ЦВЕТОК ДЖУНГЛЕЙ.
"Существуют миры внутри миров, вселенные во вселенных.
Ты можешь быть вселенной, образующей драгоценный камень на твоей царской мантии, а возможно, что та все вселеннаякоторуюзнал,может оказаться паутинкой, лежащей на траве у твоих ног. Говорю тебе, время и пространство относительны и на самом деле не существуют."
"Удар гонга" Р. Говард.
1
Стены города вечнозеленых джунглей Айшрана сложены были из огромных, гладко обтесанных каменных плит весом более чем в 20 киккаров каждая, и двести башен, высоких, восьмиугольных с зубцами изогнутыми, словно коготь тигриный окружали его.
Ранним утром восьмого дня последнего летнего месяца, когда упали на землю первые кроваво-красные лепестки пахучей кедмали, на башни эти поднялись люди, но то были ни воины. Набедренные повязки из белого льна были на них, а на ногах -- деревянные сандалии. Грудь и плечи покрывали костяные пластины, сложенные так словно то чешуя рыбы. Волосы повязянны трехцветной скрученной нитью, а предплечья охватывали гладкие браслеты из серебра. Люди эти подняли к небу тускло сверкнувшие темным золотом трубы, огромные, длинною почти в десять локтей, и свитые словно рога антилопы кали, и низкий рокочущий звук, похожий на рев сказочного дракона Аштуса, того что изрыгает пламя и пожирает солнце, заставил вздрогнуть воздух над городом. И в тоже время во дворце эрлика айшранского ударили в большие барабаны, и жители, в страхе выбегая из своих домов, поднимали головы к небу и спрашивали друг у друга:
-- Что случилось?
Те немногие, кто знал, объясняли несведущим, что это посланцы короля Аурелии прибыли за невестой. И тогда люди побежали к городским воротам, что бы посмотреть на королевских посланников.
А посмотреть было на что: триста благородных рыцарей, мощь и гордость Аурелии подъезжали к распахнутым настежь Жемчужным воротам Айшрана и солнце играло бликами на позолоте их лат. Кони рыцарей, могучие и широкогрудые, рожденные и вскормленные во флорийских степях шагали тяжело и уверено, чуть наклонив вперёд украшенные пышными султанами головы и всхрапывали грозно. Казалось пламя сейчас вырвется из ноздрей их и огненные искры полетят из глаз. На покрытые парчовыми попонами конские крупы спадали с рыцарских плеч бело-голубые плащи расшитые золотыми львами. На золотой насечке сёдел и шпор, на чеканке упряжи вспыхивали ослепительные искры. В руках рыцари держали копья, на остриях которых повязаны были и развевались на ветру разноцветные ленты.
Позади господ своих ехали оруженосцы со связками пик и тяжёлыми рыцарскими щитами у сёдел. Они также в доспехах были, но сверкали ни золотом, а холодным блеском полированной стали своих панцирей. За ними слуги погоняли острыми шестами огромных красноглазых быков, чьи рога были загнуты в кольца. Быки эти тащили гружённые до верху возы с золотистой парчой, тарфанским нефритом, баликпантанским шёлком и великим множеством дорогих безделушек и украшений: то были дары невесте.
Шествие двигалось медленно и величественно. Трубы ревели непрерывно и барабаны гремели как гром. Люди на городских стенах кричали размахивая руками, но их не было слышно.
У самых ворот рыцарей встречали ряды Неустрашимых -- личной охраны айшранского эрлика. Они стояли по обе стороны дороги неподвижные, словно каменные изваяния. На ногах их были бронзовые котурны, на щиколотках -- покрытые чеканкой кнемиды. Опоясания из окрашенного в алый цвет полотна с тёмно-красной ,пущенной по низу каймой, спадало ниже колен. Животы были стянуты широкими кожаными поясами с которых свисали полукружья медных пластин; они защищали пах и бедра воинов Груди были покрыты панцирями из тесно пригнанных к друг другу костяных и медных дисков. На головах сверкали остроконечные, белые шлемы, без забрала, ребристые, с насечкой и плюмажем из фиолетовых, красных и белых, перьев. В одной руке каждый из Неустрашимых держал полукруглый щит с острым навершьем, в другой -- гибкое копьё с бунчуком. У пояса в обрамленных серебром деревянных ножнах висел длинный и узкий мечи, и плащ цвете толчённого берилла спадал с плеч до самой земли. Они стояли по обе стороны дороги недвижимые, словно каменные изваяния, и только ветер шевелил плащи их и перья плюмажей.
Рыцари по пять всадников в ряд проехали мимо них и вступили в город. Вся дорога от Жемчужных ворот до самого дворца эрлика усыпана была лепестками цветов, и казалось что огромный ковёр это растелили через весь город. Вдоль улиц прямых и ровных, словно бросок копья, натянуты были цепи, что бы толпа не хлынула в перёд и не смешала шествие. Тут же воины городской стражи стояли с длинными палками в руках, которыми били они без жалости по головам слишком любопытных и неразумных, старавшихся подобраться поближе.
Рыцари продолжали двигаться дальше, и цветы превращались в месиво под тяжёлыми копытами их коней.
Впереди показались не высокие, но мощные стены Верхнего города. Головы львов вырезанные в камне взирали с них на людей большими, сердоликовыми глазами. За стенами этими, на берегу стремительной Хартаппи, что несла воды свои с далёких снежных вершин Каменного Хребта, стоял, подобен сверкающей ледяной глыбе, дворец эрлика айшранского. Он был выстроен из ослепительно-белого, как снег, камня, и позолота покрывала искусную резьбу стен его, украшенную жемчугом, сандастрами и яшмой. Ворота сплетены были, словно паутина, из золотых прутьев, а возвышавшийся перед ними пилон выложен был голубым мрамором, что привозили на кораблях из далёких земель Островных Лордов. Над воротами развевались девятихвостые стяги Айшрана.
Рыцари подъехали к воротам на расстояние одного броска копья и остановились. И тут же смолкли трубы и барабаны перестали греметь. Толпа стихла, словно та волна океанская, что ударив о берег в последний раз окаменела вдруг на взлёте. Один из рыцарей что ехал первым поднёс к губам рог тура, покрытый позолотой и украшенный самоцветами, и трижды протрубил в него. Тяжёлый, протяжный рёв пролетел над крышами домов, а после тишина наступила. Ни кто из людей, что вокруг дворца стояли ни слова не проронил. Все ждали. Вскоре тихий звон послышался, будто монеты пересыпали, а после -- шаркающие шаги, шорох платьев и приглушенные голоса. Всё это доносились из-за дворцовых стен и поднималось выше, выше, словно по лестнице, и вот на одной из воротных башен появился Хундурушум, эрлик айшранский. Он был стар и сед. Многочисленная свита сопровождала его. Кроме слуг, несших широкие опахала из белых, яковых хвостов, за спиной его стояли наложницы с кувшинами и серебряными подносами в руках; груды фруктов и сладостей лежали на них. А дальше, за наложницами, собрались пёстрой толпой знатные полководцы, придворные вельможи и сурибы -- начальники канцелярий, казначейства и городских служб. Все они одеты были пышно и ярко, сверкали драгоценностями и стаю диковинных птиц с разноцветным, радужным оперением напоминали. Эрлик выделялся среди них простотой одежды. Айшранское платье -- барси было на нём; отрез девственно-белого шёлка обёрнутого подобно юбке вокруг бёдер, свободный конец его перебрасывался со спины через плечо на грудь и крепился на поясе пряжкой. На запястьях мерцали тускло глазурованные браслеты, а на голове сверкал ослепительно золотой венец Айшрана. Эрлик смотрел молча на рыцарей и смуглое, худое лицо его покрытое густой сетью морщин на вырезанную из кедра маску похоже было.
-- Кто вы? -- произнёс он наконец, и в той тишине, что заполняла собою всю площадь вокруг дворца подобно раскатам грома прозвучал голос его. -- И зачем приехали в наш город?
Праздным был тот вопрос, поскольку все вокруг знали и кем были эти воины и зачем приехали они в Айшран. Но должен был эрлик соблюдать традиции которые ещё предками его почитались, и понимая это не смутились рыцари. Тот кто в рог трубил ответил ему с достоинством:
-- Я Догмунд, герцог льянский, а это товарищи мои, все благородные рыцари. Прибыли мы в твой славный город из благословенной Аурелии со словами привета от короля нашего Ллойла. Он посылает дары тебе и просит руки дочери твоей прекрасного цветка джунглей, несравненной красавицы Асс для того что бы сделать её женой своею перед людьми и богами и заботиться о ней как о сердце своём. Для того продели мы путь от Лазареона до Айшрана и хотим узнать теперь каким будет ответ твой.
Проговорив это рыцарь замолчал.
-- Король Ллойл знаменит своею доблестью. -- произнёс Хундурушум. -- Страна его велика и богата, а воины сильны и отважны. Союз с ним не оскорбит и не унизит нас. Но Аурелия далека, путь туда опасен и труден. Будет ли дочь наша счастлива? Не станет ли супруг принуждать её изменить своей вере, забыть родину, отвернуться от родителей?
-- Клянусь небом и землёю, у короля нет таких намерений. -- ответил рыцарь. -- И в подтверждении слов, что бы не были они звуком пустым почитает за честь он считать тебя братом своим.
Лицо Хундурушума по прежнему непроницаемым было, и замерли все вокруг, хотя и знали каким ответ будет. Но вот разлепил эрлик свои сухие губы и голос его прошелестел, словно ветер:
-- Проходите в дом мой и пусть он будет вашим. -- сказал он, и вся площадь, а за нею и город наполнились ликующими криками, так, будто в дом к каждому пришло вдруг нежданное счастье.
Ворота распахнулись, и, осыпаемые гирляндами цветов, рыцари въехали во дворец.
2.
Из окна своих покоев, чуть отодвинув в сторону край лёгкой, почти не весомой, словно облако, занавески из тончайшего шёлка дочь Хундурушума эрлиока Асс смотрела тайком на рыцарей, и всё её стройное и гибкое как тростник тело сотрясала мелкая дрожь. Лицо эрлиоки было бледным, а чуть раскосые глаза -- испуганными, как у лани, что преследует охотник.
-- Эйри!-- шептала она. -- Ах, Эйри! Я не выдержу этого! Сердце моё разорвётся на части!
Эйри, служанка эрлиоки, стояла за её спиной. Она была немногим старше своей госпожи. Дочь Островного Лорда, чей корабль разбился у берегов Айшрана, и дикарки из Предельных стран, захваченной в одном из набегов, она была слишком белолицей для жителей джунглей, слишком высокой и к тому же с пышной гривою огненно-рыжих волос.
-- Если оно и разорвётся, госпожа моя, -- отвечала она ей со смехом. -- то только от счастья! Только от счастья!
-- Ты не понимаешь ни чего! -- воскликнула сердито Асс. -- Я совсем не знаю этого короля! Я не видела даже ни разу его! А вдруг он страшный и злобный урод? Или хуже того -- наглый дикарь вроде Суширы?
-- Здесь вы ошибаетесь, моя госпожа! --поспешно возразила её Эйри. -- Пусть вырвут сердце у меня из груди, если есть на свете этом хоть кто то похожий на Суширу! Не найдёте вы такого! Разве что в преисподней!
Асс вздохнула.
-- Как грустно соглашаться с тобой. -- произнесла она. -- Видят боги, ведь я даже рада тому, что уезжаю из Айшрана. Надеюсь там, в Лазареоне, Сушира уже не сможет преследовать меня.
-- Я тоже так думаю. -- согласилась с нею Эйри. -- Попробуй он только сделать это, и король, каким бы он там не был, сразу отрубит ему голову! А здесь даже отец ваш не в силах вас защитить.
-- О, Байя! -- прошептала Асс, закрывая глаза. -- Среброволосая богиня! За что такие испытания? Ведь мне нет ещё и семнадцати зим...
Слеза скатилась по щеке её, и несколько мгновений стояла эрлиока так, с закрытыми глазами. Но вот вздрогнув, решительно задёрнула она занавеску и прошла в глубь комнаты, нервно сплетая и расплетая на ходу гибкие пальцы своих рук.
-- Но довольно об этом, довольно, Эйри! -- больше для себя, чем для служанки сказала она. -- Лучше вот что скажи мне ...
Она остановилась у бассейна и наклонилась над водой, рассматривая в ней своё отражение; рыбки пёстрой стаей поспешили к ней.
-- Маштубанджи рассказывал мне, -- произнесла она. -- о женщинах Аурелии. Он говорил, что так прекрасны они лицом своим, что мужчины теряют разум, глядя на них, и потому женщины ходят там, прикрывая лицо накидками. И ещё говорил он, что славятся они белизной и нежностью своей кожи. Смогу ли я соперничать с ними, Эйри? Посмотри: кожа моя не так уж и бела, хотя отец и называет меня снежинкою среди чёрного песка.
-- У вашего Маштубанджи язык очень длинный, вот что я вам скажу! -- сердито ответила ей Эйри. -- Конечно он учённый человек и многое видел, но старость сделала его глупым! "Славятся белизной и нежностью... " - передразнила она. -- Да вам то что до этого? Пусто славятся себе на здоровье! А вы посмотрите на себя и поймёте, что прекраснее вас вряд ли кто сыщется. Ведь щёчки ваши всё равно, что две чайные розы. Разве не стоят они того, что бы взглянув на них забыть обо всём на свете? А ваши косы? У кого ещё найдутся такие тяжёлые, чёрные косы? Да они словно крылья ночи! Я уже не говорю о ваших дивных глазах. Глядя на них просто диву даёшься: как могут боги награждать простых смертных такими жгучими звёздами? А руки ваши? Они нежнее виноградной лозы! Нет госпожа, вы понапрасну пугаете себя, да и меня тоже. Может на небе кто то и есть прекраснее вас, но только не на земле, только не на земле!
Асс рассмеялась.
-- Ты обманываешь меня. -- сказала она. -- Но всё равно, слова твои приятно слушать. Ах, Эйри, если бы и король встретил меня такими же словами!
3
В то же самое время в дальнем углу верхней террасы дворца стоял, скрываясь в тени высоких, покрытых вызолоченной лепкой колонн человек, смуглое лицо которого скрывала до половины густая чёрная борода. Тяжёлым и холодным, как у змеи был взгляд его, а скулы казались вырубленными из камня. Одет он был в тёмно-фиолетовое барси и посеребрённые сандалии, а в руках держал посох, украшенный вырезанной из кости единорога головою сокола с изумрудами вместо глаз. Имя человека этого было Сушира и служил он верховным жрецом многоликого и хитроумного бога Хусса; священный пектораль, амулет из электра со вставленными в него сандастрами висел на его груди. Рядом с ним стоял, склонив голову, ещё один человек. Он прижимал к обнажённой груди сухие, морщинистые ладони. Это был раб, и вся одежда его состояла из набедренной повязки и грубых, деревянных сандалий.
-- Я скорблю, господин мой! -- говорил он тонким, дребезжащим голосом, похожим больше на щебетанье воробья. -- И сердце моё полно печали. Какие высокие мечты, какие дерзновенные планы! И всё обратилось в ничто, всё стало пылью!
Сушира молчал. Чуть поддавшись вперёд, смотрел он как проезжали в низу рыцари. и глаза его сверкали будто раскалённые уголья, а пальцы сжимали посох костяной так, словно преломить хотели его; на шее жреца синяя жилка билась, подобно птице пойманной в силок.
-- Но сколь хитёр и коварен оказался Хундурушум! -- продолжал говорить слуга. -- Думали все, что в вашей он власти, и через день-другой сам отдаст вам в руки и дочь свою и весь Айшран вместе с нею. И кто представить мог, что он в то время, подобно змее ядовитой, плёл заговор за вашей спиной?!
-- Умолкни, презренный раб! -- прорычал, не оборачиваясь, Сушира.
--Раб да убоится хозяина своего. -- смиренно согласился с ним слуга. -- Но разве по моей вине лишили вас всего, даже самой мечты? Разве по моей прихоти берёт Ллойл в жёны Асс?
-- Проклятия ада на голову твою! -- воскликнул, поворачиваясь к нему Сушира. -- Король Ллойл совсем не дурак, и то что обручился он с Асс вовсе не прихоть! Рассчитано им всё; ведь вместе с невестою получит он и трон Айшрана. Получит так, словно яблоко сорвёт мимоходом. Я же, тот кто все годы эти стремился к этому, кто не жалея ни сна ни отдыха своего плёл хитроумную паутину заговора и интриг, что будет со мною? Убогий храм Хусса и жалкие подаяния в день Богов?
-- Это так, это так! -- торопливо закивал головою слуга и бросил на господина своего осторожный взгляд. -- Но что получит Айшран от союза этого? -- спросил он его.
Сушира усмехнулся.
-- Кто не знает -- тот не поймёт! -- сказал он. -- Под крылом Аурелии словно роза в розарии расцветёт Айшран . Ни кто и ни что не будут страшны ему!
-- А что теряет он? -- продолжал допытываться слуга.
-- Твоё какое дело? -- Сушира бросил взгляд на него полный гнева и презрения. -- Уж не хочешь ли стать ты спасителем Айшрана?
-- Ах, вай-вай! -- воскликнул слуга, поднимая вверх руки.
Морщинистые губы его раздвинулись в улыбке, но водянистые глаза оставались холодными, как у рыбы.
- По мне ли этот подвиг? -- сказал он. -- Это дело воина, а не раба. Только тот у кого кровь в жилах кипит подобно лаве огненной способен сделать подобное.
Сушира сдвинул брови.
-- Сделать что? -- спросил он. -- Говори, Гахуг, и не лукавь. Я вижу душу твою на сквозь и мысли твои читаю, как раскрытую книгу. Что ты задумал?
-- О, господин! -- воскликнул Гахур, опять поднимая вверх руки. -- Ты мудр и всесилен! Слава небесам, что я служу тебе, а не каким то приспешникам мрака! Разве может быть выше счастье и больше награда, чем быть твоим рабом?!
Сушира ударил его жезлом по спине и прошипел:
-- Говори!
-- Я только что спросил у тебя -- произнёс Гахуг, потирая свою спину. -- Что получит Айшран от союза с Аурелией, и ты ответил мне: "Кто не знает -- тот не поймёт!". Да, кто не знает не поймёт, но даже ни чего не знающий уразумеет, что теряет он от этого! А теряет он свободу!
Сушира фыркнул презрительно.
-- Какая разница волу чьё ярмо он тащит? -- сказал он.
-- Не скажите, мой господин, -- ответил ему Гахур, -- от нового ярма -- новые мозоли. Жители Айшрана привыкли платить подати своим сурибам, а теперь их деньги будут забирать аурельские эрреры.
-- Но и раньше деньги эти отправлялись в Лазареон! -- возразил Сушира.
-- Кто знает о том? -- опустив глаза, ответил Гахур.
Какое то время Сушира молча смотрел на него, а затем усмехнулся.
-- Ты не так глуп. -- сказал он, -- и в словах твоих есть крупица смысла.
-- Песчинка порождает обвал -- отозвался слуга.-- Стоит айшранцам шепнуть на ухо, что отныне они рабы Аурелии, и что жены их и дочери будут греть постели королевским рыцарям, как эти радостные крики, что ты слышишь сейчас, мой господин, превратиться в кровожадный рёв.
-- Кто же скажет им об этом? -- Сушира прищурил глаза. -- Непростое дело растревожить осиное гнездо...
-- Если господин доверяет своему рабу, то раб сделает это. -- ответил Гахур.
Сушира вновь посмотрел вниз; рыцари продолжали ехать, и блики от их позолоченных лат слепили глаза.
-- Нет -- сказал жрец, -- слишком поздно. Мы не успеем.
-- О, господин! -- воскликнул Гахур. -- Много ли времени надо, что бы вспыхнул воз сухой соломы? Два -три слова на базаре, и к вечеру весь Айшран подобен будет огнедышащему вулкану!
Сушира задумался.
-- Неустрашимые сомнут бутовщиков и разгонят чернь... -- произнёс он, но не было твёрдости в голосе его.
-- Что из того? -- вкрадчиво заметил Гахур. -- Пусть сминают и разгоняют. Но если Хундурушум внезапно умрёт во дворце...
Сушира бросил на него быстрый взгляд.
-- Я думаю у господина моего найдётся сотня-другая отважных и верных воинов -- продолжал тот. -- Пусть набросятся они на рыцарей во время сегодняшнего пира; благо будут те без оружия. И в пылу битвы, кто то по неосторожности может заколоть глупого старца. -- Ллойл не простит нам такого вероломства . -- заметил Сушира.
-- Тем больше причин будет у айшранцев держаться нового правителя. -- тут же ответил Гахур. -- Ну а виновного всегда легко найти, после того, конечно, как вы, мой господин, взойдёте на престол Айшрана.
На этот раз Сушира задумался на долго. Словами своими Гахур затронул больное место в сердце его. Который год мечтал Сушира о троне Айшрана. Который год засыпался он и просыпался с мыслью этой! Но лишь две дороги вели его к власти: стать эрликом после смерти Хундурушума, или жениться на его дочери, красавице Асс. Хундурушум не смотря на старость свою был еще крепок телом, да и кто обещать мог, что именно Сушира станет эрликом после смерти его?
Ведь не смотря на всё то золото, лесть и угрозы которые потратил жрец Хусса, подкупая придворную знать и городских аристократов, не был уверен он, что будут они стоять за него. Другое дело Асс. Молодая и не опытная, она стала бы игрушкою в руках его. К тому же и в самом деле была она прекрасна; Сушира чувствовал даже неясное волнение находясь рядом с нею. Однако девчонка была пугливой, как дикий зверёк, а в последнее время вообще избегала встреч с Суширой.
Жрец скрипнул зубами: придет время и заплатит она за это жемчужинами слёз своих! Так думал он раньше. А теперь рушились все его мечты, король Аурелии решил взять Асс в жёны! Проклятия небесам! Конечно же не обошлось здесь без Хундурушума. Хитрый старик, понимая чего добивается жрец Хусса, решил одним ударом решить всё сразу: укрепить власть в Айшране и спрятать дочь свою под могучей королевской рукой. Злобный мангуст! Но не всё потеряно, видят боги не всё потеряно ещё!
Гахур подал Сушире прекрасную мысль. Если народ поднимется на королевских рыцарей, то кто станет упрекать Суширу, что принял он сторону народа? Рыцари будут убиты, и, разгневанный Ллойл вряд ли возьмет в жёны дочь человека в доме которого погибли они. Хундурушум так же отправиться в мир теней, и что останется скорбящей дочери его, как не найти опору в том, кто станет героем и защитником Айшрана в этот трудный час? Гахур говорил об одной-двух сотнях... У Суширы пятьсот убийц-гершаев готовы обнажить клинки свои по знаку его! А виновные... Что ж, вначале Гахуру отрежут язык, что бы не болтал лишнего, а затем можно будет судить его и отрубить ему голову.
Сушира усмехнулся и посмотрел на слугу.
-- Многие годы ты служил мне, Гахур. -- сказал он ему. -- И Хусс свидетель, я недооценивал тебя. Ты заслуживаешь большего, чем быть просто рабом, гораздо большего! Если сбудется всё как ты сказал, то одним из первых будешь ты в Айшране. Одним из первейших!
Огонь запылал в глазах у Гахура и руки его задрожали.
-- Сегодня ночью, когда услышу я шум битвы в Нижнем городе, -- продолжал Сушира, -- и увижу зарево пожара над ним, то воины мои войдут во дворец. Но помни Гахур -- не раньше! Неустрашимых не должно быть в покоях!
-- Ты не найдёшь их там, мой господин! -- заверил его Гахур.
-- Тогда ступай! -- приказал Сушира, и слуга его не поднимая головы и пятясь задом скрылся в тени колонн.
Сушира остался один. Рыцари проехали уже и слуги в низу подметали торопливо цветочные лепестки и обрывки гирлянд. Оскалив зубы, Сушира расхохотался. Скоро им вновь придется рассыпать цветы; вначале -- белые, в траур по Хундурушуму, а затем опять пёстрые, на свадьбу Суширы и Асс!
4
Вернувшись из дворца в зиккурат -- многоступенчатый храм-пирамиду бога Хусса, Сушира приказал что бы привели к нему эсхеев, низших храмовых слуг, и пока исполнялось его повеление, он вынул из небольшого эбенового ларца остраконы -- глиняные таблички, острозаточенные тростниковые палочки и ванночки с краскою для письма. Эсхеи не знали грамоты, и всё же не доверяя ни кому Сушира писал записку тайной клинописью, похожей больше на кружевное плетение паука. В ней велел он гершаям не позднее полуночи подойди к Верхнему городу и ждать там его сигнала. Эсхеи, завернув остракон в льняное полотно, положили его в деревянный пектораль, сердцевина которого была специально выдолблена для тайных посланий. После этого один из них повесил пектораль на грудь себе, и преклонив колени перед нефритовой статуей бога Хусса, они покинули зикккурат. Едва опустились за ними тростниковые циновки, как Сушира, хлопнув в ладони, вызвал младших жриц. Ни кто не приглашал верховного жреца Хусса на пир, но и ни кто не осмелился бы задержать его! Жрицы помогли Сушире снять барси, и после того как жрец обмылся в священном озере, что находилось во внутреннем дворе храма, натёрли тело его пахучим метапионом. Измельчённые в мелкую пудру малахит смешали с маслом мироболана и маленькими кедровыми палочками подкрасили веки жреца. Волосы и бороду покрыли смолой бделии, а ногти на руках и ногах --- кроваво-красной хной, после чего жрец облачился в просторные жреческие одежды. Жрицы повязали ему оплечья, застегнули пряжку бисерного пояса и подали венец Хусса --- головной убор похожий больше на шлем сделанные из золота и серебра. Под одеждами Сушира спрятал золотой кинжал; крупные жемчужины и сандастры украшали рукоять его. То было священное оружие предназначенное для жертвоприношений. Подумав об этом, Сушира скривил губы в улыбке. "Сегодня то же день жертвы." -- сказал он сам себе. --"И какой жертвы!"
Не торопясь, как и подобает верховному жрецу, покинул он гипостиль, и, пройдя храмовым пилон, взошёл на ожидавшую его колесницу. В тот же час возничий взмахнул сплетённым из бегемотовой кожи бичом, и песок заскрипел под оббитыми медью колёсами. Но вскоре пришлось остановиться; на встречу колеснице, загромождая и без того узкие улицы, двигались тяжёлые двухколёсные повозки запряжённые могучими буйволами.
Повозки до верху нагружены были корзинами с рисом, связками сушенной рыбы, лепёшками, свежими фруктами, а так же кувшинами с хмельным пивом. Всё это по приказу Хундурушума везли в Нижний город, где вечером устраивались гуляния для простого люда. И хотя до заката солнца было ещё далеко, улицы кишели уже народом. Особенно много было дравидов, которые обычно, если не работали в рудниках и на каменоломнях, то коротали время в своих глиняных хижинах. Но сейчас, куда бы не поворачивал возничий коней, повсюду встречали его толпы полуголодных, грязных и озлобленных людей. Они не желали расступаться, а когда возничий пустил в ход свой бич, то в ответ понеслись проклятия, а с крыши одного из домов бросили комья земли. Лишь прибегнув к помощи городской стражи удалось проехать ко дворцу. Однако не смотря на это Сушира был доволен. Гахур не солгал, и Айшран бурлил уже словно просыпающийся вулкан.
У дворцовых ворот колесницу остановила стража Неустрашимых: на сегодняшний день Хундурушум запретил пропускать во дворец конные экипажи. Услышав это, Сушира усмехнулся; для рыцарей Аурелии Хундурушум сделал исключение. Но спорить со стражниками жрец не стал. Сойдя с колесницы и пройдя ворота, ступил он на красный песок священной аллеи воинов. Песок тот был смешан с растёртыми в порошок перламутровыми раковинами и розовым кораллом, и была им посыпана вся аллея вплоть до лестниц первой террасы дворца. Сотни терракотовых скульптур древних воинов стояли здесь, а за спинами их раскинулась роща мирровых деревьев, одного из главных богатств города джунглей. Статуи были искусно раскрашены и покрыты глазурью, и жители Айшрана верили, что они охраняют покой эрлика
Сушира прошёл мимо каменных воинов и по длинной, наклонной лестнице, выложенной белым мрамором, поднялся на первую террасу. Всего их было три. Эта не имела навеса и солнце заливало её своими лучами, а потому и людей здесь было мало. Только Неустрашимые стояли, опираясь о древки своих копий, и огромные, алебастровые быки сверкали позолотой острых рогов. Следующая лестница, такая же наклонная, с, покрытыми рельефной резьбой, перилами вела на вторую террасу. Там можно было укрыться в тени каменного навеса который поддерживали высокие квадратные колонны с высеченными на них изображениями айшранских богов и богинь: Байи, Хусса, Аштиги, Хатхисах... Не смотря на то, что Хундурушум и признал главенство аурельского бога Боала, он не мог всё же полностью отказаться от старых верований.
На террасе людей было больше, но все низкого сословия, в основном чиновники: писцы, надсмотрщики и сурибы. Они не интересовали Суширу, и он не обращал внимания на их поклоны и приветствия. Но зато заметил он, что охрана дворца была значительно усилена, и безусловно заслуга в том была Сардткхур-вея, луголя Неустрашимых. Этот человек, вечномрачный и не разговорчивый был единственным кого если и не боялся, то опасался верховный жрец Хусса.
А людей с каждой минутой становилось всё больше, и дворец похож уже был на огромный улей; та же суета и неумолчный гул царили в нём. Появились аристократы, сверкая дорогими, изысканными одеждами. На них были златотканые опоясания, жемчужные оплечья и свободно спадавшие почти до пола плащи из тонкой, лёгкой материи. Знатные вельможи напротив не стремились удивить кого-либо пышностью своих туалетов. Почти все они одеты были в мрачные, чёрные хитоны, длинные, без рукавов, и лишь у некоторых сверкали на груди, украшенные изумрудами, священные пекторали. Женщины, в длинных бисерных платьях, увешанные кольцами, браслетами и амулетами, выглядели рядом с ними , словно куклы. Они не пожалели ни хны для ногтей своих, ни охры для губ, ни благовоний для высоких, пышных париков. Запахи сандарака и метапиона витали в воздухе.
Хундурушум позаботился о том, что бы гости его не скучали до начала пира. Прямо здесь на террасе играли на своих инструментах музыканты, акробаты прыгали и жонглировали разноцветными шарами и факиры глотали пылающие факелы. Обнажённые служанки подносили напитки, фрукты и сладости. Вдоль стен стояли деревянные кресла и столики за которыми можно было сыграть в игры, обостряющие ум и тренирующие наблюдательность.
Сушира не спеша прохаживался по террасе, внимательно приглядываясь и прислушиваясь ко всему о чём говорилось здесь. А говорилось в основном о помолвке эрлиоки и о приезде королевских посланников. Придворные дамы нарочито громко восхищались тем вниманием и той щедростью которые оказал король своей невесте. Но в восхищениях этих слышна была зависть, так же как и в словах мужчин звучало недовольство; всё же эрлиока не выбрала ни одного из них.
Другой новостью были волнения в Нижнем городе, но мало кто принимал их в серьёз. Чернь бунтовала и раньше; эрлик пошлёт воинов и те усмирят непокорных. Однако ближе к вечеру Сушира увидел как по боковой галереи в сторону приёмных покоев прошёл торопливо начальник городской стражи. Лицо его было встревоженным, а на покрытых пылью котурнах виднелись бурые пятна крови. После этого глашатай трижды прокричал имя Сардткхур-вея; его требовал к себе эрлик Хундурушум. Сушира поспешил спрятаться за колонной, на которой изображён был Хатхисах. У грозного бога судьбы была голова грифа, и он смотрел на мир холодными хризолитовыми глазами. В одной руке держал он боевой топор, в другой --- песочные часы. Люди у ног его казались муравьями.
Сардткхур-вей прошёл всего в двух шагах от Суширы и не заметил его.
Тайну сохранить во дворце было так же трудно, как воду в пустыне. Вскоре прошёл слух, будто волнения черни охватили весь Нижний город, что жгут там дома, а городской стражи не хватает сил справиться с бунтовщиками. Говорили так же о том, что дал кто то дравидам оружие и те движутся теперь к Верхнему городу, что бы захватить и разграбить дворец. Узнав об этом, гости начали расходиться торопливо. Сардткхур-вей советовал эрлику послать гонцов в города Палиткхал и Бангху-дьяш, где стояли лагерем пятитысячные отряды Золотых, Серебряных и Бронзовых Орлов, а самим, укрепившись во дворце, отражать натиск черни. "Неустрашимых достаточно, что бы отстоять дворец и выдержать любую осаду." -- говорил луголь, но Хундурушум не слушал его. "Я согласился бы на это не будь рыцарей во дворце." -- отвечал он ему. -- " Что подумают они обо мне? Что я, как трусливый шакал - казаур забился в свою нору? И уж если не в силах справиться с чернью, то на что я годен тогда вообще?" И он приказал Сардткхур-вею вывести Неустрашимых на улицы города и подавить бунт. "Но кто будет тогда охранять дворец?"-- вскричал в отчаянии тот. --" Кто подставит щит, когда предательская сталь устремится к вашему сердцу?!" "Во дворце мне не кого бояться." -- ответил ему Хундурушум.
Узнав об этом, Сушира оскалил зубы в волчьей улыбке; теперь дорога гершаям была открыта. Конечно же не все Неустрашимые покинут дворец, Сардткхур-вей оставит охрану, но мало их будет, и не смогут устоять они под натиском орды искусных убийц. Оставалось теперь лишь зажечь сигнальные огни на верхней террасе, но сам Сушира делать этого не станет. Он оглянулся, отыскивая в толпе придворных тех кто давно уже стал так или иначе если и не слугой, то должником его. Оружия в руки такие не возьмут, слишком трусливы. но для того, что бы факел зажечь особой смелости не надо. И Сушира направился в их сторону.
5
Ночь в Айшране наступала быстро, будто дёргал кто то за шнур и огромное, тёмное покрывало обрушивалось на джунгли. Только что город заливало своим горячим, словно расплавленное золото, светом яркое солнце, но лишь погас его последний луч, как небо сразу же стало угольно-чёрным, и тысячи звёзд, сплетаясь в узоры созвездий засияли на нём мерцающими огнями.
Во дворце эрлика айшранского шёл пир. Столы стояли в летнем зале Ста колонн, где стенами служил двойной ряд палисандровых колонн, а потолком --- звёздное небо. Зелёным забором окружали его ровно подстриженные кустарники, огромными великанам высились кипарисы. Прохладный ветер доносил ароматы неведомых рыцарям цветов: кетаки, кадамбы, арджуны... Сильно пахло пряной бакулой, от которой сладко кружилась голова и тело становилось лёгким, как дым. Пылали яркие огни в алебастровых светильниках, гремела музыка. Смуглые, полуобнажённые танцовщицы изгибались будто змеи, и прозрачные накидки, закрывавшие лица их, взметались вверх разноцветными облаками. Дребезжали ожерелья из золотых и серебренных монет, что украшали тонкие шеи танцовщиц, искрилась золотым дождём бахрома на их лифах и колокольца на браслетах, что охватывали щиколотки девушек, наполняли воздух певучим звоном. Музыканты, покрытые потом так, словно водой их поливали, раздувая яростно щёки, дули в трубы, били в бубны и барабаны, терзали пальцы о струны кифар и киннор. Слуги, метаясь между столов, уносили пустую посуду, и тут же ставили новые блюда: жаренных кабанов, антилоп и ланей с нежнейшим, сочным мясом, тушённую в овощах рыбу, горных куропаток и фазанов начинённых рисом, яблоками и тёртым орехом. Столы ломились от изобилия фруктов, сыров, соусов и пряностей. Почти вся еда была приправлены острыми специями и потому вино поглощалось в неимоверном количестве. Виночерпии не успевали вскрывать оплетённые лозой кувшины, и здравницы звучали одна за другой. Рыцари, без доспехов, в парчовых кафтанах и белоснежных, кружевных рубашках, хмельные и весёлые громко разговаривали между собой, смеялись и хлопали в ладони, подзадоривая танцовщиц.
Эрлиока Асс вышла к ним в самом начале пира, когда не успели они ещё опустошить наполненные для них густым, пахучим вином огромные чаши и приступить к трапезе. Едва вошла она, как музыка смолкла, и танцовщицы расступились перед нею, словно ветер размёл их. Хундурушум, поднявшись с трона, спустился на встречу дочери, признавая тем самым если и не первенство её перед собою, то равенство с ним.
Эрлиока была в айшранских шальварах; юбка из полупрозрачного шёлка спадала с бёдер её почти до самого пола и видны были носки чуть загнутых к верху сафьяновых туфелек расшитых золотыми нитями. Грудь, плечи и руки до локтей обтянуты были курткой из темно-красного бархата. Узкая полоска обнажённого тела цвета слоновой кости оставалась открытой чуть выше живота, и невольно притягивала к себе взоры восхищённых мужчин. Широкий матерчатый пояс охватывал талию эрлиоки, большие сандастры и жемчуг украшали его, множество золотых цепочек свисали полукружьями. Колышущийся туман прозрачного шёлкового халата, застегнутого на груди золотой с мелкими изумрудами пряжкой, делал фигуру эрлиоки призрачно-расплывчатой, и от того ещё более привлекательной. На голове её была маленькая, круглая шапочка из чёрной парчи, покрытая узором розового жемчуга. Из под неё спадала вниз вуалевая накидка, которою Асс прикрывала своё лицо.
Хундурушум взял её за руки и, повернувшись к рыцарям, громко сказал:
-- Я рад представить вам дочь свою, эрлиоку Асс! -- и рыцари встали из-за столов.
Доргмунд, подойдя к эрлиоке, опустился перед нею на одно колено и протянул большую, нефритовую шкатулку, оправленную золотом. Асс открыла её и не удержалась от вскрика: на тёмно-красном, почти малиновом аксамите лежал золотой венец, покрытый алмазной пылью. В центре его пламенел в сплетении золотых листьев огромный лал. То был малый королевский венец Аурелии.
Яркие, пунцовые пятна запылали на щеках эрлиоки. Она отдёрнула руку от шкатулки.
-- Я не могу принять это. -- прошептала она. -- Я не королева! О, боги! Я всего лишь невеста вашего короля!
-- Наш король посылает вам венец этот, как знак любви своей и безграничного доверия к вам! -- произнёс Доргмунд.
Асс не знала как быть ей.
-- Но он не видел меня, -- пролепетала она наконец, едва сдерживая слёзы отчаяния, -- как может он так доверять мне?
-- Ему достаточно того, что он слышал о вас. -- был ответ ей.
Эрлиока беспомощно посмотрела на своего отца, но Хундурушум ни чем не мог помочь дочери. И тогда, склонив голову, позволила она Доргмунду возложить на себя золотой венец Аурелии.
-- Слава! -- трижды прокричали рыцари.
Эрлиока чувствовала, как ноги её дрожат, и сердце замирает в груди. Она подняла голову и замерла; взгляд чёрных глаз, пылавших яростно, как всепожирающее пламя. пронзил её словно копьё. У трона стоял Сушира, и в густой бороде его пряталась усмешка. Ужас волной морской, холодной словно лёд, пронёсся по всему телу эрлиоки, и пошатнулась она побледнев. Но выпрямилась тут же. "Что подумают рыцари, увидев слабость мою?" -- подумала она. --"Что скажут королю?" И чувствуя как отступает страх её, обратилась она к рыцарям, стараясь говорить так, что бы голос её не дрожал:
-- Доблестные воины! --сказала она. -- Милость короля вашего безгранична, и не знаю достойна ли я её? Прошу вас, продолжайте ваш пир, и позвольте мне удалиться, что простилась я с тем домом, где любили меня все эти годы.
-- Мужская трапеза не место для девушек. -- подхватил слова её Хундурушум. -- Отпустим её, и пусть прощается она со своими куклами и няньками, а сами же воздадим должное вину и яствам, что заждались нас на столах.
Рыцари провожали эрлиоку стоя …
6
Аса вернулась в покои бледная и торопливо начала снимать с себя украшения.
-- Он был там, Эйри -- сказала она дрожащим голосом.
-- Он был там -- повторила она -- И он смотрел на меня так, -- она взмахнула рукой, подыскивая нужное слово. -- как кобра смотрит на кролика!
-- Великая Байя! -- воскликнула Эйри. -- О ком говорите вы, госпожа?
-- Какая ты глупая! -- с досадой ответила ей Асс. -- О ком ещё могу я говорить?
Она сняла с головы королевский венец и, не взглянув на него, бросила на столик стоявший под полированным бронзовым зеркалом. Эйри прикрыла губы ладонью, и глаза её от страха стали круглыми как у совёнка.
-- Он что-то задумал. -- продолжала между тем Асс
Она сняла уже украшения с себя, сбросила на пол парчовую шапочку с вуалевой накидкой и пыталась теперь расстегнуть золотую пряжку шёлкового халата. Очнувшись от потрясения, Эйри поспешила опуститься перед нею на колени и помогла справиться с упрямой пряжкой.
-- Ради всего святого, -- сказала она. -- Сушира не воин, что делает он на пиру?
Асс швырнула халат в угол комнаты.
-- Потому и говорю я тебе, что задумал он что-то! -- выкрикнула она.
-- Но что может он? -- удивилась Эйри. -- И трёх дней не пройдёт, как отправитесь вы в Лазареон....
-- Не знаю! -- Асс была в отчаянии. -- Но страшно мне! О, Байя! Как боюсь я и как ненавижу этого человека!
-- Во дворце повсюду Неустрашимые, да и рыцари не дадут вас в обиду. Напрасно вы волнуетесь. – не совсем уверенным голосом попыталась успокоить свою госпожу Эйри.
-- Я знаю всё это, знаю, но страшно мне! -- ответила ей Асс.
Она металась по комнате, и руки её не находили места себе. Она взялась за склянки с благовониями, но тут же отставила их в сторону, подняла вышивание, и швырнула его на место, развернула один из свитков со стихами Дкали, и разорвала его.
-- Я не могу так, Эйри! -- воскликнула она, наконец, в полном отчаянии. -- Кажется, мне что-то страшное произойдёт. Беда надвигается, чувствую я это. Буд то тучи сгустились. И как могу я сидеть здесь, словно в клетке, и не знать ни чего, и ни делать, ни чего? Великие боги! Неизвестность хуже смерти! Я пойду и посмотрю, что происходит там, в зале, Ста колонн.
-- Вот ещё! -- возмутилась Эйри, вставая у неё на пути. -- Если будете вы разгуливать ночью по дворцу в котором полно пьяных мужчин, то с вами и впрямь может что то случиться!
Лицо Асс покраснело от гнева, а брови нахмурились.
-- Кто посмеет тронуть меня?! -- воскликнула она, забывая на миг обо всех своих страхах.
-- От куда мне знать? --пожала плечами Эйри. -- Но по мне, так лучше вам быть здесь. И уж если так не терпится вам разузнать, что происходит там, то так и быть, я сбегаю и расскажу вам обо всём что увижу. Служанку ни кто не тронет.
-- Если Аргунджи увидит тебя в зале, тебя могут поколотить. -- заметила Асс.
-- Этому евнуху хватает забот и с другими служанками. -- беспечно ответила ей Эйри. -- Да и потом вы ведь не оставите в беде своего рыжика?
Асс улыбнулась.
-- Конечно же, нет. -- сказала она. -- Если остановит тебя Аргунджи, то скажешь, что послала я тебя за...ну... придумаешь что-нибудь.
Эйри не ответила ни чего. Набросив на голову серое покрывало, она приоткрыла дверь и выскользнула неслышно из комнаты.
И минуты не прошло, как Асс уже начала жалеть, что отпустила её. Оставаться одной было ещё ужаснее. Она ходила по комнате, сжимая руки и прислушиваясь к тишине. Неожиданно в низу, под окном, бряцая оружием, пробежали воины. Асс бросилась к окну, но не увидела ни чего в темноте; лишь острия копий сверкнули в лунном свете. Над Нижним городом видно было зарево. От туда доносился невнятный, но грозный шум. Асс отошла от окна. Какое дело ей было до того, что творилось в Нижнем городе? Она хотела знать, что во дворце происходит!
Двери открылись, и вбежала Эйри. Глаза её сверкали и бледна она было, как смерть, и дышала так, будто сами мангусты гнались за нею. Эрлиока схватила её за плечи.
-- Ты была в зале, ты видела отца? -- спрашивала она её, но Эйри казалось не слышала свою госпожу.
-- Великая Байя! -- шептала она. -- Яви милость и спаси нас; во дворце гершаи!
-- Гершаи? -- Асс нахмурилась. -- Убийцы-гершаи? Кто пустил их во дворец?
-- Не знаю, но только .... -- Эйри оглянулась и прошептала. -- они убивают Неустрашимых! Я сама видела, клянусь богами! -- и в знак правдивости слов своих она приложила пальцы рук ко лбу, а затем поцеловала их.
У Асс остановилось дыхание.
-- Отец! -- крикнула она, бросаясь к дверям, но Эйри, которой страх придал мужества, схватила за руку её и с такою силой отшвырнула от дверей, что эрлиока пролетев всю комнату, упала на тахту.
Тяжело дыша, Эйри смотрела на неё и взгляд служанки был полон гнева, а голос звучал яростно.
-- Вы с ума сошли, госпожа? -- говорила она. -- Или не знаете вы, что гершаи убивают прежде чем спрашивают? Стоит выйти вам от сюда и умрёте вы прежде чем рот откроете!
В немом изумлении смотрела на неё эрлиока.
-- Как смеешь ты, презренная? -- произнесла она наконец. -- Ты подняла руку на меня!
-- Что из того? -- дерзко ответила ей служанка. -- Я хочу лишь того, что бы и вас не убили!
Асс вскочила на ноги, и глаза её сузились; на тигрицу стала похожа она.
-- И это говоришь мне ты? -- прошипела она. -- Гершаи убивают отца моего, а ты заботишься обо мне? Может и тебя купил Сушира?
-- Великие боги! -- воскликнула Эйри. -- Вы сами не ведаете что говорите, госпожа!
Но Асс не слушала или же не хотела слушать её. Взгляд эрлиока как птица метался по комнате, пока не остановился вдруг на тонком бамбуковом копье, которым занималась она по совету своего наставника мудрого Маштубанджи, что бы укрепить тело. Быстрее кошки метнулась Асс к стене и схватила копьё.
-- Прочь с дороги! -- закричала она, направляя оружие на служанку.
Казалось ещё мгновение, и пронзит она её копьём. Эйри отступила на шаг и прижалась спиною к дверям.
-- Святые небеса! -- пошептала она. -- Хоть бы Аштиги пролила каплю мудрости на вашу голову! Вам ли сражаться с мужчинами?
Асс шагнула к ней, поднимая копьё.
-- Хорошо! -- Эйри закуталась в покрывало и отступила от дверей. -- Раз хотите вы того --- ступайте! Ступайте под ножи гершаев!
Асс сделала ещё шаг и остановилась. Она колебалась. Копьё дрожало в её руках. Неожиданно бросив, с силою на пол его, закричала она:
-- Но что, что делать мне тогда?
-- Мы не можем сражаться. -- сказала Эйри.
Нагнувшись, подняла она копьё и приставила его к стене.
-- Но можем мы предупредить отца вашего об опасности, и может быть даже спасём его этим от гибели. -- закончила она.
-- Но как? -- воскликнула Асс. -- Разве не ты говоришь, что полон дворец гершаев?
-- Хитрость оружие женщины. -- Эйри задумалась на мгновение, а затем приказала решительно. -- Снимайте одежды!
Эрлиока вздрогнула и подняла в изумлении брови:
-- Зачем?
-- Гершаи не станут задерживать гетер. -- ответила Эйри.
-- Гетер?! -- от возмущения Асс едва не задохнулась. -- Ты хочешь что бы я нарядилась шлюхой?
Эйри передёрнула плечами.
-- Тогда берите копьё! -- сказала она.
Когда, выскользнув в коридор, покинули они покои, то даже Хундурушум не узнал бы дочери своей. Глаза её насурьмлены были до черна, лицо покрыто толстым слоем маловатра и присыпано розовой пудрой, волосы смазаны смесью сандарака и бделии, а тело всё лоснилось от пахучего мироболана. Узкая полоска ткани прикрывала бёдра её, серебристая бахрома спадала с оплечий на обнажённые и выкрашенные хной груди. Хна покрывала так же ладони и ступни. На ногах звенели серебренные колокольца и браслеты. Полупрозрачный шёлк накидки едва прикрывал пылавшее огнём стыда лицо девушки. В руках она держала бубен. Эйри ни чем не отличалась от своей госпожи.
Легко, словно два мотылька, выпорхнули они на террасу; лунный свет заливал ее. Ни кем не замеченные пробежали они вдоль зубчатого парапета и свернули в галерею, что вела к зале. Ста колонн, где слышна была музыка и громкий смех заглушал иногда её. И тут Асс вскрикнула от ужаса; на каменных плитах лежал воин из отряда Неустрашимых. Он был мёртв; кривой нож гершая рассёк его горло, и тёмная кровь растекалась по белому камню. Асс застыла, словно и сама обратилась в камень, но Эйри, схватив за руку, потащила её дальше.
Они мчались по галерее, как ветер, и колокольца звенели на их щиколотках.
Неожиданно два гершая преградили им дорогу. Они выступили из темноты, будто призраки. Оба были низкорослыми, с длинными, как у горилл руками. Чёрные, словно ночь, одежды были на них и накидки из меха диких зверей свисали до колен. Лицо одного скрывала борода, другой был слишком молод что бы носить её. Глаза их сверкали как у пантер. Широко размахнувшись, безбородый бросил нож в эрлиоку, и тот, просвистев, буд. то птица, рассёк накидку у самой шеи её и высек из стены фонтан каменных брызг за её спиной. Асс не успела даже вскрикнуть, так быстро произошло всё это.
-- Прыгайте! -- крикнула Эйри, и легко, словно кабарга, вскочила на мраморные перила.
Мгновение --- и нырнула она в темноту, как в воду. Ожидая, что следующий нож вонзиться её в спину, Асс бросилась следом. Раздасованный промахом, гершай взревел, буд. то медведь, но спутник схватил его за руку.
-- Проклятия ада на них: это гетеры! -- прохрипел он. -- Пусть Аштиги карает бесстыжих, у нас другие дела. Упав с высоты в десять локтей, эрлиока так сильно ударилась о землю, что свет на мгновение померк в глазах её. Скатившись по откосу, попала она в заросли дикой айшранской розы --- кедмали, и острые, словно кинжалы, шипы в кровь изодрали всё её тело. Оглушённая падением, лежала она не в силах пошевелиться, однако когда нашла её Эйри, то произнесла эрлиока голосом, дрожащим от гнева:
-- Они едва не убили меня, Эйри! Ты видела это?
-- Видеть то я видела... Эйри помогла ей подняться на ноги. -- но что из того? Всё ваше ослиное упрямство: берётесь за дела мужчин.
-- О, боги! -- стон сорвался с губ эрлиоки; из глубоких порезов, что покрывали тело её стекала кровь. -- Что делать нам теперь?
-- Молиться! -- Эйри поморщившись выдернула шип, что впился ей в руку чуть выше локтя. -- К зале Ста колонн нам не пройти. Да если бы и прошли, --- что толку из того? Неустрашимых нет во дворце. А раз так, то кто поможет отцу вашему?
-- Не смей говорить такое! -- от гнева слёзы исчезли с глаз эрлиоки. -- Во дворце много слуг...
-- Но что сделают они против мечей гершаев?
Асс закусила губу.
-- Пусть Аштиги покарает тебя за эти слова! -- в гневе крикнула она. -- Я всё равно не смирюсь! Мы поднимемся на сторожевые башни и зажжём огни!
-- Если по дороге гершаи не перережут нам шеи! Посмотрите! -- Эйри показала рукой на верхнюю террасу. -- Видите, факелы и без того горят там; гершаи захватили башни!
-- Но рыцари! Есть ведь рыцари! Их слуги, оруженосцы!
Эйри покачала головой.
-- Я не знаю какие законы в Аурелии. Знаете ведь вы; барбифы, что живут на побережье, убивают женщин, когда вмешиваются те в дела мужчин. От куда знать нам, что сделают аурельцы?
-- Но не на что больше надеяться нам! -- Асс вновь полна была решимости. -- Где остановились они?
-- Возле храма Боала. -- ответила Эйри, сомнение всё еще звучало в её голосе.
-- Если идти берегом реки, то быстрее дойдём. -- добавила она. -- Но кедмаль растёт там повсюду.
-- Значит, мы поплывём! -- Асс взглянула на растерявшуюся служанку. -- Или разучилась ты плавать?
-- Но змеи, крокодилы....! -- в страхе вскричала Эйри.
-- Они не страшнее гершаев! -- ответила Асс.
Продравшись сквозь колючий кустарник, они спустились к глиняному берегу Хартаппи и увидели там вытащенные из воды лодки гершаев. Большие и круглые, словно мельничные жернова, они сплетены были из ивняка и обтянуты шкурами которые с внутренней стороны обмазывались смолой. Они были тяжелы и неуклюжи, но всё же это были лодки.
-- Сама Байя помогает нам! -- воскликнула радостно Асс.
Берег был пологим и скользким. Девушки с лёгкостью столкнули одну из лодок в воду и запрыгнули в неё даже не замочив ног. Течение подхватило и быстро понесло лодку к храму Боала, чей шпиль, даже в лунном свете сверкал так ярко, что слепил глаза. Вокруг было тихо и только факелы пылали на террасах дворца. Эрлиока вздохнула осторожно. Теперь лишь молиться оставалось ей, чтобы выстояли рыцари до того как придет к ним помощь.
7
Гершаи проникли во дворец неслышно, словно чёрные тени, и кровью отмечен был каждый их шаг. Не только Неустрашимые, но и все кто вставал на пути их падали на пол с перерезанным горлом; гершаи не ведали жалости. Рождённые в глухих джунглях, среди дикого зверья, они с детства учились одному лишь исскуству --- исскуству смерти, и владели им в совершенстве, бросая тяжёлые, бронзовые ножи быстрым и неуловимым для глаз движением руки. Оружием служили им так же, изогнутые как серп, мечи, булавы ребристые или с шипами, и топоры насаженные на короткие, самшитовые рукояти.
Пробегая быстро переходы галереи и ни где не задерживаясь на долго, окружили они зал Ста колонн, и ворвались в него неожиданно полчищем бешенных крыс. И праздник сменился кошмаром!
Неустрашимых в зале было не больше десятка. Ощетинившись копьями, отступили они к трону Хундурушума, оставляя гостей на волю судьбы. Доргмунд, увидев это, вскочил из-за стола и крикнул, обращаясь к эрлику:
-- Ты заплатишь за это, предатель!
Думал он, что сделано всё это лишь для того, что бы заманить рыцарей в ловушку, и от куда было знать ему, что жизнь самого эрлика плясала сейчас на острие золотого кинжала Суширы?
А гершаи рубили всех подряд. Кровь залили мозаичный пол, и предсмертные хрипы смешались с воплями ужаса. Танцовщицы метались меж перевёрнутых столов и падали под ударами тяжёлых мечей. Слуги, пытаясь спастись, бежали в темноту, но их настигали метательные ножи. Иные прятались под столами или среди колонн, но и там настигала их смерть. Спасения не было ни кому. Безоружные люди умирали, буд. то скот под ножом мясника, безо всякой славы.
Но рыцари Аурелии не желали быть овцами на закланье. Растерявшись в начале, они быстро опомнились, и пусть одни из них пали уже под острой бронзой гершаев, а другие были ранены и искалечены, но остальные решили за жизнь свою запросить подороже. Перевернув столы, они укрылись за ними от мечей и топоров, и даже метательные ножи, впивавшиеся со стуком в прочное кедровое дерево были не страшны им теперь. Ударами кулаков рыцари разбивали тяжёлые лавки на доски, отламывали ножки у кресел и стульев и всё это становилось оружием в их руках. Они поднимали с пола алебастровые светильники, срывали факелы с колонн или же просто бросались на гершаев в надежде отнять оружие у них. Отпор был таким дерзким и решительным, что убийцы опешили. Сушира обещал им лёгкую победу. Писал он, что найдут они здесь лишь толпу изнеженных и дрожащих от страха вельмож, которые будут молить о пощаде. Перерезать им глотки и скрыться в джунглях до прихода Неустрашимых --- вот на что рассчитывали гершаи. А вместо этого воины презирающие смерть встретили их, и теперь простая резня превращалась в кровавую битву.
Рыцари встали в центре зала огромным кругом, бок о бок и спиною к спине, и ясно было, что на милость они не надеются. И потому, замешкавшись на мгновение, гершаи набросились на них словно стая волков, завывая и размахивая своими страшными булавами. Казалось пол вздрогнул и колонны зашатались от взметнувшихся к небу воплей. Бронза с хрустом врубалась в дерево, и, словно орехи, лопались черепа под ударами дубин. Яростные крики заглушали стоны. Кровь лилась потоками. и раненных, что упали на пол, затаптывали ногами. Ни кто и не думал о пощаде. Рыцари гибли один за другим. но и гершаи падали под их ударами. Уже десятки трупов плавали в лужах крови, уставившись в небо застывшими глазами.
-- Теснее ряды! -- ревел Доргмунд.
В руках его уже был топор, отобранный у убитого им гершая, а тело покрывало множество ран.
-- Король будет доволен нами! -- кричал он, сокрушая подступавших к нему дикарей. -- О-хо-хо! Пусть шакалы читают молитвы!
И рыцари сражались с яростью львов. Но как не отважны были они, устоять с дубинами против мечей было не просто. Всё меньше оставалось рыцарей, и всё чаще гремел победный рёв гершаев. Казалось даже боги отвернулись от посланцев Аурелии. И вдруг в тот миг, когда не на что было надеяться, ветер принёс вдруг странный звук, буд. то тигр порычал в тростниковых зарослях.
Гершаи вздрогнули. Им не был знаком этот звуки и потому испугал их. А рыцари напротив, услышав его, воспряли духом, ибо был то боевой рыцарский рог!
-- Трепещите, псы! -- крикнули гершаям рыцари. -- Это смерть идёт за вами!
Тяжёлый гул, буд. то грозный прибой морской, накатывался издали, и земля задрожала от топота конских копыт: то оруженосцы спешили на помощь. Они ворвались в зал Ста колонн подобно свирепым ангелам смерти и ярости их не было предела! Закованные с ног до головы в броню, с клинками из аурельской стали в руках, они набросились на гершаев и принялись рубить их, буд. то сухой валежник в лесу; со всего размаха и не останавливаясь ни на миг. Гершаи пробовали противостоять им, но когда вслед за оруженосцами появились Неустрашимые, которых вёл Сардткхур-вей, они заметались в поисках спасения. Но смерть была повсюду: от рыцарских ли мечей или от копий Неустрашимых. И тогда гершаи стали падать на пол, закрывая головы руками. Лишь немногие из них пытались сражаться, но Неустрашимые быстро покончили с ними. Весь зал был залит кровью и завален трупами. С ужасом смотрел Хундурушум на это побоище.
-- Великие боги! -- шептал он. -- Кто сотворил это? Кто привёл убийц?
Перешагивая через трупы, подошёл к нему Сардткхур-вей. Котурны, кнемиды, опоясания его --- всё забрызгано было кровью, а меч, который держал он в руке, был залит ею по самую рукоять. В глазах его плясало ещё безумие битвы.
-- Проклятия небесам! -- рычал он свирепо.
Широким движением он вытер клинок о край плаща и швырнул оружие в ножны.
-- Нас хотели провести, буд. то сопливых мальчишек, -- сказал он, упираясь кулаками в бёдра. -- Но, хвала Байи, мы успели вовремя!
Хундурушум взглянул на него.
-- Как понимать слова твои? -- спросил он.
-- Бунт черни всего лишь хитрая уловка. -- ответил луголь. -- Удар нацелен был сюда! -- он указал рукою на трон. -- Прямо в сердце Айшрана!
-- Знаешь ли имя ты того, кто решился на это вероломство? -- сдвигая брови, спросил Хундурушум.
Сардткхур-вей поднял голову и ненависть вспыхнула в его глазах.
-- Сушира! -- произнес он так, словно выплюнул из себя это имя.
Хундурушум вздрогнул.
-- Просто говоришь ты это или доказать сможешь? -- опять спросил он луголя.
Не отвечая, тот обернулся и приказал взмахом руки что бы подвели к нему человека руки которого были связаны за спиною ремнями. То был Гахур. Испуганное лицо его было залито кровью, а тело покрыто ссадинами и кровоподтёками.
-- Вот пёс, который вёл дравидов на дворец и подстрекал их убить посланников Аурелии. -- сказал луголь. -- Я приказал, что бы живым взяли его, а когда рассказал он мне кто и зачем послал его в Нижний город, то поспешил я с воинами сюда и вовремя успел.
Он повернулся к Гахуру и навис над ним словно грозный бог судьбы --- Хатхисах.
-- Говори, скорпион! -- прогремел его голос. -- Говори, и может сиятельный эрлик пощадит твою жалкую жизнь.
Гахур рухнул на колени.
-- Клянусь сребристыми косами Байи, я не виновен! -- завопил он. -- Это Сушира послал меня! Разве мог я ослушаться? Ведь я только раб! Я только раб! -- повторил он, и слёзы смешиваясь с кровью потекли по лицу его.
-- Дальше говори! -- приказал Сардткхур-вей.
Гахур открыл рот, но ни слова вымолвить не успел; золотой кинжал, сверкнув в воздухе подобно молнии, вонзился вдруг ему в грудь. Все онемели от изумления. И в тот же миг, выскочив из-за трона, метнулась вдоль колонн чёрная тень. Буд то камень, брошенный пращой, устремилась она к выходу, сбивая с ног всех тех, кто стоял на пути её и растаяла в чёрном бархате ночи, словно призрак. Взревев от ярости, Сардткхур-вей ринулся следом за нею, вырывая на ходу меч из ножен.
-- Убейте его! -- кричал он. -- Это Сушира! Всё время был он здесь! Проклятия небесам! Убейте его!
Дворец был полон Неустрашимых. На всех лестницах, террасах и галереях, на тропинках парка, у фонтанов и гротов, на башнях и крепостных стенах --- повсюду стояла стража, но ни кто не видел Суширы. Все ворота были закрыты, мосты, что вели через Хартаппи --- подняты, однако жрец словно растаял в воздухе. Сардткхур-вей неийствовал. Он приказал обыскать весь город, и сам во главе большого отряда отправился в храм Хусса. Хундурушум не препятствовал ему, понимая однако, что Суширы в городе уже не найти.