Судьба

 

 

Судьба


(Роман-притча)

...думаете ли вы, что эти Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все так же погибнете.

(Лк. 13, 2-4)


 

 

1

Алексей Леонидыч хотел встретиться с девушкой. Когда он ей позвонил, её не оказалось дома. По этой причине сам он дома оказался, когда дверь отворилась, вошёл Толька Бонч-Бруевич и попросил спуститься к нему на этаж ниже. Алексей Леонидыч спорить не стал и спустился, встретив у Бруевича вино и двух резвушек, одна из которых вскоре стала его женой.

С детьми они решили не спешить, так как оба оказались гедонистами, а запомнил это слово Алексей Леонидыч по ассоциации с библейским Гедеоном.

Но по жениной безалаберности, спохватились слишком поздно, и ребёнка, очаровательную девочку, пришлось рожать. Правда родилась не девочка, а лопоухий мальчик Алексей Алексеич. И даже из этого видно, что жена Леонидыча любила...

Парнишку хотели отдать в иностранную спецшколу, но в день конкурсного собеседования его отвезли в больницу с острым приступом аппендицита.

Огорчились родители, но не очень – покроют промах престижным факультетом Университета.

Но надо же было так случиться, что накануне дня, когда Алексей, судя по всему, написал бы блестящее вступительное сочинение, обошедшее весь Университет, – он гулял вечером для успокоения нервов с другом детства по Александровскому саду и Болотному скверу. Вдруг – свисток, их хватают и обвиняют в покраже шестнадцати французских булочек, хотя на самом деле они булочек не крали, а если б и вздумали украсть, то украли бы одну, ну – в крайнем случае – две, но уж никак не шестнадцать...

Так или иначе, а на экзамен он не попал. Университет был проигран без боя, а через месяц его загребли в армию, где сделали сержантом за мягкость глаз.


2

А Тольку Бонч-Бруевича, женившегося на другой резвушке – хотя обещался жениться на подмосковной красавице с хорошим приданным – и увлёкшегося соревнованием по количеству выпитого алкоголя, (забыл что ли, что женщине уступать нужно?), выслали на пару с ней из Москвы.

Там, в ссылке, у них родился ребёнок, после того, как оба они, не помня хорошенько, что между ними произошло, заснули сном невинности.

Вскоре Тольку посадили по ошибке вместо другого человека, и след его затерялся. А у резвушки в коммунальной квартире жизнь всё усложнялась и усложнялась. Редкую ночь проводила она в простоте.

Сынишка рос, как колыбельные песни, впитывая матерную ругань и рассказы о воровских приключениях.

Мать его, из чувства стыдливости, приводя очередного усложнителя, наливала сыну полстакана водки, и он засыпал, причмокивая.

Но честолюбия хватало и у неё. Когда маленький Бруевич решил бросить школу из-за воровской романтики, она избила его до полусмерти, и школу он каким-то дуриком закончил.

Мальчик с детства мечтал стать, если не вором, так хотя бы водителем, но по пьяному делу, нашёл стих, и он подал документы на юридичекий и, как ни странно, поступил.

После второго семестра его, правда, отчислили за то, что пришёл на экзамен босиком, и тоже призвали в армию. По бонч-бруевической стати, хотели взять во флот, но девчонка из военкомата накануне на Дне рождения перепутала газовый баллончик с зажигалкой, и утром у неё сильно болела голова. И вместо флотской папки, запихнула бумаги Бонч-Бруевича в папку певеошную. И попал Бруевич в радиотехнические войска.

Ехал он на службу в одном вагоне с Алексей-Алескеичем, не подозревая совсем, что перед ним – будущий сержант. Согнал его с полюбившейся завидущему глазу полки, два раза производил поборы на выпивку, называя себя пастухом, а один раз заставил даже за ней сбегануть...

Но в армии, в славном городе Североморске, когда Алексей стал сержантом, он прекрасно ему всё напомнил. Не один раз на-помнил. А тот, в свою очередь, после каждого напоминания, неотвратимо посылал сержанта в места, не столь отдалённые, и получал естественно, наряды вне очереди.

Туалеты ходил чистить или – на кухню или – у тумбочки. Почитай через день.


3

А тем временем собственная мамаша Бонч-Бруевича, бывшая резвушка, выпила как-то по ошибке вместо водки уксусную эссенцию и отправилась на тот свет.

А Бруевича из-за неладов с Алексеем на похороны не пустили, а вместо этого в очередной, верней, внеочередной раз поставили дневальным. И стоял он, грустя, вполразвалки у тумбочки, а сержант Леонид, будучи в это самое время дежурным по роте, запретил ему полразвалку и стал говорить по душам.

– Вот служили бы вы, товарищ солдат (он только Бруевичу одному говорил: вы и товарищ солдат), как следует, не нарушали бы воинскую дисциплину, не грубили бы мне как старшему по званию, глядишь – всё бы образумилось. И матушку вашу хоронить бы поехали...

Но тут какая-то мошка малюсенькая залетела сержанту в глаз. Он стал её кулаком выутюживать, а Бонч-Бруевич, не торопясь, вытащил ритуальный, дневальный нож, и зарезал Алексея Алексеича.