Кто сказал, что весна – время любви? Шизующие меланхолики, видящие фаллический смысл в истекающих талой водой сосульках, свисающих с карнизов и готовых в любой момент превратить шизующего меланхолика в меланхолика мертвого? Или прыщавые девчушки, изводящие в пылу половой зрелости тонны тетрадок на гормонально-сексуальные вирши?
Бурые лужи, смачно присасывающаяся к ботинкам грязь и забрызганные оной штанины мужских брюк никогда не вызывали во мне ни похоти, ни чувств, чем-либо подобным романтическим. Весна асексуальна. Как пресловутое начало прыщавой половой зрелости.
Когда столбик термометра поднимается до отметки плюс двадцать пять и выше, когда запах разогретой листвы и теплой земли удушливо щекочет ноздри, а утреннее одевание занимает минимальное количество времени в связи с минимальным количеством предметов туалета – это и есть сезон. Охоты на любовь. Или, проще говоря, сезон секса.
Как безумно доступны тела в это время! Два слоя тонкой ткани отделяют мое тело от тела мужчины, сидящего напротив в маршрутке. Он тоже чувствует это, и отводит глаза, как и я, якобы для того, чтобы убедиться, что не проехал свою остановку. Или процессуальный противник в зале суда, наблюдающий через мое плечо за составлением мирового соглашения, и не усваивающий условия этого соглашения, потому что его интересует только перламутровая пудра в вырезе моей блузки.
А женщины, боже мой, женщины! Я не говорю о впалых животах, украшенных бижутерией, выглядывающих из узких джинсов на тощих задницах. Или турецких стрингах, обшитых разлохмаченными кружевами, выглядывающих из тех же джинсов, но уже сзади. Я говорю о женщинах – спелых плодах, облаченных в льняные сарафаны и белые короткие брючки, с наспех сколотыми на затылке волосами и припухлыми губами. У них есть животики и грудь, у них округлые нежные бедра, они пышут сексуальностью и вызывают желание впиться в них ртом, как в спелую мягкую грушу. Летом они – богини. И летом я начинаю сильно сомневаться в своей гетеросексуальности.
За ночь постель разогревается настолько, что становится похожа на раскаленную сковородку. И под утро я извиваюсь на ней, обжариваясь в кипящем масле простыней. Кто придумал термин «восьмичасовая эрекция»? Почему-то у Женьки она шести-, а иногда и пятичасовая. И остаток ночи, то самое сладко-сонное раннее утро, прерывается сексом, больше напоминающим по ощущениям эротический сон.
Но летняя жажда ненасытна.
К полудню возбуждение нарастает и с ним просто невозможно бороться. И я звоню Лешке, которому еще на прошлой неделе обещала свидание.
К двум пятнадцати я подхожу в подъезду облюбованной нами квартирки. Лешка сидит на не особо опрятного вида скамейке в сливочного цвета брюках. На мне брюки точно такого же цвета, поэтому я с недоверием провожу пальцем по деревянной поверхности. Так и есть – палец покрывается тонким слоем серой грязи. А Лешка, оказывается, сидит на кем-то предусмотрительно положенной на скамейку бумажке и со смехом предлагает мне свое место. Я отказываюсь. Лешка допивает кефир из тетрапака, и бросает пакет в мусорку, вмурованную в землю возле скамейки. На часах два десять. Где-то в районе солнечного сплетения у меня настойчиво формируется желание стянуть с него эти сливочные штаны и устроить безобразие прямо на грязной скамейке. Желание абсолютно безумное, оно щекочет меня изнутри, я практически на грани этой хулиганской выходки. Но здравый смысл, естественно, побеждает, и я даже не говорю о своих фантазиях Лешке, хотя он был бы в несомненном восторге и с удовольствием бы ее, эту фантазию, посмаковал.
Мы ныряем в наполненный тополиным пухом подъезд и скрываемся на два часа за металлической дверью квартиры.
Одурманенное за день тело приходит в себя только после того, как с него снимается ставшее второй кожей белье, и смываются пыль и нескромные взгляды. Душ непременно заканчивается ледяной струей, покрывающей меня гусиной кожей. Из распахнутой двери балкона веет неким подобием ночной прохлады, и это создает почти комфортную температуру в комнате. Обнаженное тело впитывает в себя запах летней ночи, как губка. К черту халаты, белье и идиотские ночные рубашки и пижамы! Простыни еще не успели нагреться, я падаю на них, раскидываю руки и блаженно улыбаюсь. Блаженство непродолжительно – простыни застилаются в расчете на двух человек и этот второй человек вот-вот выйдет из душа, выгонит меня на край дивана, сам уляжется к стенке и включит пятидесятый канал для взрослых, привычно, по-хозяйски, пристроив свою правую руку под мою голову, а левую – на мою грудь. Смотреть сейчас порно – все равно, что пить в июльский полдень обжигающий чай с коньяком. Поэтому канал «Два икс эль» пользуется вниманием не более пяти минут. И без того возбужденные, мы скидываем с дивана подушки и покрывало и бросаемся во все тяжкие.
Сезон секса продолжается.