Консерва

Гонимая
Холодный золотистый луч мертвой печатью лежал на рваном коричневом ботинке, из носка которого торчал грязный палец. В тишине земляной ямы слышалось ровное дыхание. Воняло мочой и чем-то теплым, гнилым. Где-то снаружи зашелестел гравий, и в солнечный луч врезалась кошачья голова. Большая черная кошка, лежавшая у ботинка, сощурив глаза, внимательно всматривалась в щель между железным ржавым листом и земляной стеной. Опять поскакали вниз камни, и кошка тут же вскочила, издав жалобный звук. В то же мгновение от стены с вяжущим чваканьем что-то отделилось и в свете луча появилось настороженное лицо. Большие серые глаза, длиннющие ресницы и нос картошкой на маленьком круглом лице в контрасте с глубокими шрамами через бровь и щеку делали лицо восьмилетнего ребенка похожим на безобразного старца. Темной стрелой скользнула во тьму кошка. В следующее мгновение железный лист отлетел в сторону, выбитый ударом ноги и в земляное отверстие влетел худой жилистый мальчишка, года на четыре старше.
- Ты че, бля, совсем совесть потерял? Отъелся нашими харчами, а теперь на попятную? Да я тя, мудло, разорву в клочья! – крабья загорелая рука впивалась в горло.
- Згинь, Косой. Ты не знаешь чего ботаешь. Меня Шакал отпустил. – Голос был сдавленный, но спокойный.
- Шакал? Да мне насрать на него! Я под ним не хожу. Это ты, бля, как его бошку вытащил, так думаешь, тебе и можно все! Нифига, Дым! Ты как был семейным ублюдком, так ним и останешься! – лицо с косящим левым глазом еще сильнее исказилось, но рука опустилась и Дым отклеился от влажной стены.
- Не гони, Косой! Я тя не трогал, и ты ко мне не лезь. Говорю тебе, Шакал в курсе, что я линяю. Надоело мне, понимаешь? – Большие серые глаза смотрели открыто и просто, и на какой-то миг Косой даже понял Димку.
- А че ж щас не ушел? Че залег-то? – Косой с подозрением обвел взглядом глубокую дыру в земле, под дорожной насыпью. В одном углу валялись картонные коробки и какая-то рвань.
- Да роды у меня, - Дым как-то уж очень по взрослому посмотрел в сторону, указав на черную кошку, светящую из угла огромными золотистыми глазами. Под выступающими костями ребер лоснился неестественно большой живот.
- И все равно, - Косой мотнул головой, - ты должен пойти. Без тя нам всем крышка. Все дело провалим. Потом полжизни на нарах проторчим. А ты, бля, семейная скотина, ни разу даже в милиции не был. Папенька, бля, заступался.
- Не лезь! – где-то в глубине рождалось рычание, будто слова перекатывались в горле, не долетая наружу. И Косой, который был выше на голову, быстро попятился. Как дерется Дым, все уже не раз видели.
Этот малой шкед, три года назад пришедший со своей кошкой к ним, не раз вставал костью во многих глотках. Но после первых драк к нему стали относиться уважительнее, хотя простить ему наличие нормальных родителей так и не смогли. Дым не был силен. Самый маленький из всей шайки, он многим даже до груди не доставал. Но в его глазах было то, чего не было ни у кого – дикая безысходность. Ему не куда было отступать. Три года назад вся его семья разбилась в автокатастрофе. Он выжил. Выжил, чтобы отправиться в детдом. Но Димка решил иначе. Он взял Консерву и однажды ночью появился здесь. Дэн, верховодивший тогда шайкой, попытался его вытурить. Завязалась драка, а когда попытались расцепить, оказалось, что это невозможно. Дым с проломленным черепом, ножевыми ранами на руках, просто держал своего противника за горло с пустыми глазами. Его смогли отодрать, только когда окончательно вырубили. А когда Дым очнулся, он подозвал кошку и исчез, пока не затянулись раны. А потом снова пришел. В один из таких приходов так же тупо, с пустыми глазами, Дым встал между Шакалом и беглым зеком с ножом. Лицо было пропорото до костей. Шакал этого не забыл. С тех пор Дыма не трогали. Он то появлялся, то растворялся во тьме, такой же пустой, словно скорлупа от выеденного яйца, неизменно сопровождаемый облезлой черной кошкой.

Рычание в горле прекратилось. Косой сделал еще шаг, и нога поехала по насыпи.
- Я приду! Вали отсюда! – Дым неопределенно махнул рукой и Косой поскакал с насыпи, оскальзываясь на щебне. Шаги скоро затихли. Кошка подошла и тихонько потерлась щербатой спиной о ногу.
- Чего ты? – Дым присел и осторожно подхватил ее на руки. – Испугалась, Консерва? Испугалась?
Кошка молчала, усиленно мурлыкая, смотрела прищуренными глазами на цветистые шрамы и иногда терлась о подбородок.
- Ничего…Уходим мы скоро… Вот только завтра сходим, и уйдем. Слышишь? – Дым прижал кошку к горлу, слушая, как где-то в нутрии работает глухой моторчик. Под ее теплое мурчание мысли куда-то неслись, не поспевая за истерзанным телом. Какой-то болезненный сон затягивал опять в свои сети. Снился дом, какие-то яркие игрушки, девочка в белых громадных бантиках и черная кошка, бегавшая за цветным фантиком.
Проснулся Дым от холода. Так и оставшееся незапертым входное отверстие серело каким-то переливчатым светом предрассветных сумерек. Консерва не спала, но исправно лежала рядом, как умея, согревая своим телом хозяина. Дым почесал ее за ухом, на мгновение прижался к ней щекой и поднялся. Кошка мгновенно вскочила.
- Не ходи! Я сам. Вечером приду и принесу чего-нибудь поесть. Поняла? – Кошка сощурилась и принялась деловито вылизывать огромный живот.
Дым выскользнул на улицу, аккуратно задвинул железкой вход и поскользил по насыпи к светившемуся недалеко городу. Октябрьский ветер жег лицо. Ноги оскальзывались на покрытой изморосью, выцветшей траве. У первых гаражей Дым притормозил, осмотрелся и растворился во тьме. В паре деревянных пролетов от него, немного левее, в подвале горел костер. Вокруг него человек пятнадцать избранной публики. Все не старше 14 лет.
По темным углам и за окном маячили еще какие-то темные силуэты.
- Чего долго так? Уж думали идти за тобой. – Из общей шайки поднялся красивый рослый подросток с длинными светлыми волосами.
- Зачем я нужен, Шакал? – Дым остался стоять поодаль, хотя тепло костра манило невероятно.
- Заказ пришел большой. Сейчас брать пойдем. Но пройти только ты сможешь.
- Кто дал?
- Цирус подсуетился. Он свое потерял. Нам хорошие деньги дает, если мы у конкурентов возьмем.
- Так он нас сам же и сдаст! Вы че, совсем мозги пропили? – Дым аж рот открыл от изумления.
- А ну заткнись, тварь! – на него сразу навалилось несколько тех, кто еще недавно бестелесно стоял на шухере по углам.
- Может и сдаст… - Шакал растянул пухлые, девичьи губы в улыбке и у некоторых от нее побежали мурашки. - А может и нет. А деньги хорошие. – Губы опять растянулись. – Тебе то че? Ты работу сделаешь, и вали.
- Что нужно?
- Так бы и давно. Косой, сюда греби. – От стены отделилась тень.
- Эт карта, вроде – Косой примостил бумажку с чертежом здания на коленях.
- Вижу, не тупой. – Дым придвинулся поближе.
- Я то зачем? Вы че с чертежом сами войти не могли?
- Не зайдешь просто. Только вот здесь можно.- Косой ткнул куда-то пальцем.
- Там есть дыра небольшая в стене. Пробили когда-то, хотели вентиляцию сделать, да так и не закончили. Туда только ты сможешь пролезть. Пролезешь, возьмешь расписание поставок и вали. Остальное – наше дело.
Дым все понимал. Его не отпустят. Он это видел. Его посылают на смерть. И все это знают. И он это знает. Две группировки давно соперничали, забрасывая рынок дрянными наркотиками. Цирус потерял очередную партию – кто-то из своих же и сдал. Теперь он хотел узнать о прибытии партии к конкурентам и перехватить ее в пути, для этого нужно было узнать расписание. Если Дым и достанет это расписание, а его вообще никто в глаза не видел, его может и не было вовсе, - какой придурок будет такую информацию держать на виду? – то его точно убьет охрана. Если не убьет охрана, то прикончит Цирус, как свидетеля. А если не пойдет, то убьют свои же. Руки вдруг опустились. Дым тихонько стоял, понурив голову. Почему-то где-то внутри, в подкорке, проплывали яркие образы его короткой жизни. Мама и папа, такие большие, красивые, сестренка в огромных бантиках, черная кошка на подоконнике, детский велосипед на трех колесах, жуткая тетка из комиссии, морг, ночь и чье-то теплое сердцебиение у груди, когда он бежал из дома, прижимая к рукам единственное, что осталось из его прошлой жизни – кошку Консерву… И как-то жалко было это все терять… Не вонючую яму под дорогой, не красавчика Шакала, который с улыбкой отправлял его на смерть, не этих всех уродов у костра… А вот это… Вот то, которое есть внутри, когда вспоминаешь папу и маму, сестренку и мурлыканье кошки…
- Идем. – Дым не шевельнулся, но все остальные разом встали и потянулись на улицу.
В серых предрассветных сумерках скользили полупрозрачные неясные тени, оживляемые красками редких и тусклых фонарей. Время от времени кто-то по короткому приказу Шакала отставал, оставаясь на шухере. К дому подошли втроем. Шакал, Дым и Леший – первый подпевала.
- Мы здесь будем. – Шакал отстал и слился с обшарпанной стеной. Леший залег у мусорных баков, в отдалении. Дым посмотрел на зияющую в стене дыру. Еще секунда, и он просочился в нее, словно угорь. Летел не долго. Упал глухо, на что-то полусгнившее, вязкое…Пополз. В виске колет мысль, - Назад уже не выберусь. Высоко…
Поворот. Еще один. Со стен сочится вода. Где-то ударными отдается чей-то бас…
Темно…После второго поворота карта напрочь выветрилась из головы. Куда? Направо? Налево? Назад? Ступени. Ползком вверх. Дверь. Скрип. Луч света. На какой-то миг Димку переклинило. Он тупо встал с пола, толкнул дверь и вывалился в обшарпанную комнату. На целое мгновение все замерло. Он стоял и смотрел на огромного мужика, сгорбившегося у стола, будто собирающегося присесть. А мужик смотрел на него. И вдруг все закружилось. Стойкий рев застрял где-то в ушах. Его подбросило, будто ударной волной, снесло со ступенек, крутануло, бросило о противоположную стену и потянуло, поволокло… Пальцы оскальзывались и застревали в расщелинах кирпичной стены. -Высоко? Да нифига! - Прыжок. Подтянулся. Выгнулся. Зацепился. Где-то заболело, но даже нельзя понять где. Щель. Протиснул голову, обдирая уши. Толкнулся. Дернулся. Упал. Вскочил. Побежал.
- Никого! Нигде! Никого нигде нет! Ни одного! Переулок, еще полчаса назад усыпанный своими, был пустынен. Предали! – Мысль была такой простой и ясной, что даже смешно.
Теперь главное успеть. Опередить. Забрать Консерву и уйти. Убежать. Исчезнуть. Не найдут. Тупые. Никогда не находили. Главное успеть.
Дыхание где-то жгло, отлетало в сторону, застревало белыми облачками в морозном воздухе. Последний фонарь. Гаражи. Луг. Насыпь. Падая и спотыкаясь вскарабкался на верх. Толчком откинул железку. Упал на колени. Замер, моля первые лучи еще не солнца, а бурого света, осветить вонючую темноту. Медленно глаза привыкали к темноте, к новому запаху. Знакомому. Тошнотворному. Запаху боли и крови. И еще страха. В углу, в густой черной луже, вытянувшись и оскалив зубы лежала кошка. Обычная черная кошка. Дым упал рядом, дыхание вдруг прекратилось. Просто не чем стало дышать. На глазах выступили слезы, будто выдавленные из тела ставшим твердым и темным воздухом. Рядом лежала пара котят, еще шевелящихся, но так и не обмытых, в кроваво-слизистых оболочках. Черное тельце было еще мягким, теплым…
Дым заорал. Раз за разом он поднимал кулаки и вминал в землю крохотные новорожденные тельца, убившие ту, которую он любил. Он растирал по вязкой, пропитавшейся кровью земле крохотные кости, размазывал по рукам черную кровь. Затем схватил Консерву, прижал к себе и заскулил, раскачиваясь из стороны в сторону…
Где-то за спиной, в воздухе, которым уже нельзя было дышать, раздалось шуршание гравия, чьи-то торопливые, тяжелые шаги, перепев голосов. Чья-то темная тень заслонила первые лучи, замерла. Что-то холодное, острое пронизало кожу, прошло под ключицей, коснулось сердца.
Тонких, ребячьих губ, искривленных безобразными шрамами, впервые коснулась улыбка…
Совсем рядом, на подоконнике, сидит, громогласно мурлыча и щурясь, черная кошка, рядом девочка в громадных белых бантиках и мама с папой… Мама с папой… Бантики… Черная кошка…


13 декабря под дорожной насыпью был случайно обнаружен труп восьмилетнего ребенка. По факту расследования возбуждено уголовное дело. По одной из версий убийство было совершено на религиозной почве. Так как в руках ребенка находился труп черной кошки, а руки были измазаны кровью только что родившихся котят. Как считают эксперты, мальчик стал жертвой какой-то сатанинской секты. Установить личность ребенка так и не удалось. Он был похоронен на городском кладбище в безымянной могиле. Из-за отсутствия новых улик дело было приостановлено.

3 февраля был зверски расстрелян у порога собственного дома крупный бизнесмен и общественный деятель Цырусян Абрам Георгиевич. В ходе расследования был найден ряд улик, которые неопровержимо доказывают, что Цирусян А. Г. был связан с некой группировкой, занимающейся нелегальным распространением наркотиков.

Ковалев Дмитрий Николаевич 1997 года рождения был объявлен в розыск. В июне 2004 в районное отделение милиции обратилась Серова Екатерина Валерьевна, троюродная сестра Ковалева Николая Фомича. Женщина изъявила желание взять под опеку сына своего троюродного брата, но приехав в детский дом «Радость» Ковалева Дмитрия она не обнаружила. По месту жительства ребенка так же обнаружить не удалось. Последний раз его видели выходящим из дома 17 мая 2004 года с каким-то черным свертком в руках.
Особые приметы: глаза серые, волосы светло-русые, вьющиеся, особых шрамов и родимых пятен нет, был одет в синюю джинсовку и темные спортивные штаны.

Евтушенко Юрий Геннадьевич 1993 года рождения был осужден год спустя за убийство с отягчающими обстоятельствами. Скончался в камере в возрасте 54 лет. В камере же написал роман «Из жизни Шакала», имевший большой успех в определенных кругах.

Прокофьев Семен Петрович 1995 года рождения, кличка Косой, был осужден за изнасилование. Выпущен на свободу досрочно, за примерное поведение. Больше к суду не привлекался.

Труп черной кошки, проходивший по делу 14987 от 13 декабря,как главная улика, еще какое-то время кочевал по моргам. Затем исчез…