«Это отлично, отлично, что он сам тебе позвонил! Значит, заинтересован»
Настя,
Москва, октябрь 2003г.
Через три дня после сброса местные СМИ прислали копии публикаций и видеокассету с материалами сброса, показанными отдельным сюжетом. Федеральный телеканал попросил, в этот раз в качестве одолжения, возможность записать интервью с одним из представителей фирмы. Я согласился, и уже через неделю в утреннем выпуске новостей вновь прошел сюжет о волане. В этот раз интервью давал я лично. Реакция была еще вновь широкомассовая, и у Настюши поднялось настроение, что передалось и мне.
В таком хорошем расположении духа я и отправился в офис вернувшегося в теплую Москву из холодной, но креветочной Шотландии, Петра. Предстояло объяснить ему, каковы, на данный момент, позиции изобретателя и Подачаева, и выслушать его предложения. Я не уповал ни на понимание, ни даже на отдаленные признаки внимания к теме визита, но происшедшее полностью шокировало меня. Выслушав меня, по-старому прячась в груде газет, Телегин глубокомысленно изрек:
- А ведь Подачаев прав. Инвестиций нет. Обещанные пятидесятитысячные транши не проведены. Как можно ожидать перевода прав на твою (почему-то в этот момент она стала моей) фирму?
- Позволь, - недоумевал я, - Во-первых, Подачаев не выполнил основное условие договора – не представил доказательства установления приоритета. Во-вторых – чьим партнером ты являешься?
- Всех участников проекта. И твоим, и Подачаева. Мы все партнеры, и должны уважать друг друга и достигать компромиссов, - отчеканил Телегин, упиваясь собственной хитростью.
- Ты понимаешь, Петр, что ты в равной мере ответственен за инвестированные средства, как и я?
- Понимаю, но не вижу причины нервничать. Вот соберемся в субботу с Подачаевым, и за бокалом пива все обсудим.
-Ок. Согласен. Дай знать о времени и месте проведения встречи. А это отчет о сказочных результатах сброса и сопроводиловка.
С этими словами я положил на груду газет приготовленные заранее документы и, кивнув, вышел.
В офисе ждала добрая, и попахивающая алкоголем весть. Звонил Казбек и просил увидеться во второй половине дня. Я отвез домой Настю, все менее и менее получавшую удовольствие от работы в офисе, и отправился к месту встречи – стадиону Динамо. Поскольку это был банный день, я, согласовав с зубрами посещение, предложил Казбеку присоединиться к нам. Казбек был рад, поскольку во время сброса и последующего его обмывания успел познакомиться с «зубрами», и испытывал к ним взаимную симпатию. В его бездонном портфеле всегда была дежурная бутылка коньяка. Я докупил закусь, и мы пошли париться и обсуждать предмет встречи. Зубры, в принципе, знали ситуацию, и понимающе дали возможность нам с Казбеком попариться вдвоем.
Там, в облаках пара, очень символично, и появился образ Мирона Борисовича Спектра, приближенного к мэру, расслоившегося олигарха, когда-то весьма лестно, по словам Нисимова, отозвавшегося о проекте. Казбек предложил представить меня ему, тем более, что это было и в его, Казбека, собственных интересах. Мне оставалось подобрать какую-то тему для поддержания беседы, близкую к кругу интересов Спектра, ибо о проекте на первой встрече мы решили не упоминать. Поскольку наилучшей и единственной темой для поддержания беседы, имеющейся у меня на тот момент, не считая волана, было предложение Тучкина о содействии в продаже довольно солидного Саратовского производственного комплекса, выбирать не приходилось. Нанести визит в офис олигарха решено было на следующий день, если Казбеку удастся договориться о встрече. О своей цели посещения офисов Спектра Нисимов предпочел умолчать.
Следующий день был дождливым и промозглым. Казбеку удалось договориться со Спектром о встрече и, перебегая от одной до другой станции метро, пропущенных Казбеком по незнанию схемы метрополитэна, но расположенных в треугольнике: Театральная площадь, Охотный ряд и памятник Пушкину, я, наконец, встретился с ним. Быстрым шагом мы подошли к особняку на Рождественке, второй этаж которого занимала фирма олигарха. Милая секретарша, как я позже узнал, по имени Даша, любезно предложила нам пройти в небольшой зал конференций, комнату, где в мгновение ока на столе оказались фрукты, орешки и минеральная вода. Официант предложил на выбор пять видов чая и три разновидности напитков, в основу которых входил кофе – капуччино, кофе и какао. Я попросил стаканчик воды, а Казбек - капуччино.
Не успели мы допить наши напитки, дверь зала распахнулась, и на пороге, с огромной дымящейся сигарой в руке, появился хозяин офиса. Это был невысокого роста полноватый мужчина лет пятидесяти, с редеющими волосами, и маленькими ручками с маленькими пухлыми пальчиками. Одет он был в светло-синюю рубашку, синие брюки, державшиеся на предмете гордости патриархов финансовых бирж – подтяжках темно-бордового цвета. Обувью служили мягчайшие черные мокасины из тонкой кожи. Галстук четко соответствовал наряду, обстоятельствам, и финансовому благополучию. Жесты выдавали в нем то ли комсомольского, то ли партийного работника среднего ранга. Он пожимал руки, не протягивая своей, а согнув ее в локте и прижимая к телу, при этом слегка наклоняясь вперед, что выдавало в нем если не почитателя всей японской культуры, то ее кулинарной части, безусловно. Взявши нас под руки, он проводил нас в свой кабинет, состоявший из двух комнат.
Дальняя комната служила рабочей частью кабинета. В ней находилось кресло хозяина, массивный письменный стол, два кресла для посетителей, и сейф с довольно внушительной дверцей. Вторая комната, раза в три больше рабочей, представляла очень своеобразный красный угол для проведения переговоров. Весь угол занимал половину комнаты, ближайшую к окну. В центре находился огромный низкий стол, выложенный мозаикой из драгоценных пород дерева, с расставленными по углам статуэтками, книгами по искусству и психологии, кальяном, двумя огромными сигарными коробками, хрустальными пепельницами, и листами бумаги, поверх которых лежали остро заточенные карандаши. Друг напротив друга стояли два огромных дивана, глубокие и удобные. Хозяин всегда занимал ближний к окну диван, и в солнечные дни сложно было увидеть выражение его лица из-за бьющего в окно света. В другие дни солнце заменяли специальные лампочки, создающие эффект солнечного света. У одной из стен стоял длинный стол из черного дерева, на котором расположились различной конфигурации телефоны и несколько пультов. За спиной сидящего напротив окна человека, при нажатии на один из пультов, опускался экран, и шла демонстрация необходимых слайдов. У стенки напротив стоял огромный книжный шкаф с различного рода литературой, и добрым десятком нэццки. Между столом и книжным шкафом стояло столь же глубокое и удобное кресло, в которое по приглашению хозяина и плюхнулся Казбек. Я утонул в гостевом диване.
Пока все тот же официант по указанию Спектра разливал по бокалам серьезной выдержки коньяк, Казбек жестом фокусника выхватил из своего бездонного портфеля написанную олигархом автобиографию, изданную столь малым тиражом, что позже все наши с Настей попытки найти эту книгу не увенчались успехом, и протянул ее Спектру на подпись.
- Напиши что-то теплое, - попросил Нисимов, удивив меня своей фамильярностью. Казбек опирался на чувство дружбы, впоследствии оказавшееся отнюдь не разделяемое Спектром.
Спектр писал минут пять. Полностью исписав титульный лист, протянул Казбеку книгу со словами:
- На добрую память Герою России от Героя Перестройки. Кстати, рекомендую почитать,- обратился он к Казбеку, указывая на несколько не расшитых еще страниц в самом начале книги.
Нимало не смутившись, Нисимов заметил:
- Я люблю фотографии, - и поднял тост за здоровье хозяина.
После десяти минут, посвященных воспоминаниям о поездке Спектра на родину Казбека, для поддержки его кандидатуры на выборах, тон беседы стал более деловым, и пришло время объяснить цель нашего визита.
Это был интереснейший момент. Тот, кто ходил первый - проигрывал. Из трех сидящих только один человек имел возможность прослеживать свои интересы в визите. Этим человеком был не я и, тем более, не Казбек. Отпив еще коньяка, Казбек абсолютно неожиданно для меня начал представлять Спектру проект реставрации все той же усадьбы, план которой бережно хранился в нижнем ящике моего офисного шкафа. Периодически обращаясь ко мне за поддержкой, как к человеку, знакомому с проектом, Казбек развивал, известную по классикам, тему Нью-Васюков. На пятой минуте презентации, откровенно зевнув, Спектр объяснил, что сейчас его финансовые потоки устремлены в другие проекты и, повернувшись ко мне, объяснил:
- Нас интересует недвижимость, расположенная в элитных районах Питера и Москвы, приобретение контрольных пакетов акций крупных предприятий, функционирующих, но нуждающихся в инвестициях, и другие подобного рода цацки.
- Единственное, что приходит в голову в этот момент, это обратившаяся ко мне во главе с директором большого саратовского завода, группа, ищущая лицо, заинтересованное в приобретении контрольного пакета, - заметил я, и кратко описал продукцию завода. Спонтанность вроде бы удалось изобразить.
Спектр поднял трубку и, попросив его в кем-то соединить, сообщил:
- К Вам зайдет Давид Шалович, и принесет предложение по саратовскому заводу. Отнеситесь внимательно, нас это интересует.
Повесив трубку, Спектр произнес в никуда:
- Зайдете в кабинет слева. Естественно, слева при выходе.
К этому времени ни слова еще не было произнесено о беспокоящем меня вопросе.
Спектр мягко потянулся. Я воспринял это как сигнал к завершению визита. Спектр неожиданно взглянул пристально на Казбека. И абсолютно безразличным голосом, никак не вяжущимся со ставшими вдруг цепкими, горящими, и пронзающими собеседника насквозь глазами, спросил:
- Да, кстати, а что там с твоим проектом по безопасному прыжку с небоскреба? Мне сказали, что вроде его и по телевизору уже показывали.
Допивая третий бокал коньяка, Казбек мотнул головой в мою сторону и сказал:
- Вот Давид уже полгода как инвестирует в проект деньги, и имеет на него все права.
Человек, сидевший напротив меня, изменился до неузнаваемости. Его голос, движения, форма тела стали похожи на огромный холм патоки. У меня было чувство, что если в этот момент он прикоснется ко мне, то мы прилипнем друг к другу - навечно.
- Мне ваш проект снится ночами. Я мечтаю стать частью этого проекта. Давайте будем сотрудничать, - голосом, полным елея, выдержанного не хуже предложенного коньяка, которым нас только что угощали, воскликнул Спектр.
Многие годы усиленных тренировок владеть своим лицом в критических ситуациях, психологическая подготовка, привившая безразличие, как лучшее средство сокрытия заинтересованности, и довольно неплохое состояние нервной системы, были перечеркнуты пятимесячными переругиваниями с инвесторами, полным игнорированием проекта Телегиным, и отсутствием взаимодействия с изобретателем и Подачаевым. По словам Казбека, я так горячо схватился за предложение, что пытался тут же обрисовать всю уникальность и прибыльность проекта, и единственным, что исключило возможность насторожить Спектра, была моя фраза, автоматически составленная в расслабляющем ключе:
- Буду безмерно рад сотрудничать с деловым человеком, с хорошей научной подготовкой и великолепным чувством юмора.
Эта фраза, на короткое время, увела Спектра от возможности прочувствовать мое desperado.
Мирон Борисович улетал на несколько дней за рубеж, и мы обменялись номерами мобильных телефонов, что, по словам Казбека, а позже и секретаря Даши, было неслыханным жестом с его стороны, и, договорившись созвониться, пожали друг другу руки и разошлись.
Выйдя из офиса своего друга, Казбек ненавязчиво попытался создать ситуацию, аналогичную той, в которой оказалась несколько недель назад хозяйка ресторана Ольга Ивановна. Пришлось напомнить, что он тоже является соучредителем проекта, что, бесспорно, не уменьшало его заслугу в организации сегодняшней встречи. Ничтоже сумняшеся, Казбек предложил мне в этом случае посетить очередной митинг единороссов, с последующим очередным фуршетом, но отправился туда в одиночестве, ибо мне необходимо было обмозговать ситуацию.
Поделившись с Настей результатами встречи, я прочел в ее глазах удивление, недоумение, и даже, в какой-то степени, сомнение в моем правильном видении ситуации. Пришлось сделать шаг назад и попросить тайм-аут, в ожидании обещанного звонка, т.к. все действительно выглядело не очень реально.
Звонок состоялся через четыре дня в районе полуночи, и был инициирован не мною. Спектр извинился за столь поздний звонок, объяснив это тем, что составляет распорядок завтрашнего дня и, прежде всего, хотел бы оговорить удобное для меня время нашей встречи. Договорившись о встрече, Спектр высказал удивление по поводу моего непосещения рекомендованного им кабинета слева. Я ответил, что не подразумевал о необходимости посещения в его отсутствие. Он довольно хмыкнул, и предложил продлить планируемую на завтра встречу еще на полчаса, чтобы обсудить оба вопроса. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и отключили мобильные. Не знаю чем занимался Спектр, но я начал с бешеной скоростью прокручивать в голове необходимость нахождения какого либо представителя саратовской группы, с помощью предложившего мне саратовский вариант, Тучкина.
Сидевшая в постели Настя смотрела на меня горящими глазами, и с изумлением повторяла:
- Это отлично, отлично, что он сам тебе позвонил! Значит, действительно заинтересован!
«Давид Шалович, пусть дают все мясо, мы сварим хороший борщ»
Спектр,
Москва, октябрь 2003г.
Был ли, не был ли Спектр действительно заинтересован – не имело в тот момент для меня ни малейшего значения. Важно было, что теперь существует ситуация. Ситуация, которая позволяла мне говорить о возможном инвесторе. О каких либо сроках начала следующих инвестиций. И, что было наиболее существенно, создать ряд документов – документов, привязывающих к щекотливому вопросу возвращения затраченных средств Телегина, ибо именно в его обязанности входило подписание всех исходящих документов фирмы. Естественно, это относилось и к официальной переписке с инвесторами. Конечно, все это входило в обязанности Петра, при отсутствии Никиты, но Никита последнее время только тем и занимался, что отсутствовал.
Переоценить появление господина Спектра в качестве лица, желающего поучаствовать в проекте, было невозможно.
Утро следующего дня было посвящено поискам любящего понежиться в койке Тучкина. Затем попыткам наладить диалог с директором саратовского завода, и добиться от его представителя в Москве, господина спортивно-криминальной внешности, согласия на участие в планируемой на вторую половину дня встрече со Спектром. Когда все эти вопросы были улажены, Тучкин, я, и представитель саратовских, Александр, встретились недалеко от офиса олигарха и расположились в холле близлежащей гостиницы, попивая кофе, и проговаривая стратегию встречи. Александр поразил меня отменно поставленной речью, правильным использованием экономической терминологии, и потрясающим умением пудрить мозги. Тучкин поддакивал моему визави, а в конце беседы почему-то отмежевался от посещения офиса олигарха.
Нас уже ждали, и охрана проводила к двери нужного офиса. Затем другая, внутренняя охрана, открыла нам дверь, и я вновь очутился в знакомой приемной с баром, официантом и милейшей секретаршей Дашей. В одном из конференц-залов нас уже ждал заместитель Спектра по приобретению и по управлению, но далеко не всем приобретенным - тридцатипятилетний, поджарый, слегка седоватый блондин со следами симпатии на лице.
- Тушилов, - представился блондин, и передал нам свои визитки.
Я протянул свою визитку в ответ, и в ожидании посмотрел на Александра.
- Визитки будет раздавать директор, а я объясню, чего желает народ и попытаюсь ответить на вопросы. Я – московское лицо завода, и веду тему по приватизации предприятия от имени и по поручению директора и других заинтересованных, - процедил Александр.
Тушилов спокойно и пристально поглядел на «лицо завода», и начал задавать профессиональные вопросы, на часть которых, надо отдать ему должное, лицо ответило довольно грамотно. Однако информации нужно было гораздо больше и, решив отправить ответы на оставшиеся вопросы по электронной почте, мы начали закругляться. В это время распахнулась дверь, и в конференц-зал ворвался взмыленный Спектр.
- Пять встреч одновременно, две из них с иностранцами, запутался в языках. Что мы видим? - скороговоркой спросил он у Тушилова.
- Как Вы, Мирон Борисович, и сказали – интересно, но нужно больше мяса, – отрапортовал Тушилов.
- Давид Шалович, пусть дают все мясо, мы сварим хороший борщ!
- Все дадим, - пробурчал Александр.
- Ладно, спасибо за визит, - он пожал руку ничего не понимающему лицу завода, - Давид Шалович, а мы с Вами перейдем в следующий зал, там нас уже ждут по основному проекту.
Едва успев пожать лапу Александра и договориться поддерживать связь, я бросился вдогонку мчащемуся по холлу Спектру. Мы вошли в следующий огромный конференц-зал. За длиннющим столом сидело пять человек, перед каждым из которых лежали блокнот, ручка для записей, и визитка. Перед некоторыми лежало несколько визиток. Как я уже понял, с визитками у команды олигарха все было в порядке.
Мирон Борисович представил меня. Оправдав его ожидания, я протянул каждому из них визитку, получив по визитке взамен. Сев за стол, и быстро взглянув на визитки, я понял - Спектр привел к столу представителей юридического, финансового, строительного, экономического отделов, и отдела логистики. Скупо описав свое отношение к проекту, гораздо менее елейно, чем при нашей первой встрече, Спектр передал мне слово для освещения основных положений проекта, и, извинившись, вновь умчался.
Следующие два с половиной часа напоминали пресс-конференцию, причем прессом управляли коллеги Спектра. Невзирая на потраченные три с половиной ночных часа на отработку вступительной речи, учесть все аспекты задаваемых вопросов было практически невозможно. Потому основной проносимой мыслью и являлось положение о создании сети абсолютно безопасных и, одновременно захватывающих, быстро окупаемых аттракционов, состоящих из вышек и раскрытого волана, спускающегося с них. Доходы, получаемые от функционирования этих аттракционов, и создавали возможность инвестировать часть полученных средств в разработку необходимых для завершения проекта узлов. Предложение нашли разумным, и договорились о предоставлении уставных документов, бизнес-плана, документов по патентной заявке и т.д. на следующей встрече. Дверь распахнулась, и вновь ворвался вихрь по имени Мирон Борисович. Я понял, что существует приспособление, позволяющее уведомлять его о завершении встречи и приглашать к моменту принятия решений.
Спектр внимательно выслушал краткое резюме каждого из своих коллег. Повернувшись ко мне, представил молодого человека с мягкой улыбкой, который, судя по визитке, был стратегом финансового отдела и генеральным директором фирмы, ведущей инновационные программы. Как выяснилось позже, кроме того и любимец Спектра. Я понял, что это был человек, призванный мягко урезонивать авантюристические наклонности своего шефа.
- Эснер. Яков Иванович. Координатор нашего с вами взаимодействия на ближайшее время. Миллион раз спасибо за время, проведенное с нами. Чувствуйте себя у нас уверенно, и заказывайте в баре все что угодно в любое время. Всего самого доброго, - и вновь умчался.
Я попрощался с моими собеседниками, обсудил с Эснером регламент наших дальнейших встреч и сеансов связи, раскланялся с Дашей и, разгоряченный, выскочил на улицу, добежал до Камергерского переулка, где должна была ожидать меня, оформлявшая акции нашей фирмы, Настя. В Камергерском переулке находился и любимый нами уютный китайский ресторанчик «Старый Китай». Мы заказали по пиале ван-тон супа и китайских жареных овощей. Запивая все это восточное великолепие зеленым мятным чаем, Настя требовала поделиться результатами встречи.
- Отчет по Александру и, откозырявшему на выходе из офиса, милиционеру - в целом - неплохо. Однако чувствую, что предстоит тяжеленная пора отработки различного рода документов, которые без участия Подачаева мне не составить.
- Вы что-то подписали?
- Пока нет, - извинился я, и взял звонивший мобильный.
На другом конце мягкий голос координатора взаимодействий Якова Ивановича Эснера осведомился о возможности подписать завтра, между десятью и двенадцатью, «Договор о Намерениях», потому что шеф хотел бы представить проект на рассмотрение своих финансовых структур. Я согласился, и, отключив телефон, посмотрел на раскрасневшуюся от еды, чая и новостей Настю, и произнес:
- А может, и да. Но уже завтра.
«Монастырь был еще одним нашим духовным прибежищем»
Москва, октябрь 2003г.
«Завтра» для меня началось в восемь тридцать утра в офисе Телегина, благо, это не был процедурный день, и влекомый любимым с детства запахом манной каши, готовящейся специально для него приходящей на час раньше положенного времени поварихой, Петр был на месте.
Не обращая внимания на рутинно-подчеркиваемое безразличие, в виде груды газет, я очень сжато ввел «вечного читателя» в курс событий прошедшей недели, и объяснил, что в случае подписания «Договора о Намерениях» возникнет необходимость получения нотариально заверенного разрешения инвесторов на продажу принадлежащих им, а, соответственно, как представляющим их интересы, нам с Телегиным, акций фирмы.
Неожиданно Петр оживился. Оказалось, что он знал Спектра еще со времен совместного пребывания на Деловых Советах одной из нефтеперерабатывающих компаний, правда, в разных ролях: Спектр – в качестве члена делового совета, а Телегин – в качестве постоянно ищущего «где глубже» менеджера. Кроме того, Петр приоткрыл мне завесу над прошлым Спектра. Олигарх, резво и в одиночестве начавший поедать вкуснейший торт, был призван к соблюдению правил поведения того времени, за столом Российской приватизационной кухни. В результате внушения Спектр радостно пригласил к сладкому столу нескольких высокопоставленных лиц, поделившись с ними при этом опытом ведения бизнеса и шестидесятью процентами принадлежащей ему ликвидности. Пообещав заняться выполнением всех необходимых юридических процедур, Телегин предложил, немало удивив меня, разработать и требуемый Эснером бизнес-план. Не ожидая подвоха, я согласился. На том и разошлись – Петр к манной каше, а я - в офис Мирона Борисовича.
В офисе Спектра охрана уделяла мне все меньше и меньше внимания. Добродушно кивая при входе, уже не провожала на второй этаж, и разрешала парковать машину на огороженной черной кованой решеткой парковочной площадке, принадлежащей офисам, расположившимся в особняке. Невзирая на то, что на второй этаж, благодаря обилию в моей жизни физических упражнений, я взлетал довольно быстро и легко, предупрежденный охранником Эснер уже ждал меня перед входом в офис. Пожав руки, мы вошли в знакомую приемную. Эснер заказал бармену чашечку кофе и, устроившись за столом, мы начали общаться. Эснеру оказались не чуждо чувство юмора, совмещенное с чувством непоколебимой настойчивости. Да и, пусть еще только вырабатываемая, но уже проглядывающая, мертвая хватка безжалостного финансиста. Зазвонивший в одном из карманов элегантной тройки Эснера, мобильник известил, что:
- Босс готов увидеться с нами.
- Рад за нас,- пошутил я и проследовал за Эснером в рабочую комнату кабинета Спектра.
Выйдя мне навстречу из-за стола, Спектр с чувством пожал мне руку и вручил «Договор о Намерениях», который предстояло подписать. Основные положения этого договора сводились к тому, что я даю, а он - берет, если только ему это порекомендуют, получающие за это зарплату, сотрудники. На этом этапе такая трактовка отношений, вероятно, устраивала его финансовых консультантов, а для меня такой «Договор о Намерениях», подписанный лично Спектром, означал возможность создания абсолютно новых по качеству отношений со всеми окружающими меня «дружественными» сторонами. Подписав Договор, и отказавшись от предложенного бокала коньяка, я покинул офис моего нового потенциального партнера.
Впереди маячила перспектива разъяснения достигнутых договоренностей Телегину, Подачаеву, и инвесторам. Но «завтра» было субботой, и очередной раз выслушивать причитания Петра о неудобствах, создаваемых необходимостью садиться за руль и куда-то ехать в выходные дни, у меня желания не было. Потому наша встреча с Подачаевым переносилась на следующую неделю. Во время очередного звонка заокеанских «друзей» я сообщил им о появлении потенциального инвестора. Разъяснив возможность вернуть вложенные нами деньги за счет продажи инвестору наших акций в фирме.
Отсутствие традиционной субботней встречи с Подачаевым и Телегиным дало Насте возможность, в кои-то веки, спланировать полноценный семейный уик-энд. Решено было посетить Дом Художников и Даниловский монастырь. Дом Художников имел магическое влияние на Настю. В любое время и при любых ситуациях, когда я находил возможность привести ее в этот вертеп художественной и антикварной жизни двух столиц, Настюша обретала творческий румянец, глаза ее блестели, и лицо становилось безмятежно-прекрасным. Вот и на этот раз мы с Ромкой едва поспевали за парящей из зала в зал Настей, упиваясь ее неподдельным восторгом, и изредка напоминая о многогранности планов на сегодняшний день.
Монастырь был еще одним нашим духовным прибежищем, как в дни светлой и солнечной радости первых недель переезда в Москву, так и в сумрачные дни последних месяцев. Купола храмов, важно расположившихся на территории, успокаивали глаза своим зеленым светом, маленькая открытая часовенка, в которой можно было набрать святой воды, была воздушна и тепла. Разгуливающие по территории монастыря казаки воссоздавали колорит того милого времени, когда латинская поговорка «Homo homini lupus est» не была еще так четко прилагаема к нашей стране. В церковной лавке сестры всегда готовы были объяснить суть того или иного религиозного обряда, и посоветовать подобающий случаю атрибут. «Наш» храм располагался по левую руку от входа на территорию. На втором этаже храма хранились мощи Николая Чудотворца и Святого Даниила. Успокаивающе пахло ладаном. Прыгающие огни свечек создавали неповторимую гармонию духовного настроя и земного бытия... Внявши нашим с Ромкой мольбам, Настя согласилась завершить оставшиеся несколько часов до необходимого возвращения в место нашей добровольной пригородной ссылки для выгула Тоши, прогулкой по Старому Арбату и посещением простецкой, но любимой мною и Ромкой вареничной, под типично славянским названием «У Мони».
Неделя завершалась неторопливым закатом, манящим в столь недоступную для нас в этот момент гавань безмятежности.
«Босс любит четкие выводы»
Яша Эснер,
Москва, ноябрь 2003г.
Рабочая неделя началась звонком Эснера.
- Давид Шалович, мы ожидаем пакета документов не позднее среды.
Такую резвость Эснер объяснил желанием босса закончить все формальности до Новогодних каникул. Я обещал постараться выдержать предложенные сроки, но переложил передачу документов на пятницу. Дождавшись возвращения Телегина после очередных процедур, я поднялся в его кабинет, чтобы описать сложившуюся ситуацию. Пригласил на разговор и Ларису Васильевну. Во-первых, ее темперамент и смекалка были большим подспорьем в разговоре с безразлично-отрекающимся Петром, а во-вторых – свидетели, батенька, свидетели. Хотя к тому времени Лариса, после выяснения особо щекотливых деталей проекта, мягко дала понять, что выходит из числа партнеров. Надо отдать ей должное - невзирая на это, все отчеты по фирме в течение следующего года она четко сдавала в соответствующие инстанции.
Давая время Верещагиной ознакомиться с копией договора со Спектром, а Телегину – с оригиналом, я продумывал форму официального уведомления «цитрусников» о создавшейся ситуации. Мое внимание привлекли движения Петра – он что-то черкал и писал в договоре.
- Что делаем, Петро?- поинтересовался я.
- Да вот, правлю грамматику твоего опуса.
Я взревел:
- Телегин, у тебя подписанный оригинал, что творишь?!
Нисколько не смутившись, Петр протянул мне испорченный документ.
- А прочесть не хочешь?- осведомился я.
- А, тогда давай обратно.
И через несколько минут вернул договор со словами:
- Ну и хорошо.
Реакция Верещагиной была профессиональной. Ее, как финансиста, интересовало:
- Какие условия, какую часть приобретают, и за какую сумму?
- Пока не готов ответить, - сказал я, и подчеркнул положительную сторону уже самого наличия подобной ситуации. Со мной согласились. Лариса выпорхнула из кабинета, а я предложил своему читающему партнеру:
- Давай отправим инвесторам факсимиле, с изложением ситуации и запросим нотариально заверенное разрешение на продажу принадлежащей им части акций.
- Готовь текст факса, я буду здесь еще часа полтора, от меня и отправим,- деловито сказал Телегин.
Через час я вновь был в офисе Петра с подготовленным факсом, извещающим инвесторов о появлении третьей стороны, заинтересованной в проекте, что дает возможность предложить приобрести, принадлежащие им акции, появившемуся инвестору. Обратным факсом мы просили их переслать заверенное нотариусом разрешение, сделанное на имя Телегина, на право распоряжения принадлежащими им акциями. Текст письма прилагался. Письмо было подписано Телегиным, и отправлено из его офиса. Через сутки пришел ответ, дающий Петру право распоряжаться акциями, принадлежащими инвесторам. Таким образом, я спокойно мог относить Спектру затребованные документы, ибо Телегин теперь имел юридическое право распоряжаться 51% акций фирмы, и подписывать все необходимые, для передачи контрольного пакета акций третьей стороне документы, не включая в процесс Темкина.
Следующий день был посвящен сообщению новостей команде Подачаева. Темкин примчался через полчаса. Единственное, чего он не сделал с Договором, это не исполнил знаменитый трюк с запиской из кинофильма «Бриллиантовая рука» - не попробовал ее на зуб. Закончив разглаживание, обнюхивание, переворачивание, и повторное пристальное рассмотрение подписей, Темкин умчался с копией договора. Через час он позвонил.
- Давид Шалович, босс просит объективку на Спектра.
- Никита,- предложил я,- войди в Интернет. Там более чем достаточно сведений о Спектре, и сотвори объективку.
- Могу не успеть,- предупредил Темкин, - улетаю за рубеж на недельку.
- А мне, дружище, это не к спеху. Более того, мне она вообще не нужна.
Очень непродуманный с моей стороны шаг. Я дал Темкину понять, что его верноподаничество не интересам фирмы, а личным интересам Подачаева мне известно. С этого дня Темкин уже открыто делал все для задержки принятия любого юридического документа, предложенного нашей стороной. И поскольку линия поведения Подачаева постоянно менялась, в зависимости от присутствия или отсутствия устраивающего его инвестора, Темкин постоянно стопорил какой-либо прогресс в отношениях со Спектром.
В пятницу, как и было ранее договорено, я появился в офисе Спектра. Эснер традиционно встречал меня у входа в офис. В течение последующих двух часов он под расписку принимал заверенные нотариусом копии всех учредительных документов, заявление на утверждение товарного знака и копию заявки на получение патентного приоритета. Повторив номер Темкина с договором, Эснер посетовал, что отсутствуют бизнес-план, результаты маркетинговых исследований в виде презентации, и пакет документов по акциям, утвержденный РКЦБ. Пришлось, соблюдая такт деловых переговоров, объяснить Якову, что я пока не вижу платформы для предоставления ценных бумаг. Что же касается бизнес-плана и компьютерных презентаций – их мы предоставим. Согласившись со мной, Эснер взял недельный тайм-аут до следующей встречи.
Мои же посещения офиса Спектра стали почти ежедневными. Прежде всего, пришлось спустить на тормозах мероприятие по приобретению Спектром саратовского завода. Александр не сумел убедить директора завода в правильности предложенного им выбора, запрошенные ответы на вопросы так и не появились, и после нелицеприятного разговора с Тучкиным, пришлось придумывать душещипательную историю для Тушилова. Пока я придумывал историю, директор завода, зайдя в очередной высокий кабинет в поисках понимания необходимости финансирования, нахамил хозяину кабинета, и был освобожден от занимаемой должности, о чем появились заметки в прессе. Мы с Тушиловым высказали друг другу соболезнования, и договорились в дальнейшем поддерживать связь и отношения.
Петр, прекрасно осведомленный (по его мнению) о деятельности Спектра, и о многогранности этой деятельности, предложил мне несколько эксклюзивных объектов недвижимости в родном ему Питере. Уговорив меня показать эти предложения Спектру, Петр широким жестом вынул из ящика стола копию бизнес-плана, и протянул мне:
- Вот. Как обещал.
К тому моменту мною было уже проведено встреч пять с составителем бизнес-плана, о чем Петр осведомлен не был. Поскольку у составителя в тот момент появился на свет первенец, он с благодарностью принял у.е.-шный подарок, и закончил работу над планом несколько быстрее запланированных Телегиным сроков. Однако, и в этом вопросе Петр умудрился удивить меня.
На титульном листе переплетенного бизнес-плана, отпечатанная крупным шрифтом, красовалась надпись ЗАО «ПАУ». Под ней, шрифтом помельче, синего цвета, был отпечатан душещипательный слоган: «Достоверность информации – краеугольный камень привлечения инвестиций». Далее шла краткая информация о ЗАО «ПАУ» и перечень предлагаемых ею услуг. Каждый последующий лист бизнес-плана заканчивался адресом фирмы и номерами телефонов. Войдя в раж, Телегин подал мне и письмо, подписанное им и адресованное Спектру, с предложением воспользоваться услугами его фирмы, и пачку свежеотпечатанных рекламных брошюр.
- Так все вместе и передай, - напутствовал меня Петр,- если вспомнит меня, дай ему мой мобильный – пусть позвонит.
Естественно, что олигарх никогда не увидел предложенные Телегиным рекламные брошюры. В фирме Спектра имелись свои, сильнейшие, аудиторский, юридический и консалтинговые отделы. Содействовать же Петру в использовании возможностей, как мне показалось, не только его фирмы, но и его лично, я не собирался. Пришлось перепечатать бизнес-план, благо, составитель оставил мне дискету. Созвонившись со Спектром, я сообщил ему о наличии в Питере недвижимости. Спектр вновь высказал интерес, и мне было предложено созвониться с его замом и, как оказалось, старинным другом по комсомольской деятельности. Созвонившись с замом, мы договорились о встрече, и на следующий день, я вновь парковал продрогшего от ранней и холодной зимы Дона Корлеоне за кованой оградой, на парковочной площадке, принадлежащей офисам Спектра. Почему-то вновь встречающий меня Яков, попросил после визита к заму уделить и ему полчаса. Меня умиляло, с какой трогательностью относились ко мне у Спектра. От этой обходительности у меня начинали потеть ладони, что было признаком полного несоответствия между моим черно-белым восприятием ситуации, и желанием Спектра убедить меня в ее исключительно розовых тонах.
Заместитель по строительству оказался невысоким плотным мужчиной, с седой кучерявой шевелюрой, голубыми глазами, и немного крючковатым носом. Носил он полностью соответствующую внешнему виду фамилию Пересада. Как и все в офисе Спектра, он обладал незаурядным чувством юмора, вкрадчивым елейным голосом, и высоким профессионализмом. Изучив предложение Петра, Пересада предложил проанализировать его, и передать с комментариями шефу. Я поблагодарил, и, выйдя в коридор, увидел знакомую фигуру Эснера с папкой в руке, ожидающую меня в холле. Безусловно, в этом офисе была своя, особая система оповещения. Мы прошли в небольшой зал конференций, и Эснер предложил:
- Кофе, чай?
- Чай,- согласился я, понимая, что разговор отнюдь не на полчаса.
- Давид Шалович, хотелось бы понять Ваше видение нашего сотрудничества,- начал издалека Эснер, - кроме того, мне непонятна роль Телегина, и принцип распределения акций. Босс любит четкие выводы. Да или нет. Если да, то почему, как больно финансово, и кто есть на противоположной части корта?
Я узнал Укстоновские, Гарвардско-Стэмфордские прибаутки-наставления - «не брать пленных, только победа, и любой ценой». Потому, в том же доверительном тоне, замедляя при необходимости речь, я объяснил:
- Безусловная близость видения проекта Вашим боссом и мною ... позволяет мне не останавливаться на этой части беседы, хотя ... жизнь имеет тенденцию заставлять, даже самых крепких, резко менять приоритеты… для выживания ... что Ваш босс однажды и имел мудрость сделать. Что касается роли Телегина в проекте – она полностью импонирует мне, как пока еще единственному инвестору и владельцу, де-факто, мажоритарного пакета акций фирмы, хотя, желающий перенести «финансовую боль», безусловно, вправе вернуться к этому вопросу. А на противоположной мне части корта - Ваш босс и подающие мячики коллеги. Естественно, присутствующие не имеются в виду.
Едва заметно улыбнувшись, Яков сделав несколько глотков чая, и продолжил беседу:
- Это перечень вопросов, - протянул он замеченную мною ранее папку, - скорейшее получение ответов на которые позволит продолжить, и даже ускорить процесс.
Перелистав три страницы вопросов, я отметил в них некоторую странную тенденцию, обозначить которую в тот момент не смог. Ускорив темп поглощения чая, Эснер предложил следующую встречу провести в присутствии шефа. Денька так через два-три. Я согласился. Поблагодарил за чай, и покинул гостеприимный офис с чувством недоумения. Сев в машину, я медленно начал продвигаться сквозь дорожные заторы, пытаясь одновременно разложить все по полкам.
- Если Спектр начинает торговлю на столь ранней стадии, – рассуждал я, - то либо он собирается «купить дешевле», либо, гораздо худший вариант – «продать дороже» т.е. занимается посредничеством. Содержимое папки, переданное мне Эснером, напоминало скорее желание создать конспект, на который можно опираться при презентации проекта, нежели попытку рассмотреть разумность и безопасность инвестиций. И, хотя песни о сновидениях, связанных с воланом, не убаюкали меня, я надеялся, что прибыльная сторона проекта искренне заинтересует Спектра лично, как инвестора.
Исходя из полного отсутствия взаимопонимания с Подачаевым и понимая, что промахи юристов Петра, составивших с Подачаевым «Договор о Сотрудничестве», скорее всего, похоронят возможность продажи акций в приемлемый для Мирон Борисовича срок, а возможно и вообще, я пришел к выводу, что Спектром надо пользоваться, как и он мною - исключительно как трамплином для достижения своей основной цели, в моем случае – возврата инвестиций плюс расходов. Как пользоваться, в каком ракурсе – должна была подсказать жизнь. Осознав это, я расслабился, ибо страшно то, чего не понимаешь. Теперь ситуация менялась – я увидел либретто, и мог играть его.
Из дневника Насти
Снег… Целыми днями метет снег. Холодно. Старенький градусник за окном зашкаливает за минус восемнадцать. Вероятно, для «аборигенов» это нормально, но мой темпераментный организм пришельца не в состоянии смириться с этой температурой ноября.
На светящемся электронном будильнике 22-00. Подрагивая от холода, закутываюсь в старенький халат, пытаюсь задремать, свернувшись в кресле…
Я жду твоего прихода... Еще сорок минут, пускай час, еще десять перезвонов, перестуков мобильных (кто сказал, что телефоны не имеют сердца?!), и ты, наконец, войдешь, принеся извне удивительную гамму запахов – чистый запах падающего снега, морозного воздуха, легкий привкус чужого сигаретного дыма, чужих людей, ресторанной еды… и еще - обязательные терпкие, жгучие, тонкие…всевозможнейшие пары алкоголя (как писал мой любимый Ремарк – «…коньяк, ром, вишневая настойка, абсент…») - верного спутника публичных вечеров.
Прямо на пороге мы обнимаемся. Смотрим друг другу в глаза. Я – спрашиваю, ты – отвечаешь. Нам не нужны слова. Слова так часто мешают понять истинный смысл. Люди зря придают им слишком большое значение. Если существуют отношения, все остальное – вторично.
Завариваю крепкий, обжигающе-отрезвляющий зеленый чай. Мы молча пьем его в темной кухне. Заканчивается еще один московский вечер - вечер моих надежд и моего ожидания.
А за окном продолжает неистово валить снег…
«Виталий Сергеевич хотел бы получить доказательства сотрудничества Спектра с мэрией»
Москва, ноябрь 2004г.
Звонок мобильного оторвал меня от мыслей и автоматической оценки дорожной ситуации. Голос Петра спокойно сообщил мне, что Подачаев извинился, и перенес встречу на следующую субботу.
- Хороших выходных, старик, - радостно пожелала трубка, и отключилась, явно не желая загружать себя какой-либо информацией о ситуации с проектом.
- И тебе тоже,- подумал я, пряча в карман телефон. Настроение было подстать состоянию – тихое и задумчивое. Вскоре впереди замаячили знакомые лесные массивы нашего пригорода. Начинался очередной уик-энд.
Войдя в дом, я обнаружил делающего уроки Ромку, и никого больше.
- Где мама?- спросил я, и тут же осознал несостоятельность вопроса – при входе в дом на меня ничего не прыгнуло, не облизало, и не наступило на обувь.
- Муся ушла гулять с Тошкой.
- Давно?
- Минут десять назад.
- Как дела в школе?
- Три пятерки и четверка по рисованию.
- Это мы переживем.
Я быстро переоделся, поцеловал Ромку, и помчал вслед за Настей, по давно отработанному нами маршруту. Добежав до заснеженных берегов пруда, я увидел в сумерках абсолютно непонятную для меня картину: Тоша лежал в глубоком снегу, а рядом с ним стояла на коленях Настя, и, сложив у груди руки, что-то шептала. Я опешил. Я понял, что Настя молилась. Значит, сквозь щиты ее и моих улыбок, постоянных уверений в благополучном исходе, и полных иронии рассказов о происходящем, прошла ядовитая стрела беспокойства, и отравила душу самого дорогого и любимого мною человека... Втянув голову в плечи, я развернулся на 180 градусов, и медленно побрел в обратном направлении. Настю я встретил возле выхода с прудов, расцеловал, невзирая на истошные вопли приревновавшего Тоши, и открыл начало выходных юмореской о встрече с Эснером. Внимательно наблюдая за глазами Насти, я, невзирая на колокольчики ее смеха, увидел в них смесь страха, надежды и беспокойства.
В этот раз мы ничего не планировали на выходные, уверяя друг друга в нежелании выезжать в бурлящий и промозглый мегаполис, и славно отдохнули, почитав, походив на лыжах в лесу, и просто подремав. По звонкам инвесторов можно было проверять время, и каждый вечер, в 23:00 я удалялся в ванную, чтобы не будоражить спокойствие домашних. Воскресный звонок отличался от остальных требованием сообщить возможную дату первого транша. Объяснив господам, что они будут первыми, кому я сообщу эту дату, как только буду ее знать ее сам, и, все еще находясь под впечатлением увиденного, я коротко попрощался и закончил разговор. Телефонные разговоры с североамериканцами становились все менее и менее цивилизованными, как с их, так и с моей стороны.
Следующая встреча с Телегиным была в непроцедурный день – вторник, и посвящалась необходимости передать Подачаеву список заданных Спектром вопросов, и попросить ответить на них в ближайшее время. К тому времени я ограничил общение с командой Подачаева, пытаясь донести до Петра мысль, что проблемы отношений с Подачаевым – это его проблемы.
Войдя в кабинет, я застал Телегина за привычным занятием. Не обращая внимание на его желание обсудить политико-экономическую обстановку в стране, я передал ему папку с вопросами и объяснил суть дела. Телегин, не дожидаясь дальнейших объяснений, набрал Подачаева, и выдал уникальную по наглости сентенцию:
- Виталий, тут у Давида Шаловича папка с очередными вопросами нового инвестора. Будь любезен, сообщи на проходную, что он оставит там для тебя папку. Спасибо.
- Все нормально, тебя ждут.
- Петр, я не просил тебя налаживать мои отношения с вахтерами НИИ. Вот список. Найдешь нужным – прочтешь. А на проходную пошли своего шофера. Будь здрав! Кстати, инвесторов интересуют сроки возврата.
- Что ответим?
- Подготовлю текст и передам тебе.
Возвращаясь в свой офис, я не мог поверить в непоколебимое спокойствие Телегина. Вероятно, он знал то, чего не знал, и никогда не узнал, я. Войдя в офис, я увидел сидящего на черном диванчике, с дымящейся чашкой в руках, Темкина.
- Привет. Давно ждешь?
- Минут десять, - он протянул мне руку.
- Чем обязан? - устало поинтересовался я, пожимая его мягкую влажную ладонь.
- Виталий Сергеевич хотел бы получить доказательства сотрудничества Спектра с мэрией.
- Какая связь?
- Заинтересованность мэрии, обозначенная в письме, предоставленном сыном депутата...
- ... инициированная нашими телевизионными и газетными сюжетами, - перебил я юнца.
- Возможно, - бесстрастно продолжал Темкин, - но нам нужно определиться, с кем нам идти дальше.
- А с кем лично Вы, сэр?
- Я с Подачаевым! - гордо выпалил Темкин, и, зардевшись, спросил - Кстати, где вопросы?
- У Телегина, - ответил я, и, развернувшись, вошел в свой кабинет, захлопнув за собой дверь.
- Дави, отвези меня домой. Я не хочу здесь больше быть,- жалобно попросила Настя после ухода Темкина.
Я усадил расстроенную Настю в машину, и помчал домой. Во время пути зазвонил мобильный – «Телегин» - выбил дисплей.
- Давид, Петр. Можешь общаться? - и, не дожидаясь ответа, зачастил, - у меня Темкин. Говорит, что мэр заинтересовался проектом. Думаю, как и ты, что это результат наших презентаций. Так может, ты вместо Спектра, продашь акции мэру?
- А мэр просит нас продать их? По-моему, Петр, нас предупреждают о желании отдать проект в другие руки, потеряв нас где-то по пути!
- Ты, как всегда, кипятишься. Это наши партнеры, и они предупреждают нас о необходимости выполнять свои обязательства. Где обещанный текст ответа зарубежным инвесторам?
- Прошу еще раз - найди время прочесть договор с командой Подачаева, Петя.. Текст будет через час в твоей электронной почте.
- Помни, завтра я могу и не появиться. Придется отложить подписание на четверг.
- Отлично. Это дает мне время продумать текст. Пока, созвонимся.
Настя, покачиваясь в такт 25 км/час – наивысшей возможной скорости вождения по забитой до предела фурами, трассе, спросила:
- Нас осталось двое?
- Да, и это правильно!- сфальшивил я. Но Настя грустно проигнорировала мою пародию, и пророчески посоветовала:
- Поговори с твоим банным коллективом. Один в поле не воин.
Знала бы она, преданное сердце, что вот уже три бани подряд я обсуждал с зубрами безответственное поведение Подачаева, и наглость инвесторов. Что Петренко постоянно предлагал вызвать их в Россию, и тут «все порешать»... Но я в тот момент предпочитал вести цивилизованные переговоры, нежели сжигать мосты, которые, как показала жизнь, и наведены то не были. Приехав в пригород, я засел за «письмо турецким Султанам». Прежде всего, необходимо было, принимая во внимание пожелания Спектра «закончить все до Новогодних каникул», соблюсти реальность возможного развития событий. Далее, определение каких-либо четких гарантий, сроков, и размеров траншей, предполагали наличие подобных гарантий у меня. Таким образом, даже учитывая, что письмо уйдет за подписью Телегина, пришлось очень обтекаемо обрисовать наше видение дальнейшего развития событий, и определить канун Нового Года, как одну из реперных точек развития событий.
В конце следующего дня я отдал все же появившемуся Телегину черновик письма. Петру оно понравилось, и хотя я и не очень уверен, что он вник в суть вопроса, было им подписано и отправлено. Телефон зазвонил минут через сорок. Это было новое время звонка инвесторов. Сдерживая восторг, они настаивали на уточнении даты первого транша.
А к концу недели, Темкин, как ни в чем не бывало, попросил затребованное Подачаевым подтверждение связи Спектра с офисом мэра. Вновь порекомендовав ему обратиться в Интернет, кишащий этими сведениями, я поинтересовался судьбой вопросов и ответов.
- Слишком много вопросов в поле know-how, а потому и ответы не полные. Завтра передам.
- Понял, а что нового по поводу отправки информации, необходимой для установления приоритета и закрепления за фирмой прав на товарный знак?
- Все в работе.
- Лады. Жду ответов.
Пытаясь очередной раз предупредить Петра о «бунте на корабле», я вновь влетел в стену самоуверенной наивности, либо в безукоризненное симулирование оной. На этот раз у Телегина были совершенно потрясающие аргументы:
- Мы засветили всё в СМИ. Мы были на МАКСе. Нас все знают. Никто не захочет поднимать волну. Слишком все прозрачно. Как и то, что мы не выполнили свои обязательства по срокам инвестиций.
- Речь, Петр, не идет о прозрачности нашей деятельности. Речь идет о невыполнении другой Стороной обязательств, обуславливающих, инвестирование. Ведь до сегодняшнего дня все затраты были ДОБРОВОЛЬНЫМИ, и основ для этих затрат нету в документах, составленных твоими юристами, хотя наши с тобой обязательства по «раскрутке» проекта описаны до мельчайших подробностей. Неужели ты этого не видишь?!
- Пока нет. Все идет так, как положено. Торги – консенсусы – торги.
- Силен. Поторопи Подачаева с ответами. Всех благ.
Я оставил все более и более обескураживающего меня хозяина офиса в окружении газет, чая и конфет. Мне стала ясна необходимость вернуться к личному общению с Подачаевым.
На ум неожиданно пришло часто высказываемое моим дедом мнение - мужчина всегда должен уметь погоревать с другом о его бедах, выпить с врагом кубок за предлагаемый мир, но сделать то, что он считает должным. Мысли о горячо любимом мною, и единственном, которого я знал, деде (отец матери погиб в возрасте 30-ти лет), привели меня зачем-то к воспоминаниям о цирке, куда дед обожал ходить на номера по джигитовке, видимо напоминавшей ему о столь дорогих его сердцу днях горной молодости. И неожиданно я вспомнил постоянно завораживающий меня аттракцион – на манеж выходил артист, и на длинных, вставленных в пазы, гибких прутах, раскручивал и вращал одновременно две, затем четыре, восемь, двенадцать и, к моменту завершения номера, одновременно около 20-ти тарелок. Актер перебегал от одного прута к другому, поддерживая вращательное движение тарелок до того момента, пока не раздавались аплодисменты...
Я, кажется, нащупал выход из ситуации. Оставалось только надеяться на полную укомплектованность сервиза, на мою достаточную подвижность и выносливость, и на краткость промежутка с момента начала номера, до звука первых аплодисментов.
Приняв правила навязываемой мне нечестной игры, я подошел к сервизу.
«Это уже один раз было запатентовано. Правда, в США»
Давид Шалович Сатин
Москва, ноябрь 2003г.
Единственной дверью, открывающей прямой доступ к Подачаеву, была безмерная самовлюбленность Темкина.
Следующие несколько дней я потратил на переговоры с новым действующим лицом, выдвинутым на переднюю линию нападения командой Спектра – милой девушкой по имени Мила, представляющей интересы фирмы, предназначенной Спектром на роль инвестора.
Юрист по образованию и занимаемой должности, Мила была изумительно вежлива, кротка, слегка небрежна, и постоянно самообразовывалась, что давало мне возможность, при необходимости, получать дополнительное время, путем высказывания заинтересованности в расширенном толковании того или иного аспекта предлагаемых Спектром взаимоотношений между нашими фирмами. Мила немедленно начинала исследование вопроса и несколько дней спустя, высылала мне по электронной почте квалифицированный ответ. Контакт с Милой был установлен, диалог начат, и к концу недели у меня на руках был документ, подтверждающий сохранение за Темкиным, в случае заключения сделки, должности Генерального директора.
Позвонив Темкину, я попросил его подойти на встречу в МакДональдс, сообщив о наличии приятных, для него лично, новостей. Отказаться от получения хороших новостей под сводами предмета обожания его пищеварительного тракта Темкин не смог. Придя через час в МакДональдс, он, разрумянившись, прочел документ, который по понятным причинам, я не мог отдать ему, а он, по этим же причинам – не хотел иметь при себе. Отведав обжигающую, бывшую еще недавно глубоко замороженной, гордость санэпидстанций США, Темкин доверительно сообщил, что из мэрии нет новостей, и это повышает наши (АГА! – уже наши) шансы в принятии Подачаевым условий Спектра. Это меня не очень обрадовало. Мы распрощались тепло, но не эмоционально, а вечером этого же дня Темкин позвонил мне с номером американского патента и датой его утверждения.
Подход к сервизу был удачен, и первая тарелочка завертелась.
Остаток ночи я посвятил нахождению через Интернет в библиотеке Конгресса США сведений о патенте. Оказалась, что патент был точной копией предложенной мне почти год назад Телегиным «уникальной разработки», исходя из представленных рисунков, схем и описаний. Я к этому я был готов. Готов ли был к этому Телегин – нужно было проверить.
Телегин уже ожидал меня, о чем свидетельствовали стоящие на столике две чашки дымящегося кофе. Мы отпили по глотку, и он уже, было, собрался весело обсудить со мной перипетии по организации Новогоднего банкета для сотрудников – предмета ежегодной гордости Петра, когда я предложил коллеге просмотреть эскизы и схемы, скачанные мною вчера из библиотеки Конгресса США. Петр ужасно обрадовался и гордо заявил:
- Я тебе говорил, что они будут сотрудничать. Отменные результаты. Немедленно неси это твоему патентному поверенному. Пускай заканчивает оформление «Заявки по Сути».
- Видишь ли, старик, вряд ли это стоит делать. Это уже один раз было запатентовано. Правда, в США, правда, не нашим изобретателем, обремененным грузом отношений с начальством и сохранения работы, а лично Подачаевым, Волковым, и их немецким визави Герхардом, визитером МАКСа. Я отдал Петру остальные страницы патента.
- Как будем действовать? – после пятого глотка кофе спросил мой партнер.
- Спокойно, - предложил я - мы знали, что где-то этот патент существует, а кто им владеет - не суть важно. Нам было сказано, что предлагаемый нам вариант патента отличается каким-то таинственным, по-моему, даже для многих его разработчиков, know-how. Наша задача - продать это Спектру, и рассчитаться с вложившими в проект деньги людьми, сделавшими это с твоей Петр, подачи. Кроме того, надо попытаться еще отбить и мои личные, увеличивающиеся ежедневно, немалые, расходы.
Погрустнев, Телегин впервые, о чем свидетельствовали потухшие и прячущиеся от моего взгляда глаза, признал, на тот момент, свою причастность к ситуации.
- Да, ты прав. И кажется, это единственный выход.
- Петр, и не забудь попросить Подачаева не откладывать назначенную на субботу встречу.
Пока я, простившись с Петром, общался в приемной с Олей, живо интересующейся сегодняшними Настиными планами на ланч, мимо, даже не заметив моего присутствия, в офис Телегина пронеслась Верещагина. Я удовлетворенно хмыкнул, и спустился к себе.
Следующие две тарелочки тоже начали свое вращение.
Из дневника Насти
И снова снег, снег, бесконечные белые размашистые хлопья. Жадные… Суетливые, как и все вокруг. Спешат, сыпят с неба, хотят за ночь завалить всю Москву…
Всю Москву. Как же мне нравилось раньше повторять это вслух: «А мы живем в Москве!» И, отвечая на звонки старого украинского мобильника, взятого, как и многое другое, «на всякий пожарный», непременно вставлять: «Кстати, запишите наш новый номер. Как, вы не в курсе? Мы же переехали! Да-да, совершенно верно, по работе. Очень серьезный и сложный проект. Спасибо большое, вам тоже удачи. Удачи нам всем».
...Спешим стать роботами, заложниками автомобильных пробок.
В такие моменты начинаешь чувствовать себя ничтожной субстанцией, спрятанной в металлической банке. От безысходности приходится складывать обломки мыслей в депрессивные рифмы, монотонно распихивать сонные строчки по ячейкам-извилинам – авось, пригодятся...
Я спешу вырваться. Я не поклоняюсь идолам. Я не субстанция!
По морозному городу бегу в Столешников переулок. Там – чудная девочка Света, похожая на желтый одуванчик. Она – волшебник. Я верю, что сейчас она сотворит нечто, и кошмар закончится. Одуванчик делает попытки сопротивления, но я непреклонна. В результате мои длинные роскошные волосы лежат ошметками по полу, а на голове – смешные короткие пряди, как и пять лет назад.
Пять лет назад… Бог ты мой, как же все изменилось… И я – не я, и ты – не ты. Заложники обстоятельств.
Бегу. Снова бегу… Наматываю неровно очерченные круги – один за другим, один за другим... Вот и сейчас – не отступая от правил, свежеуложенная, помолодевшая под руками Одуванчика – бегу к тебе. Ты – навстречу. И как когда-то, помнишь, в Киеве, по Крещатику, так и сейчас, здесь, в Москве, бегу к тебе по Столешниковому переулку и реву навзрыд. На этом все. Круг пройден. Новый виток.
Ты распахиваешь руки крыльями – мне навстречу. «I love you!» - влетаю в тебя с полной силой. Вся в слезах, тушь размазана. Неврастеничка.
- Ну что ты, бусинка. I love you too, - и твои глаза наполняются слезами.
- Все будет хорошо. Я знаю. Я точно знаю это. Вот – даже постриглась, чтобы все было хорошо. Верь мне.
- Я верю, верю. Только не плакай. Пошли.
Мне действительно очень хочется, чтобы мне поверил этот седой, растративший в неравных схватках с жизнью множество драгоценных сил, человек с грустными глазами. Ветряные мельницы… Донкихотство… Бессмысленно. Не вырваться из металлической, шершавой на ощупь кривизны – один за другим, один за другим...
Деньги? - Миф! Их необходимо далеко не такое количество, которое все почему-то пытаются заработать, забрать, заграбастать, заполучить, за- за- за и еще миллионы за-способов.
«Давай просто жить, я так люблю просто жить в нашем маленьком, далеком от людей мире!» - шепчу скороговоркой тебе в ухо.
Зеленое пальто в елочку и норковая шубка времен нашей состоятельности прижимаются друг к другу с радостью старых приятелей.
И мы бредем в обнимку под снегом по чужому городу - две неприкаянные планеты...
«Чтобы не было базаров на пересылке - как мы иногда говорим»
Спектр,
Москва, декабрь, 2003 год
В офисе телефон подпрыгивал от настырных звонков. Я поднял трубку.
- Давид Шалович, рад сообщить, что невзирая на задержку Вашей Стороны с ответами, наши юристы подготовили документы, обрисовывающие наши отношения. Не могли ли Вы быть настолько любезны и прислать кого-то за ними?
Поскольку эта кто-то, иногда отвозившая и забиравшая документы для Спектра – Настя, сегодня была не в офисе, я сочинил историю о моей встрече в районе Охотного Ряда, и предложил забрать документы лично. Вероятно, я сделал что-то непрогнозируемое, и Эснер, запнувшись, извинился, и сказал, что уезжает из офиса до конца рабочего дня, и не сможет, к огромному его сожалению, со мной увидеться. Но документы будут ждать у охраны. В последнее время мне явно везло на отношения с охраной офисов моих партнеров. Забрав бумаги, я сделал копии – для Подачаева и Телегина.
Сам же изучал документы весь вечер. Это было предложение моего добровольного перехода в рабство к Спектру. Все мои права, попросту говоря, оставались в силе, но с одним условием – работать в проекте я обязан был до его полного и успешного завершения, на что мне и выделялся срок длительностью в один год. В противном случае, я лично должен был вернуть не только инвестиции, но и нанесенный ущерб за - замораживание средств, неполучение интереса на вложенные средства, и весь остальной джентльменский набор претензий, столь любимый юридическим окружением воспрянувшей, за последние лет десять-двенадцать, духом братвы. Это меня озадачило. Набрав мобильный Спектра, в то время он еще брал трубку при появлении на дисплее моего номера телефона, я поинтересовался:
- За что так сурово?
- Не понял, - в голосе Спектра не было привычной елейности.
- Документы похожи на закладную моей души.
- А, - хихикнул Спектр и, приоткрыв неизвестную мне часть своей биографии, продолжил – Чтобы не было базаров на пересылке - как мы иногда говорим.
По мнению моих учителей, преподающих спецпредмет «Работа с населением», я устанавливал слишком даже теплые отношения с частью населения, когда либо временно отдыхавшей от «воли» в учреждениях типа ИТК. Эти отношения и привили мне умение быстро и четко переходить в нужную тональность, и я вежливо осведомился:
- В натуре?
- Ну! - правильно отреагировал захихикавший олигарх-академик.
Повесив трубку, да и голову, я начал просчитывать предлагаемый вариант. Понятно, что в среде, принявшей участие в формировании Спектра в качестве олигарха, тот факт, что подписывать все документы будет Телегин, не имел никакого значения – «за слово» отвечал я. Более того, я отвечал и за выполнение командой Подачаева ее обязательств, да еще и в определенные сроки. Занять позицию такого серьезного «Отвечалкина» у меня желания не было.
Так были проработаны основные положения первого документа из четырех, забранных мною в офисе Спектра.
Второй документ элегантно заменял покупку акций на управление ими – легкий «двойной Тулуп» в исполнении стратега Эснера., с последующим их выкупом по предложенному графику, четко привязанному к выполнению моих обязательств по первому документу.
Третий документ предусматривал передачу прав на патент даже до внесения всей суммы инвестиций.
Четвертый документ предлагал закрепить содержание трех предыдущих, решением Собрания акционеров. Одновременно включив в это решение передачу в управление фирме, представленной Спектром, нашего пакета акций. Мне оставалось проститься с семьей, взять котомку, и медленно, чтобы не создавать паники, двигаться в сторону долговой ямы.
Но меня посетила светлая мысль – а как далек я от этой ямы сейчас? Инвестиции закончились. Всё продолжающиеся расходы по ведению проекта, содержанию офиса, переездам, обедам и т.д., я веду на свои кровно-семейные, невзирая на наличие, как минимум одного партнера, чем все больше и больше удручаю Настю. Подачаев и его други перешли в режим, как сказал бы Спектр – «отрицаловки». Телегин, судя по поведению, ищет и моментально использует первую же возможность соскочить с проекта, без какого-либо материального возмещения, как расходов инвесторов, так и моих, вопреки своим партнерским обязательствам. Инвесторы будут дергать беспрестанно, пока не создадут ситуацию, в которой я буду не прав, и тогда обратятся в суд - наивно, по отношению к инвесторам, предполагал я. Газеты и телевидение не применут облить меня ушатами известной смеси. Друзья пожалеют «слабака», и разбредутся. Враги порадуются и пройдут дальше, истоптав грудь и честь. Семья будет очень больно переживать случившееся и, скорее всего, лишится той божественно-трогательной атмосферы, в которой все верят друг другу безоговорочно, поддерживают и согревают друг друга, и ничего не утаивают, ибо я нарушу это правило первый – не поделившись с ними маячившей возможностью крупного фиаско.
Подобного рода начало пути «с ярмарки», в момент столь долгожданного взросления Ромки, меня ни в коей мере не устраивало.
«Меня это устраивало – Подачаев вновь ставил Телегина, уже подписавшего свои копии документов в положение ... мда...»
Москва, ноябрь, 2003 г.
Предстояло ознакомить с документами Телегина и Подачаева. Подачаеву документы были преданы через Темкина, а Петру я занес их лично. Я в общих чертах описал суть документов, предоставленных Спектром, предложив направить их для подготовки аналитической справки, в его, Телегина, юридический отдел.
Обрадованный возможностью не вникать в суть предмета лично и прямо сейчас, Телегин вызвал Олю, и попросил ее отнести документы к юристам. В соответствии с моим новым планом, я должен был убаюкать команду Подачаева, сохраняя их «отрицаловку» в неприкосновенности - моя единственная причина возможности отказать, в положенное время, Спектру, в принятии его предложения, переложив всю вину на несговорчивость масс. Далее, предстояло довести отношения Телегина и Подачаева до стадии прямого конфликта, и каким-то образом, желательно при свидетелях, либо каким-то, пусть даже мизерным, материальным вкладом, обеспечить привязку Телегина к проекту, как ответственного за несостоятельность и аферистичность проекта, что было недалеко от истины. Одновременно это определяло и его участие в расчете с инвесторами.
Телефон в офисе трезвонил всю неделю.
- Темкин, - констатировала решившая вернуться в офис, дабы поддержать меня во время исполнения задуманного аттракциона, Настя, кратко и холодно, как врач скорой помощи констатирует состояние скончавшегося от холода бомжа. Отношение ее к этому парню, невзирая на постоянное кормление его конфетами, было по природе своей равнозначно отношению к самоуверенно-напыщенной и недоброй героине, постоянно беспокоящей слона в одном из шедевров Крылова.
- Слушаю Вас, месье.
- Давид Шалович. Вам сейчас мой сотрудник принесет (вот они, первые ростки начальственной эйфории!) замечания наших юристов по документам, предоставленным Спектром.
- Благодарю. И здорово, что ты так четко все удерживаешь под контролем. Это сейчас в твоих интересах, больше, чем в чьих бы то ни было, – не замедлил подкрутить я тарелочку.
Принесенные замечания юристов были почему-то сделаны почерком Никиты, и полностью, перечеркивали весь замысел Спектра.
Темкин ибн юристы, предлагал известную со времен Ильфа и Петрова схему – утром деньги – днем стулья и т.д. То есть, отношение к пакету акций нашей фирмы, принадлежащих его команды, было у Темкина гораздо более чутким, нежели к нашему. Кроме того, он предлагал вообще убрать какой-то определенный срок передачи прав на патент (имелось в виду новый патент!). Предлагалось просто перевести два миллиона долларов (цены растут-видать вновь – овес) на счет фирмы. Продолжать параллельно внедрять коммерчески удачную мысль о МАКСТРИМ-парке. Разрабатывать недостающие, буквально мизерные, детали патента. И готовиться к наладке, сначала мелкосерийного, а затем и промышленного производств. Передача же прав на патент должна была произойти где-то по пути… Процесс необходимой сертификации устройства, занимающей, как правило, от года до полутора лет, был вообще упущен.
Я сообщил Телегину, что Темкин уже вернул документы с правками юристов, и что я хотел бы с ним, лично, обсудить эти правки. Сославшись на занятость, Петр ответил, что документы им уже подписаны, и отпасовал меня к своим юристам. Меня это устраивало – Подачаев вновь ставил Телегина, уже подписавшего свои копии документов в положение ... мда! Преждевременное подписание же документов Телегиным свидетельствовало о том, что, очевидно, с его же подачи, юристы продолжали относиться к нашему общему делу без должного внимания. Да Бог им судья. Непорядочность же подписания Телегиным документов, «приговаривающих» меня к «пожизненной каторге», безо всякого по этому беспокойства, приводила меня в бешенство. Однако, это было чувство, непозволительное для исполнения задуманного мною столь деликатного номера с тарелочками.
И я, поддерживая вращение, поздравил Петра с таким быстрым развитием ситуации, и высказал предположение, что еще до Нового года все будет завершено. В принципе, так оно и произошло.
«Через несколько дней...На ту беду...»
Москва, декабрь, 2003г.
- Тебе звонили из МЧС, Курсов, - сообщила Настя.
- Отлично, набери его, пожалуйста.
- Давид Шалович - зазвучал мягкий и застенчивый голос Курсова. Мне надо с Вами сейчас же встретиться.
-Жду Вас, - удивился я неожиданному напору этого всегда осторожного, в высказываниях и поведении, человека.
Минут через тридцать мы пили с Михаилом чай в моем офисе.
-Давид Шалович, мне поручено разработать, в рамках Государственного Стандарта Российской Федерации - государственную систему обеспечения единства измерений испытательного оборудования и аварийно-спасательных средств парашютного десантирования. Если мы сможем правильно сформулировать название вашего изобретения, я смогу включить его в список, и разработать все необходимые, для процесса сертификации, условия. Сейчас очень спешу. Созвонимся вечером, – и, не допив чай, покинул офис.
Распрощавшись с Курсовым, я набрал номер мобильного телефона изобретателя. Приветствовала меня отнюдь не обрадовавшая фраза о «необслуживании номера».
Позвонив Темкину, находящемуся все еще в начальственной эйфории, я уговорил его в необходимости моего немедленного контакта с изобретателем. Одновременно, но уже на вторую половину дня, я договорился о встрече со Строевым. То ли Строев не расслышал меня, то ли не понял, но через полтора часа в офис вошли Темкин, Строев и изобретатель. Для полного счастья на пороге появился и Курсов, вернувшийся для вручения образца разрабатываемого документа. Все были знакомы друг с другом. И пока Настя, пытаясь в моем, мягко говоря, малогабаритном кабинете, рассадить пять не очень мелких мужиков, да еще напоить некоторых из них чаем, а некоторых коньяком и кофе, я изложил суть предложения Михаила. Строев с изобретателем тут же сошлись в схватке за правильность трактовки основных положений изобретения. Тремя чашками чая и пятью рюмками коньяка позже, консенсус был найден, и Курсов второй раз за день попрощался, унося с собой рукописные наметки дальнейших шагов. Закончив питие, коллеги разошлись, оставив меня продумывать разговор с инвесторами.
Сервиз начинал доукомплектовываться, и, новая партия тарелочек пришла в движение.
«По твоему лицу видно, что можно открывать коньяк!»
Телегин,
Москва, конец 2003 года.
А в субботу, невзирая на охи и стоны оторванного от игр с внучкой Телегина, состоялась встреча с Подачаевым. Телегин появился раньше Подачаева и меня, и к нашему приходу уже попивал пиво, просматривая английский вариант газеты «Московские новости». Поздоровавшись, мы уселись за стол и сделали заказ. Телегин, то ли из-за желания быстрее вернуться к внучке, то ли по продуманной схеме, обращаясь к Подачаеву, выдал:
- Виталий, Спектр нормальный дядька. Состоятельный. Давай подписывай все, и с Богом!
- Секундочку, Петр. А как же обещанные инвестиции? На какие средства продолжать работу? Кто оплатит производство необходимых, для чистоты эксперимента, пяти образцов? Где, в конце концов, обещанные тобой деньги? – добродушно подтрунивал Подачаев.
- Так и у тебя нет систем надува и упаковки, – отпарировал Телегин.
- Все есть, Петя. Все проверено в космосе. Все работает. Дайте денег!
- Ну, тогда другое дело. Давид Шалович, объясни Спектру, что он зря беспокоится. Пусть принимает все условия, какие предлагают коллеги, и начинает финансирование.
Подачаев с нескрываемым интересом посмотрел на меня. В его глазах были видны блики смешивших его мыслей о попытках двух, сидящих напротив, соучредителей, увести у него, у самого Подачаева, проект, систематичность привлечения которым пусть мелких, но постоянных инвестиций, делала этот проект уткой, несущей золотые яйца.
- Мне кажется, - я потянулся к сервизу, - что Виталию Сергеевичу ... необходимо лично встретиться со Спектром. Этот разговор решит все вопросы, тем более, что Мирон Борисович неоднократно просил о такой встрече, о чем я сообщал Никите, - раскручивал я новые, со страшно смещенным центром тяжести, тарелочки.
- Да? Вероятно по причине своей занятости, связанной с прибытием гостей из Китая, Никита не успел мне сообщить об этом. Но в принципе – я согласен. Желательно, конечно, поближе к месту работы, можно даже здесь. Страшно загружен, не могу отлучаться надолго, - оттягивая момент начала вращения, мямлил Подачаев.
Было абсолютно ясно, что убедить Спектра встретиться в какой-то пиццерии, где-то возле МКАДа – нереально. Но я согласился. Довольный Телегин протянул корпоративную карточку, но Подачаев достал из пиджака пачку денег, и отсчитал нужную сумму. Мы поблагодарили Подачаева, кто за гостеприимство и быстрое окончание беседы, а кто – за идею, подсказанную пачкой купюр, и за возможность продолжать номер с добавлением новых тарелок. Вид пачки денег навел меня на мысль о возможности востребовать компенсацию с Подачаева лично. Но детально продумывать этот вариант было еще рано.
Следующую неделю я посвятил организации встречи, уведомив Спектра об огромном желании Подачаева увидеться с ним. Отработав версию моего личного привоза Подачаева в офис Спектра, я позвонил Подачаеву и сообщил, что Мирон Борисович в восторге от его согласия встретиться, и предложил даже выслать за ним своего шофера, дабы принять Виталия Сергеевича в своем офисе, и вручить будущему партнеру новогодний подарок. Подачаев пробурчал что-то по поводу занятости, и тогда, для поддержания нужной скорости вращения, я применил заготовку:
- Виталий Сергеевич, а давайте я сам Вас заберу из офиса, по дороге не буду обременять разговорами. Вы расслабитесь. А после – привезу обратно.
Заготовка сработала – Подачаев согласился. Спектр, надо отдать ему должное, для проведения встречи даже отложил на день поездку в Европу. Я сообщил Телегину и, в последнее время немедленно появляющейся при моем посещении его офиса, Верещагиной, что послезавтра, почти в канун Нового года, состоится встреча «колоссов», вероятно, и заканчивающая наши злоключения.
Тарелочки вращались довольно быстро, что давало мне возможность увеличивать их количество.
Из дневника Насти
Что-то с ней было не то.
По ночам снились скучные, сухие черно-белые сны. Иногда же, совершенно внезапно они приобретали взрывчатую гамму разношерстных красок, увлекали следом за собой в неизвестность, кружили голову пестротой и размытостью. Она просыпалась посреди ночи, долго не могла понять, где находится, бормотала что-то непонятное себе под нос. Наутро, разбитая, сползала с кровати, протирая глаза руками, совершенно ничего не помня.
Амнезия… Полная ночная амнезия. Сонник Миллера – тлеющая надежда на счастливое предзнаменование, кроющееся в закодированных знаках, посланных из потустороннего мира...
Но старина Миллер, к сожалению, ничем не мог помочь. Сны растворялись на мутном и влажном стекле рассветной дымки, исчезали с поспешностью нашкодивших детей, дразня и посмеиваясь. Тщетные попытки раздражали ее каждодневной частотой и бессмысленностью. Она ждала своих старых закадычных сновидений – четких, словно цифровые фотографии, с лихо закрученным сюжетом и обязательным (согласно Миллеру) счастливым концом истории...
Счастливый конец истории в данный момент был ей необходим как воздух, только вот предатели-пришельцы не приносили ничего интересного в своих зашифрованных записках, как бывало раньше.
С утра начинался новый день – десятки тысяч привычных, заученных наизусть движений, тонкая тугая леска, канатик, ловко балансируя по которому, человекоразумные особи имеют возможность перемещаться вперед и вперед, без устали семеня по страничкам календаря.
Не успев до конца проснуться, она мячиком выкатывалась из дома, мимикрируя у подъезда, спеша молниеносно влиться в толпу спешащих суетливых человекоразумных, оглядываясь в испуге, не заметил ли кто чужака, и тут же облегченно переводя дух – не заметили. Опять пронесло.
Вереница рутинных дел – ненасытных пожирателей сил и времени, приправленная соусом из обязательного общения, помогала коротать сутки, ставя маленькую галочку на каждом прожитом календарном дне (привет канатоходцам!), приближая долгожданное время вечерних сумерек...
«Подписать же документ, присланный Милой, на данном этапе - было нереально»
Москва, конец 2003г.
Неспокойные инвесторы требовали хоть какого-то признака продвижения вперед, желательно в виде денежного перевода. Я сообщил об этом ранее обещавшему такого рода перевод в письме инвесторам, Телегину и, было решено принять «меры» по их успокоению, по результатам встречи Подачаева и Спектра. Что подразумевал под «мерами» Телегин – было для меня загадкой.
Для безукоризненности исполнения номера с сервизом, я предложил Миле не медлить до окончания Новогодних каникул с передачей Телегину на подпись, являющегося основополагающим, для свершения сделки, документа. Документ уведомлял Мирона Борисовича о праве Телегина распоряжаться пятьдесят одним процентом акций, для дальнейшей их передачи в управление фирмой, предложенной Спектром.
Суть моего хода заключалась в следующем. Юристы Телегина вставили в «Договор о Сотрудничестве» пункт о том, что для покупки акций лицом, не являющимся соучредителем, необходимо было наличие не только письменного, но и нотариально заверенного согласия на эту сделку каждого из соучредителей фирмы, естественно, кроме того, кто продавал свои акции. Коллегам Подачаева не подходил предложенный Спектром вариант. Об этом свидетельствовал их отказ отвечать на вопросы Эснера. Ожидать от них согласия на продажу наших с Петром акций фирмы Спектру не приходилось.
Таким образом, команда Подачаева создавала прецедент лишения меня, в лице Телегина, возможности получения компенсации по вложенным средствам. Учитывая к тому же невыполнение ими обязательств по «Договору о Сотрудничестве», команда Подачаева являлась, в этом случае, стороной, ответственной за возмещение этих средств.
Правда, оставался вариант ожидания истечения месячного срока, по прошествию которого, в случае отсутствия письменных возражений, продающий мог распоряжаться своими акциями. Датой отсчета месячного срока служила дата, проставленная представителем почты на квитанциях об отправке уведомления всем соучредителям о планирующейся продаже акций. И это тоже работало на меня, т. к. ждать столь долго подписания документов о передаче акций Спектр намерен не был. Подписать же присланный Милой документ на данном этапе было нереально. Потому документ, полученный от Милы по электронной почте, я спрятал в своем сейфе, до поры до времени.
« Финансовый гений, среди твоих знакомых нет миллионеров?»
Телегин,
Москва, 29 декабря 2003 г.
Я абсолютно не готовился к встрече «колоссов». Эснер утряс время, как с Подачаевым, так и со своим боссом. Я, как говорят московские «бомбилы», поднял клиента у вверенного ему комплекса, и, убаюкав включенным теплом и мягкой музыкой, привез на Рождественку.
Все были безмерно рады видеть друг друга. Напоминающий блиц-криг, разговор был посвящен «патенту» и наличию инвестиций. В результате этих скоротечных переговоров было решено подписать все документы, то есть - мой приговор, сразу по окончанию новогодних каникул, в районе третьей недели января. Подачаев получил огромный новогодний подарок, несколько десятков братьев-близнецов которого стояли в кабинете олигарха. Спектр обещал начать транши в январе, сразу после подписания, и мы разошлись. По дороге в свой комплекс Подачаев изрек:
- Деньги у этих ребят есть. Но отдать им патент за «здорово живешь»...гм... не знаю..., - чем очень улучшил мне настроение.
Проснулся мой клиент у комплекса.
Пожелав ему всех благ, поблагодарив за проведение встречи и подав подарок, я одел широченную манежную улыбку клоуна, и, запарковав машину, ворвался в офис Телегина. Верещагина была уже там, и судя то остатку чаю в чашке – давно.
- По твоему лицу видно, что можно открывать коньяк! - обрадовался возможности наконец-то сбросить с плеч опостылевшие финансово-партнерские обязательства, Телегин.
Верещагина внимательно смотрела на меня.
- Более того, - скороговоркой отчеканил я, - числа 15-18 января состоится подписание всех документов, а до конца января месяца начнутся и транши.
Попросив прощения за необходимость помыть руки, я покинул офис. Вернувшись через несколько минут, я застал Петра, как и рассчитывал, говорящим по телефону с Подачаевым. Телегин поздравлял его, и себя от его имени, и, заодно, признавал какие-то заслуги Давида Шаловича, по пусть и неуклюжему, но все-таки продвижению им проекта. Увидев меня, он попрощался с Подачаевым и, подмигнув, заметил с прозрачной хитринкой:
- Пускай думает, что он все сделал сам.
- Верно. Кстати, Петр, надо что-то делать с инвесторами. Они ссылаются на подписанное тобой письмо. Да и мои объяснения... Давай, во исполнение обещаний, вышлем 30% инвестированной суммы. 10% я найду, а двадцать давай где-то перехватим.
Петр, неожиданно для меня, взглянул на Верещагину.
- Финансовый гений, среди твоих знакомых нет миллионеров?
Я затаил дыхание. Попахивало хорошо подготовленным экспромтом. Я был в курсе их небольших личных вложений в различного рода краткосрочные ссуды, предлагаемые под варварские проценты, клиентам фирмы. Но такого поворота я не ожидал.
- Есть, - сказала Верещагина, - А как надолго?
Взглянув на Петра, я, советуясь с ним, произнес:
- Для страховки - месяца на три, так как, думаю, будет сложно сразу, из первого же транша, забрать всю сумму инвестиций.
- Верно, - поддержал меня Петр - Да у тебя там еще крутится и вариант по продаже недвижимости, - зачем-то ввернул он.
- Не у тебя, а у нас, Петр. Мы в этом деле вместе и на равных, - не стал я его расстраивать тем, что команда Спектра не смогла ничего добиться по Питерской недвижимости.
Через день мы отправили инвесторам тридцать процентов вложенных ими средств. Десять мне пришлось вновь забрать из тающего семейного бюджета, а из остальных двадцати процентов взять на себя обязательства по возврату половины.
Отыграл свою роль и олигарх. В его лице была создана атмосфера живого интереса к проекту, со стороны довольно независимой финансово личности, и принадлежащих ей структур. Были созданы и подписаны, регулирующие наши с ним отношения, документы, и желание инвестировать - тоже было, правда, в начале и ненадолго.
Инвесторы тоже чуток остепенились. Петр теперь был привязан к проекту намертво, и вынужден был принимать более живое участие в возникшей довольно скоро необходимости рассчитаться с инвесторами. Из старого года моя семья выходила более-менее спокойно.
Тарелочки вращались, и были довольно устойчивы.
«Мы запарковались, и каникулы начались»
Моква, канун Нового 2004 года
По настоянию Насти, мы провели легкий офисный банкет, с приглашением всех желающих, которых оказалось совсем немало, включая коллег Подачаева и Телегина. Раздали подарки охране и группе ремонтной поддержки, пожелали всем доброго Нового года, и, закрыв офис, отчалили домой, к Ромке. Ромка гордо ждал нас с полным пятерок дневником и перечнем пожеланий.
Кружились тарелки. Кружились снежинки. Кружилась, от неожиданной передышки, голова. Пахло снегом и Новым годом. Оставалось отобедать с Никанором и Казбеком, и пусть не самые веселые, но все же каникулы – начинались.
Казбек проявился буквально утром следующего дня. Опередив вопрос, я предложил отметить приближение Нового года - пригласить Строева, и посидеть где-нибудь в уютном ресторане. Я понимал, что 30 декабря будет неимоверно сложно найти в центре Москвы не закрытый на банкет приличный ресторан. Потому и оставил за ними право выбора. Тем больнее, что Казбек находился постоянно в Москве, пытаясь посетить все банкеты, на которые он был приглашен – Казбек не любил обижать хороших людей. Позабыв о его южном темпераменте, мы с Настей и Ромкой шатались по нашему пригороду. Мы закупали продукты к празднику и наслаждались компанией друг друга.
Зазвонивший мобильный телефон вывел меня из состояния расслабленности.
- Слышишь Давид, - раздался голос Нисимова, - ты когда подъедешь? Мы тут с Никанором прошли уже три ресторана, и нигде нет мест. Давай подтягивайся, а я тебе скажу, где мы сидим.
При другом раскладе я бы вежливо напомнил о необходимости созваниваться, но Казбек и Строев оказали мне такую поддержку, что сделать подобное было неверно. Да и посиделки в их компании всегда меня приятно радовали, и приносили интересные идеи. Уже через час двадцать минут мы с Настей подъезжали к Тверской. Настя умудрилась уговорить своего парикмахера «немного подправить» новую короткую стрижку, делающую ее похожей на смешного подростка, а затем обещала присоединиться к нам, предварительно позвонив. Если, конечно, позволят обстоятельства.
Обстоятельства позволили. Ко времени моего прихода в указанный Казбеком ресторан, меня встретили скучающий Строев и, ну очень веселый, Казбек, в сопровождении очередного друга - Бори. Обрадованный моим приходом, Казбек расцеловался со мной более чем нежно и произнес тост, благо неизменный кизлярский коньяк еще оставался в графине, за милых дам. Изумленно поглядев на Никанора, я поймал его снисходительный взгляд, и тоже выпил. После заказа закусок, не сделанного почему-то до моего прихода, Борис признался, что очень много обо мне слышал, и тоже хотел бы поучаствовать в операции по аренде самолета для туристической фирмы друга Казбека. Чутко ведущий стол тамада прервал Бориса, объяснив ему, что нужный человек придет позже. Я понял - Казбек, дабы никого не обидеть, совместил несколько встреч.
Через часок за соседний столик уселась компания веселых дам и мужчин, к которым и был отправлен Борис, усердно пытающийся, к тому моменту, вспомнить причину своего прихода. Строев произнес великолепный тост – за успех нашего проекта, за руки, которые должны правильно собирать, и за головы, которые должны правильно рассчитывать. Я произнес ответный тост, за слова, которые надо уметь правильно сказать, чтобы собирали с охотой руки и рассчитывали в радость головы, и чего, к великому моему сожалению, в проекте до сих пор нет. Такой жизнерадостный Новогодний тост на з-з-лобу дня.
Казбек, грациозно перехватив эстафету, в своем тосте сказал, что последнее время успокоился, видя мои неимоверные усилия, и надеется, что у меня хватит воли и денег - довести проект до момента его, Казбека прыжка. Следующим тостом я ответил, что его друг-олигарх сейчас как раз в процессе покупки определенного пакета акций фирмы, с целью дальнейшего финансирования проекта, за что я Казбеку очень признателен. Строев только начал оживиляться - разговор наконец-то переходил в столь долго ожидаемую и столь любимую им деловую плоскость, как вдруг Казбек замер – в накуренный подвал небольшого ресторанчика, в котором мы расположились, вплывала Зоя. Она была в неожиданно черном платье, совершенно не типично для неё, обтягивающем фигуру. Далее праздник продолжался безотносительно к нам с Никанором. Уставший от гула и нетрезвых граждан, Никанор вновь заскучал, вернувшийся Борис продолжал настаивать, чтобы я занялся обеспечением самолета, Казбек организовывал уже весь подвал, и никто, кстати, не возражал, Зоя потягивала коньячок, пытаясь беседовать с импозантным соседом, а я - ожидал звонка от Насти...
Но Настя пришла без звонка. В этом подземелье мобильные не функционировали, о чем комфортабельно не предупредили хозяева. Насколько я знал, в любом, мало-мальски уважающем себя заведении, всегда есть табличка, предупреждающая о зонах, в которых сотовая связь неустойчива. Я понял, почему все участники празднества постоянно куда-то выбегали, это не был «пивной синдром» - это было желание проверить пропущенные звонки. Казбек набросился на Настю, чем несколько обескуражил героиню своих сегодняшних застольных историй. Зоя глянула недоброжелательно, и с милейшей улыбкой подсказала Насте, что я за соседним столом. Увидев Настю, я усадил ее. Потратил минуты три на расхваливание профессионализма ее Фигаро, заказал у подошедшей официантки рюмочку, желательно чистую, и сырную нарезку. Казбек уже присаживался за наш стол, мягко спихивая друга Борю со скамьи. Друг был уже в том состоянии, что возражать не мог, но вдруг заорал:
- Еще графин коньяка! У нас гости! – и, повернувшись ко мне, добавил – Не возражаешь?
Я понял суть вопроса, и хотел возразить, но щедрая душа Казбек, уже поглаживая официантку, заказывал коньяк. Дождавшись чистой рюмочки, но так и не дождавшись сырной нарезки, мы подняли тост за удачу. Я угостил Настю своими орешками, расплатился за все выпитое и съеденное до той поры, обнял друзей, и под суровым Настиным взглядом промаршировал мимо Зои, отрывисто, как на параде, отчеканив:
- С Новым годом!
Казбек еще недолго обнимался с нами, в основном с Настей, возле гардероба, потом обнял примчавшуюся Зою, и потребовал от дам немедленно обменяться телефонами, на что милая женщина Зоюшка игриво заметила:
- А у Давида уже давно есть номер моего мобильного.
Нисимов, сын гор, внимательно взглянул на меня, и я, призвав на помощь расслабившемуся мышлению юмор, отпарировал:
- Я звоню по телефонам, которые дают мне сами хозяева, а не их коллеги.
Для Казбека это было достаточно запутанно, чтобы остыть. Мы расцеловались, но на этот раз уже все, и выскочили на воздух. Вопреки моим ожиданиям, Настюша постоянно хохотала по поводу вечера, и лишь при подъезде к дому как-то ужасно банально спросила:
- А откуда у тебя ее номер?
Спрашивать, о ком идет речь, было подобно самоубийству, но правда обладает удивительной способностью исцелять:
- Мне дал его Казбек, когда отключили его сотовый телефон, и я должен был сообщить, что оплатил его счет.
Меня нежно поцеловали в щеку. Мы запарковали «Карлеошу» и обнявшись, поднялись домой. Каникулы начались.
«- Мадам, прекратите утрировать!»
Москва, январь 2004г.
Новый год мы встретили дома. Фотографии, сделанные в новогодний вечер, довольно точно отразили степень нашей с Настей озабоченности. Несмотря на то что мы изо всех сил веселили друг друга, Ромку, звонящих нам друзей и знакомых, некоторые из которых были в курсе моего «великого проекта», фотографии запечатлели непроизвольно опущенные уголки рта, потухшие глаза, отражающие то ли загнанность, то ли усталость от создавшейся ситуации...
Несколько дней каникул мы посвятили лыжно-саночным процедурам. Как не старались мы с Настей обходить «трепетную» тему, удавалось это слабо, и обстановка потребовала разрядки – благо, зимние каникулы включают в себя такое количество праздников, что какие-то необходимо отметить и с тещей. Учитывая обстоятельства, семейным большинством мне была выписана индульгенция, и Настя с Ромкой отбыли вдвоем навестить маму и бабушку - дней на пять. Однако на третий день Настя сообщила, что завтра их нужно встретить. По дороге домой я, осведомившись о здоровье тещи, и состоянии кое-каких, оставленных нами на Украине начинаний, не выдержал:
- Что так коротенечко-то? В чем дело?
- В твоем голосе. Утром вчерашнего дня я уже просто тебя не слышала. Ты с каждым днем говорил из все более и более далекого далека.
- Мадам, прекратите утрировать!
- Не паясничайте, Паниковский!
Переданные тещей подарки были любовно упакованы в баночки, завернуты в чистые марлечки и подписаны. Грузить в машину и разгружать в лифт эту пищевую массу было очень сложно – вес плюс осторожность в обращении. Но они стоили того. В холодильнике вновь заняли почетные места привычные продукты домашнего украинского производства – сало, сливки, творог, красно-желтковые куриные яички, сметана и королева наших с Ромкой застолий – кровяная колбаса. Естественно, только в зимнее время Настя могла доставить весь этот гурманизм в свежести и сохранности. Даже короткое пребывание вне ситуации вернуло Настиным глазкам былой блеск и то, что удивило меня неимоверно – Ромка вновь заливался смехом при первой же возможности, чего стены нашей обители не слышали давненько.
Мы вновь были вместе! Я вновь мог соображать! Я был в состоянии функционировать! У меня появилось желание пикироваться, воспитывать, поддерживать, любить и быть любимым, то есть – существовать. Вечерний телефонный звонок издалека просигналил, что время, отведенное каникулам, заканчивается. Суть разговора не менялась – когда остаток? Объяснив, что все далее зависит от юристов, а торопить юристов – значит играть против себя, я предложил созваниваться в рабочем порядке, чего все равно не удалось бы избежать.
«Они нам ставят невыполнимые условия»
Телегин,
Москва, январь 2004г.
На следующий день, выслушав увлекательнейшие истории, произошедшие с Телегиным, его внуком, и даже с зятем, во время зимних каникул, я вручил ему факсимильную копию документов, хранящихся в моем сейфе. Документа, полученного от западных инвесторов, и подтверждающую его право на продажу принадлежащих им акций, и документа, полученного в канун Нового года от Милы, и требующего подписи, подтверждающей право Телегина распоряжаться 51% акций фирмы. Обыденно предложил передать документы на рассмотрение его юристам и быстренько подписать. Отказался от чая, и вернулся в свой офис заниматься делами и ожидать реакцию партнера.
Дел было немало. Необходимо было вновь, выражая глубокую заинтересованность, проверить отправку командой Подачаева дополнительных сведений патентному поверенному. Который должен был инициировать процедуры по получению оценки устройства, на основе «Заявке по Сути» и утверждения Торговой марки. Бумерангом вернуть Темкину его юридические упражнения с моими пометками, отданные одновременно и на просмотр юристу Спектра – Миле. Проговорить с Эснером, выражая все ту же глубокую заинтересованность, график оплаты акций, и размер первоначально приобретаемого пакета. Решить с Пересадой вопросы по недвижимости, к тому моменту уже элитной московской, и вновь предложенной Телегиным. Определиться с Тушиловым по решению, принятому им в отношении небольшого металлургического завода, выставленного на продажу акционерами, обратившимися ко мне за помощью.
Я расписал все эти вопросы по мере важности, передал список Настюше, и попросил соединить меня с Дашей, очаровательным и смышленым ученым секретарем Спектра. Как правило, Даша являлась координатором внутреннего распределения моих звонков в офисе Спектра, поскольку всегда четко знала местонахождение командного состава, и могла квалифицированно рекомендовать очередность переговоров. Даша взяла трубку, и, рассыпавшись в благодарностях за подаренную на Новый Год цветочную композицию, порекомендовала начать с переговоров с Эснером.
Яков был рутинно любезен. Он не был готов к ответам, но обещал до конца недели перезвонить. Пересада вкрадчиво попросил заехать. Предложил встречу и Тушилов, а вслед за ним, и Мила. Неделя начинала заполняться встречами. Приходилось компоновать встречи так, чтобы не требовалось дважды в день мотаться в Москву по величайшей ловушке московских транспортников и представителей автоинспекции – шоссе, соединяющего мой «деловой центр» с цивилизацией.
В этот момент в приемной я услышал голос нежданного гостя – Петра. Это было его первое посещение моего офиса за семь месяцев моего в нем пребывания. Я вышел навстречу гостю. Гость был немного ошарашен.
- Они нам ставят невыполнимые условия.
- Кто эти нехорошие они? - я имел возможность занять столь любимую Телегиным позицию умного и рассудительно-спокойного коллеги.
- Спектр и его юристы, - слегка разбрызгивая слюну, частил Телегин.
- Не понял, - все так же спокойно сказал я.
- У нас в Уставе записано, что каждый акционер имеют право «первой ночи» при продаже акций фирмы. Отказ акционера от покупки выставляемого на продажу пакета акций должен быть представлен в письменной форме, и заверен у нотариуса. Более того, они умудрились («они» в данном случае были его юристы) вписать право корпорации приобретать выставляемые на продажу акции на таких же условиях, а при отказе – вместо подписи нотариуса необходима подпись Генерального директора, заверенная печатью корпорации.
- Петр, это все рутинное соответствие законам, и существует почти во всех Уставах, кроме тех, которые соучредители не вставляют из болванки, а тщательно и вдумчиво отрабатывают в процессе переговоров, при создании корпорации для облегчения ее функционирования.
- Каким образом я могу подписать этот документ, не имея необходимых, нотариально заверенных отказов, всех акционеров?
- Я попрошу юриста Спектра, если ты чувствуешь, что твои ребята плавают в этом вопросе, продолжал отыгрываться я, - составить болванку отказа акционера и корпорации. Затем передам ее тебе. Твой секретарь вобьет все необходимые данные, ты вызовешь всех акционеров, и попросишь их подписать и заверить необходимые документы, а заодно и проведешь Общее Собрание Акционеров, на котором и утвердишь отказ корпорации от приобретения предназначенного на продажу пакета акций.
- Что значит «вызовешь, проведешь»?
- Это значит, Петр, что эта миссия возлагается на тебя, как на Председателя Совета Директоров, а номера телефонов всех акционеров у твоего секретаря есть, - ответил я, и углубился в лежащий передо мной старый выпуск «Коммерсанта». Затем поднял глаза на Петра, и предложил:
- Может, по рюмочке? У меня есть отменный кизлярский коньяк – новогодний подарок Казбека. И, Петр, есть даже лимончик.
- Нет, спасибо,- буркнул Телегин, и ушел восвояси.
Я позвонил Миле и попросил, если есть такая возможность, вместе с находящимися у нее на правке документами, подготовить образцы документов, необходимых для Телегина. Мила сказала, что правки будут готовы к концу недели, а образцы у нее есть в компьютере, и она тотчас же вышлет мне их по электронной почте. Через несколько часов получив документы, я позвонил Телегину, и Олечка, извинившись, объяснила, что он говорит по телефону с Подачаевым, которого она все утро разыскивала. Я попросил, как только Телегин освободится, соединить меня с ним. Повесив трубку, я попросил Настю зайти в Интернет и поискать в списках поставщиков металла название разрабатываемого нами с Тушиловым металлургического предприятия. Настя зашла в Интернет, и ровно через две минуты была оттуда «выбита». Уникальность предоставленной нам арендодателем телефонной связи заключалась не только в невозможности получить второй номер без абсолютно нереальных затрат, но и в постоянном отключении от Интернета при звонке кого-либо в офис. Настя спокойно отреагировала:
- Телегин.
И верно. Ольга, осведомившись, могу ли я общаться с Телегиным, соединила нас.
- Давид, Подачаев хочет увидеть образцы документов, получить ответы на замечания Темкина по передаче права на патент и срокам начала инвестиций, а также правки, предложенные его командой в документах по планируемому управлению акциями.
- Вполне резонно, - все глубже и удобнее устраивался я в столь любимом Петром кресле наблюдателя, - Образцы отказов акционеров и корпорации у меня на руках, справки и правки будут готовы к концу недели.
Из дневника Насти
Одинокая лампочка на потолке, шершавый голос Луи Армстронга звучит из колонок, желтоватым глазом подмигивает текила в стеклянной рюмке… Чин-чин! Его рука нежно обвивает ее тонкую кисть, поглаживая в такт музыке, выпитый алкоголь тягуче струится по организму, обжигает градусами, наполняет зыбким ощущением внутренней свободы. И тут же, ответным ударом - на языке отрезвляющий вкус лимона с солью - удачная и недорогая закуска, придуманная ковбоями с Дикого Запада …
На бумагу густыми мазками ложатся наспех написанные неровные строки, дневное напряжение незаметно исчезает, уступая дорогу опустошению, усталость и нежелание спать соединяются воедино – пошел процесс обратной реакции, восхитительный переход за грань разумного, доступного пониманию, тягучая путаница мыслей и образов, предшествующая…
...Затихал Армстронг, умолкали звуки их голосов, растворялся в наступающей тишине вечер. Подкрадывался сон, ставил предательскую подножку и тащил ее, успокоенную текилой, вперед по сумрачному коридору, заполненному снующими вереницами теней. Она зарывалась лицом в подушку, укутывалась в пушистое мягкое одеяло, как ребенок, в сладком ожидании цветных картинок. Небрежно заброшенный под кровать Миллер ворчал укоризненно, тихо шуршал потрепанными страницами (а может, это был лишь ветер?), тишина, счастливая, блаженная, долгожданная тишина мягким призрачным покрывалом укутывала комнаты, охраняя покой спящих...
«Конфиденциально Мила сообщила, что Спектр очень любит молниеносный эндшпиль»
Москва, февраль 2004г.
Никита дал понять, что до момента приведения в надлежащий, то есть устраивающий команду Подачаева, вид пакета документов, предлагаемого Спектром, никакая дополнительная информация ни по патентной заявке, ни по торговой марке не будет отправлена. Никто из команды Подачаева не желал также консультировать Курсова, а неуемный представитель МЧС целеустремленно разрабатывал основные положения сертификации аварийно-спасательных средств парашютного десантирования.
И мне пришлось попросить о помощи Никанора Станиславовича. Я отметил про себя появление очередной ниточки, ведущей к огромному клубку нарушений командой Подачаева достигнутых договоренностей. Хранил я в памяти и солидность денежного пресса, вынутого из кармана Подачаевым в кафе, и возникшую в тот момент идею. Потому я очень любезно попросил Никиту снабдить меня официальным уведомлением о позиции «оппозиции». Документ я намеревался предоставить юристам Спектра, для ускорения столь желаемого нами всеми завершения операции. Будучи все еще в состоянии беременности информацией, выданной мной в МакДональдсе, Темкин пообещал сделать это. Однако я заметил, что вращение тарелочек замедлилось...
Так же, как и вращение тарелочек, события этой недели развивались в замедленном темпе. Темп праздников никак не хотел перестраиваться на новый ритм метронома жизни, и почти все запланированные встречи были перенесены. Кроме одной.
В очередной банный день компания зубров была разбавлена появлением Тучкина, в компании молодого человека. После принятия очередной порции пара и соответствующих мероприятию продуктов и напитков питания, Тучкин, почему-то глядя на меня, представил его:
- Сергей.
Сергей занимал довольно высокую должность в Министерстве Обороны. Поскольку все продолжали заниматься своими делами - кто ел, кто выпивал, кто, нарушая все каноны баньки, курил, я понял, что я единственный человек, который не был еще знаком с ним. Подобного рода представления по неписанным банным законам требовали немедленного разъяснения.
- Давид, - представился я, - Основное действующее лицо саги о Волане.
Молодой человек выказал требуемый уровень образованности и вежливости.
- Знаю. Читал, но не понял. А хотелось бы. Один из наших коллег в скором времени возглавит космическое агенство. Разъяснение ситуации с изобретением могло бы быть уместно.
Я оцепенел. Всегда смеющийся, почти ничего не высказывающий желания обсуждать в серьезной манере, опоздавший, и потому не увидевший толком сброс, кроме как на подаренной мною видеокассете, Тучкин четко уловил ситуацию, и предупредил, сам того не подозревая, дальнейший ход событий. Потому, общаясь дальше с его приятелем, я постарался в сжатые сроки провести две основные, и казавшиеся мне определяющими, идеи - проект очень важен для страны, как по политическим, так и по престижным соображениям. Мы еще немного попарились, попили и поели, и разъехались, давая возможность предводителям зубров в спокойной обстановке окончательно засыпать пеплом расчерченную пулю.
На следующий день, предшествующий столь желанным для осоловевшего от работы народа выходным, я поднимался по мраморной лестнице, ведущей в офис Спектра. «Вечного Эснера» на месте не было. Молчаливый и вежливый охранник открыл мне дверь, ведущую в приемную, предложил раздеться и немного подождать. Кофе с пирожными в этот раз не предлагали. Несколькими минутами позже подошла Даша, и предложила пройти в офис Тушилова. В свойственной ему энергичной манере, Тушилов зачем-то изложил мне основные вехи своей показательной деловой биографии, послужившей причиной переезда из сибирской провинции в Москву, и доверительно изрек:
- Завод – конфетка. Условия великолепные. Но у шефа есть лимит инвестиций, и Ваше предложение появилось после утверждения этого лимита. По моему совету было решено поставить предложение о покупке контрольного пакета акций завода впереди других проектов, претендующих на место в инвестиционном пуле. То есть, попросту говоря, что-то из намеченного отменяется – Ваше предложение тут же принимается.
Я поблагодарил энергичного носителя оптимистической информации, попрощался и вышел. Подойдя к рабочему столу Даши, я спросил:
- Кто следующий?
Даша подняла на меня глаза, и я увидел в них пу-сто-ту... Давая ей возможность выйти из состояния неловкого молчания, а заодно и пытаясь решить свои задачи, я спросил:
- А Мила на месте?
- Конечно, - радостно отозвалась Даша, почувствовав возможность создать встречу.
Через пять минут в юридическом отделе я загружал в папку шесть предлагаемых Спектром вариантов отношений. Конфиденциально Мила сообщила, что Мирон Борисович очень любит молниеносный эндшпиль. Поскольку, в отличие от Спектра, я был только в стадии начала партии т.е., дебюте, и играл уже на совершенно другой, неконтролируемой Спектром доске, то замечание Милы меня лишь порадовало. Взяв документы, я уехал к себе в офис. Понимая, что Петр с нетерпением ожидает болванок документов о передаче права продажи акций, дабы иметь возможность попытаться созвать Собрание Совета Директоров, я снял копии только с этих документов Спектра, и позвонив Петру, попросил его прислать за ними Ольгу. Сам же углубился в чтение документов, предназначенных для просмотра Подачаевым, и заменивших исправленные Темкиным. Оригиналы напомнили мне знаменитое произведение Пушкина о столь популярном до сегодняшнего дня рыбном промысле. На этот раз Спектр ужесточил требования. Он предлагал:
- выкупить первоначально 3% акций, по истечению трех месяцев выкупить еще 3%, по истечению полугода – еще 10%, и разницу выкупить в конце года. Стоимость покупаемого им контрольного пакета он оценивал в 80% от суммы уже сделанных, согласно выданной мною справке, инвестиций и связывал каждый транш с выполнением как минимум пяти, а как максимум - двенадцати условий. Мне отводилась известная роль Пьеро, который, пользуясь модным сейчас выражением, «по жизни» не может быть прав. При этом смехотворность траншей должна была вызывать мое умиление.
Что касается управления столь лихо приобретенным пакетом акций, то и оно подразумевало огромное количество условий со стороны Спектра:
- возмещения расходов по приобретению акций, займам на создание инвестиционного пакета, по оплате управленческого аппарата и т.д. Все это съедало прибыль ближайших десяти лет. Так что, по возвращению пакета обратно учредителям, прибыль фирмы уходила на погашение возникших в результате управления долгов. Замечание Подачаева о необходимости четкой координации момента начала инвестиций с моментом передачи прав на владение патентом, в предложении Спектра толковалось как «необходимость в течение пяти банковских дней со дня получения изобретателями символического вознаграждения в сумме, равной 1000 рублям РФ, передать фирме права на патент».
При таком подходе сложно было ожидать как то, что команда Подачаева подпишет какие-либо бумаги, так и то, что Спектр жаждет их подписания. Оставалось выяснить, что так ужесточило позицию олигарха.
Тарелочки вновь вращались с правильной скоростью. Инвесторы потели. Мое объяснение, касающееся предстоящего на следующей неделе окончательного утверждения юридических бумаг, их явно не успокоило.
« - Как все прошло? Кто ребята?
- Авторитеты. А прошло все как - догадаться несложно»
Телегин – Сатин
Москва, февраль 2004г.
Следующая неделя началась со звонка Пересады.
- Давид Шалович, наши ребята выезжали на предложенные Вами площадки. Там есть свои, довольно-таки специфические моменты, и мы спасуем.
Это напомнило мне реакцию идущего на казнь, поинтересовавшегося, какой это день недели и, узнав, что понедельник, заметившего: «Ничего себе, неделька начинается!». Команда Спектра явно начинала шарахаться от меня в сторону. Оставалось дождаться звонка все еще занятого Эснера. Позвонил Эснер только на следующей неделе, с совершенно неожиданным запросом - встретиться с командой Подачаева на территории комплекса. Вероятно, подумал я, хотят увидеть и пощупать. Так до сих пор и не знаю, что двигало Спектром, но визит я организовал, и великолепно вышколенный Эснер после посещения комплекса заехал ко мне в офис поделиться результатами увиденного, и высказать предположения о возможном дальнейшем развитии событий. Предположения эти были позитивные, хотя я и понимал, что Спектр имел свое видение будущего, и не делился им ни с кем. Во время нашего разговора я нашел возможность обыденно положить перед Эснером копию американского патента.
В офисе Телегина царил хаос. После получения Подачаевым документов, вновь отнесенных шофером Телегина на проходную, Петр получил звонок от Темкина, требующего официального уведомления о необходимости подписания отказа от преимущественного права на приобретение акций. Причем, юристы Телегина тут же бодро порекомендовали отправить эти уведомления заказным письмом с уведомлением о вручении, по домашним адресам членов «оппозиции». Петр сделал еще одну попытку связаться с Подачаевым, но звонки от него уже не принимали. На подготовку уведомительных писем и поиск домашних адресов «оппозиции» ушла еще неделя.
И тут у инвесторов сдали нервы. В телефонном разговоре мне был передан номер телефона, по которому мне рекомендовали связаться с человеком, отныне представляющем их интересы, и ответственным, а потому и желающим мне помочь, за получение оставшейся части инвестиций. По какому-то странному стечению обстоятельств, в суд инвесторы не обратились. Поделившись с Телегиным новостью, я ожидал что-либо типа мужского предложения «вместе повстречаться с людьми», но вместо этого Телегин изрек:
- Этого еще не хватало! Ну да ладно. Слушай, а может Настя отправит по почте все уведомления?
Внимательно посмотрев на своего партнера, я спросил:
- Чего делать будем, Петр? Выслать им уведомления не фокус. Фокус – так разобраться с ситуацией, чтобы без лишнего шума рассчитаться с инвесторами.
- Ну, ты поговори, узнай, чего они хотят, и там решим.
Я взял уведомления, подписанные Телегиным, образцы отказов, и собирался откланяться, как вдруг увидел среди писем одно, адресованное Подачаеву. Не читая его, я повернулся к Петру:
- А Подачаеву зачем пишешь? Он ведь не является соучредителем.
- Это письмо личного характера, - важно заметил Телегин, - и я надеюсь, оно изменит ситуацию.
Я хмыкнул, и вышел из его кабинета.
Придя в свой офис, я прочел это послание. Грозя пальчиком, Телегин напоминал Подачаеву о его, Подачаева, хороших сторонах, о своих потерях, связанных с задержкой завершения сделки, и выражал уверенность что причиной тому является его, Подачаева, занятость, полностью осознаваемая Телегиным, и препятствующая Подачаеву вовремя быть проинформированным о состоянии проекта. Другими словами, не знал царь-батюшка, не знал.
Это письмо до сих пор хранится у меня, ибо даже при таком положении дел у меня не было желания выставлять своего партнера на посмешище, и показывать его слабость. На следующий день Настя отправила на почте все письма, как того требовала «оппозиция».
Я уехал на место назначенной встречи – второй этаж непритязательного ресторанчика, с милым названием «Подвальчик». Когда я подъехал, неоновая вывеска не отражала букву «д», и название становилось недружелюбным. Меня встретили приятные ребята – представители соответствующего региона, и попросили пройти на второй этаж, где за столом, окруженный группой наголо остриженных боевого вида людей, восседал импозантный седовласый мужчина. Он поднялся мне навстречу, хотя и не вышел из-за стола, отослал собеседников, объяснив их присутствие оригинальной фразой:
- Друзья. Очень много друзей приезжает. Всем надо уделить время, попить чай. Кстати,- обратился он к одному из сопровождавших меня своих людей, - принесите нашему гостю чаю с кизиловым вареньем. Или Вы голодны и поедите?
Я поблагодарил за предложение, и сказал, что чая будет вполне достаточно. Затем началась неторопливая беседа, в результате которой мы с хозяином вечера нашли взаимопонимание, и было решено пригласить одного из инвесторов, а именно того, который обратился к Като (так звали моего собеседника) для выяснения создавшегося положения. Мы договорились, что люди Като займутся вызовом инвестора в Москву, а я подготовлю все документы по фирме. Поблагодарив за чай, я покинул это гостеприимное место. Предложить помощь мне, каким-то образом забыли. Я позвонил Насте, и, раздумывая о предстоящих делах, поехал домой.
Дома Настя сообщила, что звонил Телегин, и просил меня перезвонить. Я был приятно удивлен – Петр все-таки интересовался развитием событий. Но, увы... Целью его звонка было желание проинформировать меня о юридической лазейке. По истечении месячного срока со дня официального уведомления акционеров о продаже пакета акций, и, при отсутствии от них письменных возражений либо согласия, акции автоматически могут быть проданы, отданы в управление и т.д. их держателем. Пришлось вновь огорчить Петра отсутствием желания у Спектра ждать еще месяц. Не говоря уже о инвесторах. Вероятно, в этот момент, вспомнив о моей встрече, Петр спросил:
- Как все прошло? Кто ребята?
- Авторитеты. А как прошло все - догадаться несложно.
- И что теперь?
- Не по телефону, - ответил я, и, пожелав доброй ночи, повесил трубку.
Инвесторы позвонили узнать, как прошла встреча, и я, соблюдая правила предыдущего сета, рассказал о приятном впечатлении, оставленном их другом. Увеличивалось как количество тарелочек, так и скорость их вращения.
А завтра наступала весна...
Из дневника Насти
Сон ворвался неожиданно - резкий, четкий, непохожий на предыдущие, пустые и маловыразительные. В этот раз слайды менялись быстро, один за другим, все больше напоминая своей динамикой серии очередной бондиниады.
Она шла, беспокойно оглядываясь, по светлому мраморному полу московской подземки. Незнакомая станция метро, гул чьих-то голосов эхом отплясывал в стенах. Вокруг ни души. Где это происходит? Вдруг, как из под земли, перед ней выросла фигура старой грузинки, с повязанной черным платком головой...
Пустой, громыхающий сундук поезда, летящий навстречу. Резкий щелчок, прозвучавший извне – новый слайд. Джип мчится на большой скорости по узким улицам старого города. Звон разбитого лобового стекла, какие-то незнакомые люди рвутся в машину. Щелчок – и она в огромной комнате с высоченными потолками, окруженная неизвестными, что-то быстро лопочущими на чужом языке. Посреди комнаты – огромный царственный трон, на который ей разрешено вскарабкаться. Приложив немало усилий, чтобы взгромоздиться на трон, она откидывается на его спинку, ощущая скользкую прохладу и запах хорошо выделанной кожи. Щелчок…
Звонок телефона пронзал ночь настырным пищащим звуком. Слепая в кромешной тьме, ползая сонной рукой по гладкой поверхности тумбочки, она нащупала трубку, выдохнула хрипло в расщелину микрофона: «Слушаю».
Короткие гудки, словно насмехаясь, выпрыгивали прямо в ухо. Что это – ошибка соединения или чья-то неудачная шутка? Глупо. Сломана ровная комбинация, перепутаны картинки, выброшено наружу умиротворенно дремлющее подсознание. Все еще непослушными руками она наощупь достала из-под кровати потрепанную книжку, раскрыла на нужной букве:
«Если во сне вы сидите на троне, вас ждет быстрый подъем к славе и богатству».
Улыбнувшись от неожиданно приятных слов, сладко зевнула, заворачиваясь в одеяло. Спрятала книгу, и прижалась к спящему любимому, согреваясь.
Кошмар закончился. Теперь перед глазами проносились узкие парижские улочки и сверкающие витрины бутиков на рю де Риволи, Латинский квартал с его брассериями и пьянящим гулом голосов, их вечерние шатания, антикварные лавки, крохотная француженка, продающая огромные, сантиметров в сорок длины, разноцветные карандаши, и блестящая мишура Мулен Руж...
Сознание убегало, выскакивало из границ тела, спешило вперед, вдаль, по темному извилистому коридору. А за окнами смеялась, спорила с тишиной, отражалась в желтом свете фонарей, укоризненно покачивая патлатой головой, грозила длинным шершавым указательным пальцем неизвестно кому – Ночь...
«Достойные люди» пришли, поигрывая буграми мышц, в полуспортивном наряде, и в потрясающих ювелирных изделиях, подчеркивая свою принадлежность к сильным мира сего»
Москва, март 2004г.
На улице резко потеплело. Как и весна, Темкин ворвался неожиданно, без звонка, нарушив правила корпоративной этики и подчеркивая свое возбужденное состояние.
- Давид Шалович, предложения Спектра попросту нецензурные, - у мальчика было иногда неплохое чувство юмора, - При таком подходе речи о совместной деятельности быть не может.
- Представители мэрии вновь проявились? - прекратив брачные танцы фламинго, спросил я.
- Да, но это безотносительно.
- Темкин, у тебя, как у представителя юристов, есть месяц на опровержение. Имею в виду время до появления возможности у Телегина распоряжаться акциями. Да и ты не торопись с выводами. Дай время всем проявить свои намерения.
- Давид Шалович, как Генеральный директор я хотел бы забрать все документы и бумаги по фирме.
- Темкин, милый, как только соберешь сумму, вложенную в дело – всё твое. А пока и не мечтай. Ты прости, я занят.
Темкин выскочил из моего кабинета, забыв попрощаться с Настей, не выпив свой традиционный чай и не поев конфет – что указывало на его высокую степень возбуждения. Настя после этого случая не появлялась в офисе. Царящее там напряжение, постоянные перипетии с Телегиным, и предстоящее выяснение отношений с инвесторами создавали не самую приятную атмосферу для работы. Из дома я начал уезжать все раньше и раньше, создавая причины не будить Настю, дабы не проходить через сцену ее предложения сопровождать меня, и моего, легко предсказуемого, отказа.
Проговорив с Телегиным наши действия, в случае нарушения конвенции о перемирии, заключенной мною и Като, я выяснил, что Петр имеет какие-то контакты с какими-то людьми. Однако считает, что ситуация не настолько серьезна, да и ему не хотелось бы обращаться к ним.
Ситуация развивалась непредсказуемо. «Референт» Като позвонил мне через неделю, и сообщил, что никто из инвесторов приезжать не хочет. Като считает, что надо встречаться и рассчитываться. Перемирие оказалось кратковременным. Сообщив новости Телегину, и не услышав предложения встретиться и разобраться в ситуации, имеющей к нему не меньшее отношение, нежели ко мне, я вновь начал просчитывать варианты. Решив, что зубры - наиболее квалифицированные советчики, я посвятил посещение бани теме своих последних встреч. Попивая холодное пивцо, зубры порекомендовали обратиться к моим коллегам по Ассоциации, которые периодически участвовали в решении подобного рода ситуаций.
Тучкин обрадовался возможности оказать мне услугу а, выслушав меня, увидел и возможность заработать. Было решено, что при назначении Като следующей встречи, я приду на нее вместе с коллегами. Для официального подтверждения принадлежности коллег к теме встречи, Телегиным была выдана, несмотря на юридическую неправомерность, дарственная на имя телохранителя Тучкина. Петр сделал это с огромным удовольствием, с очередной надеждой сбросить с себя все обязательства по партнерству и проекту. Тучкин, жонглируя именами известных авторитетов, посоветовал не волноваться и, обняв меня, попрощался.
Уезжал я с чувством невыполненного долга, как в прямом, так и переносном смыслах. Вечерний звонок «цитрусовых» меня вновь удивил. Со мной делились трагическими обстоятельствами, препятствующими приезду инвесторов в Россию. Я понял, не сегодня так завтра последует звонок Като. И действительно, представитель Като позвонил тут же, по окончанию разговора с инвесторами. Уже была и «солдатская» причина следующей встречи – умышленно неверно преподнесенная информация. Соблюдая договоренности с Тучкиным, я предложил встретиться в одном из тихих пищеварительных заведений на Садовом кольце. Като сослался на отсутствие времени, и посоветовал приехать к нему в ресторан. Я отказался, и настаивал на предложенном мною месте. Подумав, Като согласился, и понятливо спросил, кто будет на встрече. «Достойные люди», - правильно ответил я, и покатилось... Сообщив Тучкину о встрече, и получив заверения в полной солидарности и соблюдении договоренностей его стороной, я лег спать. День завтрашний, как я понимал, возвращал меня в глухую нецивилизованность 90-тых.
«Достойные люди» пришли, поигрывая буграми мышц, в полуспортивном наряде, и потрясающих ювелирных изделиях, подчеркивая свою принадлежность к сильным мира сего. Мы мило беседовали с достойным человеком Маликом, и опоздание Като и его свиты даже не заметили. Ухвативший довольно четко основные моменты данного мною расклада ситуации, Малик сразу сообщил пришедшим:
- Все деньги должен человек, ведущий проект, какой-то там Подачаев. Мой близкий, Давид, пытается эти деньги вернуть. Пока он пытается, все тихо ждут.
Като закурил, посмотрел на сидящего рядом со мной Тучкина, и предложил Малику уединиться - за соседним столом. Минут через десять они вернулись. Като сказал, что они с Маликом обо всем договорились, уточнил у меня сумму и попросил не затягивать с расчетом. Малик и Като обменялись телефонами, и представители инвесторов вышли. Больше я их никогда не видел. Прощаясь со мной, Малик попросил держать его в курсе дела и продолжать спокойно работать. Тучкин подмигнул мне, и они укатили, сев в «Brabus» Малика.
Мобильный зазвонил довольно скоро. Пытаясь сосредоточиться на дорожной ситуации, я достал из внутреннего кармана телефон, и открыв его, услышал лай одного из инвесторов:
- Ти что за суммы называешь?! Тот твой перевод – это бил штраф! Ти теперь должен мне в два раза больше, чем раньше!
Соблюдая уже новые правила игры, я посоветовал собеседнику не закатывать истерику, напомнив ему, что я никому и ничего не должен, ибо все начинали партнерами на равных паях, и все дальнейшие переговоры порекомендовал вести с людьми, которых он представил, как блюдущих его интересы. Отключившись от истерика, я тут же набрал Малика. С юмором описал неверное поведение друзей его сегодняшнего визави, и вместе с ним посмеялся. Малик попросил не обращать внимания, и я покатил дальше, в сторону офиса.
Недельное молчание представителей Спектра меня уже не удивляло. Тем не менее, необходимо было найти повод для звонка, чтобы точно выяснить ситуацию. Повод подсказала Настя:
- Мы отдали Спектру пакет акций месяц назад. Если они что-то решают и не уверены в чем-то, наверное, лучше позвонить Эснеру, и забрать этот пакет.
Настя, светлая голова, одновременно решила два вопроса – возврат Эснером ценных бумаг без личной встречи со мной, подтверждал, что олигарх снялся с пробега. Так все и произошло. Я позвонил Эснеру, и попросил дать команду вернуть мне пакет акций, за которым взялся приехать сам. Эснер немедленно согласился, но встречи не предложил. Мы с Настей поехали вдвоем, ибо офис превратился в постоянно давящую и единственную декорацию длиннющего, монотонного, горького спектакля, антракты в котором были чрезвычайно редки.
Улыбаясь, Мила передала нам пакет акций, проверив содержимое которого, Настя обнаружила отсутствие основного документа – Сертификата. Юрист тут же его вынесла с извинениями. У нас с Настюшей в тот момент мелькнула мысль о странном поведении этой команды, и пришла на ум даже параллель между добрыми отношениями Спектра с мэром, т.е. новым партнером Подачаева, но это значения уже не имело. Любая комбинация, освобождающая меня от пут крепостничества, организовываемого Спектром, и возможность переложить ответственность за все расходы по проекту на счет Подачаева, мне подходила. Кроме того, подходила мне создавшаяся ситуация из соображений столь не популярной у Телегина, мужской, пусть уже давно не дружбы, но солидарности, ибо подразумевала возможность вывода из «разборок» Петра, который был лакомым кусочком в этой истории, для «получающей» стороны.
Завертелись новые тарелочки. Весь аттракцион шел в отличном темпе.
Следующие три недели были посвящены обработке Темкиным документов Спектра, и общению с Эснером. Понимая, что необходимо поддержать энтузиазм Темкина и недовольство Телегина поведением команды Подачаева, я попросил Эснера прислать письмо, сообщающее, что они действительно заинтересованы в приобретении акций фирмы, и рассматривают варианты компромиссных решений. Я выслал письмо Эснера Подачаеву, Телегину и Темкину. Пиливший для вида, Темкин, тут же сообщил что юристы заканчивают правку документов, присланных Спектром, буквально со дня на день. Ответ Темкина я переслал воспрянувшему духом Телегину. Но день этот никак не наступал, а со временем, не дождавшийся ответов и реакции на высланные им бумаги, так и «не позвонив и не написав», Спектр окончательно исчез, растаял в облаке пара, из которого и появился...
Петр заерзал на стуле при моем сообщении о кончине сделки по продаже принадлежавших ему с недавнего времени акций, и повисшего на нас с ним довольно серьезного долга, включая 20%, предоставленные Верещагиной.
- А как же твои ребята, которым я все подарил?!
- Они проверили дарственную, убедились, что она выдана незаконно, и хотели вообще отойти от дел.
- У нас же есть какие-то наработки, что-то по недвижимости, - быстро поменял тему Петр, - да и Подачаева надо постоянно дергать.
- Вот этим, Петр, и займись!
Тарелочки вращались со свистом, на прутьях козней, устраиваемых всеми участниками спектакля, а участников становилось все больше и больше...
«Ты был прав – они не создали ситуацию, при которой мы должны были начинать инвестирование»
Телегин,
Москва, июнь 2004 года
Я перешел к фазе, столь любимой инвестором-фантомом Спектром – эндшпилю. Собрав Тучкина и Малика, я предложил им вызвать, через Телегина, на встречу Подачаева, и пригласить знакомого Тучкина – Сергея, для создания обстановки особой важности. Сергей имел полное право интересоваться вопросом расчета по вложенным в проект средствам, так как являлся, как и я, членом Ассоциации. Сам же я не желал принимать участие во встрече.
Официально мы с Подачаевым не спорили. Мы избегали темы финансирования. Мы оба «болели за производство», то есть – продвижение проекта. Требовать немедленного расчета я мог только в тот момент, когда отступать будет некуда и некогда, понимал это и Подачаев. Время, по моим сведениям, для расчета еще не подошло – деньги новые инвесторы, избранные мэрией, пока не перевели, и контракт не подписали. «Источник» сведений - комфортабельно подсунутый Пухловым сначала Телегину, а затем, поняв, что основную роль все же играю я – мне, в этом вопросе не лгал. Но мог ли я знать, во что обернется мое отсутствие на встрече?! Телегин неделю добивался возможности поговорить с Подачаевым, и, по совету «источника», обратился за помощью к Пухлову. Пухлов, потянув для важности несколько дней, организовал разговор и, невзирая на то, что Подачаев дважды переносил дату, встреча все же состоялась. Естественно, все в той же пиццерии возле МКАДа.
Увидев несколько больше людей, чем он ожидал, Петр зачем-то набрал Подачаева, и начал не только извиняться за «расширенный формат встречи», но и – предлагать тому встретиться в другой раз, если его смущает количество людей. Делалось это в присутствии меня и ребят, смотревших на Петра, как на тихо помешанного. Нормально отреагировав на мое нежелание встречаться с Подачаевым, Малик попросил меня подождать в его машине. Водитель включил кондиционер, музыку, и мы молча откинулись на теплую кожу сидений. Я достал мобильный, и послал SMS Настюше, обрисовывая положение. Мой телефон завибрировал, очень нужное в тот момент свойство - Настя прислала ответ. Так мы и переписывались до самого конца встречи.
Подачаева не смутило ничего. Будучи мужиком по натуре, он великолепно провел встречу. Шутил, смеялся и, поверите, признал, что деньги мне надо вернуть, но когда - не мог на данный момент уточнить. Хотя и обещал как можно быстрее, ну скажем до конца года. Тучкин, чувствуя уплывающий куш и, безусловно, заботясь о моем спокойствии, объяснил, что максимальный срок – начало июля. Подачаев обещал постараться, и уехал, сославшись на занятость.
Встреча была закончена. Подойдя к ребятам, покинувшим пиццерию, я почувствовал холодок со стороны Тучкина и Малика.
- Что же ты прятался и не пошел на встречу? Знал, что не прав? - уперся в меня взглядом Тучкин.
- Не понял, - закипал я.
- Чего ты не понял? Даже твой партнер признал это.
Я посмотрел на Телегина:
- Что происходит, Петр?
- Ну как? Я признал, что ты не выполнил условия инвестирования.
- Ты чего творишь?! Во-первых, не «ты», а «мы», поскольку в этой калоше ты вместе со мной. Во-вторых, ты что, не читал Договор?! Они должны были передать патентную заявку «По сути», как доказательство установления приоритета. И никогда этого не сделали. Ведь я тебе это объяснял раз двадцать.
- Я вижу, как я вижу, - умничал Телегин.
-Тебе, дорогой, надо было там быть, - обращаясь ко мне, сказал Малик и взглянув на Телегина, добавил:
- Но нормальный партнер своих не сдает, - и пошел к машине.
Уехали Тучкин с Сергеем, Петр, а я, оцепенев, стоял и не мог поверить в происшедшее. Ведь, предвидя этот ход Подачаева, я все объяснил Телегину еще раз, и просил, отыграв этот мяч, перейти в нападение и сообщить о переговорах с мэрией, как подтверждение нарушения договорных отношений с нами. Ничего этого Телегин не сделал.
Пытаясь занять себя и произвести расчет побыстрее, все последующее время я посвятил поискам возможности заработать, используя свои связи в республиках. Но, то ли связи рассохлись от долгого неупотребления, то ли вышли на другой уровень – все кончалось неудачей. К этому времени Настю в офисе заменил сосед по дому - слегка холостой парень средних лет, довольно сурового вида, и со взглядом, выдающим обремененность исключительно физическими упражнениями. Подружились мы несколько месяцев назад, на почве его кинологических наклонностей.
Добровольно пожелав стать партнером во всех моих попытках заработать, Николай, или, как окрестила его Настя, НикНик, с удовольствием катался со мной в офис, сидел на телефоне, заваривал чай, и инициировал столь нелюбимый мною самодеятельный ремонт машины, который затем сам и проводил. Бывший спортсмен, он давно уже был не у дел, в связи с острой необходимостью ощущать свободу и значимость своей личности, и вести размеренный образ жизни. Жил он с матерью, так как квартиру сдавал, покрывая свои бытовые расходы, и возможность недорого общаться со столь любимыми им дамами. НикНик любил приходить к нам в гости, раз - другой в месяц, обычно под вечер, до встречи с очередной пассией, попить водки с пивом, вкусно поесть и, не стесняясь нас, договариваться о времени рандеву, подчеркнув, что он сыт, и даже, исключительно для храбрости, под легким шафэ.
Как-то, столкнувшись с нами в лифте, Верещагина при выходе тихо спросила у меня:
- Это от них? - тем самым, подавая интересную идею.
- А как же, - ответил я.
С Телегиным я не встречался уже около месяца. К этому времени позвонил Малик и попросил помнить, что июль – месяц расчета.
- Меня, Малик, там не было, и я гарантий подобных не давал, но сделаю все возможное.
С Тучкиным мы перестали общаться. Я понял, что все наступательные звонки Малика инициирует он. Теперь мы лишь вежливо раскланивались, при встречах в бане, либо на каких-то мероприятиях. Отношения резко перешли в хозяйственные. В середине июня вновь попытался высказать свое недовольство один из инвесторов. Я попросту положил телефон. На следующий день позвонил Телегин.
- Лариса Васильевна беспокоится по поводу кредита.
- Правильно делает. У тебя есть предложения?
- Да, поработай тут с одним парнем, по лесу. Рекомендую.
После этого разговора я посвятил остаток июня и весь июль работе с различными протеже Телегина. Ни один из них не сработал. Вновь я мотался на встречи, угощал ланчами и обедами, и вновь все лопалось как мыльный пузырь, каковым и являлось. Мне это надоело, и я позвонил Петру, объяснив, что пора готовиться к расчету. Неожиданно Телегин произнес:
- Кстати, я просмотрел еще раз Договор о сотрудничестве. Ты был прав – они не создали ситуацию, при которой мы должны были начинать инвестирование. Я буду говорить с Подачаевым.
- ... Жаль, Петр, что у тебя заняло шесть месяцев сделать этот вывод. Может, и не дошло бы до сегодняшней ситуации, если бы мы выступали одним фронтом. Может тебе лучше заехать к Подачаеву?
Заехать к Подачаеву Петр смог лишь через неделю. Звонки Малика становились все менее и менее дружелюбными, и я порекомендовал ему и Тучкину самим пообщаться с Подачаевым, сообщив, что Петр пытается организовать встречу. Было решено подождать ее результатов. Телегину предложили приехать в комплекс НИИ. Далее, по рассказам Петра, он в кровь бился с Волковым, доказывая искренность моих намерений и нарушение ими условий Договора. Требовал от Подачаева серьезного отношения к создавшейся ситуации, и даже позволил себе послать Волкова ... Тем не менее, встреча ничего не дала. Подачаев вновь подтвердил свое намерение рассчитаться со мной, но вновь не определил срок расчета. Телегин был обескуражен. Я понимал, что пришло время моего появления на сцене, и, позвонив на мобильный телефон Подачаева, назначил ему встречу у входа в комплекс.
Захватив с собой НикНика, я приехал на место встречи. Позвонил Подачаеву, и сообщил, что я на месте. Он извинился, и попросил подождать десять минут. Десять минут переросли в тридцать, но Подачаев все же появился. Он выехал на минивэне, принадлежащем комплексу, с водителем, охранником, и почему-то матерью Темкина. Мы с Подачаевым вышли навстречу друг другу, и я попросил его подписать заранее подготовленную, в двух экземплярах, его личную долговую расписку, с указанием срока погашения и суммы долга, затем НикНик зафиксировал свое присутствие при подписании расписки. Я объяснил Виталию Сергеевичу, что до конца лета надо рассчитаться, и он мне это пообещал. Ни Настюша, ни НикНик, ни Телегин, ни Верещегина, ни Малик и его соратники не могли поверить, что я добился подобного результата. Это был первый, в определенной степени, официальный документ, подтверждающий мои инвестиции и долг Подачаева. Июльский срок расчета с Като был отодвинут Маликом, но его ежедневные звонки не прекращались.
На семейном совете решили, что Настя и Ромчик уедут к бабушке. Настя долго возражала, но здравый смысл победил. Во второй половине июля дети уехали. Их отъезд дал мне возможность спокойно общаться с Тучкиным, у которого почему-то проявилась нетерпеливость в получении своей «доли». Встречаться на рассвете у подъезда с проезжавшим якобы мимо Маликом. Переносить абсолютно корректные намеки Верещагиной на подошедшее, по всем правилам, время отдачи кредита. Выслушивать ежедневные сообщения «источника» о готовящемся расчете.
Кроме того, Голубь, любящий переваривать ситуацию как можно дольше, давно уже предложил проинструктировать Подачаева о необходимости правильного понимания ситуации, как любил делать в старые, добрые времена, и я дал согласие. Все упиралось в сроки, и это было ясно всем. Цель была достигнута. Подачаев согласен был рассчитаться. В конце июля он начал массированное наступление, с целью подготовки договорной базы для произведения расчета. Тарелочки крутились с огромной скоростью!
Из дневника Насти
Харьковская станция метро, почему-то именуемая «Студенческой». Дешево и безвкусно одетые люди, толкающие друг друга. Серый, мелкий, промозглый дождь срывается с неба, холодный, не по-летнему прерывистый ветер рисует в воздухе замысловатые фигуры, стремясь напакостить – вот он вырвал пластиковый пакет из рук суетливой старушки, небрежно смахнул шапочку с головы смешного карапуза, задрал короткую юбку белобрысой прыщавой девицы, покрутился вокруг стоящей у самого выхода из метро усталой молодой женщины, слегка, по-дружески, потрепал ее короткие темно-каштановые пряди, тихонько залез под белую отутюженную рубашку, разрисованную желтыми подсолнухами, и тут же смущенно выскочил, не забыв напоследок ласково пощекотать шею.
Женщина не сердилась на ветер, как мы не привыкли сердиться на старых закадычных приятелей, которых знаем бесконечное количество лет. С ветром они были накоротке – когда женщина была маленькой, он шумел ветвями деревьев, напевая свои песенки, шуршал осенней жухлой листвой, рассказывая истории со счастливым концом. Но все это было так давно… Зачем она здесь? – недоумевал ветер.
Зачем я здесь? – спросила женщина саму себя, минутой позже, оторвавшись от безжизненного холода парапета. Куда теперь?
Незнакомые серые высотки, похожие на армию близнецов, отрешенно скользили по ней своими пустыми глазницами, моментально теряя интерес. Люди копошились около метро, на глазах превращаясь в полчища термитов – того и гляди, укусят, впрыснув немного терпкой кислоты.
Женщина поежилась – то ли от холода, то ли от страха. Некоторые термиты подходили совсем близко, сжимая в лапках пузырьки с приготовленной кислотой, окидывали ее взглядом с ног до головы... Не стоило тебе заходить на нашу территорию – нацеленное прямо в зрачок острие шприца...
Устало тряхнув головой, женщина отогнала видение. Харьковская станция метро, почему-то именуемая «Студенческой». Дешево и безвкусно одетые люди, толкающие друг друга. Она вновь стояла у входа в подземку, а мимо сновали, спешили, бежали... чужие незнакомые люди, не обращающие на нее никакого внимания...
Женщина оторвалась… оторвала поочередно ноги от земли, и, медленно переступая, пошла в противоположную от метро сторону.
Когда она успела отойти довольно далеко, начался ливень. Неожиданный, теплый, чудесный летний ливень. Пятно ее рубашки крохотным парусом мелькало между мокрыми стенами домов и деревьями, покрытыми сочной, как всегда бывает в начале лета, листвой, по которой струились бусинки дождевых капель.
Женщина подошла к старому полуразрушенному зданию на пустыре. Ее школа… Разваленный, бывший когда-то высоким забор, черные обожженные кирпичные стены, разбитые стекла… Разочарованный взгляд, щелчок фотоаппарата, белое как мел, лицо… Вдруг страшно захотелось пить. Киоск «Кока-Кола» с косоглазым мальчишкой-продавцом, отсутствие сдачи, безвкусная вода орошает пересохшее небо… Безвкусная вода растворяла и уносила с собой смешные и грустные воспоминания детства, все чувства, с которыми женщина спешила сюда, словно надеясь на какое-то чудо.
Ливень противно хлестал струями по лицу, наполнял одежду прохладной влагой, изгонял из своих владений, будто ненужное чужеродное тело.
Женщина стала под широкий раскидистый клен, примостившись на единственном сухом пятачке земли, тихо смеясь, вытерла ладонями мокрое лицо, пятерней расчесала волосы… На душе неожиданно стало легко, радостно и спокойно.
«Знаешь, я мог бы вообще не возвращать деньги. Рискованное инвестирование, проект не удался, деньги потеряны»
Подачаев,
Москва, август 2004г.
Стоял жаркий конец августа. Учитывая приближающееся начало учебного года и усиливающееся беспокойство, Настя с сыном вернулись в Москву. Мы сделали несколько необходимых для школы покупок, и посвятили несколько вечеров длинным прогулкам по почти уже осеннему лесу, для введения Насти в курс последних событий. В один из таких вечеров, во время одной из таких прогулок, раздался телефонный звонок Малика, находящегося в состоянии аффекта.
- Вот тут Тучкин говорит, что это все напоминает театр. Я сейчас попрошу своих людей поговорить с Подачаевым, и закончить это кино.
- Малик, я предлагаю Подачаева не беспокоить. Но, зная Тучкина, он захочет повесить все на меня из-за этого предложения, поэтому делай так, как находишь нужным и, более того, если Подачаев с тобой рассчитается - все твое.
Настя изумленно смотрела на меня:
- А все наши расходы?! А долг Ларисе Васильевне?!
- Настюша, Подачаев ни с кем, кроме меня рассчитываться не будет.
- А с тобой? - не очень оптимистично спросила Настя.
- Даст Бог.
Не успели мы прийти домой, как зазвонил домашний телефон. Это был Тучкин.
- Ну что? Поговорил я с Подачаевым. Сказал, что рассчитается – недели через две. С тобой. И что ты об этом знаешь. Интересно, откуда?
- Стопроцентные гарантии, Тучкин, по замечанию классиков, дает только страховой полис, и то не всегда. А вот точный срок – это для меня откровение.
- Посмотрим, - буркнул он,- мы тут еще посидим, подумаем,- и повесил трубку.
В это время зазвонил мой мобильный телефон.
- Привет, Давид, - раздался интеллигентный голос Никанора Строева,- у меня для тебя хорошие новости. Подачаев подписал вчера договор с Фондом ХХХ, предложенным мэром, по дальнейшему финансированию ими развития проекта. Поскольку президент фонда, Федор Викторович Замутихин – мой старинный друг, а проект меня очень интересовал, как и справедливость Подачаева в финансовых отношениях с тобой, то могу тебе сообщить, что первый транш уже сделан.
Я поблагодарил Строева, и узнал, не будет ли он возражать сообщить эту новость непосредственно представителям инвесторов. Подумав, Никанор ответил:
- Если это важно для тебя, то – безусловно.
Я продиктовал ему номер мобильного телефона Тучкина, и попросил дать мне пять минут на подготовку. Затем набрал Тучкина, и предупредил его о звонке.
После разговора со Строевым, Тучкин миролюбиво позвонил мне, и попросил поторопить Подачаева. В связи с тем, что в это время к Ромке пришли в гости друзья, мне приходилось вести переговоры в ванной, мотаясь туда из кухни, где мы с Настей пытались поужинать. Она только и успевала растерянно наблюдать за моими перемещениями. Через час, уже разойдясь с Тучкиным, позвонил Малик, и сказал, что он в моем распоряжении в любое время, когда надо будет забирать у Подачаева деньги. Я ответил – безусловно, и попрощался. Затем я позвонил Строеву, и сердечно поблагодарил его. В течение следующих двух недель Малик позвонил один раз – узнать, что происходит. А происходило следующее.
Приехавший в офис Телегина Пухлов сообщил, что Подачаев возложил на него подготовку договорной базы для расчета, а также и сам расчет. На этом месте я вынул из папки расписку Подачаева и, показав ее, сказал Пухлову:
- Сумма уже утверждена. А договорной базой давайте заниматься.
Пухлова, по-моему, расклад не очень обрадовал, но я, почувствовав близость окончания этого водевиля, не собирался отдавать ни пяди финансовой территории. Потому договорились о следующем: я в недельный срок создаю договорную базу, Пухлов утверждает ее, и в течении следующей недели происходит расчет. Верещагина взяла на себя неблагодарную миссию создания возможности сделать платеж, в форме, приемлемой для передачи представителям инвесторов. К середине недели база была готова. Я позвонил Пухлову:
- Моя задача выполнена. Дело за вами. Кстати, я так и не понял, есть ли средства для расчета? Или мы заполняем паузу?
Пухлов обиженно огрызнулся.
- У меня есть что делать.
- Рад слышать,- сказал я
Пухлов попросил, чтобы пакет документов принесли на уже ставшую исторической, проходную комплекса. Это было сделано водителем, расцветшего от предвкушения окончания затеянного им же шоу, Телегина. В тоже время почувствовавшего, что до начала его очередной отпускной кампании расчет будет произведен.
В пятницу позвонил Пухлов, и заявил, что предложенная им схема по какой-то причине не работает. Поэтому, скорее всего, состоится выкуп наших акций, то есть, однажды уже предложенный мною Темкину вариант. Необходимо собрать и подготовить все документы по фирме «ВТС» Не могу сказать, что выходные были проведены в великолепном настроении. Нам никто не звонил и никто не теребил, но я начал терять веру в порядочность Подачаева, столь рьяно защищаемую мною во всех переговорах с представителями инвесторов. В понедельник утром я набрал Подачаева, и попросил встречи. Подачаев предложил через час встретиться у него в кабинете.
В кабинете Подачаева сидели все те же Пухлов, Волков и Темкин, который, согласно информации, полученной от «источника», заявил Подачаеву, что всех расходов по проекту, по его мнению, было тысяч десять, не больше, долларов. Пожав всем руки, я начал встречу с того, что объяснил собравшимся, как отрицательно влияет перенос срока расчета на мои возможности успокаивать темпераментных представителей инвесторов. То ли устав от нашей с ним ситуации, то ли желая произвести впечатление на собравшихся, Подачаев изрек:
- Знаешь, я мог бы вообще не возвращать деньги. Рискованное инвестирование, проект не удался, деньги потеряны.
На меня смотрели три пары глаз, каждая из которых несла свою информацию. Глаза Волкова засветились нескрываемой злобой и наглостью. Темкин смотрел свысока, считая, что приняли предложенное им решение. Пухлов был явно растерян. Пришлось, в столь же вежливых тонах, объяснить визави:
- Несостоявшийся проект не предлагают другому клиенту, не заключают с ним договор о финансировании, копию которого я могу иметь в три телефонных звонка. Ты показывашь мне облупленный саркофаг, предположительно пустой, объясняя этим потерю инвестиций, при этом прекрасно зная, что он скрывает уникальный экспонат. Проект уже с полгода в других руках. Вы уже не только подписали договор, но и получили первый транш в счет инвестиций. При этом, ты не поставил в известность никого из Ваших очередных партнеров, о существовании другого, юридического лица, уже заигранного Вами в проекте. Ведя переговоры этом ключе вспомним, что существует несметное количество способов выяснить мнение по данному вопросу у широкой общественности, путем использования моих контактов в СМИ. Ну, а, в крайнем случае, посоветоваться с представителями юридической общины, и не только российской, учитывая имеющиеся у меня документы. Мы с тобой всегда достигали консенсуса, по всем вопросам. Неужели, мы в этом случае будем позорить свои седины?
Подачаев думал ровно минуту, и пробурчал:
- Я не говорю, что я не рассчитаюсь. Я говорю, что мне нужно еще время.
- Сколько?- спросил я.
- В районе недели.
- Добро.
И мы разошлись.
Едва я включил выключенный, по просьбе Волкова, мобильный, он зазвонил:
- Ну что, Давид, получил деньги?- зазвучал голос Телегина.
- Петр, ты будешь первым, кому я сообщу об этом.
- Да-а? А Настя сказала, что ты уехал к Подачаеву.
- Абсолютно верно. Для получения требуемой от нас, представителями инвесторов, информации – когда будет расчет.
- И что сказал Подачаев?
- Подачаев обещал рассчитаться в течение десяти дней.
- А жаль.
- Что именно, Петр?
- Жаль, что не сегодня.
- Мы столько ждали, подождем еще десять дней, до момента поднятия бокала победы.
- Да, но дело в том, что я улетаю сегодня вечером в отпуск. И обратно буду только дней через пятнадцать.
- Я сообщу тебе радостную весть по мобильному телефону, - обнадежил я Телегина.
- Да нет, не стоит.
- Ну, не стоит, так не стоит, и я попрощался, не пожелав партнеру счастливого пути.
Документы по фирме были подготовлены. Появились Пухлов, и надутый от важности момента и своей роли в нем, Темкин. В руках у Темкина был лист с тридцатью двумя пунктами, описывающими документы, наличие которых обуславливало расчет. В течении последующих двух дней Темкин принимал документы фирмы, а терявший терпение Пухлов ерзал на стуле. Сдававшая бухгалтерскую часть документов Верещагина, расстегнув еще одну пуговичку на обтягивающей ее великолепную фигуру блузке, устроилась на стуле рядом с Никитой. Ревизор густо покраснел, но темпа не прибавил.
К концу второго дня у Врещагиной испортилось настроение.
- В чем дело, Лариса Васильевна?- спросил я
- Мне надо завтра уехать дней на пять.
- Ну и уезжай спокойно.
- А деньги?
- Если со мной все-таки рассчитаются, то деньги не пропадут, - успокоил ее я.
И Верещагина отбыла.
На следующий день Пухлов позвонил, и сказал, что расчет состоится в четверг. Время они сообщат. Я поблагодарил, но не стал распространять информацию в массы, ибо подобного рода заверения я уже слышал, и не раз. Как я и предвидел, расчета в четверг не произошло. Более того, с двух часов дня – обещанного Пухловым времени расчета – мне рассказывали интереснейшие истории о несостыковках и неувязках. Но когда, уставший выслушивать эту белиберду, я к шести часам вечера подъехал все к той же проходной, дабы быть поближе к месту, обозначенному Пухловым, я увидел выходящего через проходную Никиту, помахивающего зонтиком, невзирая на двадцатиградусную жару и отсутствие на небе единого облачка. Темкин, согласно договоренности, должен был еще раз, в присутствии Подачаева, Волкова и Пухлова принять у меня документы фирмы, подтвердив, что все в порядке.
Выйдя из машины, я остановил его и, попросив его особо не шевелиться, набрал Пухлова.
- Что происходит?- поинтересовался я.
- Все нормально, - невозмутимо ответил Пухлов,- Сейчас будем все решать.
- А Темкин нам нужен для решения?
- Конечно, нужен, - так же невозмутимо ответил Пухлов.
- Тогда почему же он идет домой?
- Не может такого быть!
- Господин Пухлов, Темкин стоит рядом со мной, и при желании я могу передать ему трубку.
- Одну секундочку, я сейчас все узнаю, - засуетился Пухлов.
Через несколько минут, которые я провел в дружественном молчании с Темкиным, зазвонил мой мобильный:
- Видите ли, Давид Шалович, я здесь в другом здании, а Подачаева срочно вызвали. Поэтому все переносится на завтрашнее утро – утро пятницы.
Я поблагодарил Пухлова за столь четкую информацию, поблагодарил Темкина, за то, что скоротал со мной последние пятнадцать минут, набрал Верещагину, которая в это время подъезжала к аэропорту, и сообщил ей, что и сегодня расчета не произошло. Поделившись таким образом с ней своим мерзопакостным настроением, я поехал домой, по дороге рявкнув позвонившему Малику, что Подачаев обещал рассчитаться в понедельник. Сопровождающий меня НикНик, понимая, что его сопровождение не будет мною забыто, высказал оптимистическое сомнение в том, что расчет вообще произойдет, и посоветовал перезвонить Малику, и начать действовать. Я все же решил подождать. Позвонил Насте, весь день сидевшей как на иголках, и объяснил, что Подачаева банально вызвали, и все переносится на понедельник.
Я не мог больше видеть безнадежность в ее глазах. Я понимал, что если до понедельника Подачаев не рассчитается, он уже не рассчитается никогда.
«Вы сейчас будете смеяться»
Москва, 16 сентября, 2004 года.
Дома меня ждала неожиданно веселая Настя.
- В чем прикол?- спросил я, используя лексикон Ромчика.
- Прикол в том, что, когда завтра Подачаев рассчитается, а я чувствую - это произойдет завтра, то не будет никого рядом с тобой, чтобы порадоваться, как и не было рядом никого, чтобы побороться.
- Это почему же?- поинтересовался я.
- Партнеры твои отдыхают.
- А как по поводу Малика?
- Ну, ты же не побежишь с ним рассчитываться сразу? - сказала Настюша, как бы подтверждая резонность задуманного мною антракта перед финальной сценой водевиля.
Этой ночью я, не будучи никем потревоженный, совершенно спокойно опустошил полбутылки доброго старого виски, подаренного мне Настей на день рождения. Затем закончил просмотр последней, предлагаемой НТВ, политически-острой передачи, и на рассвете вышел погулять с Торро, не одобрившим столь ранний подъем. Придя домой, сделал зарядку. Затем помылся и выпил кофе. Надел костюм, рубашку, повязал галстук. Зайдя в спальни, поцеловал еще спящих детей, и – уехал.
По дороге я подобрал столь же недовольного, как и Тошка, ранним подъемом, НикНика, и помчал в офис. На второй чашке кофе сонный и хмурый НикНик пошел «поработать в Интернете» (излюбленное времяпрепровождение моего свежеиспеченного компаньона), я же уютно устроился на любимом Темкиным черном кожаном диванчике, и, неожиданно для самого себя уснул. Проснулся я от запаха сигаретного дыма, который серой завесой распространялся из-за компьютера – там шла усиленная «работа».
Зазвонил мобильный телефон – это была Настя.
- Привет, бусинка! Доброе утро! Судя по тому, как храпит Тошка, и что я уже часа два не чувствую твоего тепла, ты умчал где-то в районе шести утра? Помогаешь Подачаеву перевязывать пачки?
- Утро доброе, малыш. Не столько пачки Подачаеву, сколько свои эмоции.
- Мне снился хороший сон – все будет классно! Кстати, Ромка передавал большой kiss и большой luck. Удачи нам! Целую.
Телефон зазвонил вновь. Это был Пухлов.
- Давид Шалович, хочу уточнить – какая там была общая сумма?
И я, то ли уже устав от водевиля, то ли почувствовав развязку, позволил себе рассказать ему мой любимейший анекдот, под названием «Вы сейчас будете смеяться»:
В провинциальный городок приехал в отпуск молодой инженер, и немедленно был представлен семье вице-губернатора, обремененной тремя дочерьми на выданье. Сыграв свадьбу со старшей из дочерей, инженер отбыл с молодой супругой на место дальнейшего прохождения службы. Через год семья жены получила письмо, в котором молодой супруг описывал постигшую его трагедию – смерть жены при родах и испрашивал совета у главы семьи жены о его дальнейших действиях. Вице-губернатор немедленно телеграфировал зятю о необходимости его приезда вместе с малюткой. По приезду зятя, на семейном совете было решено выдать за инженера среднюю сестру. Скромно обвенчавшись в церкви, молодые люди уехали к месту прохождения службы инженером. Через год, к тому времени уже губернатор, вновь получил письмо, описывающее трагическое положение молодого человека, только что похоронившего умершую при родах жену и оставшегося с двумя малютками на руках. Губернатор вновь выслал телеграмму, требующую немедленного приезда инженера. По приезду был созван семейный совет, и младшая сестра взяла на себя заботу о безутешном вдовце и двух детях. Обвенчавшись, они уехали к месту прохождения службы инженером. Через год губернатор получил от зятя телеграмму, начинающуюся словами: «Вы сейчас будете смеяться...».
Пухлов, после секундного молчания, сопя, спросил:
- Так все-таки, какая же сумма?
И, услышав сумму, сообщил:
- Подъезжайте к 11. Я лично Вас буду встречать.
Мы с НикНиком стояли у Сезама с десяти часов. Я был полон решимости, в случае, если увижу выезжающего куда-то Подачаева, либо покидающего комплекс Темкина, не задумываясь, начать разбирательство. Но в этот день все, кроме НикНика, были на редкость вежливы, хорошо настроены, и добры. Радостный и улыбающийся Пухлов встретил меня с распростертыми объятьями, посадил в свою машину, и ввез на территорию комплекса. В кабинете, так же приветливо улыбаясь, меня ожидали Волков, Темкин, и неизвестный мне брюнет. Волков встал из-за стола, пожал мне руку и произнес потрясающую фразу:
- Вы нас, конечно, поставили раком, Давид Шалович, - при этом он, как и все остальные, радостно улыбался, - Но слово мы держим.
Темкин с умным видом минут двадцать проверял все документы фирмы, а затем и затребованный им документ, подтверждающие отказ Телегина от каких-либо претензий к фирме. Благо, заместительница Ларисы Васильевны блестяще воспроизводила подпись Телегина, который в тот момент находился в далеком и туманном Альбионе. Оставшись удовлетворенным результатами ревизии, и не заметив отсутствие годового отчета, найденного мною гораздо позже при выезде из офиса, Темкин дал зеленый свет. Появился Подачаев, и, пожав мне руку, сказал:
- Я уверен, что, учитывая Вашу, в хорошем смысле, агрессивность, мы еще вернемся к совместной работе по продвижению спасательного средства на мировых рынках.
С тех пор и жду.
Брюнет, державший в сжатых добела кулаках полиэтиленовый пакет, передал его мне. Пухлов с улыбкой спросил:
- Будете пересчитывать?
- Токмо волею пославших мя инвесторов, - ответил я, и начал пересчитывать деньги.
В мешке лежала не полная сумма. Я повернулся к Подачаеву, и вопросительно посмотрел на него. Строго глянув на Пухлова и Волкова, Подачаев процедил:
- Кончайте цирк. Давид Шалович, со всем разберутся.
Подачаев, брюнет и Пухлов удалились в закрома, Темкин исчез, забыв попрощаться, и мы остались вдвоем с Волковым.
- Давид Шалович, очень уважаю Вас как профессионального промоутера. Как Вы считаете, какие должны быть наши дальнейшие действия?
И ничтоже сумняшеся, поскольку большая часть долга была уже возвращена, я посоветовал:
- Средства массовой информации, Владислав Владленович. Только они позволят Вам контролировать инвесторов, ситуацию и... партнеров.
Надо отдать должное, намек Волков понял, и расплывшись в улыбке, предложил выпить по рюмочке доброго грузинского коньяка, стоявшего на столе в графине, в окружении обожаемых мною засахаренных лимонных долек. Я не отказался. К тому моменту, когда вбежал взмыленный и извиняющийся Пухлов, и передал мне недостающую сумму, графин был пуст.
На выходе из комплекса бегал и курил, курил и бегал, взволнованный НикНик. Запрыгнув на пассажирское сиденье, он предложил мне подержать «мешочек». Пришлось расстроить его, объяснив, что выпитый мною коньяк меняет нас местами – конечно, не настолько, как того желал бы он, а в плане того, что он садится за руль, а я - на пассажирское сиденье. Договорившись с ним, что после прибытия домой мы втроем, с Настей, пообедаем в местном ресторанчике, отмечая наш успех, я отсчитал ему приличное, по моему мнению, вознаграждение, и откинулся на сиденье. По повисшему в машине молчанию я понял, что у НикНика были совершенно другие планы на полученные средства.
Но в тот момент я уже очень устал. Очень хотел успокоить и обнять Настю, прижать к себе пришедшего со школы сына. Реагировать на провинциальную алчность профессионального лентяя у меня желания не было.
Тарелочки вращались, но аплодисментов не было, утомленные длительностью спектакля созерцатели еще не вернулись в зал после антракта, поскольку звоночек о его окончании я еще не дал.
Из дневника Насти
Утро радостно врывается сквозь открытое окно, смешно путаясь в бесплотных лучах восходящего солнца. Утро приятным холодком пробегает по телу, заставляя кровь быстрее совершать запрограммированный круговорот. Утро застает меня, как обычно, врасплох, неподготовленной к наступившему дню, вялой смурнягой, не желающей окунаться в разноцветный калейдоскоп долгожданного лета.
Медленно выбредаю на кухню, тру руками глаза, уже понимая, что проиграла в этой утренней схватке, побеждена и отдана на растерзание веренице собственных страхов, поглощающих, истязающих, непреклонно пишущих свой собственный сценарий еще одного моего дня, выхваченного ими украдкой из моей же собственной жизни.
Останавливаясь в проеме кухонной двери – угрюмый крот, вытащенный из спасительной норы ночного успокоения, понурый силуэт с торчащими ежиком в разные стороны волосами, ворчливая старуха в смешном халате с Микки-Маусами.
Сколько мне лет? Пожалуй, я уже намного старше собственной матери... Хотя, вероятно, еще нет… Веселые чертики детства еще упорно сидят внутри, не собираясь просто так покидать свою взбалмошную хозяйку.
Короткие требовательные звонки телефона пинком выбрасывают меня из ванной, мокрую, наспех обернутую полотенцем, прохладные капли воды приятно струятся по ногам. Конечно же, это Дэвид.
- Доброе утро!
Милый, любимый Дави. Твой звонок, как всегда, вовремя. Ты, подобно сказочному волшебнику, каждый раз появляешься в нужный момент, чтобы виртуозно успеть выхватить меня из черного бездонного омута. Не отключайся, Дави. Не спеши прерывать тоненькую, связующую нас виртуальную ниточку – ее не рассмотреть даже под микроскопом, но она сильнее самых крепких стальных канатов. Я хочу слушать твой низкий медленный голос, не разбирая слов, напитываться звуками, льющимися в мое ухо из полой пластмассовой трубки. Я скучаю за тобой, Дави, очень скучаю. Поэтому и прокричу радостно в темные щели полой пластмассовой трубки, одним нам понятные позывные, чтобы выслушать твои в ответ. Игра. Наша с тобой игра, длящаяся уже который год.
- Целую-ю-ю-ю!!!
Пластмассовая трубка падает на рычаг. В рваные строчки моих мыслей врывается тихий шелест чужих голосов извне. Кошмар закончился. Ты сейчас сказал мне об этом. Ты сказал об этом так просто и буднично, что я ... не чувствую абсолютно ничего, кроме сумасшедшей легкости в своем мокром, завернутом в полотенце, теле...
- Мама, мама! – радостно вопит Ромка из кухни, - Ты будешь мороженое? Очень вкусное, пломбир!
- Пломбир, - медленно повторяю я, заходя на кухню. Беру ложечку, и начинаю медленно есть, зачерпывая белую холодную массу из вафельного стаканчика.
– А не находишь ли ты, Ромка, что мороженое почему-то очень напоминает лениво падающие с неба, огромные снежные хлопья, в самом начале зимы? Скажем, в декабре?
- Согласен. У нас в классе ребята еще называют их свинками, или белыми мухами. Если долго смотреть на падающий снег, начинаешь чувствовать себя таким легким…
- И свободным, - эхом повторяю я.
- Знаешь, мама, легкость и свобода – это, в принципе, одно и то же, - неторопливо заканчивая фиесту, изрекает мой сын…
«За недорого... Не чувствуете момента, коллега. За сохраненную репутацию!»
Москва, сентябрь, 2004 год.
Осенний сентябрьский лес был наполнен плавающими в воздухе паутинками, солнечными лучами, и запахами жарящихся шашлыков. Ромчик и Тоша бежали впереди, напоминая разыгравшихся волчат, то и дело сталкивая друг друга в гору еще теплых сухих лимонно-желтых листьев, и прячась за стволами деревьев. Как только мы с Настюшей начинали говорить, пытаясь обмозговать ситуацию, они тут же возвращались, и шли рядом, внимательно заглядывая в наши лица. Беспокойство прошедшего года оставило в их памяти рефлекс - наше с Настей желание поговорить тет-а-тет знаменовало наличие проблем.
Надо признаться, что и говорить нам особо не хотелось. Это был момент, при котором чувства переполняют настолько, что слова излишни и, как правило, не верны. Мы держались за руки, и не уложившееся еще в голове происшедшее заставляло меня бездумно улыбаться в пространство. Смущенно ловя себя на этом эйфорическом моменте, я оборачивался к Насте, и видел аналогичный взгляд и ту же улыбку. Мы были хороши. Ведь необходимо быть в отличной форме, чтобы адекватно реагировать, как на плохие, так и на хорошие новости. В противном случае, неподготовленность лишает человека возможности получать максимум ощущений, и создает слегка блаженное настроение, опасное в обоих случаях. И хотя изначально мы были в такой форме – время ее развалило.
Погуляв до момента, когда оба подростка еле волокли ноги, и хотели есть, пить и спать, мы вернулись домой. Мобильный телефон, оставленный по настоянию Насти дома, высказал возмущение набором сигналов, свидетельствующих о наличии, как минимум пяти сообщений.
Сообщений оказалось чуть больше – 11. Шесть от Малика. Три от НикНика. Два от вовремя подсуетившегося «источника». Малик хотел выяснить, куда ему подъезжать в понедельник. НикНик, невзирая на вчерашний пьяный дебош, устроенный в ресторане, по поводу «неравного распределения выручки», узнавал, как мое самочувствие, и позже, в личной беседе, сослался на полное отсутствие памяти после второй рюмки. Объяснив НикНику, что пьяные базары, по моей книге жизни, не являются предметом обсуждений, я проговорил распорядок на понедельник, и предложил остаться в офисе, пока я разберусь с Маликом. Но НикНик так просто не сдавался. Малику я перезвонил тут же, и назначил встречу возле банка, руководимого другом Телегина.«Источнику» я перезвонил на следующий день, и предложил встретиться во второй половине дня в понедельник. Однако «источник» чувствовал себя причастным к происшедшему, и скороговоркой сообщил, что дело требует незамедлительного внимания. Позвонив НикНику, я предложил ему поучаствовать во встрече с источником, т.к. все деловые переговоры по поводу «заработать» сделках, в которых мы были партнерами, с определенного момента курировал он – НикНик.
Сквозь кононаду головной боли, вероятно, результата продолжения «отпевания» возможности быстро и нелепо заработать, НикНик выпросил час на сборы, и через несколько часов мы сидели в той самой пиццерии, в которой я месяцев пять назад организовывал встречу с Подачаевым. Заказав зеленый чай и высказав свои соображения о громадной работе, проделанной всеми для достижения положительного исхода ситуации, «источник» внимательно посмотрел на меня. НикНик почуял возможность вернуть доверие и, не давая мне отреагировать, сказал:
- Крутились все, а дело сделал Давид. Никто не стал на его сторону при разговорах с Подачаевым, никто не пытался приблизить момент расчета. Все ждали, чего решит босс. Так не помогают, – и посмотрел на меня гордо.
- Боссу подсказывали, и довольно часто, - огрызнулся «источник».
- Друже, чем могу быть тебе полезен? Естественно, кроме вознаграждения, на которое не остается средств, после выплаты штрафов за столь затянувшийся расчет. Замечу, что вознаграждение было оговорено Телегиным, - напомнил я разговор месячной давности, окончательно испортив настроение «источнику».
Надо заметить, что я все это время удерживал Телегина и Верещагину от серьезного востребования с «источника» немалой суммы, за уже предоставленные фирмой Телегина услуги. До этого момента «источник» постоянно высказывал мне благодарность за содействие.
- Ладно, можно здорово заработать, - спонтанно перешел «источник» к плану «Б». Нужно проплатить за моего хорошего знакомого 3 миллиона, и через двадцать дней он вернет деньги + 10%. Кроме того, даст возможность, позже, участвовать в его деятельности - т.е. продавать кирпич.
- Мне очень льстит, что ты такого высокого мнения о моих финансовых возможностях, но... «смотрите выше», дружище.
И, распрощавшись, мы оставили «источник» допивать чай, сели в машину и поехали домой. По дороге НикНик попытался еще раз вернуться к теме вчерашнего конфликта, забытой, якобы, в пьяном угаре, дабы, скорее всего, еще раз выразить свое недовольство расчетом. Я вновь объяснил полное отсутствие желания говорить на эту тему, остановил машину возле его дома, высадил и напомнив о завтрашней встрече, поехал к себе.
Настя, по привычке переживавшая за исход каждой встречи, встретила меня взволнованно-вопросительным взглядом. Но, выслушав пересказ основных моментов встречи, расхохоталась, и пребывала в отличном состоянии до следующего утра... Утром, когда я собирался тихо ускользнуть из дома, Настюша меня горячо обняла, нежно и страстно поцеловала:
- Я очень горжусь тобой. Веди себя с ними, как ты вел всегда – на равных. Мне кажется, ты немного не собран. Соберись, и с Богом! Да, и не забудь расписку!
Это был момент. Взять расписку у Малика о получении передаваемой им Като суммы, для ее представления представителям инвесторов, в случае их обвинения в невозврате остатка инвестиций, пожалуй было сродни запросу о национальной принадлежности матери, сделанному Андропову лично. С другой стороны – мне необходим был документ, подтверждающий возврат средств. Поскольку Малик, по давней традиции, не вставал ранее 11 часов утра – встреча была назначена на 12:00. Это давала мне возможность заехать в офис и подготовить болванку расписки, в которую останется вписать имя отчество и фамилию. К одиннадцати часам я позвонил Малику, и подтвердил время встречи. Походя я осведомился о его ФИО.
- Это теперь зачем?
- Вставить в расписку о передаче средств. Мне надо отдать ее Подачаеву.
- Ты пиши, при расчете тебе все продиктую, – глухо пробурчал достойный человек.
-Лады, до встречи.
По дороге на встречу НикНик все разрабатывал какие-то свои варианты:
- Смотри, надо страховаться! Ты берешь расписку и идешь к Малику. Я в машине с деньгами. Он подписал. Ты мне звонишь, и я несу деньги. Не подписал – мы деньги не отдаем.
Я представил себе ситуацию, предложенную НикНиком. Реакцию Малика на мое появление без денег. Затем мой звонок НикНику и его рассказ о том, как при выходе из машины двое неизвестных вырвали у него из рук пакет, и скрылись. С того момента река моего доверительно-приятельского отношения к Нику начала мельчать и покрываться льдом. А после сдачи офиса, наши встречи носили сумбурно редкий и, в основном, пивной характер.
Оставив машину там, откуда не просматривалось место встречи, я взял пакет, и вышел из машины. Водитель Малика указал на дверь ресторана, расположенного рядом с банком, со словами:
- Вас ждут внутри.
За одним из столиков заведения сидел Малик. В отлично подогнанном по его спортивной фигуре костюме, новом ювелирном ансамбле, с двумя мобильными телефонами и ... очками. Мы обнялись - впервые. Как все-таки сближают деньги! Малик заказал 300 грамм “Hennessy”, несколько пирожных, и бутылку минералки.
- Иду в зал размяться, но ради такого случая – не вредно.
- Бесспорно.
- Чего ты про бумажку говорил?
Я еще раз объяснил суть дела, и Малик, достав паспорт, сказал:
- Пиши, но пацанам ни слова. Ты у меня «на уважухе канаешь».
- Нормалёк, - среагировал я, и внес в расписку данные.
В ресторане мы провели минут сорок. Малик делился со мной своими мыслями по вопросу:
- «... шакалов, замутивших всю байду», - попивал коньячок, внимательно следя за моей реакцией на спиртное. Затем, как бы вспомнив, прочитал расписку, рассчитался «за кефир», и предложил пройти в машину, где сказал водителю:
- Выйди, да! Мне тут надо посмотреть чего-то, - пересчитал деньги.
- Это умножить на это, теперь сколько бывает? – и, получив ответ, подписал расписку со словами:
- Я Тучкину дышал, что ты не кинешь. Я же тебя почуял.
Мы второй раз за час обнялись, и разъехались с миром.
В машине НикНику опять пришлось сесть за руль.
- Вот и выпил за недорого, - дал выход своим чувствам Ник.
- За недорого... Не чувствуете момента, коллега. За сохраненную репутацию!
Набрал телефон Насти, и сообщил, что предпоследний диалог в водевиле закончен.
Тарелочки я аккуратно собрал, и они, в виде заверенных копий документов, переданных Подачаеву, как и копия его расписки, хранятся теперь в папке в сейфе банка.
«... зачем мне новый друг? Уж лучше новый враг.
Враг новый может быть, а друг – он только старый»
Расул Гамзатов
Далее предстояло закончить водевиль, дав третий звонок, и провести финальные, и, как я очень надеялся, приятные сцены.
Телегин вернулся из отпуска в середине описываемой недели. Пампушка-Олюшка позвонила, и игриво предложила пообщаться с Петром Ивановичем, вернувшимся из дальних странствий. Я был рад возможности сообщить партнеру об успехах и неудачах нашего предприятия. Войдя в кабинет Телегина, я радостно пожал протянутую мне руку и, сделав глоток предложенного коньяка, поздравил Петра с частичной победой.
- А я думал, победили мы окончательно, - удивился Петр.
- Безусловно, но обстоятельства сложились так, что из взятых взаймы, у Верещагиной или у ее контакта, денег, я могу компенсировать только половину.
- Что так?
- Расходы превзошли все ожидания.
- Ладно, этот вопрос мы с Ларисой Васильевной решим.
«Все же есть в нем мужское начало» - приятно ласкала меня мысль о Петре. Не закатил истерику, взялся решить, но:
- Причем здесь Верещагина? В тяжелый для нас момент она подала нам руку помощи. Какое отношение имеет она к тому, как мы будем возвращать кредит?
- Это мой вопрос. Что будешь делать? Как жить?
- Привыкать к мысли о превратностях бытия, искать поприще приложения своей бесталанности, и жить регулярно, - его забота начинала меня злить.
- Ладно, послезавтра приезжает Лариса Васильевна. Давай продолжим разговор.
Послезавтра меня не было в Москве. Я появился лишь к концу недели, и сразу набрал Ларису.
- Я поняла – у нас проблемы, - жестко начала разговор Верещагина.
- У одного из нас, возможно, но не у всех.
- Когда увидимся?
- Через час устраивает?
- Отлично. Буду ждать в кабинете Телегина.
Ехал я до знакомого офиса минут сорок. Поднялся на нужный этаж, и вошел в нужный офис. Ольга посмотрела на меня и, пожав плечами, сказала:
- Все на месте.
Я вошел в офис, расчерченный молниями эмоций Верещагиной.
- Приветствую.
- Здоров, Давид.
- Здравствуйте, Давид Шалович.
- Лариса Васильевна, мы еще так недавно были на ты, - отшутился я.
- Да, Давид. Видишь ли, Петр сообщил мне, что ты не можешь покрыть свой долг. Меня просто начало знобить. У меня трое детей и двое внуков. Где мне взять деньги? И как ты собираешься рассчитываться?
- Во-первых, Ларисочка, я у тебя ничего не одалживал. Мы с Петром взяли в долг, для погашения наших с ним обязательств. Во-вторых, я не понимаю твоего волнения, вот моя половина долга, - с этими словами я достал причитающуюся с меня половину, - а с Петром мы уже все решили, и он обязался вернуть тебе вторую половину.
Откинувшись на спинку кресла, и сделав глоток кофе, Телегин, в ответ на вопросительный взгляд Верещагиной, изрек:
- Ну, я ничего определенного не обещал. Так, как вариант, возможное покрытие долга нами с Ларисой Васильевной, но это не определенное решение. Более того, твои расходы к нам не имеют отношения - зачем ты снял квартиру и перевез семью? Мы думали, ты снимешь угол, и будешь кататься домой и обратно.
- Э-э, партнер, ты будешь жить с семьей, получать удовольствие от внучки, в тяжелые для проекта минуты читать газеты, при этом участвовать в проекте на равных долях на принесенные мною деньги, а я – вести весь проект, снимать угол и кататься?! Значит так – я с тобой, Лариса, в расчете, а если с тобой не рассчитаются – позвони.
- Мои люди, - голосил Телегин, - могли забрать у Подачаева в два раза больше, но...
... но я уже не слышал. Я вышел из офиса, и никогда больше Телегина не видел, не слышал, и не хочу. Ларису я поздравляю со всеми праздниками, всегда с радостью, и с благодарностью за подданную вовремя руку. Лариса отвечает также радостно, и передает привет семье.
Вот, в принципе, и все, мой дорогой уставший читатель. Спасибо за внимание.
Вместо послесловия
Москва, 2004-2005 годы.
Как только ни пытались мы избавиться от воспоминаний о детище Падачаева, они вновь и вновь входили в наш дом, тем либо иным способом.
Октябрьским вечером Настя вытащила всех нас на детище Роджера Мура, «Фаренгейт 9/11». Особого желания вновь окунаться в однажды на собственной шкуре прочувствованное бытие, у меня не было, но просмотр фильма всей семьей – дело для меня святое. Благо, Настя прекрасно понимала мое состояние, и не мешала мне уходить в свои мысли – любимое занятие.
Неожиданно я почувствовал толчок – окаменевшая Настя указывала на экран, с которого на меня смотрел заплечный ранец, со вложенным внутрь, разработанным американской фирмой, средством спасения при пожарах в небоскребах. Ранец, точь-в-точь из наших плакатов - точно так же раскрывался, и выбрасывал парашютно-спасательное устройство, как должен был выбрасывать волан.
Учитывая, что фильм, как минимум, был создан год назад, мне стало неуютно и волнительно. Лицо обошедшего меня стороной фиаско выглянуло из своего далека, и дружелюбно подмигнуло. Действительно, теперь это были уже не мои проблемы...
Звонок Курсова раздался почти год спустя, в марте:
- Давид Шалович, не беспокоил Вас, т.к. не было новостей. Теперь они есть - сертификационные нормы утверждены вчера. Требования по Вашему волану занесены в них. Кстати, мои ребята сказали, что Вы то ли подали, то ли подаете на сертификацию – искренне рад. Вы добились своей цели.
Пришлось, опустив детали, и сославшись на статьи в Комсомолке и Известиях, рассказать Курсову историю добровольно-принудительной «продажи» проекта структурам мэра, и попросить его оказать им всяческую поддержку. Ведь это все-таки был, в какой-то степени, и мой проект.
Из дневника Насти
«А была ли в действительности вся эта история?» - задумчиво кручу в руках пластмассовый карандаш с тонким грифелем, закрывая последнюю страницу толстой тетради в а-ля сафьяновом переплете.
Между тем, в ворота Белокаменной струится, врывается весна, опьяняя вечноспешащих пешеходов свежими струями ветра.
Ритм нашей новой жизни ослепляет яркостью впечатлений, впереди, в радужной дымке, маячит прекрасное будущее – такое спокойное и необъяснимо уверенное в себе, словно и не было позади этих двух сумасшедших лет беспокойной столичной жизни…