«ОРЕЛ», ГОВОРЯТ, К УДАЧЕ …
Николай Борисов
Вот жизнь, а? Ну, нигде нет покоя.
Иду я как-то, думаю о том, о сем. Крутится разное в голове, по сторонам посматриваю. Да и погодка располагает: солнышко весеннее, птички, небо синенькое, облачка на нем, что одуванчики. Вобщем, стрёмно так, хорошо.
И все бы ничего, и настроение хорошее... да только эти...пешеходы, так называемые, так и снуют, так и снуют, чё им дома не сидится? То сбоку обгонит, то наперерез пронесется. Кто с баулом прет, глаза на выкате, что паровоз без машиниста, попробуй не отверни - и подумать страшно, что получится, если зацепит.
А есть с книгой. Ну,умник. Сам в книгу смотрит и ловко так шасть, шасть мимо идущих - и ничего, проскакивает. Ну скажите мне, что там можно увидеть, в книге-то, при такой ходьбе, это, наверное, про них: смотрим в книгу, видим... фигу. Да ладно, на каждого по-разному солнечные пятна действуют.
Иду себе, посвистываю, небом любуюсь, птичек слушаю, а сам зорко на таких поглядываю. Чего доброго столкнешься, считай настроение испортил.
И шел бы дальше, да только вижу, монетка впереди валяется. Новенькая совсем, так на солнышке аппетитно поблескивает, глаз не отвести. Прикинул я расстояние, а сам думаю, что там, "орел" или "решка", да и не опередил бы кто. А эти, что вокруг, ничего не видят, так и снуют, один даже наступил. Ну-ну, думаю, спешите. А мне бы "орлом" она лежала, тогда к прибытку, так люди говорят.
Поравнялся с монеткой, нагнулся, чтобы взять, и... словно улетел куда-то.
Очнулся - нет монетки, и вспомнить не могу: то ли "решка" выпала, а то ли "орел". Над головой потолок белый. Соображаю, что за наваждение: было небо голубым, стало потолочным. Повел взглядом, мама каяма, как говорят японцы, в больнице я. В гипсах перебинтованный. Ноги куда-то задраны, руки нараспашку, а из носа трубка резиновая, ну точно как у меня на самогонном аппарате.
Как так? Почему? И спросить-то не у кого.
Однако вижу, не один я в данном помещении.
Сбоку, с правой стороны, еще такой же, что куль белый, болтается. Ну, этот точно под танком побывал, если с самолета не выпал. Сам спрашиваю:
- Друг! Эй, друг! Ты живой?
А он, как задергается, как заволнуется, того и гляди со своих растяжек сорвется.
- Слава Богу, - хрипит, - оклемались. Трое суток в сознание прийти не могли. Значит, - говорит, - жить будете. А я так за вас переживал, так боялся. - И так облегченно, очками блеснул, что мне не по себе стало.
- Это ты про меня, что ли? - Я еще больше глаза скосил, чтобы его рассмотреть.
- Да-а, дяденька, о ком же еще? Нас здесь двое тяжелых - вы да я. - И тоже вроде бы на меня посмотреть хочет.
- Не понял. Ты что боялся-то за меня, племяш мне, что ли? В нашей родне, насколько помню, слепошарых нет.
Слышу, всхлипывает:
- Как же мне, дяденька, не бояться. Это из-за меня вы физически пострадали, я на вас наскочил. Простить себе не могу невнимательность.
Та-ак, думаю, мама каяма, сюрприз. Нежданно не гаданно под машиной племянничка побывал, средь бела дня, на тротуаре. Де-ела-а. Хорошо хоть с головой вроде бы все в порядке. А впрочем, кто знает?
- Эй, друг, с какой скоростью летел? На мотоцикле аль на машине? И какой черт тебя на тротуар в такую ясную погоду занес? Небось, алкоголик?
Тут он еще больше задергался, мне даже показалось, что он выбраться из своего гипсового панциря хочет:
- Нет, что вы, что вы, дяденька, я за руль никогда не садился. В детстве только на трехколесном велосипеде катался, а от запаха спиртного у меня голова кружится. Я, видите ли, дяденька, за вами следом шел. Увлекся чтением. А вы неожиданно пропали, выскользнули из поля моего бокового зрения. И я сориентироваться не успел. Ситуация экстремальная. Вы уж извините меня, но вам, наверное, долго еще побыть здесь придется.
Та-ак-с, картина. Ну, думаю, очкарик чертов. Экстремальная ситуация, говоришь, а я словно в мясорубке побывал.
- Слушай, - говорю, - племянничек, врачи, по-моему, большую оплошку сделали, поместив нас вместе. Ты что же, сукин сын, топтался на мне или чечётку выплясывал? Не-ет, из этой палаты точно один из нас выйдет, а другой еще в подвешенном состоянии долго болтаться будет. Мне бы только добраться до тебя.
Он как запищит:
- Не волнуйтесь, дяденька, вам нельзя! А то давление подскочит и с… головкой что-нибудь случится, сосудик какой-нибудь лопнет. Уж очень она у вас ушибленная, головка-то. На нас с вами еще человек десять наскочило с поклажей разной. Они там, в других палатах, легкие они.
Да вы сильно не переживайте, все уже обошлось. Там вас одна женщина дожидается, ждет, когда вы в сознание придете.
- Жена, что ли?
- Нет, ее из роддома выписали, сказали, что у нее травм нет. Когда этот казус с нами произошел, она тоже в куче была и у нее мальчик родился. Она хочет ребеночка вашим именем назвать. Поскольку четыре месяца перехаживала, родить не могла.
Тут мой разум помутился. Точно, "решка" на монете была, то, что не "орел", это без сомнений. Наверное, я все-таки сильно голову повредил, только и хватило сил сестру позвать.
= = = = = = = = = = = = = =