Пустота. Безграничную мглу пытается разорвать нежное, и, в то же время, обжигающее, пламя свечи. Она даже не горит, находясь в покое, и отрешенная от чего-либо. Замороженное пламя, мазок кисти рукой художника, стоп-кадр. Как часто в нас возникает желание остановить время, но никогда оно не приближалось так близко. За окном монотонный шум мотора, изредка выкрикиваемые выражение владельца, которые изобилуют вложенным смыслом. Близлежащий рынок просто извергает массу шума, который является просто отходами нашего времени. Но ни свист ветра, ни колыхание больной одинокой березки, ни какие-либо другие звуки и эмоции не могли проникнуть в одинокую комнату, наполненную мертвой тишиной. За дверью раздается нежное постукивание каблуков, где-то, еле слышно, раздражительно стрекочет телефон, и хрип соседа, выдыхающего табачный дым. Но и тут всё резко обрывается, как за невидимой перегородкой, не допускающей ничего в свои объятия. А свеча всё пытается осветить данные её просторы, как звезда, раскрывающая бесконечность. Приоткрытая дверь шкафа кажется мрачной пастью, но на самом деле создает ощущение прохода в иной мир, приглашает заглянуть в другую реальность. Закрашенные стены создают ощущение больничной палаты, одиноко стоящая кушетка, добавляет в картину еще больше безнадежности и одиночества.
Лишь рядом со столом происходит какое-то движение. Неразличимое, не обладающее формой и смыслом. Бешеная толпа кадров, звуков, эмоций, воспоминаний и предсказаний, сливающиеся в импульсивном круговороте памяти. Где-то здесь. Но оно тоже ограничено, и не вырывается за определенные рамки сознания. Даже на лице человека, в голове которого творился этот сумбур, не отражалось, должным образом ничего. Оказывается, в этой тишине еще есть кто-то. Впалые глаза выражали ту самую пустоту, которая царила в комнате. Ни одна мышца на теле не приводилась в движение. Лишь пульсирующие, выпуклые от напряжения, вены, давали хоть какое-то представление о жизни.
Лист бумаги, лежащей на столе, был совершенно чист. Перо, застывшее в обездвиженной руке поэта даже не пыталось сделать малейшего движения. Одно было ясно - то, что здесь будет написано, является самым ценным и последним для автора. Но лист был пуст. Он был заполнен самым важным на данный момент - ничем. Мелькание воспоминаний прекратилось, и теперь здесь не было ничего. Автор уходил в новое, неразведанное, но изменчивое и подстраиваемое, а может просто в никуда. Уже застывшая кровь, стекшая с рук на лист бумаги, как будто ставила печать важности на этот документ...