Чем отличаются вещи от хлама?
Я думаю, что вещи - хоть иногда, - но всё же пускают в дело, употребляют, используют, а хлам почему-то прячут на антресоль. Хоронят! Потом какой-нибудь «кладоискатель», новый хозяин квартиры, вроде меня, начнёт разбираться.
Вот ржавая электроплитка с одним диском (второй исчез, вместо него – дыра), – на помойку!
Рулон заскорузлых обоев, - выбросить!
Женские сапоги со стёсанными каблуками и сломанными молниями, сумки с оторванными ручками, – на помойку, хлам, на помойку!
Ещё коробка из-под обуви, перевязанная бечёвкой (под верёвочным перекрестием листок в клеточку и на нём надпись: «память»). Кто начеркал коричневым грифелем аккуратные буковки и когда? В коробке свёрток - какие-то вязаные лохмотья из красной шерсти, - всё изъедено молью. Чья память? Кому память?
Захаживаю в конторки по ремонту одежды.
- Реставрируете?
- Нет.
- Реставрируете?
Старуха в чёрном штапельном халате взглянула безучастно, - глаза за стеклянными линзами, точно далёкие мёртвые планеты, - сняла очки и, сунув к глазам свёрток, стала разворачивать, осматривать, шевелить губами, будто втягивая время…
- Очень большие потери, - пробормотала, - зайдите через неделю.
Не зашёл, не сумел, явился спустя месяц - наткнулся глазами на вывеску: «Нотариальная контора», - ателье переехало, а куда - никто не знает.
Вернулся домой злой, усталый, плюхнулся на кровать и тут же заснул. Во сне вспомнил про старые лыжи на балконе и подумал, что уж очень давно не катался.
И черканул лыжами по первому снегу, скользнул вдоль берёз, а когда потянул след по полю, - вдруг оглянулся на прошлое, на бесконечный набег дней, вышел памятью из грустного сражения за умирающую мать, которое вёл ещё недавно, и, словно очнувшись, вспомнил детство - лето, деревню, луг, светлый вечер, знакомство с деревенскими мальчишками…
Уже давно пора спать, но нас не окликают, и мы сидим на траве, устроившись в кружок (наверное, хвастаемся друг перед другом или рассказываем страшные истории), - а в белых прозрачных сумерках выписывают загогулины майские жуки.