Они точно знали, что их никто не видит, но к столу подошли тихо, будто крадучись. Скромно сели у краешка, отодвинули от себя чужие тарелки.
– Эх, молодой ведь был совсем, не жалко? – спросила Старость.
– Жалко… – вздохнула Смерть. – Наливай.
Первую рюмку выпили, не чокаясь, – все же поминки.
– А раз так – то зачем же? Пускай бы жил, детей растил… – Старость покосилась на невесту покойного, которая уже почти затихла, почти замерла после бурной истерики на похоронах. – Хороший ведь был парень… Видишь, как его любили?
– А что, надо было тебе оставить? И ты бы сделала из хорошего парня брюзгу-маразматика… И кто бы по нему так убивался через полвека? Наливай!
– Ты зла-а-а-а-я… – протянула Старость, но взяла со стола бутылку и щедро плеснула в стаканы. Хотела придвинуть к себе миску с салатом, но увидела, что на нее нацелился смуглый мужик с усами, перепачканными кетчупом, и цапнула кусок селедки.
– А ты до-о-о-о-обрая… – перекривила ее Смерть. – Подай пирожок, пока никто не смотрит.
А вокруг все пили. Пили тяжело, мутно, много…
И только какой-то дядька, только что отчаянно опрокинувший в себя полстакана водки, застыл вдруг с огурцом в широкой руке потомственного мелиоратора. Уставился остекленевшим взглядом на край стола и с удивлением разглядывал двух незнакомых женщин, которых – он был в этом совершенно уверен! – еще минуту назад там не было… Одна сухонькая, чистенькая, сморщенная, с кокетливым начесом из жиденьких волос и мимо рта накрашенными губами. Другая – яркая, невероятно красивая цыганка… нет, не красивая… безобразная, жуткая… да нет же! просто красавица… Мелиоратор зажмурился, откусил пол-огурца, пожевал, не ощущая ни вкуса, ни хруста, потер глаза немытым кулачищем и попытался сфокусировать взгляд на странной цыганке.
Никого!
Только надкушенный пирожок на скатерти.
Померещилось!..
– Ты заметила? Он нас видел.
– Брось, он совсем пьян.
Еще выпили. Закусили.
– Может, тебе хватит? – Старость отодвинула бутылку.
– А то косить пойду?! – недобро сверкнула глазами Смерть. – Да что ты меня все время учишь?!! Старая – не значит умная! Ты дряхлая просто, а я сильная. Ты, между прочим, без меня обойтись не можешь, рано или поздно все равно МЕНЯ зовешь. А я без тебя – запросто!
– Зато я честнее… Все знают, что я их жду, я неизбежна…
– Это Я неизбежна, и я приношу избавление от ТЕБЯ! Спроси кого хочешь… да хоть вот ее, – Смерть небрежно ткнула пальцем в рыхлое плечо соседки за столом, – что она предпочла бы – тебя, ласковую долгоиграющую садистку, вместе с твоими хворями, или меня?
– Я дарю опыт, мудрость… Радость наблюдать, как растут и мужают внуки… И вообще, лучше быть старым, чем мертвым!
– Ха! Аргуме-е-е-ент… – Смерть презрительно хмыкнула. – Вот посмотри на нее!
Тетка напротив воровато оглянулась и опустила руку под стол, стиснула коленку соседа, щуплого мужичонка в клетчатой рубашке с крупной папилломой на глазу. Тот шарахнулся от «обольстительницы», будто его ошпарили.
– Думаешь, состарится – поумнеет? Наливай!
Выпили.
– А все-таки я тебя люблю… Ты хорошая… – слегка заикаясь, прошепелявила Старость.
– Да куда мы друг без друга? – изрядно пьяная Смерть обняла заклятую подругу, звонко поцеловала. Старость заплакала.
– Пошли отсюда?
– Идем… Эх, жалко парня… А что делать?
Они тяжело поднялись из-за стола и в обнимку, пошатываясь, добрели до мелиоратора, опять стеклянно их рассматривающего.
– Ну что, мужик, на посошок? – остановилась возле него Старость.
– А вы уже уходите? – он налил две рюмки и стакан. Рюмки дал женщинам, стакан оставил себе. В этот раз чокнулись.
– А ты разве не с нами? – красавица цыганка пьяно ему подмигнула, наклонилась и что-то игриво прошептала на ухо. Дядька попытался сжать шершавой потрескавшейся ладонью узкое запястье Смерти.
– Идем!
И они пошли, качаясь и обнимаясь, оставляя за собой разухабистое:
– Ой, мороз, моро-о-о-о-з, не морозь меня-я-я!!!