Екатерина Садур. Мальчик со спичками
Из сборника "Праздник Старух на Море", 1998
OCR: Никита 791
Мы не знали, что мы злые, и если бы нам сказали об этом, ни одна бы из
нас не засмеялась, согласившись: "Да, я злая. Ну и что?" Наоборот, мы бы
стали горячо доказывать: "Я добрая, потому что..." -- и не смогли бы сказать
почему.
Мы ненавидели мальчиков. Старших мы безумно боялись: они догоняли нас в
два прыжка и били до синяков. Младших мы истязали: они были слабее нас и не
могли с нами справиться.
Самого опасного из них, десятилетнего Романа, мы мечтали поймать и
отхлестать крапивой.
-- Мы будем пороть его до тех пор, пока он не заплачет, -- сказала
Наташка Глыбина. У нее было кукольное личико с про-
нзительными глазами и ровные молочные зубы.
-- Мы не сможем его догнать, -- возразила я. -- Он слишком быстро
бегает.
-- А никто и не побежит за ним, -- ответила Наташка. -- Мы его заманим.
Ты скажешь, что тебе купили новую машинку, у которой открываются дверцы. Он
тут же попросит показать, и ты поведешь его к нам. А мы будем ждать его с
пучками крапивы. Поняла?
-- Поняла, -- усмехнулась я. -- Только крапиву нужно рвать в перчатках,
иначе она обожжет нам пальцы.
-- Хороший план, -- согласились мы и забыли про Ромку.
-- У нас за домом умер крысенок, -- сказала Наташка. -- Я видела
сегодня утром, как он лежал под кустом.
-- Надо похоронить, -- ответила я. -- Пойдем, сделаем ему могилку.
Мы пошли за дом. По дороге Наташка терла кулаком свои пронзительные
глаза, но слезы все равно сбегали по лицу и непо-
движными каплями зависали на подбородке.
-- Не могу, когда животные умирают!
Я промолчала.
Навстречу нам из подъезда вышла маленькая Таня Афонасик. Она вынесла
книжку "Мойдодыр".
-- Куда вы? -- спросила Таня.
Мы остановились и посмотрели на нее.
-- За домом умер крысенок, -- сказала я. -- Мы хотим его похоронить.
-- Можно с вами? -- попросилась маленькая Таня и протянула нам книжку
"Мойдодыр". Мы пролистали цветные картинки и по складам прочитали несколько
строк.
-- Хорошая книжка, -- сказала я.
-- Хотите порвать? -- спросила Таня.
-- Можно, -- согласились мы.
Мы торопливо вырвали несколько листов и бросили книжку в кусты.
Разноцветные клочки повисли на ветках. Подул ветер и перелистал уцелевшие
страницы.
Мы свернули в палисад за домом Наташки, и она повела нас между ровными
рядами берез. Мы были маленького роста, и листочки с самых нижних веток и
самая высокая трава распускались на уровне наших глаз. Я четко видела
царапины на стене. Это я провела их кирпичом специально для Тани Афонасик,
когда мы играли в прятки с большими детьми. По этим царапинам она должна
была добежать до меня. Я специально чертила низко, чтобы она увидела их,
опустив глаза. А высокие дети так ничего и на заметили, царапины были на
уровне их локтей.
-- Вот здесь, -- показала Наташка и уперлась пальцем в глубокий крест,
вырезанный стеклом на стволе. Толстые корни дерева выступили из земли, и
между ними образовалась ложбинка. В ложбинке лежал крысенок, до глаз
прикрытый лопухом.
-- Я сделала ему одеяльце на время, -- объяснила нам Наташка.
-- Похороним его прямо здесь, -- предложила маленькая Таня и прутиком
отодвинула лопух. -- Будем знать, что его могилка у помеченной березы.
Мы подняли глаза: ствол березы бесконечно тянулся вверх, и в гладкое
небо светлой изнанкой вниз были впечатаны листья. Подул ветер, листья
перевернулись, показав темную поверхность.
-- Уж лучше под кустиком бузины, -- попросила я.
Куст бузины был низким, но разросся вширь, и верхние ветки сплелись в
свод. Сложив ладони лодочкой, маленькая Таня Афонасик держала крысенка. Она
доходила мне до плеча. У нее были плавные локотки и плавные коленки.
Казалось, что ее руки могут сгибаться на только в локтях, но и посередине,
между локтем и запястьем, а ножки с легкостью прогибаются под коленками.
-- Лопни мои глаза, -- сказала Таня Афонасик, -- но у него бьется
сердце.
-- И я тоже видела, -- сказала Наташка Глыбина, -- он пошевелил лапкой.
-- Похороны придется отложить, -- сказала я.
И вдруг красные ягоды бузины вздрогнули, качнули головками на тоненьких
шейках, и куст с треском раздвинулся. Мы увидели улыбающееся личико с
клочковатой челкой до глаз. На щеке краснела царапина от ветки.
-- Что вы делаете? -- спросило личико. К синим лямкам с круглыми
пуговицами были пристегнуты штаны.
Наташка Глыбина пронзительно взглянула на нас, и мы обменялись долгим
взглядом: мальчишка!
Он был младше меня на год или на два и старше Тани. В руках он держал
порванную книжку "Мойдодыр".
-- Что вы делаете? -- снова спросил он, но уже не так приветливо.
-- Играем, -- ответила маленькая Таня и сломала ветку.
-- Во что? -- и он испуганно перевел глаза на Наташку. Наташка молча
улыбнулась и зашла ему за спину.
-- А этого мы еще не знаем, -- сказала Таня, очищая ветку так, чтобы
получился кнут. -- Ты зачем взял нашу книжку?
-- Она валялась под деревом, -- ответил мальчик, отступая назад. Но за
спиной стояла Наташка.
-- Мы специально положили ее под дерево, -- сказала я, и мы снова
переглянулись. Его затылок доходил Наташке до подбородка, и она смотрела
поверх его головы.
-- Ты наступил мне на ногу, -- сказала она, и мы засмеялись.
Мальчик засмеялся следом, подражая нашему смеху, и мы тут же замолчали.
В наступившей тишине жалко оборвался его испуганный смешок.
-- Какой ты веселый, -- сказала я.
-- А вот мы тебя накажем, -- подхватила Таня и несколько раз взмахнула
очищенной веткой. Мы молчали, чтобы он услышал, как ветка рассекает воздух.
-- А как тебя зовут? -- робко повернулся он к Наташке, готовясь
заплакать.
-- А это не твое дело, -- улыбнулась Наташка и показала ему гладкие
зубы.
-- Я отдам вам книжку, -- взмолился он и протянул Тане порванные листы.
-- Мне не нужна порванная книжка, -- ответила Таня и снова взмахнула
прутиком, в этот раз почти у самой его руки.
-- А как зовут тебя? -- повернулся он ко мне, и его губы запрыгали
вверх-вниз, сдерживая рыдание. И над его головой -- два пристальных глаза
Наташки с расширенными зрачками. В зрачках отразились листики. -- Как... --
снова начал он и не смог выговорить до конца.
Он развел руки в стороны, как будто собирался кого-то обнять, но обнять
ему было некого, и он в растерянности смотрел на нас.
-- Катя, -- вдруг сказала я. -- Меня зовут Катя.
Тогда он шагнул мне навстречу, обвил меня руками, как поймал, и
заплакал. Он уткнулся лицом в мой воротник, и мне стало тепло.
Наташка с Таней переглянулись и презрительно посмотрели на меня. Я
опустила глаза. Таня положила ему на плечо свою круглую ручку и легко
ударила его веткой.
-- Меня зовут Митя, -- умоляюще прошептал он и поднял на меня глаза. И
я уже хотела его оттолкнуть, чтобы показать, что я снова с ними, как вдруг
Наташка сказала:
-- Отпустите его...
Таня сняла руку с его плеча и отбросила прутик.
На следующее утро я сидела на нижней перекладине турника и руками
держалась за верхнюю перекладину. На соседнем турнике сушился ковер и
панталоны до колен с тугими резинками. Митя с мамой шли через двор. Он
держал ее за руку.
-- Это Катя, -- восхищенно сказал он маме. Его мама посмотрела на меня
и кивнула. Я разжала руки, откинулась назад и вниз головой повисла на
турнике.
Вечером вышли Таня с Наташкой. Они крутили скакалку, а я прыгала.
Сначала они крутили медленно, а потом все быстрее и быстрее, и я едва
успевала через нее перепрыгивать.
-- Часы пробили ровно четыре, -- сказали они хором, и хором стали
считать: и раз, два, три... -- но не досчитали до конца. К нам подошел Митя.
Одет он был так же, как и вчера, в синие штаны на широких лямках, скрещенных
за спиной. Его клочковатая челка была ровно причесана. В руке он держал
цветок. Желтый тюльпан.
-- Это тебе, Катя, -- сказал он, подавая мне цветок, но потом смутился
и добавил: -- От моей мамы.
И я уже протянула руку к цветку, как вдруг почувствовала неподвижные
насмешливые взгляды маленькой Тани и Наташки Глыбиной. Они улыбнулись друг
другу, раз и навсегда отвергая меня. Мне стало стыдно того, что он ровно
причесан.
-- Спасибо, -- ответила я, -- но мне не надо цветов.
Мысленно я сказала "твоих цветов", чтобы до конца остаться верной Тане
и Наташке, но вслух произнести побоялась.
Девочки засмеялись, и Таня сказала:
-- Давай лучше я возьму...
Митя внимательно посмотрел на меня, словно хотел запомнить, и протянул
ей тюльпан, а потом весь вечер безмятежно прыгал с нами в скакалку.
Несколько дней он не приходил.
-- Они сделали брызгалки на Ивана Купала, -- сказала Наташка под конец
недели. -- Они ехали на велосипеде, поэтому я не смогла от них убежать. Они
облили меня с ног до головы. Вымочили все платье!
-- Кто? -- спросила я.
-- Ромка и его братья.
-- Негодяи, -- страстно сказала маленькая Таня, и мы пошли играть в
прятки.
Я водила. Я повернулась к стене и начала считать.
-- Мы им отомстим, - прошептала Таня Наташке, когда они побежали
прятаться. Но что ответила Наташка, я уже не услышала.
-- Десять! - выкрикнула я. - Я иду искать! Кто не спрятался, я не
виновата...
Я обернулась: пустой двор, и только ветки кустов раскачиваются и
дрожат, потому что Таня с Наташкой задели их на бегу. И вдруг я увидела, как
Митя едет на багажнике велосипеда. Его вез какой-то недоступно взрослый
мальчик лет двенадцати, с коричневыми кругами возле глаз. Он медленно крутил
педали велосипеда и смотрел по сторонам. Они ехали молча .
-- Тормози, - неожиданно попросил Митька, кривясь от злобы. - Вот
она!
Подросток притормозил.
-- Катя! - крикнул он мне. - Сейчас ты вспыхнешь у меня ракетой! - и
бросил мне на платье горящую спичку.
13 -- 16 июля 1996 г. Берлин.