Вера. Надежда. Любовь

Григорий Белый
 

 Ежегодные встречи выпускников 11-в класса 1966 года Луковской средней школы настолько стали популярны, что собирались и «вечерники» - закончившие вечернюю сменную школу рабочей молодежи, и «соклассники» - учившиеся в то время в параллельных классах, и «десятники», закончившие 10-и летнюю программу обучения. Этих встреч всегда ждали, к ним готовились и ни у кого не возникали сомнения об их ежегодности. Вот только дата проведения и место встречи определялись в основном двумя людьми, друзьями детства – Егором Световым и Тарасом Коловратным, этими балагурами, которых ни их положение, ни годы, ни звания не изменяли.

 Спортивного телосложения, не так уж и красавец, но достаточно привлекательный, симпатичный мужчина со слегка седеющей аккуратной прической и грустными карими глазами, Егор вернулся в родную Луковку холостяком, оставив по известным только ему одному причинам немаленькую семью – у него было трое детей. С явной неохотой он отвечал знакомым на расспросы о жизни в той семье, а когда заходила речь о детях, его глаза излучали не рисованную и душевную глубочайшую боль, которую он очень стеснялся показывать окружающим.
Может быть, это и было одной из основных причин его лихой удали или грустного взгляда в песнях, которые он хорошо умел петь, в стихах, где чаще проявлял свою эмоциональность и ранимую чувственную душу, в танцах. Или в его неугомонной энергии в организации и проведении встреч на любом уровне и в любом месте: то ли на квартире у соученика, то ли экспромтом на природе, то ли на запланированной «точке», какой последние годы являлся дом в деревне Ратыши. Эта небольшая, но уютная деревенька находилась в двух километрах от Луковки, где жили Валька и Лешка Жиловы – удивительно веселые, дружелюбные и гостеприимные одноклассники.

 Стимулятором и основным установителем даты проведения встреч был, конечно, Тарас. Ныне – москвич. Спортсмен - заслуженный мастер спорта, многократный чемпион России волейболу. За Тарасом, собственно, и была инициатива этих встреч, возвращающих ворчливых «мальчишек и девчонок», давно отметивших свои пятидесятилетние юбилеи, в их безоблачное, полное солнца и света детство.

 В основном встречи проходили в середине августа, в пору еще не начавшейся уборки урожая, но и зелени, и помидор с огурчиками «с грядки», и молодой картошки было уже вдоволь.

 Как-то в середине мая в доме Егорки раздался телефонный звонок. Зуммер на шесте, стоящем посреди двора (он был параллельно подключен к телефонному звонку) тревожно заныл, дав понять Егору, что кому-то он сейчас понадобился. Оставив огородные хлопоты, он смыл руки в бочке с дождевой водой и заспешил к дому.
 - Егор, сколько можно биться к тебе? – хриповатый голос Райки Стариковой в трубке застал Светова врасплох.
 - Привет, Раюха! Что у тебя там стряслось?
 - Горочка, скажи, ты мне друг или портянка? Только честно и быстро.
 - Друг, друг. Ну, что случилось? Опять тебя куда-то надо подвести, о то сыночек, Сережка твой, в отъезде. Угадал?
 - Ну, Сивый, ты как в водку глядишь, угадал! Слушай – приехала Верка, Тараскина сестра. Она у тетки своей остановилась, на Гоманова улице. Звонила мне, Жиловым, Райке Куницкой. Ты не ругайся, мы подумали, что неплохо было бы сделать репетицию встречи в Ратышах сегодня. Егорка, милый ты наш, давай хоть чуток оттянемся, до августа еще ого-го сколько, а огородные дела – никуда не денутся, – выпалила своей скороговоркой Райка.
 - Готовься. Буду у тебя через двадцать минут
 - Ты что? Смерти моей хочешь? Я тебе минут двадцать звонила. А девки ждут. Нужно к Куницкой Райке в военкомат заехать, Шкодник Толян ждет на Чапаева у хлебозавода, Саня Зубок сейчас в Луковке, у двоюродного на Краснофокинской, да и у меня нужно сумки с провиантом забрать. А Валюха Жилова уже ждет, картоху поставила. Сивенький, сволочь, не казни, чтоб через десять минут был у меня.
 - Ну вас к лешему, буду, - поняв бесполезность спора, буркнул Егор и положил трубку.

 Через минуту его старенький Форд-Сиерра отъехал от домика на окраине Луковки в сторону центра. Суббота, никаких срочных дел нет, да и с Лешкой давно не виделся, кстати, и Саню Зубка отблагодарить нужно, помог с определением в армию парня, сбивающегося с пути. Да и от Стариковой (девичья фамилия – Гришутина) не отвяжешься просто так.

 Не успел сам заметить, как подрулил к стоящему Шкоднику. Тощая фигура этого засушенного Геракла всегда излучала вопрос о происхождении жизни на Земле, а глаза которое десятилетие подряд продолжали ждать ответа. Анатолий в руке держал полиэтиленовый пакет с явно подготовленным для предстоящей встрече содержимым.

 - Присаживайся, подвезу, Клетка, - открывая дверцу, проворчал Егорка.
 - Привет, инфузория! – оскалил свои лошадиные зубы Толян, не скрывая радости встречи и искренне радуясь, что будет над кем подтрунивать.
 - Не стукай дверцей так, это же тебе не холодильник! Это же Форд! Сколько говорить можно? – начал заводиться Светлый, давая понять Толику, что не расположен к его шуткам и приколам.
 - Следу-у-у-щая остановка – микрорайон номер бэ-э-э-э.- скромно проныл голосом занудной кондукторши Толик и вопросительно посмотрел на Егора.
 - Вначале к Гришутиной Райке, потом – к военнкомату.
 - Молчу! Кстати Куницкая мне звонила, что будет ждать у своего подъезда.
 - Поправка к маршруту принята.

 Не продолжая разговора, Егор вывел машину на Советскую улицу и погнал к переезду, поглядывая на часы.
 К дому Гришутиной подъехали вовремя. Егор открыл багажник, строго прикрикнув в адрес Шкодника:
 - Сколько будешь там сидеть? Не заснул ли?

 Райка вышла, да нет, не вышла, а вылетела как смерч, на ходу что-то говоря, приветствуя вылезающего из машины Толика и целуя Егора. Обе руки у нее были заняты пакетами с провиантом. Одета она была в легкое сиреневое платьице с откровенным вырезом на груди. Егор взял у нее пакеты и его взгляд упал на ее ноги – она была в комнатных тапках. Райка спохватилась:

 - Ой! Оглумела совсем, старая! Люб! И ты молчишь, не могла подсказать бабушке, чтоб переобулась, – в сторону стоящей у двери девчонки прошумела Раюха.
 - Дядь Егор! Угомони ты ее, как только тетя Вера позвонила ей, у бабушки крыша стала ехать. Запорхала, божий одуванчик, защебетала, На всех ругается, что никому до ее дела нет, а ей бы не ехать к тете Вале, а полежать надо – давление сто шестьдесят на сто,- звонким голосом Любаша обратилась к Егору.
 - Рай! Ты что? Как чувствуешь себя?
 - Может хоть ты поймешь, что давление у меня от них подымается! Никакого сладу – хитро улыбаясь Райка смотрела в глаза Егору, надеясь найти у него поддержку.
 - Правильно говорил дед Матвей, что все беды от трех зол, - проворчал Егор, - от водки, денег и баб. Усаживайтесь, полосатые, пока не передумал. Поехали.

 Дизелек сердито, словно в поддержку хозяина, заворчал, выхлопнул из глушителя клубок сизого дыма и поехал под управлением насупившегося Егора в сторону микрорайона, где жила Куницкая Райка. Это все уже было по пути, поэтому на душе у Егора стало спокойней.
 - В график укладываюсь,- вслух подумал Егор и опять в его мыслях всплыли воспоминания о Вере Коловратной, стройной жгучей блондинки, которой он в том далеком детстве почему-то стеснялся, хотя в их доме, у Тараса, бывал всего два-три раза. Интересно, какой она стала? Как-то Тараска в одной из встреч рассказывал о том, что она защитила кандидатскую, в совершенстве владеет английским, работает заведующей кафедрой иняза Днепропетровского филиала Киевского университета. Добавил, что семейная жизнь не сложилась. Короче говоря, у Егора мысли завертелись вокруг Веры и нетерпение стало сказываться на скорости движения Форда.

 Куницкая сидела на лавочке у подъезда «китайской стены», как местные жители называли длинный пятиэтажный дом по Весенней улице, совсем рядом с центральным рынком. Кокетливо улыбаясь, она взглядом выкинула Толика с переднего сидения, спокойно уселась и командным голосом выстрелила:
 - Ну, что стоим? Чего ждем?

 Все дружно, как по команде засмеялись. Машина со всей компанией выехала со двора и направилась в сторону улицы Гомонова по центральной, имени Карла Маркса.

 Не обращая внимания на уже хохочущий в салоне машины неуправляемый коллектив, Егор, профессионально управляя послушной машиной, уже подъезжал к дому тети Ксени, где, по словам Райки Гришутиной должна была ждать Вера. Но ни Веры, ни тети Ксени дома не было. Соседка, внимательно отслеживая действия непонятно почему в столь раннее время веселой компании, поняла, что нужна «Ксенькина унучка» и выдала, что «ейная» пошла минут десять тому или полчаса «кудый-то с Брусакового дочкой».

 Все поняли, что по какой-то причине Валюшка Жилова была в этих краях и, чего и следовало ожидать, зашла к Вере. Скорее всего, они уже были в деревне.
Поблагодарив соседку тети Ксени, усевшись в машину с писком, перемешанным ворчанием Толика и щебетанием обеих Раек, Егор двинул в сторону Ратышей.
По объездной дороге, минуя частный сектор, проехали быстро. Остановились у Родькина магазина, где Егор часто брал хорошее красное сухое вино «Киндзмараули». Там же всегда были хорошие конфеты и зеленый чай «Китайский монах», которому Светлый отдавал предпочтение. Удовлетворившись покупками, Егорка включил зажигание и со словами Гулливера: «Вперед, рахиты, на Стамбул!» рванул по шоссе на Ратыши.

 Эта дорога всегда заставляла снижать скорость не потому, что была проселочной, а из-за возможности полюбоваться волнами поспевающей пшеницы. Наливающиеся колосья шептались звенящим нежным, едва уловимым звуком. Широта золотого необъятья кое-где украшали синие вспышки васильков. А запах! Такой запах мог быть только здесь, вблизи деревни с ее чистостью и любовью к земле-кормилице.

 А вот и дом на окраине Ратышей с громадным сараем для сена. Дом, где живут Валюшка с Лешкой. Подъезжая, Егор нажал на клаксон и долго не отпускал, вызвав бурю негодования у местных дворняжек.
Не успели выйти из машины и выгрузиться, как услышали нарочито недобрый голос Жилова:
 - Ездють тута всякии, потом галоши пропадають. Каво там нелегкая принисла, мать их за ногу?

 Из калитки показался вначале живот, а потом уже сам, хозяин. Как всегда – в трусах, без майки, босиком. На голове что-то похожее на бывшую в употреблении кепку с полуоторванным козырьком. А улыбка! Это надо видеть, какая у Лехи улыбка. Доброта струится сплошным потоком из его сине-серых глаз, губы растянуты так, что видны все его стройные белые зубы, морщинки похохатывают в такт с трясущимися складками на его животе. В этом весь Лешка Жилов.

 Следом за ним выбежали Валюшка и Вера. Выглянул с крыльца в переднике и с ножом в руке Санька Зубок. Девчата (а как их назвать?) стали обниматься, затрещали, запищали и, забыв о своих пакетах и, естественно, о сопровождающих мужиках, полезли в калитку.

 Толик молча, не торопясь собрал все пакеты из салона, Егор передал Лешке провианты, вытащенные из багажника.

 - Как она тебя ждала?!- сказал Леха полушутя-полусерьезно: - Спрашивала, в Луковке ли, да будешь ли? Ох, Сивый, допрыгался ты, видать.
 - Не мели, Емеля, не твоя неделя, - попытался отшутиться Егор. А самому в сердце что-то кольнуло да в душе отозвалось.

 Листая в памяти дни, прожитые на Украине, в зеленом Кременчуге, где широкий Днепр протекает через город, деля его на два района – Крюковский и Автозаводской, Егор наткнулся на волну чувств, возникающих у него в глубине души после сна, в котором не только виделись луковские кудрявые березовые рощи, отливающие янтарем сосновые боры, живописные зелено-золотые берега красавицы Десны и изумляющие своей добротой и девичьей наивностью деревни. Как же он соскучился по размеренной, без толчеи и специфичных городских скоростей и проблем городской жизни, когда время диктует своевременно выгнать на пастбище корову, проредить свеклу, прополоть чеснок, окучить картошку, перенести от лючка свежевыброшенный из стойла навоз… да еще успеть похлебку состряпать, рагу стушить, сварить компот да и… Ни минуты покоя. Все время в движении. Но без спешки, без суеты, с мудрым спокойствием и уверенностью в правильной последовательности всех совершаемых действий.

 Пройдя «на автопилоте» во двор, незаметно и для себя Егор присел на ступеньки крыльца, вытащил пачку «Явы», достал сигарету и смачно закурил. Никак не вязалась привезенная им хлопотня со спокойной последовательностью насыщенной деревенской жизни Жиловых.

 - Горуленька! Ты чего, миленький, заскучал? – пропела за его спиной хозяйка бархатистым голосом, глядя на Егора искрящимися счастливыми глазами.
 - Да вот, Валюша, решил курятинки отведать, - показывая на сигарету и стараясь скрыть свою задумчивость отреагировал он.
 - Что то ты смурной сегодня. Пойдем-ка в хату, а то Зубок с моим баламутом Толика совсем прижали. Да и тема у них старая: про то, как клетка какая-то делиться стала. Они еще в споре своем на твое мнение ссылались. Пойдем, Егорушка! – Валюшка ласково полуобняла Егора и прижалась своим сияющим лицом к его пробивающейся полуденной щетине.

 То ли неподдельная доброжелательность Валюшки и ее желание вывести его из ступора, то ли курить уже расхотелось, Егор стряхнул пепел, нашел под ступенькой пустую консервную банку, предусмотрительно им же оставленную в прошлый его приезд для окурков (кроме Егора никто не курил) и затушил сигарету.

 - Вперед, Валюха!

 Сняв в коридорчике туфли, Егор направился к полуоткрытой двери на кухню, где слышались вперемешку неуравновешенные голоса мужиков и запахи готовившихся к столу яств.

 - Пошел ты на хрен, Толян! Как она могла начать делиться? Как делиться? Разделилась и все тут! Так надо было ей! Ей так захотелось! – увидав в проеме двери заходившего Егора, раскрасневший Лешка сходу решил получить его мнение:
 - Егор, скажи, когда тебе чего-либо хочется, ты делаешь это? – голос Лехи почти перешел на фальцет, а хитро улыбающиеся глаза с нетерпением ожидали поддержки.
 - Не всегда, - без подготовки отчеканил Егор – считаю, что прежде чем что-либо делать, нужно подумать!
 - Вот слышишь, Шкодик, слышишь, что Горка говорит. А он у нас умный! Чтоб твоя клетка начала делиться сама, ей мозги надо иметь!!! А их у нее не-ту-ти!!! Вот она начала делиться и получился с этого ты, безмозглый!

 Мужики заржали так, что стекла в окнах стали позванивать, а Лешкин живот совсем вывалился из спадающих с его так называемой талии трусов. Испуганные этим громом женщины поспешили к кухне, а Анатолий без какой бы то ни было тени смущения и возмущения, как прокурор на слушании дела, подвел итог:

 - Дурак ты, Леха! Да и все вы тупые, глуманоиды какие-то! Как могла так распорядиться судьба, что свела меня с вами? Удивляюсь. И ты, Егор, туда же. Эх! – махнул безнадежно рукой – Пойду к девкам.
 - Валяй, Толян, они ни хрена в этом не соображают. Глуми им мозги, - скалясь, Лешка указал с поклоном в сторону двери в гостиную, где торчали уже в ожидании развязки хихикающие головы обеих Раек, Валюшкина, Веры и, увидав девчат, добавил, – Слушай, Толик! А ты в Одессе был?
 - Не, не приходилось.
 - Даю бесплатный совет, Толян! Езжай в Одессу, у них там на Дерибасовской есть привоз – это их центральный рынок. Так вот там тебе нужно купить петуха.
- На хрена мне петух нужен? – Толик вопросительно смотрел на продолжающего издеваться над ним Лешку.
 - Вот ему то ты и будешь морочить голову своей клеткой!
 - Придурок ты, Жилик! И как только Валька с тобой живет? – отпарировал Толик.
 - А регулярно! – под общий с примкнувшими женскими голосами хохот Валюшка выступила в проеме двери со скрещенными на ее авторитетной груди руками и добавила: - Мужики! Вы думаете угощать девочек или кому? Вся деревня давно уже похмеляется, а у нас ни в одном глазу.

 Как по команде Саня с Лешкой взяли блюда с салатами, Егор – с плиты снял громадную сковороду с шипящим мясом вперемешку с луком, морковью, петрушкой, Валюшка полотенцем укутала ручки кастрюли с приятно пахнущей укропом целиковой картошкой и вереница плавно стала перетекать в гостиную, где уже стоял длинный стол с расставленными приборами и ранее принесенными и разложенными разносолами Жиловых и Райки Гришутиной.

 Через минуты две-три за столом кипела работа по открытию бутылок и розливу их содержимого по рюмкам и бокалам.

 Взгляд Егора как бы случайно, без акцента, прошелся по сидящим за столом и отметил особую привлекательность Веры. Ему очень захотелось оказаться сидящим рядом с нею, заговорить на любую интересующую ее тему. Какая-то неведомая сила неумолимо притягивала его к ней, о чем он стеснялся даже сам перед собой.

 Лешка на правах хозяина взял слово. Говорить он умел, профессиональный тамада на всех праздниках и застольях: анекдоты, шутки, приколы из него сыпались как из рога изобилия.

 Чередовались тостующие. Встреча была великолепной. Были песни комсомольской молодости и старые отцовские. По просьбе Валюшки и Райки Гришутиной Егор прочел несколько своих свежих стихов, трогающих сентиментальных соучениц. Танцевали. Фотографировались. Шутили. Смеялись. Много говорили о себе, своих удачах, неудачах и планах на будущее.
Но не было еще такого вечера, такой встречи, которые бы не заканчивались.

 Загоняя машину в гараж, Егор вспомнил взгляд Веры, когда он привез ее к дому тети Ксени. Когда он, будто бы невзначай, пошутил:
 - У тебя взгляд, мне кажется, не веры, а надежды…
 - Надежда, Егорушка, всегда жива! – стрельнула глазами Вера и потупила взор.

 Может быть не нужно было ему так говорить?

 А время неумолимо продолжало срывать один за другим листки календаря.

 В серых буднях прошли недели, месяцы. 12 августа состоялась очередная встреча одноклассников. Прошла она как-то обыденно, без особых событий за исключением того, что на полке книг у Егора появился сборник свежих работ «Тицитлы», где в одноименной повести он одной из героинь дал имя любимой внучке Настеньке.

 Егор жил своей размеренной холостяцкой жизнью, продолжая увлеченно заниматься продолжением исследований тепломассопереноса с использованием кавитационных процессов, уверенно увеличивая коэффициент использования энергии от начальной в сто двадцать семь процентов до достигнутых в его опытах семистах. Иногда они перезванивались с Тарасом, чаще инициатором был Егор, особенно после удачно проведенных экспериментов или когда заканчивались финансовые средства. Исследования ведь он проводил за собственные деньги, а заработок составлял не очень большую сумму: пять-шесть тысяч рублей в месяц. Тарас часто помогал Егору, понимая его финансовую ограниченность и фанатичную преданность начатого диссертационной работой дела, за результаты которого он утвердительно получил научное звание старшего научного сотрудника, стал лауреатом престижных премий, автором более 50 научных трудов и изобретений. Работы Егора в свое время получили золото, серебро и бронзу ВДНХ СССР. Но самое главное – у Егора весь смысл жизни был заложен в передаче его опыта, знаний и преданности своему делу в надежные, чистые руки и трансформации достигнутого на благо родной земли.

 Эти руки он неустанно искал.

 Новый год встретил Егор в компании брата Виктора и его жены Танюшки. За праздничным столом вроде бы, между прочим, зашел разговор о быте Егора, о том, что ему необходимо иметь рядом с собой внимательную, заботливую женщину. Отшучиваясь, он вспоминал Веру, ее глаза, брови, заливистый смех. Однако эти воспоминания не мешали Егорке отбиваться:

 - Стар я в женихах ходить, да и нет времени на это!

 В одно из январских воскресений рано утром зазвонил протяжный звонок телефона.

 - Междугородка… Утром…. Что-то случилось! – мысли стали набирать скорость и Егор вскочил с дивана, сбросив простынь. – Слушаю вас!
 - Здравствуй, Егор! Удивлен? Это – Вера, сестра Тараса Коловратного. Я звоню из Днепропетровска, из дому. Буду краткой, чтобы ты меня понял. Хватит тебе искать журавля в небе, может достаточно будет иметь в руках синичку? Короче – приезжай ко мне, я очень буду тебя ждать. Меня не стеснишь – я уже закончила ремонт в своей трехкомнатной квартире, тебе предусмотрена комната, слышишь? У тебя уже есть собственный кабинет. Общем не выпендривайся, бери билет и приезжай. Целую. Жду. Вера.

 Сон сняло как рукой.

 На лбу – испарина.

 Как кадры киноленты проскочили в воспоминаниях Егора ситуации той встречи с участием Веры. Он был ошеломлен внезапностью звонка, скорости свалившегося сообщения и никак не мог придти в себя.

 Егор сидел как ошпаренный на своем диване и ничего не мог понять – сон или явь? Его раздумья прервались очередным звонком. Опять протяжный. Опять междугородний.
 - Вера, слушаю тебя!
 - Как ты догадался?
 - Так ведь ты мне не оставила ни своего телефона, ни адреса. Куда ехать? Как сообщить о приезде?
 - Извини, Егор, я переволновалась. Много думала о необходимости этого разговора и это мне стоило не одну ночь. Записывай мои координаты и, пожалуйста, не заставляй меня долго ждать.

 Под монотонный стук колес, говорят хорошо спать, но Егорке было явно не до сна. Из под пера его верной подруги – авторучки выводились строки очередного стихотворения:

 И вновь колеса стучат по рельсам,
 Мелькают столбы, поселки, леса.
 Я еду к тебе, моя милая Леся,
 Моя Василиса-подружка-краса.
 Простился я с ласковой, нежной березкой,
 Что белой невестой стоит у окна
 Родного мне дома. Хотя уже взрослый –
 Почудилось мне - вдруг сказала она:
 -Прощай, милый мой! Ты опять покидаешь
 Родные места, где родился и рос,
 Любовь где ты встретил. От мест уезжаешь,
 Где пролил немало росиночек-слез.
 Ну, что же, прощай, мой далекий и близкий,
 Одной мне привычно стоять. Я – одна
 Храню твою тайну. Ужели забыта
 В душе твоей, в сердце та тайна. Она
 Мне тело мое согревала в морозы,
 А в зной – легким ветром свежила меня…
 Скажи: ты ей предан? – спросила березка
 И ей рассказал я все-все… не тая…

 Незаметно для Егора пролетело время, а передумано было!

 Подъезжая к Днепропетровску он аккуратно свернул постельное белье, сдал проводнику, оделся, перекинул через плечо ремень своей сумки и вышел в тамбур. Впереди – Днепропетровск.
 - Что там, Егорушка? Что впереди? – вопросы роем крутились в его голове.
 
 По перрону Егор прошел к подземному переходу и вскоре стоял на Вокзальной площади. Пассажиры приехавшие, пассажиры отъезжающие, встречающие, провожающие. Автомашины, автобусы, троллейбусы, трамваи, станция метро. А вот
и тот трамвай, который доставит его на остановку «улица Серова».

 Егор закурил, став поодаль от остановки, чтобы не создавать неудобства подходившим пассажирам.

 - Нужно причесать мысли, привести их в порядок. – еле прошептал он.
 - Що Вы кажитэ? - спросила проходящая мимо Егора женщина, полагая, что произнесенное Егором относилось к ней.
 - Пробачте. То я про сэбе.- неуклюже, смущаясь он ответил ей, выбросил в стоящую рядом урну окурок и направился к подошедшему трамваю.

 Через четыре остановки Егор вышел. Вера в черном кожаном пальто стояла поодаль от остановки и, увидев Егора, с улыбкой шагнула навстречу. Скромно поцеловались.
 - Как доехал? Устал в дороге? – ее глаза светились каким-то неземным светом, излучали не вопросы к нему, а, скорее, ответы, - Я сегодня не работаю, представляешь – целый день свободна. Сейчас придем домой, примешь душ, я накормлю тебя чем-то вкусненьким, это пока секрет, потом отдохнешь и мы спланируем дальнейшее времяпровождение. Уговорила?
 - Вера, ты ведь знаешь, что тебе я не могу отказать, уговорила.

 Егор остановился перед пешеходным переходом, пропуская несколько идущих автомобилей и внимательно посмотрел на причину своего пребывания в Днепропетровске. Рядом с ним, прижавшись к его правому боку, стояла красивая, стройная и умная женщина, проявляющая активность в обретении им способности чувствовать, видеть незримые связи с прекрасным чувством любви, определиться со своим местом в собственной жизни. Да только за это она достойна не только уважения.

 Вот и зеленый глазок светофора разрешил дальнейшее перемещение немолодой, но привлекательной пары. Со стороны казалось, что супружеская чета неторопливо шествует домой после посещения магазинов и обсуждает какие-то свои насущные проблемы. Все это Егором воспринималось как в полусне и, что вполне может быть понятным, у него слегка кружилась голова.
 
 Повернули за угол квартала. Арка. Первый подъезд кирпичного пятиэтажного дома. Третий этаж. Первая дверь слева. Вера открыла дверь, зашла в квартиру и пропела:
 - Заходи, мы уже дома. Раздевайся, Егор, осматривайся, мне не мешай, – поколдую на кухне, соберу на стол и приглашу.

 Его попытка поухаживать за Верой - помочь снять пальто – не увенчалась успехом.
 - Не привыкла. Не надо. Сама, – и молча повесила свое пальто в шкаф.

 Смутившись ее действиям, Егор снял свою куртку, повесил ее в тот же шкаф и прошел в квартиру.
 - Я тебе сейчас все покажу, все расскажу, а потом перейдешь на самостоятельный режим. – Вера, увлекая его вглубь квартиры, рассказывала о комнатах, о содержимом их, о назначении. – А тут будешь дислоцироваться ты, дорогой. Так что располагайся, разбирай свою сумку и осваивайся.

 Егор не торопясь, как бы продумывая каждый свой шаг, разобрал сумку, переоделся в спортивный костюм, взял полотенце, несессер и отправился в ванную комнату, где была установлена душевая кабинка. Через десять-пятнадцать минут он, свежий, гладковыбритый, полный сил и энергии стоял перед Верой:
 - Готов оказать свои скромные услуги по подготовке стола.
 - Не лишай сейчас меня удовольствия, Егор. У тебя еще впереди будет достаточно времени для демонстрации своих кулинарных достижений.

 Для обеда – поздно, для ужина – рано, короче говоря, застолье по случаю приезда Егора затянулось с трех часов дня до полуночи. Говорили обо всем, вспоминая и детство, и школьные годы. Очень много воспоминаний было о встрече в Луковке, в Ратышах. Егору пришлось изрядно попотеть, чтобы рассказать любознательной собеседнице обо всех интересующих ее вопросах.

 Заметив слипающиеся от усталости глаза Егорки, она спохватилась:
 - Извини, заболтала я тебя. Сейчас постелю, - и спать. Только не исчезай, а то я сойду с ума. Ты ведь давно уже здесь живешь со мной, – она опустила глаза и вышла из-за стола, направившись в комнату Егора.

 Через пять минут Егор поднялся и пошел в предназначенную ему комнату. Сквозь шторы пробивался лунный свет. Он включил ночник, снял футболку, оголив свой мускулистый торс, взял необходимое для вечернего туалета. Почистив зубы и хорошенько прополоскав рот, чтобы отбить запахи прошедшего дня, он прошел обратно в комнату и отодвинул занавеску. Под яркой луной были видны заснеженные ветки стоящих перед домом высоких голых лип. Снег искрился веселым и в то же время умиротворенным светом. Егор взглянул на часы – было два ночи. Стоп! На календаре часов отчетливо стояла цифра четырнадцать. Сегодня настал праздник влюбленных, уже два часа Дня святого Валентина!

 Улыбаясь предстоящему дню, Егор достал свой походный блокнот, с которым ходил «и в строй, и в бой», присел перед ночником и стал выводить:

 Не уходи! Тебя я ждал…
 Как долог путь мой был к тебе?!
 Во тьме веков тебя искал…
 И благодарен я судьбе
 За то, что счастьем озарен –
 Да, жизнь мне кажется счастливой...
 Не уходи – ведь я влюблен,
 Сегодня же – День Валентина!

 Не смейся, выслушай меня!
 И пусть в ночи проснутся звуки,
 Что рождены не от огня,
 А сердцем, знавшим ада муки.
 Да, благодарен я судьбе,
 За то, что Боже к нам снискал…
 Как долог путь мой был к тебе?!
 Не уходи! Тебя я ждал…

 - Не уходи… Нет, она сказала: - Не исчезай! – завертелись в его памяти слова Веры.

 Он отложил блокнот. Стараясь без лишнего шума, потихоньку, подошел к уже спящему белокурому созданию. Ее локоны, освещаемые нежным лунным светом от окна, были слегка растрепаны, прядь чистого соломенного цвета лежала на щеке, ниспадая на красиво очерченные губы.

 Егор аккуратно, стараясь не беспокоить ее равномерное посапывание, поправил сползающий на прикроватный ковер край одеяла и повторил:
 - Не исчезай!…
 
2005



 Не понял.

 На открытие зимней охоты наша бригада приехала на стареньком Олеговом УАЗике. Приехала в угодья Красного Рога, богатого и зайцем, и косулей, и кабаном. Ленька Нихалев со своим шурьяком следом добирался на своей сверхпроходимой, как он ее любовно называл, «Паджере». У охотничьего домика, скромно стоящего на краю деревни, пестрая толпа шумно вывалилась и сразу стала обсуждать наболевший вопрос: бить или не бить?
 - Никаких разговоров быть не может. Один загон нужно сделать, - утверждал Сережка Левенец.
 - Согласен, - убедительно сказал Соколов Игорь, - время-то детское, одиннадцати еще нет. Оставим здесь Егора, пусть печку растапливает, хату прогревает, а сами – в лес.
 - А за прибытие благополучное? Вы что, страх потеряли, что ли? – возмущался неугомонный Нихалев, - хоть по соточке, а надо…
 - Давай так, Лень, по честному. Вот придем на место и перед тем, как стать на номера, бабахнем по сотке, – пытался убедить Олег.
На том и порешили. Без голосования.

 Занесли в домик вещи, сложили. Переэкипировались, кому было нужно, и по одному стали выходить во дворик, вытаптывать белое покрывало снега..
 - Егор, дров, смотрю, достаточно заготовлено. Может и баньку протопишь заодно? Попаримся в усладу перед застольем. А? - С заискиванием перед самым старым промямлил Женька Задовский.
 - Ладно, чешите отседова. Не травите душу. А то пойду с вами, хто сугрев организовывать будет? А ну, с глаз долой! – нарочито сердито ворчал Егор, желавший тоже поучаствовать в первой вылазке. Но кому-то нужно и быт организовывать. Да и привык он по-хозяйски, по-стариковски создавать даже при экстремальных условиях какой-то почти домашний, теплый уют.

 Один за другим, гуськом, по скрипучему, рассыпающемуся под ногами снегу охотники потопали в сторону леса. Идти километра два-три, до пересечения с узкоколейкой.
 Нехожено. Тропу прокладывает Бывалый. Так прозвали Задовского за его заумные советы по любому вопросу в любое время и на любую тему. Идет тяжело, пыхтит. За ним, покачиваясь со стороны в сторону, мельтешит Ленька. Следом иду я, а за мной Серега с Олегом Лопыловым, о чем-то переговариваясь. Игорь с Ленькиным шурином, придерживающим за поводок Ленькиного гончака, рванули вперед в другом направлении – то ли в разведку, то ли в загон. Собаку нужно было бы отпустить с поводка.
 Вот и длинная продолговатая поляна. По одну сторону - хвойный сосновый лес, на другой стороне, через ивовый хмызник отделяясь замерзшим ручьем, стоит дубовая роща.
 Женька молча, знаками стал расставлять нас на номера вдоль опушки сосняка. Метров через десять – пятнадцать от меня поставил Сергея. Это хорошо. С ним мне в охотку общаться, нормальный парень, простой и добрый. Да и покурить втихоря можно, если толку от простаивания нет. Не сдаст, потому что и сам не прочь перекурить.
 Стоим. Взглядом стал искать место, где можно присесть, не теряя из виду зону наблюдения. Нашел в двух метрах обсыпанный снегом ствол старой сосны, который еще не растерял уродливо торчащие остатки ветвей. Смахнул снег. Устроился. Лепота! И видно все, как на ладони. Вон, впереди маячит Серегина фигура, переминается с ноги на ногу. Сзади – Олег, прислонившийся к стволу сосны. Отлично!
 Как отдаленный раскат грома прогремел вдали одиночный выстрел. За ним – второй, третий. Ружье – на изготовке, предохранитель снят. Ловлю в прицел опушку и веду по своей зоне. Все тихо. После тех трех выстрелов такая громкая тишина… Ветра нет. Прошло в этой тишине с полчаса и вдруг:
 - Седой, можно с тобой посидеть?
 - Тьфу ты, нечистая! Серега, сволочь, разве можно так пугать? Подкрался и спрашиваешь. Присаживайся.
 - Давай курнем. Сдается мне, там Соколов с этим хмырем что-то уложили. Если бы на нас зверя вывели, давно уже бы проявился. А то тихо!
 - Ну, давай.
 Я достал свою легкую «Яву» в твердой упаковке, вытащил сигарету. Прикурить не успел. Так с незажженной во рту и продолжал сидеть, наблюдая красоту спокойно, но важно ступающей косули с двумя рыжеватыми, с рядами желтых пятен вдоль туловища, детками, не отстающими от матери. У обоих козлят уже видны покрытые бархатистой кожей рожки. Серега сидел тоже, как завороженный. Более того, ни косуля, ни ее козлята не слышали нас, сидящих с подветренной стороны, тем более, что ветра-то и не было. А вот мне довелось в абсолютной тишине полуденного прилесья слушать попискивание козлят и то ли пофыркивание, то ли поревывание косули. Так близко наблюдать подобное мне никогда не приходилось.
 Как выстрел, в стороне хрустнула ветка. В прыжке исчезла и косуля, и ее деточки.
 - Вы чего расселись? – баском вернул нас в обычное состояние подошедший Олег.
 - Что мы сейчас видели, Олежек! Минут пять наблюдали косульку с двумя козлятками. Какая прелесть! – выдал Сергей.
 - Врешь, Серега.
 - Иди, посмотри на следы, Фома неверующий. Да не там, левее, ближе к сосенкам, - попытался я откорректировать Олега.
 - Что вы там воркуете? – дал знать о себе подходящий Женька.
 - Да вот мужики косулей любоваться приехали. Ох-от-нич-ки! – с издевкой съязвил Олег, любивший «приколоться».
 Женька быстро отреагировал, угадывая место предполагаемого выхода косули.
 - Да она не одна была, - вглядываясь в следы, громко заключил он, - два козленка с ней. А чего не стреляли? Тут же восемь метров от вас, мужики!
 - Ох-от-нич-ки! – в тон Женки продолжал «прикалываться» Олег.
 - Да ты что? Очумел? Во-первых, мы такой красоты еще не видывали. Во-вторых, Жень, это были, как ты сам сумел убедиться, мать с двумя детками. И что, нужно было их расстреливать?
 - Не понял.
 - Кончай наезжать, Жека, - начал успокаивать Задовского Серега, - у тебя что, поднялась бы рука на них?
 - Да вы что, на экскурсию в зоопарк приехали или на охоту? – с какой-то озлобленностью Женька не хотел униматься.
 - Считай, что на экскурсию. Только не в зоопарк, а домой, к себе домой. И ты знаешь, я рад, что они успели уйти в лес. Искренне рад!
 - Не понял.
 - Жень, не поймешь ты, видимо, никогда, что в лес заходить пора бы научится не потребителем, а быть рачительным хозяином, - сказал подошедший Игорь, - иди-ка лучше, помоги Володьке - двух козлов мы с ним завалили.
 - Не понял… – промямлил скомкано Женька и, пригнувшись, как от удара по шее, побрел в сторону, откуда появился Игорь.
 - Ни хрена он не понял, - глядя ему вслед, в один голос сказали мы с Серегой.

2005