имел Мечту. Хотел осчастливить все человечество и, кажется знал, как это сделать. Другой этой Мечты не имел. Он, по большому счету, был лентяй. И из всех занятий предпочитал игру в клубе на синтезаторе, да ухаживание за красивыми девушками. Первый ездил «в поля», заставляя второго следовать за собой, и изучать минералы, кузнечиков да сталактиты (фу, до сих пор с ужасом вспоминаю эти мрачные уральские пещеры!). Этот второй, скрепя сердце, оставлял быт, цивилизацию и, проклиная сухари, да суповые концентраты, позволял таскать себя в эти экспедиции. Каждый день, проведенный в палатке считал вычеркнутым из жизни и каждую запись в полевом журнале — бредом, пригодным только для чтения «на сон грядущий». А возвращение в Большой Город отмечал танцами и пьянкой, в то время, как необходимо было сортировывать образцы и готовить отчеты.
Все это делал Артур, не позволяя себе, по родственному, даже сердиться на меня. Он только бурчал про то, что лень- матушка навряд ли когда отпустит меня и, что он знает одно хорошее народное средство от этого недуга. Дрыном поперек спины три раза в день и до и после и во время еды. наши совместные отчеты были составлены пунктуально и сдавались вовремя. Но не мое это было. Не мое...Впрочем, была другая причиной нашего размежевания... Следующий сбой параллельного движения по жизни произошел чуть позже. Хотя, все, что было до взрыва теперь помнится смутно, но этот эпизод в биографии хорошо помним, что он, что я...
Она была чуть старше. На год или два. Она хорошо пела. И была солисткой в нашем самодеятельном оркестрике. Какие высокие звуки она брала! Как чувствовала мелодию и ритм Музыки! Какие импровизации затевала на скрипке! Мой брат совершенно в этом не разбирался, но даже он, когда изредка приходил в наш подвальчик на окраине, заслушивался, открыв рот. Соломинка выпадала в коктейль, а он глядел на нее так, что казалось, поставь ширму — проткнет дырки взглядом! Мы танцевали с ней. То он, то я. Он пригласил ее работать в его группе лаборанткой и она согласилась. Уже тогда его имя кое-что значило, и все знали, что такой человек, как Артур проложит в науке свою дорогу. Он не останавливался на пол-пути. Он готовил какую-то публикацию в скучном журнале, а какой из меня помощник, я уже говорил. Долгими осенними вечерами они запирались в препараторской, а я, злой, как паук, ходил под окнами лабораторного корпуса, да препирался с вахтером, чтобы он поднялся на второй этаж и проверил, не остался ли кто-либо случайно в подключенном на сигнализацию здании.
Я бы и теперь не назвал ее красивой. Да, она была стройной (может даже чересчур). Она была веселой и общительной. Она была лиричной и талантливой в музыке (я уже говорил). Она была интересной. Она была интересной, как может быть интересной пожилая учительница начальных классов, которой есть что вспомнить из тысяч событий, из тысяч судеб, прошедших перед ее глазами. Она была интересной, как школьница-второклассница, которой можно многое рассказать глядя в ее удивительные, полные восторга глаза. Она была интересной, как усталая спортсменка, после выигранного старта. Она была интересна, как открытый человек, как товарищ по общему делу. Наконец, чего греха таить, она была интересна как женщина, которую хотелось увидеть однажды утром спящей в твоей постели. Пикантные подробности ее фигуры, когда она носила узкий свитер, или джинсы, так приятно кружили голову! Невозможно было пройти по коридору мимо нее не споткнувшись. Ах, как замирало сердце во время танца, когда она слегка касалась ладонями моих лопаток. Ах, как хотелось петь, когда во время дождя она присаживалась к костерку, накидывая на голову угол моей штормовки! Удивительное притягательное обаяние, логичного объяснения которому не было. Просто хотелось находиться с ней рядом, нравиться ей, чудить в ее присутствии и радоваться жизни.
Все то же самое происходило и с Артуром. Он разрывался между долгом (наука требовала от него массу времени) и привязанностью к ней. Сходил с ума от недосыпания и ревности, когда не мог появиться в нашем подвальчике. А тут еще она стала посещать его факультативные лекции. Брат стал отвлекаться от темы, шутить и сбиваться с мысли. Стал задавать задания, которые не смог бы решить ни один здравомыслящий студент. Он краснел у доски, случайно увидев ее колени. Улыбался и раньше положенного объявлял перерыв, столкнувшись с ней взглядом. Он, это было видно, как самолет, постепенно сваливался в штопор...
В один прекрасный день мы оба поняли, что не можем без нее жить. И Артур понял. И я понял. А, вероятно, и она поняла, что настало время выбора между двух достойных парней — двух братьев. Все увлечения хороши до определенной степени. Рано или поздно происходит серьезный разговор, который круто меняет жизнь. И кому-то обязательно придется страдать... Третий всегда лишний, какие бы изощренные варианты не подсказывала Вторая сексуальная революция.
Мужчина, по природе своей, собственник- он не должен ни с кем делиться. А бить морду брату, чтобы снять стресс переживаний — это не для нас.
Страдать пришлось Артуру. И он унес с собой эту душевную рану, так и не изменив обычной беззаботной улыбки на лице. Так и не заплакав, хотя я видел, как в глазах, несмотря на веселые искорки, стояли слезы... Он поднялся по ступенькам, помахал рукой и больше уже не появлялся в нашем музыкальном кафе. Видеться мы стали реже, хотя, я знал — он всегда рад этим встречам и вовсе меня не избегает. Моей избраннице вскоре потребовалось отдельное жилье и я все силы бросил на осуществление этого проекта. Уже через полгода мы перебрались из общежития в квартиру. Пусть маленькую, зато свою. Артур, по-прежнему, мотался «в поля», но меня уже с собой не таскал, впрочем, я и не просился...
Наши пути в жизни почти разошлись... А потом был Взрыв.

7. Могильщик
Дорога кончалась обрывом и больше нигде не продолжалась. На дне глубокого извилистого оврага тихо и заманчиво журчал ручей. Я поплотнее запахнулся в пальто и, увлекая за собой камнепад, покатился вниз...
Вода... Чертовски хотелось пить. Вот уж никак не ожидал, что уйдя от Маргин, окажусь в безлюдье и не сразу найду воду. Я долго и внимательно оглядывал округу, русло, дно ручья, но хлебнуть хоть глоток, так и не решился. Не внушало доверия ни то, что торчало со дна, ни запах, которым пахла «живительная влага». Слегка помочив губы, я вновь поднялся на насыпь и, выбрав место посуше, улегся на редкую жухлую траву. Мои ноги, в огромных «лаптях» налипшей глины, требовали отдыха. Второй раз за последние дни я ощутил безразличие ко всему и на какой-то миг поверил в бессмысленность своей затеи. Нужно было готовиться не менее тщательно, чем перед отправкой в джунгли или в пустыню. А что имел я? Наивно и глупо верить, что все получится вот так сразу, с первых дней. Вернуться бы целым и невредимым самому...
Когда ветер изменил направление, я явно ощутил смердящий трупный запах и моментально очнулся от своих размышлений. Чья- то рука в резиновой перчатке грубо ухватила меня за локоть.
Металлический изогнутый прут с заостренным концом, стукнул по ткани пальто, проткнув ее и едва не сломав ребро. Тут же меня куда-то поволокли и я, растерявшись, тут же заорал что-то несуразное.
Эти кто-то сразу отпустили меня и я неуклюже упал лицом в грязь, успев все же заметить метнувшийся в сторону силуэт и испуганное пожилое лицо. Пауза была томительной.
— ...Дьявол, оставь свои намерения... Я вне закона твоего, я вне закона твоего... — беспрестанно забубнил чей-то слабый испуганный голос. Оказывается тот, кто это сделал был напуган не меньше меня.
Это был старик, одетый в серую затасканную мешковину. Он таращил на меня глаза, корчил ужасные рожи, продолжая следить за каждым моим движением из-под просторного капюшона. Отскочив, он присел и уже был готов в любую секунду пуститься наутек.
— Ты что, отец, смерти ищешь? — я встал, потирая ушибленную грудь, отряхнулся и, пытаясь вытереть лицо, размазал грязь по щекам. — Не бойся, ничего плохого я тебе не сделаю.
— Даже смерть не искупит твои деяния, презренный дрейх. Даже если ты мертвец в обличии дьявольском, ты не получишь того, чего жаждешь...Я вне закона твоего... Но если ты оборотень — я узнаю тебя.
— Стоит еще посмотреть, кто из нас оборотень. Как только ты появился здесь — ужасно запахло падалью, — сказал я, прикрывая рот и нос воротником многострадального пальто. Терпеть уже не было сил.
Старик с какой-то тайной надеждой поглядывал в сторону телеги, оставленной чуть поодаль, но старая измотанная кляча молча переминалась с ноги на ногу, давая понять, что на этот раз Дьявол не сыграл с ними злую шутку. Было видно, как он немного успокоился.
— Кто ты и что у тебя в телеге? — начал я, чувствуя себя на этот раз на высоте.
— Могильщик я...
— А что здесь делаешь и куда едешь?
— М-могильщик я..., вот, везу...
Кляча развернула телегу и, не торопясь, поплелась в нашу сторону. Я почувствовал, как ослабели коленки, когда увидел торчащие из-за высокого борта скрюченные руки, ноги, головы с перекошенными от ужаса лицами. Трупы давно закостенели и почернели от времени, прежде, чем заботливые руки и крюк могильщика загрузили их в телегу.
— Останови ее... Стой, тебе говорят... Ты, видать, и меня собрался туда же...
— Всему свое время, — растерялся старик, — ведь не поймешь сразу-то, кто ты есть, живой, али мертвый, а еще чего хуже, оборотень... А мне все одно, по пути, догружусь, думаю...
— Неужто и оборотни бывают? — я поежился, но постарался сделать вид, будто меня это меньше всего волнует... Мы не торопясь поплелись по дороге. Мой взгляд, помимо воли, часто пробегал по телеге и мне никак не удавалось с собой совладать. Скверное состояние.
— Ты что, с неба свалился? — продолжал могильщик, — можно подумать, оборотня никогда не видел... Я вот тут вчера проезжал мимо Горячих отстойников, — он махнул рукой куда-то в туманную даль, — и вдруг, гляжу, стоит у стены и глазами сверкает. Ну, я и давай, проклятиями сыпать... А он как взлетит! И шасть в мою телегу. Не успел я опомниться, а из телеги-то мертвецы как посыплются в разные стороны! Вот так и получилось, что все труды мои насмарку.
— А тебе, оказывается, всего лишь, трудов жалко, — сдержанно усмехнулся я. Пусть старик сильно преувеличивает, но где-то глубоко внутри я чувствовал долю истины в его словах. Они все тут привыкли к смерти. И ему действительно было жалко лишь своего труда, который пришлось вкладывать еще раз, чтобы проделать ту же самую работу.
Естественно, я не верил в ходячих покойников (даже после встречи с мужем Маргин), в призраков, наводящих ужас на местных жителей, в оборотней и прочую нечисть и поэтому старался объяснить все реальными логическими причинами. Мне казалось, что все это какие-то природные явления, имеющие естественное основание. Явления, связанные с полнейшей изоляцией от внешнего мира, последствиями радиации и мутациями. Либо кто-то умышленно сеет смерть, создавая потрясающие и ужасные своей реалистичностью мифы. Трудно сказать...
— Я так понимаю, ты никого здесь не боишься.
— Не-е-е, — замахал руками старик, — нашего брата в этих местах не трогают, будь то живой, или оборотень. Нас итак уже мало осталось.
— Но, ведь меня- то ты испугался?
— Ты мог не разглядеть во мне неприкосновенного.
— Это все хорошо... — я помолчал, вслушиваясь в скрип огромных колес, — а если серьезно, я вот о чем хотел спросить. — В моем внутреннем кармане лежала потрепанная фотография Артура, чудом сохранившаяся после потопа и я достал ее, под пристальным взглядом могильщика, — Может приходилось когда видеть?
— Оборотень, что ли? — хихикнул тот, опасливо поглядывая на замусоленный бумажный квадратик и не решаясь взять в руки — Это у них модно, лики свои оставлять. На ладони, на одежде, на стене какой-нибудь. Глядят на тебя, и, главное, не стереть ничем. У моего товарища, представляешь, старикашка противненько засмеялся, — оборотень лик свой оставил на...
— Сам ты оборотень!
— Почему ты так решил!? — опешил могильщик, и подумав, ущипнул себя за щеку, — Не-ет, тут же сказал он довольно, — я не оборотень. А вот если сейчас эта рожа появится на твоей заднице я не удивлюсь.
— Пенек ты, — я разозлился не на шутку и в то же время испугался, что старик не захочет больше разговаривать, ссадит с телеги и мне самому придется топать куда глаза глядят.
— Вот видишь, — задумчиво констатировал могильщик, — ты даже не знаешь, что такое пенек. Ты, презренный дрейх, дерево срубленное хоть раз видел? Вот то-то и оно, что не видел, а говоришь что я пенек... Не вижу ничего общего. Мертвец в дьявольском обличье и то лучше видит, чем ты потому что ты мастер только животы вспарывать несчастным.
— Ладно, — думал я, — он не понял, что многое из сказанного страшно задело меня и уж тем более не заподозрил, что я хотел сделать то же самое. То, что меня покоробит для них — в порядке вещей. Стоит ли обижаться.
Вскоре я отдохнул, обозрел окрестности и на ближайшей развилке свернул с трассы. Не было сил находиться в попутчиках у этого «труженика». Какое было облегчение, когда телега, нагруженная мертвецами осталась далеко позади!
До конца дня нужно было успеть найти пристанище.

8. Врега
Километрах в трех от меня раскинулись, удивляющие своей масштабностью, развалины. Они находились на громадном кургане. Холме с воронкой-кратером посредине Откуда-то из его недр курился уже знакомый извивающийся столб дыма. Поднимаясь ввысь, он расширялся, образуя шапку, становясь похожим на атомный гриб и смешивался с низко висящими серыми тучами. Не знаю, как реагируют на подобное явление местные жители, но мне было не по себе.

Мне хотелось разгадать и эту тайну, но я помнил рассказ могильщика. В той стороне, где разбросаны по округе бесчисленные будки трансформаторов, вереницы мачт и сети проводов — остатков допотопной станции, живут отшельники. Узнав от старика кое-что об их ритуалах и традициях, я понял, что там в ходу людоедство и не такой уж Артур дурак, чтобы остаться с ними.
Однако дьявольский букет возможных неприятностей ширился, и я знал, что их еще будет предостаточно на моем пути. Трудность заключалась в том, что мне необходимо было особо не привлечь к себе внимание, а чтобы найти брата, необходимо было еще очень многое узнать. И узнавание продолжалось. Не встреть я могильщика, наверняка попал бы к отшельникам и на моих костях сплясали бы очередной магический танец с заклинаниями...
Смеркалось. Столб дыма медленно растаял в вечерней мгле, а вихрящиеся тучи, украшенные черными пятнами поплыли куда-то в даль. Я поймал себя на том, что видел такие тучи не раз у себя дома, над Большим Городом, но никогда не задумывался над их происхождением.
Вокруг стояла гробовая тишина. Я пересек несколько длинных узких улочек, зажатых высокими стенами полуразрушенных производственных зданий и, стараясь обходить темные участки и завалы, не спеша поплелся по одной из них. Мое внимание привлекло то, что все входы, ведущие вниз, в подвалы, цокольные проемы и колодцы были намертво заколочены или завалены тяжелыми металлическими конструкциями, бетонными блоками и прочим тяжеловесным хламом. Это несомненно таило новую опасность, но о ней старик не сказал ни слова.

Я решил не соваться туда, пока не узнаю, что к чему. Тем более, что всю дорогу у меня было такое ощущение, что за мной постоянно кто- то следит. Мое боковое зрение то и дело улавливало едва заметное движение. Казалось, по стенам скользили уродливые нечеловеческие тени, но стоило обернуться — все исчезало.
— Это страх, — успокаивал я себя, но расслабляться и не думал. После «купания» на кладбище отверженных, я уже достаточно оклемался, а теперь еще подобрал увесистый обломок кирпича, так, что если будет нужно, я бы смог постоять за себя.
В конце концов я попался неожиданно и глупо. Эти двое стояли прямо на моем пути, метрах в тридцати, будто поджидали давным-давно. Но, клянусь, две минуты назад их здесь не было. Как узнать, кто это? Отшельники просто так не шастают по округе. Это еще не их территория, если я правильно понимаю здешние границы. Один из них был длинный и тощий, словно мумия, с противным крючковатым носом, как у хищной птицы. Он стоял, опершись о винтовку, и держался спокойно и уверенно. Мне почему-то сразу стало ясно, что это именно ему дано здесь право командовать, и что моя жизнь зависела сей час только от его слова. Второй же был просто настоящей обезьяной. Маленький, сутулый с необычайно короткими ногами, что полностью нарушало пропорции тела. Его руки безвольно свисали вдоль слегка наклоненного вперед тела, что добавляло сходства. Глаза были налиты кровью и бестолковый блуждающий взгляд вскоре остановился на мне. Он, не спеша, нагло зашел сзади. Его руки-клещи обхватили мою грудную клетку и сцепились в замок. Второй накинул ремень оружия на плечо и мерзко хихикнул. Оба действовали так, будто были уверены в моей беззащитности — Что ты здесь делаешь в Час Дьявола?, — беззлобно, но с хитринкой спросил длинный, покачивая Стволом, направленным мне в ключицы.
Что можно было ответить, тем более, что гориллообразный приставил к моему горлу свой тесак.
— Отойди от него, Крыса, — продолжал первый, выжидающе поглядев на мою реакцию, — Впрочем я знаю, зачем ты здесь появился.
«Что ты можешь обо мне знать, дикарь»? — подумал я. Твое дело только вшей кормить.
От моего горла убрали тупое лезвие и я захлебнулся в продолжительном кашле.
— Пора бы тебе знать, что шататься в этих местах в Час Дьявола запрещено. Я в силах тебя отвергнуть и ты за первым же углом умрешь мучительной смертью. Или же тебя отнесут на кладбище подыхать с отстреленными ногами.
— Ну, зачем же так быстро... — я постарался независимо улыбнуться, но понял, что выгляжу лишь до смерти перепуганным. Хотя, это действительно было так.

— Отдай его мне, — прошипел гориллообразный, снова вытаскивая свой нож.
— Отстань!, — отрезал длинный, — ты еще не заслужил... Да и разве я мало для тебя отвергал?
Второй нетерпеливо взвыл, затем посмотрел глазами полными слепой преданности и стал ждать указаний.
— Я знаю, что ты ищешь своего брата...
Я вздрогнул. Последние слова, словно электрический ток прошили мой мозг. Наваждение какое-то... Откуда им все известно. Я говорил об этом лишь Маргин, да могильщику показывал фото. Но ведь это же глупо, просто бессмысленно... Маргин не поверила мне. Неужели меня преследуют всю дорогу? Вот уж, действительно, такая встреча совершенно не входила в мои планы Каждый мой мускул напрягся в ожидании развязки.
— Что за чушь вы несете?, — пробормотал я, но по их взглядам почувствовал, что дурачок из меня не получился. Длинный расхохотался и ткнул стволом винтовки мне в шею.
— Цварика не обманешь, чужестранец...
— Он что, следил за мной?
— Глупый ты... Он все знает. Он — первый колдун.
— Тогда почему бы вам не сказать мне, где сейчас Артур. Я не желаю никому зла. Мы бы покинули эту территорию в первый же день...
Мощный удар в грудь свалил меня с ног и длинный мгновенно изменился в лице. Горилообразный вновь ухватил меня за руку, надеясь, что ему все — же разрешат совершить расправу. Было ясно, что этот урод не привык просто пугать и действует наверняка. Если сломать кому-то руку, то обязательно с хрустом кости, если вонзить тесак, то по самую рукоять. Я закрыл глаза, но ничего не случилось.
— Все гораздо сложнее, чем ты думаешь, чужестранец, — длинный оттолкнул заскулившего Крысу,— твой брат — бунтовщик. Он не стал признавать законы Дьявола, по которым у нас все обязаны жить. Он собрал ватагу и поднял мятеж... Но их мало. Они боятся нас и прячутся. Эти трусы делают оборотней, чтобы мы поверили, будто их много...
— Тогда, что вы хотите от меня? — предчувствуя недоброе, спросил я.
— Ладно. — ствол снова был направлен в землю, — Все будет так, как ты хочешь. Ты поможешь нам его найти и вы покинете нас... Здесь нет места бунтовщикам, — подвел итог вожак и жестом приказал следовать за ним.

Какая наивная ложь! Я прекрасно понимал, что случится, когда я помогу им найти Артура. Вернее помогу им заманить его. И все же я решил не делать опрометчивых поступков и согласился со всеми условиями. Отказаться никогда не поздно. Да и терять мне нечего. Ведь совершенно ясно, что при любом исходе задуманного, нам обоим грозит смерть, но при моем согласии я имею время подумать и сориентироваться. Это мой шанс.
День близился к концу. Меня вели такими звериными тропами, что попытайся я бежать, все равно ни за что бы отсюда не выбрался. В моем положении побег- затея бессмысленная. За мной никто б, наверное, и не погнался — пару часов блужданий в этом хаотическом лабиринте, и я сам бы опять напоролся на ту же компанию. Вскоре, по пути стали появляться редкие прохожие, но, завидев нас, они, либо пятились назад, либо обходили стороной, сворачивая еще издали. Было ясно, что причиной тому являлся тот самый — длинный. Похоже, здесь власть была у него. Я слышал, как он скрипел зубами, упоминая о брате, и пожирал меня глазами, полными ненависти.

Но я был спокоен. Если они не убили меня сразу, значит, есть причина... Все-таки Артур жив. Мало того — еще неплохо акклиматизировался, раз до сих пор портит кому-то кровь. Мои грязные провожатые привели меня в заброшенную котельную, напоминающую издали огромный дот. Холодное здание встретило нас гулким эхом, плесенью и сыростью.
Один из двух котлов был все еще цел, хотя в данный момент это не имело никакого значения. Он выставил свой рыжий металлический бок из груды битого кирпича и шифера. Другой был взорван и представлял собой растопыренные в разные стороны, искореженные железные лохмотья.
Особенно поразило то, что все стены и потолок были разрисованы какими- то дьявольскими кровавыми сценами, чудовищами, всевозможными символами, совершенно не связанными между собой наборами слов.

***
Вскоре в самом центре ярко и таинственно заполыхал костер. Я внимательно разглядел, что из всей шумной компании, которая собралась к огню, винтовки имели всего пара человек, судя по внешнему виду, более привилегированные, чем остальные. У большинства же были грубо заточенные ножи, копья, трезубцы, которыми они после каждого взрыва хохота потрясали над головами.
Мне было жутко и тошно. Бурное веселье было вызвано тем, что кто-то рассказывал, как на днях отобрал у лесника еду и не раздумывая, вспорол ему живот. Последующие же истории оказались еще «смешнее» первой. Все сводилось к тому, что кто-то кого-то зарезал, заколол, оттяпал уши, при этом созерцая предсмертные муки.
Я и не заметил, как дошла очередь и до меня...
Мне пришлось поведать этим людям историю, которая произошла прошлой ночью в доме у Маргин. Я даже описал свои ощущения, которые испытал при этом. Примерно на половине стало ясно, что особого интереса мой рассказ ни у кого не вызвал. Но что мне было еще рассказывать. Хотелось, как-то поддержать разговор, лучше узнать и понять этих, на самом деле, несчастных людей. Слава Богу, кажется, не все из них осведомлены, чей я брат. Вырвать язык родственнику врага для этих бродяг, наверняка доблесть. Предводитель и моргнуть не успеет, как мне перегрызут глотку. А уж оттащит или нет свою свору от бездыханного тела, мне будет тогда все равно.

Я ожидал любой реакции, но только не такой...
Сначала все молчали, словно переваривали услышанное. Затем вдруг самый здоровенный детина с размаху воткнул свой трезубец в стену (эта сталь вонзилась в бетон!), схватился за живот и принялся дико хохотать. Вскоре вся старая котельная сотрясалась от дружного многоголосого хохота, воплей и почти поросячьего визга...
— ...Все слышали?! Он испугался Телькрода! — ревел детина, обнажая свои серые кривые зубы — Самого слепого из всех слепых, которых я когда-либо встречал...
— Слушай, приятель, расскажи еще раз, посмеемся вволю, — ржали из толпы.
— А не посмотреть ли, что у него внутри?! Вдруг он такой же забавный, как и снаружи!?
Страсти с каждой минутой накалялись. Чего боялся, к тому все и шло. Я стоял ошарашенный с раскрытым ртом и выглядел, вероятно, глупо. Может быть своеобразно, но мне удалось, оказывается, поддержать разговор и стать центром внимания. Мысленно я еще раз прокрутил вчерашнюю историю, содрогнулся, но так и не понял причины всеобщего веселья. Случись такое с кем- то из моих знакомых я бы не смеялся. Теперь я не представлял, что делать дальше...
Однако, я напрасно терзался. Все забыли про меня так же быстро, как и заметили. В приподнятом настроении толпа вывалила из кособоких ворот и по крикам, тяжелому топоту и лязганью железа, я понял, что начались какие-то жестокие дурацкие игры, присущие только этой стране. В щель между ржавыми железными листами я увидел выбранную жертву. Молодой грязный паренек, словно затравленный зверь, носился по гигантским кучам кирпича, уворачиваясь от копий и трезубцев.

Сколько ему нужно продержаться...? Я почувствовал на своей спине выступивший холодный пот и невольно представил себя на его месте. Шум, вопли, восторженный хохот, сливаясь в одно целое, потом долго стояли у меня в ушах даже после того, как все закончилось.
Похоже, что жертва сумела уцелеть за этот бесконечный промежуток времени, хотя для этого бедняге пришлось пожертвовать своей правой рукой.

Иначе нельзя. Если бы парень остался невредимым, толпа все — равно разорвала бы его на куски. Теперь не из-за азарта — со злости. Это было ясно как день. Я видел, как юноша корчился от боли, и в то же время радовался своей удаче. Видимо, нередко в этих играх бывает другой исход.

Именно в этот момент я почувствовал за спиной чей- то внимательный изучающий взгляд и, стараясь не делать резких движений, обернулся. В полумраке дальнего угла котельной прямо на бетонном полу сидел маленький, но достаточно широкий в плечах человек, который молча наблюдал за мной из темноты. Лица разглядеть я не смог, зато со страхом увидел мускулистые руки, крепко сжимавшие копье.
— Почему ты не смеешься? — тихо спросил я
— Ты не смешной, — послышался хриплый басовитый голос, напоминающий скрип старой деревянной двери, — Ты жалкий. И я не понимаю, зачем ты все это им рассказываешь.
— А ты считаешь, не стоит?! — искренне удивился я.
— Да... Ты не знаешь Телькрода, и они его плохо знают. Он, хотя и слеп, но хитер. Он приходит только по ночам, когда мы спим, и ждет... Если ты зашевелишься во сне — сразу убивает. К сожалению, не все еще умеют замирать без движения, засыпая.
— Почему вы не убьете его? — мое мировоззрение шагнуло на ступень ниже, впрочем, мне удалось утешить себя, что это временно. Как только мы с Артуром вернемся в Большой Город, все будет по-иному, как прежде... А может, он нашел способ добиться своей Мечты и тогда он возьмет меня с собою, и все — равно все будет как прежде...
— Его нельзя убить.
— Но почему?
— Его уже много раз убивали. Он слуга Дьявола. Тот, кто хотя бы попытается это сделать, только навлекает на себя проклятие. Запомни это. Много сильных воинов погубила эта затея.
— Но я слышал, что особо приближенные к Дьяволу, это Дрейхи.
— Ерунда! Они лишь выдают себя за таких, чтобы держать в страхе остальных. Если тебе повезет, ты еще увидишь настоящих слуг.
— В общем-то не хотелось бы..., — я вспомнил Телькрода, и содрогнулся, — но я надеюсь получить как можно больше информации.
— Не знаю, что такое информация, но трезубец в ребро ты обязательно получишь. Ты не протянешь долго…. Если будешь таким… — он помолчал, но так и не подобрал нужного слова, — А я не хочу тебе плохого.

— А что же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты не играл в эту игру. Вижу по рукам, что ты не умеешь метать копье. Не умеешь бегать и уворачиваться от удара. И наверняка, сам не любишь убивать. Своей быстрой смертью ты не доставишь никому удовольствия.

— Но я не собираюсь играть, тем более в таком качестве... — Кто тебя спросит…? Кстати, через неделю — моя очередь побегать. Почетный жребий Цварик уже приготовил.
Человек поднялся с пола, и я увидел его лицо. Уродливое, изъеденное шрамами. Его глаза сверкнули, и, едва заметным кивком головы, он заговорщицки указал следовать за ним. — У тебя, как и у меня нет выбора.
«Кто этот жук? И что ему надо от несуразного новичка?» — лихорадочно соображал я, подыскивая взглядом на всякий случай пути отступления. Он почему-то уверен, что я пойду за ним, что бы ни было у того на уме. Маленький человек даже не обернулся, не услышав шагов следом. Он просто ушел прочь. И почему-то стало понятно, что если я останусь — больше мне его не увидать. По крайней мере, живым. — А много ли я теряю? — простая мысль вызвала скептическую усмешку, — Безопасность? Вряд ли. В последний момент я почему-то решил, что лучше быть рядом, и понадеялся, что дикарь что-то знает о моем брате. Догнать его было непросто. Несмотря на свою нескладную комплекцию, передвигался он мягко и быстро, словно дикая кошка.

— Далеко нам не уйти, — тихо прошипел уродец, — но они не подумают искать нас рядом, когда бросятся в погоню.
— Но почему нельзя спрятаться в этих подвалах?
— Туда нельзя. Там Моако.
— Кто это?
— Подземные жители. Они трусливы и слабы, но если им станет ясно, что нас всего двое — убьют и съедят. Им тоже не ведомы законы дьявола...
— Значит это вы от них заваливаете двери?
— Конечно. Но иногда Цварик объявляет охоту. Мы открываем эти подвалы, спускаемся все вместе и добываем их когти.
— Когти? Зачем?
— Ты чужой здесь... Ты не глупый. Просто не знаешь. Это хорошее средство против одеревенения головы. Запомни. А женщины еще используют, как ожерелье. Если у тебя есть женщина — подари, и она будет тебя любить.
— Что ж, очень сильное средство...
Мы карабкались по крутой винтовой лестнице, ведущей на верхние этажи здания котельной, продирались сквозь немыслимое сплетение водопроводных труб и арматуры. Я совершенно потерял ориентацию. Мы оказались в маленьком, растрескавшемся от взрыва помещении, заваленном полусгнившими, покрытыми многолетней пылью ящиками. В одном из них, с оторванной боковой планкой, тускло просвечивал снаряд изрядного калибра. Хотя то, из чего бы можно было стрелять напрочь отсутствовало. Я почувствовал себя неуютно, но виду не показал. Сквозь огромную рваную дыру в бетонном полу я увидел одинокий догорающий костер. Нижний этаж, где мы только что были, оказался как на ладони.
Через несколько минут нас хватились.
Но дикарь оказался прав, никто не думал шарить по темным углам, тем более на верхних этажах. Откуда-то появился тот самый длинный. Он яростно размахивал руками, распределяя направления поисков и кричал, будто сумасшедший.
Я чувствовал, как бешено колотится мое сердце. Оказывается моя персона намного важней, чем я ожидал, и вряд ли бы меня попытались убить, по крайней мере первое время. Я им был нужен — факт. Что-то содержалось во мне такое, что они не хотели терять. Может быть ниточка к Артуру?
Разъяренная толпа разожгла факелы и по удаляющимся голосам стало ясно, что они ушли достаточно далеко. Лишь один из них остался у костра, вглядываясь в темноту, прислушиваясь к малейшим подозрительным шорохам.
— Он что, заметил нас?
— Нет, но он, кажется, нас чувствует. Это Гелх — собака... Его надо убить, пока он не позвал остальных.
— Может просто припугнем?, — попытался возразить я, но дикарь отшвырнул меня в сторону, слов но куклу. Вниз он спустился бесшумно, как хищник и ни одна железяка не звякнула под его ногами. Я бы на его месте наделал такого переполоха...
Видно было, как Гелх заволновался, испуганно озираясь по сторонам, но было поздно. Копье моего друга угодило ему как раз между лопаток и он беззвучно рухнул на тлеющие угли костра. Затем дикарь освободил какую-то дверь, подпертую ржавыми балками и скинул тело в подвал.
— Зачем ты это сделал? — скривился я, когда уже спустился вниз.
— Пусть все думают, что на него напали Моако, иначе, нам придется туго.
— Значит ты оставишь дверь открытой?
— Да...
Я прислушался и уловил в темной глубине подвала едва различимую возню. Вероятно труп поволокли в недоступные для нас недра.
— Ты гляди, они, оказывается все время были рядом, возможно слышали нас... — испуганно прошептал я ни к кому не обращаясь.
— Пока мы здесь на верху, нам нечего бояться, — усмехнулся дикарь и швырнул в темноту обломок кирпича.

***
— И тогда я убил Шаома. Он выследил меня, когда я бежал во второй раз и направил вслед за мной стаю этих поганых крыс. Отшельники прогнали меня — не стали связываться с Туотом... хотя я многое умею — идти по следу, плести корзины, убивать хорошо умею. Ты не подумай, что они боятся его, просто им незачем проливать кровь из-за какого-то жалкого беглеца. Мне ничего не оставалось делать, как укрыться в пораженных лесах — в Черных болотах, где лягушки-Лимы стаями охотятся на одиночек. Но что значит найти приют, когда от тебя исходит беда? Крысы начали истреблять лесников и тем, вскоре, пришлось выдать меня Туоту. Вот так закончился мой второй побег. Я не буду рассказывать, что пережил после него, но, вот, как видишь, я опять при оружии..., — Врега (моего сообщника звали Врега) на минуту затих и я услышал, как он устало вздохнул. Вокруг было абсолютно темно. Мысленно я представил себе картину, как он лежит сейчас рядом со мной на куче щебня, все так же уверенно сжимая свое копье, что-то рассказывает из своего тяжелого прошлого, а глаза его медленно закрываются от усталости.
Огромная дыра в стене открывала какую-то старую, не то теплотрассу, не то конвейер, уходящий в цокольный уровень. Труба в половину человеческого роста с ободранной теплоизоляцией вплотную подходила к пролому и, видимо, была своеобразным туннелем — связью, лифтом, для кровавых вылазок трусливых Моако. Вот там-то мы и заночевали. Врега почему-то был уверен, что сюда никто не посмеет сунуться. Что-то, вроде пограничной зоны. Одиночки рискуют своей жизнью одинаково. Как с одной стороны, так и с другой. Мне почему-то не спалось. Из трубы веяло холодом. Сквозняк шевелил волосы на голове. Было жутко вглядываться в темноту и ожидать нападения.
— Послушай, Врега, почему тебя не отвергли? прервал я эту неприятную давящую тишину, — Ведь у вас отвергают по разным пустякам, а ты совершил дерзкий проступок...
— Не знаю. Наверное, Туоту нужны хорошие воины. А я очень хороший воин.
— Откуда ты знаешь, что я брат Артура и иду его искать?
— Я слышал, как Туот говорил об этом голове своей собаки. Он достал ее из стенного ящика. Она выслушала и закрыла глаза, когда все запомнила. И еще я видел... твоего брата.
— Где ты его видел? — насторожился я.
— Они сами приходили к нам. Правда, я до сих пор не пойму, что им было нужно. Помню мы тогда не воевали несколько дней. И не играли... И не рубили светящиеся сорняки на опушках. Они застали нас врасплох. Сначала появились оборотни. Много оборотней. Но мы их распознали почти сразу и успели взять себя в руки. Эти люди убивали мало. Я видел, что они старались этого не делать. Но если они пришли не за нашими жизнями и не за нашей территорией, то, что им было нужно? Помню лишь, что твой брат кричал про какие-то «изотопы» и они долго выкапывали что- то из громадной кучи. И все. Я отсиделся в укрытии и не участвовал в драке. А Туот объявил, что я очень плохой воин. Вот тогда-то я и задумал бежать в первый раз. Мне казалось, что эти люди более могущественные и сильные, чем Туот и живут по своим законам. Теперь ты мой последний шанс уйти в другую жизнь...

— Ты думаешь, я знаю, где искать моего брата?
— Нет. Он сам тебя найдет. Он уже наверняка знает о тебе. А я просто буду с тобой. Я принесу много пользы. Я очень хорошо делаю смерть.
Врега еле-еле ворочал языком, и я не стал больше приставать с расспросами. Похоже, всего в одну минуту сон свалил его окончательно. Я остался сидеть в тишине, поджав колени, как мальчишка, прокручивая в памяти прошедшие дни, и безразлично смотрел в кромешную темноту тоннеля. То там, то тут, мимо нас проскальзывали мерцающие силуэты оборотней- проходили сквозь стены, внезапно вываливались, откуда-то с потолка и вновь уходили прочь. Они беззвучно шевелили губами, стараясь мне что-то объяснить, метали в мою сторону свои огненные копья, при этом злобно размахивая кулаками. Сначала я боялся их, вздрагивал после каждого визита. Прошел не один час, прежде чем я привык к ним, перестал обращать внимание, притупив свою бдительность. Почему- то не хотелось думать о завтрашнем дне.

8. Долговязый
Парень улыбнулся мне, точно знал мой ответ заранее, стряхнул щелчком с пальцев раздавленного таракана и оптимистично произнес:
— Тогда приступим... Хотя есть у меня к вам один разговорчик... Но мы побеседуем по ходу. Если вы согласитесь с моим предложением — без труда вернем все на исходную... Согласны?
Я пожал плечами и стал закатывать второй рукав.
— Так вот, продолжал долговязый, — ваш брат чересчур заносчив. Он не сможет быть Богом. Вы только вслушайтесь в дыхание этого слова — Бог! — парень повернулся ко мне и сделал значительное лицо, — Бог для того мира, который мы обретем, а в этом я ни на миг не сомневаюсь — должен быть всем! Бог там, на Кассиопее — величина постоянная. Бессмертный судья. Бессмертный товарищ. Постоянный образец. Идеал. Он не может быть таким, как Артур — дерганым, неуживчивым, заносчивым.... И еще Бог должен быть один. Нам ни к чему язычество.
Я удивленно кашлянул, все еще не понимая, к чему он клонит. А медик продолжал.
— Артур, при всем моем уважении к его уму, не кандидат на звание Бога. Оставим в стороне его характер, все мы не идеальны, он не выдерживает главного критерия- критерия бессмертия. Ну, пусть пятьдесят- шестьдесят лет он еще протянет, как и все, кто есть в экипаже. А что потом? Бог умрет? И его похоронят? Фу-у, какая проза...
В дверь заглянул Артур, увидел наши приготовления, улыбнулся и тут же исчез.
Долговязый, слегка побледнел, но нашелся и тут же повернул вертушку замка, чтобы никто больше не вошел неожиданно.
—...Тянуть нечего...Богом буду я. Я бессмертен. Тут собралось немало талантов. Один создал совершенное оружие. Другой, почти совершенный двигатель. Третий — хорошо разбирается в звездах и знает курс. Ваш брат – всех их объединил и создал идеальный космический корабль. А я... идеальную продолжительность жизни... Но своим секретом воспользуюсь только я сам, уж простите такую нескромность. Мне нравится быть Богом. Хочется быть Богом. Я обязательно буду Богом. Нет-нет, не хочу никого убивать ни в полете ни там уже на месте. Просто, в Эдеме через сто лет останусь только я. И.... мой помощник. Которому я дарую жизнь не бесконечную, как у Верховного, — он мило улыбнулся, — но тоже достаточно длинную, ну, допустим пятьсот лет, — врач прикрепил к грудной клетке датчики осциллографа и довольно засмеялся, — Вам хватит?

Я так растерялся, что смог только спросить.
— Но почему именно я?
— Они все здесь фанатики... Они на смерть пойдут за вашего Артура. А это патология. Это ненормальность. Может он что-то подсыпает им в пищу, или воздействует на подсознание... я не знаю, да это мне и не интересно. Слепые марионетки. Но они добьются своего. Ваш брат упрямый. Ракета непременно прилетит на эту планету. Или на эти планеты. Поэтому и я здесь. Я тоже верю в талант вашего брата. Больше того, я восхищаюсь. Но, — долговязый развел руки в стороны, — ничего не могу с собой поделать. Очень, знаете, хочется быть Велителем судеб мира. Ну, хоть пары-другой обитаемых ойкумен. Один я бы ни за что не достиг цели. А на Земле с моим открытием делать нечего. Здесь не признают новых Богов. Им достаточно старых.
— Но он мой брат... — сказал я.
— Это ничего не меняет. Вы умный человек. Никто не сделает ничего плохого вашему брату. Он доживет до старости и умрет без боли во сне. А вы проживете еще много... И у вас будет что вспомнить, над чем переживать. Вы будете мне благодарны за то, что я подарил вам несколько столетий. А хотите, лет на двести, вы будете Богом. И новый мир будет целиком ваш. Вы будете устанавливать законы, карать и миловать, приближать и удалять. Властвовать. Вам будут поклоняться. Приносить жертвы. Строить храмы... Но, уж простите, через какое-то время, я заменю вас на должности... Итак, будем вживлять электроды, или сделаем инъекцию долгожительства?
— И вы... ты не боишься, что я донесу... брату?
— Не боюсь, — похлопал он меня по плечу, — Вы разумный человек. И к тому же я не совершаю никакого преступления. Даже этического. Бессмертие — мое изобретение и пользоваться им будет тот, кто изобрел. А вам предлагается несколько сотен лет дополнительно, заметьте, в полном здравии, всего лишь за некоторое техническое содействие в полете, ну, и на месте... Только одно, вы итак затянули с раздумьями, делать что-то нужно прямо сейчас. Слева от меня скальпель Справа шприц. Каким инструментом будем пользоваться?

9. Дознание
Я был вне себя от бешенства и не мог понять, почему Врега медлил. Мы были полны сил и успели бы отмахать приличное расстояние. Нас не догнала бы ни одна собака. Я был уверен, что Врега знает выход, причем хитрый выход, на который мы не затратим много энергии.
Все получилось само собой. Совершенно незаметно, я, оказывается, полностью доверил свою жизнь этому дикарю. Нет, конечно, все больше и больше ощущалась надежность Вреги, его желание помочь. Но эти местные предрассудки угнетали. Он панически боялся мифического дьявольского проклятия, верил, что над нами сейчас смеются души умерших, при этом вздрагивал всю ночь от крика какой-то ночной птицы. И это был человек, который не испугался третьего побега.
— Я чувствую, что нас поймают раньше, чем мы найдем твоего брата, — хладнокровно констатировал он.
— Тогда на что ты надеешься?
— Цварик может сказать неправду...
— А что от этого изменится?
— Все будут думать, что мы мертвы и прекратят поиски.
Мне было все равно, что скажет какой-то колдун, но я сомневался, что поиски прекратятся так скоро и предпочитал действовать. Уйти отсюда по тоннелю Врега наотрез отказался. Из его слов стало ясно одно: там, в глубине подвалов, было что- то пострашнее, чем моако.
Мы незаметно перебрались в наше вчерашнее укрытие на верхние этажи котельной. Врега долго придирчиво осматривал все вокруг, выискивая на многолетнем слое пыли чужие следы. Но возле пробоины в бетонном полу петляли отпечатки лишь голых ступней его самого, да моих стертых туристических ботинок. Что-то беспокоило Врегу, но основания для этого беспокойства он так и не обнаружил.
Крысиное логово постепенно оживало. Разношерстная толпа неистово голосила, словно стая голодных ворон, учуявшая легкую поживу. Глухо и настойчиво забил тяжелый, почти не воспринимаемый на слух, барабан, сливаясь с пронзительными воплями. Вдруг я почувствовал, что по мере нарастания темпа, со мной стало что-то происходить. Грубо начертанные странные символы и кровавые сцены на стенах котельной начали прыгать у меня перед глазами, словно ожившие. Драконы и чудовища лихорадочно задергали головами и стали расплываться, сливаясь с едким дымом костра. По коже побежали «мурашки»... Лицо мое приобрело дауновское выражение и я перестал что- либо соображать. Врега, вероятно заметил во мне это изменение, нахмурился и посоветовал поменьше туда пялиться. — Иначе душа твоя войдет внутрь колдовского барабана, и по ней будут постоянно лупить по всякому поводу. А тело будет жить своей жизнью, слоняясь без цели по окрестностям до очередного Часа Дьявола. Но разве такое возможно? Крысы выколачивали наш разум, однако этому, согласно методике Вреги, можно было легко сопротивляться, стоило толь ко думать о чем-нибудь своем, или, хотя бы петь песенку, не обращая внимание на гулкие звуки. Мой проводник по обыкновению своему, криво усмехнулся.
— Не на тех напали! Себе мозги выколачивайте! Ля-ля-ля...
Краем глаза, я все же видел, как мечущиеся в диком танце тени, мгновенно расступились, освобождая проход какой- то неуклюже раскачивающейся фигуре, опутанной темно-зелеными сплетениями водорослей. Что-то подобное уже встречалось.

— Слуга Дьявола, — еле слышно прошептал Врега, затаив дыхание.
— Что ему нужно?
— Тише...
Даже отсюда, с верхнего этажа было видно, как сверкали у этого чудовища глаза. Он молча поднял указательный палец и длинный Туот не задумываясь, вывел из толпы того паренька, чья правая рука после вчерашней игры теперь бесполезно висела, как плеть. Они ушли не произнеся ни единого слова. Что это? Очередная жертва?
В этот момент мне почему-то вспомнилась Маргин и я поклялся, что если только позволят обстоятельства, я обязательно ее навещу. Все- таки мне будет очень больно, если мое присутствие причинило ей какие-то неприятности... Мягко сказано, неприятности... Может быть тот же самый Туот преследует за инакомыслие и укрывательство, навязывая ей этого чудовищного «мужа». Кто их теперь поймет. Все же Маргин хорошая женщина, хотя и впитала в себя с самого раннего детства этот жестокий нелепый мир. Она достойна лучшей доли. Я размечтался, что расскажу, или даже покажу ей, что бывает жизнь гораздо лучше, чем эта. В другой обстановке без страха и предрассудков она наверняка поймет простые человеческие слова, увидит противоположность миру зла и боли. У нее тоже будет своя Мечта. Но это все потом.
Я парил в облаках, пока Врега не ткнул меня локтем в бок. С некоторых пор он стал злиться на мою ужасную медлительность и часто удивлялся, как это мне удалось еще дожить до моих лет. Да я и сам понимал, что это только случай и ненормальность. Особенно здесь. Мое сознание со слабо развитым чувством опасности очень часто уводило меня от реальности, подвергая самым невероятным приключениям. Я глядел в небо и падал в колодец. Читал книгу, и опрокидывал емкость с кипятком. Мечтал, устраивая короткое замыкание. А сколько раз я чуть не попадал под машины, когда только реакция водителя спасала мне жизнь. Хорошо, что все это происходило в моем мире, где внешняя среда лояльнее к чудакам.
И вот теперь я очнулся от громогласного восторженного вопля: «Приведите Цварика» и не сразу понял, что происходит там внизу. По возбужденному состоянию моего товарища было ясно, что решается наша судьба. Он судорожно сжимал кулаки и до крови кусал губы.

Барабан забил громче и настойчивее. То что я увидел дальше не укладывалось ни в какие рамки...
С лязгом и скрежетом отворилась толстая железная дверь и в темной таинственной глубине показались лица окутанные дымом, озаренные мерцающим светом факелов. Спотыкаясь о неровности бетонного пола, щурясь от жаркого полыхающего костра в образовавшийся широкий полукруг высыпала толпа щуплых полуголых людей с мертвенно- бледными лицами. Они молча оглядывались в темноту, показывая тонкими гибкими руками, чтобы те, кто еще находился там, следовали за ними. Еще несколько человек вынесли к бесящейся толпе огромную глиняную глыбу неправильной формы и замурованного в ней по пояс полуживого скрюченного старика. Выглядело это ужасно. Он хлопал своими худыми немощными руками по глиняному основанию, беззвучно шамкал провалившимся ртом, то и дело закатывая большие выпученные глаза.
Это было выше моего понимания.
Глиняную глыбу бережно опустили на пол и старик забавно, словно детская игрушка «ванька-встанька», закачался из стороны в сторону. Дикари смотрели на него, как на Всевышнего, который должен направить их на истинный путь. Бог — чучело, обтянутое пожелтевшей сморщенной кожей, которое одной ногой находится уже в потустороннем мире, казалось, уже ничего не видел и не слышал. Я ждал от него чего угодно. Мне ужасно хотелось, чтобы он отправил всю эту свору куда-нибудь подальше, например, на кладбище отверженных. Пусть ищут.
Чуть позже мне уже было ясно, что колдовство все-таки имело место. Я зажмурился и снова открыл глаза, потому, что увидел там на бетонном полу, возле костра, себя, лежащего в луже крови с копьями в спине и обезглавленное тело Вреги.
— Что все это значит?, — прошептал я, чувствуя, как холодеют кончики пальцев.
— Это оборотни. Цварик призывает нашу смерть. Я смотрел во все глаза и волосы мои, казалось, шевелились на голове. Копья в спине моего фантома как-то поблекли и, словно стекли, исчезнув. Незнакомая долговязая фигура со скальпелем в руке, полоснула по горлу…. Потом пришел полупрозрачный мальчишка-оборвыш со своей «пищалью» и стал целить в висок….
Туот нетерпеливо бегал вокруг, дергал Цварика за его длинные спутанные волосы, будто старался стряхнуть с него многолетний сон. Я видел, что не всем это нравилось. Те, кто не выносил колдуна, размахивали кулаками и угрожающе шипели, словно змеи.
— Значит нас найдут?
В этот момент Врега испуганно отшатнулся в сторону и прижался к стене. Я почувствовал, как по моей спине пробежал холодок, потому что увидел разъяренных дикарей, карабкающихся по винтовой лестнице на второй этаж.
Цварик сказал правду.

***
— Я не стану тебя отвергать..., — безразличным тоном, словно разговаривая с самим собой, продолжал Туот, — Ты скользок и потому можешь долго прожить. А еще, чего доброго, твой брат найдет тебя раньше, чем съедят крысы... ты же понимаешь, что этого нельзя допустить.
— Понимаю. — тихо ответил я, еле двигая сбитой челюстью и опухшими губами.
— Вот и прекрасно, хотя многое из того что ты мне рассказал, неправда... и это очень плохо.
— Он говорит правду, всемогущий, — смиренно проговорил из-за моей спины Врега.
— Молчи, беглец. — спокойно ответил длинный, — Ты свое гнусное дело уже сделал и заработал на ужин для моако.
Я тоскливо осмотрел мрачные сырые стены и понял, что отсюда уже не выбраться никогда. И честно говоря, было уже глубоко наплевать на то, что говорил Туот. Я молча кивал, жал плечами, совершенно не понимая о чем идет разговор, да изредка подбадривал взглядом Врегу.
— Ты сказал, что приехал на кладбище отверженных на вездеходе...
— Да, так.
— Врешь. Причем врешь неумно. Крыса!
Из-за бетонной колонны высунулась уже знакомая громадная косматая борода, жирные губы и большой нос. Коротышка, как всегда был подле хозяина.
— Да, всемогущий.
— Куда мы дели последнюю часть от последнего вездехода?
— Очень давно мы вбили ее в грудь моако.
— Других вездеходов нет?
Гориллообразный усмехнулся и злобно бросил:
— Лучше прикажи убить их.
— Постойте-постойте! — сказал я, — Так вы считаете, что если у вас нет вездехода, то его нет нигде?
— Ха-ха-ха... — дружно рассмеялись дикари, но Туот остановил их жестом — А где же он еще может быть?! Или ты считаешь, обзаведись лесники такой железякой, мы бы об этом не узнали? А если моако что-то откопают в своих подземельях, то сумеют сохранить это в тайне?
— Боже! — схватился я за голову, — Так вы даже не догадываетесь, что есть другой мир, другие люди, другие машины! Большой Город, наконец! Там!, — я указал рукой в произвольном направлении, — За оврагами, за ручьями есть...
Меня оборвал новый взрыв восторга! Дикари радовались, так просто уличив пришельца во лжи. Несколько человек катались от смеха по полу. Один запихивал себе бороду в рот, чтобы не лопнуть от восторга. Еще один даже плюнул в мою сторону чем-то шипящим и пузырящимся. И только Врега психовал, кидаясь с кулаками на особо ретивых.
— Он говорит правду! Правду!
Наконец, когда ажиотаж поутих, он подошел ко мне и постучал костяшками по лбу.
— Думай, что говоришь-то! За Черными ручьями нет жизни. Там вообще ничего нет. Там даже пространства нет. Понаблюдай, если птица полетит в ту сторону. Она тут же падает замертво. Никто неспособен покинуть владений Дьявола. Потому что за пределами них больше нет ничего. И вещество не может преодолеть границ. Нечто не может находиться нигде. Оно обязательно должно находиться где-то. Значит здесь. Это ж тупому ясно! — он снова постучал костяшками мне по лбу. — Ну ты даешь..., — зло прошептал Врега, — За такую ересь нас насадят на вертел и мы умрем не быстро, а медленно и мучительно. Эх-х...

— Убьем их!!! — завопил, потрясая трезубцем гориллообразный.
— Убье-о-ом!!! — заорала свора.
— Остыньте! Это мы всегда успеем, — махнул рукой Туот, — Послушай, смертник, почему мальчишка не пристрелил тебя сразу, когда ты вылупился личинки в грязи со дна лужи и вступил с тобой в разговор? О-о, ведь я был прав, когда сказал, что ты скользок. Ты нагло воспользовался тем, что воин еще юн и неопытен и, конечно, обрек его на смерть...
— Я не знаю, почему он не пристрелил меня, — устало промямлил я, никак не понимая, к чему Весь этот дурацкий допрос, что изменят в нашей участи мои ответы.
— Он путает, путает, — засуетился Врега, — Лепесток попал ему прямо в сердце. Это уже новая его жизнь.
— Заткнись, беглец. — несколько минут Туот о чем-то разговаривал с гориллообразным и я воспользовался этим, чтобы едва слышно спросить у Вреги чего он от меня хочет.
— Хочет прочесть твои мысли, — затравленно озираясь, ответил тот.
Я перестал здесь чему-нибудь удивляться, принял все за «чистую монету» и, собрав последние силы, стал мысленно повторять:
— Длинный — самозванец, гад ползучий, жук навозный...
— Вообще- то ты мне не нужен. Не секрет, что твой брат давно знает о тебе... — снова начал Туот, обращаясь ко мне, прищурив хитрые рыбьи глаза.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что он сам здесь скоро появится. Я его уже давно жду. Ты же, как брат бунтовщика умрешь тихо и никто об этом не будет знать.
Я воспринял сказанное спокойно. Не стал бросаться с криком «Ах, ты, гад»! Не стал умолять о пощаде. Я думал. Каковы были мои шансы? Да никаких. Мне все равно крышка. В любую секунду под ребро мне мог вонзиться тесак или тонкая секира могла раскроить череп. Все это нужно было воспринимать спокойно. Жаль, только, что Артур, если он действительно знает обо мне, способен был кинуться в этот капкан.

— Отдай мне их, — шипел гориллообразный.
— Нет, Крыса. На этот раз тебе не придется насладиться их кровью. Жаль, конечно. Я бы и сам с удовольствием разрезал их обоих... Медленно. Кусок за куском, но... Законы надо чтить, а колдуна задабривать. Цварик назвал их священными жертвами моако, — Туот указал пальцем на пол, — Там всякой нечисти полно. Жители мрака слизнут своими шершавыми языками даже пятнышки их крови с пола.
— Посмотрим еще, кто вперед сдохнет... — едва слышно огрызнулся я.
Сзади ахнул Врега.

10. Плот
Помост подо мной мелко колышется. Слышен плеск волны. Падение капель с низких веток. Темно. С обоих берегов доносится перекличка ночных птиц. Какой-то зверь возится в прибрежных ивах. Над головой прекрасная звездная карта. В натуральную величину. Я отыскиваю Большую медведицу. Затем Кассиопею — неровную «Дубль ве» и смотрю, смотрю на нее... Ничто не меняется в звездах, но от этого зрелища невозможно оторвать взгляд. Искорки звезд дрожат в мягком ночном воздухе, пульсируют и меняют цвет. Сколько бы раз ни повторялось это — все каждый раз заново. Каждый раз по-своему. К этому невозможно привыкнуть. Я уверен, вылечить душу можно только здесь на ночной реке под вечными звездами. Трудно объяснить словами то, что ощущается кожей, глазами, ушами. Что-то происходит в тебе. Какие-то космические голоса, потоки, ритмы вливаются в распахнутую душу, смывая с нее накипь, стирая грязь. От воды — свое. От темных берегов — свое. От неба над головой — свое. Глядя в небо — глядишь в себя. Меняешь себя. Наступает момент, когда даже набежавшее облачко не способно закрыть этих мелких точек. Ты видишь насквозь. Ты чувствуешь Вселенную, а она чувствует тебя. И ты вливаешься в реку. Слегка парящую. Белую. Плот медленно движется и ты здороваешься с каждой щукой, спящей среди растений, с каждым валуном на дне.

Время останавливается, повинуясь твоим приказам. Если тебе захочется — можешь плыть три тысячи лет вниз по этой, предутреннее парящей, реке и никто не в силах будет прервать эту волшебную ночь.
Это и есть твой Эдем. Рай, в котором ты можешь оставаться бесконечно. Абсолютное счастье. Мечта.
Но человек такое существо, что не может цепенеть, как бабочка, влившись в гармонию природы. Рано или поздно он оглядывается, что-то вспоминает. О чем-то тревожится, жалеет и теплый аккорд неба, воды и души человеческой разрушается. Две ноты еще продолжают звучать, а третья уже выпадает, диссонирует, нарушает слитность. Человек еще может все вернуть, все исправить, забыть про всех и вся... Но он уже не волен управлять собой. Заноза долга, заноза любопытства и пытливости, заноза неуспокоенности раздражают нервные волокна и человек привстает на локте. Он прислушивается к отдаленному рокоту воды вдали. Или не рокоту — к звуку пролетающего вдали ночного лайнера. Или к шуму мотора запоздавшего грузовика, тоскливо ползущего где-то в гору. Что это? Ведь было так спокойно...
Человек переворачивается на живот и напряженно вглядывается в темноту — в мутное полотно речной глади, высматривая второй плот, на котором так же в трансе глядит в небо его брат. Его друг. Его наставник. Его второе «Я». Но плот отстал. Его не видно и не слышно. Хотя человек ощущает второй плот где-то рядом. Плещет волна об настил. Кричит бессонная птица. На тонком полотне неба нет луны и совершенно ничего не видно. Вдали, теперь уже определенно нарастает шум...
Это не грузовик и не лайнер. Это именно вода. Можно, конечно сомневаться, но скорее всего это водопад, — который просто страшен на ночной реке. Человек не видит, но его несет на остров. Небольшой островок, посредине русла. Он делит реку на две части. Одна, по-прежнему медленная и спокойная, несет свои воды направо. Другая убыстряется и течет налево — туда, где и шумит бездна. Она, конечно, небольшая, карманная, но в ней сбилось столько пены, что можно задохнуться, закружившись в темном пузырящемся мешке.

— Арту-ур! — громко кричит человек.
— Я зде-есь... — доносится издалека.
«Бум»- ударяется первый плот о камень. Прыгает в воду огромная зеленая лягушка и связанные бревна движутся за ней — вправо. Остров, словно отталкивает от ревущего обрыва.

— Арту-ур! — снова разносится по реке. — Ты слышишь шу-ум!?
— Слышу-у! — доносится сзади, — Слышу-у!..
Монотонный и угрожающий звук природной стихии все нарастает и вот уже не слышно ни плеска волн, ни переклички ночных птиц. Только потревоженная лягушка снова вылезает на свой любимый камень и начинает дремать, время от времени вскрикивая во сне, когда видит кошмары. Она давно привыкла к голосу водопада. Это ее мир и ничего угрожающего в нем нет.
— «Бум» — ударяется об тот же камень второй плот. Спросонья земноводное возмущенно квакает и прыгает влево. Человек на плоту тоже слеп, как крот и тоже встревожен, как и первый. Он сидит на корточках, придерживая одной рукой рюкзак, а другой торопливо нашаривает кеды.
— Арту-ур! — доносится издалека справа.
— Я зде-есь!... — откликается человек и громко свистит.
Свист пронзительно, как вопль разносится по ночной реке. Кажется даже звезды на секунду перестают мигать, удивленно разглядывая, что же там происходит на узкой полоске воды посреди одного из континентов. Осыпается камень со скалистого берега. Какое-то животное истошно кричит в агонии, став добычей ночного охотника. Обиженная лягушка осторожно выбирается теперь уже на другой камень. Бока ее пульсируют в волнении... Плот медленно разворачивает кормой вперед. Только налево.
— Ты где-е?! — громко кричит человек еще через минуту. Он уже стоит на своем плоту и держит рюкзак в руках. Он еще не понимает, что происходит, но чувствует опасность. Да и ответа ему не слышно. Падающие вниз потоки заглушают все. Гул слишком силен…

11. Подземелье
Мы бежали с ним, точно зайцы от волков. И с каждым шагом я чувствовал неумолимое приближение погони. Врега был выносливее меня и бежал несколько впереди, но по его шараханьям и сбивающемуся дыханию, я видел, что он тоже подавлен, растерян и не ориентируется тут.
Коридоы бессистемно ветвились, и мы останавливались перед каждой развилкой. Врега бросал ся в один ход, затем, толкая меня, бросался в другой и по одному ему ведомым признакам, выбирал нужный. Нужный всегда оказывался левый. Но сколько это могло продолжаться? Правый — левый. Левый — правый... Я уже был уверен, что свалюсь от усталости раньше, чем он найдет хоть какой-то выход. Не лучше ли, не продлевать агонию.
Я понял безвыходность нашего положения и на бегу зло сплюнул.
— Не плюйся! — истерически заорал Врега, — Червь учует! Сожрет!
Я бежал и думал, что наверное не было смысла сбрасывать нас в жертвенный колодец живьем а не обезглавленных, как положено. Они хотели почему-то, чтобы мы попали туда живыми.
— Только свяжите им руки! — кричал Туот, — пусть моако насытятся их кровью, не тратя своей! Не за бывайте, что Врега хороший воин.
К счастью, колодец оказался не глубоким с земляным утрамбованным дном и мы не расшиблись. Я, просто чудом, основной удар принял на ноги и, потеряв равновесие, повалился на бок. Врега глухо шлепнулся где-то рядом. В полумраке я увидел, как он тут же вскочил, выставив какое-то оружие вперед. Два куска рассеченной чем-то проволоки жалко болтались на запястьях.

— Держи, — протянул он мне какой-то прутик, обернутый в тряпицу — Только за этот край. А то пальцы отрежет — заметить не успеешь. В шесть раз острее, чем остро.
— Что это?
— Ус богомола. Хорошее оружие. Режет без усилий. К шее приставишь — голова отскочит тут же. Если твой брат следит за нами — он не даст моако расправиться с жертвами. Он непременно помешает и спасет нас, если только брат Туота не помешает ему...
— Какой брат Туота?
— Длинный такой. В белом халате... Вообще-то никто об этом не знает, но у твоего брата есть враг в племени. Он приходит иногда к Туоту и они долго шепчутся. Я видел. Я знаю. А брат твой не знает и верит каждому, кто с ним.
Что- то зашуршало в темном конце одного из туннелей, выходящих в колодец.
— Будь наготове, — толкнул меня в бок Врега
— Нас сожрут?
— Молчи...
В тот же момент десятка два почти обнаженных белокожих людей, глухо ворча, вышли к свету. Они потянули к нам со всех сторон свои противные белые руки с прозрачными ногтями...
Врега ударил первого же в горло, куда-то в то место, где кадык и я, кажется, даже расслышал леденящий душу, хруст срезаемого хряща. Моако даже не охнул. Пока я нервно дергался, пытаясь отпугнуть нападавших, мой товарищ успел пронзить грудь еще одному, сшибить еще кого-то и, словно пуля, кинуться с места, на ходу дернув меня за руку и порезав мне ладонь. Оцепенев на секунду, я устремился за ним, и уже на бегу пришел в себя. Давным-давно потеряв веру, я вдруг, жадно ухватился за жизнь...
И вот мы бежали по этим темным коридорам, стукаясь о выступы, шарахаясь из стороны в сторону, а за нами неслась разъяренная толпа. В какой-то момент я понял, что Врега совсем потерял голову. Он стал задыхаться и его глаза, налитые кровью, затравленно заметались по развилкам в поисках спасения. Но спасения не было. Похоже, что развязка была уже близка. Они зажмут нас в каком-нибудь тупичке, из которого уже не будет выхода.
— Врега, сюда! — дернул уже я его за руку на одной из развилок и побежал вперед.
Оглянувшись, через десяток шагов, я увидел его коренастую фигурку, съежившуюся и жалкую, бежавшую теперь уже вслед мне вторым номером. Он совсем пал духом.
— Ну же, Врега, ну!...
— Червь, червь... — гулко выдыхал он на каждом шагу, — Здесь червь...
Погоня отстала. Видимо моако не решились преследовать нас в логове страшилища. А оно представляло собой все те же темные мрачные земляные тоннели неизвестного происхождения. Только здесь было влажнее и еще страшнее. Мы остановились, посидели и, отдохнув, ни слова не говоря, пошли дальше. Я не представлял, какая опасность таится здесь, но видел и чувствовал, как дрожит Врега. Его состояние постепенно передалось и мне.
— Что-то не спешит твой братец выручать нас,- буркнул дикарь.
Я промолчал, да и что я мог ответить.
— Надо искать ход с повышением, — тихо, но уверенно сказал он после паузы, — хотя шансов почти никаких...
Я кивнул в знак согласия, но хода с повышением не было и приходилось принимать то, что есть. В следующий момент земля под ногами мелко задрожала. Мы не успели даже определить откуда ожидать опасность. Петля, толщиной с телеграфный столб, захлестнула шею Вреги... Даже не шею, а плечи, все туловище, да так резко, что я не сразу понял, в чем дело. Я видел, как от сжатия кровавые ручейки слез потекли из лопнувших глаз, как прорвало из носа и ушей...
— Биги-и-и.. — хрипел он, делая тщетные попытки разжать кольцо.
Видеть это было жутко, но спасти Врегу уже не было никакой возможности. Кроме того, я почувствовал, что земля под моими ногами заходила ходуном. Червь явно был не один. И этот второй, почуяв поживу, устремился из глубин к поверхности.
— Врега-а! — в бессильной ярости заорал я, но ответа мне уже не было. Безжизненное изломанное тело страшной силой увлекалось под землю, прямо вдавливалось в грунт голодным червем-убийцей. Я снова побежал, постоянно ощущая, как под ногами шевелится почва. Обваливались земляные стены ужасного тоннеля. Грязь попадала в горло, и я кашлял, отхаркивая ее на бегу. второй червь преследовал меня, извиваясь в толще земли. Я отчаянно закричал, когда понял, что проигрываю в скорости. Но ход... Развилка была рядом и он шел на повышение...
Ужас сковал мое тело, когда в проеме замелькали белые тела моако. Они уже ждали меня на выходе из логова. Отчаяние было столь сильным, что я остановившись, прислонился спиной к стене, опустил свое оружие и бессильно сполз вниз. Похоже, отмучился...
Непрерывное чавканье и глухой шум осыпающейся земли слышались все явственнее с каждой секундой. Теперь я был беззащитнее лягушки. И все-таки обреченность притупляет страх. Отчаявшемуся нет смысла постоянно бояться. И боязни не было, как не было и надежды. Теперь все- равно...

А впереди творилось что- то невообразимое. На миг подземелье заполнилось душераздирающими воплями, одинокими выстрелами и я увидел, как с белыми телами моако перемешались черные, едва различимые во мраке.
— Дураки.., — подумал я, — здесь такое творится, а они устроили бойню...
Я очнулся от оцепенения лишь тогда, когда буквально в трех метрах от меня земля ушла вниз и послышалось радостное шипение червя. Перед глазами промелькнуло что-то скользкое и блестящее. Петля, похожая на ту, которая удавила Врегу, зависла надо мною и мое сердце чуть не разорвалось от томительной паузы. Я слышал выстрелы. Много выстрелов. Пули целыми пачками свистели над моей головой, глухо «тукаясь» в изгибы туннеля, и вынуждая еще плотнее прижаться к стене. Похоже, смерть в очередной раз отодвинулась на неопределенное время. Надолго ли? Еще минута и я сойду с ума. Брызгая во все стороны липкой вонючей жижей, червь медленно, словно нехотя, оставил добычу и ушел под землю. Я едва удержался, чтобы не угодить в поток стремительно осыпающейся почвы. Недружный глухой топот слышался все громче и громче. Ко мне бежали люди в черном. Кто они? Что им от меня надо?
Вокруг радостно приплясывая и извиваясь, улыбаясь и торжествующе размахивая копьями, метались оборотни. Некоторые пугали меня, скаля зубы прямо перед моим лицом, некоторые прыгали в яму, куда ушел червь, и продолжали бушевать там. Я их сразу узнал и в моих глазах потемнело.

***
Надо же! Впервые за все это время, небо было чистым и безоблачным. Хотелось искренне удивиться, поделиться своим открытием с братом, но последние события отобрали у меня все эмоции. Я поймал себя на том, что усиленно сосредотачиваю свое внимание на гудящих от страшной усталости ногах, сбитых ногтях и пустом желудке.
Ночь разметила всю свою карту россыпями крошечных звезд. Странно, но они казались отсюда мельче и чаще, чем оттуда... Я уже отвык от этого «там». Отвык от своего продавленного дивана, газет, хорошего табака. Отвык от бритвы, галстука, телевизора и многого другого, что не так давно было привычно и угнетало своей привычностью. Конечно, неплохо было бы сейчас вернуться, бухнуться на свое ложе и, для начала, хорошенько выспаться. Но теперь, когда многое позади, я и жалел и не жалел об этом. Мои приключения немного встряхнули вялую личность, выдернув из тухлого болота житейской обыденности. Я увидел много нового и непонятного, над чем теперь до конца своей жизни буду ломать голову. И, наконец, я нашел Артура, хотя, видимо, он не нуждался в этом.

Пока он отодвигал крышку колодца и прислушивался, я, задрав голову, уставился в небо. Я вообще, редко смотрю на звезды. А жаль. Это так прекрасно. Здесь же отсутствие туч — вообще редкое явление. Завтра «блестящая скатерть» наверняка будет затянута сплошным серым ковром, а затем мерзкий сырой ветер погонит его дальше, может даже к Большому Городу.

Я без труда отыскал «Ковш», на глазок прикинул семь расстояний — нашел Полярную — центр неба. Отсюда она была мелкой и тусклой, почти не выделяясь на общем фоне. Стал искать Вегу, которая ярче других, но созвездие Лиры найти не мог. Зато Кассиопея была как на ладони. Я долго изучал ее, пока на обнаружил, что на меня пристально и удивленно смотрит Артур.
— Я не помню, чтобы у тебя когда-то была тяга к астрономии... — нарушил он ночную тишину.
— Зато у тебя эта тяга была всегда. И теперь есть все возможности, чтобы воплотить свою детскую Мечту. Мне бы, наверное, стоило захватить звездные карты... Извини. Взял только самое необходимое. — Закончил я и продемонстрировал свои лохмотья.
— Не густо же ты взял в такой нелегкий путь... Но я рад тебя видеть. Рад, что ты жив и, надеюсь что мы поймем друг – друга, — после этих слов Артур расхохотался, — А ты попал в самую точку...
— Я тебя не понимаю.
— А здесь нечего понимать. Я действительно воплощаю в жизнь свою детскую Мечту... Но это
все потом. Ты лучше обрати внимание, как вокруг тихо. Ни ветерка.
— Не мне тебе говорить, как обманчива эта тишина. И вообще, с каких это пор ты перестал бояться Туота?
— С тех пор, как спас тебя.
— Знаешь, я, конечно здесь чужак, но говорят у тебя в команде его брат. И он вредит.
— Я такого не слышал, — нахмурился Артур, — в моей команде никто не вредит. Мы все здесь друзья. У нас есть цель, и мы ее добьемся. — Он рубанул рукой воздух — Ну, а если кто-то будет этому мешать... придется его устранить. Хотя я не верю в предателя. Видимо, Туоту выгодно распускать такие слухи — вот его люди и стараются. Видел бы ты, с каким упорством «крысы» пытаются уничтожить нас... Их очень много и в этом их сила. На нашей стороне разум.
— И?
— Тебе, наверняка лучше меня известно, что Туот терпеливо ждет нас у себя. Ведь там ты — мой брат, который был пленником. Который был казнен, который теперь сидит рядом и задает глупые вопросы... Пусть ждет. Его засады обречены. Мы знаем сотню обходных лазеек. Одна из них вот, — он пнул ногой чугунную крышку.
— Но ведь это до поры.
— Правильно, до поры. Но мне этого времени должно хватить. — Артур сделался довольным и,восхищенно глядя на звездное небо, увалился на землю.
Я скрипел зубами от внутреннего напряжения, потому, что уже предполагал, чем закончится наш разговор. Брат сильно изменился внешне, но характер остался прежним. Он мастерски испытывал мое терпение, чтобы потом не было неожиданностью последнее слово. Я хотел забрать его отсюда, объяснить, что все страхи цивилизованного мира — ничто по сравнению с тутошними, что он не проиграл еще своей главной научной битвы и всем все еще можно доказать. Но так просто «лоб в лоб» его не возьмешь, и я старался вести разговор осторожно, постепенно доказывая всю несостоятельность сделанного выбора. Неужели мне придется сдаться? Неужели я утратил былое упрямство? Нет, не может быть... Ведь я дошел, добрался, в конце концов дополз сюда и теперь, когда дело осталось за малым, мне нельзя остановиться. Артур должен понять меня.
— Разве у тебя здесь туго со временем? Никогда б не подумал... — я вновь возобновил тщетные попытки продолжать разговор в прежнем духе.
— Ты зря так говоришь, — спокойно ответил брат, не обращая внимания на мой тон, — когда узнаешь, чем я занимаюсь, ты оценишь все.
— Чем ты можешь заниматься в этом дерьме? Если признаться честно, я ожидал увидеть тебя с копьем в руках, с пером на голове и кольцом в носу.
— Как видишь, это не так. Ты считаешь, что лучше жить плохо в приличном обществе, чем хорошо в этой грязи и хотел вытащить меня. Но зачем тебе это нужно...? Ты ведь рисковал, я знаю. Ты рисковал с самого первого момента, еще, когда ступил на территорию кладбища отверженных. Зачем?
— Ты мой брат.
— Я это знаю, — парировал Артур, — но ведь мы давно каждый сам по себе.
— Да, это верно... Ты мне не поверишь, но у меня здесь был друг. Дикарь. Он родился и вырос в этих местах, еще до Большого Взрыва. И если бы не погиб, то все бы отдал, чтобы навсегда покинуть эту ужасную страну.
— Ничего о нем не слышал, — насторожился Артур, — хотя чувствовал, что тебе кто- то помогал....
— У меня здесь есть еще один друг, — не обращая на него внимания, продолжал я, — если с этой женщиной поговорить, то она тоже с радостью бросит все к чертовой матери.
— Маргин уже несколько дней, как в царстве Дьявола, — Артур сказал это осторожно, тихо, словно хотел, чтобы эти слова пролетели мимо моих ушей. Я оцепенел от ужасной догадки и почувствовал легкий приступ тошноты. Мне представилась тесная убогая хижина, маленькая пылающая печка, три подозрительных здоровенных чана и... тихий стук в окошко прозвучал в моем мозгу, как раскат грома...
— Телькрод забрал ее себе, — безжалостно закончил мою догадку Артур, — рано или поздно это должно было случиться.
— Чем ты можешь доказать, что это правда? — не сдавался я, цепляясь за последнюю надежду
— Я спас тебя, предугадав твое местонахождение. Разве это не доказательство того, что я узнаю о многих событиях на этой территории из первых уст? Но я не советую тебе поддаваться эмоциям, потому, что за столь короткое время пребывания здесь, ты не успел еще ничего увидеть.
— Спасибо, я видел достаточно...
— Еще и не того насмотришься. Если хочешь, я помогу тебе ко многому привыкнуть...
— Мне не нравятся твои прозрачные намеки. Я не хочу здесь ни к чему привыкать.
— Но привыкнуть придется... Это жизнь. И, кроме того, ты мне нужен. Хотя, конечно, никто тебя не держит. Но есть одна интересная идейка. Думаю, и тебе она понравится...
— Артур, плюнь на идейку. Я пришел забрать тебя отсюда. Ты мне нужен там.
— А ты мне нужен здесь, — закончил брат и жестом указал спускаться за ним.
Секундой назад с какой-то высокой покосившейся от времени башни, похожей во мраке на хромого великана, я отчетливо услышал тихий предостерегающий свист.
Вокруг было необычайно тихо.

12. Последний день
Вокруг меня все гудело, жужжало и шевелилось. Жалобно, словно издыхающий мамонт ухал тяжеловесный пресс, методично вываливая из- под своего брюха изогнутые металлические болванки. Земля под ногами постоянно вздрагивала, и я нервничал, с ужасом вспоминая вчерашнее бегство от подземного страшилища.
— Не бойся, здесь ты в безопасности! — словно прочитав мои мысли, заорал Артур, но его слова потонули в шуме работающих агрегатов.
Мимо нас пробегали люди с лоснящимися от пота и грязи спинами. Некоторые останавливались, подолгу молча разглядывали меня, улыбались и, словно что-то вспомнив, спешили дальше.
— Они радуются, — пояснил брат.
— Чему?
— После меня еще ни одна живая душа из Большого Города здесь не появилась. Три года прошло с тех пор...
— А ты знаешь, что я пережил за эти три года? Не давал покоя всем твоим знакомым, перевернул гору справок, объездил одному богу известно какое количество больниц и притонов. Ты круглый дурак...
Артур многозначительно поморщился, увлекая меня дальше.
— Это начали задолго до меня... Мне лишь подсказали, где это можно разыскать и как к этому присоединиться. И я тут же пошел. Как был. В меня тоже стреляли на кладбище отверженных. Я тоже едва не сгорел во время праздника Дрейхов. И вот я здесь. И меня избрали главным. А я и не спорю. Это маленькое государство. Во многих вопросах я разбираюсь лучше других. Большинство конструкций выполнено по моим чертежам. Да нет, я достаточно скромен и не держусь за власть. Просто так сложилось и нечего на меня так смотреть.
— Серьезно, — ухмыльнулся я, — Никогда не представлял тебя в роли монарха.
Мы бессистемно шатались по непонятным бесконечным лестницам, переходам, отодвигали тяжеленные засовы гигантских дверей, спускались и поднимались на лифтах. И везде нас радостно приветствовали совершенно незнакомые люди, занятые тяжелым трудом. Вокруг летели искры, лязгало железо, звенели на высоких оборотах двигатели.
— Скажи, Артур, а помнишь тогда, давно, еще в детстве вы что-то взорвали в квартире твоего друга... Стекла побили... Это была твоя первая ракета?
Он остановился, удивленно глядя на меня.
— Ты это помнишь? Это ведь было так давно... Странно, что ты интересуешься... Впрочем, да, это было не оружие, это был летательный аппарат. Точнее модель.
— Сашке тогда сильно влетело...
Артур рассмеялся.
— Мне тоже. Но Сашка был сам виноват. Он переборщил с селитрой.
Я уже изрядно вымотался, но терпел до конца, стараясь понять, и боясь поверить своей догадке, что же все- таки здесь происходит. Бесконечные вереницы неизвестных мне, уродливых по внешнему виду, агрегатов, еще ни о чем не говорили новичку. Неизвестность, недосказанность утомляли. Повсюду стоял удушливый запах сильно разогретого машинного масла и пота.
Артур прекрасно видел мое состояние и потому явно спешил довести до конечной цели. Я его просто не узнавал. Чем дальше мы уходили вглубь галереи, тем гуще и причудливее ветвились сети шипящих труб и гудящих, словно улей, проводов. Тоннель заметно расширялся. Мы не спеша обходили огромные старые паровозные котлы, наполовину замурованные в стены. Еще издалека в них чувствовалось движение и сила, готовая в любую минуту вырваться наружу. Я не задавал вопросов до тех пор, пока мы не очутились в темном помещении, похожем на гигантский склеп. Одиноко стучал молоток.
«Бум-бум, бум-бум, бум-бум...» — звонкое эхо многократно отражалось от стен и таяло где- то в бесконечной вышине.
— Что же я должен увидеть? Ты, брат, усиленно тянешь меня вот уже добрых два часа.
— Понимаешь, будет лучше, если ты сам увидишь все шаг за шагом своими глазами. В таком деле не следует торопиться с выводами. Да и к тому же ты бы мне на слово все — равно не поверил... Смотри, не упади.
После этих слов я ощутил, что Артур начал заметно нервничать. Он, конечно необычайно упрям, но я, черт возьми, как и прежде, оставался для него авторитетом... А он для меня. Когда мои глаза постепенно привыкли к полному отсутствию освещения, я разглядел тусклый отблеск тупоголового конуса громадины, который скрывался непосредственно под сводами и создавал эффект чего- то ужасного и подавляющего. Совершенно фантастическая догадка в которую я боялся поверить даже теперь, окончательно меня доконала. Она подкралась ледяным холодком к самой груди и я бессильно опустился на шероховатый каменный пол.
— Не может быть... — невольно вырвалось у меня, — каменно-космический век...
— Э-эй! — испытующе посмотрев на меня, закричал Артур
— Э-эй! — повторило гулкое эхо. Помещение оказалось приличных размеров.
— Эй, монах, а ну, покажись!
Стук молотка прекратился.
Лицо брата было каменным. Он возвышался надо мной, беспомощно сидящим на полу, словно Бог над слабым ребенком и молчал.
— Фанатизм... — снова растерянно сказал я, — Этого не может быть. Космические корабли не строят в сараях. Стабилизаторы не отшлифовать каменным топором. Артур, что это?
Где-то далеко за прочными стенами на разные голоса, едва слышно громыхали и лязгали станки. Но они теперь казались в другом мире, от которого я уже навсегда отделен. Передо мной стояло нечто, чего здесь не могло быть. А когда в темноте над нашими головами появилось неимоверно белое, обезображенное травмой лицо, я совсем было, поверил в нереальность происходящего. Лицо трижды облетело вокруг нас, пока я не понял, что это человек в черном одеянии. Необъяснимо презирая законы гравитации он парил над нами, ожидая вопросов.
— Монах, расскажи моему брату, что это...

***
— ...Очень жаль. Я надеялся, ты решишься на этот шаг, — Артур тяжело вздохнул, — эта Идея пришла мне в голову сразу, как только я узнал, что ты находишься здесь. Я верил, что мы вместе покинем этот чудовищный мир.
— Ого!... А тот мир, в котором ты родился и вырос?
— Он тоже, по-своему, чудовищен.
— Хорошо, — не сдавался я, всеми силами излучая уверенность в себе, — Как ты представляешь себе свою цель? Вспомни школьный курс астрономии, прикинь расстояние в световых годах до ближайших звезд и тебе станет понятно до чего она смехотворна. Любой человек скажет, что твоей могилой станет вечный холод.
— Твои ученые не видят дальше собственного носа.
— Кто тебе сказал?
— Колдун...
Этим незамысловатым ответом Артур снова, как и много раз до этого, загнал меня в тупик. Я не нашелся, что сказать и только молча сжимал кулаки от злобы и бессилия.
— Тогда, что ты можешь сказать мне о Дьяволе? Объясни, в конце – концов, все эти бессмысленные и невозможные явления и скажи, неужели ты, как ученый во все это веришь?.. Кому это вообще нужно?
— Ничего нового, кроме того, что ты уже знаешь, я тебе не скажу. Да мне и некогда исследовать природу явления, которое объективно существует. У меня другая цель. Другая Мечта. Я его боюсь и не перехожу дорогу его слугам. А тебе советую, то же самое, — ответил брат, хотя глаза его настойчиво твердили: «Останься с нами и ты полностью постигнешь тайну».
— И ты считаешь, что этот самый Дьявол, или кто бы там ни был, не сумеет тебе помешать?
— Нам уже никто не сумеет помешать. Нам есть чем отразить нападение чего бы то ни было на этой территории... да и за ее пределами...
— Мне всегда казалось, что ты плохо кончишь, но я не думал, что это будет именно так. — вяло бормотал я, потому что от былой уверенности не осталось и следа. — Я не хочу, да и не смогу проверить все ваши расчеты, но пойми... будет только взрыв. Мгновение... и холод, который ты уже не способен ощутить. Хотя, это может быть лучше, чем попасть на кладбище отверженных. Ты знаешь, я ведь начал поиски именно оттуда и даже не догадывался тогда, что ты уже стал фигурой. Кто теперь твои друзья? Профессора и кандидаты? Вряд ли. Кто эти странные люди, которые теперь с тобой бок о бок спят и едят? Неужели, они действительно отстроили эту громадину-ракету молотком и зубилом? А ты в самом деле готов поверить в летные способности этого творения первобытного человека? Артур, я всегда считал тебя реалистом. Еще раз повторяю — ракеты не строят в сараях. Реакторы не лепят из пластилина.
— Слушай, — возмутился брат, — Ты говоришь, чтобы я не видел того, что есть. Чтобы отрицал очевидное. Первобытный, прежде всего ты- человек в галстуке и шляпе, который боится лишний раз шагнуть без транспорта. Ты, который боится побороть болезнь без таблетки. Который принимает по утрам чашечку кофе в постель и видит смысл жизни в продвижении по служебной лестнице, не замечая ни друзей, ни близких...
Артур все более распалялся и я уже не узнавал в нем своего брата, внимательного и рассудительного. Мне оставалось только слушать.
— Я, ведь поначалу так же, как и ты ничему здесь не верил. До меня эта реальность доходила гораздо медленнее, чем ты думаешь, и никто меня не убеждал так, как это делаю сейчас я... Не веришь? Не способен? — Вырывают язык, выжигают глаза и ступай к Дьяволу... Если хочешь знать, сорок лет прошло с тех пор, как книжники задумали строить ракету. Я тебе не говорил, но время здесь идет не так, как там, за Черными ручьями. Как течение в реке. Мы где-то ближе к стремнине. Ты сколько здесь, дня три-четыре? Если ты ушел вечером — там еще не пробило полночь. Впрочем, и здесь есть свои «заводи и омуты», а где-нибудь на территориях лесников, наверняка можно найти участки со стоячей «водой». Здесь можно прожить пять жизней, пока кто-то в тридцати километрах от тебя проживет одну. У нас есть Мечта. И у нас есть все, чтобы ее осуществить. Все, что нам оставили наши далекие предки. И двести и триста лет назад здесь жили люди. И были, уж поверь, не глупее нас... Человеческая мысль здесь размеренна и весома. Не тратятся попусту силы на политику, достижение жизненных благ и прочую чепуху. Только цель.
— А Туот?
— А что Туот? Он узнал о нас лишь несколько лет назад. Раньше о существовании книжников не знал никто. А теперь... Теперь приходится спешить.
— Артур, а знают ли эти люди, что делают?
— Пойми, это не просто инженерная работа. Это религия вымирающего народа. Сорок лет они лелеют свою Мечту. Без нее этих людей уже давно бы не существовало. Их бы повыжрали моако. Их бы перебили псы Туотов. Так что брат, не тебе эту машину остановить.

— Ты тоже принял эту веру?
— Считай, что так, — улыбнулся Артур и маска нервного напряжения медленно сошла с его лица, — Ну и еще кое-какие планы...

— Понятно, — отмахнулся я , — хотим доказать кое-кому, что они цивилизованные недоноски...
Артур промолчал, значит я был прав, в нем по-прежнему бродило уязвленное самолюбие.
За разговором я и не заметил, что галереи, погруженные в привычный мягкий полумрак постепенно заполнялись людьми. Никто не разговаривал друг с другом. На их лицах, как на масках застыло неестественное спокойное выражение, хотя в движениях чувствовалась еле уловимая тревога.

Мы с Артуром тоже лишь молча переглядывались, и я вдруг ясно ощутил, что это последние часы нашей встречи. Как глупо все получилось... Его глаза уже не излучали свет той надежды, которая горела еще час назад. В душе он, наверное, уже давно освободился от кровных уз, которые итак, едва нас связывали. В этом тоннеле я как-то совершенно не подумал о себе, о том, что будет дальше, если он не захочет уйти со мной, а я не захочу остаться с ним...
— Туот... — шептался кто-то в углу, — ...в шахту прорвался Туот... смерть... успеть бы...
— Идем, — шепнул мне на ухо брат, -тут у нас проблемы. Я отведу к тебя к нашему биофизику. У тебя будет пара часов, чтобы обдумать ситуацию. Если решишься лететь с нами — он быстро вживит тебе электроды и подключит в систему бортовой запитки. Ну, а нет — ...я выведу тебя под землей на кладбище отверженных. Дальше добирайся, как знаешь. Туда...
Он легко подтолкнул меня к одной из дверей, и вскоре мы стояли перед длинным верзилой лет двадцати восьми- тридцати в засаленном халате и джинсах. Расплывшись в широченной улыбке Долговязый отложил на лабораторный столик какой-то медицинский справочник в пергаментной корке и скромно представился:
— Туак. Я занимаюсь медициной и всем, что с ней связано. Прошу. — он пододвинул мне удобное кожаное кресло, — Ой, вы что-то выронили...
— Осторожно! — вырвалось у меня, и я вернулся к порогу, — это ус богомола самая острая штука на свете. Вы можете порезаться.
— Ха-ха-ха... — весело рассмеялся медик, — уверяю вас, мои скальпели острее... Да и не боюсь я всего этого. Кто думает о вечности не боится ссадин...
— Вы думаете о Вечности?
— Кто о ней не думает? — парировал мой вопрос долговязый и стал выкладывать какие-то свои инструменты из лабораторного шкафчика.
Они какое-то время пошептались с Артуром за моей спиной, и брат двинулся к выходу.
— Ну, я думаю, вы найдете общий язык. А ты..., — он грустно посмотрел на меня, — решайся побыстрее. Сама операция займет какое-то время. Если с нами — к моменту старта будь в форме. Честно скажу, ты мне очень нужен, но неволить не стану. Туак пока простерилизует электроды. Думай, но недолго. Я пока утихомирю крыс и вернусь.
Я видел, как на глазах его навернулись слезы — он уже знал мой ответ.

13. Старт
Извиваясь, словно уж между холодными скользкими валунами, я, наконец- то выбрался наружу. Вокруг было пасмурно и после многодневного мрака привыкать к естественному дневному свету было мучительно долго и больно. Холодный сырой ветер уныло завывал в расщелинах, ржавых кучах металлолома, забирался под безрукавку (то, что осталось от моего драпового пальто) и нещадно пронизывал до костей.
Передо мной открылась уже знакомая мрачная картина кладбища отверженных. Холмы, овраги, затхлая вода. Развалины комбината вдали и бесконечная вереница безжизненных тел.
Артур сделал все так, как обещал. Прежде, чем отправиться в дорогу, он долго высчитывал, чтобы мне не оказаться здесь в Час Дьявола. Вероятность оказаться в бушующем грязевом потоке была очень велика, и я уверен, что большое число смельчаков, подобных мне, похоронено здесь, так и не добравшись до людей. С трудом пробираясь по указанному направлению, я невольно оглядывался назад и видел, как старые растрескавшиеся трубы сиротливо смотрели мне вслед и шептались между собой: «Вот и еще один хотел что-то перевернуть в этой жизни, а все осталось, как есть».
Но так ли оно на самом деле? Останется ли все, как есть? ведь вот-вот должно произойти что-то непоправимое. Да и пытался ли я что-то пред¬отвратить? Нет, наверное. По сути, мне и жизни не хватит, чтобы разобраться, что здесь к чему, и по каким законам течет местное время...
За целый час изнуряющей ходьбы я преодолел всего каких-то километра три, а впереди все так же до бесконечности горизонта простиралось мрачное безмолвное кладбище — надежная преграда от иного мира. Казалось я никогда не доберусь до Черных ручьев. Однако и расстояния здесь не подчинялись законам геометрии.
...Сидя на камне спиной к развалинам, я не увидел, как все началось. ровный нарастающий гул заполнил округу и серые тучи (если у меня не начались галлюцинации) кричащей наперебой потревоженной нечисти поднялись в воздух. Буквально за какую-то минуту горизонт расплылся, искажаясь в струях горячего воздуха (или это покореженное Артуром пространство примеряло новый внешний вид?) Забыв об усталости, я поспешил, спотыкаясь, прочь, потому что видел, как где-то там, вдали зашевелилась земля, разбуженная чудовищной силой.
Одна за другой падали и рассыпались в прах древние кирпичные трубы. Мне казалось, что в предсмертной агонии сам Дьявол взвыл так пронзительно, словно в его теле (если таковое существует) разом открылись тысячи кровоточащих ран. Этот нестерпимый вой надолго повис в воздухе, заглушая далекие раскаты взрывов. Он оказался не бессмертен....

Над горизонтом поднималось кровавое зловещее зарево. К тучам взметнулись десятки огненных столбов. Я ошеломленный и оглушенный, как и в первый раз, рухнул в зловонную маслянистую лужу. Прямо передо мной всплыло безмятежно- спокойное, словно у статуи, лицо мертвеца.
Как я добрался до дороги не помню. Скатившись кубарем со склона последнего оврага я едва не выпустил свой мешок, когда ударился о заднее колесо вездехода.
— Ха-ха! — привел меня в чувство знакомый смешок- А вот и наш герой! Часу не прошло...
Передо мной стоял знакомый шоферюга и вытирал руки ветошью.
— Ну, что, отыскал своего брата? Или времени не хватило?
— Ты!? — обалдел я, — Все это время...?
— Так и поломка-то не шуточная. В пять минут не управиться. Если б в мастерской, можно и в три минуты уложиться. А то все на руках... Ну, что, поедем назад? А то что-то оттель гроза надвигается, ишь молнии блещут. Да я слышал выстрел с часок назад. Не в тебя?
— Выстрел? Нет, не в меня... — я помотал хрустнувшей шеей и поднялся с колен.
— Ба-а! Когда ж ты успел пальто-то ухамаздать? На хрена рукава оторвал? Отдал бы мне- я бы тебе фуфаечку спроворил. Э-эх, доброе пальто-то еще было.
— Да что пальто, — махнул я рукой, — на наш век «пальтов» хватит... Заводи, давай, свою технику, если отремонтировал и дуй в Большой Город. Надоело мне здесь...
Шоферюга радостно заржал, словно сумел победить в веселом споре.
— Брата- то не будем ждать?
— Нет у меня больше брата...
Он понял меня по-своему, тактично кашлянул и, помолчав, спросил об оплате.
— Да заплачу-заплачу. Финансист наш живет на Гидравлической. Я попрошу — он даст денег, тем более, что я теперь старший в «семье».
Мы дружно хлопнули дверцами. Двигатель с первой попытки заурчал, как кот в тепле и вскоре нас снова несло, теперь уже в обратном направлении по кочковатой, едва пробитой колее. Шоферюга сутулился за баранкой, охал после каждой ямы и опасливо посматривал на меня.
— Так ты, что, бандит, что ли...?
— Ну, если тебе это слово больше нравится, — согласился я — Про «семью братьев Конан» слыхал?
Неделю назад в забегаловке при фуникулере два трупа — наша работа... А перед этим банк «Чужая казна»?
— Да ну!!! — изумился водила, — Так это в газетах... ваш что ли?
— Вовка — медвежатник, — подтвердил я, — Не повезло ему. Один сейф взорвался.
— Так Волки-Конан, это вы с братом?
— Брата больше нет.
— Ба-а! — снова изумился водила, — Так значит ты его нашел?! И чего не поделили?
— Два медведя, точнее волка, в одной берлоге. Это бывает..., — я закурил, сплюнул под ноги и похлопал собеседника по плечу, — Ты не думай, я буду хорошим, справедливым вождем...
— А я и не думаю, — почему-то обиделся шоферюга, — Просто знаю, что для вас человека убить что чихнуть, так ты учти, со мной этот номер не пройдет...
Мы долго ехали молча, подпрыгивая на кочках и недобро поглядывая друг на друга, пока из
мешка под моими ногами не донесся слабый безжизненный голос:
— Не могу больше...Как-нибудь сделай, чтобы я умер...
Я несильно пнул бессмертную голову, и она замолчала.
— Что? — спросил шофер и внимательно посмотрел на меня, — Я не расслышал...
— Да нет, ничего. Не обращай внимания. Это я сам с собой.
— А что у тебя в мешке?
— Да так, диковинка одна. Хочу нашим показать. Туак называется.
— Туак? — пожал плечами шофер, — Никогда не слышал.
— Да и не забивай мозги. Давай я тебе лучше ус богомола покажу. Острейшая, между прочим, штука, в руки бери осторожно. Я им камни рассекал.
— Камни?! Это как?
И я принялся рассказывать. За лобовым стеклом темнело. Водила включил фары. До города было еще несколько часов езды. Я не спеша, откинул спинку кресла и расположился поудобнее.
— Вот возьмем, допустим, скальпель...
Впереди была долгая ночь.