***
С трудом оторвав взгляд от чужой рукописи, накорябанной наспех неразборчивым почерком, Станислава пошла открывать дверь. Звонок почему-то испугал ее, заныла душа в нехорошем предчувствии.
На пороге стоял сияющий Никита.
- Мальчик мой, ты откуда? Неужели сбежал из лагеря? Там было так плохо? Или просто соскучился? – вопросы сыпались горохом, но Никита еще лучезарнее улыбнулся, обнял мать, поцеловал в теплую щеку.
- Здравствуй, мамочка. Я действительно очень соскучился. И еще у меня очень хорошие новости. Надо поговорить, - по-взрослому добавил он и прошел на кухню, старательно подражая походке Максима. Походке сильного, уверенного в себе мужчины. А сейчас ему очень надо выглядеть сильным и взрослым, ведь он собирается нанести очень болезненный удар. Мальчик прекрасно осознает, насколько обидным для матери окажется то, что он сейчас скажет и сделает. Но он еще в том возрасте, когда, при кажущейся взрослости, в подростках еще жив детский эгоизм, а до понимания переживаний остальных его душа еще не доросла.
- Что случилось? Ты заболел? – но тут она, наконец, поняла, что он сказал, от необоснованного страха засосало под ложечкой, - какие хорошие новости?
- Мам, ты только не волнуйся, из лагеря меня привез отец. Он договорился с Валентиной Ивановной, она отпустила, все нормально.
- Какой отец? Что ты говоришь? – и вдруг ее озарила невероятная догадка. – М… Максим? – с трудом выговорила родное имя.
- Мам, перестань, откуда возьмется Максим, - «Совсем поехала», - Старостенко, Николай Львович. Мой родной биологический отец, - мальчику хотелось блеснуть услышанным когда-то термином, - это и есть моя хорошая новость. Правда, замечательно?
- Но откуда… Как ты… У нас нет ничего общего с этим человеком. – Наконец, она набралась твердости и повторила: - Что бы ты себе там ни напридумывал, никакой Николай Львович не имеет к тебе никакого отношения. Да что, в конце концов, происходит?
- Мамочка, не волнуйся только, я тебе все расскажу. Он мне сам сказал. И что у вас была любовь, когда вы были молодыми, и что он мой отец. Понимаешь, он все эти годы нас искал. Но он не знал, в какой город ты переехала, он тебя очень любил и хотел жениться, чтоб вместе воспитывать ребенка, то есть меня. А ты как сквозь землю провалилась. Он уже думал, что ты замуж вышла и фамилию сменила. А тут случай помог. Он коммерсант, понимаешь, поставки какие-то в наш лагерь, и все такое. С директрисой разговорился, а она ему возьми да и скажи, что, мол, вон мальчик побежал, Чуприн Никита, очень способный, подающий надежды, и все такое… А он как фамилию услышал, аж подкинуло его, на меня посмотрел, и все ему ясно стало. Я ж на него, как две капли, похож, когда он в моем возрасте был. Ну, он выцепил меня на прогулке, и стал рассказывать, я сначала не поверил. Ты ж говорила, что он помер. Но потом я понял, ты от обиды так говорила, что он тогда при всех не признался. Он мне все объяснил. Его б тогда из школы поперли с волчьим билетом, никуда б больше не взяли, еще судить могли за растление малолетних, - на голубом глазу самозабвенно нес совершенную ахинею Никита, стараясь выпустить из себя тщательно продуманный вплоть до пауз монолог как можно быстрее, не давая матери вставить ни слова, ни междометия. – А потом он раскаялся, искать меня начал, чтоб, значит, вину свою загладить по мере возможности, но лет много прошло, он знал, что ты его не простишь, а со мной контакт наладить ему всегда хотелось. И вот ему такой шанс представился. Мам, он такой счастливый, ну давай, не будем его обламывать, а? Хоть, конечно, он и гад по отношению к тебе. – Наконец-то речь, достойная лучших ораторов, была завершена.
- Никита, ты говоришь, он тебя привез… Где он сам?
- Под подъездом меня ждет, войти стесняется. Говорит, ты его прогонишь…
- Что он там делает? Не надо ему входить… Зачем это он тебя ждет? – Станислава так растерялась, что никак не могла собраться с мыслями.
- В том-то и дело! Он меня пригласил к себе в гости, чтоб мы могли с ним хорошенько познакомиться. Может, он нам еще и деньгами помогать станет.
- Никита, ты большой, ты поймешь. Послушай. Он отказался от меня, когда тебя еще не было. Он отказался тогда и от тебя. Он нам не нужен. Нам ничего от него не нужно. Он чужой нам. Понимаешь? И если ты сейчас к нему пойдешь, это будет предательством по отношению ко мне.
- Нет, это ты не понимаешь. Это ты меня послушай. – Никита впервые заговорил с матерью в таком тоне. Обычно ему без труда удавалось при ней выглядеть послушным почтительным сыном, каким она хотела его видеть. Но сейчас мираж прекрасной жизни, забрезживший перед его мысленным взором, из-за упрямства матери грозил развеяться. И он не сдержался, дал волю эмоциям. – Ты думаешь, мне нравится так жить? «Щи да каша – пища наша»! У всех пацанов все, чего хотят, есть. А у меня – ничего! У меня даже джинсов приличных нет, все в самых дешевых бегаю. А рубахи из секонда вонючие, думаешь, приятно носить? Ну, нашел меня отец, ну помочь жаждет в устройстве моей жизни, так нет, я должен отказаться, потому что маменька против. – Станислава смотрела на сына и не узнавала. Чужой, злой, неприятный мальчик нервно ходил перед ней по кухне, выкрикивая обидные слова. С глаз как будто спала пелена, она увидела его таким, каким он был на самом деле. А Никита, не замечая прозрения матери, безжалостно продолжал: - Он коммерсант, понимаешь. В том городе, откуда ты сбежала, у него целых два универсама! Он мне сам рассказывал. И еще газета, издательство. Небольшое, правда. Он говорил, маленький информационный листок и вкладыш с программкой и анонсами фильмов. Дешевый. Понимаешь? Маленькая дешевая газетка с программкой! Да ее все там покупают! Он деньги лопатой гребет! И семьи у него нет, детей, кроме меня! Так почему бы ему на меня не потратиться? Родная кровь все-таки! Я так старался, а ты все испортишь! – Тут он увидел, что Станислава готова разрыдаться. – Мам, ну что ты, - совсем, как когда-то Максим, протянул он, спохватившись, - как на войну меня провожаешь? Ведь не навсегда же я к нему уеду, ну, погощу недельку-две. Наведу мосты с родственничком, и приеду. Он мне еще пригодится. Что меня за будущее без него ожидает? Институты все платные, медаль золотую тоже не получу, за нее преподам кучу денег вытаскать надо, подарки всякие, мне старшие пацаны рассказывали. Как Максим, на заработки на Север, лес валить? Еще пришибут где-нибудь на полустанке. А так… Может, Николай Львович поможет, в институт поступлю, какой хочешь, человеком стану, тебе на старости лет помощь будет. А сейчас не обижайся, поеду я, задержался, долго ждет уже…
Выйдя из дому, Никита отбросил все плохие мысли. Переживет. Еще радоваться будет, что сын в жизни устроился. Подошел к «Вольво», с гордым видом сел рядом с водителем. На вопросительный взгляд Старостенко сказал:
- Отпустила. Поехали.
Обескураженная, морально раздавленная, несчастная, Станислава еще долго сидела за кухонным столом неподвижно, уронив голову на руки. Откуда в нем это? Ведь они с Максимом так старались, чтоб мальчик рос добрым, честным и совестливым… Она простила его в ту же секунду, что и обиделась. И полностью приняла всю вину за его поведение на себя.
«Что, ну что я упустила в его воспитании? Я сама во всем виновата, нужно было больше уделять мальчику внимания. Нужно было чаще с ним разговаривать, почему я не удосужилась раньше заметить, как ему трудно?»
А еще ей подумалось, что недостаточно много работала, чтобы предоставить мальчику все необходимое в его возрасте. Что все правильно, это она виновата, что у ребенка так много нереализованных желаний.
Накатила такая тоска от безысходности, что впору волчицей выть. Или биться головой о стену… Вся прежняя жизнь показалась пустой и безрадостной. Ее Никитка, ее свет в окошке, померк. В нем заключался смысл всей ее жизни, и теперь этот смысл казался ей потерянным.
«Устала… От всего этого… Господи, голова раскалывается. Ну что же я такая нерадивая?!! Даже собственному сыну кажусь никчемной неудачницей, даже ему я теперь не нужна. Богатый папочка! А где был этот папочка, когда у нас даже щей и каши не было? А теперь вот, пожалуйста, пальцем поманил – и я стала не нужна… Все близкие меня бросают… Папа… мама… Максим… Умерли! А я? Для чего осталась я?!! Если теперь я даже сама себе не нужна! Хочу умереть… Не хочу больше так жить! Мне тоже надоела нищета, я устала от такой жизни! Устала, хочу спать. Вечно…»
Станислава тяжело поднялась со стула, потухшим взглядом обвела кухню, тупо уставилась на верхнюю дверцу пенала. Протянула руку, дверца, открываясь, жалобно заскрипела, словно не хотела, чтоб ее трогали. Взяла коробочку из-под печенья, служившую в этом доме аптечкой, высыпала ее содержимое на стол. Доставая все лекарства без разбору, принялась методично потрошить конвалютки. Вскоре на столе образовалась довольно большая горка разноцветных разнокалиберных таблеток. «Надеюсь, этот хватит» - подумала Станислава, бросая пустую коробку в мусорное ведро.
Выбрала стакан побольше, подошла к крану, набрала воды. В этот момент щелкнула задвижка в туалете, послышался звук открываемой двери. Тихий стук чего-то маленького о фаянс. Станислава обернулась на звук, ничего не увидела. «Сквозняк, или нет… А впрочем, какая теперь разница? Для меня больше ничего не имеет значения… Самоубийцы обычно оставляют записки… Некому мне оставлять… Никому ничего обо мне неинтересно, даже не заметит никто… Дверь нужно отпереть, а то не смогут войти… Какая разница! Ничего не нужно…»
Стол был пуст. От целой горы медикаментов не осталось и следа. «Что случилось? Где все?» Стася для пущей верности даже пошарила рукой, заглянула под стол. Ничего. Вынула выброшенную коробку, осмотрела. Тоже пусто. А почему открыта дверь в туалет? Прошла, на пороге остановилась как вкопанная. В унитазе, растворяясь в воде, плавали остатки таблеток.
Вдруг она ощутила железную хватку на плечах, ее затрясло. Голова безвольно болталась из стороны в сторону. Встряска закончилась так же внезапно, как и началась. Потом - резкая боль на щеках, будто кто-то ее хлестал, звон в ушах и крик: «Не смей! Слышишь?!! Не смей!!!»
Долго еще эхо гуляло по квартире, грохотала вода в трубах, скрипели двери, дребезжала посуда в шкафчике, шептали страницы раскрытой книги: «Я буду с тобой… Я вернусь…»
***
Лариса рассматривала незваную гостью. Она уже ей успела надоесть. «Вот мокрая курица!» Женщина, сидевшая за столом в ее кухне, выглядела просто плачевно. Отечное лицо, круги под глазами, редкие короткие волосы тоскливо свисали на уши. Маленькие, красные от слез глазки с коротенькими бесцветными ресничками смотрели на нее с надеждой и слепой верой в ее, Ларисино могущество.
- Ларочка, помогите, пожалуйста, вы ведь юрист, что вам стоит?
- Ну что вы, Зоя Петровна, я же юрист-хозяйственник. И в уголовных делах абсолютно ничего не смыслю. Так, мелочь, что помню из института. Чем я могу вам помочь? Тут адвокат нужен.
- Вот я и говорю, посоветуйте, к кому обратиться, познакомьте. Вы ж их всех знаете. Скажите, что я ваша знакомая, чтоб отнесся с пониманием. И чтоб взял не очень дорого, а то, я слыхала, денег прорву вытянут, а помочь – не помогут… - «Ну, милая, много ты от меня хочешь! Тетенька, дайте воды напиться, а то так кушать хочется, что и переночевать негде, - с раздражением подумала Лариса, - Может, найти тебе корифея, который за бесплатно наизнанку вывернется? Так я не волшебник… И Плевако среди моих знакомых не водится. Разве что Санечка…» - а вслух спросила:
- А почему только сейчас к адвокату кинулись, когда суд уже на носу? Сразу нужно, как только задержали. Сейчас все намного сложней. Следствие ведь работало на обвинение, и оно прошло без участия адвоката. А сейчас у него остается слишком мало времени даже на ознакомление с делом, тем меньше шансов квалифицировано помочь вашему мужу.
- Да вот, у мужа двоюродной сестры брата кум в районе помощником прокурора работает, я к нему советоваться ездила, он говорил, не надо зря деньги выбрасывать, все равно все ясно. Ленька признание написал, покаялся. Не советовал адвоката нанимать, одним словом. А тетка Ленькина говорит, что надо, мол, без адвоката и все пятнадцать влепить могут, правда, говорят, у нас уже и пожизненно дают, как в Америке. А с адвокатом, может, хоть меньше дадут… Или, вообще, может, скажет судье, что он невменяемый был, так хоть в больницу попадет, все ж не тюрьма… Передачки возить буду, гостинцы… - размечталась женщина.
- Да уж, знающие родственники – хуже керосину… Вот что. Ступайте-ка вы к Сан Санычу. – Лариса вырвала страничку из блокнота, принялась писать цифры. - Я вот вам телефончик нацарапала, адресок. Он сейчас в бывшей гостинице принимает, на втором этаже. Может, он вам покажется слишком молодым и несолидным – внешность обманчива. Очень грамотный адвокат, лет пятнадцать уже работает. – Жена Леонида преданными глазами смотрела в рот, затаив дыхание. – Он такой, если делом забеременеет, ни есть, ни спать не будет, пока до ума не доведет. А насчет денег… Не рвач. Одна моя знакомая, еще на заре его деятельности, попала к нему в подзащитные. Случайно. Тогда еще адвокат мог участвовать в деле по назначению. Это когда родственники не платят, а без защитника в деле нельзя, так суд сам назначал адвоката, государство ему какой-то оклад платило, там копейки набегали.
Так вот, моя знакомая, когда стала замечать, что бабий век уплывает, завела себе молоденького. Пожилые мужики заводят себе юных содержанок для поддержания тонуса, а она нашла себе студента, вышла за него замуж. Ясно ведь, что не ее обвислые прелести его привлекали. Юноша ей дорого обходился, а удержать его очень хотелось. Должность у нее была такая, что, при известной ловкости, можно было хорошие деньги воровать. Пару лет прожила в свое и его удовольствие, альфонсика своего как сыр в масле катала, любые прихоти удовлетворяла. Но, сколько веревочке ни виться…
Короче, инкриминировали ей восемьдесят шестую прим. Вы не знаете, это хищение государственного имущества в особо крупных размерах. Как раз перед тем по этой статье расстрел отменили. Все равно женщине грозило от десяти до пятнадцати с конфискацией.
Родственников у нее не было, а муженек вывез вещички к матери, почти одни голые стены оставил, а вот адвоката поискать и не подумал. Представляете? Она ради него на подрасстрельное преступление пошла! Кто ж тогда знал, что смертную кару по этой статье отменят… А он и не почесался, чтоб помочь той, которая его так любила…
Но моей знакомой повезло, назначили Сан Саныча, тогда еще совсем молоденького Сашу. Парень оказался просто гением. Ночами сидел над обвинительным заключением и счетами, но доказал, что действительно похищенная сумма во много раз меньше. Собрал характеристики – она просто ангел во плоти. Добился переквалификации на восемьдесят первую, часть четвертую. А там уже совсем иной коленкор. От пяти до пятнадцати. Дали ей шесть лет, а через три с половиной года она уже и на волю вышла. Вот так. Теперь – удачливый частный предприниматель, капиталец сколотила, процветает. Так что не думайте долго, бегите прямо завтра к Сан Санычу, если он не поможет, то уж и не знаю, кто…
Стараясь поскорее отделаться от гостьи, Лариса буквально выпихивала ее из двери:
- Ну, всего хорошего. Надеюсь, Вы не станете затягивать с визитом к адвокату.
- Ой, спасибо вам, Ларочка, - подобострастно расшаркивалась у порога Зоя Петровна, - вот завтра же с утра и побегу.
- До свидания, - хозяйка нетерпеливо потянула к себе дверь, избавиться от посетительницы в ближайшие полгода не представлялось возможным, но тут на лестнице возник Шухардин. Зоя, увидев его, поспешно нырнула вниз по ступенькам, слышно было лишь торопливое шарканье старых тапок. Входная дверь, наконец, скрипнула, надоедливая баба ушла. «Слава Богу!» - вздохнула Лариса.
- Привет, спаситель. Заходи, кофе угощу, - проворковала она, по привычке приосаниваясь при мужчине.
- С удовольствием. А кто это?
- Да так. Просительница. – Ей не хотелось рассказывать Дмитрию о разговоре с женой убийцы соседа. Провела гостя в кухню, включила чайник. - Тебе с коньяком, или как?
- Или как. А молока у тебя нет? Обожаю кофе с молоком. И с кексом.
- Кекса нет, есть рулет магазинный и печенье, годится?
- Годится. – Дмитрий сидел, расслабившись, с улыбкой наблюдал за грациозными движениями хозяйки, и явно чувствовал себя как дома. – Хорошо у тебя, уютно. Так бы, кажется, целую вечность просидел бы.
- А девушка твоя не приревнует?
- Маргарита? – Представив себе беснующуюся от ревности Марго, Шухардин весело рассмеялся. – Нет. Отчего человек ревнует? Из недоверия к партнеру? Нет. От неуверенности в себе, оттого, что он сомневается, что его можно любить. Марго же уверена в том, что она – само совершенство, поэтому не воспринимает никого в качестве альтернативы себе, любимой. Удивительно цельная натура и яркая личность. Знает себе цену, поэтому спит спокойно.
- Я ей уже даже завидую. Сыр будешь? А я бы с удовольствием закурила, кофе хорош под сигаретку. – Ларисе слегка досадно стало, что сосед с таким удовольствием вспомнил о подруге. В конце концов, ко мне зашел, обо мне и говори. Дмитрий, словно прочитав ее мысли, прикоснулся к ее пальцам:
- Какие у тебя руки красивые… Сразу видно артистическую натуру. Пальцы длинные, ногти продолговатые… Такие руки нужно холить и лелеять. Ты домработницу сменила? Тимофеевна уехала, а ты помоложе нашла?
- Кого? А-а-а, нет, это подруга моя. Просто мне нужно было срочно уехать, я ее и попросила. Стаська, спасибо, не отказала, - заметила ироничный взгляд Шухардина, вспыхнула: - Что так смотришь? Никакая она не домработница. Говорю же, подруга. Если бы ей нужна была помощь, я бы тоже кинулась на выручку, и полы бы мыла, и готовила бы. А зачем еще друзья нужны, как не помогать друг другу?
- Что ты кипятишься? Ты так много об этом говоришь, что можно подумать, будто ты комплексуешь на этой почве. Или не делай, или не стесняйся того, что делаешь. – Дмитрий почувствовал, что у собеседницы быстро портится настроение. – Кофе у тебя замечательный. Или, по новым правилам, замечательное? Не в курсе? – Раздался звонок, Лариса метнулась открывать. Из прихожей донеслось радостное:
- Стаська! Вот молодец, что пришла! Какими судьбами? Проходи, с соседом познакомлю.
***
Станислава увидела Шухардина, восседавшего на стуле как на троне, и с трудом подавила в себе желание сбежать. Озадачивало притворное удивление приятельницы, ведь они договаривались о сегодняшней встрече. Лариска с преувеличенной заботой усадила ее за стол, ухаживала, как за дорогой гостьей и изо всех сил весело щебетала, как бы заполняя неловкую паузу. «С чего это она? Может, как раз обо мне говорили? Да вроде нечего им обо мне разговаривать…»
- Тебе черный или с молоком?
- Спасибо, мне лучше воды.
- Небось, всю дорогу мечтала напиться? Жара какая… У меня в холодильнике «Миргородская», сейчас, дорогая, – подруга метнулась по кухне, через секунду перед Стасей стоял огромный запотевший стакан с шипящей водой. – Попробуй рулетик, у меня мороженое есть, хочешь? – Чтобы не выглядеть совсем уж букой, Станислава кивнула. Пластиковая емкость с пломбиром и ягодами материализовалась мгновенно, как бы сама собой. Лариска, наконец, оставила ее в покое и переключилась на Шухардина:
- Дим, ты ведь у нас хирург? Поделись воспоминаниями, какая из тех вещей, что зашил по рассеянности в чужих внутренностях, была самой ценной?
- Наговариваете, матушка. Я товарищ педантичный, тщательно по списку пересчитываю каждый раз инструменты. – Дмитрий лукаво покосился на Станиславу, приподнял бровь, как бы прикидывая, способна ли та оценить его остроумие. Видимо, решил, что все возможно в этом мире и… неожиданно подмигнул ей. «Краснеет! Господи, какая прелесть! Мышка смущена!», - и продолжил, переведя довольный взгляд на соседку: - Ну, разве что любимый белый рояль… Вместе со случайно зашедшей санитаркой зашил, грыжу оперировал… Так это можно и не считать, мелочи. Санитарку новую наняли, а у меня еще флейта осталась. – Наконец-то неловкость, зависшая в воздухе, рассеялась. Лариса весело расхохоталась. Может, слегка неискренне, как показалось Стасе, но настолько заразительно, что она и сама не удержалась и прыснула в ладошку. Подруга же старалась, как могла. Блестела глазами, сверкала зубами, демонстрировала безупречную (это в ее-то возрасте!) шею и, якобы невзначай, чуть-чуть наклонялась к гостю, чтобы ему было лучше видно, насколько хороша ее грудь.
- Нет, ну каков мужик, а! Я на него рефлексирую, как собака Павлова – обильное слюноотделение и жуткое желание вилять хвостиком, преданно заглядывая в глаза, - делилась впечатлениями Лариса после ухода Дмитрия. – Я представляю, как в его дежурство медсестричкам работается. Наверное, влюблены все поголовно.
- Отрицательное обаяние… - задумчиво произнесла Стася.
- Почему это отрицательное? Самое что ни на есть нормальное мужское. Ах, я и забыла, нам же дьявольщина мерещится! Мужика тебе, Стаська, надо, вот что я скажу.
- Да ну тебя. Глаза у него странные. Глянет – аж мурашки по коже…
- А я тебе о чем! Флюиды! – Лариса, смешно округлив глаза, многозначительно подняла указательный палец с аккуратным ярко-красным ноготком. – Впрочем, для тебя этот тип мужчины слишком ярок, шокирует.
Станислава встала, принялась убирать со стола, мыть посуду. Хозяйка дома затихла, погрузившись в какие-то, одной ей ведомые, раздумья. Тихонько барабанила пальцами по столу, щурилась, как сытая кошка. И вдруг выдала:
- Есть у меня один знакомый… Я думаю, он мог бы тебя заинтересовать.
***
Старый продавленный диван в ординаторской скрипел немилосердно, за стеной, в палате на двенадцать коек, кто-то охнул и застонал во сне.
«Нет, я так не могу!» - Дмитрий отстранился от Ирочки, молоденькой шустрой медсестры с остреньким носиком и живыми карими глазками. Почему-то сегодня даже ее юная прелесть не вызывала в нем обычного оживления.
- Иди, Ирочка, на сегодня сеанс окончен. Спасибо, просто я сегодня что-то не в форме. – «Марго, махровая эгоистка, не оставила во мне сил для других женщин», - пошутил про себя Шухардин, набрасывая на голые плечи медсестрички ее куцый халатик. - Проверь температуру у Редько. Да, загляни еще в четырнадцатую, что там Стеценко. – Девушка на него удивленно посмотрела, но промолчала. Именно это больше всего нравилось в ней Дмитрию – немногословность и готовность по первому зову прийти… и уйти сразу же, когда почувствует, что надоела. Зато отдавалась каждый раз так, будто это – в последний раз в жизни, словно завтра – конец света и пустота, и сегодня нужно успеть насладиться близостью с мужчиной, каждым глотком истекающего существования.
Шухардин никогда не задумывался, что она просто влюблена в него со всей страстностью и трепетностью, на которые только способно юное сердце, познавшее отраву любви впервые. Он не видел припухший от слез нос, не замечал влажных глаз с красными прожилками на белках, не слышал прерывистости ее голоса, когда она к нему обращалась. Да и до этого ли ему? Мало ли таких Ирочек встречалось ему на пути?
Поспать удалось за все дежурство всего сорок минут. Около половины шестого утра Ирочка его разбудила, голос ее звенел от волнения:
- Дмитрий Георгиевич, больной Редько из шестой палаты жалуется на острую боль…
- Температура?.. – Шухардин отогнал сон, привычно быстро включился в ситуацию. Несколько дней назад Редько перенес оперативное вмешательство по поводу перитонита, обусловленного прободной язвой желудка.
- Тридцать девять и семь…
Дмитрий твердой поступью уже вошел в палату, окинул взглядом больного. «Да, плохи твои дела, Сережа…» - а вслух произнес:
- Ну что, симулянт, сам не спишь и людям не даешь? – ободряюще улыбнулся, всем своим видом показывая, что ничего страшного не произошло. Задрал майку, принялся ощупывать живот.
- Он еще перед вечерними уколами жаловался на боль в подреберье, говорил, под лопатку отдает… - информировала Ирочка, сам Редько чувствовал себя настолько плохо, что отвечать на вопросы мог только односложно, и, пару раз еле выдавив из себя «Да», быстро устал, закрыл глаза в изнеможении.
Дмитрий пальпировал болезненную зону, пытаясь определить ригидность мышц верхних отделов брюшной стенки и зону локализации гнойника. Он уже не сомневался в своем первичном, основанном лишь на интуиции, диагнозе – абсцесс. Правосторонний, поддиафрагмальный. «Ничего, процесс начался не так давно, до утра дотянет, часа через полтора придет заведующий, мне необязательно принимать решение сейчас и самому. Главное – дожить до семи. – Шухардин и сам не мог бы сказать, кто должен дожить до семи: он сам или больной, основная мысль выражена достаточно ясно: - Позже другой возьмет на себя ответственность, не я. Позже другой будет героически сражаться за жизнь больного, выдирая его из костлявых рук смерти, а меня увольте. С послезавтрашнего дня я в отпуске. Адью».
Отдал распоряжения: гентамицин, цефазолин; до пересменки следовало спустить больного на каталке на первый этаж, чтобы произвести рентгенологическое исследование, к приходу заведующего все должно быть готово к вскрытию и дренированию абсцесса.
А он спокойно сможет уйти домой после восьми, после ночной смены его никто даже ассистировать не заставит.
«Без меня, без меня, без меня, - твердил Дмитрий, наливая себе крохотную рюмочку спирта. – Меня тошнит от гнойников и чужих внутренностей. Я устал и хочу в отпуск. Отпустите меня в Гималаи! Не то я действительно кого-нибудь загрызу. – И усмехнулся, вспомнив о турпутевке: - Ну, в Гималаи, не в Гималаи, а в Карпаты я попаду. Говорят, красотища необыкновенная… Как же это сельцо называется, где турбаза? Черт, опять забыл».
С той самой минуты, когда Ирочка его разбудила, Шухардин испытывал странный дискомфорт внутри себя. Першило горло, а в носу одолевало странное ощущение, которое бывает, когда неожиданно при нырке втянешь носом воду – потом еще долго болит в районе полости носа и носоглотки. Такое чувство, будто пока он спал, через нос и рот в него что-то влилось.
А хуже всего было ощущение, будто кто-то за ним наблюдал. Причем непрестанно, и даже как будто бы изнутри. И явно осуждал. «Неужели совесть проснулась? Спи спокойно, дорогой друг Совесть, ты у меня настолько ценная вещь, что я всегда предпочитал тобой не пользоваться. Чтоб не изнашивалась».
***
- Давай-ка, подруга, забежим на секундочку к Сан Санычу. Дюж уж мне интересно, что он думает по поводу убийства Бориса Семеновича. Жалко всех, даже Леньку, дурака, - неожиданно предложила Лариса.
Сегодня Станислава вышла из дому с четким планом на весь день. Ей нужно было пробежаться по нескольким предприятиям, где требовались бухгалтеры, с направлениями от центра занятости. В тех отделах кадров, куда она успела попасть до того, как случайно встретилась с Ларисой, ей отказали. Стоило только напыщенным теткам услышать, что у Стаси нет ни высшего образования, ни опыта работы с компьютером, как их выражение лица менялось на холодно-презрительное, они все одинаково брезгливо брали листочек из ее рук и ставили отметку в графе «Не подходит квалификация».
И вот, когда Станислава неслась из газового хозяйства в машиносчетную станцию, перед ней, лихо взвизгнув тормозами, остановился красивый, словно игрушечный, темно-зеленый «Опель» Ларисы:
- Куда бежишь? Давай подброшу! – Приятельница, как всегда, выглядела потрясающе. Еще вчера у нее были русые волосы до плеч, изящными локонами обрамляющие лицо. Сегодня – стильная стрижка, отливающая всеми оттенками красного, старательно уложенная так, чтобы казалось, что ее только что основательно потрепал ураган. Белоснежная блузка, умышленно не застегнутая на две верхние пуговки, открывала восхищенным взорам прохожих мужского пола удивительной формы загорелую грудь. При этом лицо было тронуто косметикой лишь чуть-чуть, слегка, и от этого казалось моложе и еще привлекательней.
Как Лариса умудрялась выглядеть каждый раз по-новому, оставалось для Стаси загадкой, сама она почти не изменилась с тех пор, как закончила школу. Волосы никогда в жизни не красила, помаду использовала только розовую и, однажды научившись подкрашивать в одном стиле глаза, навсегда осталась верна светло-коричневым теням и «Ленинградской» туши для ресниц. Никакой другой декоративной косметикой Станислава просто не умела пользоваться.
- Лариса! Я собиралась тебе вечером позвонить, договориться, когда мне приходить. – Стася обрадовалась встрече, но в душу закралось подозрение, что на этом все ее планы и кончились.
Впрочем, приятельница добросовестно свозила ее еще в пару мест, но, проезжая мимо здания бывшей гостиницы, резко затормозила, ей вдруг очень захотелось познакомить подругу с адвокатом.
- Я давно собиралась к Сан Санычу заскочить, да все некогда было. А сегодня у меня как раз свободный день. По официальной версии, я сейчас разбиваюсь вдребезги, согласовывая с клиентом детали договора. Но их юрист еще не созрел, он что-то там мудрит, сегодня мы ни о чем не договоримся. Я его все равно заставлю принять наш вариант, но через пару дней. Пускай пока думает, что он хитрее. А к начальству без конкретных результатов лучше на ясны очи не соваться. Так что пойдем, хоть любопытство удовлетворим. Санечка – адвокат умный, грамотный, вдумчивый. Я надеюсь, он придумает, как помочь этой курице Зойке.
- Лар, - предприняла робкую попытку отвертеться Станислава, - а может, ты сама к нему сходишь? Мне еще в банк нужно, за квартиру заплатить…
- Потом вместе съездим, у меня тоже кое-какие дела в Агробанке. А ты хоть посмотришь, какие мужики бывают. Все при нем - и собой пригож, и денежка водится. И – заметь – при всех его неоспоримых достоинствах совершенно не женат. Бабы за ним бегают, роняя тапки. Лет ему вокруг тридцати пяти, но он уже прочно зарекомендовал себя в нашем городишке и его окрестностях, как удачливый адвокат, с большим процентом выигранных дел.
- Если он такой замечательный, почему же его до сих пор никто к рукам не прибрал? – усмехнулась Стася. – Почему он так и не женился?
- Из человеколюбия. – Лариса заразительно рассмеялась, было видно, что ей очень нравится человек, о котором она говорит. - Если это сокровище женится на одной, все остальные умрут от зависти. Многие открывали роток на сей лакомый кусок, да не по зубам он местным прелестницам. Убежденный холостяк.
- Может, женоненавистник?
- Санечка – товарищ очень серьезный на работе, а после нее – хулиганистый слегка, эдакий плейбой, больше недели увлекаться одной и той же девицей просто не в состоянии. Гитарист. Когда после института работал следователем прокуратуры, а затем и помощником прокурора, в тайне от начальства играл в местной рок-группе. По кабакам, на танцплощадках, давали концерты в ДК. Он маскировался, напяливал парик и темные очки, даже иногда прятался за кулисами и играл оттуда. Их группа однажды даже заняла первое место на рок-фестивале в Киеве. Словом, многогранная и ужасно неординарная личность.
Станиславе уже и самой очень хотелось познакомиться с мужчиной, о котором с такой страстностью рассказывала приятельница. Редко о ком Лариса говорила с симпатией, обычно характеристики, даваемые ею ближним, отличались язвительностью, сарказмом и иронией.
Александр Александрович Лисенок, в обиходе – Сан Саныч, выглядел значительно моложе своих тридцати семи лет. Часто к нему в кабинет заходили незнакомые озабоченные люди и, скользнув по его лицу недоумевающим взглядом, спрашивали:
- А где адвокат? – Потом еще долго не верили, что этот молодой человек, который больше похож на какого-нибудь артиста, и есть тот самый искомый Сан Саныч, которого им настойчиво рекомендовали.
Александр Александрович когда-то даже пытался отрастить бороду для солидности или, как он сам говорил, «чтобы выглядеть умнее, старше и сексуальнее», но и это не помогло. Бороду сбрил, махнул рукой и решил, что когда-нибудь состарится естественным образом.
Сейчас он безуспешно силился выпроводить вздорного клиента, который требовал сейчас же наказать всех виновных в том, что пропали вклады на советских сберкнижках. В дверь кокетливо ноготками постучали, он крикнул: «Войдите!» и искренне обрадовался, увидев старинную приятельницу Ларису. Лет семь назад у них был шальной скоротечный роман, закончившийся, к обоюдному удовольствию, добротной дружбой.
- Ты занят? Может быть, мы не вовремя?
- Нет, что ты, очень даже вовремя. Мы свои дела уже закончили, не правда ли, Валерий Николаевич? - Сан Саныч привстал, давая понять докучливому мужику, что ему пора. – А у меня сейчас как раз обеденный перерыв, сходим в кафе напротив, там и поговорим.
Через пятнадцать минут они уже сидели в не слишком уютном, но очень удобно расположенном кафе и, в ожидании заказанного легкого «перекусона», как выразился Лисенок, утоляли жажду.
- Удружила, подруга, спасибо, - незлобиво укорял Ларису адвокат. – Как тебя только угораздило подогнать мне такую клиентку?
- Что, достала милейшая Зоя Петровна? – Лариса довольно улыбалась, как будто не было музыки, приятней для ее ушей, чем упрек Сан Саныча.
- Да уж, не то слово.
- А как ты на меня Денисюка натравил, помнишь? Будешь знать, как подсылать ко мне всяких аферистов!
- Ах ты ж, злопамятная какая! – они рассмеялись чему-то, только им понятному. Станислава сидела молча, мяла в пальцах не зажженную сигарету и рассматривала нового знакомого.
Лариса права, мужчина очень интересный, такой в толпе не затеряется. Блондин с карими глазами, высок, смугл, хорош собой. Особенно Стасе понравилось выражение его лица – умное, серьезное, слегка усталое. Чуть-чуть с грустинкой в глазах, но заметно, что человек обладает недюжинным чувством юмора, а чувственные губы выдавали тщательно скрываемую сентиментальность и способность к сопереживанию. Сегодня, по случаю жары, он облачен в ослепительно белую рубаху с короткими рукавами и светло-бежевые джинсы, Станиславе даже страшно представить себе, сколько такие могут стоить.
Сан Саныч небрежно развалился в пластмассовом кресле, с удовольствием потягивал «Колу» из баночки, широко улыбался собеседницам.
- Так что, злюка, мстишь? – продолжал допытываться Лисенок у Ларисы, причем видно было, что он ничуть на нее не сердится, просто у них такая манера проявлять взаимную симпатию.
- Мщу. – Кивнула головой «злюка», лаская взглядом визави. – И это еще не все, и месть моя будет страшной, до седьмого колена потомки твои будут перепуганными ходить! А если серьезно… Санечка, жалко бабу, хоть и курица. Я не знаю, кто, кроме тебя, смог бы скостить Леньке кусок срока… Что ты обо всем этом думаешь?
- Рано говорить, я еще не совсем разобрался… С первого взгляда все будто бы ясно. Но есть в этом деле что-то такое, еле уловимое, постоянно ускользающее, оно мне покоя не дает, понимаешь? Журба утверждает, что ничего не помнит, но в то же время он пишет чистосердечное признание в убийстве лучшего друга. Единственный и неповторимый очевидец гладко и четко описывает, как все произошло. Тут же и орудие преступление на блюдечке с голубой каемочкой. Все так хорошо и ладно выстроено, без сучка, без задоринки… Не дело – конфетка для прокурора. Но я чувствую, шестое чувство, понимаешь? Что-то там не так просто, и я докопаюсь. Станислава, - он обратился к ней так неожиданно, что Стася выронила из пальцев сигарету, - вы разговаривать умеете?
- Не знаю… Наверное.
- Вот и хорошо. Я собираюсь за вами поухаживать, вы не против?
- Попробуйте.
- А что, и попробую. Я человек серьезный, со всех сторон положительный, абсолютно не имею никаких недостатков. Рекомендуюсь. К тому же, глядя на ваше одухотворенное лицо, я, кажется, созрел для серьезных отношений. Давайте вечером встретимся, сходим куда-нибудь. Развеемся, познакомимся ближе.
- О нет, я пас. – Станислава смутилась, неожиданное предложение застало ее врасплох. Зато Лариса довольно улыбалась, глядя на адвоката, ее сияющие глаза как бы говорили: «Я так и знала, что этим кончится!»
- Почему это ты пас? Вот придумала! Иди, что тебе дома одной делать? Добро стеречь? Никита в лагере, им не прикроешься. Санечка, дожимай, дорогой, вдвоем мы – сила, уломаем.
- В самом деле, Стася, - Лисенок подпустил в голос проникновенности, взял ее за руку и принялся искушать, - вы не знаете, от чего отказываетесь…