Нью-Йорк, "большое яблоко", простирался пред Ним как на ладони. Злой ледяной, пронизывающий ветер, доносящий до Него звуки большого города, шум дождя, крики птиц, заползал под куртку, своими щупальцами доставая до обнаженной кожи, заставлял ёжиться и проклинать Бога. Но Ему было не до этого...
...пустота Его души не могла быть заполнена, и пустым сосудом ощущал себя Он. Все те беды, что Он пережил, не шли ни в какое сравнение с тем осознанием себя как полное ничтожество, как недостаток сего мира, которое чертом скребло Его изнутри. Недостойным жизни тараканом Он чувствовал себя, просыпаясь каждым утром в своей грязной постели. Он чувствовал необходимость покончить с этим раз и навсегда. Каждое мгновение доставляло Ему лишь боль...
Куртка давно намокла, и ботинки мерзко захлюпали по небольшим лужам на крыше, когда, подойдя к краю, Он наклонился и посмотрел вниз... разноцветными муравьями люди в спешке сновали туда и сюда, а маленькие коробочки машин мельтешили по середине зеркальной от воды дороги. Никто не видел Его, стоящего над ними, никто не закричал - все они, опустив взгляд на землю, шли по своим делам. Но было уже достаточно безлюдно, и никто не пострадает. А ведь прошло слишком много времени...
Внезапная молния яркой вспышкой осветила весь город, не про пустив и шагающую вперед, с крыши, мрачную мужскую фигуру...