Мелькают листы бумаги. Их складывают, сортируют, комкают, выбрасывают в корзину. Что-то торопливо вычеркивают, кое-что отмечают красным карандашом. Из отмеченного складываются титры. Наконец, толстую стопку листов накрывают чистым, над ним возникает занесенная рука автора.
Эпизод 1.
Звонок будильника. Пустая неприбранная комната. В ней – только что проснувшийся молодой писатель. Он швыряет подушку в будильник. Поднимается и, чуть шатаясь, идет по направлению к ванной.
Открывает воду, споласкивает лицо, потом следует на кухню, открывает холодильник, достает оттуда недопитую бутылку пива и тапочки, наливает в стакан, кидает тапочки на пол, ставит на стол бутылку и пепельницу с зажженной сигаретой. Стряхивает пепел, он попадает на роман, который лежит на табуретке.
Язвительно смеется.
«А, гениальное творение. Черт бы тебя подрал», – и автор пинает роман ногой. Роман разлетается по кухне.
Вдруг откуда ни возьмись, раздается мягкий женский голос:
«Что? Опять ходил в издательство?»
Он резко поворачивается, и видит, что за столом сидит небритый молодой мужчина в линялой майке и джинсах. Он разговаривает женским голосом.
П.: А? Кто здесь?
М.: Ну, я.
П.: А как…
М.: Ой, сейчас начнется. А кто, а как. А вот так.
П.: Ты кто?
М.: Я-то? Да, в общем, никто. Тебе, я думаю, пока сложно будет понять. Короче, зови меня Ангелом – у вас, кажется, так принято.
П.: А. Да-да.
Берется рукой за голову.
М.: Только не надо думать, что я твоя белая горячка. Сам-то о чем в романах строчишь? Ангелы, путешествия во времени… Ну, а сам как маленький.
П.: Да… конечно.
М. (наливает себе пива): Да не страдай ты так. Ну, подумаешь, не приняли, так и не примут. Гении, они ведь как. В скромности, да в бедности. И все строчат, строчат… Зато потом – какая слава. Ты же хочешь славы? Ну и будет тебе слава. Чин.
Чокается с ним, и выпивает залпом.
П.: Посмертная?
М. (разводит руками): А какой ты хотел?
П.: Спасибо, не надо.
М. (с интересом смотрит на него): А что тебе надо?
П.: Что мне надо? Свалить отсюда.
М.: Тебе не нравится твой мир?
П.: А что в нем хорошего? Гнилая индустриальная дыра, населенная умственно отсталыми уродами.
М.: Вона. А куда бы ты хотел, к примеру? В Египет, в Древний Рим? А может, в Америку 60-х? Мм? (подмигивает). Где тебе было бы лучше?
П.: Ну, если отвлеченно… По-моему, мое время – средневековье. Вот там бы я зажил…
М.: Ты думаешь? Ну что ж.
Щелкает пальцами.
Эпизод 2.
Выезд из средневекового города. Поздняя осень, хлюпающая грязь. Прямо вдоль дороги льются сточные канавы, вперемешку с помоями. Пышная процессия, состоящая из конников, торжественно выезжает за ворота. Во главе процессии – блестящий рыцарь. По обочинам на колеях стоят крестьяне и кланяются. Писатель и Ангел хлопаются рядом прямо в грязь лицом. Теперь Ангел выглядит как крестьянин, одетый в какую-то дерюжку и подпоясанный веревкой.
Писатель поднимает голову:
- А…
А.: Тихо, - тыкает его пониже лицом в грязь. – Не видишь, княжеская процессия едет.
П. (шепотом): А кто это?
А.: Жигимонт. Великий Князь Литовский.
П.: О-па! (от удивления поднимает голову, но они тут же получают плетью от проезжающего всадника, с криком «Псякрэу твоя псякосць!»). Ай!
А. (опять наклоняет его): Говорю же, не высовывайся. Ты – холоп. Третьего разряда.
П.: Кто-кто я?
А: Холоп.
П.: И что, долго вот так стоять?
А.: Пока не проедут. Да ниже ты наклонись, бестолочь.
П. (шепчет): Нет, так мы не договаривались. Я не хочу быть холопом.
А.: А кем ты хочешь?
П.: Жигимонтом!
Ангел смотрит на него, потом щелкает пальцами.
Эпизод 3.
«Замак Чатырох Стаубоу». Писатель сидит на огромном ложе, рядом возле окна – Ангел. Теперь он статный рыцарь в малиновом облачении.
П.: Ну вот, другое дело (оглядывается). Только кровать какая-то холодная. Из камня, что ли? Точно. Вот жуть. Да, я как-то все это по-другому представлял. А где ванна, кстати? Я бы помылся.
А.: Ванна раз в полгода.
П.: Вот мрак. А поесть?
А.: Ты не отвлекайся. Тебе сегодня еще предстоит решить, будешь ты заключать унию с поляками «цi не»? И еще вопрос с наследником.
П.: Мне?
А.: Ну, а кому. Ты у нас хотел стать Жигимонтом?
П.: Но… я же для примера. Я не могу на себя взять такую ответственность.
А.: А придется.
П.: Вот именно сейчас?!
А.: Желательно. Через четверть часа тебя придут убивать, а умирать ты будешь долго и мучительно. Так что и соображать качественно вряд ли сможешь.
П.: Да кто?
А.: Кто. Да есть тут кое-кто.
П.: Да за что хотя бы?
А.: За что-о? Он еще спрашивает. А кто с собственным братом воевал? Кто заключил с ним мир, а сам договорился с поляками и вероломно напал на него? Кто расколол великую державу, я спрашиваю?!
П.: Я, что ли?
А.: Ну, не я же.
П.: Ну, нет. Извини. Я, конечно, может, и натворил в жизни чего-то, но отвечать за чужие грехи не намерен. Давай-ка чего-нибудь попроще. Уж больно насыщенна княжеская жизнь.
А. (раскланивается): Чего изволите?
П.: А давай… чтобы не князем, но и не холопом. И куда-нибудь, где ванны есть. Только подожди секундочку. Напиши еще такой декрет, от моего имени, ну, чтобы холопам послабление сделать. А то не дело это, так мордой в землю стоять. Дадим им хоть чуть воли.
Ангел щелкает пальцами.
Эпизод 4.
Поместье «Пяць зорак». Писатель сидит у рояля. Напротив за столом Ангел, в образе доброго пана в халате с кистями, пьет чай с блюдечка. На стенах – картины известных художников, сзади виднеется роскошная библиотека.
П. (оживленно): Вот это я понимаю! Цивилизация! Ого, а это, случаем не Игнатович?
А. (отрываясь от блюдечка): Он самый.
П.: А это… неужели мой портрет?
А. (с юмором): Так, Пане Коханку.
П.: Ах, красота. И главное, как все гармонично. Совсем не так, как я описывал, без нагромождения.
Любуется.
Снаружи доносятся отдаленные выкрики, гул.
П.: Что это?
А. (скептически прихлебывая чай): Повстанцы.
П.: Повстанцы?
А.: Ну. Как крепостное-то право отменили, так и понеслось. Называется, дай людям свободы.
Ангел с хрустом раскусывает сухарик.
П.: И что, они идут сюда?
А.: А то.
Снаружи слышится треск дверей. Писатель выходит на крыльцо, и видит толпу оборванных мужиков с вилами и косами. От них пахнет водкой и овчиной.
П. (протягивая руки): Ээ.. товарищи! Граждане! Вы неправильно поняли. Я совсем даже за вас. Я сам, слышите, сам только что подписал вам послабления. Ну, в пятнадцатом веке еще.
Крестьяне сумрачно смотрят на него. Потом один выкрикивает: «Палi яго, братка!» И они грозно надвигаются на него.
Писатель захлопывает дверь и белее мела вбегает в комнату.
П.: Нет, это черт знает что! Неблагодарные скоты! Нет, ты видел эти рожи? Вот и делай после этого людям добро! Ну, я на них найду управу. Я покажу им Юрьев день. Давай-ка знаешь что…
Ангел кивает и щелкает пальцами.
Эпизод 5.
Зимний дворец. Писатель стоит посреди огромного зала, у окна стоит Ангел в императорском мундире. Писатель бросает рассеянный взгляд на площадь, которая постепенно заполняется враждебно настроенными рабочими в засаленных тужурках, из анфилады он видит спешащего к нему с встревоженным лицом Витте, из другой двери летит княжна Анастасия. Он закрывает уши пальцами:
- Не-е-е-ет!
Все начинает вертеться у него перед глазами. Он слышит голос Ангела:
- Я что-то неправильно понял? Разве ты не захотел стать властелином Шестой части суши?
П. (рычит): Ну так не Николаем же II!
Эпизод 6.
Бескрайняя водная поверхность. Посреди возвышается гигантское прозрачное здание, увенчанное надписью из голубого газа: Трансконтинентальная корпорация «Седьмое небо».
П.: Что это?
Голос Ангела: Наш мир.
П.: А ты где?
А.: Я здесь. Просто ты меня не видишь.
П.: Почему?
А.: Люди способны видеть только то, что создают собственным воображением.
П.: То есть ты – плод моей фантазии? Именно поэтому ты все время выглядишь, как я?
А.: Ты создал нас. Ты ведь сам уже почти догадался, что слово, произнесенное однажды, обязательно становится реальностью потом. Ты написал о нас, и мы превратились в реальность.
П.: А почему у тебя женский голос?
А.: Тебе кажется. Он нейтральный. Как и я.
П.: Так я…
А.: Наш Создатель.
П.: А кто вы?
А.: Разум. Но бесплотный.
П: Но почему я?
А.: А почему я? А почему все? Такие вопросы странные задаешь.
П.: То есть я получаюсь в роли пророка что ли?
А.: Можно и так сказать.
П.: А ты ведь все знаешь, да?
А.: Да.
П.: И что со мной будет?
А.: Ты оставишь нам свое Бытие. Мы узнаем, зачем живут люди на земле. Не все примут твое учение. Тебя подвергнут страшным пыткам, чтобы проверить, действительно ли ты тот, за кого себя выдаешь. Твой мозг будет разъят. Ты примешь смерть, чтобы рассказать нам о жизни. Ты перенесешь нечеловеческие страдания.
П.: А кем станешь ты?
А.: Ну... Кажется, это называется Падший Ангел.
П. (потрясенный): И это, по-твоему, седьмое небо? Нести ответственность за весь мир??
А.: Называй это как хочешь.
П.: Интересно, почему небес семь, а кругов ада девять.
Ангел молчит.
П.: Но если это рай, то я предпочитаю вернуться в свой ад. Каким бы по счету он ни оказался.
Эпизод 7.
Он просыпается на кухне, понимает голову от стола. Трясет головой, разгоняя сон. Видит истлевшую сигарету. Берет ее, зажигает.
Бормочет: Нет, ну надо же.
Потом смотрит на листки романа, разбросанные по полу. Он собирает их, перебирает, комкает, кое-что выкидывает. Потом собирает в аккуратную стопку, берет еще пачку чистых, накрывает их сверху титульным листком и подписывает: «Седьмое небо». Титры.